Старушка отложила гребень. Солнце прыгало в окна, отталкивалось от зеркал, прыгало обратно — и кусты за окном трепетали, ловя лучи на ладони листьев.
— Спасибо, Ке́ра.
Господин Ватро́ откинулся в кресле, привычно прижимая к себе искалеченную давней раной правую руку. Его экономка уже который год расчесывала по утрам его волосы, собирая в хвост, а он все никак не мог избавиться от неловкости за то, что ей приходится оказывать ему эту услугу.
Старик поднялся с кресла и вышел из дома — погулять перед завтраком. За его маленьким садом давно уже никто не ухаживал, бонниевые деревья заросли паршой, а плоды их измельчали и стали кислыми. Ватро шел по саду, и роса с высокой травы сыпалась на его башмаки. Кусты багрового берра тоже выродились, вытянулись волчками. Старик бездумно пошевелил их. Цветов не было — выгоревшие жалкие бутоны на старых ветках. Уже второй год не было цветов.
Дойдя до колодца, старик приподнял крышку и заглянул в гудящий сруб.
— Эгей, — сказал он, чтобы послушать эхо. Вода была близко.
Сегодня надо было решить, звать ли на именины, кроме старины Нажеле́да с женой, второго соседа, приезжего из-за моря, На́йрта Ини́ру.
— Господин Ватро! Завтрак! — послышался голос Керы.
— Иду! — отозвался он. — Иду-иду.
— Говорят, к господину Найрту гость недавно приехал, — Кера разлила взвар по чашечкам.
— Господину Инэ́ру, — машинально поправил Ватро.
— Ну да. Не привыкну никак к их заморским именам.
— Ты садись, Кер.
Старушка присела, пододвигая к себе вторую чашку.
— Такой, говорят, «благородный барин». А Оха́на говорит, что он — милый мальчик, — Кера по-доброму посмеялась.
— Милый мальчик?
— Охана говорит…
— Охана твоя скажет.
Плохо представлялось, что к этому нелюдимому Найрту Инире кто-то приехал в гости, а уж тем более «милый мальчик».
— Сын, что ли?
— Не знаю. Сама-то я не видела.
Ватро посмотрел на Керу.
— Я вот думаю, приглашать мне Инэра-то?
— А пригласите. Только с гостем. А то в кои-то веки новый человек, да еще из-за моря…
— … да к тому же «милый мальчик», — подыграл Ватро.
Кера опять посмеялась, щуря рассеянные глаза.
— Что с Оханы взять. Все ждет, непутевая, благородного рыцаря.
Ватро ухмыльнулся:
— Ну, не так уж это невозможно.
— А я что? Я ж ничего не говорю. Бывает… что топор всплывает, — на щеки госпожи экономки лег слабый румянец. Она пододвинула блюдо с лепешками ближе к Ватро.
— Приглашу, — решил Ватро. — Хотя, честно сказать, не нравится мне этот чужеземец.
— Ох… на хуторах бабы его колдуном считают. Мол, он ночами в вару́гу черную перекидывается, да летает над землей, козни строит. Падеж, говорят, того года — не его ли рук дело.
— Ха, — сказал Ватро, — ну конечно, их послушать…
— Ну про варугу, предположим, это для пущей красивости, — продолжала Кера, — и падеж тот из-за «злого ветра» был, так и десять лет назад был, забыли уже все, что ли? Но вот, что человек он недобрый, это да… не просто так же турнули его.
— Да кто его знает, — возразил Ватро, — за что его турнули и турнули ли вообще.
— Ну да, сорвется кто-то за море в нашу глушь от хорошей жизни.
— Не скажи. Люди разные бывают. Ты вот домоседка, да и я — не было бы войны, сидел бы дома. А бывают такие, с гвоздем в седалище, им лишь бы куда…
Кера помрачнела, громыхнула чашкой некстати. Ватро, сообразив, что зря напомнил, неловко потер подбородок, откашлялся.
— В общем, — протянул он, — как Охана явится, ты ее мне пошли, я ей письма передам.
— Да, господин Ватро, — сдержанно кивнула Кера.
Ватро, чувствуя вину, губы покусал, головой покрутил.
— Ведь эти, радальцы… они же по-нашему пишут, да? — спросил.
— Не знаю, господин Ватро.
Ну что такое… как извиниться, не извиняясь?
— Пойду-ка Ветерка посмотрю, — сказал, вставая из-за стола. — Спасибо, Кера.
— Не за что.
Господин Ватро бросил извиняющийся взгляд на оставленный стол, на аккуратные руки Керы, собирающие посуду чуть более суетливо, чем обычно, вздохнул и вышел с террасы.
— Вот так, теточка Кера, — Охана, невесело улыбаясь, смотрела в пол.
Кера погремела для успокоения посудой.
— Да что уж тут сделаешь, дочка, если не люба ты ему. Не прикажешь сердцу-то.
Охана обхватила руками колени, щекой на них легла:
— Уж просила я Матерь, просила…
— Не ты же одна у нее, девонька. Легко ли ей, светлой, за всеми нами приглядывать? Ты, Охан, лучше про молодого гостя колдуна расскажи, — заговорщицки улыбнулась старушка, стараясь отвлечь девушку от грустных мыслей.
— А-а, — она даже улыбнулась. — Такой милый барин, не то что сам, — она поморщилась, не желая произносить имя Инэра. — Худенький-худенький, доходяга Илвос его пошире раза в два будет. Волосы по-чужеземному, тоже, как у колдуна, короткие совсем.
— А звать-то его как?
— Колдун-то звал его при мне… Дегой, что ли, не по-нашему как-то.
— Дегой! Имечко для парня!
— Ну, может, недослышала я чего, — Охана, увлекшись рассказом, расцепила руки. — Одежа на нем тоже заморская, но не как у колдуна, а такая вроде мантия с рукавами, и штаны смешные, веревочками в голенищах перевязанные.
— Сын он ему, Найрту? То бишь… Инэру.
— Ой, не знаю, теточка. Батей не звал, да и похож не очень. «Заманом» каким-то кличет. Говорит с выговором — смешно так.
— «Заман» — это по их, по-заграничному, «господин», — объяснила Кера. — Так, все, девочка, кончаем бездельничать, давай помогай старухе.
— Какая же ты старуха, теточка?
— Да уж больше полувека мне, Охана.
— Да и что, вон бабке моей семьдесят пять годков, она — старуха, а ты еще нет, не старая совсем, красавица еще, теточка!
— Ох ласкова стала девка, ох задумала что-то, — засмеялась Кера, но было видно, что слова молодой служанки ей приятны.
Охана уже соскочила с лавки и примеривалась к кухонной работе.
— Чего барину дарить-то будем, тетя Кера?
— Да я вот уже в город собралась съездить, посмотреть ему эту… игру-то господскую, с фигурками, как ее… у него подрастерялись. Чего стоишь-то? Сказать, что делать опять? Сама-то когда хозяйничать в кухне будешь?
— Ну скажи, теточка.
— Ладно… кре́сту порубишь, мясо отобьешь — жарить поставь, потом посуду помой, туточки подмети… и…
— И спи-отдыхай! — захихикала Охана.
Ватро и Кера сидели за кухонным столом. Ватро помогал экономке перебирать ечу, пальцем выкатывая пропущенные ею черные зернышки. Это было почти игрой, это было почти разговором — много ли нужно старикам. Иногда они одновременно поднимали глаза и улыбались друг другу.
Они почти закончили, как в дверь заколотили.
Кера вздрогнула.
Да, она уже давно сми
