Потрясающе, советую сначала прочитать ,,Портерт’’ Гоголя, а после этот потрясающий рассказ, очень тонко, лаконично и красиво написанный, а главное интересно. Потрясающий взгляд на произведение Гоголя!! Ставший самостоятельной единицей, не менее достойной оригинала
Тогда я стал плакать про себя… Наконец в доме вновь захлопали двери, — граф вернулся и лег спать…
Наутро тот же лакей, что относил портрет, опять запыхавшись, вбежал и крикнул:
— Вишняков, к графу…
Граф в нижнем белье стоял у печки, грея зад… Рассматривая с большим любопытством, он подпустил меня на пять шагов и сказал басом:
— Хорош! — Я молчал, опустив голову. — Изуродовал меня навек, злодеем выставил для потомства, — продолжал граф. — Вчера в театре Николай Васильевич Гоголь на меня пальцем указал. А ты понимаешь, что даже государю известно, чей портрет описан в повести у Николая Васильевича. А?.. По-твоему, мне теперь нужно глаза себе выколоть. А? — грохнул граф… Наступило молчание. Затем лиловые губы его брезгливо усмехнулись, и я увидел, как
И, уже уходя, надев цилиндр, он остановился перед портретом, рукопись торчала у него из кармана сюртука… И вдруг, глядя на его длинноносый профиль, на цилиндр и оттопыренный сзади карман, я вспомнил всем известную карикатуру и, страшно испугавшись, понял — кто мой гость…
…Сейчас посыльный принес письмо от графа. Граф прибыл на днях и требует к себе меня вместе с портретом и дневником».
Здесь рукопись кончается словом «Аминь», а дальше следует приписка:
«Граф потребовал заполнить последнюю страницу. Я никогда не забуду, никогда не пойму, как все случилось… Я пришел к его сиятельству на Сергиевскую к восьми поутру и до двенадцати ждал на кухне. Лакеи, заходя, заговаривали со мной и на мои ответы покатывались со смеха… Наконец один из них вбежал, запыхавшись, и потребовал к графу дневник и портрет, а мне приказал ждать… Я сидел у окна и ожидал, что вот услышу громовой голос графа, тяжелые, как смерть, его шаги… К вечеру я очень ослабел и попросил напиться… Из лакейских разговоров узнал, что граф уехал в театр. Прислуга легла спать, оставив лампадку, а я продолжал сидеть, уж не боясь, потому что стало все равно… На колени мне прыгнул кот, я погладил его, он ткнулся мне в шею и обнял лапами…
Он вылез из рамы и, огибая стол, подходил ко мне. Когда он сел на диван, я живо подобрал ноги…
— Где спички? — спросил он. — Я набил себе шишку.
Я живо соскочил и взял свет, — на диване сидел мой гость в пыльной шинели, в руке он держал сверток.
— Он все еще здесь? — спросил гость, глядя в темный угол на портрет.
Я поспешил выразить живейшую радость его приходу, но гость перебил меня:
— Вы послушайте первую часть повести, она еще переделается много раз… — Насупившись, он поглядел на меня, пододвинул подсвечник, кашлянул и прочел глухим голосом: — «Портрет»… «Портрет», — повторил он, чудно усмехаясь.
