Оглавление

Двойственная натура

Затяжная, в два года, осень утомляла. Серые потоки воды и грязи присыпались мокрым, липким снегом, тут же тая, смешивались в однородную жижу. Нескончаемые потоки машин, нервно сигналили, старались обогнать друг друга, создавали новые пробки. Москва спешит, всегда и всюду, от этого заторы не рассасываются.

Прислонившись к стеклу, я прикрываю глаза, стараясь не взвыть. Думать не хочется, но мысли, толкаясь, сменяют одна другую. Вздыхая, я ловлю себя на очередной из них, и повторяю ее уже осознанно:

— Я двойственная натура! Да, я — противоречива. Люблю Москву, но до скрипа в зубах не переношу ее дороги. До обморока боюсь высоты, а мечтаю о вертолете. С легкостью собираюсь в путь, однако терпеть не могу простои, без толку, с нервно давящими на клаксон автомобилистами. Дорожные пробки доводят меня до истерики, зато я могу часами зависать у семи зданий, особенно в ночное время, загадочной, неповторимой, для меня, архитектуры, с историей и легендой о прошлом. В частности на Старом Арбате. Вечерами, куда бы я ни спешила, хоть на пять минут, я впадаю в ступор и поднимаю глаза к самому шпилю, затем медленно, скользя взглядом вниз, всматриваюсь в черные окна. Я нутром чувствую, там, в безмолвной черноте, есть нечто невообразимое человеческим мозгом. То, с чем, встретившись однажды, не забудешь никогда.

Очередной гул сигналов вывел меня из задумчивости и я, вытерев запотевшее стекло, поняв, что домой быстрей дойти, чем доехать, хлопнула по плечу водителя:

— Я пройдусь. Увидимся завтра.

— Но, — он повернул ко мне голову: — там же дождь!

— Ни кисейная, не растаю! — быстро покинув машину, обхожу те, что были ближе к тротуару и, открыв зонт, поплелась, кривясь и вздыхая: — Сидеть и ждать с моря погоды еще хуже. Ну, дождь, ну сырость. У природы нет плохой погоды. Только отвратительно мерзкая осень. Хотя до зимы всего два дня.

На удивление дождь резко прекратился, словно кто-то закрыл кран, и даже сквозь затяжные облака пробилось пару лучей солнца. Пройдя проспект, я на Арбате. Время всего к шести вечера, а уже темнеет, зажигаются фонари. Туристы, туристы, туристы… Все фотографируются, везде и всюду. Помню и я была такой. Как же иначе, надо закрепить память. А, что есть наша память? Сгусток впечатлений, эмоций, чувств. Запоминается не все, в основном плохое и очень-очень феерическое. Помнится лишь сюжет, так сказать причина вызвавшая горе или радость. А потом, после часа пережитого, мы уже начинаем дописывать, дорисовывать, досказывать.

Снова задумалась и не заметила, как врезалась в мужчину. Он даже не оглянулся, спеша прочь. А я, послав извинения его спине, свернула в проулок и… зависла. Над домами и домишками Арбата, полными иллюминации, возвышалось ОНО, здание-удав, молчаливо приказывающее мне: СТОЯТЬ!

Наружные фонари подсвечивали его углы, посылая свет вверх, полностью освещая лишь верхнюю башенку и шпиль. Туда и устремился мой взгляд.

Сильный удар в плечо. Я опомнилась и, пытаясь понять, кто был столь невежлив, проверила телефон и кошелек. Все было на месте и я, глядя вслед мужчине в черном пальто, с поднятым воротником, наконец, смогла пойти домой.

Вечер был скучен, уныл и однообразен. Красивый вид из окна частенько заменял телевизор, но не сегодня. Этим вечером я, налив огромную чашку какао, набросав в него горку зефирок, забралась в кровать и включила телевизор.

Шла вторая серия «Москва слезам не верит» и я, мило улыбаясь изученным до мелочей событиям фильма, ловила себя на том, что постоянно думаю о врезавшемся в меня грубияне. Он не был пьян, его не шатало от плохого самочувствия, он удалялся уверенным, неспешным шагом. Что же подвигло его толкнуть меня? Он ведь именно толкнул. Не задел случайно, не оступился, толкнул! Так и не поняв причины, уснула.

Двое суток пролетели как миг. Дождь сменился на снегопад. Мороз, наконец, прекратил грязное месиво. Близились выходные.

Вечер пятницы не принес ничего нового. Проведя его дома, в гордом одиночестве, не заметила, как уснула.

Суббота. Понежиться бы в тепле, так нет, меня просто тянет натаптывать стежки да дорожки. Собралась, пошла.

Город гудел как улей. Все куда-то торопятся, спешат, толкутся. Морозно. Хочется чаю. Остановилась, решая, вернуться домой или зайти в кафе, как вдруг снова сильный удар в плечо, да так, что меня развернуло, и сумка выпала из рук:

— Чтоб тебя! — в сердцах бросаю я, удаляющемуся мужчине в дорогом пальто и приседаю за сумкой. — Это не наваждение… — бурчу я уже себе поднос. — Он преследует меня. Зачем? — убедившись, что все на месте, потеряв настроение, направляюсь в сторону дома.

— Васька! — услышала я мужской голос и, не оглядываясь, иду дальше. — Василиса! Васса!

Вздрогнула, но не оттого, что кто-то назвал мое девичье прозвище, а от прикосновения к моему плечу. Черное пальто, воротник поднят, хотя застегнута всего одна пуговица, шарф разгуливает за ветром. «Черное пальто!» — повторяет мой мозг и я, невольно, оскаливаюсь, соображая, что именно с ним я сталкиваюсь. О нет! Это он меня сшибает с ног, вот уже третий раз.

— Васька! — повторяет мужчина с трехдневной щетиной; говорят это сейчас в моде; в глазах чертики пляшут: — Негоже друзей не узнавать!

— Особенно если эти «друзья», — я обозначаю пальцами кавычки, — пытаются убить!

— Да брось! Васса! Это же я!

— Мне от этого не холодно не жарко, что вы — это вы!

— Не узнала. Это же надо. А я тебя, по голосу узнал. Даже ни секунду не сомневался. Вася! Неужели не признала?

Я стою и всматриваюсь в глаза, ибо все остальное скрыто под щетиной. Что-то знакомое, даже очень, мелькает во взгляде. Он берет меня за руку, снимает перчатку и прикасается губами. Разряд, хоть и слабый, поднимается медленно-медленно, заставляя холодеть, а не загораться мою душу. Уверенности пока нет, но интуиция подсказывает, что это он, мой суженный — ряженный, исчезнувший так внезапно.

— Васька, не будь букой. Это я!

— В ладоши похлопать?

— Не изменилась! Признала, вижу что узнала. Вон как щеки покраснели.

— Морозец. Узнала. Ты же так старательно мне напоминал. Преследуешь?

— Ни боже мой! Если бы не услышал голос, то пошел бы по делам. Он, твой сладкий голосок, словно аркан, заставил оглянуться.

Я стояла и молчала, прищурив глаз, не зная, что сказать на столь явное вранье.

— Так! — берет он инициативу в свои руки, меня под локоть и направляется в кафе: — Столбами стоять не будем. Выпьем чего-нибудь согревающего и поговорим. Надеюсь спешить тебе не к кому.

— Надейся! — улыбнулась я, но в кафе вошла. Память уже выдала все обиды и вздохи. Но тут же я порадовалась этой встрече, ибо мечтала о ней. Из дня в день, из года в год, делая себя, улучшая внешне и внутреннее, чтобы однажды, пройти мимо и заставить задуматься…

Глава 1

Валерий. Мы познакомились с ним на пятом курсе, когда слились в одну группу две поредевшие. Обратила ли я на него внимание? Да, и не потому, что он был красавчиком. Ибо он был обычной внешности, не скажу, что фирменно одевался или обладал поразительным внутренним миром. Я заметила из-за окружающей его толпы. Девушки заискивающе смотрели в рот, парни наперебой пытались услужить. «Выскочка!» — прилепила я ему ярлык и старалась игнорировать. Продержалась достаточно долго, месяца два, до «Осеннего бала», который в нашем с ним вузе был неким ритуалом, где выпускники передавали эстафету первому курсу. Чинно, с веселыми миниатюрами на сцене, возвышенными речами педагогам и напутствием молодняку, не срамить стен вуза. А потом, после официальной, так сказать части, все разбредались по группам и праздновали уже в удовольствие.

В этот вечер у меня было паскудное настроение. «Отплясав» свою партию в общей программе, я собралась незаметно слинять, но всем от меня что-то надо было. Так и задержалась.

Резко открылась дверь, ввалились парни с пакетами полными еды и звенящей тары.

— И вы так шли через охрану? — зачем-то спросила я. Подумать — оно мне надо было?

— Ну, другого способа еще не изобрели. — отозвался Славка, мы с ним со вступительных, можно сказать, дружили. — Хотели в окно, но, увы.

— А не боитесь, что выпрут? Выпускной ведь курс.

— Мы Иванычу презент сделали.

— Я думала вы умней. Он выпьет и тут же заложит.

— Васька! — подал голос Валерка, войдя последним. — Не дрефь, мы тебя прикроем.

— Я сама себя прикрою, когда надо, где надо и перед кем надо! — схватила сумку и к двери.

Группа затихла, все уставились на нас. А он скривился в ухмылке, наглой такой, отталкивающей и, перегородив проход, спрашивает:

— Решила сбежать, или крысятничать собралась?

— Ты говори, да не заговаривайся! — сделав шаг назад, уставилась на его наглую морду: — Я тут не новичок, не первогодка, что бы мне такие предъявы делать. Ты лучше о себе подумай и о том, с чего вдруг у нас начали ребят отчислять. Причем не отстающих, а тех, кто на красный шел!

— Что?! — заорал он.

— Что слышал! И впредь — голос повышай на своих холуев, а со мной лучше на ВЫ и полушепотом.

— А то что?

— Не советую даже предполагать. — оттолкнула его и вышла, с чувством самой сильной ненависти к нему.

— Васька! — Славка выскочил за мной. — Ну, ты чего?

— Все нормально. Приятно повеселиться.

— Не, ну как ты себе это представляешь, веселиться, да без тебя. Вася! Мы же всегда вместе, коллективом, плечо к плечу.

— Было, не поспоришь. Только, все меняется. Ты повеселись за нас двоих, а мне завтра расскажешь.

— Ты из-за Валерки? Брось, он нормальный. Присмотрись и ты изменишь мнение.

— Возможно, он и нормален, вот только присматриваться к нему не собираюсь, не той величины.

— Зря! Он хоть и не красив, но достаточно симпатичен.

— Славка, ты часом не влюблен в него?! — захохотала я: — Ты не сменил ориентацию?

— Васька, будешь молоть чушь, обижусь.

— Да знаю я, знаю, что у тебя девушка есть, почти жена. Прости, вырвалось, ты же так его расхваливаешь.

— Проехали. Пошли, по стаканчику и вместе смоемся, меня, как ни как, а милая ждет.

— Не, не пойду. Нет желания. И потом, ну может у меня быть личная жизнь?

Чмокнув друга в щеку, быстро сбежала. Долго бродила, оттягивая приход в пустой дом, где сегодня меня никто не ждет.

Валерка сидел на подоконнике первого этажа, с гвоздикой и коробкой конфет. Войдя, я его не заметила, приветственно кивнула консьержке, а та мне указала:

— Не тебя ли кавалер ждет?

— Этот? Нет, не меня.

— А к тебе просился.

— Видно адресом ошибся. Вы гоните его, теть Шура, гоните!

— Василиса! — подал он голос: — Пять минут, пожалуйста.

— Время дорого! — проговорила я и подморгнула консьержке. Та хмыкнула и наклонилась ко мне:

— Ну, узнай, чего хотел. Уж больно жалко его, сидит тут больше часа.

— И вы не прогнали? А если он наводчик? Эх, тетя Шура!

— Свят, свят! Да какой же он шпиЁн, хорошенький, тихенький, скромный и вежливый.

— Вот! Именно такие, и есть — ШПИЁНЫ!

— Васса! — попыталась вразумить меня дежурная.

— Ладно, тетя Шура, только ради вас. — и я, вздохнув, сделала два шага к Валерке. — Важное что, аль заблудился?

— Расстались не хорошо, вот решил исправиться. — протягивает гвоздику.

Кошусь на цветок, ухмыляясь:

— Да, по всему видно, что, не встретившись — расстаемся. Только ее лучше к Мавзолею. Или ты оттуда стащил? Говори, что надо, мне домой пора.

— Розы любишь. — решил он. — И в дом не позовешь, чаю выпить?

— В дом ты сам пришел. В квартиру только друзей приглашаю. А, в общем — поздно, родители отдыхают, после трудового дня. Они у меня труженики. — не отдыхали, в командировке, но это не меняло ничего в его адрес.

— Вася! Давай дружить.

— Это ты так кота своего зовешь? Чем животину обидел, что он от тебя по чужим домам прячется?

— Это типа шутка?

— Это типа — я тебе не кот.

— Василиса, ну будь человеком.

— Начало неплохое. — и, не знаю чего, вдруг принюхалась. Это видно не укрылось от него, потому что сразу сказал:

— Да не пьян я, даже пяти капель не пригубил.

— А мне то что?

— Так я за тобой побежал, ну не хорошо как-то поговорили.

— Ой, как ты медленно бегаешь!

— Василиса, пожалуйста, давай хоть пройдемся. Зачем тетку веселить.

— А чего бы и нет. Ей тут, знаешь, как скучно.

— Нет, ты ненормальная!

— Наконец-то заметил! Все, иди, а то вдруг я заразная.

Скривился, сощурил глаза, но ничего не сказал, положил в окошко консьержки коробку и цветок, говоря:

— Милая женщина, это вам! — удалился.

— Васса! — начала тетя Шура.

— А скажите мне, милая женщина, что вы в нем хорошего, замечательного и так далее, заметили?

— Так вежливый, интеллигентный.

— Все, завтра иду к окулисту!

Со следующего учебного дня Валерку словно подменили. Садился на задние ряды, вел себя тихо, все больше отвечал, если его спрашивали, сам тем не заводил. И у меня перед глазами не маячил. Так дожили до Нового года. Вечер был прекрасный, ничего не омрачало и даже Валерка был трезв и не подначивал парней напиться. С вечера вышли всей группой, все вместе, шумно и весело дошли к метро, когда прощались, Валерки уже не было, и мы со Славкой вдвоем добрались до моей станции. Он, как кавалер, собрался провожать к дому, но я заставила пересесть на свою линию, напомнив, что мне два шага и я люблю возвращаться одна. У тротуара стояло авто, я удержала на нем взгляд, так как оно поехало за мной, но на перекрестке, прибавив газку, автомобиль скрылся:

— Осторожней, Васса! — усмехнулась я: — Так и до сдвига недалеко. — Подойдя к дому, я снова заметила машину той же марки и опять она умчалась прочь, как только я стала присматриваться. — Не пью больше! — дала себе зарок и вошла в подъезд.

— Васса! — позвала меня тетя Шура: — Тут тебе посыльный бандероль принес.

— От родителей?! — обрадовалась я.

— Кажется, нет. Она без обратного адреса.

— Странно.

Мы стали рассматривать пакет. Ни марок, ни штемпелей, только печать «доставка оплачена».

— Странно! — повторила я. — И назад не отправишь, некому.

— Так зачем назад? Это же тебя кто-то с наступающим поздравил.

— Тетя Шура! Кто хотел, тот лично поздравил. Все! Я пошла, а вы делайте с ней, что хотите.

— Думаешь, бомба там? — испуганно спросила дежурная и потрясла пакет.

— Я не миллиардер, чтобы уж до такого. Просто я не люблю сюрпризов. Забирайте — дарю!

— Давай вместе вскроем.

— Нет! Мне не интересно. — улыбнулась ей и убежала.

Наутро забыла, а когда вспомнила, то уже и узнавать не стала, что там было.

Катилось время, я все чаще задерживалась в библиотеке до позднего времени. Нет, я не была «ботаничкой» или заучкой. Просто само здание приводило меня в непонятное состояние, в котором я растекалась, размякала и могла часами сидеть, изучая стены и потолок, вдыхать его воздух, прикрыв глаза и прислушиваться, отстраняясь от человеческих голосов, к чему-то загадочному. Как правило, покидала я МГУ в сумерках. Отходя на приличное расстояние, усаживалась на скамью и глазела на университет, пока кто-нибудь меня не «пробуждал». На первом курсе надо мной подшучивали, затем доставали вопросами, мол — что я выискиваю, но к концу второго курса привыкли и даже пару раз предлагали зайти в гости, в общагу. Я отказалась, мотивируя тем, что пару часов мне будет мало. Потерплю до аспирантуры, вот тогда и поселюсь.

Ранняя весна. Вечер был необыкновенно прекрасным. Поработав в библиотеке над нужной темой, никем не отвлекаемая, прогулялась по пустым коридорам центрального корпуса, и к десяти вечера покинула вуз. Пробежала Университетскую площадь, оглянулась и зависла. Полнолуние. Свет от фонарей вуза струился вверх, а луна, зацепившись за шпиль, словно впитывала, всасывала в себя освещение. Это восхитило меня и я, забыв обо всем, стояла и глазела.

— Мощно! — раздалось у меня за спиной. Я вздрогнула и медленно развернулась. Валерка стоял и так же взирал в небо. — Нет, правда, величественная красота!

— Ты это о чем? — уточнила я.

— Обо всем! Ты же не станешь спорить, что в такой тихий, теплый вечер, дышится легко. А если еще и панорама шикарная, то обретаешь радость жизни, без всяких условностей. Просто хорошо и все!

— Наверное, не думала.

— Но стояла, восхищенно онемев, забыв дышать.

— Дышала. А от тебя не ожидала.

— Чего?

— Проявления эмоций в адрес природы.

— Ну и зря. Я, в сущности, не плохой.

— Все возможно. Только мне от этого ни как! Спасибо за беседу и прости, спешу на метро.

— А я могу тебя подвезти?

— Зачем?

— Просто по дружески. Мы же вместе учимся. Мне в твою сторону.

Я присмотрелась к нему, а он все продолжал стоять и смотреть вдаль.

— Василиса, не надо меня бояться. Я не злобный.

— А я и не боюсь. Надо больно!

— Странная ты.

— Ты уже говорил.

— Не правда, я тебе, как и о тебе, без тебя, этого не говорил.

— Ах да! — я смотрю на него, а он сквозь меня, словно и не интересую его я, будто и говорит не со мной, но мне это к лучшему, не раздражает его наглый взгляд. — Прости, тот раз ты говорил о моей ненормальности. Мне кажется, это одно и то же.

— Это совершенно разные вещи! — вздохнул, опустил голову ко мне: — Эх, Васса, ты только посмотри, красота какая! — сделав руками размах в стороны, обозначив размеры, взял меня за плечи и развернул к вузу лицом. — Во всем этом сила и мощь!

— Чья?

— Да наша! Твоя и моя. Страны!

— А Страна тут причем?

— В людях! Кстати, а ты знаешь, что сталинки, если смотреть на них с высоты, олицетворяют звезду, символ СССР.

— Не знаю, что они олицетворяют с высоты, но по количеству, никак не звезду.

— Это еще почему? — он, наконец, перевел на меня все свое внимание.

— Да потому, что их семь, на семи холмах! А у звезды пять конечностей.

— Основных — пять! И как гласит легенда.

— Ой, все! Я пошла. Мне все эти легенды и за миллион не нужны.

— Значит, легенды тебе не нужны, но ты можешь стоять и часами глазеть на здание.

— Архитектура нравится, рельефы, барельефы.

— И за пять лет ты их не изучила.

— Если быть точной, то за двадцать лет я их не запомнила все. Мне с пяти лет нравится, как ты говоришь, глазеть на архитектуру, и не только в Москве.

— Значит, ты путешествовала.

— А ты посчитал меня невежественной домоседкой.

— Вовсе нет. Просто сделал акцент, перед тем как спросить, где была и что видела.

Мы медленно шли и я, хоть еще и не согласилась сесть в его машину, уже реально понимала, что на метро опоздала и что он, как нельзя, кстати, попался на моем пути. Отмолчалась, не хотелось говорить о себе, как-то еще не дошла, чтобы делиться с ним личным. Просигналила сигнализация машины, и он открыл дверь:

— Прошу! — я не спешила садиться: — Васька! Ну не успеешь ты на метро, даже если я к нему подвезу. Давай, не съем я тебя. И если хочешь, буду молчать.

— А ты умеешь?

Отчего-то рассмеялись, вместе. Постояв еще пару минут, я уселась.

— Домой или проедемся, глянем на любимые твоему взору домишки и ты мне покажешь еще две, которые я не видел.

— Как-нибудь в другой раз, покажу. Сегодня домой. Устала. Голова прямо раскалывается.

— Принимается! И все же задам один вопрос. С