Оглавление

1. С парусами по жизни. Часть 2.1
2. Из размышлений о закатах и огне
3. Мы отступаем, но не сдаемся. 2003-й год
4. Время больших надежд и разочарований. 2004-й год
5. Время делать и ни на кого не надеяться. 2005-й год
6. Яхта уходит на Ладогу в Приозерск. 2006 год
7. Баллада о Ладоге… Часть 1
8. Баллада о Ладоге… Часть 2. 2008-й год
9. Бег по кругу, или очищение и прозрение. 2010-й год
10. За Родину, за веру, надежду и любовь. 2010-й год
11. Лучше времени, когда две любимых вместе. 2011-й год
12. Святые Отцы. 2011 год
13. Мы неотделимы от своего прошлого. 2011-й год

Дорогой читатель!

Эту книгу я написал по многочисленным дневниковым записям, которые приучил меня делать мой Дед — буржуазный спец, как он себя называл, родившийся за долго до Социалистической революции 1917-го года, закончивший химфак Московского Университета Ломаносова и поднимавший шинную промышленность в Ярославле. Он мне много раз говорил: описывай основные мысли, события, факты, эмоции, улавливай тенденции — в старости пригодится. Кстати, Дед был сослан и при Царе, и при коммунистах.

Вот и пригодились мои заметки, и я пока не сослан. Эту книгу «С парусами по жизни» я решил посвятить Дочери Антонине и внучке Марусику, чтобы приоткрыть им одну из сторон моей жизни и рассказать, как детская мечта стала образом мысли и бытия, как прекрасны парусные корабли и время проведенное на них в путешествиях. Не хотелось бы, чтобы моё туристическое снаряжение, мои яхты и построенный дом, накопленный опыт исчезли из жизни вместе со мной.

Книга будет в 3-х частях: «Как я стал Капитаном» — рассказ о том, как родилась и воплотилась мечта детства, «Онежско-Ладожские приключения» — как мы с Боцманом (Володя Рассыпнов) 23 года ходим вместе и за это время бывали на разных морях, но обязательно каждый год проводим пару месяцев на Онеге или на Ладоге, о чём не рассказать просто нельзя, и «Через 7 морей из Туниса в Москву» — в основе этой части будет лежать рассказ о перегоне двух катамаранов из Туниса в Москву с «катанием по всем Европам». Тему яхтинга продолжит сборник рассказов «Одинокий Странник» о воспоминаниях про переходы, в том числе на «SWAN-59», и о некоторых жизненно-важных событиях.

В первой части книги «Как я стал Капитаном, я пытался поведать вам, как детская мечта становится планом и сбывается после долгих усилий, а увлечение превращается в образ мысли и жизни.

Во второй части книги «Онежско-Ладожские приключения» я расскажу о самых интересных моментах многочисленных походов по российским рекам, Онеге и Ладоге, о жизни на яхте в долгих крейсерских походах (не думайте, что это «наливай и пей»), о чём думают и говорят члены команды и как меняются или нет наши взгляды, мысли, понимание жизни и ощущения.

Описывая часть своей жизни, не могу не сказать СПАСИБО Родителям и всем своим учителям, инструкторам, наставникам и преподавателям, и просто знакомым и друзьям, которые не перемалывали меня, а сделали таким, какой я есть, научили самому главному: слышать, видеть, анализировать, нестандартно мыслить и делать что должно, заниматься творчеством, говорить, что думаю, делать, что говорю. Отдельная благодарность вечному Боцману — Володе Рассыпнову, который ходит со мной на яхтах и терпит меня, как Капитана, вот уже 23 года. Низкий поклон и благодарность за помощь в оформлении книги и коррекции старых фотографий Владимиру Дарагану, Антонине Ушаковой и Вероники Ивановой — ставшей у нас матросом.

Книга рассчитана на самый широкий круг читателей, для кого романтика и правда жизни важнее мнимой успешности, кто мечтает о свободе выбора, о путешествиях, о трудностях и преодолениях, кто любит и понимает природу, и на их детей и внуков — кому путь свой выбирать, а стать успешным снится и видится. Те профи, у кого задница уже в ракушках, могут не беспокоится — для них это сказки.

Читай и делай! 7 футов вам… и удачи. Благослови вас Господь!

Для кого-то эта книга станет введением в непознанное. Читая ее, не забывайте, что полжизни я прожил в СССР в прошлом веке, имею традиционные взгляды и, к счастью, не осовременился. Что касается взглядов на яхтинг, конечно, они изменились с изменившимися возможностями и реалиями жизни, но основные принципы неизменны и яхтинг это не хобби.

Чтобы не загружать текст пояснениями, в конце книги есть словарь яхтенных терминов.

Жизнь многогранна и переменчива, и не стоит прогибаться под этот мир, делая очередной выбор. Всё бывает, но главное, оставаться Человеком — каждый Ученик должен найти своего Учителя, к каждому Мудрецу должен прийти свой Ученик.

Давайте поднимем бокала за тех, кто в Море, и за тех, кого с нами уже нет…

АБУ июнь 2020 г.

Из размышлений о закатах и огне

Все хорошее неизбежно заканчивается, только проблемы и неприятности накапливаются, если вовремя их не решать.

Я люблю оставаться один и подолгу сидеть без движения напротив камина, или в кокпите яхты, или на камне на закате, думая о жизни и событиях, которые уже произошли, или только еще произойдут, а в том, что они произойдут, я бываю уверен, просто чувствую это. В таких размышлениях я пытаюсь понять смысл жизни, ее тайные причины и правила, которые мне еще не известны. Только пустой и примитивный человек не хочет узнать, откуда «ноги растут», а мне всегда казалось, что вот-вот я ухвачу суть происходящих со мной и вокруг событий, удастся выстроить правильную цепочку — и откроется истина. Меня преследует чувство того, что я не на своем месте, занят не своим делом и нахожусь не там, где мне надлежит быть, и живу не своей жизнью — это меня периодически напрягает. Может, это от того, что я родился немного раньше срока? Чувствую себя гончей, бегущей по ложному следу. Быть в «своей колее» для человека очень важно, чтобы реализоваться полностью. Плохо, когда у человека появляются мысли о нереализованности, но на уровень таких мыслей ещё надо попасть. Не все знают, что их мысли, суждения и понимание смыслов расставляют людей по разным уровням — из этого есть следствие, но я лучше промолчу.

Хорошо, когда ты вагон, однажды поставленный на рельсы и включенный в состав. Тебя могут перецеплять на разъездах, ты то впереди, то в середине, то сзади, но едешь! Но в составе ты ограничен в свободе: куда состав, туда и ты. А свобода, она дорого стоит, и чем меньше ты имеешь чего-то, например, возможностей или обязательств, тем больше свободы. И чем больше свободы, тем больше ты теряешь или не можешь приобрести. Да и сама свобода довольно относительна и абсолютной не бывает. Словом, размер клетки и размер ячеек сетки на стенках мы выбираем сами взамен на что-то. По жизни идет постоянная борьба, торг и поиск компромисса между добром и злом, и мы невольные участники этого процесса.

Чаще такие мысли приходят во время тихих, штилевых закатов, когда всё вокруг замирает в ожидании откровений, посещающих мозг, если он есть. Мне нравится смотреть, как солнце, проделав дневную работу, подводит итоги дня и медленно опускается за горизонт, наполняя все вокруг нежными красками, полутонами и полутенями, грустным спокойствием и надеждой на завтрашний день. В этот момент изменяются запахи и звуки, замирает движение, но появляется надежда на рассвет и на то, что он принесет что-то новое и хорошее. Я и осень люблю — это закат лета и подведение итогов, запахи прелого леса и буйство красок.

Наблюдая закат, мне всегда хотелось подняться и пойти или полететь за солнцем за горизонт. Там, за горизонтом событий, территория смыслов. Не попав туда, ты так и остаёшься тривиальным. Как говорил наш физик в МИФИ — ваша мысль скользит по плоскости и не может вырваться в пространство.

С детства мне снился один и тот же сон: я бегу по огромной трубе против сильного ветра, который, набирая силу, заставляет меня нагибаться, я пытаюсь помочь себе руками, как в воде, но он сбивает с ног. В этом сне есть кто-то еще. Он сзади, пытается догнать и схватить меня, помешать бежать на свет в конце трубы. Мимо пролетают какие-то предметы, тела и куски солнечного света. Труба находится в движении, она извивается, как тело огромной змеи, иногда виден солнечный свет и голубое небо. Я все ближе к выходу, но всё сильнее встречный ветер. С годами этот сон снится все реже и реже. Что он означает? Родители в детстве говорили, что это во сне я расту. Вот, я вырос, а сон не разгадал. Кто там сзади мешает и почему надо идти против ветра?

Забегая вперед, скажу, что позже, когда мне было около 60-ти, я понял: это время. Оно догнало меня и пробежало по мне, уйдя вперед! Когда я это понял, то действительно испугался: время ушло и его уже не догнать. Теперь этот сон уже не снится. Время — это самый дорогой ресурс — по 60 минут за один час — оно утекает и его «не остановить и не повернуть назад».

Как-то в минуты откровенности я поведал об этом сне своему научному руководителю, когда мы были в командировке и вели задушевную беседу. Вот что он мне сказал:

— Прежде всего, не надо ссать против ветра — это не продуктивно. Не ищи на свою задницу приключений. И вообще, не ищи в жопе мозг.

И это доктор физ-мат наук, лауреат… Наверное, он знал, что говорит!

Вы испытывали когда-нибудь внезапное чувство тревоги и беспокойства за свои слова и поступки, уже совершенные вами когда-то, необратимые, как само время?

А я испытывал это часто, и мне казалось, что я двигаюсь по кругу, не в силах вырваться за его пределы. Меня как будто приковали к чуждому пространству и времени. Я ощущал в себе какой-то сдвиг во внутренних настройках, противофазность своих движений и мыслей. Многим казалось, что я слишком высокого мнения о себе и не совсем адекватен. Но прошло время, и многое, о чём я говорил, свершилось, открылось, прояснилось. Сомневающиеся отошли в сторонку. Просто я вижу мир под другим углом, иду к цели не прямым путем, а нахожу ряд альтернативных решений. Как я к этому пришёл? Наверное, наблюдая огонь в открытом камине и костре, глядя на закаты и слушая крики чаек на прибойной волне в первозданной природе.

Я не раз предвидел трагические или негативные события в своей жизни, но ничего не мог изменить. Значит, не владел ситуацией. Не хватало профессионализма, понимания, удачи?

Мой племянник как–то задал хороший вопрос:

— Что в жизни важнее — удача или труд и профессионализм?

В жизни всё важно, трудолюбие и упорство могут победить талант, но удачу никогда. Извечный вопрос: «Можно ли перехитрить судьбу или изменить ее?».

С годами я понял, что нет смысла бороться с судьбой. Ее не обойдешь и не объедешь. Вся жизнь — это познание своей судьбы. Просто в этом процессе надо стараться быть честным и объективным, не желать никому зла. Тогда, быть может, судьба смилостивится и сделает вам подарок. В некотором смысле, мы управляем своей судьбой, делая выбор, совершая поступки. По сути, мы и наша жизнь такие, какие у нас мысли, устремления и слова. Не зря говорят: берегитесь своих желаний, они сбываются. Чтобы предугадывать ситуации и немного управлять судьбой, надо «ходить по территории смыслов», а если до смыслов вы не дошли, то остается смотреть «Новости» по ТВ или читать всё подряд на стене в соцсетях, где вами пытаются манипулировать. А лучше прислушивайтесь к внутреннему голосу, развивайте интуицию, а это значит быть внимательным и наблюдательным, научиться видеть и слышать, анализировать информацию и искать причинно-следственные связи, а это логика. Учиться, учиться и еще раз учиться, как говорил дедушка Ленин!

Мы отступаем, но не сдаемся. 2003-й год

Десять тысяч — и всего один забег остался,

В это время наш Бескудников Олег зазнался:

Я, говорит, болен, бюллетеню, нету сил — и сгинул.

Вот наш тренер мне и предложил: беги, мол…

Владимир Высоцкий

2 января 2004 года. Снег валит и полное безветрие. Сижу в кабинете на втором этаже дачи. Перебираю документы на «микрик Глория», на котором мы с Боцманом провели около 210 дней в походах, и который сейчас стоит и мерзнет под навесом в ожидании своей участи. Дела идут не очень, денег на свои мечты и проекты нет, а расплачиваться везде надо. Предстоит мучительное решение — продать яхту, а это часть мечты. На кожаном диване напротив меня лежит пудель Эдди — мой друг и спаситель, который при первых моих мыслях о продаже перевалился на живот, вытянул лапы, поднял голову и внимательно уставился на меня. В его взгляде вопрос: «А меня ты спросил? Ты забыл, сколько мне пришлось пережить на этой лодке? Я до сих пор забираюсь в кокпит, прячась от солнца и вашей суеты». Мы смотрим друг другу в глаза, не мигая, и я понимаю, о чем думает пёс — это будет предательство любимой. Я очень долго не расстаюсь ни с чем — ни с машинами, ни с вещами — и тут… Это так немодно и непривычно сейчас, да? И «микрик» бы служил, да вот «Дюфур» появился и встал между нами, и, как всегда, надо выбирать между любимыми. Понимаю, что покупатель может появиться не раньше середины апреля, складываю документы и прячу в стол, откладывая окончательное решение. У Эдди отлегло, он валится на правый бок и закрывает глаза, с шумом выпуская воздух облегчения через ноздри.

Мой взгляд устремляется в белую даль поля, где неожиданно снежную гладь нарушает движение зверя. Метрах в ста пятидесяти от забора участка (сейчас уже поля не видно из-за выросших деревьев и кустов), прямо через поле, не торопясь, идет большая рыжая лиса, и ее ход грациозен. Иногда она замирает на месте, выгибая дугой спину, подпрыгивает вверх метра на полтора, и как коршун кидается вниз, уходя в снег передними лапами и мордой. Потом ложится на снег и что-то делает. Мне пришлось достать подзорную трубу, чтобы разглядеть у лисы в лапах пойманную мышь. Скоро появилась ворона. Она металась вокруг лисы, то попадая, то исчезая из круга зрения трубы, пытаясь, наверное, схватить кусок добычи, но не тут-то было. Лисы нынче не те и в басни не верят. Мне вспомнился рисунок, висевший в офисе моего знакомого: забор весь в рекламных плакатах, на нём сидит ворона с сыром в клюве, мимо идёт лиса, которая говорит вороне: «Понимаешь, ворона, даже вопрос так не стоит, отдавать ли сыр!».

Спускаюсь в каминный зал рассказать жене об увиденном. Эдди сбегает вниз по ступеням первым, обгоняя меня и скользя на поворотах с грохотом, он торопится занять в комнате лучшее место, чтобы видеть всех и всё и не жариться у камина.

У жены все болит после первой в этом году пробежки на лыжах. Я сажусь в кресле у камина, а супруга лежит на диване и дремлет. Второй день нового года. Пытаюсь восстановить в памяти хронологию событий года прошедшего, подвести какие-то итоги. Когда успели пройти эти последние восемь месяцев? Да, время бежит! А что сделано такого эпохального, чтобы подводить итоги?

Камин успокаивает и греет, нагоняя воспоминания.

Кажется, совсем недавно я летал в Грецию, потом в Италию и Францию, и это был октябрь-ноябрь!

Тогда еще мне повезло, в самолете соседкой оказалась очень интересная образованная дама из Узбекистана, по-восточному милая и мудрая. Весь перелет прошел в интересной беседе о литературе, театре, кино, о судьбах наших народов, оказавшихся разделенными решением кучки недоделанных политиков.

В аэропорту всегда встречали выходцы из России, осевшие в Европе. Надоела им наша действительность, вот и оставили Родину в поисках лучшей стороны. Трудно им, видимо, но не жалеют и с увлечением рассказывают про свои мытарства и новую жизнь.

Из воспоминаний о тренировочных походах на Средиземном море

В Афинах было душно, а в марине тепло и немного ветрено. Всю дорогу до моря стояли в пробках — весь город большая стройка, впереди Олимпийские игры. Нас провезли улочками. На первый взгляд, все скромнее, чем, скажем, во Франции или в Испании. Места меньше, теснее и грязнее. Ресторанов мало, в основном таверны и харчевни.

После официальной встречи и обеда, кстати, очень вкусного и обильного, попадаю на причал, где нас ждет прекрасная парусная восемнадцатиметровая яхта. Партнер постарался. Большая, удобная лодка на 11 человек, но нас только трое — я, мой наставник — старый греческий капитан небольшого роста и с животиком, его зовут Андреас, и русский парень Володя лет 35, сбежавший из страны после перестройки в 93-м. Он идет матросом. Располагаемся, осматриваем яхту, пьем чай и отправляемся закупать продукты. Нам предстоит идти в перегон на север Хорватии в Пореч. Основная цель перегона — обучить меня управляться с большой лодкой в одиночку. Капитан-наставник будет говорить, что и как мне делать, а я должен это быстро исполнять. Если что-то пойдет не так, Андреас и Володя будут мне помогать. Лодку мы должны там оставить для клиента на чартер, а лодку «Жано-36», что стоит там после ремонта, перегнать в Мессину на Сицилию, забрать там «Оушен Стар-52» и вернуться через Коринфский залив и канал в Афины. Понятно, что мы не туристы-отдыхающие и идем без остановок, неся вахты в жестких условиях, причем, 50—60% нагрузки должно пасть на меня — обучение…

Рано утром Андреас будит нас запахом кофе и звуком запущенного дизеля. Быстро пьём кофе, отдаем швартовы и выходит в море. Все формальности по отходу были выполнены накануне, и яхта спокойно покидает причал. Для неспешных греков такое как-то странновато.

Дует несильный ветерок, яхта спокойно идет под парусами. Я исполнил все указания, включая постановку и настройку парусов по выбранному курсу в одиночку. Теперь я сижу за правым штурвалом и смотрю на приборы: эхолот и скорость яхты, указатель скорости и направления вымпельного ветра, картплоттер, компас, отслеживаю паруса, выхожу периодически к вантам и на бак осмотреть море — включен авторулевой по курсу яхты (изменение ветра он не учитывает, как «подрулька»). Проходит с полчаса и появляется возможность поговорить с Андреасом и с матросом. Андреас сносно говорит по-русски — учился в СССР в Плехановском, но жизнь так сложилась, что стал моряком. Он не очень разговорчив и вообще не приветствует болтовню на вахте и вносит ясность:

— Мы с Володей меняемся каждый час, кто-то из нас будет на хозяйстве, а ты, Алексей, будешь отдыхать три часа через шесть часов вахты — ок?

— Хорошо.

Проходит час с выхода из Афин, и Андреас со словами «вахту сдал матросу» спускается в каюту. Я слышу, как он начинает что-то делать на камбузе. В обязанности Володи входит следить за происходящим и исполнять то, что я буду просить, причем я должен сказать, что сделать и как сделать.

Ветер постепенно меняется, поворачивая к северу, и мне приходится перестраивать паруса. Володя просит и его учить, а то он тут так и будет в матросах ходить. И тут выясняется, что он бывший офицер — лейтенант, попал под сокращение части. Я усаживаюсь за штурвал и начинаю тихую беседу:

— А здесь трудно было после переезда?

— Очень трудно! Ни денег, ни жилья, ни знакомых, ни образования высшего, ни работы, языка не знали. Приходилось любую работу выполнять. Я ремонтами занимался — красил все подряд, штукатурил, потом вот прибился в яхт-клуб. Все деньги уходили на жилье, питание и обучение новой специальности и языку. Я же раньше спортсменом был в армии. Сам понимаешь.

— А русскоговорящая диаспора помогала?

— В основном морально. Все они сами здесь на птичьих правах пока. Каждый за себя дрожит. К нам очень настороженно относятся. Нужно репутацию заработать, прежде чем к тебе станут хорошо относиться и помогать на ноги встать. Но все ты должен сделать сам. Возможность дают.

— Ну а сейчас как?

— Выкарабкались. Появились ясные перспективы. Трудно, но спокойно и все по закону. Выживает сильнейший, бизнес очень жесткий, но не так, как в России — есть правила и некая честность их исполнения, и никакого насилия, не как у нас.

— Я рад за тебя. Ты молодец. Спорт многое тебе дал.

— Понимаешь, мы в России очень многого не знали и не умели, просто это нам не надо было, другие условия и задачи, а Мир по-другому живет и нам многому надо учиться. Прежде всего, конечно, язык. Ох, и намучился я с ним и бабок сколько потратил, а сейчас уже три выучил.

— Молодец, что тут сказать.

Тут на палубу поднялся Андреас, осмотрелся, глянул на приборы и карту и сказал:

— Ребята, завтрак на столе. Даю 15 минут.

Мы с Володей кинулись вниз. Если честно, я давно после кофе есть хотел, и вообще…

Завтрак на двоих: два яйца вкрутую, четыре куска белого хлеба, два куска сыра, четыре сосиски, две порции овсянки, два куска сливочного масла, два стакана натурального апельсинового сока, два пакета заварки для чая и две пластинки шоколада. Нормально!

Мне нравится ходить в перегоны, когда не надо каждый день заходить в марины, выполнять портовые формальности, подключать там воду и электричество, тащиться осматривать яхт-клуб и его ресторан, да еще ближайшие магазинчики и сувенирные лаки. Вахты и вахты. Закаты, рассветы, работа с парусами, изменение курса, расхождение с кораблями — обычно в перегоне мы идем значительно мористее чартерных лодок. Идет размеренная жизнь, просто морская работа.

Иногда Андреас «давал вводную» — ставил задачу, которую надо было решать на ходу по курсу. Все перегоны описывать не буду — скучно получится, только самые интересные моменты. Так, в довольно свежий ветер, он скомандовал:

— «Обрыв» грота-фала, сворачивайте грот на палубу.

Мы с Володей стащили грот вниз, не меняя курса, это было непросто. Андреас отвязал грота-фал от дощечки на гроте и вытянул его на палубу.

— Действуйте! — и включил секундомер.

Так, для справки: ветер был 7—10 м/с, волна около 0,5—0,7 метра. Высота мачты 25 метров. Володя ждет указаний, он явно немного растерялся. Что делать — надо протаскивать! А чтобы протаскивать, надо еще это что-то туда завести с топа мачты вниз. Всё ясно, только лезть на топ на ходу и волне? Иду и пускаю дизель. Делаю так, чтобы под генуей и дизелем лодка шла точно по курсу и не очень дергалась. Притаскиваю три ящика с инструментами, запчастями (ЗЧ) и расходниками. Ура, есть тонкая стальная проволока, из которой быстро делаю крючок и объясняю Володе, подводя его к мачте:

— Я опущу сверху внутри мачты тонкую веревку с грузом, ты должен будешь её поймать через вот эту щель, вытащить и привязать грота-фал вот так (показываю), продеть все в щель, я там буду вытаскивать и потом с грузиками спускать вниз фал. Ты ловишь и привязываешь грота-фал к дощечке грота — все понял?

— Да.

Ура, в ящиках есть капроновая нитка на катушке толщиной 1.5—2 мм и свинцовые грузы «сосисками» для рыбалки. Нанизываю пять грузиков на нитку, закрепляя узелками, чтобы не ездили, и сую в карман непрома. Достаю спасжилет со страховочным поясом, надеваю. Слава Богу, на яхте оказалась, наверное, случайно, мягкая «беседка» — иду и цепляю её к спинакер фалу, а сам спинакер фал завожу на лебедку и вставляю ручку — работать будет. А фал от стакселя цепляю к своему страховочному поясу, завожу на лебедку и втыкаю ручку. Объясняю Володе:

— Оба фала должны быть натянуты, тяни по очереди.

Смотрю на Андреаса.

— Начинайте, только ты, Алексей, кожаную ушанку надень, иначе голову разобьёшь.

Ну, натерпелся я. Качает, я руками мачту обнял, меня тянут (хорошо я тогда всего 82 кг весил), мачта раскачивается на волне. Не сразу, но всё получилось: нитка с грузами проскочила вниз, Володя её зацепил, вытащил и привязал грота-фал, я сверху его вытащил и ору:

— Давай на хрен опускай меня быстрее…

Когда мы все привели в соответствие на палубе и с парусами и все лежало на штатных местах, а лодка шла по курсу, Капитан дал нам 30 минут на «привести себя в порядок и оправиться». Когда мы поднялись на палубу и заняли свои места у левого и правого штурвалов, Андреас сходил на камбуз и принес нам по кружке пахучего кофе из термоса, с шоколадом, и начал разбор «полетов»:

— Алексей, а вы видели там два цветных шнура привязаны — сверху и снизу — так это именно на этот случай, ну да ладно, вы эту задачу решили. Вы первые у меня, кто сделал это так быстро.

В целом, переходы шли довольно гладко, но «учения» проходили каждый день. У Андреаса было много для нас и меня «задачек». Честно скажу, по 10-ти бальной системе я получал 7—9 баллов за исполнение и не всегда укладывался во временной норматив. Но ведь я только учился. Сорвалось у меня только два задания: я не смог решить правильно и быстро задачу с течью воды через вал винта и быстро запустить дизель, который глотнул воздуха и воды (два варианта). Мы были курсантами, хоть я уже и имел и Диплом капитана, и Сертификат яхт-мастера. За все эти перегоны мы изучили все системы яхт — их устройство и ремонт. Всё надо было делать в одиночку, но мне часто помогал Володя — и он хотел стать мастером для работы, ему надо было. В портах и маринах практика была небольшая — пришел, встал, оформился, сдал лодку на хранение. Потом взял другую лодку, принял её по схеме, проверил, оформил отход и тю-тю, ушёл. Даже Коринфский канал спокойно прошли. Короче, рабочие будни. Для любопытных замечу, что я успел немного погоняться и на доске, и на яхтах, но готовился исключительно к длинным тяжелым переходам, которых и на «SWAN-59», и на «Дюфур-32» хватало. Меня заточили под перегоны и под длительные путешествия автономки — я готовился стать одиночником. Может, кому-то и подробности интересны, но это только у камина или на яхте за вечерним чаем.

Греческие «каникулы» пролетели быстро.

Не прав мой Боцман, когда говорит, что с окончанием отпуска заканчивается год. Этим 2003-м годом я и весной пару месяцев зацепил на Средиземке, и летом нам все же удалось еще раз сходить на Онегу на два месяца и даже покатать там своих друзей. И осенью прихватил месяц. А еще удалось убедить чиновников из Конаково и тверского губернатора начать проводить в Конаково регату, где наш Клуб выступал организатором и спонсором и подготовил призы участникам. Огромный вклад в организацию регаты, которая стала традиционной и проводится по сей день, стали яхтсмены Твери. Надо сказать, что Клуб вкладывался в это дело в надежде построить рядом с Конаково спортивно-туристический комплекс «Московское море». Год оказался насыщенным.

Что хочу сказать — если вы чем-то занялись, постоянно совершенствуйтесь в этом до приличного мастерства, но никогда не останавливайтесь на чем-то одном, как спортсмены-олимпийцы, а старайтесь стать разносторонними, универсальными — пригодится, да и интеллект будет выше. Старайтесь мыслить нетрадиционно, не быть как все и не повторять то, что уже кто-то делал — а вот изучать, как что-то кем-то было сделано, полезно.

Удивительно, но, сидя на даче, я часто вспоминаю яхту и переходы, а в крейсерском походе мне непременно видятся зимние вечера на даче, падающий в свете уличного фонаря снег, огонь в камине, поземка в поле. Недаром говорят, что хорошо там, где нас нет.

Скоро рождество и традиционные морозы, а здесь они бывают под -40. Мы ждем с женой приезда Сергея и Татьяны, что были у нас на яхте на Онеге. А перед этим за несколько лет они перегнали яхту своим ходом из Москвы в Турцию, прошли Черное море и всю Средиземку. Потом ушли на Канары, и стали готовиться к переходу через Атлантику. Решение примечательное тем, что яхта небольшая, всего восемь метров, и совсем не морской проект.

На дачу ребята притащили с собой снегоход, лыжи, ружья и желание отдохнуть по полной! Их улыбающиеся лица и вечный спор о том, кто из них указал правильную дорогу к дому, еще раз напомнили их приезд на Онегу. Вместе с ними из машины выкатился с лаем очень симпатичный пес Филя породы скотч-терьер. Эдди не выдержал и тоже гавкнул пару раз, затем отвернулся от Фили и стал загребать ногами снег, кидая в сторону чужой собаки. Потом псы обнюхали друг друга и, не проявляя никакой враждебности, стояли подле своих хозяев, пока те вынимали из машины вещи и разговаривали о разных пустяках.

Как и обещали, на Рождество сильно похолодало. Вызвездило. На небе была полная луна. От мороза она была в ореоле и дымке. После прогулки с собаками Сергей не выдержал и решил осмотреть окрестности со снегохода, дав обещание не портить лыжню, которую я пробивал и поддерживал последние дни, что шел снег, а это непросто — на кругу около пяти километров, когда глубина снега уже под 50 см. Пока Сергей катался, мы с женой Сергея Татьяной и Лидой сидели у камина и пили чай. Татьяна рассказывала про Канарский круиз и свою собаку. Вскоре вернулся Сергей, замерзший и довольный. Сели пить чай. Они вспоминали лето и обсуждали планы на завтра. Было решено кататься на лыжах и снегоходе, потом сауна и праздничный обед.

Во время дневных прогулок на снегоходе, а потом и на лыжах, наткнулись на массу следов лосей, кабанов и зайцев, что вызвало у Сергея охотничий азарт, и было решено отправиться в «ночную засаду». С наступлением темноты Сергей отправился к перелеску в поле организовать «засидку» — перед полянкой, куда выходят звери, в укромном местечке за кустами были поставлены два кресла и столы, так что у каждого стрелка был свой сектор обзора. Теперь, когда Сергей вернулся, они сидели и пили чай, дожидаясь нужного времени, чтобы отправиться через все поле пешком (чтобы не распугать зверьё шумом и запахом снегохода) к приготовленному месту и встать на номер, как говорят охотники.

Говорили про собак — это главная тема собачников. Мы рассказывали про отношения Эдди и Сэндика (пес жены, породы шарпей, доставшийся мне как приданное) и про то, как они — псы жили на ближней даче у поселка Володарского. Кстати, скотч-терьер Филя, зайдя к нам в дом, запрыгнул на хозяйское кресло и больше на него никого не пускал, рычал. Масик же подошел к Сергею, как к старому знакомому по яхте, гавкнул и запрыгнул ему на колени, разлегся, и сколько при этом ни рычал Филя, Масик и не дернулся.

Из воспоминаний о хитром и умном пуделе Эдди

На ближней даче я узнал свою собаку совершенно с другой стороны и полюбил Эдди еще больше. С первых дней проживания на даче Эдди стал проявлять полную самостоятельность и независимость. Напомню, что у нас с Лидой второй брак, и у каждого из нас была собака. Утром, как только мы выпускали собак на прогулку, мой пес исчезал за калиткой и мог не приходить по три-пять часов, а Сенди оставался ждать у калитки. Возвращаться он скоро стал не один, а в сопровождении своры разномастных собак, больше похожих на дворняжек или брошенных, но когда-то ухоженных псов. Еще больше мы удивились, когда эта свора стала собираться под окнами дома часов в пять утра и лаем вызывать Эдди, который начинал скулить и лапой теребить хозяина, всем видом показывая, что ему срочно надо выйти. А хозяин (это я) вспоминал свое детство, когда его приятели кричали с улицы, вызывая его гулять, поднимался и выпускал собаку. Но самым интересным оказалось то, что Масик завел себе телохранителя: большую мохнатую собаку, похожую на кавказскую овчарку. Впоследствии, гуляя по участкам, мы не раз наблюдали, как кавказец вступался за Масика, отгоняя собак, что-то имеющих против его подопечного. А Масик был наглый и своенравный пес. Лето прошло, и свора собак исчезла. Видимо, многие собаки все же были домашними, им пришлось бросить свободную бродячую жизнь и отправиться с дач в городские квартиры вместе с хозяевами. Я же продолжал жить на даче, да еще остался в одиночестве с двумя собаками: Масиком и Сэндиком. Кстати, Сэндик со двора никогда и никуда не уходил дальше 15 метров от калитки. Даже если Эдди уходил со сворой, он тоскливым взглядом провожал свору и возвращался на участок ждать. Жена уехала в командировку, а остальные домочадцы переехали в городские квартиры. На мне было большое хозяйство, приходилось все делать самому, времени не было, и поэтому по утрам я просто выпускал собак за калитку, надеясь на их самостоятельность. Трусливый шарпей далеко не убегал, а мой пудель стал пропадать на час и более. Ни его телохранителя, ни других собак на дачах уже не было, а Масик изо дня в день продолжал задерживать меня с выездом на работу. Однажды я устал ждать собаку и пошел на ее поиски. Проходя мимо небольшого прудика, я засмотрелся на поплавок рыбака, по которому было видно, что клюет рыба, и присел на берегу. Сентябрь выдался на редкость жарким. Было тепло и тихо. Так я просидел минут пять, нежась в лучах утреннего солнца, и совершенно неожиданно заметил свою собаку. Пес заходил в воду. Постояв немного в воде, он вышел на песчаный берег, встряхнулся всем телом и… лег на спину, раскинув лапы, подставляя пузо солнцу.

— Это ваша собака? — спросил рыбак и, не дождавшись ответа, сказал:

— Он здесь каждый день купается. Насмотрелся у людей и повторяет.

Было забавно, но от этих купаний в цветущей воде шерсть собаки начала издавать неприятный запах и пришлось мыть ее шампунем. Однажды пес не пришел на зов, а я не смог его найти на обычных местах и, не в силах больше ждать, уехал на работу. Вернувшись, обнаружил на крыльце мертвую утку, а в доме съеденный Сэндиком наличник двери. Масика не было. Я звал, свистел, но все тщетно. Пришлось идти искать. Каково же было моё удивление, когда я увидел голову своей собаки, неподвижно торчащую из воды в самом углу пруда, где плавала стайка уток. Стало ясно, откуда появилась утка на крыльце. Он ещё и охотник, но из любви к искусству.

Потом я рассказал приятелям, как искал перед Новым годом для собаки комбинезон, чтобы защитить ее шерсть от налипания снега во время наших лыжных походов. Дело в том, что Эдди идет за мной по лыжне. Шерсть у него довольно длинная, и на неё начинает налипать комками снег. Собака превращается в снежный ком, ложится и начинает зубами отдирать комки. Долго не удавалось подобрать нужный размер — средние пудели уже считаются большими собаками. Наконец, нашли что-то похожее по размеру. На примерку в магазине времени не было — по размеру вроде то, я его и взял. Приехав на дачу, сразу стал примерять псу комбез, оказалось, что он маловат. С большим трудом запихнул в него Масика, а застегнув, обнаружил, что пес в комбинезоне напоминает мне неживое чучело с широко расставленными лапами и неподвижной головой, и хвостом. Мне надо было идти мыть машину, и я подумал — а может, обомнется, растянется, приживется, взял Масика под мышку и вынес во двор. Поставил его на дорогу недалеко от машины и тот, не в состоянии двигаться нормально, просто стоял, расставив лапы. Когда он захотел повернуться на шум на дороге, переваливаясь с бока на бок (морду он повернуть как раньше не мог), потерял равновесие и упал набок, да так и остался лежать с расставленными лапами, как неживой.

Мы долго смеялись этому, но Сергей, прерывая веселье и чаепитие, встал и стал одеваться, давая понять, что пора идти на охоту.

Из воспоминаний об охоте на кабанов

Оделись очень тепло, во все меховое с ног до головы — сидеть-то придется часа три, четыре, а на дворе мороз 28 градусов. Вышли за забор на поле, где снегоходом проделана дорожка прямо до «засидки». Идти тяжело от множества надетой одежды. Не торопимся, чтобы не взмокнуть и не шуметь. Метров за триста до места зарядили ружья. У Сергея карабин с оптикой, а у меня штуцер короткоствольный, заряженный пулей. Договорились, как себя вести в той или иной ситуации, и очень осторожно пошли к обустроенному месту. Почти полнолуние. Все хорошо видно, даже в мелколесье. Подошли, приготовили все и тихо уселись в кресла. Теперь надо замереть и не двигаться, как объяснял Сергей. Шевелить можно только глазами, сопеть и шмыгать носом нельзя. Нельзя даже пукнуть. От ходьбы жарко, но лицо все в инее.

Сколько прошло времени, я не знаю, но плечам стало холодно, из носа потекли сопли, иней на ресницах мешает моргать. Мелкий снежок сделал одежду почти белой. Глаза устали всматриваться в неясную даль полянки, где должен выйти зверь, хотелось спать и зевать. Луна, как фонарь, висит прямо над ними. В этой тишине слышно все, даже звук электрички и сигнал тепловоза с расстояния в пятнадцать километров с одной стороны, и звук грузовика на шоссе в пяти километрах с другой. Где-то далеко лают собаки. Вдруг эту тишину разрывает треск сломанной ветки. Ясно, что это идет зверь. Сильное напряжение, сердце застучало. Немного в стороне еще треск веток. Жаль, но это где-то рядом, не на нашей поляне. Потом какой-то шум, возня и что-то типа храпа, потом опять треск. Тишина. Больше ни звука. Холод нас одолел, и мы встаем. Разряжаем оружие и тихо разговариваем. Оказывается, просидели четыре часа!

— Жаль, — говорит Сергей. — Небольшой ветерок с нашей стороны на зверя, он нас учуял. В следующий раз будем умнее.

Идем обратно, еле волоча ноги. Устали.

На следующий день днем ходили на лыжах и заглянули на то место, где стояли столы и был слышен хруст и «храп». Мы перекрестились — поляна размером 100 на 100 метров была вся изрыта, виднелись клочки черной шерсти, по виду тут было большое стадо кабанов, слава Богу, что они вышли не на нас, бережет меня Бог.

Дни летят быстро. Уже девятое января. Сергей с Татьяной собирают вещи, а в это время приезжает дочь Антонина с мужем. Садимся все вместе пить чай, скотч-терьер Филя залез на диван и рычит, всем видом показывая новичкам, что только приехали — диван мой, потом прыгает в кресло и снова рычит.

Пока ребята не уехали, дочь успевает покататься на снегоходе до темноты. Мы провожаем ребят, а сами идем играть в настольный теннис и стрелять из пневматики по мишеням. Поздним вечером после ужина садимся смотреть фотографии летнего похода на Онегу, в который могла пойти и Антонина, но так и не собралась.

Из воспоминаний о походе на Онегу

Мы тогда готовили лодку к походу — предполагалось, что он продлится более двух месяцев. Уже почти все сменные команды дали своё согласие и вписались в мой график. Я уговорил дочь приехать на яхту и посмотреть условия — уговаривал приехать на Онегу в Петрозаводск или идти с нами из Москвы, но она посмотрела, «покрутила хвостом» и сказала, что в этот раз не пойдет:

— Опять до сентября пропадешь? Я же так надолго не могу, да и что я там делать буду, не, не интересно.

— Ты бы могла на неделю-две приехать на яхту в Петрозаводск на Онегу, а могли бы с мамой на море поехать…

— Она поедет на дачу, мы туда будем приезжать.

Еще неделю назад мне казалось, что поход не состоится. Все было против нас. На наш Клуб (РОПК/ROSC) наехала налоговая инспекция. Судя по вопросам, которые задавал нам проверяющий инспектор, молодой парень, плохо знающий законы, сразу стало понятно — кто-то «заказал» нас и слил информацию. Противостояние продолжалось довольно долго, пока не перешло в высокие кабинеты людей с погонами. Нам все же выдали положительное заключение проверки, но с условием, что мы сократим масштабы своей деятельности. Ну, хоть так. Люди старели, уходили на пенсию, в кабинеты приходили другие люди, с трудом понимающие, что и для чего было сделано и что это даёт.

А на яхте опять не работал анемометр, барахлил лаг, никак мы не могли доделать полку и сетку для неё в кормовую каюту, ложемент солнечной батареи, а при креплении бортовых каютных сеток, в день отхода, просверлили газовый трубопровод, проходящий в коробе по левому борту. Хорошо, что все быстро среагировали, и не произошло пожара. Звонили знакомым, чтобы привезли большие паяльники, изобретали технологию ремонта. Помогать сразу пришел Леша Капустин. Доделывали все до ночи, а за пятнадцать минут до полуночи решили отходить, ведь завтра понедельник, а в понедельник и в пятницу 13-го, как известно, в плавание не выходят. Второпях при отходе с борта на пирс не спрыгнул Капустин, но тут же решено было взять его с собой до ближайшего удобного для отъезда места высадки, которым оказался Углич. Возвращаться плохая примета. Так Леха провел на борту пару прекрасных дней, а мы с удовольствием внимали рассказам известного яхтсмена.

От Углича до Шексны двое суток пришлось идти без остановок, поскольку даже наша лодка не могла найти для себя безопасного места стоянки из-за упавшего на полтора метра уровня воды. К стенке набережной Ягорбы в Череповце подходили очень осторожно, лавируя между торчащими из воды предметами. Чтобы сойти на набережную, пришлось устанавливать лестницу.

Мне вспомнился Череповец — рабочий город с дымящими трубами и сильным смогом, стоящий на Рыбинском водохранилище, который встретил нас дымкой и тополиным пухом, жаркой духотой и ощущением бабьего лета, а ведь был только конец июня.

Боцман ушел в магазин. Я развалился в кокпите в ожидании его. Как-то сразу меня отпустило напряжение последних недель и стартовых дней. Полегчало. Наступила расслабленность. Тревожность последних месяцев, державшая меня на взводе и заставлявшая постоянно чем-то заниматься, придумывать, что делать и как, стала постепенно уходить. Обычно москвичам требуется три-пять дней, чтобы сбросить груз городской суеты и переключиться на другую «волну». Пришло хорошее настроение, и я удачно пошутил, когда две местные красавицы почти без ничего на себе подошли к перилам набережной, где стояла наша лодка, и спросили:

— И куда идет яхта? — с явным желанием прокатиться.

— В Грецию через Финляндию, Швецию, Данию, Германию, Испанию, Францию, Италию, Хорватию и через Коринфский канал в Афины, — что привело их в полное замешательство, видимо, отъехать на пару часиков с нами они могли и сами, а вот в Грецию через… это надо у родителей спрашивать и загранпаспорт иметь на руках. Облом!

Получилось очень убедительно, особенно описание маршрута. В этот момент мне показалось, что это действительно возможно прямо сейчас, и мы с Боцманом справимся. И времени, и запасов вполне хватит. И мысленно я проделал этот путь. В этот момент пришло окончательное понимание, что я буду заниматься перегонами и путешествиями, а гонки заброшу.

Пока я болтал с зеваками, рассказывая о лодке, и вспоминал Средиземное море, вернулся из магазина Боцман, и мы продолжили свой путь на север. Как всегда, после выхода с Ягорбы в Шексну на фарватер, налетела гроза со шквалистым ветром. Пришлось приводить лодку в порядок, вытирая палубу насухо, а хотелось перекусить. Боцман принес копченую курицу, запах которой выделял у нас обильную слюну. В этот поход мы как-то по-особенному рвались, что-то в тайне ожидая от него и преодолевая все возникающие сложности с азартом. Шли быстро, собираясь дойти до Онеги за пять дней. До ближайшего шлюза пришлось идти на моторе — узкий, извилистый и мелкий фарватер, много встречных кораблей.

Шекснинский шлюз мы прошли ранним вечером. Началась Средняя Шексна — место с особой красотой и аурой. Всегда ждем этого момента. Ветер стих, сделав воду зеркальной, а звуки долгими и отчетливыми. Берега раздвинулись, дав широченную дорогу по чистой воде с естественными запахами, многослойными как бутерброд. Неповторимый аромат состоял из смеси запахов чистой воды и лесов по берегам, земляники и грибов, покосов и лугов, далекого запаха навоза. Над нами и в зеркале воды перед нами темнеющее голубое небо с желтым отливом заката. Позади нас долгая пенная дорожка от гребного винта, тихий плеск за кормой и ровное стрекотание дизеля, но мы его не слышим, поглощенные красотой. По ходу открываются такие виды, что ком к горлу подступал, глаза влажнели. Встречных кораблей не было. Вот лес по правому борту расступается, и открывается на повороте пологий берег с крутым обрывом. По пологой части тут и там разбросаны избы, огороды и плетни, баньки. Все это стоит как-то незатейливо в беспорядке. Видны колодцы с большими «журавлями» — видимо, вода глубоко. Селян не видно. Внизу у кромки воды лежат перевернутые лодки. В основном, деревянные из досок, все просмолены, но встречаются и алюминиевые «Казанки» и реже «Прогрессы». И как только до них добираются владельцы — обрыв-то метров 35—45. Наверное, эти лодки здесь и транспорт, и способ добыть рыбу — кормиться. Из печных труб нескольких банек струится дым. Он хоть и поднимается вертикально, но потом, сдуваемый вечерним бризом, размазывается по зеркалу воды, делая его мутным и начиная сливаться с вечерним туманом, выползающим из редких заводей по берегам. Мы почти бесшумно скользим по этому зеркалу, пересекая дым, и сразу слышим запах печки и березовых веников, стараясь дышать полной грудью, чтобы запомнить и впитать всё это. Где-то прокричал петух, давая отбой своему гарему. Пару раз тявкнула собака, потом вторая — и тишина.

Из воспоминаний детства

Вспомнились поездки с родителями на Плещеево озеро и озеро Сомино, и деревня между ними, название которой я уже не помню, простой деревенский дом егеря-лесника, в котором останавливались. Родители спали в доме, в комнате, а я с братом на сеновале. Там же стояла корова, козы и бараны — запах был соответствующий. Зароешься в сено, и нормально. Два эти озера соединяла узкая извилистая, не очень глубокая река. Мама и я ловили рыбу на удочку на речке, а брат с отцом и егерем отправлялись на озеро Сомино — мелкое, заросшее травой — бить острогой щуку, леща и линя. Таскать мелочь на удочку я не хотел, было желание прокатиться на лодке и смотреть «большую рыбалку». Я часто сопровождал лодку по берегу. Еле заметная тропка была почти прямой, а река петляла так, что я часто обгонял лодку и прятался в траве, чтобы отец не заметил. Когда «большая рыбалка» заканчивалась, я бежал по тропе к дому и нес благую весть об улове. Тропинка иногда сильно петляла, как и речка, часто дорогу преграждали протоки, которые приходилось перепрыгивать или переходить по брошенному бревну. Было страшновато — заросли осоки и тростника были выше моего роста, ветер их раскачивал, а они шумели. Надо было успеть прибежать вперед плоскодонной лодки, идущей под мотором, чтобы предупредить домашних о возвращении взрослых с удачной рыбалки. Подвесной мотор «Стрела», что стоял на лодке, издавал очень громкий звук и наполнял все вокруг специфическим запахом и сизым дымом выхлопа, но даже этот звук и запах часто терялись в зарослях, через которые приходилось бежать. Что деревня близко, показывал появившийся запах навоза и крик петухов, да лай собак; сразу становилось спокойней — не заблудился.

По лицу Боцмана было видно, что и ему пришли какие-то непростые воспоминания и мысли. Обычно здесь мы идем под авторулевым — большие прямые и широкие отрезки пути с большой глубиной. Боцман идет на нос, на скамейку на релинге, и, обнимая штаг, впитывает красоту. Вот за этим, наверное, и идем мы на Север, где однажды оставили свое сердце.

Грустно, что с ними нет сейчас дочки и жены — видеть, ощущать и вдыхать эту красоту, но утешает, что у них дела, что обещали приехать, может, и не в этот раз. Немного одиноко, но одиночество — это повод для творчества, раздумий и осмыслений. Не знаю, что думает родня, жёны, но каждая разлука с ними только усиливала мою любовь к ним, ведь в разлуке главное это не долгое ожидание, а радость и откровение встречи.

С Боцманом мы приспособились и научились ценить лучшие качества друг друга молча. Правда, ему достаётся от меня за косяки и медлительность, но и к этому он привык и после пяти дней раскачки набирает нормальную форму. И «тут и там» мы ходим вдвоем и приглашаем на лодку только близких друзей, кто интересен и может вписаться в команду, кто знает и принимает правила. Очень трудно найти новых друзей и членов команды, а с возрастом ещё сложнее. Люди готовы пользоваться тобой, мило улыбаясь и не предлагая ничего взамен — ушли и забыли. Лучше, конечно, друзей не терять, но время идет, и друг может стать врагом, а враг — другом. Кстати, худшие враги приходят из бывших друзей. И брат может не быть другом, но друг — почти всегда брат. Чтобы сохранить друзей, надо научиться прощать. Жаль, что такие истины приходят с возрастом.

Впервые за последние годы идем в поход без пуделя Эдди. Лодка опустела и осиротела. Мы с Боцманом так и ищем глазами собаку там, где она обычно выбирала себе место. Привыкли к Масику, он стал полноценным членом команды. Это решение далось нелегко. Солнце и блики сожгли Масику глаза, да и шоколад сделал свое дело — пёс стал плохо видеть и начал проходить курс лечения. Решили в этот раз собаку не брать, хоть и приготовили ему спасжилет. Тем паче, что Эдди уже привык к новому месту прописки и к своему соседу по квартире шарпею Сэнди и наладил вполне приличные отношения с домашними. Как говорит жена:

— Если что, Эдди не пропадет, за него волноваться не надо — весь в Хозяина.

Из воспоминаний о пуделе Эдди

Как-то зимой поехал на дачу в сопровождении Масика просто на один день — откачать воду из подвала. Километров за двадцать до участков остановился на лесопилке приятеля, с которым строили мост и дороги на дачах. Остановился, вышел и выпустил пса на улицу. Разговорились с Виктором, вспоминая былое, да про житуху поболтали. А когда пора стало ехать, собаки-то и нет. Приятель говорит:

— Твой Эдди, наверное, со сворой убежал. Там течные собаки и кобели со всей округи. Мой лабрадор тоже убежал. Теперь надолго, могут и завтра прибежать.

— И что же делать?

— А что делать, поезжай на дачу, а на обратном пути заберешь свою собаку. Я ее поймаю.

Так я и сделал. Зима, темнеет быстро. Когда возвращался, уже было темно, метель, мороз. Пес, конечно, не появлялся, а свора собак где-то лаяла. Тогда я взял фонарь, боевой нож и пошел на собачий лай. Через полчаса ходьбы вышел на опушку леса, где из-за сук дрались кобели. Своей собаки я здесь не увидел. Сразу в голове мелькнуло:

— Подрали Масика бедного, волчары поганые! Ну, всех порву!

Пошел по следам собак, идущим в лес. Пройдя с километр по колено в снегу и петляя как заяц, наконец-то увидел своего пса. Тот сидел под большой еловой веткой так, что только морда была видна и, если бы глаза не блеснули в луче фонаря, я бы его и не заметил. Пес жалобно гавкнул пару раз, выпрыгнул из-под ветки и завилял хвостом, пытаясь сказать:

— Ну, наконец-то, я уже заждался тебя!

Онега встретила нас солнцем, туманом и штилем, криком чаек, запахом чистой воды и прибрежного леса — погодой, которая расслабляет и очаровывает. Легли в дрейф напротив Вытегорского маяка. Обычно яхтсмены после выхода в озеро встают на якорь недалеко от берега или ложатся в дрейф, если позволяет ветер, купаются, перекусывают и наслаждаются, отдыхая от грязных и шумных каналов и шлюзов. Вот и мы искупались, перекусили, после чего Боцман убрал посуду и официальным тоном сказал:

— Алексей Борисович, Капитан ты наш дорогой, ты зовешь меня Боцман, а давай-ка я буду звать тебя Кэп, хорошо?

— Не вопрос, только хоть иногда добавляй: «Господин Кэп».

— Лучше я буду иногда говорить: «Овсянка, сэр».