1
Он помнил себя на руках у отца. В родном городке отец поднимал его выше и выше посреди площади, а площадь была запружена народом. Толпа гудела и волновалась, из гула складывались непонятные для детского уха слова:
— Свободный Хаестан! Свободный Хаестан! — бородатые мужчины в пятнистой форме, не сдерживая радости, палили в небо из автоматов.
Это стало самым ранним его воспоминанием. А через несколько лет городок этот лежал в развалинах.
Их край назывался Чёрный Сад. Карабах по-тюркски. Под защитой «зелёнки» сидели в лесах отряды, что контролировали ближайшие дороги. Помнилось, как отец записывался в один такой отряд, а он — семилетний — жался к отцовой ноге. Старший брат, тринадцатилетний Серж, посматривал свысока. Ведь это он привёл в отряд отца и братишку. На Серже пятнистая форма. На нём теперь тоже, но нескладная и не по размеру — слишком велика.
У отца из-под камуфляжного картуза торчат седые виски.
— Твой старший сын давно с нами, — тот, кто записывает, буравит отца взглядом. — А ты не спешил, — упрекает.
— Мальчонка на мне, — отец виновато оправдывается и тут же бунтует: — Разыщешь вас по лесам, как же!
Бунт его встречен молодцеватым хохотом. Серж покровительственно смотрит на отца с братишкой, и отца с его слов записывают: Роберт Суренян.
— Дай-ка и малолетнего запишу как бойца. Эй, мелкий, тебя как зовут?
Он назвал своё имя, и все засмеялись. Это имя всегда вызывало смех, а отец при том потеряно и ласково улыбался.
Тот день — первый день в полку — запомнился ещё потому, что бородатые бойцы вытащили старый проржавленный миномёт.
— Тревога?! — он обрадовался. А заросший бородой боец поманил его:
— Иди-ка сюда. На шоссе турки, шмальни-ка по ним, — поданную мину только и надо, что опустить в дуло миномёта и отпрыгнуть.
Мина с рёвом вылетела, и на дороге громыхнуло. Это был его первый выстрел.
— Левее полтора! — кричит боец с биноклем. Старший брат Серж подскакивает, что-то творит с миномётом, палит, и мина рвётся на шоссе, где ползёт колонна с оттоманскими флажками, а из машин сыплются солдаты.
— Есть вилка, вправо единица! — орёт тот, с биноклем. — Отойдите, мальцы, дайте-ка поколошматить.
За одну-две минуты грохота вся транспортная колонна была превращена в пепел. Запомнилось летящее в воздухе колесо с клочьями резиновой покрышки.
— Хочу домой! — сказал он вдруг, и Сержик трепетно посмотрел на него, младшего.
Сержик скоро увёл его в полевой лагерь и уложил спать в пятнистой палатке, укрытой маскировочной сеткой. Так в семь лет он начал военную службу, а армейский тент на годы заменил ему всякое другое жильё.
Повстанческий полк «Свободный Хаестан» за годы разросся. Поначалу до дивизии, потом до корпуса. Мосты и перевалы, сеть асфальтовых и железных дорог — контролируя их, корпус держал весь край под собой. На официальных сайтах корпус именовался Армией. А на восьмом году сопротивления Оттоманская Порта разгромила его.
Под орудийным обстрелом им пришлось покинуть леса. Это стало концом. Они рассеялись по каким-то городам и по полусотне посёлков. Он отстреливался на какой-то улице — названия её не помнил. С ним был старший брат и несколько бойцов. Вооружённые силы Порты брали городишко с трёх направлений. Из окон повстанцы били по бронемашинам. Били и молча надеялись: хорошо бы выбраться, найти гражданское, постричься и — затеряться среди штатских.
Их с братом схватили в первом же тупике. Распознали по снайперским мозолям на пальцах, по запаху гари и по шальным глазам. Солдаты были сильней и, главное, злее. Их били. Отволокли куда-то и собирались отрезать головы. Спас старый полковник. У полковника белели янычарские усы, а из-под бордовой фески топорщились седые виски. Это напоминало отца.
Солдаты спорили. Они с братом понимали только отдельные слова. Полковник забрал их себе, он оказался комендантом лагеря для пленных. Из лагеря он продал их кривому турку, владельцу бронепоезда. Будь прокляты все бронепоезда всех железных дорог!
Паровозная топка. Она дышит ненасытным жаром. Можно сунуться в неё и сгореть без остатка. Но цепь коротка. Цепь ровно такая, чтобы взять лопату, набрать угля и метнуть в топку. Уголь насыпают сверху через зарешеченное окно. Оттуда же поступает воздух, свет и пища.
