Дневник девочки. Биографические очерки о трех поколениях одной семьи
Қосымшада ыңғайлырақҚосымшаны жүктеуге арналған QRRuStore · Samsung Galaxy Store
Huawei AppGallery · Xiaomi GetApps

автордың кітабын онлайн тегін оқу  Дневник девочки. Биографические очерки о трех поколениях одной семьи

Светлана Семенова

Дневник девочки

Биографические очерки о трех поколениях одной семьи






18+

Оглавление

Светлана Семенова


Дневник девочки

1971—1972 годы

Биографические очерки о трех поколениях одной семьи


Автор благодарит писателей за помощь советами при создании и редактировании текстов ряда очерков: Кайсарову Людмилу Ивановну, Евсеева Бориса Тимофеевича, Ахметову Маргариту Алексеевну и членов Клуба выпускников ИЖЛТ — Институт журналистики и литературного творчества

РЕБЕНОК В ШОКОЛАДЕ

19 августа 1971 года
Четверг. В Уфе +29° С, без осадков. 12 часов дня. Сегодня мой день рождения, исполнилось 11 лет и через 11 дней я иду в пятый класс. Гости явятся в субботу. Наверное, опять шоколада нанесут, цветов, что поставить будет некуда. Если кому-то говорю, что не люблю шоколад и цветы, то не верят! Моя мама Ираида Михайловна, учительница биологии, разводит цветы, возится с утра до вечера.

Фи! Опять соседи магнитофон завели, гоняют целыми днями одну и ту же катушку. Песни, хоть и новые, но из-за соседей уже набили оскомину: «Надежда — мой компас земной, а удача — награда за смелость»; «Люди встречаются, женятся»; «Червона рута»; «А эта свадьба, свадьба».

О! Надо не забыть, что 28 августа в 22.35 будет по телику Одиннадцатый международный фестиваль эстрадной песни в Сопоте; передача из Польши в записи.

Если бы у меня был магнитофон или проигрыватель нормальный, то завела бы сейчас музыку из новых фильмов: «Джентльмены удачи» — зимой смотрели в кинотеатре, а в июне — «12 стульев» с актёром Гогиашвили и комиками Пуговкиным, Филипповым. У нас есть очень старая радиола, но мы ее редко заводим.

Сегодня мне лучше подходит песенка крокодила Гены из нового мультика «Чебурашка»:

«К сожаленью, день рожденья

Только раз в году…»

Мама подарила мне книжку моего любимого Андерсена «Сказки». Наверное, никогда не перестану любить сказки. Мой папа, Юрий Константинович, подарил альбом для марок, несколько марок и значков, чтобы я коллекционировала.

Мама ухмыльнулась:

— Посмотрим-посмотрим, заинтересуется ли дочь? Будешь собирать сам. В детстве не наигрался…

Папа работает художником-оформителем.

Как всегда, он купит для гостей вкусную вещь — огромный, килограммов на 10, арбуз! Он вкуснее и дешевле шоколада: арбуз стоит 15 копеек за кг, а шоколадные конфеты за кг: «Белочка» — 3 рубля 40 копеек, «Кара-Кум» — 4 руб; «Трюфель» — 10 руб; конфеты в коробках — от 1 рубля 90 копеек до 8 рублей, коробка зефира в шоколаде — 1 рубль 15 коп, но попробуй купить её без блата!

Говорят, вкусный торт — «Птичье молоко» за 6 рублей 40 копеек, но достать его можно только по большому-большому блату. Из магазинных тортов мне нравится только «Прага», и совсем не люблю бисквитные со сливочным кремом типа «Подарочный» за 2 рубля 20 копеек, «Сказку» за 2 рубля 60 копеек, «Янтарь» — 2 рубля 39 копеек, «Рубин» или вроде песочного с повидлом и кремом «Ландыш».

Чем покупать одну шоколадку «Алёнка» за 80 копеек, лучше на эти деньги взять полкило халвы подсолнечной или мармелад, а лучше всего — две пол-литровые бутылки топленого молока или две бутылки ряженки, или за 1 рубль килограмм фиников.

Что мне нравится кушать? Люблю арбуз с серым хлебом, а с чёрным хлебом и сливочным маслом — солёную селёдку или копченую рыбу. Вкуснятина! Пальчики оближешь! Ещё обожаю жареные семечки и гематоген в плитке по 10 коп. Только из-за них папа ругает меня:

— Мой сладкий, кисло-сладкий, всё это — не еда для ребёнка!

Зато сам любит смотреть, как я уплетаю за обе щёки ряженку или топлёное молоко. С удовольствием могу выпить соки с мякотью, которые продаются в трехлитровых банках, и квас, который продают из бочек на улице.

Уф! Опять мой пёсик Вилька гавкает на кого-то с балкона. Моих команд он не слушает, выманить с балкона можно только чем-то вкусненьким. Эх, он — хитрюга!

Говорят, собаки похожи на своих хозяев. А мой пёс пошёл не в меня — любит сладости, сахар. Я бы отдала ему все свои порции сладкого, но ведь не объяснишь же собаке, что от них может заболеть.

Ах, как вкусно пахнет из кухни! Это сегодня мама напекла, как всегда, коржей для трех тортов «Наполеон», намазала заварным кремом, чтоб пропитались. Есть будем в субботу с гостями. А сегодня я облизала ковшик с остатками крема. Ням-ням!

Этот торт — старинный, делали в маминой семье даже при царе. А ещё на праздники в маминой семье едят окорок, запечённого поросёнка, курник с мягкими, как говорит мама, «сахарными» косточками, а также сладкие смородиновый манный мусс и ягодные морсы. Семья мамы жила и живет, как говорит мама, на Тамбовщине — это Средняя полоса России. Мама с ее родителями начала жить в Уфе с восьми лет и стала на праздники есть уфимскую еду: холодец из свиных ножек, пироги с разными начинками, пельмени, голубцы. Мама их делает очень редко и невкусно. И сегодня заявила нам:

— Не хочу возиться с пирогами, пельменями, голубцами. На светин день рождения приготовлю свиной гуляш с картошкой. Сытно, и быстрее варится.

Мой папа Юрий начал жить в Уфе, когда был уже взрослым, он старше моей мамы на три года. Семья его — тоже русская, при царе жила в Западной Белоруссии, сейчас живёт в Курске. Они до сих пор пекут на праздники не пироги, а булочки, кексы, печенья и штрудель с яблоками, а также варят студень из мяса или рыбы. Студень немного отличается от уфимского холодца. Эти блюда моя мама никогда не делает.

Зато и в маминой семье, и в папиной, и во многих уфимских домах одинаково квасят капусту, огурцы, помидоры, добавляют их в щи, борщ и рассольник, едят рыбу и солёную, и маринованную, и копченую, пекут блины и оладьи.


Года три назад мы и в гости-то никого не звали, да и посуды не было для гостей. Вот неловко-то было, когда на мамин день рождения 29 мая без предупреждения её ученики пришли с тортом, а ни тарелок, ни чашек не хватило на всех. Ужас! Один из учеников так удивился, что рассказал своей маме, которая работает каким-то начальником в торговле. Потом моя мама пошла к ней и купила недорогие тарелки: белые с золотой каёмкой, но не первого сорта — одни неровные, другие — с маленькими пятнышками. Нам не помешали бы ещё и чайный сервиз, и хорошие вилки, ножи, ложки. Недавно маме подарили хрустальный салатник. Я рада, но зато теперь ключ от квартиры родители оставляют для меня у соседей, а раньше, как многие делают, прятали под половиком у двери или над дверью на полочке.

Между прочим, мама рассказала в учительской, что ученики приходят к ней домой, а учителя ее упрекнули:

— Хотите, Ираида Михайловна, завоевать дешёвый авторитет?!

Хм! А разве хочется идти в дом к учительнице, которая не нравится?! Что-то здесь не так…

Сейчас слышу, как во дворе дети раскричались:

— Кондалы!

— Скованы!

— Раскуйтесь!

— Кем?

Хм! Вместо слова «кандалы», всегда кричат несуществующее слово «кондалы» с буквой «о», на которую делают ударение.

Бежать мне или не бежать поиграть в эти «кóндалы»? Если бежать, то не в домашнем же халате. Да и пора всё равно одеваться, ведь почти через час мама поведёт меня и подружек в парк отмечать мой день рождения.

В субботу в гости придёт мамина родня Дороховы: дедуля, бабуля, младшие сестры мамы, брат с женой и сынишкой. Они все вместе живут в большой квартире в Черниковке — это район на севере Уфы. Мы на все праздники ходим к ним.

— А вот и Конфета! Теперь чай будем пить с Конфетой. Ждали Свету-Конфету, — этими словами встречают меня дедуля Миша с бабулей Женей на пороге квартиры, когда прихожу к ним.

Однажды, в 1967 году, когда мне было лет шесть с половиной, перед моим приходом девочка-соседка зашла к ним, чтобы посидеть пару часиков, пока её родители делами занимаются. Она услыхала, как меня встречают и говорят что-то про конфету. Потом всех приглашают к столу.

Люблю не сам чай, а чаепитие: звон посуды, запахи, разговоры. Расставляются стаканы в латунных подстаканниках с видом Московского Кремля, хлебница, маслёнка, сахарница для комкового сахара. Туда дедуля складывает мелкие кусочки, которые откалывает специальными щипчиками. Всегда пьёт вприкуску. Бабуля выкладывает из трехлитровой банки яблочное варенье в стеклянную вазочку. Она его летом сварила, а ещё — из крыжовника, малины, черной и красной смородины.

Загорается голубой фитилёк газовой колонки, шипит. Закипает на чугунной плите зелёный эмалированный чайник. Запахло чаем из фарфорового заварника; покупают чёрный байховый. В мой стакан наливают заварку, разбавляют кипятком. Касаюсь, обжигаюсь и слышу голос этой девочки:

— А где конфета? Вы сказали — будем пить чай с конфетой!?

— Ну да, мы и пьем с Конфетой, вот она рядом. Мы и сказали — будем пить со Светой-конфетой, специально ее ждали к чаю. Всегда с ней пьем, так вкуснее, — поясняет дедуля и улыбается.

Девочка шутку понимает, но губки надувает.

— Конфеты мы редко покупаем, потому что там много вредной эссенции, портит зубы, — успокаивает девочку бабуля.

Девочка и я смотрим друг на друга. Мне тоже не до смеха, ведь я в первый раз вижу человека, который расстраивается из-за каких-то там конфет.

Я знала, что сегодня их не будет, будут — на праздники. Купят дорогие, где нет эссенции, а есть много настоящего полезного шоколада, к которому я равнодушна.

Я хоть и Света-конфета, но не из-за любви к сладкому. В детстве меня заставляли есть мороженое, шоколад. Мама положит мне в рот кусочек да просит:

— Проглоти, пожалуйста.

Я-то была послушной, но шоколад был отвратительным, таял во рту и сам собою вытекал.

— Ну что это за ребёнок такой! Закормлен сладостями с пелёнок! — ругалась мама, вытирая мои липкие губы и подбородок.

Бывало, знакомые угостят, приговаривая:

— Ой! Какая девочка! Держи конфетку!

А я и держу, и держу, а она растекается по ладони, не стряхивается, капает на платье. А мама вновь удивляется:

— Где только грязь находишь?!

Правда, сладкое не портило мне жизнь в детском саду. Там, случалось, ребята ссорились, а я — нет. Просто со мной не хотели портить отношения. Почему? Сейчас расскажу.

Когда я ходила в садик, воспитательница Зоя Ефремовна постоянно жаловалась моим родителям, что я плохо ем, даже отказываюсь от сладкого, выпечки.

Зато дети с удовольствием съедали мою порцию. Иногда возникало соревнование — кто вперёд успеет договориться со мной. Я не отдавала запеканки — творожную, яичную, суп из сушёных грибов с перловкой, суп фасолевый, капусту, гречневую кашу с молоком, фрукты. К сожалению, ими кормили не каждый день.

Во время обеда кто-нибудь спрашивает, например:

— Всё равно ватрушку есть не будешь, можно возьму?

— Бери, но без кофе, буду сама.

На самом деле это был чуть-чуть сладкий кофейный напиток из корня цикория с молоком. Сижу за столом, болтаю ногами и, причмокивая, медленно-медленно попиваю «кофе» из гладкой чашки. То ставлю ее на блюдце, то опять потягиваю — растягиваю удовольствие, любуясь белой без рисунка чашкой — очень хороша, потому что, как сказал бы папа:

— Классика!

Она из большого столового сервиза, который аккуратно расставлен в светлом шкафу-буфете. Он стоит в зале нашей группы. Дома у нас таких чашек нет, есть только менее красивые кружки.

Зоя Ефремовна жалела меня как вечно голодного ребёнка, хотела накормить хоть чем-нибудь. Однажды, когда во дворе я с детьми играла в прятки, она позвала:

— Света, идём!

Мы с ней спрятались за перилами веранды, присели на корточки. Вдруг она достает из своего кармана две большие шоколадки в необычных обертках.

— Давай попробуем! Одна родительница подарила, привезла из Москвы. Когда-нибудь видела такие? Я — в первый раз, — шепчет она и разворачивает плитку тёмного шоколада с орехами, потом — светлого.

Отрицательно мотаю головой. Но все же хочется попробовать диковинку, и я соглашаюсь взять кусочки. Когда они оказываются во рту, то понимаю, что такие же противные, как и знакомые шоколадки. Какая бяка!

— Вкуснятина! А тебе вкусно? — спрашивает воспитательница.

Обожаю Зою Ефремовну и не могу огорчить, поэтому киваю головой. Во рту шоколад тает, с большим трудом глотаю, только вот коричневая слюна все равно течёт с подбородка на моё светлое платье. В эту минуту нас и обнаруживают. По пятнам на моей груди дети догадываются, хотят спросить, но слышат голос моей мамы:

— Батюшки мои! Снова в чём-то перепачкалась! Как теперь домой пойдём? Что люди подумают? Мама — учительница, а дочь — грязнуля!?

У ГОРСОВЕТА

Сейчас 9 часов вечера. Гости придут в субботу, а с подружками из дома мой день рождения я уже отпраздновала сегодня после обеда. С мамой и тремя девочками из нашего дома мы гуляли в парке имени поэта Мажита Гафури, в двух шагах от дома, где живем.

С нами по аллеям парка бежал на поводке мой пёсик Вилька с важным видом, вилял хвостиком-крючком. Ох, какой потешный мурзик! Правда, и позора-то с ним сколько было! Кошмар! Как всегда, и в этот раз с лаем бросался на прохожих, которые ему чем-то не нравились. Кто-то из них возмущался. Я пыталась его утихомирить, тогда, похоже, специально мне назло он выпендривался — лаял еще громче, рычал, мол:

— Смотрите-смотрите! Какой я злой пёс, всех порву! Держите меня семеро!

Стыдуха! Мне приходилось садиться на корточки, обнимать его всем телом, чтобы ничего не видел вокруг, и тискать. Это помогало. Ха! Его-то успокаивало, зато меня-то разбирал сильный смех — аж не могла на ноги встать.

Коричневый хвостик вилял между моих ног, а из-под моей подмышки торчала довольная коричневая мордашка.

— Хохотушка какая! Света, ну-ка не смейся! Что люди подумают? — говорила мама и сама еле сдерживалась от смеха.

Я начинала по правде представлять, что подумают люди, и от этого становилось ещё смешнее. Ой, от смеха чуть не лопнула!

А подружки-то, подружки просто ухохатывались. Вот, хохма-то была! Прям, умора!

Когда мы катались на каруселях, качелях-лодочках, мама сторожила Вильку. Затем мы смотрели, как люди перевертываются вниз головой на «Мертвой петле», играют в большой теннис.

Сегодня на танцплощадке пусто. По выходным вечером бывают танцы, а днем играет духовой оркестр. Когда ещё не было каменного здания цирка, то на этом месте устраивали цирк-шапито для гастролей циркачей.

Наш парк — это настоящий древний лес, поэтому всегда тенёк. Клумбы с цветами сделаны только у входа рядом с кинотеатром имени Юрия Гагарина.

Мама всем подружкам покупала билеты по 5 копеек, лимонад в бумажных стаканчиках по 3 копейки и в вафельных стаканчиках — мороженое-пломбир по 20 копеек. Я выбрала фруктовое на палочке за 7 копеек. Хорошо отпраздновали!

Ой! Забыла написать, что мы катались ещё на «Чёртовом колесе». На верхотуре так страшно! Зато хорошо виден весь наш район у Горсовета: крыша нашего пятиэтажного дома, сам Горсовет, крыша магазина продуктового «Прогресс», крыша детского магазина «Буратино», кинотеатр имени Юрия Гагарина, серебряный купол планетария и за ними — парк Гафури, в другой стороне — новые цирк и кинотеатр «Искра». Когда этого цирка не было, то летом на танцплощадке возводили цирк-шапито.

С каждым годом в нашем районе становится больше домов, магазинов. Седьмой год, с 1964 года, живем здесь, помню, что между Горсоветом и планетарием раньше был пустырь, а за планетарием еще до сих пор есть холмики от старого сельского кладбища. Сегодня на месте этого пустыря площадь имени Ленина, где в 1967 году в центре поставили высокий памятник Ленину с клумбами и рядом — девятиэтажную гостиницу «Россия» с курантами на башенке и рестораном в одноэтажном выступе. В просторном фойе гостиницы есть лифт, телефон-автомат — звонок за 2 копейки, почта, сберкасса, авиакасса, парикмахерская, где делают модельные стрижки, и лавка «Сувениры», где я люблю разглядывать всякие вещички.

Вход в это фойе отрыт для всех желающих. За порядком следит швейцар. Мраморные и паркетные полы покрыты бордовыми ковровыми дорожками. Есть комнатные растения, а на улице перед входом — клумбы. Весенний газон из тюльпанов сменяют в середине лета на «мавританский» — из синих васильков и красных маков, а в конце лета — из георгинов, петуньи, ромашек, левкоев.

Ещё от гостиницы до нашего дома построили четыре кирпичных пятиэтажки по 5 подъездов. На каждом доме сделана из бетона большая цветная картинка. На каждой есть рисунок и четыре слова из песни «Солнечный круг»: «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо, пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я». Эти дома кооперативные, в них однокомнатная квартира стоит 3—3,5 тысячи рублей. Там поселились, вроде, обычные люди с обычной зарплатой 65—130 рублей, правда, хорошие рабочие, передовики производства, могут получать и до 300 рублей. Это у министров, полковников от 600 до 800 рублей в месяц, начальников, крупных инженеров, военных — по 300—400 рублей. Надо сказать, что и обычные люди могут заработать большие деньги на севере.

Мама, учительница с 20-летним педстажем, имеет зарплату 120 рублей.

С «Чертова колеса» чуть-чуть видна крыша моего садика №182. Когда я туда ходила в 1964—1967 годы, его новое здание было хорошо видно с дороги проспекта Октября, которая проходит у Горсовета. Сегодня садик загораживают магазин «Новинка» с одеждой и галантереей, а также пятиэтажки, на их первых этажах разные службы быта: ателье «Лира» по ремонту ламповый радиоприёмников и телевизоров; сберкасса; парикмахерская и швейное ателье под одним названием «Весна».

Во дворе в длинной пятиэтажке на первом этаже разместили зубную поликлинику, химчистку, прачечную и районную библиотеку с читальным залом. В другой пятиэтажке — овощной магазин «Урожай» и булочная с кафетерием.

Родители дают мне деньги, чтобы я перекусывала там по пути в музыкальную школу, куда хожу два раза в неделю. Между уроками в школе и музыкалкой я не успеваю пообедать дома. Родители боятся, что похудею, и пилят, и пилят:

— Посмотри на себя! Вон, худышка какая! Аж синюшная вся! Не будешь есть — будешь болеть!

В кафетерии покупаю бутерброды с варёной колбасой по 10 копеек. Если их нет, то прошу сочник с творогом за 13 коп или сыр плавленый «Дружба» за 15 копеек и кусок хлеба за 1 коп. Или приходится выбирать что-то из выпечки: чебуреки по 16 копеек, беляш с мясом или вак-беляш по-башкирски — это мясо с картошкой — за 11 копеек, губадия по-башкирски — это пирог с мясом, яйцом, изюмом, рисом — 20 копеек, пирожок с картошкой — 9 копеек, кекс с изюмом– 16, пирожное «картошка» — 22, песочное кольцо с орехами — 8 копеек, коржики тоже стоят по 8 копеек, пончики или бублики с маком — по 5 или 6, плюшка «московская» или булочка сдобная с помадой — по 15 или 20 коп.

Все остальное слишком сладкое. Бя! Бр-р! С какими-то помадками или повидлом, или жирным противным кремом: по 22 копейки — эклеры, трубочки, бисквиты, безе, слоёные языки, корзиночки, а ромовые бабы — по 19 копеек, пирожки с повидлом — по 5, плюшки с повидлом — по 8. Из напитков у меня на первом месте стоит стакан томатного сока за 10 копеек, на втором — молочный коктейль за 14 коп, если их нет, то беру за 3 коп стакан сладкого чая, ведь несладкий не продают, или стакан яблочного сока за 13, или виноградного — за 15 коп.

Сейчас по второй программе идёт старый детектив про шпионов «Дело №306». В 21.45 начнется концерт мастеров искусств из Большого театра СССР и, как на зло, в это же время по первой программе — чехословатский худфильм «Вешние воды» по роману Тургенева. Что выбрать?

Завтра надо обязательно смотреть: в 19.30 «Гаянэ» — знаменитый балет Хачатуряна, в нем особенно отличается «Танец с саблями»; мы его проходили по музлитературе в музыкалке; 20.30 — «Время»; 22.00 — концерт ко дню строителей; наверно, опять будет петь Зыкина, Кобзон; по второй программе: 19.00 — концерт популярной песни из ГДР; скорее всего, будут петь Франк Шобель модную песню «Как звезда» и Розмари Амбе — весёлую песню «Духовая музыка — это бальзам для ушей»; 21.00 — худфильм про шпионов «Человек без паспорта», снят в 1966 году.

28 августа в субботу я выбрала смотреть: в 16.20 «В мире животных» с ведущим Александром Згуриди, это хорошая программа появилась три года назад; 29.05 премьера иностранного телеспектакля Лопе де Вега «Собака на сене»; 21.45 1-серия телефильма «Белая земля» (Беларусьфильм) про войну с артистом Олегом Янковским; в прошлом году показывали.

СПАССКИЕ ЯБЛОЧКИ ОТ УПРЯМОЙ БАБУШКИ

30 августа 1971 года Понедельник. В Уфе +21°С. Утро. Ш-ш-ш-шмых! Ш-ш-ш-шмых! Под окнами один дворник метет метлой. Другой дворник уже постриг кустарники, белым мелом покрасил стволы деревьев, начинает белить дорожные бордюры. Люблю запах мела. Какая-то бабушка крошит старый хлеб у нашей помойки и зовёт: — Гули-гули, гу-у, ли! Слетаются голуби, воробьи. Сегодня, как обычно, то есть не ко дню моего рождения, а на десять дней позже, пришли подарки из Курска от папиной мамы, Евгении Осиповны, и его старшей сестры Лиды. Как и в прошлые годы, сейчас мы получили три посылочных фанерных ящика с отменными яблоками, завернутыми в газеты. Как всегда, я нашла в одной из них милые вещички и для меня. В прошлый день рождения были там: отрез на платье из ситца редкой расцветки — с красными маками — и семь сантиметровых пластмассовых фигурок девочек и мальчиков, с которыми играю. А еще в посылке я обнаружила духи в маленькой пробирочке, подписанной по-иностранному. Мама прочла: «Шанель», — значит, французские. Запах изумительный! Папа сказал, что у тети Лиды есть подруга детства во Франции, Валя Творогова, живёт с мужем-французом под Леоном, с которым познакомилась у немцев в плену. Она работает на парфюмерной фабрике. Редко-редко приезжает к своей маме в Курск.

Получаем мы из Курска эти яблоки каждую осень, а каждой весной — высокий кекс с изюмом. Раньше я не понимала, зачем бабушка это делает, ведь такие кексы можно купить в Уфе, а родители долго не хотели объяснять.

— Опять кулич! Надо же! — удивился папа, открывая бабушкину посылку этой весной. — До сих пор не ленится возиться с тестом, выпекать! Постоянно в движении!

— Да нет! Это самый простой кекс, только высокий! — как-то уж слишком строгим голосом поправила мама.

Родители долго не объясняли мне, что эти подарки — Пасхальный кулич и Спасские яблоки — не простые, а церковные. Теперь знаю — не объясняли, потому что я могла бы рассказать посторонним, а они бы решили, что мы празднуем Пасху и Яблочный Спас, чего не должны делать учителя. Особенно не должны ходить в церковь, как бабушка Женя. Она в Курске почти каждый день бывает там. Весной, только лишь успела приехать к нам в Уфу, как сразу на трамвае помчалась молиться, да еще в такую даль — в старую часть города. В нашем городе две церкви.

— Больше всего понравилось, как священник служит утреню в храме у Монумента Дружбы, чем в Нижегородке, — бабушка поделилась с нами впечатлениями.

Я не слышала, чтобы мама говорила бабушке, что запрещает водить меня в церковь, присылать церковные подарки. Слышала только, как папа предлагал отправить меня на лето в Курск к бабушке, а мама ответила:

— Чтобы в церковь водила!? Сама пусть верит, а я не хочу, чтоб ребёнку ерундой забивала голову.

От того у папы и был один секрет от мамы, а я случайно раскрыла: не знала, что тайна. Как это было? Рассказываю.

Итак, недавно смотрю старое кино по телевизору, как жених с невестой венчаются в церкви. Вдруг вспоминаю, что видела в детстве похожее: полумрак, дымка, свечи, иконы, пение хором.

Спрашиваю папу:

— Помнишь, когда мы были в Курске, я сидела на твоих руках? Рядом стояла женщина с маленьким ребенком. Когда его стали обливать водой, он громко заплакал. Потом мы целовали большой крест.

— Это был не я, — отвечает папа.

Мама слушает нас внимательно и говорит:

— Понятно, крестили Свету втайне от меня. Ей было четыре года.

— Мама так хотела, — отвечает папа. — А если бы тебе сказали, то не разрешила бы крестить.

— А как ты себе это представляешь?! Мой папа — коммунист, я преподаю биологию, читаю лекции по атеизму, а сама веду свою дочь крестить!

Ну и ну! Я не помню, как в 1964 году мы ехали в Курск на поезде, хотя это было в моей жизни первый раз. Зато, оказывается, отлично помню, как меня крестили в церкви! И, когда второй раз приехали в Курск в 1968 году — мне восемь лет, — опять не помню поезда, а помню следующее: зеленая улица, церковь, полумрак, дымок. Бабушка Женя показывает мне крестик на верёвочке и объясняет:

— Твой, пока у меня будет. Возьмёшь, когда подрастешь.

Ещё помню про Курск: крынка топлёного молока — пью, пью, напиться не могу. Улица, калитка, дорожка, цветы, лавочка, дверь, коридор, светлая комната, железная кровать с шишечками, букет на столе, немолодая женщина — не то, чтобы красивая, а, как сказал бы папа, благородная. Одета в тёмное длинное платье с закрытым горлом, под воротничком — брошка цвета вишни. Таких женщин я видела на картинах художников и в кино про барынь, которые жили при царе.

— Здравствуйте, Мария Венедиктовна, — говорит бабушка, — привела вашу крестницу, посмотрите, как выросла за четыре года. Узнаёте или нет? Сын привез из Уфы. В церкви скажите, пожалуйста, что на службу пока не пойду. Бог меня простит!

— Конечно, Бог простит! Такие гости — это Святое! — отвечает с ласковой улыбкой Мария Венедиктовна.

Пьем чай. Красные в белый горошек чашки на блюдцах, вазочка варенья, белая скатерть, белая салфетка на моих коленях, открытое окно, ветки дерева, чириканье, белая стена, маленькие картинки, вазочка с горящим огоньком. Похожие картинки есть в комнате моей бабушки на комоде с зеркалом. А у нас дома в Уфе на трюмо расставлены только мамины пудра «Красная Москва», крем для лица «Любимый», флаконы духов «Серебристый ландыш» и «Красная Москва». Потом уж я узнала, что понравившиеся мне картинки у Марии Венедиктовны — это иконки, а огонек — это лампадка.

Слушаю неторопливый разговор бабушки и Марии Венедиктовны, наблюдаю за плавными движениями, лёгкими улыбками, красивыми жестами, тихим смехом и, как говорит мама, без жеманства.

Из их разговора тогда я неправильно поняла, что «служба» — это якобы работа, поэтому неправильно решила, что бабушка работает в церкви. Тогда я не знала, что означают слова «крестница», «Святое», «пост», «скоромное».

Когда бабушка гостила у нас в Уфе весной этого года, то готовила еду: нам с мясом — это скоромное, а себе с овощами и подсолнечным маслом — это постное.

— Мам, а почему бабушке можно ходить в церковь, а нам нельзя? — интересуюсь я.

— Потому что бабушка — старый человек, и ей трудно отказаться от старых привычек.

Я удивляюсь:

— Твой папа — такой же старый человек, а в церковь не ходит.

— Он коммунист, давно в партии, а коммунисты, комсомольцы, пионеры против церкви.

Хм! Если мама говорит, что я должна брать пример с бабушки Жени, называет её образованным, порядочным человеком из хорошей семьи, то откуда взялись у такого хорошего человека плохие привычки? Коммунисты против церкви, мамин папа — коммунист, но бабушку Женю, которая ходит в церковь, все равно почему-то очень уважает, считает интеллигентной.

Понимаю, мама должна быть примером для учеников, их родителей, поэтому ни мне, пионерке, ни нашим родным нельзя её подводить. Бабушка знает, что мама против церкви, но всё равно водила меня туда. Значит, подводит маму и, как сказала бы мама, продолжает гнуть свою линию. Зачем ей это нужно? Папа говорит, что у бабушки есть такт, но почему-то она не посчиталась с мнением моей мамы, когда без ее разрешения водила меня в церковь. Разве так поступать тактично?

Каждый раз, когда бабушка прощалась с нами, она крестила нас рукой и произносила:

— С Богом!

Как-то раз я слышала, как мама говорит папе:

— Когда я жила в войну с моей тетей, Евгенией Гаврииловной Поповой, в Мичуринске, то о Боге спорили до хрипоты. Так, в 1944 году от моего отца давно не было писем с фронта. Ждать тяжело. Тетя Женя уговорила меня за компанию сходить к ясновидящей монашке. Пришли к ней в дом, сидит в окружении икон, свечей, просит меня незвучно повторять имя человека, судьбу которого хочу узнать. Я нарочно не произношу про себя никакого имени, а она злится и говорит, мол, если не делаешь, что говорю, то уходи. Ха-ха! Имена угадывает! Я раскусила ее фокус. Наивные солдатки произносят про себя имя, и по движению губ гадалка угадывает. Плутовка! Правильно, что с такими ведут борьбу!

— Помню, как до войны в Курске боролись с религией, развешивали по улицам плакаты: «Не идите в церковь! Идите на Рабфак!» — сказал папа и пропел частушки:

«Долой, долой, монахов,

Долой, долой попов,

На небо мы залезем,

Прогоним всех Богов…»

Мама усмехнулась и рассказала:

— Моя мичуринская тётя Женя хоть и верующая, но попов не любит, говорила мне, был один поп, говорил, мол, нужно пост соблюдать, а она случайно заглянула в окно, и увидела, как он сметану ложками уплетает.

— Помнишь, картину Перова «Чаепитие в Мытищах»? За столом с калачами сидит толстый поп, а рядом стоит нищий одноногий солдат, просит милостыню. Хозяйка его прогоняет.

Я с папой часто разглядываю наши книги с картинами, альбомы по живописи, каталог картин Курской художественной галереи. Папа любит обращать моё внимание на картину «Трутни» курского художника Лихина. Он нарисовал попов с огромными брюхами. Недавно пересматриваю этот каталог, вижу снимок красивой церкви, а под ним надпись, что в ней до войны была художественная галерея. О! Узнаю! Да это же та самая церковь в центре Курска, куда водила меня бабушка и в 1964 году, и 1968-ом. Красивая! Просто спасу нет!

Что я знаю о моей семье? Все мамины родственники издавна жили в Мичуринске Тамбовской области — это Дороховы, Еремеевы Поповы.

Родные папы издавна жили в Ярославской области и Западной Белоруссии, теперь в Курске.

Обо всех буду рассказывать ещё много.

МОДА И ШИРПОТРЕБ

31 августа 1971 года Вторник. Ура! Завтра в школу. На днях рублей на двадцать купили мне школьную форму, как всегда, на вырост: коричневое платье, к нему один фартук из белого ацетатного шёлка за 3 рубля и другой фартук из чёрной шерсти с хлопком, вроде, за 7 рублей. Ещё купили белые кружевные воротнички с манжетами и широкие газовые банты на мои длинные хвосты. Скорее всего, училка заставит заплести в косы. Мальчикам из нашего класса делают короткие стрижки, а у девочек причёски разные. Мне нельзя делать короткую стрижку, так как волосы очень прямые, тяжёлые, непослушные: после мытья торчат во все стороны, а через день висят сосульками. Просто жуть! Пробовали завить на бигуди, но быстро выпрямились. Надо делать химическую завивку, только мама говорит, что девочкам не делают. У некоторых одноклассниц есть кудри: то ли свои, то ли завивают сами, то ли делают химку, но скрывают.

Также к школе мне купили светлые гольфы, простые чулки и коричневые туфли на шнуровке за 15 рублей. Я хотела более светлые и с перемычкой, но таких мы на прилавках не нашли, а достать из-под полы — блата у нас нет.

Сейчас примеряю форму, отмечаю мелом для мамы, где нужно подшить подол и рукава. На следующий год подрасту — распорем. Оно мне широковато в рукавах, плечах, бедрах. Мама специально купила такое, чтобы зимой под ним носить тёплые трикотажные кофту и гамаши. В нашей местности почему-то гамашами называют рейтузы, а рейтузами — длинные, до колен, трусы; носить можно только под одеждой. С формы срезаю этикетку «Уфимская фабрика имени 8-го Марта». В Уфе есть швейная фабрика «Мир», где шьют пальто. У меня и у папы есть пальто этой фабрики, а мамино пальто шили в ателье.

К платью формы пришиваю воротнички и манжеты. Кому-то их пришивают, стирают, гладят бабушки и мамы. А я сама и стираю, и глажу галстук пионерский и носовой платочек. Мама каждый день гладит через мокрую марлю мне прямой подол формы, ведь платье из тонкой шерсти — быстро мнется. Эту форму мы выбрали с застёжкой на груди и с рубашечным воротничком. Старая была с застёжкой на спине и воротничком-стоечкой, а на груди от горловины до талии — вертикальные прямые мелко просроченные защипчики. На рукава формы можно, но необязательно, надевать защитные нарукавники из тёмного сатина и тп, чтобы локти не протирать. У меня они были до третьего класса. Кто-то их носит и до десятого класса.

Школьную форму некоторым шьют сами. Кому-то делают фартук из гипюра, атласа, плиссированную юбку. У Наташи из 5-го «Б» сделана пышная юбка с широкими бантовыми складками и выше колен. Такую можно сшить самим, но в простом магазине не купить как наташины красивые короткие сапожки. Всё смотрится на Наташе, как на куколке: чулки и тёплые штаны не пузырятся на коленках; красивая стрижка с немного вьющимися волосами — свои или завивка. Родители разрешают ей дружить с мальчиком из 7-го класса. Её подружка говорит, что Наташе вообще всё родители разрешают, очень балуют, так как она у них одна — удочерили совсем маленькой.

Конечно, юбки делать лучше из немнущейся ткани. Такие ткани с добавлением синтетики мало завозят из Москвы в уфимские магазины. Конечно, можно купить, но по блату, но дороговато. Поэтому почти все родители справляют детям одежду из мнущихся тканей да и, как говорит папа, неинтересных расцветок. Если сделают одежду на вырост, то ещё и мешковато сидит.

Если не шьют, то покупают в магазине, где только ширпотреб — это одежда, обувь, которые изготавливают большими партиями, то есть одинаковые по много штук. В таком я и ходила в садик, и хожу в школу.

Ширпотребная одежда удобная, но модницей меня не делала ни в детском садике, не делает и в школе.

— Галочка опять в новом костюмчике! Покрутись, наша модница! — как-то раз воскликнула в нашем детском садике няня, тетя Настя.

Она каждое утро встречала нас в раздевалке группы. Худенькая, с длинной шеей Галочка Алексеева не стесняется, кружится. Мелкая плиссировка на юбке синего платья-матроски становится, прям, как открытый зонтик с белым кантиком, такой же белый кантик — на синей её беретке.

— Женюсь на ней! — кричит хулиганистый Ромка Никитин.

Он, как всегда, растрёпанный: тёмные волосы взъерошены, рубашка нараспашку. Мы хихикаем, не сводим глаз с Галочки, шушукаемся:

— А мне больше нлавится ее голюбое, там кальманы в клеточку.

— Не! Луче класное, там белый галстук, зилетка.

Галина мама работает до сих пор портнихой, наряды для дочери к садику она шила из восхитительных тканей с синтетикой.

Как я одевалась в садике? Для праздничных утренников родители купили простое платье из белого ацетатного шёлка, на каждый день — халатик из синей байки с белыми пятнышками и воротничком с белой каёмкой. Из шерстяного трикотажа у меня были зеленая кофта с застёжкой на пуговицах и коричневые с начёсом широкие шаровары на резинках. Зимой я всё-таки модничала в симпатичной шубке из пёстрого меха кролика. Большая часть детей ходила в тёмных пальто, тяжёлых цигейковых шубах и валенках с галошами. В магазинах я не видела одежду с капюшоном. Галя Алексеева форсила в лёгкой молочного цвета мутоновой шубке с капюшоном, украшенной по низу орнаментом из более тёмных кусочков. Была к шубке еще меховая муфточка, чтобы греть руки — наверное, самая красивая детская шуба во всей Уфе. Везёт же людям!

Требовать щегольских обновок от не любящей шить моей мамы бесполезно, у нее нет желания помочь стать модницей даже кукле, а она, бедняжка, больше меня всегда нуждалась в приличной одёжке.

Когда я училась в первом классе, учительница объявила:

— Завтра классный час будет посвящен игрушкам. Принесите любимую игрушку.

Пупс, который дедушка подарил мне два года назад, уже выглядел плоховато, ведь я с ним никогда не расставалась, да и его одежку мои соседки взяли, да так и не возвращали; потом расскажу об этом. Мама сказала, что пупса показывать людям нельзя, и в первый раз я увидела, как она шьёт кукольную одежку. Ух ты! Новые ползунки! Я повязала на глиняную головку белый платочек и понесла моё милое создание в школу.

Года два назад девочки с нашего двора начали учиться вязать. Мне тоже захотелось. Мама дала спицы, клубок шерстяных ниток из распущенной ненужной кофты. Вязать мне было трудно, но я не отступила. Еле-еле довязала шарфик, правда, получился кривоватый и с дырками, но кукле вполне подошёл.

Я особо не радуюсь, когда меня ведут в магазин покупать наряды. Мама напяливает на мою нескладную фигуру платье на размер больше, чтоб было, как говорят, на вырост. Она сама оценивает, потом уж только спросит:

— Ну что, Конфетик? Покупаем? Юбку временно подошьём, чтобы ты не выглядела как Попандопуло, быстро подрастешь, тогда подол отпустим, будет впору.

— Какое смешное слово «попандопуло», — хихикаю.

— Неужели забыла? — удивляется мама и поясняет: — Недавно же смотрели новый фильм «Свадьба в Малиновке». Так звали смешного шалопая и вора, который одевался неряшливо во что попало да в слишком яркое, но считал себя модником и важничал.

Если наши воспитательницы в садике одевались не нарядно, но современно, то у музыкального работника вид всегда, как у артистки на сцене. Она была немолодой крашеной блондинкой с ярким гримом на ресницах, губах, щеках. Хоть и носила модную высокую причёску с начёсом, но одевалась в старомодные вещи: чёрное бархатное платье средней длины, короткие белые бусики на шее, бронзовый с мелким рисунком браслет на руке и такая же большая заколка на затылке. Тогда в моде были крупные пластмассовые украшения, длинные бусы и юбки выше колен.

Меня из садика забирали поздно, так что, я всех провожала домой. Наблюдая за родительницами, сделала вывод, что после моей мамы есть еще несколько красивых мам.

В моей семье женщины не носят на голове платки, как говорит моя мама:

— Шляпка — вот это элегантно!

Хотя, когда Ромкина мама шёлковым цветным платочком покрывала пышную причёску, завязывая его на подбородке, накрашивала губы, надевала туфли на каблучке, капроновые чулочки, то походила на артистку. Моя мама всегда красит губы и пудрится. Мама Вити не красится; весной и осенью на ней неяркие шерстяные платки, черные резиновые сапоги, зимой — пуховая серая шаль, серые валенки. Няня нашей группы, тётя Настя, ходила в сером рабочем халате и с косынкой на голове. У нее белая-белая кожа, светлые-пресветлые волосы и такие же брови с ресницами. У тёти Насти всегда хорошее настроение.

Если в садик ребята появлялись в новом, то воспитательница Зоя Ефремовна не замечала. Она вообще никого не выделяла, тем более, лучше нас одетую Галочку.

Мы сами, без подсказки взрослых, признавали, что Галочка, одетая с иголочки, отличается, как и её вся разодетая кукла. С каштановыми волосами и голубыми глазами её мама походила на иностранку из-за необыкновенных вещей, да и для дочки подбирала их и по размеру, и по фигуре, чтобы скрыть недостатки.

У симпатичной с раскосыми глазками Гульнары мама работала в промтоварном магазине, поэтому могла достать всё, что душе угодно. А Лола каждый день меняла платья; шили её четыре мамы. Потом я расскажу — откуда у неё столько мам.

Всё равно Галина одежда была интереснее, потому что штучная, с выдумкой, такой в магазине не купить. Да уж! Просто так, без особого умения, не сшить. Поэтому мы невольно поглядывали на Галю, заигрывали мальчики, но не была она ни заводилой, ни воображалой, хотя две девчонки часто несправедливо ее подразнивали:

— Гала-воображала! Галка-воображалка!

Уверенная в себе модница не отвечала, не ябедничала. Закадычной подружкой она так и не обзавелась. Завидовала ли я ей? Тогда я ещё не умела этого делать.

Мама говорит:

— Не надо никому завидовать, тогда всё будет в жизни хорошо.

Это я понимаю, но всё равно бывает, когда вижу, что у какой-то одноклассницы есть то, что и мне хочется.

Сейчас я помню не всех детей, какие были в нашей группе. Почему я запомнила Галю Алексееву? Потому что благодаря Гале и ее маме я поняла, что где-то там есть загадочный мир не пижонов и стиляг, а людей с хорошим вкусом к одежде, которые и другим женщинам помогают выглядеть достойно.

Как-то случайно моя мама встретила маму Галочки, как всегда, одетую с иголочки. Та сказала:

— Шью, хорошо на этом зарабатываю и как женщина знаю себе цену.

ГДЕ ВЗЯТЬ ШАРМ

— Если у женщины не в порядке причёска и обувь, то даже самое красивое платье не поможет такой лахудре выглядеть прилично, — любит учить мама, потом задать вопрос и сама себе ответить: — Что выдаст в моднице неотёсанную кулёму? Правильно, манеры. Посмотри в кино — там в хороших семьях при всех не поправляют то и дело одежду, причёску.

— А когда садишься, то юбку разве сзади не надо расправить, чтоб не помялась? — удивляюсь я такому совету.

— Ма шер, не плюхайся как мешок на стул, а садись осторожно на краешек, тогда не помнёшь. Ну, если не сможешь, то один раз поправь, а не десять. С одежды пылинки, волоски не стряхивай! Не чешись, как шелудивый поросёнок! Не тереби нос! Потри переносицу, чтобы не чихнуть! Когда разговариваешь, не мямли и не тараторь! Что придает женщине особый шарм? Запоминай: плавные движения, мягкий голос, лёгкая улыбка и изящные жесты.

Наблюдаю за жестами в нашем классе и прихожу к выводу: на первом месте почесывание носа, пожевывание кончика пионерского галстука, на втором — покусывание кончика карандаша, авторучки. Только у отличницы с толстыми косами Иры Гончаревич нет плохих жестов: сидит прямо, локти на парте, движения плавные, но лицо слишком серьёзное. В семье мамы её мамы был граф Толстой, писатель. Эта бабушка, Софья Андреевна, учит Иру французскому языку, английскому — репетитор, а немецкому Ира обучается с нашим классом. Наша училка немецкого, Алла Дмитриевна, имеет и хорошие манеры, и внешность.

Училка истории покручивает то свои серёжки, то бусины в длинных бусах. Хм! Есть ли шарм в этом бесполезном жесте?

Ботаничка перелистывает классный журнал растопыренными пальцами. Так делают, когда сушат лак на ногтях, но у неё-то нет маникюра!

Химичка мелом напишет формулы на доске, повернется к нам лицом и перед тем, как что-то сказать, вытянет губы трубочкой и вытрет уголки рта двумя растопыренными пальцами — большим и средним. Так обычно убирают остатки губнушки, но эта училка-то не красит губы.

А географичка меня ну просто убивает! Ну просто! Который урок слежу: движения плавные, голос мягкий, улыбка лёгкая, а жесты… Ни од-но-го! Во-о-щи никакого! Во даёт!

У папиной мамы, Евгении Осиповны, некрасивых жестов я не нашла. Она выражает недовольство, удивление покачиванием головы, приложив руки к щекам или груди.

Хи-хи! Как было уморительно наблюдать за мамой и бабушкой, когда они вместе прихорашивались перед выходом из дома, кокетничали.

— Надо губки покрасить, попудриться, душками подушиться, — говорит мама.

— Правильно, моя приятельница из дома не выходит, не покрасив губы, — говорит бабушка. — Ирочка — ты блондинка, тебе очень идёт этот морковный цвет помады. Я не видела такой в магазинах.

— Конечно, там нет, у барыг купила, где-то из-под полы достают импорт. За границей умеют делать. Наши ещё не научились. В магазине помада — один рубль, а эту я купила за пять. Да и наши духи нестойкие. Евгения Осиповна, вот попробуйте, как пахнут мои любимые «Серебристый ландыш», жаль, тоже быстро выветриваются.

Бабушка духи одобряет.

— При Хрущеве появились в свободной продаже косметика, лак для ногтей, — говорит мама. — За пять лет при Брежневе начали делать хорошие товары. В этом году приняли план девятой пятилетки, в нем поставили задачу — увеличить выпуск потребтоваров.

— С Индией недавно заключили договор о сотрудничестве, значит, оттуда товары придут, — подсказывает бабушка, она постоянно читает газеты.

— Ничего, постепенно и мы научимся делать не хуже заграничных. Страну нашу войны разоряли. Сколько врагов было и в начале Советской власти!? Ваш муж ведь тоже бандитов ловил.

— О! Да! — соглашается бабушка.

— Я не член Партии, но я за Партию. Партия вынуждена в каждом подозревать врага, шпиона. Руководители много хорошего делали и делают; конечно, и ошибались — «Лес рубят, щепки летят».

Бабушка одобрительно покачивает головой.

— Вон, к примеру, моего отца в 1937 году арестовали из-за аварии в цехе, люди в больницу попали с травмами, — рассказывает мама. — Папа был начальником цеха на паровозо-ремонтном заводе. Потом был открытый суд в клубе. Там выяснили, что авария произошла не в папину смену, не по его вине. К счастью, и пострадавших из больницы уже выписали. Папу освободили. Вот вам, пожалуйста, и разобрались, что не враг народа!

— Да, ваш папа — очень положительный человек, таких мало, таких должны ценить, — говорит бабушка.

Она закончила прихорашиваться, ждёт маму.

— Как Вам, Евгения Осиповна, хорошо, что не нужно ни краситься, ни делать химку. А у меня

...