всегда владеющего собой, сохраняющего свой могучий ум среди бурь сердца и целого мира, среди любовных мучений и политических революций, извлекающего для своего искусства пользу из всех своих жизненных испытаний и даже из заблуждений;
Более того, он отвергает это движение, он поворачивается спиной к будущему, он возвращается к прошлому. По каким мотивам? Чаще всего он и сам этого не знает. Какая-нибудь страсть, озлобление на кого-нибудь, каприз, рана, нанесенная самолюбию, действуют на него сильнее самых серьезных оснований. В нем нет никакого единства.
лирик в душе, а силится писать оперы; его восторги колеблются между Глюком и Мейербером. У него истинно народный гений, а он презирает народ
Он отдается во власть случая[5]: точно какой-нибудь древний скандинавский пират, лежащий на дне своей лодки и глядящий в небо, он мечтает, он стонет, он смеется, он предается страстным галлюцинациям. Его эмоциональная жизнь столь же неустойчива, как и художественная. Его музыкальное творчество в области критики полно противоречий, колебаний, оглядки назад. Он обманывается в своих замыслах.
— воплощение романтического гения: «Это — необузданная сила, не ведающая пути, по которому она следует. Я не позволю себе дерзкого утверждения, что этот гений, обладающий таким умом, не в состоянии понять себя самого; но он постоянно перестает себя понимать». Он отдается во власть случая
Берлиоза разменивается на мелкую монету, он дробится на множество граней. Он никогда не собирается в единый сияющий фокус, позволяющий проникнуть взором в его глубину.
Так же, как излишек света мешает зачастую видеть, так и излишек ума часто мешает понимать.
Кончились ли наши затруднения? Нет еще. Хуже всего то, что сам Берлиоз сплошь и рядом вводит людей в заблуждение: никто больше него не содействовал путанице мнений на его собственный счет.
Вагнер сказал над могилой Вебера: «Англия воздает тебе должное, Франция тобой восхищается, но одна лишь Германия способна тебя любить; ты дело ее рук, ты прекраснейший день ее жизни, горячая капля ее крови, частица ее сердца»
сомнительно, чтобы ей удалось полностью воспринять душу столь французского склада.
