Людмила Петровна Ржевская
Я, Катя, Сашка и дочь комбата
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
Иллюстратор Елена Миронова
© Людмила Петровна Ржевская, 2018
© Елена Миронова, иллюстрации, 2018
Повесть написана для друзей, земляков-дальневосточников. Два друга пограничника из Приморской тайги, на границе с Китаем влюбились в одну девушку Катю, затем друзьям и Кате по стечению обстоятельств пришлось вместе лететь в Москву на учебу, а затем отправиться на службу в Китай. Что происходило с ними и с Катей все это время, узнаете прочитав повесть. Любовь, интересная развязка «треугольника». Приключения в Пекине и всё, что случилось дальше — все это есть в книге.
16+
ISBN 978-5-4493-5874-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
- Я, Катя, Сашка и дочь комбата
- Я, Катя, Сашка и дочь комбата
- Встреча в тайге
- В отпуске
- В Пекине
- Дочь комбата
- Фотограф
- Эпилог
- Белый город, или Бактерия-смерть
- Тайна загадочного перстня
Я, Катя, Сашка и дочь комбата
Повесть
Я готов был обнять тайгу,
по которой она ходила.
Эту повесть посвящаю своим друзьям, землякам-дальневосточникам.
Встреча в тайге
В ту ночь мы с Сашкой Логиновым дежурили в километре от нашего секретного лагеря. Ночь выдалась лунной, небо всё в звездах, а на нас поверх белых полушубков еще и белые маскхалаты надеты. И со стороны выглядели как два огромных белых сугроба, движущихся по кругу. Снег был по щиколотку, мы на лыжах объезжали окрестности, устали, примостились за деревом и решили перекурить, хотя на дежурстве ночью было строго запрещено не только курить, но и разговаривать: общаться можно было только специальными знаками. Я наклонился за спичками, чтобы достать их из кармана дубленки, как услышал тихий шорох, оглянулся и увидел, как к нам крадется тигр. Я вскрикнул, Сашка оглянулся, ноги у него подкосились, и он сел прямо на лыжи. Я заорал во весь голос: «А ну пошел прочь, а то застрелю!» И вдруг вместо тигра поднимается во весь рост человек, а на нем только тигриная шкура. Сашка поднялся, вытащил из кобуры пистолет и прошептал:
— Руки вверх, а то пристрелю и разбираться не буду, кто ты есть.
— Не стреляй, я свой, поселковый китаец, я сейчас всё объясню, — негромко, но очень четко и по-русски произнес незнакомец.
Я обошел его сзади, он был без лыж, но его ноги не вязли в снегу. Я автоматом уперся ему в спину.
— Иди вперед, — прошипел я и слегка толкнул его дулом.
— Ребята, я всё объясню, — на чистом русском языке снова произнес он так же шепотом, как и мы.
— Да что тут объяснять, надо его к командиру доставить. Ясно, что шпион китайский, — граница в трех километрах.
— Я не шпион, я охотник и живу не в Китае, а здесь, в поселке. И родился здесь, в этой тайге, вся моя семья здесь, я на изюбра охочусь, а нарвался на вас. И зовут меня Михей.
— А зачем в тигриную шкуру нарядился? — спросил Сашка.
— На всякий случай. От волков — их здесь много водится, будьте сами осторожны. Волки тигров-то побаиваются, вот запахом шкуры тигриной их и отпугиваю.
— А за нами зачем полз? — спросил я.
— Да не за вами я полз, я этого изюбра уже неделю караулю, только нашел его ночлежку, а тут вы, думаю, спугнете зверя и шуму наделаете. Уже хотел в ложбинку свернуть, чтобы не заметили, но вот он обернулся и закричал, — китаец ткнул в меня пальцем.
Сашка пристально смотрел на пришельца, мне уже не терпелось отпустить этого браконьера, но Сашка вдруг спросил:
— Что делать будем? По уставу положено к командиру доставить, но тогда этому мужику крышка будет. Может, он и вправду не врет. Как проверить?
— А пусть он нам логово своего зверя покажет, не в поселок же с ним идти. Это нам тоже запрещено, — отвечал я. А китаец молчал и так пристально смотрел на нас, что нам стало как-то не по себе.
— Ладно, пусть показывает логово изюбра. Если правду сказал, отпустим, — парировал Сашка. Я с ним согласился. Если бы мы незнакомца доставили к себе в лагерь, то назад домой ему дороги уже бы не было. Наша база была засекреченной, она находилась в трех километрах от китайской границы и в шести километрах от ближайшего поселка, где жили русские, китайцы, корейцы и бог знает кто еще. Никто из нас нахождение специального отряда погранразведки, рассекретить не мог, иначе всему отряду снова пришлось бы перебираться на новое место, да еще зимой, а это весьма и весьма нелегкая задача. А нам бы тогда с Сашкой досталось по первое число и отсидки на губе не пару суток, а куда больше, это в лучшем случае. И мы решили охотника Михея проверить.
— Ладно, Михей, веди к своему зверю, проверим, правду ты говоришь или врешь, — сказал я и подтолкнул его автоматом. Он пошел вперед, я сзади на лыжах, Сашка сбоку, а китаец скользил по снегу, словно на коньках по льду. Только зашли вглубь тайги, как наш Михей свистнул, словно собак подзывал. Мы оглянулись, а когда повернулись, китайца не было. Он словно испарился, будто провалился под землю, мы даже место ощупали руками, где он раньше стоял, но Михея не было нигде. Посмотрели даже вверх на деревья, вдруг он запрыгнул, но увидели только желтый лик смеющейся луны.
— Что теперь, Витька, делать будем? — спросил Сашка. — Расскажем кому, нам несдобровать. Точно шпика проворонили, попались, как кролики на морковку: он басни про изюбра, а мы, как два лоха, поверили. Что предлагаешь?
— Наше дежурство заканчивается через час, — отвечал я. — А может, нам с тобой всё это приснилось? На улице мороз, луна вон какая огромная, мало ли что померещиться может. Давай в первую увольнительную в поселок сходим и узнаем, живет ли там охотник Михей. Если живет, в гости зайдем, а если нет, придется молчать. А то или за сумасшедших примут, или лагерь переносить заставят. Всё плохо. Происшествий не было, всё тихо. Ты согласен, Саша?
— А куда мне деваться? Согласен или нет, ты старший, тебе и ответ держать, если что. Согласен, разумеется. Молчать так молчать.
Я был уверен, что Сашка будет молчать и никому никогда ничего не расскажет. Ему тоже не хотелось прослыть трусом среди ребят или, еще хуже, предателем интересов всего отряда. Через час нас сменила другая пара часовых, а мы спокойно захрапели в постелях.
На другой день мы у командира отпросились в поселок за продуктами. Туда мы наведывались редко под видом лесорубов, что по тайге лес валят. Им в близлежащих поселках никто не удивлялся. В магазине у продавщицы Вари я спросил:
— А скажи, Варюша, у вас тут в поселке живет китаец по имени Михей?
— Живет, куда ему деться. Сегодня вот с утра на продажу пол- изюбра притащил, ночью вчера на охоту ходил. Им вдвоем с Катькой так много мяса не надо, а поселковым радость: изюбрятину поедят, он недорого продает. А вам мясо-то надо?
— Варенька, и мяса возьмем, и еще кое-чего купим. А дом этого китайца ты знаешь? Где он живет?
— Так кто ж его тут не знает, вон — от угла третий дом.
— Спасибо, дорогая, взвесь-ка нам и мяса побольше, и крупы, и макарон.
— А вам-то от Михея что надо? Заболел кто из ваших? Он лекарь знатный, почитай, весь поселок лечит, да и соседи к нему едут за травами.
— Спасибо, Варюша, да друг у нас прихворал малость, травой какой лечебной у вашего Михея разжиться надо, — говорил я и посматривал на Сашку, не сболтнул бы чего.
— Это правильно, лучше травой лечиться, чем химией, — отвечала Варвара и упаковывала нам товар.
Мы с Сашкой взвалили рюкзаки на спины и пошли искать Михея.
Дом охотника нашли быстро. У калитки нас встретила огромная немецкая овчарка, она грозно зарычала и показала свои зубы, будто говоря «только попробуйте войти». Но на крыльце уже стоял китаец.
— Вы ко мне, молодежь, или к Катерине моей? — спросил он, щурясь от яркого солнца и белизны снега.
— Мы к вам, Михей, — проговорил я и осмотрел двор. Кроме овчарки чуть поодаль лежали две белые лайки и грызли кости, наверное, вчерашнего изюбра. Справа от входа росли три березки, молоденькие еще, крыльцо было чистым, и тропинка к нему очищена от снега.
— Ну, если ко мне, проходите, — усмехнулся он, подошел к калитке, буркнул что-то овчарке. Та отошла в сторонку, но продолжала за нами наблюдать. Михей завел нас в дом. Я успел заметить, что в коридоре стояла огромная бочка с водой, на кухне у плиты суетилась девушка.
— Катерина, у нас гости, — громко сказал Михей. Девушка резко обернулась, косынка сползла с ее головы, она посмотрела на нас так, будто кипятком обдала. Мы оторопели, нам стало неловко, она смотрела на нас в упор и разглядывала, словно мы инопланетяне какие или разбойники. А мы смотрели на нее и не могли вымолвить ни слова. Она была выше среднего роста, коса упала с головы и поползла по спине как уж, опустилась ниже поясницы и застыла. Раскосые черные глаза, не моргая, в упор уставились на нас, щеки у нее были измазаны сажей. Вдруг она усмехнулась и произнесла с каким-то пренебрежением:
— Это что? Твои вчерашние знакомые, да, отец?
— Они самые, — засмеялся Михей и продолжил, — они меня за китайского шпиона приняли. Эдакий молодняк, новенькие, наверно, в наших местах.
Мы с Сашкой закашлялись: вот так-так, мы молчать собрались про вчерашнюю оказию с нами, а он уже и дочке своей рассказал про встречу вчера ночью.
— Ну, что стоите, проходите к столу, свежатиной угощу, да и поговорим. Да вы раздевайтесь, вон вешалка за вами. Катерина, поухаживай за гостями, табуретки подай к столу, да и сама умойся и садись с нами обедать, а то в саже вся.
Мы сняли дубленки, прошли к столу, сели на табуретки и посмотрели на Михея в упор, словно спрашивая: «Ну что же ты тайну нашу выдал?»
— Да не переживайте вы так, ребята, кроме Катьки я никому ничего рассказывать не стану, да и она не из болтливых у меня. Сейчас накроет стол, жареную картошечку с мясом подаст, наливки-то вам можно или нет?
— Нет, нам алкоголь запрещен, — выдавил я и посмотрел на Сашку.
Тот молчал и только искоса поглядывал на Екатерину. А я разглядывал китайца. На вид ему было около пятидесяти лет, невысок, худощав, руки большие и жилистые, в черных волосах на голове мелькала седина, глаза черные, раскосые, как у Кати, только хитрые и смеющиеся, чисто выбрит, на лице морщин не было, только на лбу собиралась складка, когда он разговаривал. Катерина всем поставила тарелки с картошкой и мясом и положила перед нами вилки и хлеб. Честно говоря, мы были голодными и с удовольствием стали поглощать нехитрый обед. Потом пили чай.
Екатерина села рядом с отцом, прямо напротив меня. И теперь я мог ее хорошо разглядеть. Мне был тогда уже двадцать один год, а что такое любовь, я понятия не имел, а тут в моей таежной службе появляется девушка-красавица, лучше я не видел ни до, ни после нее. Я пил чай, а сам всё время поглядывал на Катю. Она не стеснялась наших взглядов, наоборот, разглядывала нас с Сашкой, как разглядывают товар на рынке. Сашка передо мной немного проигрывал. Он был блондином, у меня же были темно-русые вьющиеся волосы, красивые карие глаза, высокий лоб и припухлые губы, нос прямой, щеки без щетины. Я любил ухаживать за своим лицом, и среди своих сослуживцев считался красавчиком. Да и воспитание мое интеллигентное бросалось в глаза. Парень — не лапоть.
Мы пообедали, стали прощаться с хозяином, и, стоя уже на пороге, я спросил:
— Скажите, Михей, а как вам вчера удалось от нас уйти?
Он засмеялся и ответил:
— А это мой секрет! Если захотите, и вас научу кое-каким приемам. В тайге без навыков нельзя. Пропасть можно. Приходите ко мне в следующий раз, как сможете, подробнее поговорим, а сегодня вам уже пора, а то моя Катерина вас глазами чуть ли не ест. Рано ей еще с парнями шашни заводить.
По дороге на базу мы шли молча. Потом вдруг Саша заговорил:
— Скажи, Вить, тебе Катя понравилась?
— Еще как понравилась! Красивая, а глаза какие, я таких вообще никогда не видел.
— А как ты думаешь, ей из нас кто понравился?
— Ну, мне-то откуда знать, это у нее надо спрашивать.
— В следующую увольнительную ты к Михею пойдешь?
— Конечно, пойду, и не только к Михею. Я Катю хочу еще увидеть.
— Я тоже хочу ее увидеть, — вздохнул Сашка, — но ты красивее, чем я, она тебя выберет, это точно.
— Да откуда тебе знать, кого она выберет. Может, она блондинов любит, а ты у нас блондин. И погоняло у тебя Блондин, и у командира ты в любимчиках ходишь, так что лыжи твои будут чаще в поселке, чем мои.
— Скажешь тоже, командир одинаково ко всем относится. У него нет любимчиков, он у нас справедливый.
За болтовней о Катерине мы дошли до своего логова, так мы называли нашу маленькую базу, рассчитанную всего на один отряд в тридцать человек. Каждый к нам в отряд попал по разному. Отбор сюда был очень строгий. Все мы проходили сначала учебу в лагере для новичков, и только после года обучения нас отправили в эту приграничную зону для специальной службы. Что это была за служба, я рассказывать не стану, скажу только, что приморская тайга на длительное время стала нашим домом. Уж ее-то километров на пятьдесят вдоль границы мы выучили наизусть: что днем, что ночью, могли безошибочно найти всё, что было необходимо. Летом было проще на дежурстве: то заросли малины найдешь, пока бродишь по тропинкам, то грибов соберешь. Сложнее зимой: черные деревья, белый снег и предательски яркая луна. Или метель, что еще хуже, вой ветра и волков до жути в душе и дрожи в коленях.
От увольнительной до увольнительной дни тянулись медленно, а ночи стали бессонными. Я всё время думал о Катерине, о ней думал и Саша Логинов. Наши кровати в казарме стояли рядом. Иногда по ночам он спрашивал меня шепотом:
— Слышь, Гренадер, — это мое погоняло в отряде за высокий рост под сто девяносто сантиметров, — как думаешь, Катя кого выберет из нас, меня или тебя?
— Откуда мне знать, Саша, по-моему, она из нас никого не выберет. Может, у нее уже кто есть из поселковых ребят, мы же с тобой в этой глухомани не одни, кроме нас есть парни.
— Ты, наверно, прав, Арбуз, у нее точно кто-то есть, иначе бы уже давно кому-то из нас предпочтение отдала.
Меня в отряде еще звали иногда Арбузом из-за моей фамилии: Виктор Арбузов — это я.
— Да спи ты уже, надоел, без тебя тошно. Думаешь, ты один по Катьке сохнешь? Мне тоже знать хочется, кому она свое сердце отдаст.
Засыпали мы только к утру, расхваливая Катерину друг перед другом. И какая она хозяйка, и красавица, и с отцом на охоту ездит, и заочно в институте учится, и языки знает, не чета нам. Труднее всего нам с Сашкой было не видеть Катерину месяцами, когда она была на сессии в Уссурийске. Два раза в год она отправлялась сдавать экзамены в свой институт на факультет иностранных языков. Учила она английский, немецкий, французский и китайский языки. Мы по сравнению с ней были недоучками: я в институт экзамены провалил, а Сашку выгнали из университета после второго курса за хулиганство.
Расскажу немного о себе. Жили мы с мамой, Еленой Арбузовой, вдвоем: когда мне было пять лет, она развелась с отцом. Мне она объясняла это так: чем жить с алкоголиком, лучше одной растить сына. Работала она заведующей городской библиотекой в нашем небольшом городке. На ее зарплату еле концы с концами сводили, но зато читать я мог, что хотел и сколько хотел в ее библиотеке. Заберусь, бывало, в самый дальний угол за книжный шкаф, сяду на пол и читаю, читаю, пока мать не позовет:
— Витя, ты где там? Закрываемся уже, домой пора. По дороге еще в магазин зайти надо.
Я нехотя выползал из своего укрытия, держа в руках очередной роман про любовь и романтические страсти. И, может быть, именно книжная «любовь» отбила у меня желание знакомиться с местными девчонками и одноклассницами. Они мне все казались не такими, негодными для настоящей любви, что ли. Во всяком случае, с книгами мне было интереснее, чем с девчонками на улице. Потому и в школе, кроме литературы и русского языка, знаниями ни по одному другому предмету не блистал. О чем впоследствии сильно пожалел, когда попал в учебку: недостающие знания по математике и физике, географии и истории пришлось наверстывать уже здесь.
Однажды в нашу часть приехал майор, нам не объясняли, кто, откуда и зачем. Выстроили всех на плацу, он медленно шел около нашего строя, разглядывая каждого. Отбирал только высоких и спортивных ребят, из нашей учебки он отобрал десять человек, в том числе и меня, Витьку Арбузова. Сказал, как приказал: « Все личные дела этих молодцев ко мне в кабинет». Так я из одной учебной части попал в другую учебную часть, где нас не жалели, учили по полной программе: четыре часа в день занятия спортом, еще четыре — военные науки, вечером китайский язык. Для чего нам знать китайский язык, нам не объясняли, лишь через полгода учебы всем нам объявили, что дальнейшая наша служба будет проходить на границе с Китаем, и что всем нам скоро предложат подписать контракт на пять лет службы на границе. Но это случится только через полгода. Некоторые стали роптать, мол, зачем мне это, но такие разговоры пресекались мгновенно. Наш взводный шипел: «Недовольные службой — шаг вперед!»
Никто не выходил, переводиться в стройбат желания ни у кого не было. Именно в этой учебной части мы и познакомились с Сашкой. Он тоже любил читать, занимался прилежно и часто просил у меня книги, которые мне передавала мать на свиданиях. Так мы и сдружились с ним. Потом подписали контракт на пять лет службы на границе с Китаем и вместе нас доставили в наше теперешнее логово. Хуже всего для нас обоих было то, что мы влюбились в одну девушку. Значит, третий лишний должен будет уйти, но кто им станет? Вот этот вопрос нас обоих и мучил.
В увольнительную мы старались попадать вместе, и не дай бог, что кому-то из нас увольнительной не доставалось, и предстояло к Михею и Катерине идти одному Сашке или мне. И тогда по возвращении всю ночь длился допрос, что там было и как, о чем разговаривали, что ели, как смотрела Катерина, что говорил Михей, а в душе шевелилась ревность.
Этой же зимой мы с Сашкой в увольнение пошли в поселок вдвоем и решили идти не дорогой, а лесом, чтобы незаметнее было. И каково же было наше удивление, когда навстречу нам из поселка по лыжне шли Михей и наш командир. Они о чем-то оживленно разговаривали. Мы, как по команде, с Сашкой присели и затаились за деревьями. До нас доносились только обрывки слов, из чего мы могли понять, что они говорили о Катерине. Когда они скрылись из вида, мы поднялись и посмотрели друг на друга и в один голос произнесли:
— Он что, наш соперник?
И мы что было сил поднапряглись и «пришпорили лыжи», чтобы застать Катерину дома одну, без Михея.
Катя сидела за столом перед книгами и что-то выписывала себе в тетрадь. Увидев нас в окно, она накинула шаль и вышла встречать двух «лесорубов».
— Добрый день, мальчики, проходите в дом. Отец ушел, будем сегодня обедать без него. Как всегда голодные, как волки? — она засмеялась, заулыбались и мы. Без Михея за столом мы осмелели, и я спросил:
— Катя, а где твоя мама? Почему ты живешь только с отцом?
— Мама моя русская и сбежала с русским лесорубом из нашей глуши, когда мне было всего шесть лет. Я осталась с отцом-китайцем, я ведь больше на него похожа. Она потом меня хотела забрать к себе, но я не пошла сама к ней, я очень люблю отца. Да и как бы он тут без меня жил? Он мужчина, за ним уход нужен, хозяйка в доме.
— А он не пробовал жениться еще раз? — спросил Сашка.
— Нет, вероятно, он женщинам доверять перестал, да нам и вдвоем неплохо. Весною сдам госы и на работу пойду. Ему облегчение будет. Вот тогда пусть и женится. Я еще не знаю, куда меня распределят.
— А ты уже в этом году заканчиваешь институт? — спросил я и покраснел от своего вопроса.
— Да, надеюсь что в июне получу диплом — и прощай, тайга! — засмеялась Катя, как-то очень наигранно и совсем невесело.
— А тебе хочется отсюда уезжать? — спросил Сашка.
— А кто меня будет спрашивать, хочется мне уезжать или нет? Диплом получила — и вперед, надо отрабатывать государственные деньги, что на учебу были потрачены, — заулыбалась Катя.
— И мы тебя больше не увидим здесь, в этом поселке?
— До лета, мальчики, я еще с вами тут буду, в следующий раз борща вам сварю с изюбрятиной. А ловко отец вас тогда в дураках оставил? — она снова засмеялась. — Да не бойтесь, всё понимаю, никому я ничего не расскажу, даже вашему командиру.
Мы с Сашкой переглянулись.
— А ты откуда знаешь, что он наш командир? — вспылил я.
— Мальчики, я тут всю жизнь живу, и здешнюю тайгу как свои губки знаю, к тому же я на целый год старше вас. Вы что думали: нарядились лесорубами, и я вас не раскушу? Кто вы такие, сержантики, наверно?
— А тебе что, полковники нравятся?! — вдруг закричал Сашка и привстал с табуретки.
— О господи, вот еще дурачье! Да ваш командир мне в отцы годится. Он к моему отцу ходит, дела у них есть общие, да и книги он у нас берет почитать, у нас библиотека большая, и книги редкие есть. Хотите, и вам дам почитать, что выберете?
Сашка сел и улыбнулся, у меня тоже отлегло от сердца.
— Прости, Катя, я влюбился в тебя, — вдруг выпалил Сашка.
— И я тоже, Катя, люблю тебя, — добавил я.
— Вот и пообедали. Мальчики, вы что думали, я слепая, не вижу, зачем вы постоянно ходите к Михею? Мне теперь вас обоих любить или одного выбрать? — она снова засмеялась. — Так другому же обидно будет, правда?
— Вот и ходите вдвоём, пока ходится, ответа не получите. А на борщ приглашаю, точно знаю, когда это будет. Идите сюда, я вам нашу библиотеку покажу.
И Катя открыла двери в другую комнату. Все четыре стены были заставлены самодельными полками не лучшего качества, а на них стояли книги в два ряда. Посреди комнаты стоял круглый стол, на нем старый компьютер, а рядом — ноутбук.
— Большой компьютер — это отца, а мой тот, что поменьше, — пояснила Катя. У стола стояли стулья и больше ничего. Мы с Сашкой подошли к полкам, я с деловым видом стал разглядывать книги. Столько старинных книг я не видел даже в городской маминой библиотеке.
— Катя, откуда у вас столько старинных книг?
— Это отец собирал их, а до него его родители собирали книги. Мои дедушка с бабушкой по линии отца были учеными, они оба умерли в китайской тюрьме. Их оболгали и сказали, что они работают на российскую разведку, что они шпионы. Этого не было.
Я выбрал себе одну из китайских книг, чтобы, прочитав, понять, знаю я китайский язык или нет. Сашка выбрал себе Александра Дюма, он этого француза просто обожал, уже перечитал все его романы, принялся читать по второму разу.
— Выбрали себе книги, мальчики? И идите уже, вам пора, сержантики, — Катя снова весело засмеялась и почти вытолкала нас из дома. По дороге в отряд мы долго молчали. Сказать нам друг другу с Сашкой было нечего, чувствовали себя ужасно, каждый думал про себя, что такую глупость сморозил. Разве так признаются девушке в любви? А где цветы, ресторан, шампанское, как в романах? А тут два идиота за ее столом и ее едой в любви решили признаться, да еще криком. Ну и что теперь она подумает про нас? Да, мысли были у нас невеселые. Настроение никакое. Идти в логово не хотелось, и мы с Сашкой, не сговариваясь, пошли в тайгу, чтобы развеять неважнецкие мысли. Лыжи проваливались в снег, через несколько минут мы устали и сели на валежину. И вот тут решили поговорить.
Начал Сашка.
— Как думаешь, кто из нас третий лишний?
— Что же ты об этом у Кати не спросил?
— Да я бы спросил, да ты влез тоже со своей любовью.
— А если я ее люблю?
— И я люблю. И что теперь делать?
— Не знаю.
— Почему она нам не скажет, кто ей больше нравится, я или ты?
— А может, мы ей совсем не нравимся? С чего ты взял, что мы ей нравимся? Может, она ради отца с нами возится и угощает своей стряпней? Ладно, пошли давай, скоро темнеть начнет, а нам еще переодеваться.
В отряд мы пришли затемно и попались на глаза командиру. Он остановил нас:
— А, друзья — не разлей вода. Что-то вы зачастили в поселок, как я посмотрю. А прятались-то от меня сегодня зачем? Видел, как из-за деревьев выглядывали. К кому ходите-то?
Мы остолбенели, Сашка как открыл рот, так и замер, я закашлялся и пробормотал:
— Так, ни к кому, просто гуляем.
— Ну, смотрите у меня. Будет хоть одна жалоба, в ледник посажу дней на пять.
Ледником у нас называлось место, куда провинившихся погранцов отправляли для отсидки наказания. Это была неотапливаемая халабуда размером три на три метра. Зимой там точно можно было закоченеть, но в зиму туда еще никто не попадал.
Командир ушел, а у нас настроение совсем испортилось: ну вот, теперь и в поселок не очень-то походишь. А не дай бог, Катерина или Михей расскажут полковнику, кто к ним в гости повадился. Но в следующее наше увольнение мы опять с Сашкой были в доме у Михея. Книги принесли отдать — всё же причина наведаться. Катя нам так и не сказала, кому же все- таки она отдает предпочтение, мне или Сашке, только улыбалась и называла нас сержантиками. Мы снова набрали книг для чтения, я китайских, обучающих чтению и письму, Сашка — фантастики самых разных писателей. За чтением легче переносить неизвестность с Катериной: когда читаешь или занимаешься китайским письмом, меньше думается о другом.
Пришла весна, а затем и лето, и белые маскхалаты мы сменили на зеленые. Ребята из нашего отряда отличались: кто браконьеров китайских ловил, кто заблудившихся шпионов, а мы с Сашкой ни о чем думать не могли, все мысли были только о Кате. В конце июня мы по обычаю пришли в дом к Михею. Катерина собирала чемодан.
— А ты это куда? — в один голос с Сашкой спросили мы.
Она повернулась к нам, улыбнулась и сказала:
— Всё, мальчики, свиданиям нашим пришел конец: послезавтра я должна улетать в Москву, значит, выезжать мне надо сегодня. Вот чайку с вами попью и повезет меня отец до ближайшего вокзала.
Мы с Сашкой так и сели на табуретки, даже не сняв свои бахилы, перепачканные грязью. Не успели открыть рот, чтобы спросить, зачем это тебе лететь в Москву, как в дом вместе с Михеем зашел наш командир. Мне хотелось залезть под стол, Сашка весь побледнел, а потом всё его лицо и шея пошли красными пятнами.
Полковник окинул нас уничтожающим взглядом и произнес слова в растяжку:
— А говоришь, Михей, дочку твою в Москву сопровождать некому. Мне тоже пришел приказ откомандировать вместе с твоей Катериной смышленых бойцов, вот этих двух ухажеров и приставлю охраной к твоей Кате. Не уберегут — головы им уже в Москве снесут и не помилуют.
Мы ничего не могли понять. Катя только усмехнулась и развела руками. А Михей внимательно посмотрел на нас и спросил командира:
— Петрович, а не проворонят-то они Катьку мою? Оба, как телята, в нее влюблены, может, кого поопытнее приставишь?
— Да, кого, Михей? Эти хотя бы грамотные, китайский немного знают, в Москве их поднатаскают. А что в Катерину влюблены, это же хорошо: охранять лучше будут и друг за другом следить, чтобы один на один с Катей кто не остался. Так и решим.
И, повернувшись к нам, полковник гаркнул:
— А ну, сержанты, быстро в отряд и собирать чемоданы, вместе с Катей в Москву полетите, на новую учебу. По дороге охранять ее пуще собственного глаза, это вам ясно?
— Так точно, товарищ командир! Есть собирать чемоданы! — в один голос ответили мы. А каждый из нас про себя подумал: «И почему опять вдвоем нас посылают, и зачем? Почему не одного меня?»
И мы рванули с Сашкой в отряд. И шли быстрым шагом, и бежали рысью, и просто шли, но шесть километров преодолели за полчаса. Собрали чемоданы еще быстрее, сели на кровати и стали думать, зачем нас отправляют из отряда вместе с Катериной в Москву. Но так ничего путного и не смогли придумать. Утром полковник забрал нас и наши личные дела, подвез на своей машине до дома Михея, высадил и на прощанье нам сказал:
— Смотрите у меня!
Вышли Михей с Катериной.
— Ну вот, Михей, вручаю тебе своих орлов. Проводил бы вас до города, да не могу отряд оставить. Теперь ты за них в ответе. В Москве их встретят, не переживай. Вот билеты на самолет, на всех троих. Так что позаботились и об этом.
Мы с Сашкой вытаращили глаза: значит, командир давно знал, что мы ходим к Михею, вернее к Катерине, и давно решил отправить нас в Москву вместе с нею. Но вот вопрос — зачем? И почему нам так ничего и не сказал, я даже матери не успел написать, что улетаю из отряда в Москву. Сам, наверное, потом родителям нашим скажет. А Сашка мне в ухо прошептал: «Специально отправляет нас из отряда от греха подальше». Я только отмахнулся от него. Я был рад, что мы летим вместе с Катериной в Москву, значит, и там я смогу ее видеть и встречаться с нею.
Но я глубоко ошибался. В Москве нас разлучили сразу по прилету, прямо в аэропорту Катерину забрали одни службы, а нас другие. Сашка возмутился:
— Мы же охрана для Екатерины!
Ему ответили:
— Без вас охрана найдется, вам в другую сторону.
Так мы с Сашкой в первый же день в Москве, не выходя из аэропорта, проворонили Катю. В машине, пока нас везли к месту новой службы, Сашка всё время шептал мне в ухо:
— Вот что мы теперь Михею скажем?
Мне тоже было и обидно, и слёзы сдавливали горло, что вот так вот сразу меня разлучили с той, в которую я был по уши влюблен.
Учеба в Москве
Поселили нас, похоже, в каком-то спортивном лагере, где тренируют спортсменов. За высоким забором, обнесенным колючей проволокой, было много спортивных площадок. Нам с Сашкой выделили комнату, точь-в-точь как в общежитиях: окно, две тумбочки у кроватей, туалет с ванной, шифоньер один на двоих и два стула у одного стола. Не успели мы поставить свои чемоданы на пол, как в комнату вошел комендант «общаги» и с порога начал нас инструктировать:
— Ну что, товарищи шпиёны, учиться приехали или за москвичами шпиёнить? Расписание ваше вон на дверях висит, не опаздывать на завтрак и ужин, никого не ждем, комнату держать в порядке, постель заправлять по-солдатски, меня звать только в самом крайнем случае, без вас работы хватает, а кличут меня Игнат Иванович, всё скумекали? Сегодня у вас выходной, можете на обед сходить, столовая вона, из окна видна, а завтра к восьми на ковер к главному, он и распорядится вами, солдатики. Ну я пошел, отдыхайте с дороги.
Он вышел и прикрыл за собой дверь. Мы с Сашкой переглянулись:
— Слушай, Вить, куда мы попали? Что за хрень такая? Школа спортивная, что ли? А чего это он нас шпионами называл?
— Думается мне, Саша, что попали мы не в спортивную школу, а в школу для подготовки разведчиков, потому нас этот дед шпионами и называл.
— Не может быть! Какие мы разведчики, лохи обычные, сержанты, даже не лейтенанты, да и что мы можем?
— Вот завтра главный нас и проверит, что мы можем. Ой, опозорим командира и отряд, а в глаза Михею и Катерине как смотреть будем? Знать бы хоть, о чем речь пойдет. Подготовились бы…
— Ага, подготовились. На чем? На кроватях, что ли? Пошли в столовку, жрать охота, может, там у кого что спросим, — причитал Сашка, развешивая свои рубашки в шифоньер.
Но в столовой не было никого. Только один официант подошел к нам и спросил:
— Новенькие? Сейчас поесть принесу, вон за тот стол садитесь. Он свободен, это будет ваше место и за завтраком, и за ужином.
Я хотел спросить: «А что, обедать тут не дают?», но Сашка меня опередил:
— А курсанты обедают где?
— Где придется, — обернувшись, ответил официант. — Меня, между прочим, Мишей зовут, а вы кто и откуда будете?
— Я Виктор, а это Александр, проще Сашка, мы с Дальнего Востока, из Приморской тайги. Там служим.
— Понятно, служили там, а теперь будете здесь тренироваться, вас натаскивать будут.
— На что натаскивать? — спросил Сашка, — и зачем?
— Не мое это дело, завтра вам всё объяснят, потом и поговорим, если захотите, конечно, судьбой поделиться.
— А что, тренировки очень сложные?
— Кому как, некоторых назад в часть отправляют, — говорил Миша, накрывая на стол.
— Вот будет позор, если и нас назад отправят, — шепотом сказал Саша.
— Точно, Сашка, позора тогда не оберемся, ребята в отряде засмеют.
Мы с Сашкой уплетали картошку с котлетами, а Миша стоял у окна и так жалостно смотрел на нас, что у меня по коже мурашки побежали. Да еще Сашка со своим нытьем:
— Вот попали, как мой дед говорил, как кур во щи.
— Да замолчи ты уже, все уши прожужжал, завтра узнаем, что к чему. Если бы мы были совсем никчемные, нас бы командир сюда не отправил. Пошли лучше расписание читать и спать. А то, может, больше и выспаться не придется.
— Ладно, молчу, злой ты какой-то стал.
— Будешь тут злой, когда держат в неизвестности. Сказали бы сразу, чего от нас хотят.
— Вот завтра тебе всё и растолкуют, — проворчал Сашка, доедая котлету.
Мы поблагодарили Мишу за очень вкусный обед, спросили, во сколько ужин.
— Вам, ребята, на ужин лучше сегодня не приходить, я вам заверну кое-что с собой, в комнате перекусите. А на завтрак придете к восьми утра, раньше пока не надо.
— А что за причина такая? — возмутился Сашка.
— Эх, блондин, со временем поймешь, — вздохнул Миша и понес грязные тарелки в мойку.
— Вот дела! — возмущался Сашка. Я молчал, под ложечкой нехорошо стало пощипывать, в детстве это был первый признак, когда я готов был заплакать.
Но заснули мы быстро: сказалась усталость от дальней дороги и стресс от неизвестности.
Утром мы всё же в столовую пришли пораньше, курсанты еще завтракали, официант Миша на нас удивленно посмотрел, но ничего не сказал, только глазами показал на наш стол. За нашим столом сидели два парня, у одного был подбит глаз, у второго правая рука в гипсе, и ел он левой.
— Доброе утро и приятного аппетита, — сказал Сашка, подвинул стул к столу и сел.
Курсанты посмотрели на нас и ничего не ответили, продолжали есть. Миша подошел ко мне:
— Завтрак вы должны брать сами там у стойки. Обслуги нет и не будет, у нас самообслуживание, грязную посуду потом в мойку, она там, — он мотнул головой в сторону выхода из столовой. Я пошел за едой, Сашка следом за мной. Выходя из столовой, Сашка сказал:
— Ты видал, они здесь все покалеченные! Ну, представляю, что будет с нами!
— Хватит ныть! Достал уже, балаболка! Идем к главному, там всё и узнаем.
Кабинет начальника школы мы нашли быстро. У дверей стоял дежурный. Он проверил наши документы, сказал нам обождать, а сам зашел в кабинет. Через секунду вышел.
— Идите, вас уже ждут!
Сашка перекрестился, я последовал его примеру, и шагнули в кабинет к начальнику. Он поднял голову от бумаг, внимательно нас оглядел и сказал:
— Проходите, земляки. Приморцы, значит? Присаживайтесь.
От его теплого голоса, да еще «земляки», от сердца как-то отлегло, и я улыбнулся.
— Для начала, сизы голуби вы мои, вот эти бумажки прочитайте и подпишите, а потом разговор затеем, что да как, почему к нам попали и так далее.
Он протянул нам по два листа текста, набранных мелким шрифтом на белой бумаге. Из всего, что я прочел, понял только одно: никогда никому не рассказывать ни о чем, что будет с нами происходить здесь и потом. За разглашение государственной тайны — тюрьма или суд по законам военного времени.
Сашка дочитал, смахнул со лба пот и почему-то шепотом спросил:
— Но ведь сейчас не война?
— В кабинете нет, а за дверью война. И вы, мои сизые голуби, будете отправлены именно на войну, — улыбнулся начальник. — Ладно, ребята, не буду пугать вас раньше времени. На дверях табличку видели или не успели прочесть?
— Не успели, — ответил я.
— Зовут меня Алексей Сергеевич, я полковник, не смотрите, что без формы, здесь она не обязательна. Ко мне обращаться в самую последнюю очередь, у вас будут свои наставники. А теперь к делу. Вы очень хорошо знаете Катерину Тэн, она почти готовая разведчица. Вы будете ее оперативниками, охранниками, няньками, короче, подспорьем, для этого мы вас потренируем немножко — и будете работать вместе с Катей: где она, там и вы. И придется вам через годик вернуться на свой Дальний Восток, а пока поживете у нас. В город выходить вам запрещается, Катерина сама вас навестит со временем. Учиться не лениться, как это у вас там в книжках написано: тяжело в учении, легко в бою. Сейчас за вами лейтенант Серегин придет, вот он ваш непосредственный начальник. От него и получите все инструкции. Да, волчат себе здоровеньких выбирайте, вам с ними работать предстоит.
— Каких волчат? — удивился Сашка.
— Самых настоящих, у вас там в тайге их полно ведь было? Так?
— Да не было у нас никаких волчат, мы даже волков и то только зимой издалека видели, — возразил Сашка.
— А теперь будут ваши личные волки, вы их с собой и привезете в свою тайгу. Ладно, идите уже, а то лейтенант вас заждался.
В коридоре действительно нас ждал лейтенант Василий Серегин.
Сразу же он повел нас знакомиться с теми, с кем мы должны будем заниматься. Привел и в школьный зверинец. Кого тут только не было: овчарки разных мастей, волки, голуби и даже попугаи.
— А попугаи-то зачем? — удивился Саша.
— Как зачем? Попугай — умная птица, память у него хорошая, подаришь такую птичку от кого кое-что узнать надо, Кеша все разговоры слушает да запоминает, а ты приходишь в гости к хозяину птицы, она тебе всё и выкладывает. Только и попугаев тренировать надо. Но вам и волчат хватит. Выбирайте, кому-то достанется он, а кому-то — она. Пара будет, так удобнее. Конечно, почему, не знаете, но ничего, скоро всё узнаете.
Сашка выбрал себе ее, а я его. Волчата были маленькие и очень забавные. Нам предстояло их приручить и выдрессировать. Раз в месяц в школу к нам приходила Катя. Она вместе с нами шла к нашим волчатам, играла с ними, что-то шептала им на ушко каждому, а потом давала им вареное мясо. За волчатами мы ухаживали, как за малыми детьми, это для нас был и отдых, и развлечение. Занятий было много: очень интенсивно учили китайский язык и английский, затем спорт, борьба, стрельба из снайперских винтовок и другого ручного оружия. Для нас настоящими праздниками были Катины посещения. Она всегда с собой приносила какие-нибудь вкусности не только волчатам, но и нам. Как-то я спросил:
— Скажи, Катя, а тебя чему учат в твоей школе?
Она засмеялась и ответила:
— Ой, мальчики, всему учат, а главное — как от хвоста уходить, шифровки правильно передавать, с нужными людьми знакомиться, не попадать в западню и многому другому.
— Кать, скажи, а тебе это надо? Жила бы себе спокойно в своей тайге с отцом, детей в школе учила, замуж вышла бы.
— Судьбу не я выбирала, Виктор, она меня выбрала. Так что послужим родине сполна. Да вы не расстраивайтесь, служба у нас будет чистой, я при нашем посольстве в Китае буду работать, а вы в охране этого посольства, ну и моими телохранителями будете по совместительству. Китайцы — они народ умный и хитрый, из-под носа утащат, не заметишь, а потом скажут «ничего не знаем, ничего не видели».
И Катя рассмеялась.
— А волчата-то нам зачем? — спросил Сашка.
— Мальчики вы мои, вы даже этого не знаете? Да нет умнее зверя, чем волк, а какая охрана, а разведчик какой! Никто не пройдет там, куда может волк забраться. А какие задания волк может выполнять, никакая овчарка на это не способна. Вы что, до сих пор не попросили для себя книги почитать про жизнь волков и их способности? Чтоб вы знали, у волка нюх самый сильный из всех животных, его обоняние никто не может превзойти. Он чувствует запах того, кого ищет, за два-три километра от того места, где находится. Представляете, какой это поисковик в тайге? А если ты заблудился, Саша, и тебя надо разыскать, дашь волчице твой носок понюхать, и она тебя за десять километров унюхает и отыщет. Как своих малышей-то назвали?
— У меня Огонек, а Сашка свою назвал Спичка, — прокомментировал я.
— Спичка и Огонек, что ни на есть шпионские имена, — и Катя снова рассмеялась, нам тоже было весело. Мы знали, что через полгода мы снова улетим к себе в Приморье. После рассказа Кати, что нам в дальнейшем предстоит работать при нашем посольстве, страхи как-то сами собой пропали. Напряжение спало, и дела наши пошли в гору. Подружились с другими курсантами, на учебу ходить стали охотнее, да и языки подтянули до нужного уровня. И волчата наши подрастали. Нам казалось, что Катю они любят больше, чем нас. Мы даже ревновать ее стали к нашим питомцам. А она только смеялась.
— Волки привыкли жить в иерархии, как люди, вот ваши подопечные и чувствуют, кто в нашей тройке главный, потому ко мне и ластятся, — она гладила волчат, совала им кусочки мяса и смеялась, поддразнивая нас. Мы так и не могли понять, кому из нас она отдает предпочтение, и перестали ревновать ее совсем. Видимо, она не наша судьба, так мы оба с Сашкой решили.
За целый год, что мы жили в Москве, в город нас на экскурсии свозили всего три раза. Автобус в воскресенье к воротам нашей школы подходил к девяти часам утра, мы успевали позавтракать, собраться и занять места у окна. Ведь раньше в Москве мы никогда не были. Обзорная экскурсия по Москве длилась три часа, в очереди в Мавзолей Ленина простояли еще три часа, всю обратную дорогу молчали. Поход в мавзолей произвел на меня гнетущее впечатление. Вторая экскурсия была по музеям столицы, а третья — в галереи, и по пути еще раз осмотрели Кремлевскую площадь и православные храмы. Но и этого было нам достаточно, чтобы восхищаться столицей нашей родины. После приморской тайги и нашего логова на тридцать человек всё увиденное казалось нам грандиозным и очень значительным. Мы с Сашкой даже позавидовали москвичам, что они каждый день могут созерцать такую красоту.
Наши волчата подрастали быстро, тренировки с ними становились всё сложнее. А на подходе были экзамены и по остальным предметам. Спать удавалось не более четырех часов в сутки. За этот год мы с Александром сильно похудели, зато накачали мышцы рук, ног, живота. Научились секретным приемам рукопашного боя, как незаметно носить второе оружие (если одно отбирают, то второе остается при тебе), а главное — приучили к себе уже повзрослевших волчат и научили их понимать не только наши слова, но даже взмах руки и взгляд. Волчата наши оказались очень способными. С Катей мы виделись всё реже, у нее тоже были экзамены и, скорее всего, посложнее наших. Ее готовили в секретные разведчицы, а нас — только в ее охрану и оперативников. Однажды Катя нам сказала при встрече:
— Мальчики, запомните навсегда: когда будем в чужой стране, и даже в нашей на людях, вы никогда не должны показывать свои знания других языков, особенно китайского, вы знаете только свой русский язык. Это надо для моей и вашей безопасности. Так проще работать, вас не будут опасаться, будут говорить при вас иногда очень нужную нам информацию, которую вы сможете потом пересказать мне. Да и проще войти в доверие, прикидываясь простачками и туповатыми охранниками.
— Мы все поняли, Катя. Нам стоит еще научиться актерской игре? — выпалил блондин.
— И не только актерской, — добавил я, — но и режиссерской. надо будет заранее режиссировать и распределять роли между игроками. А наших волчат также в игру берем?
— Скоро, ребята, вы сами увидите, что ваши волчата станут самыми преданными охранниками, спасателями и друзьями. Они выросли на ваших руках, они пара, а вы им хозяева и не только.
— А мы треугольник, — вставил Сашка свои «пять копеек». — Хоть бы ты, Катерина, уже определилась, с кем из нас ты хочешь быть не как друг, а как любимая женщина. Мы с Витькой тебя оба любим, выбрала бы уже кого-то одного.
Катя засмеялась:
— Ах, мальчики, да не могу я сейчас ни в кого влюбляться, нельзя, по штату не положено. Вот службу свою закончим, тогда и решать буду.
Она вдруг поднялась со скамьи, на которой мы все трое сидели, и поцеловала нас в щеки.
— Пока, ребята, скоро полетим домой. Там нам отпуск дадут, а потом прикомандируют к посольству в Пекине. Так что потрудитесь еще чуточку, совсем немножко осталось, а вот дома гульнем…
Она помахала нам рукой и вышла за ворота. Блондин вздохнул и сказал: «Я больше так не могу. Приедем на базу, заведу себе девчонку. Весь поселок обойду, но найду себе красотку не хуже Катерины». Я только усмехнулся и ничего не сказал Сашке.
Наша учеба в Москве подходила к концу, экзамены мы сдали все не на отлично, конечно, но на твердую четверку и еще раз заслужили поездку в Москву. На этот раз нас отвезли на концерт Олега Газманова. Мне его песни нравились, мужские такие, солидные и сам он выглядел, по моему представлению, достойно, не то, что некоторые лахудры, смотреть противно. Вернулись в школьную казарму поздно, спать не хотелось, обсуждали с Сашкой предстоящую поездку домой, а потом работу в посольстве. Было страшновато: как оно там всё сложится. Мы за границей еще ни разу не были, даже в Турции. Кроме своего Приморья, а теперь и кусочка Москвы, больше ничего не видели.
Уснули только под утро. И приснился мне сон, такой странный, будто я и Катя занимаемся любовью в каком-то дивном саду. Она меня целует, обнимает, а я хочу погладить ее волосы и не могу дотянуться до них. Я даже Сашке не стал рассказывать этот сон, было как-то не по себе: скажет еще, что только об этом я и мечтаю.
После завтрака нас к себе вызвал полковник, еще раз мы подписали бумаги, где клялись сохранять всё в тайне и ничего никогда не разглашать о том, где мы были, кто нас учил и куда направляемся на дальнейшее прохождение службы. От полковника мы пошли к своим волчатам. Они были уже в клетках и очень нервничали, увидев нас, завиляли хвостами и заскулили, как маленькие дети, которых заперли в комнате по непонятной причине. Мы успокаивали своих питомцев:
— Скоро, Огонек и Спичка, тайгу увидите, на воле погуляете, немного ждать осталось, — приговаривал я и гладил Огонька по холке.
Улетать во Владивосток мы должны были ночью. В аэропорт нас доставили за час до отлета самолета, там встретили и Катю. Но посадили нас не в пассажирский лайнер, а в грузовой.
— Так надо, — сказала Катя. — С вашими волками только и лететь на грузовом, здесь и народу поменьше, и вам спокойнее. Ваши воспитанники хоть и в клетках, зато рядом с вами им не так страшно, и вам тоже. Вот теперь мы все рядом, — вздохнула Катя, — скоро своих увидим. Я так соскучилась по отцу.
— А я по маме. Хоть и звонил ей иногда, но это не то. Обнять ее хочется. Только в разлуке понимаешь, как тебе дороги твои родители.
— А я по всем сразу, — проговорил блондин, — особенно по бабушкиным блинам. Ох, и вкусные они у нее получаются, особенно с мясом, — и облизнулся.
Катя засмеялась:
— Ничего, мальчики, дайте срок, приземлимся в своей тайге, и напеку я вам таких блинчиков, что и в сказках таких не пекут.
Самолет набрал высоту, мерно загудел, мы притихли и задремали.
Проснулись, когда уже нам кто-то кричал:
— Эй, сони, выгружаться пора! За вами машина уже подошла.
Я выглянул в иллюминатор. Самолет стоял, а к нему подъезжала наша машина, и видно было, что рядом с водителем сидит командир Петрович. На этом заканчивалась наша учеба в московской школе, мы снова были дома, у себя, в своем Приморском крае. И нам полагался месячный отпуск.
В отпуске
Сразу из аэропорта командир вместе с нашими волчатами отправил нас в отпуск, выплатив нам наши зарплаты за целый год. Мы таких денег с Сашкой вообще в руках никогда не держали. Я сначала даже растерялся, когда Петрович протянул мне такую пачку денег и сказал:
— Давай-ка в ведомости распишись, что ты их получил.
— Это всё мне?
— Ну не мне же! — воскликнул командир и засмеялся. — Это не только твои отпускные, это еще и подъемные по месту новой вашей службы-работы, так что всё не тратьте сразу, а то в Пекин полетите пустыми.
У Сашки даже затряслись руки, когда он пересчитывал такую кипу денег.
— Я себе мотоцикл куплю, — сказал Саша, — и буду на нем гонять по всему поселку.
— Ты только не забудь мотоцикл с люлькой купить, куда будешь свою Спичку сажать, — съязвил я.
— Не нужен тебе мотоцикл, через месяц у вас будут служебные машины, не трать зря деньги. Лучше родителям сейчас подарки купите, — вздохнул Петрович. — И запомните: первого августа чтоб были у меня в логове, проводы устроим вам. Да и Катерину вам теперь придется пасти каждый день, начиная с нашей тайги, а там… как прикажут. Ну что, отпускники, подвезу вас до автовокзала, сами доберетесь до своих городов, а у меня еще здесь дела есть.
Наши хорошо подросшие волчата стояли рядом с нами и внимательно слушали, о чем нам говорил командир, и было такое впечатление, что они понимают весь разговор. Нам предстояло на месяц их разлучить. Я жил в городе Арсеньеве, а Сашка — в Чугуевке. На автовокзале я попрощался с Сашей, сел с Огоньком в рейсовый автобус и поехал домой к маме.
В город приехал поздно ночью, местный транспорт уже не ходил. Поймал такси и через двадцать минут звонил в двери нашей с мамой квартиры. Она спросонья долго не могла понять, кто это так поздно ломится к ней в дом, а когда узнала мой голос, разрыдалась, еще не успев впустить меня в прихожую. Я ее обнял, поцеловал в щеки, а мой Огонек стал тереться о ее ноги.
— Ой, кто это с тобой, Витя? Что за собака такая?
— Это, мама, не собака, это волчонок пока еще, мой друг и сослуживец, мы теперь с ним вдвоем служить будем. Дай мне попить воды и спать. Завтра всё расскажу. Отпуск у меня целый месяц.
Утром я отсчитал матери приличную сумму денег и сказал, чтобы она купила себе обновки, так как я не знаю, что для нее сейчас важнее из одежды, потому и не стал покупать подарки во Владивостоке. Она удивилась и спросила:
— Откуда у солдата такие деньги?
— Мама, я уже не солдат, я младший лейтенант, а это зарплата за целый год. Я ровно год не видел вообще никаких денег, вот и скопилась приличная сумма.
— После отпуска куда тебя отправляют?
— В Пекин полечу, посольство наше охранять.
— А контракт твой когда заканчивается?
— Теперь не знаю. Мы в Москве с Сашкой подписали новый контракт на несколько лет еще.
— Хорошо, пока молодой, можно и послужить. При посольстве не очень-то станешь баловаться. Это к лучшему, тут молодежь совсем от рук отбилась, кто пьет, кто наркотиками увлекся, а у тебя служба… И в городе ты недолго будешь.
После завтрака мы с Огоньком пошли гулять по Арсеньеву. В нем, в общем-то, ничего не изменилось. Захотелось заглянуть в свою бывшую школу. Вот она — трехэтажная, кирпичная, всё такая же, как и была. Перемена, наверно: детей полно на крыльце и во дворе. И охранник на входе, у нас охранников не было, вход был свободный. В охраннике я узнал бывшего одноклассника.
Я подошел к нему, Огонек повел носом и зарычал, он так реагировал только на наркотики.
— Привет, Николай, ты теперь здесь работаешь?
— Витек, это ты? А базарили, что тебя в Москву учиться отправили?
— Вот вернулся, отпуск у меня целый месяц, буду по друзьям ходить, по одноклассникам. Учителей пришел проведать, пропустишь?
— А это что за собака у тебя такая? С собакой нельзя в школу.
— Это не собака, Коля, это волчонок. Он у меня очень грамотный, умный, обученный на всякую дрянь. Зовут его Огонек, ему еще только год исполнился. А что у тебя в карманах, Коля? Дурь какая или что посильнее? Сам употребляешь или малышне продаешь?
— Да нет у меня ничего, с чего ты взял?
— — Да Огонек мой наркотики учуял, у него нюх особенный на такое зелье. Смотри, а то с работы выгонят, если узнают. Так я пройду?
— Да иди уже вместе со своим волчонком. Пусть учителя с девчонками повизжат от вида твоего Огонька.
К окнам прилипли девчонки-старшеклассницы и учителя. А навстречу мне уже спускалась моя бывшая классная Зоя Филипповна.
— Добрый день, Виктор, ты к нам надолго в гости? Ну, пойдем в класс, познакомлю тебя с моими теперешними сорванцами. Ты бы рассказал им про армию, как служится, как живется на границе? А это твой пограничный помощник? — и она указала на Огонька, стоявшего рядом со мной.
— Можно сказать, что будем теперь вместе служить, его зовут Огонек. Это волчонок. Он тренированный, не бойтесь, он без моей команды от меня не отойдет. Но гладить посторонним людям его нельзя, зверь всё же.
Зоя Филипповна завела меня в учительскую, учителей было много новых, молодых, которых я не знал.
— Вот, девочки, жениха вам привела. Наш бывший ученик, сейчас на границе служит.
Девушки с опаской посмотрели на моего волчонка и стали расходиться по классам. Видимо, молодых учительниц пограничник из тайги не интересовал, хотя и красавчик.
Когда мы с классной в учительской остались вдвоем, я спросил ее:
— Зоя Филипповна, а что у вас в школе занятия так затянулись? Июль уже, а у вас полные классы детей.
— Каникулы мартовские были длинными, погода у нас бушевала, школу закрывали из-за эпидемии гриппа, вот занятия и продлили.
— Как всегда, всё по-прежнему. У нас почти каждый год учебу продлевали из-за эпидемий непонятных болезней.
— Что ты хочешь, Виктор, Дальний Восток, Приморье, граница рядом с Китаем, Кореей. Поговаривают, что китайцы нам в реки всякую заразу подбрасывают, тайгу поджигают, химикаты какие-то распыляют. Ты там на границе у себя ничего такого не слышал?
— Нет, Зоя Филипповна, ничего такого я у себя на службе не слышал. Тут у вас без китайцев химикатов полно. Вы бы за Колей присмотрели, он сам наркотиками балуется или школьникам продает?
— Чтобы продавал, не знаю, а вот сам, видимо, уже давно подсел на какую-то дрянь: иногда глаза у него, как у сумасшедшего, смотрит на тебя и ничего не видит или такую ахинею нести начинает.
— А как же он в школе работает, да еще охранником? Опасно ведь наркомана к детям подпускать.
— Сам знаешь, его мать давно у нас бухгалтером работает, вот и упросила директора устроить сына в охрану. Мы ей на собрании как-то сказали, что Николай бывает как бы не в себе, она это списывает на его усталость: мол, днем он в школе в охране работает, а ночью дежурить на завод ходит, подрабатывает.
— С таким охранником и до беды недалеко.
— У него мать есть, да и я не директор школы, чего мне встревать. Мне до пенсии пару лет осталось доработать, и пойду внуков нянчить. У меня их уже трое.
«Ладно, раз так, сам Кольку припугну», — подумал я и спросил у Зои Филипповны:
— А Николай женат или нет еще? Девушка-то у него есть?
— Женщина у него есть, лет на пять старше, она тоже в нашей школе училась, Зина Пряхина. Продавщицей в универмаге работает.
Я попрощался со своей классной и вышел на улицу. Николай курил, дым от его сигареты был едкий и противно-вонючий.
— Спайс, значит, куришь? А говоришь, наркотиков у тебя нет? Зачем прямо в школе куришь? Малолетки ведь кругом.
— Ты мне еще мораль не читал, шли бы вы все! Ну, курю, и что теперь? Я давно совершеннолетний, что хочу, то и делаю. Хочу курю, хочу пью, хочу бабу свою трахаю. Ты, что ли, святой?
Я понял, что разговора с ним не получится: злой он какой-то стал, неадекватный. Лезть в душу к человеку, да еще к парню, с которым я никогда не дружил, меня не учили. И мы вместе с Огоньком вышли из школьного двора, сели в маршрутку и поехали в городской парк. В парке прямо за детской площадкой шли какие-то разборки у пацанов. Всем им было лет по шестнадцать-семнадцать. Пятеро парней обступили по виду двух студентов и что-то требовали у них. Я подошел поближе и своего Огонька отцепил от поводка.
— Что за шум, а драки нету? Или драка намечается?
— Шел бы ты, дядька, отсюда, а то и тебе достанется, — ответил мне кучерявый подросток, что стоял за спинами у студентов.
— А вам подраться охота, да? Давно не дрались, давно не получали? Чего к студентам пристали, шпана городская, им надо бежать экзамены в колледже сдавать, а вы их тут держите. А ну разойдись, бездельники!
Все пятеро повернулись в мою сторону.
— А ты кто такой, чтобы командовать тут? Это наши проблемы, шел бы своей дорогой куда шел! — выпалил рыжий пацан, весь в конопушках, с торчащими во все стороны ушами. Я, изучая психологию бандитских группировок, знал, что этих парней нужно разозлить, чтобы они перекинулись на меня и забыли про свои прежние жертвы. Вот и решил свои знания попробовать сейчас. Надо только определить, кто у них заводила, главарь. И продолжил свою обидную речь:
— Ну, ты, рыжий ушастик, силой со мной помериться не хочешь? Один на один, а? Что, струсил, да? Пятеро на двоих — это да! А вот один на один — это слабо! Уроды пришибленные, нормальным людям житья не дают!
— Ген, ты посмотри на этого верзилу, он еще и обзывается, — повернулся рыжий лицом к стоявшему от него в двух шагах лысому парню, выше всех подростков на целую голову. По виду он был в этой компании старше всех. Значит, он и есть в этой группе ведущий. Понятно.
Я подмигнул студентам и мотнул головой, чтобы они уходили. Мальчишки убежали. Все пятеро пацанов стали меня окружать, рыжий бросил лысому заточку, тот поймал ее, специально демонстрируя мне свое оружие. Огонек, всё время сидевший у моих ног, увидев в руках врага оружие, в один прыжок оказался рядом с лысым и впился ему в запястье. Заточка упала в траву, а лысый взвыл:
— Убери свою собаку, а то я убью ее!
Кровь струилась у него по руке, вероятно, зубы молодого волка глубоко прокусили не только кожу, но и вену. Я тихонько подал сигнал своему Огоньку, он разжал свои челюсти и в одно мгновение сел у моих ног. Пацаны оторопело смотрели то на меня, моего волчонка, то на своего лысого пахана. А к нам уже приближались два милиционера. Скорее всего, убегавшие студенты нарвались на патруль и сказали, что в парке драка. Все четверо, увидев милиционеров бросились из парка в рассыпную, стоять остались только мы с лысым.
— Ты рану-то зажми, крови много потеряешь, урод!
Рядом с нами уже стояли два молодых милиционера.
— Что здесь произошло? — спросил тот, что постарше.
Лысый посмотрел на меня, заточка валялась недалеко от него в траве. А у меня в голове пронеслось: скажи я сейчас правду, этого придурка загребут в милицию — и меня вместе с ним. А как там дело повернут, неизвестно. И я решил отмазать нас обоих.
— Да волчонок у меня еще молодой, неопытный, гуляли по парку, парень стал руками размахивать, вот мой Огонек и впился ему в руку. Наверно, подумал, что он на меня нападать будет.
— А студенты сказали, что здесь драка идет.
— Да нет, драка в другой стороне парка, — ответил я.
Подошел к лысому, достал из кармана джинсов свой носовой платок, который мне в карман вложила мама, и стал перевязывать ему рану. Волчонок не отходил от меня ни на шаг. Милиционеры постояли еще минуту и пошли дальше осматривать парк.
— Как зовут тебя, вымогатель?
— Генка.
— Геннадий, значит. А в армию тебе когда идти?
— В этом году осенью забирают.
— А почему не работаешь, а шляешься и у студентов стипендию отбираешь? И младшим дурной пример показываешь. Давай присядем на лавку, поговорим.
Мы с ним сели на лавочку на детской площадке.
— Я, Геннадий, в погранвойсках служу, поэтому драться со мной ни тебе, ни твоей ребятне не советую. Волчонок мой здоровый и со всеми прививками, никакой заразы он тебе в руку не занес, но всё же в больницу надо обратиться, пусть обработают рану. Тут поликлиника недалеко, пошли.
Генка послушно встал и пошел рядом со мной. Из-за деревьев выглядывали его собратья по дракам. Он махнул им рукой, вероятно, знак был «пошли вон», потому что пацаны стали расходиться. В поликлинике в травмпункте обработали Геннадию руку, перебинтовали и сказали, что ничего страшного, сухожилия остались целыми. Я погладил волчонка и сказал ему, что он у меня умница. Из поликлиники мы вышли вместе с Генкой, и я спросил у него:
— Хочешь, я тебя на завод учеником слесаря устрою? У меня там дядя работает, он возьмет.
— Правда устроишь? Хочу. А то мы с мамкой вдвоем живем, она в детском саду няней работает, денег вообще в доме нет.
— Тогда пошли прямо сейчас на завод.
— Пошли.
С проходной завода я позвонил дяде Мише, рассказал, в чем суть проблемы, и попросил его пристроить парня к нему в ученики. Он подошел к нам через десять минут, и мы все вместе поднялись в отдел кадров завода. Через полчаса Геннадий числился учеником слесаря на заводе.
— Завтра к восьми утра на работу. Не опаздывать, люблю дисциплину. А пока я покажу тебе, где твой шкафчик для одежды, наше рабочее место, потом получишь спецовку на складе — и ты рабочий человек, а не хулиган и бездельник.
— Спасибо, дядя Миша, в гости приходи, мама будет рада.
— Пришел бы, да после работы на огороде дела, картошку пора окучивать. Да и Надежда моя в ночную смену стала работать, дети на мне. Ты лучше приди сам к нам в гости, девчонки будут рады. Да книги, что я в библиотеке брал у Ольги, отнеси ей, а то ругать меня будет.
— Обязательно зайду, дядя Миша, девчонок твоих проведаю и тетю Надю.
Дядя Миша был двоюродным братом моей матери. Они с Генкой пошли в цех, а я со своим Огоньком поехал домой. На душе было светло.
Через неделю мне позвонил Сашка в двенадцать часов ночи. Говорил он приглушенно, явно прикрывая рот рукой:
— Вить, привет! Извини, что так поздно звоню, но ты мне срочно нужен. У меня проблема, приезжай как можно скорее.
— А днем ты позвонить не мог?
— Не мог, без тебя мне этой проблемы не решить.
— Ты во что-то вляпался?
— И очень сильно. Не могу больше говорить, мать сюда идет.
И Сашка положил трубку. Утром я сказал матери, что уезжаю на несколько дней в Чугуевку к Блондину, он в гости зовет.
— Как приеду к нему, позвоню вечером. Вот его домашний номер телефона на всякий случай.
— Хорошо, поезжай, только не забудь, что я по тебе тоже скучаю. А своего Огонька оставишь дома или возьмешь с собой?
— С собой возьму, тебе спокойнее будет и самой, и за меня.
Мама улыбнулась:
— Это правда, с таким другом, как твой Огонек, ничего не страшно.
От Арсеньева до Чугуевки я добрался за пять часов. Сашка меня встречал на автовокзале. Мы обменялись рукопожатиями, и я спросил:
— Что еще за проблема такая нарисовалась у тебя, что надо было срочно меня из дома выдергивать?
— Понимаешь, Вить, жениться меня заставляют.
— Как это заставляют? Кто?
— Ее родители.
— Так, ну-ка рассказывай всё по порядку.
— На второй день, как приехал в отпуск, пошел я в клуб на танцы. Одна местная девчонка Олеся на мне и повисла, ни на шаг от меня не отходила. После танцев мы пошли с ней гулять на речку, ну там всё и случилось, сам понимаешь что.
— Что случилось-то?
— Ну трахнул я ее, да она и не против была. Целую неделю мы с ней в кустах около речки трахались, она-то уже и не девочка была. А вчера мне заявила: говорит, знаешь, Саша, теперь ты на мне жениться обязан, иначе я на тебя в суд подам за изнасилование, мне ведь только шестнадцать лет месяц назад исполнилось. Я так и сел. А еще, говорит, родителям скажу, что ты меня силой взял, а батя у меня мент. Представляешь, как тебя в полиции отделают?
— Сашка, а ты ей сказал, что на границе в тайге служишь?
— Да говорил, пугал одиночеством, волками, а она в ответ: а мне плевать, женишься на мне, и я с тобой уеду. Одну меня родители из дома не выпустят, а с мужем — куда муж, туда и я. Я у нее два дня выпросил, сказал, что мне подумать надо.
— Родителям своим ты ничего не сказал, да?
— Ты с ума сошел? Что я им скажу, что несовершеннолетнюю трахнул? Батя меня сам прибьет без суда и следствия. Он же у меня адвокат, и кроме меня у нас в семье еще две сестры малых имеются, я же тебе рассказывал, Ира и Валя.
— Тогда придется тебе жениться и ее с собой в поселок увозить, другого выхода я не вижу. Если она такая проныра, пока будем в Китае, она себе какого-нибудь лесоруба присмотрит, вернешься и разведешься.
— А если ребенок родится?
— Ну так что? Мало народу с детьми разводится?
— А что я командиру скажу?
— А вот правду и скажешь, что яйца тебе прищемили, пришлось становиться семейным человеком.
— Как я Кате в глаза посмотрю? Заявлюсь с этой Олеськой к ней… В любви объяснялся, а сам на второй день изменять пошел.
— Да причем тут Катя? Ты сейчас о себе думай. Может, откупиться от твоей новоиспеченной невесты?
— Не получится, я предлагал ей деньги. Она мне знаешь что ответила? Мол, или женишься на мне, или в тюрьму пойдешь лет на пять-восемь. Это я тебе запросто устрою.
— Познакомь меня с ней, может, вместе уговорим.
— Вечером в клуб пойдем, и я тебя с ней познакомлю.
Сашкина мама была дома. Она встретила нас приветливо, накрыла стол, поставила к чаю блинчики с малиновым вареньем, и мне сразу же вспомнилась Катя. Я даже обрадовался, что Блондину придется жениться, значит, я у Катерины останусь один, выбор сделан. И сделал его сам Сашка.
Олеся ждала Сашку на крыльце, расплетая и заплетая свою длинную русую косу. Она нервничала, и это было заметно.
Высокая, стройная, зеленоглазая, черные брови дугой, пухлые красивые губы, нарядное короткое цветное платье в обтяжку с глубоким вырезом чуть приоткрывало ее полную грудь.
— Да она у тебя красавица, — шепнул я на ухо Сашке. — Через месяц сам в нее втрескаешься и не пожалеешь, что женился.
— Если честно, я уже в нее влюбился. Только что теперь делать, не знаю, как с командировкой в Китай быть?
— Да, Сашка, придется на твою свадьбу вызывать командира и Михея с Катериной.
— Вот этого я и боюсь больше всего.
— Чего бояться, ты взрослый мужик, захотел жениться. Увезёшь свою Олеську в тайгу, а там сама жизнь вас рассудит. Другого выхода, Сашка, нет, жена не тюрьма. Жену тебе простят и присмотрят за нею, а вот тюрьму — никогда.
— Значит, твой совет — жениться?
— Однозначно, Сашка, лучше быть женатым, чем уголовником, да еще по такой статье.
Мы поднялись на крыльцо, Олеся шагнула навстречу нам.
— Знакомься, Виктор, это моя невеста Олеся.
Она подала мне руку и заулыбалась. Улыбка у нее была приятной. Она внимательно посмотрела на Сашку.
— Вот, друга пригласил на нашу с тобой свадьбу. Сегодня пойдем к моим родителям, а завтра все вместе к твоим. Буду у твоих родных твоей руки просить.
— Тогда пошли, чего зря время тянуть, — Олеся взяла Сашу под руку, и мы все вместе спустились с клубного крыльца. Любопытных прибавилось, кто-то даже свистнул и пропел:
— Ах, эта свадьба, свадьба пела и плясала…
Родители Сашки сразу поняли, в чем дело. И отговаривать от женитьбы не стали, сына надо было спасать. Разговоры по селу об Олесе ходили всякие, и не в ее пользу. Обе семьи сговорились устроить свадьбу за три дня до отъезда Сашки на службу. Блондин попросил меня позвонить Кате, Михею и командиру и пригласить их на свадьбу на двадцать пятое июля.
Я позвонил сначала командиру:
— Товарищ командир, Александр Логинов приглашает вас приехать к нему в Чугуевку двадцать пятого июля, в этот день у него состоится свадьба.
— Виктор, ты что там, в отпуске, перепил? Какая к черту свадьба! Вам первого августа в Пекин улетать с Катериной! А где этот белобрысый, дай-ка ему трубку, знаю, что рядом стоит и сам рассказать всё струсил.
Я передал трубку Сашке.
— Слушаю товарищ командир, — запинаясь, проговорил Блондин, и все его щеки стали пунцовыми. А в трубке раздался такой треск, что я отошел в сторону, чтобы не слышать, что будет в ответ мямлить Сашка. Такого поворота никто не ожидал. Сашка положил трубку и вытер со лба пот.
— Ну влип, всех подвел.
— Да не переживай, обойдется всё, и в командировку полетишь, больше ведь некому. Кате я завтра позвоню, думаю, что Петрович уже сегодня скажет о свадьбе Михею и Кате. А я им завтра уже из своего дома позвоню. Ладно, друг, не парься, будет кому тебя ждать в нашей тайге. Поеду я домой, а то загостился тут у тебя, мама уже звонила, твой отец передал.
На свадьбу к Сашке приехали: наш полковник Петрович в своем офицерском мундире со всеми регалиями и наградами во всю грудь, Катя в шифоновом лесного оттенка платье, Михей в элегантном сером костюме и я по такому случаю в черном костюме и белой рубашке, так как заранее Сашка мне сказал, что я буду у него на свадьбе свидетелем. Всеми нами можно было только гордиться и любоваться, что и делали родители жениха и невесты и все приглашенные в этот день повеселиться после загса и поесть вдоволь всякой вкуснятины. Петрович с ног до головы оглядел невесту:
— Присядь, Олеся. Вот при родителях твоих спрашиваю тебя, знаешь ли ты, что твой жених Александр Логинов — офицер-пограничник?
— Знаю, — робко отвечала Олеся.
— А знаешь ли ты, что жить тебе придется в таежных поселках на границе, часто оставаться по ночам одной, когда муж будет на дежурстве?
— Знаю.
— А развлечений там вообще никаких, кроме телевизора, и магазин только один, где и продукты, и одежда сорта эдак пятого, и школа всего лишь до девятого класса, а про детский сад там вообще никто не заикается, многие женщины не работают, потому что негде работать. Это тебя устроит?
— Ну, хватит Олесю пугать, — вступился за нее Сашкин отец, — у нас тоже тут развлечений — телевизор да клуб один для молодых. И магазинов не больше, чем у вас там. Решила свою жизнь связать с офицером- пограничником, значит, знала, что жить будет не в городе и не во дворце.
Олеся подняла на полковника глаза и твердо сказала:
— Я люблю Сашу, а где мы с ним жить будем, мне неважно.
В разговор вступила Катя:
— Владимир Петрович, что же вы совсем девочку запугали, я там всю жизнь свою прожила и не пропала. И она не пропадет. Домов пустых много в селе осталось от лесорубов, приведут в прядок и жить будут. Главное, что у них любовь.
— Любовь — это хорошо, только ведь ей одной предстоит там жить. Александра в командировку отправляют, и не на один день.
— А нельзя вместе с Сашей и Олесю, как жену, в командировку отправить? — спросила Катя.
— Нельзя, слишком поздно. О такой командировке год договариваются, — ответил полковник.
— — А куда отправляют-то нашего жениха? — вдруг спросил отец Олеси Никита Григорьевич.
— В Китай, в Пекин, причем первого августа он уже вылетает туда. Олесю к нему сможем отправить не раньше чем через полгода или год, как там в посольстве решат. Александр будет служить в охране российского посольства в Пекине, вот вместе с ним полетят Виктор и Катерина. Их для этого в Москве год готовили. А тебе, девочка, еще среднюю школу надо закончить, — как-то тяжело вздохнул Петрович.
Расписали в загсе Сашку и Олесю быстро, без всякой очереди и заявлений. Поставили штампы в паспорта, поздравили, выпили шампанского — и вот вы уже муж и жена. Одним словом, семья. Свадьба получилась очень шумной, но какой-то невеселой. Милицейская столовая была небольшая, и несколько столов вынесли во двор. Я сидел в столовой рядом с отцом невесты и невольно слышал его разговор с женой:
— Мать, ты должна поехать вместе с дочкой и помочь ей там обустроиться, за домом я сам пригляжу. А то на первых порах в незнакомом месте, да еще без мужа, мало ли что?
— Поеду, конечно. Поеду на неделю, хоть отдохну от тебя.
— Вот и договорились. Они все на командирской машине уезжают завтра, и ты вместе с ними поедешь. Вещи собери себе и Олеське, что там мы ей в приданое приготовили, шторочки всякие да белье постельное.
— А то я без тебя не знаю, что мне ей собрать, — буркнула Нина, мать Олеси.
Я встал и пошел во двор. Там за большим импровизированным столом гостей было куда больше, чем внутри столовой. Я подошел к Кате.
— Может, попросим музыку включить да потанцуем, а то сидят все, будто и не свадьба вовсе.
Катя шепнула на ухо полковнику, что пора бы уже и музыку включить, а то всем грустно становится, можно и потанцевать. Петрович встал и своим командирским басом прорычал:
— Музыку включай, свадьба ведь, пограничника своего женю, танцевать пошли!
Включили магнитофон и голос Магомаева зазвучал: «Ах эта свадьба, свадьба пела и плясала…» Я подскочил к Кате:
— Разрешите, мадам, вас пригласить…
Катя засмеялась и подала мне руку. Мы вышли в круг, за нами пошли другие пары, и жених с невестой тоже закружились в вальсе. Хочу сказать, что в Москве в школе нас обучали и танцам. И мне было не стыдно вести Катю в вальсе. И я впервые за это время, что был знаком с нею, держал ее в своих объятиях, прижимал к себе и шептал ей на ухо признания в любви. Она смеялась, чуть отстранялась от меня и с сарказмом спрашивала :
— Ты тоже свадьбу захотел? Так посмотри, сколько здесь молодых и красивых девчонок, вмиг сосватаем.
Мне так хотелось ее поцеловать, но я не мог этого сделать на глазах Михея и полковника. Она словно угадала мое желание и сама поцеловала меня в щеку, улыбнувшись и шепнув мне на ухо:
— Ну вот, третий лишний женился, нас осталось только двое, мой выбор сделан и это ты. И у нас еще будет много времени для нас двоих.
После этого ее шепота я уже не в силах был себя сдерживать и, повернувшись к сидящим спиной, поцеловал Катю в губы. Она ответила. Я был не на седьмом небе, а, наверно, гораздо выше. Мое терпение и ожидание увенчались успехом: эта девушка, прекрасная девушка, будет моей! Теперь я был убежден, что мы с Катей будем вместе, чтобы ни случилось в дальнейшем с нами.
Свадьба закончилась поздно ночью. Один день у нас был для отдыха. А двадцать седьмого июля мы все вместе должны уезжать на нашу погранзаставу. И уже оттуда снова во Владивосток, в аэропорт, и в Китай.
В машину командира едва все втиснулись, волчата от такого количества людей недовольно рычали и прижимались к нашим ногам. Я сидел рядом с Катей и обнимал ее, Блондин искоса поглядывал на нас и обнимал свою Олесю, целуя ее в губы. К вечеру мы были в приграничном поселке. Олесю, Сашку и Нину высадили около большого дома на самом краю, где поселок заканчивался и прямо за домом начинался лес. Такое жилье вряд ли кому-нибудь могло понравиться. И после того, как наша тройка улетела в Пекин, ровно через три дня молодая жена Олеся и ее мама пошли к Михею упрашивать его отвезти их назад в Чугуевку. Довод был один, что Олесе нужно закончить школу, да и одной ей жить в таком доме страшно. Олеся не сопротивлялась, жить в таежном поселке в пустом доме одной ей было не в радость. Одно дело — жить вместе с любимым, и совсем другое — быть одной без знакомых, подруг и родителей. Михей согласился, отвез их назад в их родной поселок. Олеся пошла в десятый класс, не забыв снять с пальца обручальное кольцо. Наш отпуск закончился.
В Пекине
Ну а мы — я, Сашка и Катя — прилетели в пекинский аэропорт, где нас уже ждала посольская машина. Один день нам дали на отдых, а с утра следующего дня отдел кадров знакомил нас с нашими обязанностями. Начиналась служба в Китае. Первое правило, которое нужно было усвоить: думай, что говоришь, слушай и молчи; не забывай, что ты русский и на тебя смотрят сразу тысячи глаз чужих людей, среди них могут быть твои личные враги и враги твоей страны. А потому сначала думай, а потом действуй, и помни: молчание — всегда золото.
Жили мы с Катей на одном этаже посольского дома. У каждого из нас была своя однокомнатная квартира. Сашку поселили этажом ниже. Начиналась работа.
В первый день своей новой службы нас познакомили с расписанием всех сотрудников и особенно — с расписанием Катерины. Она была принята на работу в посольство как переводчик с китайского языка на русский и наоборот. Ее должность обязывала присутствовать на всех встречах посла, его гостей и других служащих администрации, где бы ни шли переговоры и всё равно по какой теме. Ее график был самым плотным. А значит, и нам с Блондином надлежало всегда сопровождать Катю и российскую делегацию, куда бы они ни направлялись.
Своей необычной, яркой внешностью Катя сразу привлекла к себе внимание не только мужской половины служащих посольства, но и китайских гостей, заходивших по разным причинам в посольство или консульство, и всем им требовался переводчик. А так как прежняя переводчица была в отпуске, Кате приходилось работать за двоих. Свободного времени у нее почти не было, а у меня его пока было полно. И я стал прогуливаться у ограды посольства и прислушиваться к разговорам прохожих и с удивлением поймал себя на мысли о том, что я очень хорошо понимаю, о чем говорят китайцы. Мне даже захотелось поговорить с ними, но этого делать нельзя: правила конспирации — прежде всего.
Еще через пару недель вышла на работу вторая переводчица Настя, и Катя получила новое задание. Она пригласила нас с Сашкой к себе в квартиру и сказала:
— Так, мальчики, я вас буду угощать чаем и блинами не просто так, слушайте меня и запоминайте, что вам предстоит сделать. Первое, вы будете внимательно слушать все разговоры везде: на встрече, во дворе, у машин приехавших, о чем говорят их водители, а вечером обо всем докладывать мне, что услышали, что увидели. Но… Выдать себя нельзя, никто не должен знать, что вы понимаете китайскую и английскую речь. Завтра нам с вами предстоит встреча у одного очень важного китайского чиновника. Будьте очень внимательны, вы охрана.
— Да и так всё понятно, — поморщился Сашка, — не маленькие уже и не дураки.
Катя усмехнулась, наливая нам в чашки чай.
— А красавица твоя тебе пишет? А ты ей?
— И я пишу, и она пишет.
— Передавай от меня привет и еще, чтобы училась на отлично, поможем в университет поступить, а потом на каникулы к тебе в гости приедет.
— Я об этом ей каждый день пишу, — Сашка поморщился и опустил голову. Он прекрасно понимал, что теперь с Катей у него никогда ничего не может быть даже в его мыслях. После ужина у Кати я проводил Сашку до его квартиры, а сам поднялся наверх и тихонько постучал в дверь Катерины. Она открыла. Я обнял ее и стал целовать. В эту ночь я остался спать у нее. Она была такой нежной, такой теплой и такой любимой, я испытывал блаженство, лежа рядом с нею, мне казалось, что счастливее меня сейчас нет ни одного человека во всем мире. Волна радости и чего-то огромного наполняла меня всего, и я всё время шептал Кате:
— Как же я тебя люблю!
Она отвечала поцелуями и тоже шептала:
— Я, Витя, влюбилась в тебя с первого взгляда тогда в нашем доме, когда вы пришли к отцу.
Так началась наша настоящая любовь с Катей, которую нам приходилось скрывать.
Но однажды Сашка спросил меня:
— Гренадер, Витек, только правду скажи, ты с Катериной уже спишь?
— С чего ты взял?
— Да вид у тебя уж слишком довольный, и веселым ты всё время ходишь, раньше ты таким не был.
— А тебе какое дело, Блондин? У тебя Олеська есть. Скоро увидитесь, тоже будешь довольным ходить.
— Я знал, что Катя тебя выберет, ты лучше меня во всем. И дождаться своего часа смог. Ладно, Виктор, я молчать буду. Это ваши дела. Мы ведь всё же друзья, хотя я и стал третьим лишним.
— Мы, Сашка, не просто друзья, мы все втроем в одной связке работаем, так что это больше, чем друзья. И не завидуй мне, и не ревнуй, ты вот на Олеське сразу женился, а я вообще не знаю, станет ли Катя мне женой. Так-то. И долго ли еще мы вместе будем, тоже не знаю. Работа у нас, видишь, какая.
— Вижу, Витек, но я желаю вам с Катей счастья. Надеюсь, что у меня с Олеськой оно тоже будет.
— Сашка, давай договоримся, что о нашем разговоре ты ничего не скажешь Кате и виду не подашь, что всё о нас знаешь. Думаю, так лучше для нас всех.
— Договорились, Виктор, я в чужие дела не лезу. И постараюсь не выдать ни себя, ни тебя.
О наших отношениях с Катей, кроме Сашки, в посольстве не знал никто.
Однажды, стоя у своей машины и ожидая Катю, я услышал такой разговор водителей китайцев.
— Гэ, как думаешь, Кэт из российского посольства на какую разведку работает, на китайскую или русскую?
— Думаю, что она двойной агент, а может и тройной, такая красивая…
— Но, Гэ, она же китаянка, должна работать на нашу страну.
— Мой господин говорит, что она наполовину русская, у нее только отец китаец. И выросла она в России.
— А мой господин уверен, что она работает на нашу страну, она на границе родилась и выросла в приморской тайге и жила всё время с отцом, а не с матерью. И наша разведка проверила всё ее досье.
Вышла Катя и помахала нам рукой. Наши волчата, уже почти волки, радостно завиляли хвостами, я незаметно для коллег-китайцев приложил палец к губам, мне очень хотелось дослушать их разговор. Катя всё поняла и задержалась на крыльце особняка, где проходила встреча посла с очередным чиновником Китая.
— Я так полагаю, Гэ, что не только мой господин в нее влюблен, по ней, наверно, многие сохнут, да только она всё время под охраной двух русских солдат и волков. Очень ценная, по всей видимости, госпожа, но очень красивая…
Подошла Катя. Сашка сел за руль машины, а я рядом со своей «госпожой», Огонек и Спичка улеглись у моих ног. Китайцы с восхищением смотрели на всех нас и, когда тронулась наша машина, помахали нам вслед. Я пересказал весь услышанный разговор Кате. Она вздохнула и медленно, растягивая слова, проговорила:
— Вербовка началась. Их разные службы пытаются меня пока уговаривать работать на них, обещают золотые горы, я делаю вид, что плохо понимаю, чего они от меня хотят. Придется вам, мальчики, еще пристальнее наблюдать за всем происходящим, знаю, могут выкрасть, могут сделать еще какую-либо пакость, а потом начнут шантажировать. Так что, мои дорогие телохранители, теперь от меня не отходить ни на шаг. Сегодня меня в холле задержал якобы китайский бизнесмен, но я сразу определила, что он мой коллега, только по чужой организации. Рядом оказалась Настя и потянула меня за собой, так что переговорить он со мной не успел. Теперь для меня начнутся жаркие деньки.
Не поворачивая головы от руля, Саша проговорил:
— Вижу хвост, уходить или не стоит?
Катя ответила:
— Не стоит, мы едем к себе в посольство.
И с этого дня нам предстояло быть рядом с Катей постоянно, не оставляя ее одну ни на секунду, даже в туалет с Блондином мы ходили по очереди. А за спиной слышали разговоры:
— Ишь, как стерегут свою переводчицу, видать, ценный экземпляр. Но ничего, придет срок, будет эта принцесса у нас.
Когда кто-то пытался приблизиться к нам или к Кате, наши волки начинали рычать и показывать клыки. Как-то вечером Катя мне сказала:
— Скрытая китайская агентура в Приморье готовит поджоги тайги, но самое главное, они хотят полностью сжечь наш поселок. Мне надо предупредить отца и Петровича.
— Пошли шифровку, пусть предупредят население быть начеку.
— Это долго, пока во Владивостоке очухаются, тайга уже будет полыхать. У меня есть другой способ предупредить отца о беде. Но для этого мы должны с тобой и Сашей выехать в один китайский поселок немедленно вместе с нашими волками. Я пошла к послу, а вы готовьтесь.
Я спустился в квартиру к Блондину, он ужинал.
— Собирайся и Спичку с собой бери. Сейчас выезжаем.
— Куда? Ночь скоро.
— Сам не знаю куда, Катя скажет.
Мы собрались. Катя написала записку на каком-то очень странном шифре, скорее всего, понятном только ее отцу. Прихватила с собой рюкзак, мы взяли наше оружие и выехали со двора посольства. За нами сразу же увязался хвост.
— До выезда из города от хвоста нужно уйти, — попросила Катя. — Кто бы это ни был, но они не должны знать, что мы покидаем Пекин. Саша, я буду тебе говорить, куда сворачивать, будь внимателен, за нами тоже не лохов посылают.
И наша машина начала выделывать такие виражи на поворотах и в улочках старого города, что наши Огонек и Спичка только успевали откатываться от нас и снова ползком добираться до наших ног. Оторвались от преследователей только через полчаса. Катя пересела от меня на первое сидение к Сашке:
— Теперь я твой штурман, слушай меня очень внимательно и включай скорость.
К месту назначения мы приехали далеко за полночь. Это была маленькая деревенька, состоявшая не более чем из пяти домов. Света в окнах не было. Машину мы оставили на окраине леса, предварительно укрыв ее ветками. Пешком от деревни шли километра два, впереди Катя, мы за нею, волки рядом с нами, они не убегали вперед. Как она в такой темноте без фонарика узнавала тропу, думать было некогда, мы просто шли за ней. Это потом я понял, что эти места она вместе с отцом исходила вдоль и поперек, потому и в кромешной темноте могла безошибочно найти то, что ей было нужно. Катя резко остановилась.
— Это здесь.
— Что здесь? — спросил я.
— Тайный ход в наш поселок и в ваше логово.
Она достала из рюкзака две кошки, похожие на детские игрушки, и приказала нам с Блондином:
— Разгребайте землю здесь.
Мы подчинились, разгребать землю нам помогали и наши волчата, их лапы двигались быстрее наших рук. Минут через пять мы наткнулись на железную крышку. Катя подошла, потрогала крышку, нашла что-то на ней, повернула и попросила нас потянуть кольцо на себя. Мы так и сделали. Железная крышка подалась, и мы ее сняли с замаскированного входа в туннель. Катя из рюкзака достала фонарик, посветила, осмотрела вход:
— Всё в порядке. Можно запускать Огонька.
— Куда запускать?
— В туннель, он найдет моего отца и передаст ему шифровку.
Я спорить не стал. Только подумал: «Она знает, что делает».
Катя привязала к шее Огонька мешочек, дала ему понюхать отцовскую майку и шепнула ему на ухо:
— Ищи и приходи назад.
И подтолкнула волчонка в проход туннеля. Мой Огонек всё понял и побежал на запах того, кого нужно было найти. Спичку мы оставили рядом с собой, чтобы не пропустить чужого, если вдруг здесь кто-то появится. Я спросил:
— Катя, за какое время Огонек добежит до села и вернется назад? А как он выберется на той стороне, если и там такая крышка?
— Добежать до выхода ему понадобится всего полчаса, а крышки там нет, только ветки и листья. Именно туда в ту ночь и спрятался мой отец от вас, мальчики. Лишь бы на ваших пограничников не нарвался Огонек, а то со страху еще пальнут в него.
— Нет, не пальнут, это запрещено. И потом, еще ведь не зима, волки сыты, чего их бояться.
Мне казалось, время остановилось, я поглядывал на часы, а стрелки двигались медленно. Катя разрешила нам сесть на рядом лежавшее бревно, мы сели, и нас с Сашкой стало клонить ко сну.
— А вот спать нельзя, — тихонько проговорила Катя, — можно свою жизнь проспать, мы всего в двухстах метрах от китайской границы.
На часах было четыре часа утра, когда мы услышали, как из туннеля выбирается Огонек. Он вылез, встряхнулся, подошел к Кате, та сняла с его шеи мешочек. Только потом Огонек подошел ко мне, я погладил его и сказал:
— Умница, молодец Огонек.
И подтолкнул его к Спичке.
— Витя, посвети, сейчас узнаем, что там написал отец.
Катя перевела нам записку: «Спасибо, дочь, все выполню, как просишь, удачи вам всем». Закрыли лаз, утрамбовали на нем землю, забросали ветками и листьями, Катя полила на него какой-то жидкостью, потом этой же жидкостью полила бревно, на котором мы сидели.
— Ну вот, всё сделано, наши следы и запахи исчезли, можно и в дорогу, — сказала она нам и чуть-чуть улыбнулась. Назад шли молча и очень осторожно. Светало, а потому впереди шли волки: на всякий случай, они опасность почувствовали бы гораздо раньше, чем мы. Но машина стояла там же, где мы ее оставили. Сняли ветки, смахнули листья, побрызгали свои следы специальным раствором, отбивающим нюх у любой ищейки, и поехали назад в Пекин.
Позже мы узнали, что донесение Кати спасло не один гектар леса и таежные поселки. На все указанные опасные места были отправлены лесники, пограничники и милиция. Всех входивших и выходивших из леса проверяли на наличие спичек, зажигалок и других взрывных и горючих смесей. Особо подозрительных задерживали, многие признавались, что развели костры в лесу, но не потушили, так как не было времени. А один изрядно выпивший мужчина вообще заявил, что ему даже заплатили за то, чтобы он в лесу развел костер и не стал его тушить, уходя с того места. Это место быстро нашли, костер потушили, а вот пьяницу и того, кто просил не тушить костер, арестовали.
Назад к Пекину машину вел я, Сашка сидел сзади и дремал. Катя сидела рядом со мной. Когда выехали на трассу, я дал такого газа, что наши волчата от страха прижались к Сашкиным ногам и предупреждающе рычали. Им не нравилась такая быстрая езда. Только к обеду мы въехали в ворота посольства. И до следующего утра спали, каждый в своей квартире.
Служба и работа продолжались. Чем больше Катя появлялась вместе с консулом или послом на разных раутах, тем труднее становилось нам с Сашкой, стиснув зубы, молчать и не выдать себя. Иногда нам хотелось подойти к мужчинам и влепить хорошую оплеуху по поводу их сальных шуток в адрес Кати. Но выдать себя — значит навредить Кате и нашему посольству. Тайный агент должен иметь силу воли, терпение и быть артистом. Всё чаще нашу машину стали сопровождать неизвестные нам люди от самого посольства и до места очередной встречи посла, откуда бы мы ни возвращались и куда бы ни ехали. Катя многого не рассказывала нам, но, вероятно, ее уже пытались вербовать, и не один раз, и не только китайские спецслужбы, но и многие другие. В такие дни по вечерам она хмурилась и всё больше молчала. А однажды как-то сказала утром, когда мы садились в машину вместе с послом:
— Ну, мальчики, смотрите в оба и волчат на привязи не держите, пусть будут рядом с вами без поводков, кажется, на меня началась охота.
И она была права. На обратном пути в посольство, когда уже вечерело и на улице еще не включили фонари, а что-то разобрать и разглядеть в наступающей темноте было сложно, нашей машине перегородил дорогу большой лимузин. Нам оставалось только остановиться. За рулем сидел Александр. Посол приказал сидеть и не высовываться. Мы с Катей сидели на заднем сиденье, Огонек и Спичка лежали у наших ног и были не видны. Из лимузина вышли два китайца и подошли к нашей машине. Посол приоткрыл окно:
— В чем дело, господа? Мы сотрудники российского посольства.
В ответ один из них произнес:
— Мы знаем, кто вы, отдайте нам вашу переводчицу-китаянку и можете спокойно следовать дальше, пока просим по-хорошему.
Машины, следовавшие по трассе, объезжали нас и даже не сигналили.
— Как это «отдайте переводчицу»? — возмутился посол, — а мы, что же, без переводчицы останемся?
— Найдете себе другую, а эта нам очень нужна, она же китаянка, она наша.
— Да нет, она сотрудница нашего посольства, — продолжал разговор посол, а Катя тем временем звонила в полицию. Но надеяться на то, что полиция среагирует быстро и вовремя подоспеет, было нельзя: ясно, что у этих людей было оружие и в любом случае они готовы его применить.
— Это ребята из китайского спецназа, — сказала Катя, — я их видела несколько раз в охране полковника. Вы, Анатолий Павлович, пригнитесь пониже, мы с Витей открываем двери и выпускаем волчат, ты, Саша, машину быстро назад, а потом жми на газ и вперед, попробуем объехать и оторваться. Волчата, если останутся живы, придут сами домой. Знают куда.
Посол, отвлекая их внимание, проговорил:
— Хорошо, дайте нам пять минут посовещаться.
Закрыл окно, прижался к сиденью, в это мгновение мы с Катей открыли двери машины, и наши волчата в один прыжок повалили мужчин на землю и вцепились им в горло. Я выкрикнул: «Убить!» — и наши волки перекусили китайцам вены на шее.
В ту же секунду я открыл дверцу и Огонек со Спичкой прямо на ходу заскочили в машину и привычно легли у моих ног. Сашка гнал машину, петлял по трассе, Анатолий Павлович выпрямился на сиденье, он был весь белый, руки у него тряслись.
— Вы убили китайцев? — нервно спросил он.
— Иначе они бы убили всех нас, — сказала Катя.
— Мы их не убивали, проговорил Сашка, — это сделали волчата, наших отпечатков на месте преступления нет.
— В посольство нельзя, — проговорила Катя. — Давай, Сашка, при первой возможности сворачивай с трассы и в ближайший городок или деревню. Анатолий Павлович, всем сотрудникам позвоните и скажите, что мы уехали сразу после совещания на какую-нибудь встречу, в обратном направлении от этого места, вряд ли кто из проезжающих мимо запомнил нашу машину. Трасса все-таки. Все несутся, оглядываться некогда. Дня через два вернемся, узнаем, что там в посольстве нашем происходит, если всё будет тихо, значит, пронесло.
— А если не тихо? — спросил посол.
— Придется уходить в Россию, — ответила Катя.
Сколько мы отмотали километров, даже не помню, остановились в каком-то городке в самой темной улочке. До рассвета так никто и не заснул, кроме Анатолия Павловича, он даже захрапел во сне.
— Вот нервы, — прошептал Сашка.
— Просто человек очень устал и стресс таким образом снимает. Нам бы тоже не мешало поспать по очереди, — предложила Катя. Но куда там, я гладил то Огонька, то Спичку, и их спокойствие передавалось мне. Как только забрезжил рассвет, мы осторожно выехали из незнакомого города и взяли направление на Пекин. На трассе за руль сел я. Так надежнее, подумали все: если Сашу за рулем видели, то меня в машине видеть никто не мог. В посольстве всё было тихо, никто не звонил, никто не приходил. Пекинские газеты о происшествии тоже молчали. Значит, тем, кто послал китайских ребят на операцию, было выгоднее молчать, чем поднимать шум. А может быть, просто хотели прощупать охрану Кати. Свой очередной телефон, с которого она звонила в полицию, Катя выбросила в реку, когда проезжали по мосту. Теперь ко всем разговорам, даже у себя в посольстве, мы с Сашкой стали прислушиваться белее артистично, в основном листая газеты или журналы, как бы разглядывая картинки, на самом деле улавливали каждое слово приехавших в Пекин сограждан или отъезжающих китайцев в Россию.
Зима в Пекине, как нам казалось, длилась нескончаемо долго. Смог постоянно висел над городом, все китайцы ходили в специальных масках на лицах, нам тоже приходилось надевать марлевые повязки, особенно когда свирепствовал грипп. Мы как-то очень тяжело пережили первую зиму в Китае. Одна была радость, что после службы я ближе к ночи приходил в квартиру к Кате и упивался нашей любовью. Она бросалась в мои объятия без слов. Я понимал, что ей сейчас гораздо сложнее, чем мне. Она была на виду у всех разведок мира, которые находились на тот момент в Пекине. У многих возникал вопрос: китаянка, а служит у русских. Кто она, чей шпион, русских, китайцев или третьей страны? В том, что она разведчица, сомнений не было ни в одном посольстве Пекина. А доказывать обратное у нас никто и не собирался.
Только охрану Кати и всех посольских работников усилили.
Ближе к весне Катя получила новое задание. Ей нужно было подружиться с дочкой одного очень влиятельного полковника, командира батальона. И сейчас я расскажу, что это была за девушка Лан Джен и её отец Зихао Джен.
Дочь комбата
Полковник Зихао Джен женился по очень большой страсти. Он увидел свою будущую жену в ювелирном магазине, она примеряла какие-то безделушки и всё время вертелась у зеркала. Он долго наблюдал за ней, но, вероятно, у девушки не было денег, и она с сожалением откладывала одно украшение за другим в сторону и тяжело вздыхала. Тогда Зихао подошёл к ней.
— Как тебя зовут, крошка?
— Кери, а что? Вы хотите со мной познакомиться?
— Да, я хочу с тобой познакомиться, Кери, какое у тебя странное имя, купить тебе сережки, выбирай, и пригласить в ресторан.
Девушка захлопала в ладоши.
— Как это здорово, вы настоящий господин.
Джен купил Кери серёжки и повёз её в ресторан французской кухни. После ресторана, изрядно угостив девушку спиртными напитками, Зихао отвёз Кери к себе на квартиру, рассказал ей о своей холостяцкой жизни, сказал, что она ему очень понравилась и что если она хочет, то пусть остается у него жить. А в следующий его приезд из командировки они поженятся. Кери согласилась. Так полковник Джен обзавелся женой. С каждым днем он влюблялся в свою жену всё больше. Она была непосредственной, милой, услужливой и игривой, как ребенок. Он не мог отказать своей любимой Кери ни в чем. Она очень умело этим пользовалась. Через два года у них родилась дочь. Зихао назвал её Лан, что означает орхидея.
А еще через год, внезапно вернувшись из командировки ночью, он застал свою любимую Кери в объятиях другого мужчины. Что творилось в тот момент у него в голове и сердце, Джен объяснить не мог, только в свою жену и ее любовника он разрядил всю обойму своего пистолета. В соседней комнате от выстрелов проснулась Лан и заплакала, только тогда Зихао пришёл в себя и увидел, что натворил. Он зашел к дочери в комнату, взял ее на руки, покачал, уложил в кроватку, а сам снова зашел в спальню. Думал над происшедшим не более пяти минут. Засунул трупы в матрасы, отнес их в машину, затем вернулся в квартиру, всё проверил, не осталось ли где следов. Всё чисто. Отвез трупы к реке и сбросил в воду. Вернулся к себе домой, собрал необходимые вещи себе и дочери и поехал к своему отцу в другой конец Пекина. Его отец уже несколько лет был вдовцом.
— Отец, ты давно мечтал о внуках. Вот моя дочь, пусть поживет у тебя, пока я буду в командировках, а потом сам займусь ее воспитанием.
— А что твоя жена, она куда делась?
— Сбежала.
— Но ты обещал внука, а привез девчонку.
— Отец, она моя дочь Лан, и я ее тебе доверяю.
С этими словами он посадил девочку на колени к деду и, не сказав даже до свидания, вышел. Так Лан стал воспитывать дед по имени Ву, что значит ворон или колдун. Дед Лан был и тем, и другим. Он умел колдовать, много занимался спортом и свою внучку стал растить и учить всему, что знал сам. И воспитывал он ее больше в мужском духе, чем в женском. К семи годам, когда нужно было отдавать Лан в школу, она прекрасно читала, писала, играла на нервах папы и деда, умела капризничать, а еще умела бегать во дворе быстрее всех мальчишек, делать шпагат, лазить по деревьям, ловить ворон и воробьев, незаметно с рынка таскать у торговок фрукты и овощи. Джен, приезжая к отцу, часто говорил ему: «Ну что ты вырастил из девчонки, чистый сорванец, а не девочка. Вот заберу ее к себе в казарму и буду сам воспитывать». На самом деле он в дочери души не чаял. Скучал, осыпал ее подарками, когда приезжал, а она очень умело с детства этим научилась пользоваться.
Жениться Джен Зихао больше не хотел, считал, что все женщины предательницы. А вот дед Ву женился, нашёл себе такую же старушку, и Лан взбрыкнула. В очередной приезд отца она уже собрала свой чемодан и заявила ему:
— Не буду больше жить с дедом, буду жить с тобой. Не хочу чужую старуху видеть в доме. И не отговаривай. Не возьмешь с собой, сбегу из дома, а жить тут больше не буду.
— Извини, отец, заберу я эту упрямицу с собой, видишь, что выкидывает. Твое воспитание.
И было тогда Лан всего лишь десять лет. Привез он ее к себе в воинскую часть, выделил в своей командирской квартире комнату, но вопрос встал, а как ее учить дальше. В гарнизоне школы не было. И придумал комбат тестировать солдат. Тех, кто был поумнее и образованнее, приставлял к дочери в учителя. За учебу дочки комбата солдат срочной службы получал лишний день увольнительной. Учеба Лан давалась легко, а потому, быстро сделав все задания, она сама начинала обучать своих учителей всяким уличным штучкам. Однажды к ней в учителя был приставлен фокусник. Парень до армии работал с детства в цирке и стал обучать всяким акробатическим номерам Лан. И квартира отца превратилась в цирковую арену. Как-то вечером она спросила у Зихао:
— Отец, а можем мы с Ли устроить твоим солдатам концерт? И ты увидишь, чему меня научил фокусник Ли, он самый лучший учитель. Я буду, как он, работать в цирке, когда стану взрослой.
— Можно, моя колючая орхидея, ведь всё равно сделаешь, как задумала.
Дочери Зихао не отказывал ни в чем. Вероятно, он чувствовал свою вину перед ней за то, что лишил ее матери. И устроить концерт для солдат он разрешил. В гарнизоне по имени ее никто не звал, за ней закрепилась кличка Дочь комбата. И когда кому- то из солдат или офицеров части было что-то нужно, но они получали в своей просьбе отказ, ему советовали: а ты попроси об этом Дочь комбата, она быстро уговорит отца сделать так как тебе нужно. Среди офицеров и солдат гарнизона она пользовалась всеобщей любовью и уважением. Многие восхищались ее умениям и спортивной фигурой, не каждый солдат мог выполнить то, что умела делать эта девочка. Кто-то из ее учителей научил Лан метко стрелять, кто-то — метать ножи, кто-то боксу, кто-то борьбе без правил. Ну а драться она и сама умела. И все в гарнизоне старались с ней подружиться, потому что после комбата все вопросы могла решить только Дочь комбата.
И надо заметить, что и дед Лан, и отец были коммунистами. Лан тоже хотела вступить в партию коммунистов Китая, когда достигнет совершеннолетия. А пока ей было только шестнадцать лет.
Я, Катя и Дочь комбата
Прежде чем Катя должна была познакомиться с Лан, мы все втроем разработали план, как это сделать. Мы с Сашкой следим за девушкой, узнаём, когда и в какое время она ездит в магазины, в это же время туда же отвозим Катю, и она как бы совсем случайно знакомится с дочкой комбата.
Следить за Лан было очень трудно, она почти недоступна, из гарнизона выезжала с кем-нибудь из служащих или соседей редко, и всё же нам удалось в конце мая свести Лан и Катю в одном из супермаркетов Пекина. Лан покупала продукты, всё бросая в тележку как попало, Катя шла ей навстречу со своей тележкой и как бы нечаянно сильно задела тележку девушки, у Лан тележка перевернулась, и продукты посыпались на пол. Дочь комбата обернулась и сквозь зубы процедила:
— Вот корова, людей уже не замечает, разоделась, как иностранка, и думает, что ей всё позволено.
— Простите меня, пожалуйста, я не хотела вам помешать. Я нечаянно, просто засмотрелась на вас в зеркало. Видите, на той стене висит зеркало? Вы такая красивая девушка, я сейчас всё соберу, только не ругайтесь.
И Катя так умоляюще посмотрела на Лан и улыбнулась ей, что Дочь комбата оттаяла и сказала:
— Ладно, чего уж там, с кем не бывает, сейчас всё соберем.
И они одновременно нагнулись над продуктами и стукнулись лбами. Посмотрели друг на друга и засмеялись.
Первой разговор начала Катя.
— Давайте знакомиться. Меня зовут Катя, а как зовут вас?
— А меня зовут Лан, так меня назвал отец. Он хотел, чтобы я выросла, как орхидея, а я его надежд не оправдала. А вы правда считаете, что я красивая?
— Лан, а можно я буду вас звать Лана на русский манер? У нас в России тоже есть девочки с такими именами.
— А вы, Катя, разве русская? Я думала, вы китаянка…
— Лана, давай перейдем на «ты»? Я не намного старше тебя и не привыкла, чтобы мне выкали девушки.
— Если хочешь, давай будем на ты. Так ты китаянка?
— Я китаянка, Лана, только выросла в России. У меня мать русская, а отец китаец. Ну, вот всё и подобрали в твою тележку.
— Катя, а как сейчас девушки одеваются в России? Так, как ты, или по-другому?
— Наши девушки одеваются по-разному. Мода, она меняется постоянно. А ты за модой не следишь? Тебе бы очень пошел белый наряд. Хочешь, я покажу тебе свои платья? А потом тебе что-нибудь подберем, негоже девушке, такой красавице, всё время в джинсах бегать. Можем с тобой дружить. У тебя есть подружки?
— Друзья есть, а вот подружек нет. А ты правда хочешь со мной дружить?
— Правда.
Обе девушки шли к кассе и уже дружелюбно болтали, я наблюдал за ними из-за стеллажа с пивом. У Лан тележка была полная, а у Кати почти пустая. На улицу из супермаркета они вышли вместе.
— Хочешь, мы тебя подвезем? — спросила Катя.
— Да нет, я приехала с нашими соседями, с ними и поеду домой, а то отец разозлится на меня и накажет.
— Ну хорошо, тогда давай договоримся, где встретимся, чтобы пойти и вместе подобрать тебе девичьи вещи.
— Давай в следующую субботу в этом же супермаркете и в это же время. Идет?
— Идет, — ответила Катя и пожала Лан руку. Девушки сели каждая в свою машину, и мы поехали в посольство окольным путем на всякий случай. Конечно же, в нашем посольстве были свои конспиративные квартиры, и в одной из них на этот раз должна была поселиться Катя, чтобы привести к себе Лану. Но так как без присмотра Катю оставлять было нельзя, посол поручил мне играть роль ее парня. Мне в эту роль вживаться было не нужно. Я был не просто ее парнем, я был ее любимым другом, напарником и почти мужем. Сашка оставался как бы нашим водителем машины. Кате и мне нужно было придумать легенду: где она работает и как познакомилась со мной, а также где работаю я. Расскажи Лана про нас отцу, и тот мог бы всё проверить. Поэтому легенды должны были быть очень правдивыми. Секретная квартира была двухкомнатной. До нас ее тоже обживали, поэтому там было всё, что нужно молодой паре. Кате проще: она переводчица, можно назвать любую школу, где преподают английский или русский языки. А вот где работаю я?
— Ты будешь в охране какой-нибудь секретной виллы, о которой нельзя рассказывать, — предложила Катя.
— Хорошо, я согласен. Если дело дойдет до расспросов со стороны Ланы или ее отца, то я частный охранник государственного чиновника-иностранца. Саша мой водитель, а у тебя машины нет, так ты сможешь ездить вместе с Дочкой комбата.
— Вот и отлично, план готов. Теперь только вместе с этой девочкой проникнуть на военную базу. Слышала, что она очень охраняется.
— Но с Дочкой комбата, Катя, тебя пропустят куда угодно.
Неделя прошла быстро, и на свидание с Ланой Катя собиралась, как на вечеринку: заранее обошла все ближайшие бутики, ювелирные магазины, чтобы расположить к себе девочку и заручиться ее поддержкой. На подарки для нее Кате выделили специальные премиальные, так что встреча должна была пройти на высшем уровне.
Суббота подошла быстро. Мы заранее отправились в супермаркет на встречу с Ланой. Она не заставила себя ждать: как только мы переступили порог магазина, как нам навстречу уже бежала Лана, она улыбалась и размахивала сумочкой.
— Привет, дружочек, познакомься, это мой парень. А у тебя есть друг или любимый? — улыбаясь, щебетала Катя.
Я протянул руку Лане и заметил на ее пальце маленькое кольцо.
— А кто подарил тебе это колечко? Какое красивое.
— Это мой друг Ли. Он до армии в цирке работал, умеет жонглировать даже ножами и меня научил, а еще Ли может, как кошка, прыгать очень высоко, лазать по деревьям, и вообще он замечательный.
— Как интересно! А ты нас с ним познакомишь? — спросила Катя.
— Конечно, познакомлю, только сегодня он дежурит, и его со мной не отпустили.
— А вот и наш бутик, идем выберем тебе платье.
Мы втроем зашли в небольшое помещение, там царил полумрак и играла тихая музыка. Я остался стоять у дверей, а девочки прошли дальше — выбирать себе наряды. В этом бутике мы пробыли минут сорок, Катя и Лана были обвешаны пакетами. Подойдя ко мне, Катя шепнула:
— Ну, теперь в ювелирную лавку.
Я кивнул головой, взял у обеих девушек пакеты, вынес, положил их в машину, и мы двинулись к ювелирному магазину.
Катя и Лана стояли у витрины золотых изделий и разглядывали колечки, когда позвонил Сашка и сказал, что нас фотографируют через окно и что за нами хвост. Я отошел от девушек и дал сигнал Кате подойти ко мне. Она посмотрела на меня, и я показал ей, что за нами наблюдают.
— Лана, ты уже выбрала себе колечко или тебе помочь? — спросила Катя и чуть подвинула Лану в сторону от окна.
— Выбрала, мне вот это очень нравится, но у меня не хватит на него денег. Отец мне дал деньги, но не столько, сколько стоит это кольцо, к тому же я потратила еще деньги на платья.
— Не переживай, я добавлю. В следующий раз отдашь, когда приедешь снова на свидание со мной. А ты не хочешь посмотреть, где я живу, Лана?
— Очень хочу, но я приехала не одна, а с водителем отца и должна с ним же вернуться домой.
— Очень жаль, но задерживать тебя не могу, раз у тебя такой строгий отец. А кем и где он у тебя работает?
— Он у меня военный, мы с ним живем в гарнизоне.
— Так вот почему он у тебя такой строгий! Воспитывает тебя, наверно, как солдата, и увольнения на часок всего тебе разрешает.
— Да нет, он у меня добрый, но любит дисциплину и порядок во всем.
— Понятно, раз военный, то и дома у тебя военная дисциплина. Лана, ты в следующий раз отпросись у него часа на три, ко мне в гости зайдешь. Посмотришь, как я живу.
— Попробую, — ответила девушка и вопросительно посмотрела на Катю.
Катя подозвала продавца и попросила показать и померить колечко, которое понравилось Лане. Колечко Лане подошло, девушки рассчитались за покупку, Лана сразу надела украшение на свой пальчик, и мы все вместе вышли из магазина. Тут уже и я заметил, как человек, стоявший на другой стороне улицы, всё время нас фотографировал, а может быть, и снимал на видео. Кивком головы я показал Кате, кто нас все время пасет и беспрерывно щелкает фотоаппаратом.
— Я этого человека не знаю и никогда не встречала, — тихо сказала мне Катя.
— Лана, а ты знаешь вон того человека, что нас всё время фотографирует? Мы ему так понравились, или он за тобой следит?
— Нет, первый раз его вижу. А что ему надо? Не хватало еще, чтобы эти фотки он отцу отнес и тот меня не пускал к вам. Отец мне всегда говорит, чтобы я не связывалась с иностранцами, а ведь вы иностранцы, так?
— -Выходит, Лана, так. Мы иностранцы, — ответила Катя.
И тут Дочь комбата в одну секунду перебежала улицу, выхватила фотоаппарат у мужчины, метнулась к своей машине, села на заднее сидение и приказала солдату, задремавшему от долгого ожидания своей пассажирки:
— Гони, Ли, домой едем. Давай с ветерком, всё равно никто нас не остановит.
Машина рванула с места и скрылась за поворотом. Мы растерянно посмотрели с Катей друг на друга и на человека, стоявшего на другой стороне улицы. Видно, тот совсем не растерялся: у него в руках был уже другой миниатюрный фотоаппарат, и он продолжал нас фотографировать.
— Значит, он не Лану пас, а нас. Как думаешь, он чей? На профессионала не похож, дал себя сразу рассекретить, — проговорила Катя, усмехнулась и показала ему язык.
Мы пошли к своей машине, а тот человек всё продолжал нас фотографировать и нашу машину тоже.
— Что теперь будет? Если он знает Дочь комбата, то обязательно покажет фото ее отцу, и тот девочку больше не выпустит из гарнизона, — рассуждала Катя. — А если знает, кто мы, еще хуже.
— Откуда он может знать, кто мы? Мы же не на посольской машине, а номера у нас обычные пекинские, — успокаивал я Катю.
Сашка только спросил :
— Куда едем?
— Катаемся по городу, — ответила Катя, — вдруг за нами не один хвост, а несколько. Уж слишком нагло этот тип себя вел, не вести же их к нам на квартиру.
Мы катались по городу часа два, хвоста не обнаружили и поехали в посольство. Встреча на квартире, как мы планировали, сорвалась.
— Будем ждать следующей субботы. Если Лана не придет, значит дела наши плохи, а если придет, то всё и узнаем, кто это был и что ему было нужно. Саша, а ты этого типа сфотографировал? — спросила вдруг Катя.
— А как же, конечно, зря учился, что ли, на шпиёна, — передразнил он деда из нашего московского общежития.
— Да ты молодец, Сашка, вот и узнаем, кто это такой. А ты прямо пародист, сказал точно, как наш комендант общежития говорил.
Сашкина шутка удалась, мы засмеялись и напряжение спало. В комнате у Кати мы рассмотрели фото незнакомца, но никто из нас его никогда и нигде не видел. Стали искать в интернете по фото, но и там ничего не нашли.
— Придется завтра всё рассказывать послу, как опростоволосились, и показывать фото нахального фотографа. Может, он нам что-нибудь скажет или в картотеку свою заглянет, — ехидничая, проговорила Катя.
Но в картотеке посла мы странного человека не нашли, не знала его и Лана. Он для нас всех стал загадкой, и мы решили узнать, кто он такой и на кого работает, и для чего он нас фотографировал целый час, что мы ходили по магазинам с Дочкой комбата.
Фотограф
Фотографом оказался француз, он работал в своем посольстве именно фотографом, а по совместительству — агентом компромата. Разумеется, он отлично знал, что я, Катя и Сашка — сотрудники российского посольства, а вот Лану он видел впервые, и это его не просто насторожило, заинтриговало, а еще большее любопытство взяло верх над любой осторожностью. Он очень хотел узнать, кто эта молодая китаянка, которая разгуливает по городу с русскими сотрудниками посольства. Нам это было некстати, ведь тогда могло провалиться Катино задание — войти в доверие к Лан и побывать в гарнизоне ее отца. Надо было что-то предпринимать. И мы стали думать, как нам расшифровать француза и зачем он делал наши фото? Что ему от нас нужно?
Ничего более подходящего мы придумать не смогли, как просто Кате подойти к нему при удобном случае и познакомиться. А заодно и всё разузнать, для чего ему нужны наши фото вместе с Лан. И случай такой представился буквально на следующий день.
Катя вместе с советником по торговле отправилась в гости во французское посольство по приглашению коллеги из Франции. То что она увидела в фойе приемного зала, ее просто шокировало. На всех стенах висели фото людей самых разных национальностей из разных стран, но заголовок над ними гласил: «Будьте бдительны, это шпионы мира». Среди всех фотографий самым крупным планом выделялись наши фото с Катей. Их было много, и не только вчерашних. Значит, Поль Майерс, так звали фотографа, уже давно следил за нами и фотографировал, где только мог. Под фото были надписи «русские шпионы». Катя разглядывала фото на стенах, переходя от одной стены к другой, как к ней подошел Поль:
— Удивлены моей работой? — спросил он, встав прямо перед Катей и чуть отодвинув ее от стены.
— Очень удивлена! У вас тут прямо коллекция шпионов со всего мира. Вы сами-то верите, что все эти люди шпионы?
— Конечно, верю. Если бы эти люди не были шпионами, меня бы не посылали их фотографировать! Лучше меня с этой работой никто не справляется. А что это за девчонка-китаянка вчера была с вами? Шустрая девочка, даже фотоаппарат у меня украла. Ваша знакомая, Кэт?
— Вы даже знаете, как меня зовут?
— Жаль, меня вам еще не представили. Меня зовут Поль Майерс, а кличка — Фотограф. Я лучший фотограф во всей Франции, работаю не только на правительство, но и на себя. Вот, например, вам кто из этой моей серии фотографий больше всего понравился?
Катя посмотрела на стену и ткнула пальцем в фото какого-то китайца.
— Хотите знать, кто это?
— Очень хочу.
— Это китайский разведчик Мун, он сейчас в России, в Хабаровске. Как вы думаете, где он работает? Ни за что не угадаете. Он фермер, обычный фермер, выращивает арбузы, только все его арбузы с «начинкой»: съешь такой арбуз и три дня будешь маяться животом. Но это еще ничего, в каждом его арбузе вирус, который рано или поздно начнет пожирать мозг человека. Всё зависит от иммунитета, у кого-то иммунитет сильный, а у кого-то слабый. А детям такие арбузы вообще противопоказаны. Вот вам и информация для ваших служб. Но за свои тайны я захочу знать ваши, Кэт, а я много чего знаю. Я же очень искусный фотограф.
Катя таращила на него глаза и ничего не могла сказать, она была поражена наглостью и прямолинейностью француза. А тот продолжал:
— Ну так что, Кэт, будем друзьями? Как говорят у вас, русских, ты мне — я тебе. Идет?
— А можно мне подумать?
— Нет, Кэт, у вас нет времени думать. Или мы друзья, или мы враги, выбирайте.
— Тогда друзья, врагов и без вас достаточно, — ответила Катя, улыбнулась и протянула руку Полю. Он поцеловал ей руку, задержал в своей и, глядя прямо в глаза Кате, проговорил:
— Вы такая красивая женщина, такая утонченная, умная. Зачем вы выбрали себе такую профессию, Кэт?
— Какую такую? Я простая переводчица, работаю в российском посольстве по контракту, другой профессии у меня нет. А чем вам моя профессия не нравится?
— Кэт, прошу вас, не надо со мной притворяться, я о вас очень много чего знаю, следил за вами еще из Москвы. И даже ваши фото у меня есть, не только эти, что висят здесь на стене, но и другие. Если захотите их посмотреть, при другой встрече покажу вам свой альбом шикарных фотографий. Но нам пора в зал, совещание коллег вот-вот начнется. Так что идемте, не будем привлекать внимание таких же любопытных, как мы с вами.
Он подхватил Катю под руку, и они вместе вошли в зал переговоров.
А пока Поль и Кэт в зале на совещании, на которое нас не пустили, я обрисую вам фотографа. То, что он сверхнаглый, это уже всем понятно. Но самое интересное, он отлично говорит по-русски, похож на грузина: высок, спортивен, карие глаза, черные волосы, белозубая улыбка, и выглядит на 30 лет, хотя ему уже все 45. Женат никогда не был, хотя женщин очень любит, но, как он считает, обременять себя семьей — это слишком опасно в его профессии. Как он сам себя называет, «я простой фотограф и работаю только на себя». При себе всегда имеет несколько фотоаппаратов; тот, который выхватила из его рук Лана, был просто показухой, работой на публику, как бы обычный фотограф. Основные же его мини фотоаппараты — это телефоны, очень крупные перстни на пальцах, и видеосъемка ведется всегда из бляхи его ремня. Красивый кожаный ремень с очень красивой застежкой, в которую и вделана камера. Но и камера не одна: вторая, дублирующая, камера, вделана в булавку, которую он всегда вкалывает в отворот пиджака или рубашки. В нескольких странах его арестовывали, но никто не мог доказать его вины. Он просто фотограф, и недозволенное на снимках как бы попадало в кадр совсем случайно. Ему всегда удавалось выйти сухим из воды. Вот и на этот раз, все, кто присутствовал в зале на совещании, знали, что он шпион, но чей? Даже французы не были уверены, что он работает только на Францию. Вот таким был наш новый знакомый по кличке Фотограф.
Катя о своем разговоре с Фотографом рассказала нам с Сашкой и руководителю всей нашей группы. Ответа ждали недолго. Кате было разрешено сблизиться с французом и рассказывать ему только то, что не могло повредить нашим целям в Китае и мире. Но вот как быть с Ланой? Если он ее сфотографировал, то непременно будет о ней снова спрашивать у Кати, а раскрывать цель, для чего нам понадобилась эта девочка, нельзя. И тогда было решено, что в следующий раз с Ланой встречусь только я, пока Катя будет на свидании у фотографа. Мне этого очень не хотелось, я в подсознании уже ревновал Катю к этому наглому французу. К тому же мы не знали, зачем фотографу понадобилась Катя, просто как красивая женщина или у него на нее другие виды.
И, как обычно, в субботу Катя назначила свидание Лане в торговом центре, но на встречу к китаянке пошел я, а Катя в это время поехала на свидание к Полю, который пригласил ее в ресторан, чтобы продолжить знакомство. В ресторане, немного подпив, он завел разговор с Катей:
— Кэт, зачем вам эта работа, этот Китай, эта Россия, а мне Париж, Франция… Поехали со мной на острова, где нас никто и никогда не найдет. Денег у меня хватит на всю оставшуюся нашу жизнь с вами, будем жить, как белые люди, а не как подданные своих государств.
— Странно это от вас слышать, Поль. Я думала, что вы именно своей профессией и живете и никогда свое дело не променяете на женщину. У таких мужчин, как вы, данная профессия сродни фанатизму.
— Я устал, Кэт, я заработал за свою жизнь столько, что хватило бы на трех таких персон, как я, а тратить не на кого. Хочу завести красивую жену и очень миленьких детей от нее и остаток жизни провести у моря с любимой женщиной и своими детьми.
— В таком случае, Поль, я на эту роль не гожусь. Вряд ли я смогу сидеть на берегу моря, смотреть на вас, на детей и ничем не заниматься более. Я всё же переводчица и люблю свою профессию.
— Ладно, Кэт, не принимай всерьез мое предложение, но ты мне всё же очень нравишься. Не хотела бы взглянуть на мой московский альбом?
— Очень хотела бы, но боюсь, что меня уже ждут в другом месте, и я должна с вами попрощаться.
— А можно мне вас сопроводить, Кэт?
— Только до авто. Дальше нет.
— Я вам позвоню, Кэт, ваш номер телефона в посольстве я знаю. Надеюсь, вас к телефону пригласят? А я вам в следующий раз принесу альбом. Он интересен, уверяю вас.
Катя попрощалась с французом, села в машину, и Сашка повез ее в условленное место, куда я должен был сопроводить Лану для встречи с Катей. Мы с Ланой ждали Катю в кафе на самом верхнем этаже торгового центра и любовались пейзажами за окном. Вдруг Лана закричала:
— Она приехала, звони ей, что мы ждем ее тут в кафе.
Я выглянул в окно и увидел, что Катя выходит из машины и, не оборачиваясь, заходит в магазин. Я, не отходя от окна, позвонил ей и сообщил, где мы ее ждем. Уже хотел отойти от окна, как увидел Фотографа. Он вышел из машины и тоже направился в торговый центр. Я еще раз позвонил Кате и сообщил, что за нею хвост — Фотограф, потому поброди по нижним этажам центра и возвращайся на улицу. Дождись фотографа и реши с ним свои проблемы. Катя меня поняла, через минуту пошла из магазина на улицу и прямо в дверях столкнулась с французом.
— Вы следите за мной, Поль? — спросила Катя и улыбнулась.
— Мне стало любопытно, куда вы так спешили? Неужели у вас здесь свидание с мужчиной?
— Возможно, а какое вам до этого дело?
— Кэт, если я положил на вас глаз, то мне теперь есть дело до всей вашей жизни. Признаюсь, вы мне нравитесь, очень нравитесь, именно такую женщину я и хотел для себя.
— А вы мне, Поль, пока не нравитесь, и я не люблю, когда меня выслеживают. Давайте договоримся: встречи вам буду назначать я сама, когда захочу вас увидеть. Иначе дружбы не получится.
— Хорошо, Кэт. Я уезжаю, но жду вас завтра вечером в том же ресторане, где мы сегодня обедали.
— Нет, Поль, я сама вам позвоню и сама выберу ресторан или какое другое место для нашей встречи. Ваша визитная карточка у меня уже есть. А сейчас до свидания.
Катя отошла от здания, села в машину и позвонила мне, чтобы мы задержались в кафе. Как только француз отъехал, Катя приказала мне спускаться вместе с Ланой вниз и садиться к ним с Сашкой в машину. Прежде чем приехать на конспиративную квартиру, мы поездили по городу, чтобы точно знать, нет ли за нами хвоста. Хвоста не было.
Мы поднялись как бы в нашу с Катей квартиру. И тут Лана заговорила:
— Вот противный дядька, а я вам его фотоаппарат привезла. Вот он, хорошо, что я его заранее спрятала, а то бы меня отец очень сильно наказал за чужую вещь.
— Ты молодчина, Лан. Давай посмотрим, что там у него за снимки? — проговорила Катя и попросила, — Витя, приготовь нам всем чего-нибудь попить, что-то меня этот фотограф сильно напугал. Лан права, слишком дотошный и навязчивый тип.
— Что будем делать? Мы вернем ему фотоаппарат или нет? — спросил я. — Если вернем, значит, он точно будет знать, что мы с Лан встречались. А надо ли это делать?
— Думаю, что не стоит возвращать ему фотоаппарат, где мы все трое сняты во всех ракурсах.
Так и решили: фотоаппарат француза оставить себе. Мало ли что, а вдруг пригодится. Больше встречаться с Лан в торговом центре было нельзя, но и приезжать Лан сразу к нам домой тоже нельзя. Значит, нужно выбрать новое место свиданий.
— Лана, ты хорошо знаешь город? Где мы можем с тобой встретиться в следующий раз? Видишь ли, этот фотограф такой приставучий, что, я думаю, он будет за мной следить, а нам этого не хочется, правда же? — сказала Катя и посмотрела на Лан так жалобно, что Лан ответила:
— Он что, в тебя влюбился? Я бы тоже влюбилась, будь парнем. Ты, Катя, правда очень красивая и какая-то необычная, ты мне сразу понравилась. Знаю я одно местечко, куда никто не ходит, в следующий раз покажу. Встретимся в парке «Дао Сан» в два часа дня. Раньше не смогу приехать.
— Хорошо, Лан, а сейчас мы тебя отвезем, куда скажешь, где тебя должен ждать твой друг Ли. Позвони ему, только пусть не едет к торговому центру, давай к этому твоему парку, заодно и мы увидим где этот парк.
Лана позвонила своему водителю и другу Ли, сказала, куда ему приехать за ней, и мы все вчетвером поехали к парку. Хвоста не обнаружили.
В следующую субботу, гуляя по парку, Катя спросила у Лан:
— Лана, скажи, а ты не хотела бы пригласить меня и Виктора к себе в гости? Это возможно?
— Я должна спросить у отца, можно ли мне подругу пригласить к себе домой. Видишь ли, ты хоть и китаянка, но гражданка России. Думаю, что отец не разрешит. У нас гарнизон закрыт для иностранцев.
— У вас что, в гарнизоне, кроме солдат, есть какая-то тайна, что никому нельзя туда входить? — продолжала Катя.
— Еще какая тайна! У нас в гарнизоне не только солдаты, у нас секретные лаборатории, где ученые работают. Туда даже меня не пускают.
— А твоего отца в эти лаборатории пускают?
— Наверно, пускают, он же начальник гарнизона, должен знать всё.
— Жаль, что я не могу прийти к тебе в гости и познакомиться с твоими друзьями и твоим отцом. Ты всё же спроси у отца, можно тебе пригласить подругу к себе или нет.
— Хорошо, я обязательно спрошу у отца, можешь ли ты меня дома учить русскому языку, чтобы я не ездила каждую субботу к тебе. А теперь поехали к вам домой, ты будешь со мной, Катя, заниматься русским языком. Хочу знать язык твоей страны.
И мы снова поехали к нам на квартиру, немного покатавшись по городу, посмотреть, нет ли за нами хвоста. Хвоста не было. Позанимавшись с Ланой пару часов русским языком, мы снова отправились в парк, где Лану уже ждал ее друг Ли. Лана уехала. А Катя как-то разочарованно сказала мне:
— Да, задание нам предстоит непростое. Если Зихао не разрешит дочери привести подругу к ним домой, считай, что наша миссия невыполнима. Вряд ли Лана сможет нам помочь. Да она и не дура, попроси мы ее рассказать нам про эти лаборатории, что там делают, она обязательно нас заподозрит. Мы же с тобой русские, а тут тоже считают, если ты русский, значит, шпион. И потом, даже если я смогу побывать у Ланы в квартире, как я смогу узнать, что там за лаборатории у них в гарнизоне? Предположим, что я познакомлюсь с полковником, пусть даже он в меня влюбится, но спать с ним мне как-то совсем не хочется. Остается еще один вариант, это Фотограф. Возможно, он что-нибудь и знает про эти лаборатории в гарнизоне.
Но мне совсем не хотелось, чтобы Катя встречалась не только с китайским офицером, но тем более с этим наглым французом, и я сказал:
— Катя, а никак нельзя тебе отказаться от этого задания? Пусть им займется кто-нибудь другой.
— Интересно кто? Ты знаешь у нас в посольстве еще одну китаянку? И как ты себе это представляешь, что я прихожу к старшему и говорю: «Извините меня, но я отказываюсь от этого задания», даже не попробовав его выполнить? Витя, в тебе сейчас говорит обычная мужская ревность, тебе пора понять, что мы с тобой на службе у своего государства. А наш с тобою роман случился нечаянно, и он меньше всего будет интересовать нашего с тобой куратора. А самое лучшее для нас с тобой, чтобы о нашем романе никто и никогда не узнал. А если узнают, тебя отсюда уберут, чтобы ты мне не мешал. Потому не смей никому показывать, кроме Лан, конечно, что мы с тобой не просто друзья, коллеги, сослуживцы, а любовники. Надеюсь, ты меня понимаешь.
Я тяжело вздохнул и ответил:
— Конечно, Катя, я тебя отлично понимаю.
— Давай, Витя, лучше выберем ресторан, в который мне пригласить француза. Я очень хочу увидеть фото, что он сделал в Москве.
Мы выбрали ресторан подальше от посольств и решили заранее Фотографу не говорить, где будем встречаться. На этот раз Катиным водителем такси должен быть я.
Катя позвонила французу и назначила встречу на воскресенье сначала у торгового центра. В условленное время Фотограф был уже на месте, тогда Катя назвала ресторан, и мы отправились туда. Это был французский ресторан, столик был заказан заранее.
— Кэт, вы решили сделать мне сюрприз, — начал разговор фотограф.
Я, как водитель такси, должен был оставаться в машине и следить за происходящим внутри ресторана в бинокль.
Ресторан был почти пуст, скорее всего, китайцы не очень любили французскую кухню. Катя и фотограф сели за столик у окна, так было спланировано нами.
И я стал разглядывать весь ресторан. В дальнем углу в одиночестве сидел китайский офицер. Я стал всматриваться в него, и он мне показался очень знакомым. И тут меня осенило: это же отец Лан. Вероятно, он иногда в память о своей жене, которую застал в объятиях любовника и застрелил, наведывался в этот ресторан, как бы искупая свой грех. И я позвонил Кате:
— Извините, Поль, я на минутку отойду, мне звонят.
Катя отошла от стола и отвернулась от француза.
— Послушай, Катя, присмотрись к китайскому офицеру за дальним столом. Мне кажется, это отец Лан, я хорошо помню его фото, что нам показывали в посольстве. Попробуй сама с ним познакомиться.
— Как? Я с французом, не могу же я бросить Фотографа и пересесть к полковнику. Это будет чересчур вызывающе.
— Ты женщина, придумай сама, что сделать, чтобы полковник сам подошел к тебе.
— Я попробую, но не уверена, что у меня получится.
Катя снова села за стол, но так, чтобы хорошо видеть офицера и чтобы он тоже мог ее видеть. Поль всё это время наблюдал за Катей:
— Кэт, у вас какие-то проблемы?
— Нет-нет, всё в порядке.
Француз подозвал официанта и стал делать заказ:
— Кэт, что бы вы хотели отведать из французской кухни?
— Мне, пожалуйста, то же самое, что вы будете заказывать себе, но из всего спиртного я предпочитаю красное вино.
Катя улыбнулась и посмотрела на полковника, чуть-чуть подмигнув ему так, чтобы Поль этого не заметил. Полковник в упор посмотрел на Катю и вдруг встал и подошел к их столу. Он заговорил на своем родном языке, китайском:
— Добрый день, леди, разрешите присесть?
Катя посмотрела на француза, как бы спрашивая, что делать.
Фотограф кивнул головой и произнес та же на китайском:
— Да, полковник, присаживайтесь, составьте нам компанию.
— Разрешите представиться, меня зовут Зихао Джен.
Катя кивнула головой в знак приветствия и согласия и произнесла:
— Меня зовут Кэт, а это мой друг Поль.
Полковник, не стесняясь, стал разглядывать Катю, а потом медленно произнес:
— Кэт, вы очень сильно похожи на мою бывшую жену, почти как сестры, просто сейчас она была бы старше вас.
— Вот как? — удивилась Катя. — Неужели так сильно? А у вас нет ее фото?
— Есть, я всегда ношу его с собой.
Полковник достал из внутреннего кармана фото женщины и положил его перед Катей. На Катю смотрела молодая девушка, очень сильно на нее похожая. Над фото склонился и француз, он прищелкнул языком и произнес:
— А действительно, Кэт, почти одно лицо. Возможно, это ваша сестра?
— Нет, это невозможно, я у родителей была одна. И потом, я не в Китае родилась. Бывают совпадения, как говорят, у каждого человека есть двойник. Скорее всего, я ее двойник.
— А где сейчас ваша жена?
— Она умерла много лет назад, но вы мне ее напомнили. Она была в таком же возрасте, как и вы, когда мы с ней были вместе.
Полковник взял со стола фото и положил его в тот же карман, из которого доставал.
— Очень жаль, что я напомнила вам такую печаль. Вероятно, сейчас у вас есть другая жена?
— К сожалению, кроме дочери, у меня нет больше женщин. Извините, что помешал вам, но мне очень хотелось посмотреть на вас, Кэт, вы мне напомнили мою Кери.
Зихао встал, откланялся и ушел за свой стол.
— Бывают же такие совпадения! Вы, Кэт, действительно почти одно лицо с фото той девушки, — проговорил француз и погладил Катину руку. Катя в упор посмотрела на фотографа и спросила:
— А вы верите в двойников?
— И не только в двойников, и в тройников верю, — засмеялся француз. — А хотите, я вам легенду индийскую расскажу, как неприкаянные души вселяются в других людей и те люди становятся похожи на тех, кто умер. Может быть, в день смерти ее душа как раз в вас и вселилась?
— Нет, этого не могло быть, я родилась раньше, чем она умерла.
— А вы откуда это знаете? Полковник об этом нам ничего не говорил. Это уже интересно…
— Догадалась. На фото она совсем молоденькая, его Кери, гораздо моложе меня. А таких буддистских легенд я тоже много знаю, только не верю им.
— А чему вы верите, Кэт? Мне вы тоже не верите, правда?
— Конечно, не верю, с чего мне вам верить?
— А в провидение вы верите?
— Нет, Поль, не верю. Что еще за провидение? Вот мы сейчас с вами сидим, и кому-нибудь из нас может камень на голову упасть. Это что, тоже провидение?
— А я вот верю, Кэт, и в цыганские гадания, и в провидение. А знаете, почему?
— Почему?
— Однажды я забрел в цыганский табор. Там была очень старая цыганка, она посмотрела на меня и, даже за руку не взяв, проговорила: «Удачливый ты, парень, всё у тебя хорошо, кроме одного. А за женой поезжай в Китай, там тебя твоя судьба ждет. И что бы ни случилось, она будет твоей». Вот так, Кэт, теперь я точно знаю, что это вы моя судьба. Как увидел вас тогда в посольстве, сердце мне сразу подсказало, что это она, именно та, о которой мне цыганка вещала.
— Да будет вам, Поль! Взрослый мужчина, а в сказки верите. Да здесь китаянок миллионы, если не миллиарды, вот и найдете себе жену и на свой остров увезете. Она вам за это спасибо огромное скажет.
— Эх, Кэт, молодо-зелено, тебя я увезу, и ты меня будешь благодарить еще за такой подарок судьбы. Теперь ты, Кэт, моя цель жизни, а я от своих целей никогда не отступал.
— Это что, мне угроза или предупреждение держаться от вас подальше?
— Это, Кэт, призыв, подружиться со мной и узнать меня получше. Авось пригожусь, — и француз улыбнулся и положил свою руку на руку Кати. Она осторожно высвободила свою руку из-под его руки и задумчиво посмотрела на полковника. Она понимала, как тяжелы для него воспоминания о его жене, которую он сам отправил на тот свет. И только теперь увидела, что Зихао смотрит на неё, словно ждёт приглашения или прощения. Катя наклонилась к тарелке и начала есть. Ей было неловко смотреть на офицера, который буравил ее взглядом.
— Поль, хватит басен, давайте обедать. Мы зачем в ресторан пришли?
— Обедать, Кэт. А после обеда поедем ко мне на квартиру смотреть московские фотографии.
— Но мы так не договаривались! Вы должны были принести фотоальбом сюда.
— Нет, Кэт, мои фото будем смотреть только у меня дома. Или вы меня боитесь?
— Я девушка не робкого десятка, я вас не боюсь — я вам не доверяю.
— Зря, Кэт, я ваш друг. И поверьте, домогаться вас я не стану. Наоборот, буду вас теперь защищать ото всех и всюду, я цыганке, как ни странно, поверил. Точно знаю: вы — моя судьба.
— Ну что же, Поль, посмотрим, какой вы друг…
Француз рассчитался, и они вышли из ресторана. Катя села в машину Фотографа. Я был в шоке. О таком повороте дела мы не договаривались. Следом за ними вышел и полковник, тоже сел в свою машину. Машина француза тронулась с места, я следом, а за мной поехал полковник. Фотограф всё это видел в зеркало и решил от нас оторваться.
— Да, Кэт, а за нами сразу два хвоста. Ну ладно твой таксист, он с тебя деньги хочет получить за неоплаченный проезд, а вот что нужно от нас полковнику? В свое логово я их не приведу. Пристегнись-ка покрепче, сделаем небольшой пируэт.
И машина француза стала набирать бешеную скорость и обгонять впереди ехавшие машины, потом вдруг на повороте резко перестроилась, развернулась и понеслась в обратном направлении. А я подумал: «Не дай бог, что с Катериной случится, меня ведь под трибунал отдадут». Остановился на первой заправке и позвонил Кате:
— Что происходит? Мы разве так договаривались?
И услышал в ответ:
— Всё в порядке, не переживай, я потом перезвоню, где меня забрать.
Француз отлично говорил на русском языке и тем более понимал, о чем идет разговор:
— Кэт, а тебе не кажется, что твой таксист слишком обеспокоен твоей судьбой? Кто он тебе? Телохранитель, любовник, друг?
— Он мой коллега.
— Я так и подумал. Ну, вот мы и приехали, вот в этом огромном доме я и снимаю квартиру. Удобно, много народу, легко затеряться, а если придется уходить, есть время: пока поднимутся на мой этаж, я по пожарной лестнице уже буду или на крыше, или внизу. Ну что ты, Кэт, я же не скрываю, кто я есть, да и ты об этом догадалась еще в нашем посольстве на встрече. И я также знаю, кто есть ты. Для меня это не секрет. Пошли? — и Фотограф подал Кате руку, высадил из машины, и они скрылись в доме. Позднее Катя рассказывала, какой альбом она увидела у француза.
Фотограф усадил Катю на диван, достал альбом, на котором крупными буквами было написано « Москва». Рядом стоял год, когда были отсняты фотографии. Сел рядом с Катей и открыл альбом. На первой странице Катя увидела свое фото во весь рост: она на Красной площади с группой туристов, но туристы сняты нечетко, очень четко она, во весь рост в осеннем пальто, но без головного убора, а внизу подпись: «Моя будущая жена».
Француз посмотрел на ее удивленное лицо и улыбнулся:
— Да, Кэт, еще тогда я понял, что это ты и есть моя судьба. А когда увидел тебя здесь, в Пекине, у меня все сомнения развеялись. Я знаю, Кэт, так и будет.
На второй странице альбома — опять Катя, в поезде у окна. На третьей странице опять ее фото.
— Поль, вы что, следили за мной всё время, пока я жила в Москве?
— Смотрите альбом дальше, Кэт. Вот видите, это вы в аэропорту во Владивостоке.
— Но почему я вас до этого времени нигде и никогда не видела, тем более чтобы меня фотографировали?
— Ну что вы, Кэт, разве можно такому профессионалу, как я, раскрывать себя курсанткам? Это моя тайна, Кэт. Когда-нибудь я и вас научу моему искусству перевоплощения и прочим премудростям, но это только тогда, когда вы уже будете моей женой.
Катя была обескуражена, подавлена, настроение у нее испортилось. Она подумала, что как разведчица она слишком плоха, раз ее можно было снимать незнакомым людям, которых она даже не замечала.
— Спасибо, Поль, за альбом, за показ моих фото. А мне подарите хотя бы одну из них?
— Выбирай любую, кроме первой, и я тебе ее подарю.
Катя выбрала фото, где она в электричке сидит у окна и разглядывает журнал, прикрывая лицо, хотя Поль выбрал такой ракурс, где видна не только Катя, но и ее соседи рядом. Фотограф достал это фото и протянул Кате.
— Спасибо, Поль. А сейчас отвезите меня назад к ресторану, где мы обедали.
— Хорошо, Кэт, к ресторану так к ресторану, как скажешь, моя дорогая.
И фр
