НАТАЛЬЯ ДУРОВА

ПОВЕСТИ

ВАШ НОМЕР!

Глава I

Я помню себя в те годы, когда, шагая с отцом по кулисам цирка, я точно могла отвечать на его вопросы:

— Кто здесь стоит?

— Слон.

— А кто здесь разлегся?

— Верблюд.

— А рядом?

— Ослик.

Вскоре мне уже стало скучно отвечать на вопросы. Мне хотелось задавать их самой. Но мама и папа были слишком заняты, чтобы возиться со мной, а дог, которому меня оставляли на попеченье, был нервным, ворчливым, да и говорил всего одно слово: «Мамм-ма!», в надежде получить

кусок несъеденной мной булки. Ключ — так звали дога — меня не слушался, и папа поэтому им всегда оставался доволен. Он гладил дога и говорил:

— Молодец, Ключ. Мы с мамой доверяем тебе свое сокровище. Ты — нянька, ты — друг и сторож. Ты нас не подведешь. Ведь Наташа тебя слушается? Правда, Наташа?

— Угу, — нехотя соглашалась я и бежала к маме.

— Мамочка, а, мамочка! Сокровище — что это?

— Сокровище — должно быть самое дорогое для человека.

— А для папы?

— Хм, — мама задумывалась. Я же не давала ей покоя:

— А где оно — папино сокровище?

Мама облегченно вздыхала и, улыбнувшись, говорила:

— Конечно, в цирке!

О! Это было понятно. Я знала буквы из электрических лампочек, составляющие слово «цирк». Почему меня оставляют в гостинице, а сами идут в цирк? Как мне было обидно! Я не любила гостиниц. Там всегда слишком правильно расставлены чужие, не наши вещи; вечные графины с водой, пахнущей лекарством, и двери, которые плотно закрывались на настоящий ключ, чтобы мы с Ключом-догом оставались одни. Да, неприятны бывали эти часы ожидания, когда папа и мама в моем представлении делились на живых и нарисованных. Живые в цирке, а нарисованные смотрят на меня со стены и улыбаются одной и той же улыбкой, не обращая внимания на мой крик и слезы.

«Хочу в цирк!» —думала я. И однажды — свершилось! Дверь открыла дежурная, и мы с Ключом отправились в путь. Первой выскочила я, за мной — Ключ.

— Девочка, ты зачем вывела собаку в коридор? — обратилась ко мне рослая женщина с ведерцем, из которого торчала тряпка.

— Коридор! — повторила я новое слово.

— Ну да, в коридор, — назидательно сказала женщина.

«Значит, цирк сразу после коридора», — решила я, и Ключ, неожиданно насторожившись, впервые послушно пошел рядом. Длинный и мягкий половик остался позади. Перед нами — лестница. Ступень, одна, другая, третья… Мы идем по улице. Я упала. Ключ, ухватив мое платье зубами, помогает мне подняться. Мы идем дальше, теперь я все время спотыкаюсь. Наконец, устаю, начинаю плакать. Ключ садится рядом, и нас обступают люди.

— Ты что плачешь, девочка?

Я молчу.

— Ты чья такая, девочка?

— Цирка, — успокаиваюсь я.

— Цирка?! Ну-с, а где ты живешь, — обращается ко мне старик в очках. Я смотрю на него с удовольствием, потому что очки вспыхивают, когда мимо едет машина.

— Я живу в коридоре!

— Неслыханно, — покачал головой старик. За ним все стали повторять: «Живет в коридоре, неслыханно».

— А где твой дом, папа, мама?

— Папа и мама в цирке.

— Иди ко мне на руки, крошка, и отправимся в цирк.

Я с радостью соглашаюсь, но Ключ становится между

нами и грозно рычит на старика.

— Как же быть?

— А вы доведите ее. Жалко ведь, гражданин. Ребенок ведь, понимаете, — советует старику какая-то толстая тетя.

— Ну что ж, идем!

— Ключ рядом! — ликую я. И вскоре мы попадаем в цирк.

Папа с мамой удивляются. Мама сердится на Ключа, а папа говорит:

— Знаешь, мама, Ключ не виноват. Просто наша девочка подросла. У нее появился характер, вот это и смутило пса. К сожалению, он стал слушаться Наташу. Придется Ключу переходить на другую работу: Наташа большая. Наташа у нас с характером.

Мне было уже три с половиной года.

Глава II

Теперь я не оставалась одна в гостиницах. Меня брали в цирк. И на гостиницы я стала смотреть как на коридор, который нужно обязательно пройти, чтобы попасть в цирк. Папа с мамой шли на работу, а я — в сказку. Она начиналась для меня за манежем, у клеток и стойл, где были животные.

— Олень приехал с севера, верблюд — с юга, — рассказывала мне мама.

И долгое время север и юг я находила в цирке по оленю и верблюду. Даже если они стояли рядом, я все равно отправлялась в путешествие по свету. Огромные миры нового проходили перед моими глазами: пустыни — слонов ник с верблюдами, моря — бассейны с морскими львами, леса — медведи, небо — орлы. В пути мне встречались разбойники —это были обезьяны. Я воевала с ними: сострою рожицу, а в ответ получу две и скорее бегу дальше. Иногда «нечистая сила» преграждала мне дорогу. Так я называла людей, которые говорили папе:

— Ах, Дуров, Дуров! Странно вы воспитываете своего ребенка. Как можно маленькую девочку одну подпускать к животным. И о чем вы только думаете!

Отец смеялся:

— Думаю о воспитании. Ищу свой метод. Хотите, поделюсь. Она должна вырасти сильной и бесстрашной. Если с детства ей привьется вера в животных-друзей, значит, вырастет настоящий дрессировщик.

А «настоящий дрессировщик» бежал в это время играть со слоном в прятки. Веселее и чудесней игры для меня не было. Я прижималась к огромной слоновьей ноге и, замерев, стояла, пока чуткий хобот наощупь находил мои бантики в косицах, карман на фартуке, где был сахар. Сахар исчезал и через секунду снова появлялся хобот, обвивал меня и вытаскивал из убежища. Удобно усевшись на хоботе, я качалась, как на качелях. Потом, держа в руках сахар, упрашивала слониху:

— Лили, Лилечка! Ну, пожалуйста, покажи мне еще раз цирк с потолка.

Лили съедала сахар и снова брала меня на хобот. Осторожно свертывала его бубликом и подталкивала меня, помогая взбираться на свою макушку.

— Мамочка, — кричала я на всю конюшню. — Я вижу тебя с потолка.

Усталые мамины глаза тотчас меня находили. Сначала смотрели строго, потом добрее, мама подходила к нам, гладила слониху и говорила:

— Ты зачем, Лили, балуешь мою Наташу? Славная и добрая слониха. А ты, негодница, — это уже относилось ко мне, — спускайся сейчас же вниз. Лили вечером работать, ты ведь не даешь ей отдохнуть!

— Мама, она не хочет отдыхать! Откуда ты знаешь?

— Если бы она хотела отдохнуть, то легла бы, а она стоит и качается,

Нет, Наташа, ты у нас ничего еще не знаешь. Иди-ка сюда, я тебе что-то расскажу.

Л спускалась вниз.

Послушай, я расскажу тебе, как снят слоны. Слоны никогда не ложатся спать. Они спят так, будто дремлют, и все стоя. А если слон лег, то, значит, не просто, а слег-заболел.

Я шептала слонихе в хобот, воображая, что говорю с ней но телефону: «Тебе трудно спать стоя, хочешь я принесу много сена, больше, чем здесь есть. Тебе лучше будет Ноги так, а живот весь на сене. Хорошо?!»

Я трудилась, таскала охапки сена и, к моему огорчению, видела, что сена мало. Я вскарабкалась на охапку, но достать до Лилиного живота не могла. Он был надо мной, как потолок. Пригорюнившись, я села на пол, где стояли слоны, и вдруг дождь из сена пролился на мою голову. Ль ли усердно обсыпала меня сеном. Я уже походила на соломенного человечка, но стояла, не шевелясь, впитывая душистый и пряный аромат. Ото был новый запах. Я видела, кfк от него затрепетали ноздри ослика Пиколлё. Он свалился подле меня и стал кататься в сене, как поросенок в лужице.

Вскоре мне наскучило щекотанье высохших травинок, и, выпроставшись, я побрела туда, где кончалась моя сказка Здесь, у клетки белых медведей, конец. К ним мне вход вое пре цен. А очень хочется подружиться с ними. Два сугроба сидят в клетке. Они не такие уж и белые, похожи на комья уличного снега, который под утро сгребают дворники. Мама убеждала меня, что они злые. Он