Оглавление

Дочери Мирославе и сыну Дмитрию посвящаю…

Шла русалка лесной дорожкой, оцарапала нежну ножку, а из ранки той да не кровь-руда, а из ранки той да чиста вода…

(древнеславянский заговор)

Пролог

Серые тяжелые тучи, невесть откуда взявшиеся в конце лета, будто многоголовое чудище, посланное приближающейся сердитой за задержку лета осенью, низко, цепляясь отвислым своим брюхом за вершины деревьев, наползая друг на друга, несметным войском выкатывали из-за горных вершин. Мелкий, нудный и не по-летнему холодный дождь шел уже третьи сутки без остановки. Река, еще совсем недавно, такая покладистая и умиротворенная, разнеженная под теплыми лучами солнца, напоенная запахами летних трав, из кроткой девицы на выданье, сейчас превратилась во взбесившуюся фурию. С грохотом перекатывая по дну камни, она наскакивала на размякшие от воды берега, утаскивая за собой в самую глубину мелкий тальник и пучки трав. Белые, взбитые в пену буруны, шапками вздымались над воронками водоворотов.

Человек вынырнул из мутного потока, жадно хватая ртом воздух, а через секунду опять был поглощен наскочившей волной. Он потерял всяческую ориентацию в пространстве и бестолково размахивал руками, пытаясь нащупать в этой круговерти хоть что-нибудь, за что можно бы было уцепиться: хоть выступ камня, хоть старую коряжину, придавленную камнем. Но река была безжалостна и безразлична. Она не ведала пощады и не спешила на помощь человеку. Очередной волной его крепко приложило ко дну и поволокло по грохочущим камням, обдирая до крови кожу незащищенных одеждой рук. Ослепший и оглохший, он попробовал оттолкнуться от дна ногами, чтобы вновь вынырнуть на поверхность, но было сложно определить, где это самое дно было. Река держала его цепко, не желая выпускать своей добычи. Легкие разрывало от огненной жгучей боли, все мышцы сводило судорогой от холода и напряжения, а в ушах стоял ровный звон. И он понял, что это конец. Глупый, совершенно нелепый и бесславный конец. Нет, перед его внутренним взором не мелькала вся его жизнь. Все это глупости! Картины прошедшей жизни возникают, когда у человека перед смертью есть хотя бы несколько мгновений, чтобы осознать свой уход, а у него этих мгновений не было. Не было и сил, которые он все отдал бессмысленной и бесполезной борьбе со стихией разгневанной воды. Сознание просто стало меркнуть, затягиваться серой и какой-то вязкой мутью. И в самый последний миг, перед тем как окончательно погрузиться в непроглядный мрак небытия, он почувствовал, как что-то с силой схватило его, и поволокло куда-то в сторону, наперекор упругим волнам течения.

Глава 1

— Люськааа….

Ласковый шепот над самым моим ухом вынудил вынырнуть из объятия сладкого сна. А легкое прикосновение губ к моей щеке заставило меня окончательно проснуться. Сладко потянувшись, не открывая глаз, я протянула руки и, обняв того, кто так нежно меня разбудил, притянула его к себе. Тихо прошептала:

— Доброе утро, родной… От тебя так вкусно пахнет лесом и свежим кофе… Неужели ты и мне приготовил этого божественного напитка?

Муж, осторожно освободившись от моих объятий, с ласковой усмешкой проговорил:

— Вставай, соня… Тебе кофе в постель?

Я ответила привычной шуткой:

— Лучше в чашечку… — И наконец открыла глаза.

Игорь сидел на краю кровати и с улыбкой, полной любви и нежности смотрел на меня. В синих, словно июльское небо глазах, весело отплясывали чертенята.

— Если ты сейчас не встанешь, то и в чашечку налить будет нечего. — Попытался он быть строгим. Правда, это у него почти не получилось. Я говорю «почти», потому что, брови-то он на переносице сдвинул, но чертенята из глаз никуда не делись. Он встал с кровати, и направился к дверям, собираясь меня покинуть. И, уже стоя на пороге, нарочито небрежным голосом, проговорил: — Кстати… Звонил Иван. Они с Марусей и с друзьями собрались на какую-то базу. Хотят на лошадях в горы пойти. Обещали заехать к нам…

Известие о том, что мои дети заедут в гости, заставило меня окончательно выйти из расслабленного состояния, и вскочить с кровати.

— Какого лешего ты мне сразу не сказал! Надо же приготовить чего-нибудь вкусненького! А я тут, как антилопа на водопое…!

Я забегала по спальне встрепанной курицей, пытаясь одновременно ногами попасть в тапочки, а руками пригладить встрепанные волосы. Игорь коротко хохотнул.

— Не волнуйся… Сергеич с утра пораньше забегал, принес хорошего тайменя. Говорит, всю ночь с мужиками рыбачил. Если бы не таймень в его руках, я бы не поверил, что «рыбачил». Вид он имел весьма красноречивый. В смысле, я хотел сказать, что насчет «всю ночь» и «с мужиками» прозвучало очень правдоподобно. Так я его уже в печь поставил. Так что, с тебя только сервировка и какой-нибудь салатик.

Послав мужу воздушный поцелуй, я схватила полотенце и рванула на улицу. Черный котище по прозвищу Соломон, лениво развалившийся на крыльце под утренним солнышком, поприветствовал меня отчаянным мяуканьем. Ну, с приветствием, возможно, я и погорячилась. Скорее его вопль был возмущенный, чем приветственный, потому что, я чуть не споткнулась о него, расплескав при этом воду из ведра, которое мой заботливый муж принес для меня из реки и поставил на крыльце, чтобы я, по своему обычаю, совершила «утреннее омовение», как он ехидно называл мои утренние обливания.

Вылив на голову ведро ледяной воды, и растершись жестким полотенцем, я окончательно пришла в себя от ночного сна. Через пять минут я уже сидела за столом и маленькими глотками пила обжигающий кофе, с благодарностью глядя на сновавшего по кухне мужа. Прошло уже почти два года с тех событий, после которых наши с ним жизни совершенно изменились. Отец Игоря, знаменитый ученый-археолог, когда-то отправился в эти места с экспедицией, да и пропал здесь. Игорь поселился в этом месте, чтобы выяснить судьбу отца. А меня нелегкая занесла сюда с легкой (простите за каламбур) руки моей подруги Ленки. Которая, в свою очередь, умудрилась купить здесь деревянный корабль-гостиницу, в довесок к которой, вознамерилась построить еще и ресторан. Вот этот ресторан она и поручила (мягко говоря) строить мне, выдернув меня из моей любимой тайги, где я тихо-мирно при участии пятидесяти мужиков, валила и сажала лес. (Подробнее об этом читайте в первой книге серии «Рябиновая долина» «Ловушка на прошлое») Но, «тихо-мирно» строить у меня не получилось. Как, впрочем, и всегда (это я насчет «тихо-мирно»). В первые же дни я умудрилась обнаружить труп человека возле котлована. И мало того, еще и подземный ход, ведущий в тайные подземелья Дружины Хранителей, где и «наткнулась» на их хранилище-библиотеку. Во всех моих (теперь я могу сказать: наших) приключениях активное участие принял Игорь и мой прораб Сергей Сергеевич. Но, в тот момент, когда мы считали, что наши мытарства уже закончились, появилась некая секта Радетелей, которые стремились завладеть тайными знаниями, которые и оберегали вышеуказанные Хранители. (Подробнее читайте во второй книге серии «Рябиновая долина» «Когда замолчит кукушка») Нам с Игорем с трудом удалось избежать гибели, а попутно «перевербовать» одного из секты на нашу сторону. Кирилл Юдин, осознав свою, мягко говоря, неправоту, перешел на сторону добра, став Хранителем и Письмотворцем, тем, кто может свободно читать скрытые тексты на древних языках. В общем, было «весело». Но зато, пройдя все эти нелегкие испытания, мы обрели друг друга. И вот уже два года жили, можно сказать, душа в душу. Двое моих, уже взрослых, детей одобрили мой выбор и теперь у нас была большая дружная семья. Казалось бы, вот он и счастливый конец. Но я подозревала, во-первых, что, счастливый-то он счастливый, что касается нас, а вот, во-вторых, мое внутреннее чутье, которому я безоговорочно доверяла, говорило мне, что это далеко не конец истории. Я запрятала эту тревогу глубоко-глубоко в собственное сознание. Но, изредка, она поднимала голову и юркой ящеркой вылезала на поверхность. И причина была в дневнике отца Игоря, который ему передали Хранители. Записи в нем были зашифрованы, и Игорь пока еще не брался за них, чтобы расшифровать. Но я прекрасно понимала, что рано или поздно, это произойдет. А вот тогда… Я даже не хотела думать, что принесет нам этот таинственный дневник. Но чувства мужа понимала, и поэтому, как могла, боролась с собственной тревогой, стараясь при этом не подавать виду, что эта самая борьба имеет место быть в моей душе.

Впрочем, дни проходили за днями, и Игорь все реже открывал ящик своего стола, в котором и лежала эта тетрадка в коричневом кожаном переплете. И я уже начинала думать, что моя интуиция, которой сильно досталось во время всех наших приключений, сейчас, говоря простым языком, дует на воду. В общем, я наслаждалась своим счастьем, все реже вспоминая все наши перипетии. И этому очень способствовал мой муж, который со своим характером сумел превратить нашу жизнь в сплошной праздник души.

Когда приехали мои дети, стол у нас был уже накрыт. Разумеется, они приехали не с пустыми руками, и наш обед превратился в небольшую пирушку. Иван, воспитанный в консервативных традициях, упорно называл Игоря «дядя Игорь». А вот Маруська, которая была старше брата всего на один год, к своим двадцати двум годам умудрившись объехать полмира, щеголяла западными нравами и называла моего мужа просто «Игорь», отчего я каждый раз морщилась. Но Игоря вполне устраивало и то и другое. И когда я принималась ворчать на дочь за подобную фамильярность, он, добродушно посмеиваясь в бороду, все время меня одергивал:

— Люся, оставь детей в покое. Не важно, как они меня называют, а важно, как они ко мне относятся. Вспомни нашу пословицу: …хоть горшком…, лишь бы в печку не ставили.

Так как их отношения складывались очень теплыми и уважительными, я махнула рукой. А и правда, лишь бы в печку не ставили.

Ребята после обеда уехали, а мы с Игорем решили немного прогуляться, так сказать, для моциона. Да и денек сегодня выдался на славу. Птички щебетали, солнышко светило, река журчала. На ходу мы с ним затеяли разговор, разумеется, об истории. Вообще-то Игорь был по специальности инженером-строителем, но вырос в семье историков-лингвистов, и, конечно, этой области посвящал все свое свободное время. Так как, мне эта тема была тоже очень интересна, хоть я по своей профессии и была лесником, то разговор увлек обоих, и мы совершенно не обращали внимания на то, куда ведут нас наши ноги. Только когда мы чуть ли не уперлись носом в ворота огороженной территории, я с удивлением оглянувшись, почему-то испуганно замерла. Этот кусок сибирской горной тайги когда-то принадлежал секте Радетелей, с которыми мы два года назад боролись. Точнее, это была их база, логово, если хотите. И обосновался здесь тип по имени Нестроев Тимур Всеволодович со своим помощником Байратом, человеком-загадкой. Загадкой потому, что, глядя на его кажущуюся незаметность (не человек, мышь серая), у меня складывалось такое ощущение, что, скорее, Байрат возглавлял всю эту веселую компашку. Или, по крайней мере, он был совсем не так прост, как хотел казаться. Разгром этих самых Радетелей был не настолько уж и полным, как мне того бы хотелось. У них была еще какая-то секретная лаборатория, о существовании которой мы узнали от Кирилла Юдина, но которую мы так и не обнаружили. Как, кстати, не обнаружили и следы самого Нестроева и Байрата. Они словно сквозь землю провалились, и милиция так и не сумела найти их. В общем, во рту оставался горьковатый привкус не до конца решенной проблемы. Хотя, за два года много воды утекло, и нас с мужем никто больше не тревожил, но это проклятое чувство незаконченности «картины» продолжало занозой сидеть у меня в душе, пускай и очень глубоко. И именно оно, это самое чувство, и будоражило мою несчастную интуицию.

И вот сейчас, нате-здрасьте, ноги нас принесли не куда-нибудь, а к этому проклятому месту! Я несколько испуганно посмотрела на мужа. Как всегда, мне не нужно было ему ничего объяснять, он все понял с полувзгляда. Приобняв меня за плечи, тихо проговорил:

— Ну чего ты, Люська… Все уже давно закончилось и травой поросло. — Он пнул ногой куст крапивы, торчащий из-под забора. — Тебе уже пора забыть весь этот кошмар. Смотри, видишь, ворота новые. Кто-то купил этот участок, и судя по еще непокрашенному и свежему забору, совсем недавно. Но заметь… Никаких тебе камер, шлагбаумов, колючей проволоки или охраны не наблюдается. Значит, купили участок обычные, нормальные люди.

Не могу сказать, что его слова меня успокоили. Поэтому, заглянув ему в глаза, я промяукала:

— Дорогой, а ты можешь выяснить, кто купил этот участок? — И попыталась «замазать» свой вопрос небрежным голосом произнося: — Все-таки соседи, как-никак. Интересно же, что за люди…

Но моя «замазка» не прошла. Уж очень хорошо меня изучил мой любимый. Чуть прищурившись, он с подозрением посмотрел на меня:

— Люська… Ты мне это брось! Мне прошлого раза за глаза хватило.

Я, было, попыталась прикинуться дурочкой, и уже даже вытаращила на него глаза, в которых посверкивало праведное негодование, но вовремя опомнилась. Кого я хочу надурить? Себя или Игоря? И тут же честно сама себе ответила, что оба варианта не годятся. Себя обмануть не получится по понятной причине, а уж Игоря и подавно! Поэтому, перестав изображать из себя дурочку, с усмешкой проговорила:

— Не ты ли мне всегда говорил, что, прячась от проблемы, от нее не избавишься? И ты прекрасно знаешь, что ИХ чертову лабораторию так и не нашли. Конечно, она может и не здесь вовсе. А если здесь, где-нибудь под землей, и тот, кто купил этот участок наткнется на нее? Ты об этом подумал? — Говорить о том, что главарей этих Радетелей, чтоб им…, так и не нашли, я не стала. Игорь отлично это знал и без меня.

Муж, наверняка, тоже сейчас вспомнив об этом прискорбном факте, нахмурился. Посверлил меня немного взглядом своих синих глаз, потом тяжело вздохнул, и проговорил обреченно:

— Ладно… Выясню… Но ты же сама понимаешь, что про эту лабораторию мы милиции тогда не сказали ничего, поэтому, будет довольно затруднительно объяснить мое любопытство сейчас. Разве что, прибегнуть к твоему простенькому: «все-таки соседи, как-никак…» Думаю, это вполне прокатит.

И, не сговариваясь, мы повернули и быстрым шагом направились обратно к дому.

Наша прогулка заняла довольно много времени, и когда мы вернулись домой наступил уже вечер. Конец июля баловал нас солнечной тихой погодой. Воздух был пропитан запахами нагретой смолы и цветущих трав. Тихий ветерок едва шелестел в зарослях рябины, которой здесь было великое множество, отчего это место и получило свое название, Рябиновая долина. В общем, настроение было умиротворенное, и только моя тревога время от времени попискивала, сидя в дальнем углу моего сознания.

Игорь сразу поднялся к себе, заниматься своими проектными делами. Время от времени он брал заказы на строительные проекты, как он сам выражался, «чтобы не потерять хватки». А я занялась делами по хозяйству. При этом я думала, что мне тоже бы не мешало заняться своим делом, чтобы, в свой черед, не потерять эту самую хватку. Работы в лесу шли под руководством двух моих мастеров, но контролировать процесс было необходимо, хотя бы изредка. Да и Ленкин ресторан требовал пригляда. Хотя и там был довольно добросовестный и надежный управляющий. Но подруга, как обычно, со слезой в голосе, просила меня «приглядеть» за хозяйством, и игнорировать ее просьбу я не могла, чувствуя некоторую ответственность за построенный мною ресторан.

Мысленно я планировала свой следующий день, когда в двери раздался негромкий стук. Соломон, мирно дремавший возле печи на своем коврике, открыл один глаз, и негромко мяукнул. Это означало, что пришел кто-то «свой». «Своих» в округе было не так уж и много. Тут надо пояснить, что Соломон был не совсем обычным котом. Я подозревала, что он был потомком того самого, Пушкинского кота, который «идет направо — песнь заводит…», ну и так далее. Уж очень смышлен был, паразит, а еще, имел несносный характер, положенный только царским особам. Как-то, еще на заре нашей с Игорем совместной жизни, во время всех тех событий, которые… Ну в общем, время было непростое, а я возьми, да и предложи сглупа любимому завести собаку. Соломон тогда очень на меня обиделся, с месяц на меня фырчал и полностью игнорировал. Морду отворачивал, есть из моих рук отказывался, периодически шипел на меня, сверкая своими зелеными глазищами. Я перестала стараться его умасливать, но собаку мы так и не завели. И, видимо, для того чтобы доказать мне, что он может быть лучше собаки, стал себя вести соответственно. Кидался с шипением на незнакомцев, если таковые появлялись на территории нашего дома, которую Соломон считал своей вотчиной, орал, как резанный, если в двери стучался кто-то посторонний. В общем, заменил нам собаку. Причем, должна была признать, что весьма успешно. И сейчас, мяукнув тихо, он давал понять, что пришедший гость посторонним для нас не являлся. Похвалив на ходу его прозорливость (на что он презрительно фыркнул, скотинка такая), я отправилась открывать дверь. Несмотря на предупреждение кота, что, мол, свои и бояться нечего, сердце у меня, почему-то забилось сильнее. Предчувствие? Не знаю, не знаю… Скорее всего, на меня все еще действовало наше необдуманное посещение того злополучного места. Но раздумывать над этим я долго не стала, а просто открыла дверь. На крыльце стоял Сергей Сергеевич, и смущенно улыбался. С ним я познакомилась несколько лет назад, когда начинала строить Ленке ресторан. Кстати, познакомил нас как раз-таки Игорь. Сергеич был классным прорабом, отличным специалистом и, к тому же, прекрасным человеком. После окончания стройки, мы остались с ним хорошими друзьями. Он был небольшого роста и довольно щуплого телосложения. Реденькие волосики на его голове, говорили о буйно проведенных молодых годах. А видя его смущенную, почти мальчишескую улыбку ни в жизнь бы не предположил, что этот человек может весьма успешно руководить людьми на стройке. Рабочие его боялись, как огня, и, в тоже время, неимоверно уважали. А меня некоторое несоответствие его внешнего вида и внутреннего содержания, нисколько не удивляло. Я тоже проработала в тайге немало лет, довольно успешно умела управляться со своим, надо сказать, не очень простым контингентом. И по моему внешнему виду это тоже мало бы кто мог сказать. Обычная хрупкая женщина, с милой улыбкой и хорошими манерами. Но, если было необходимо… В общем, мой муж как-то назвал меня «не женщина, а система залпового огня «Град», и он не был далек от истины. Так что…

В общем, на крыльце стоял Сергеич и застенчиво мне улыбался. Я расплылась в радостной улыбке, и уже было распахнула объятия, пропев: «Какие люди…», как увидела, что прораб пришел не один. Из-за его спины выглядывала чья-то круглая, совершенно лысая голова. Улыбка как-то сама собой покинула мое лицо, и я вопросительно уставилась на друга. А Яковлев несколько сбивчиво забормотал:

— Здорово, Алексеевна… Я тут, это… В общем, прости, что без предупреждения… А Олегович дома?

Его спутник, вероятно ожидавший, что первым делом его представят, не дождавшись этого, несколько растерянно захлопал белесыми ресничками, а затем, выкатился из-за спины прораба, сделал пару маленьких шажков ко мне, и произвел легкий полупоклон, введший меня в некоторое изумление своей изящностью. Это был не человек, а «колобок». Самый, что ни на есть, настоящий, из сказки, который «и от бабушки ушел, и от дедушки ушел…» Абсолютно круглая голова с большими торчащими ушами, без единого намека на присутствие на ней волос, румяные, похожие на яблочки щеки, веселые поросячьи глазки непонятного серо-бурого цвета, нос, напоминающий молодую картошку, которую выкопали из земли слишком рано и она не успела вырасти, и немного лягушачий рот, в данный момент расплывшийся в улыбке. Да и фигура его, вся такая кругленькая, пухленькая, здорово напоминала мне сказочного Колобка. Когда он открыл рот, чтобы произнести приветствие, я, почему-то, подумала, что он сейчас скажет: «А от тебя лиса я и подавно уйду!». Но сказал он совсем другое. Глубоким, каким-то невозможно бархатным голосом, он проворковал:

— Позвольте представиться: Сохин Захар Зиновьевич. С некоторых пор, ваш, можно сказать, сосед. — И чтоб мне убиться собственной дверью, сграбастал мою руку и приложился к ней губами!

От подобного дива я на несколько мгновений онемела (если не сказать хуже), и только хлопала ресницами глядя на склоненную над моей рукой лысину нового «соседа». Нет… Ну я не могу сказать, что совершенно одичала в лесу. Мы могём по-всякому, и на дипломатическом приеме не ударим в грязь лицом. Но все это было настолько не ожидаемо на пороге собственного дома, да еще от подобного субъекта, что на некоторое время я просто выпала в осадок, как говорили мои друзья студенты, когда я была моложе, намного моложе. Яковлев тоже слегка опешил. Ошеломление в его глазах было настолько явным, что невольно вызвало у меня улыбку, заставив прийти в себя. Стерев с лица собственное изумление, я проворковала в ответ:

— Очень приятно, Захар… ммм…

С памятью на отчества у меня всегда были большие проблемы. Имя я запомнила, а вот отчество нового «соседа», как-то не удержалось у меня в голове. Сергеич немедленно пришел мне на помощь, проговорил, почему-то, чуть охрипшим голосом:

— … Зиновьевич…

Я радостно подхватила:

— Милости просим, Захар Зиновьевич. А я — Людмила Алексеевна, можно просто — Людмила, Люда… — И посторонилась, жестом руки приглашая стоявших на пороге войти в дом.

Мужчины вошли и стали разуваться. А я поспешила по коридору, вопя во все горло:

— Игорь… У нас гости…!

Муж, наверняка услышав некоторую возню и голоса в дверях, появился из своего кабинета почти немедленно, бровями изображая вопрос. В ответ, я состроила рожицу неопределенного смысла и пожала плечами, мол посмотри сам.

Гость, я имею ввиду «Колобка» произвел на него почти такое же впечатление, как и на меня, только, в отличие от меня, муж со своим изумлением справился почти молниеносно. Пока мужчины рассаживались, я кинулась к плите, как и подобает хорошей хозяйке, ставить чайник. Пока я готовила все к чаепитию, мужчины вели ничего не значащие разговоры, как я их называю про «виды на урожай». Когда стол был накрыт, «Колобок» со значением посмотрел на Яковлева, и Сергей Сергеич начал:

— Олегович, понимаешь, Захар Зиновьевич прикупил ТОТ САМЫЙ участок. — Выделил он интонацией «тот самый», чтобы у нас уже не было никаких сомнений, о КАКОМ участке идет речь. Чашка в моей руке невольно звенькнула о блюдце, и мы с мужем со значением переглянулись. В его глазах явно читалось: «Вот видишь… На ловца и зверь бежит». А в моих, в ответ: «Погоди радоваться…» А Сергеич, тем временем, продолжал: — Так вот, он собрался построить там небольшую ферму по разведению форели. А я, как ты знаешь, не гидролог и не рыбовод. Я, скорее, рыболов. — Он коротко и невесело хохотнул, и сразу же, став серьезным, продолжил: — Тут нужна специализация. А ты, как я знаю, сталкивался уже с подобными проектами. Помнишь, в прошлом году ты проектировал одну такую ферму? Может, у тебя чего осталось, в смысле, из документов?

Игорь в некотором недоумении пожал плечами.

— У меня хранятся почти все мои проекты. Но ты же знаешь, что каждый случай индивидуален, разный рельеф, разные почвенные условия. Да, что я тебе объясняю? Ты и сам все прекрасно знаешь… — Он внимательно посмотрел на печальную физиономию Сергеича, а потом перевел взгляд на Сохина. У того вид был, словно у страдающего зубной болью колобка. Игорь тяжело вздохнул, и заговорил мягко, надеясь, по-видимому, что его тон смягчит жесткий смысл сказанных им слов: — Если ты намекаешь на то, чтобы я взялся за ваш проект, то это напрасно. Простите, но я сейчас уже веду один проект, а брать следующий заказ, не закончив начатый — не в моих правилах. И не мне тебе объяснять, что эта работа творческая, не терпящая халтуры и небрежности. Так что, извините, что не оправдал ваших надежд.

Сергеич с пониманием закивал головой и тяжело вздохнул, а «Колобок», сложив ладошки на груди в умоляющем жесте, проговорил:

— Дорогой Игорь Олегович… Я все понимаю. Но я, как бы это помягче выразиться, впервые решил взяться за подобное дело. Вот и землю почти даром приобрел. Так радовался. Бригаду нанял, вот, мне люди подсказали доброго прораба. А проект, который мне сделали в городе, оказался совершенно негожим! Для получения всех разрешений он, конечно, сгодится, а для практической реализации… Ну просто не проект, а «манифест футуризма» какой-то! — Отчаянье его было настолько искренним, что не вызывало никакого сомнения, насколько он глубоко переживает этот самый «манифест футуризма».

Я слегка вздернула бровь. Конечно, приятно иметь дело с интеллигентным человеком, но то, что наш гость знаком с трудом итальянца Маринетти[1] меня слегка изумило. Не каждый день и в городской среде встретишь подобную осведомленность бунтарских течений начала двадцатого века. А уж здесь, можно сказать в глубине горной тайги, подобное было вообще, в диковинку. Сергеич стенаниями «Колобка» не впечатлился, а задал вполне себе конкретный и практичный вопрос:

— Олегович, а когда ты этот свой проект заканчиваешь? — И добавил несколько просительно: — Мы бы сейчас пока занялись, так сказать, общими, организационными вопросами: технику пригнать, планировочку сделать. А ты, глядишь, к тому времени закончишь свой проект и нам подмогнешь, а?

Я выразительно посмотрела на мужа. Если он возьмется за этот проект, то у нас будет вполне себе легальная возможность проконтролировать весь процесс, так сказать. А главное, мы будем в курсе, если этот любитель «футуризма» вдруг наткнется там на лабораторию Радетелей. Игорь мой взгляд проигнорировал, точнее, и вовсе не заметил, погруженный в размышления о словах прораба. Чтобы как-то это исправить, я тихонько придавила ему под столом ногу. Любимый встрепенулся и глянул на меня с легкими признаками возмущения во взгляде. Я опять посмотрела на него уже не просто со значением, а с большим значением. Умею я это. Однажды, я нечаянно подслушала в лесу разговор, как мои мужики рассказывали приехавшим на погрузку шоферам, «как им работается под началом бабы». С нескрываемой гордостью мастер поведал этим пришлым, что, дескать «мать — она даже смотреть матом умеет». Другими словами, смотреть я умела целыми фразами. И Игорь, умница, сразу все понял. Закивал головой и, якобы, нерешительно пробурчал:

— Ну… Если подождете, то я через недельку свой проект закончу, и тогда, примусь за ваш.

«Колобок» обрадовался, как ребенок, только что в ладоши не захлопал. Подпрыгнул на стуле мячиком и с восторгом выдохнул:

— Вот уж спасибо, Игорь Олегович!!! Вт это я понимаю, по-соседски!!! Разумеется, одну неделю мы сможем подождать!!! Правда, Сергей Сергеевич?

Яковлев кивком головы подтвердил, что, мол, правда. А я, чтобы скрыть собственные эмоции, кинулась убирать грязные тарелки и менять их на чистые. Мужчины еще поговорили о темпах застройки Рябиновой долины, о перспективах этого места, как туристического комплекса. Сохин еще немного повосторгался, что ему так удачно удалось приобрести такой большой участок в прекрасном месте, буквально за бросовые деньги, недоумевая при этом, что никто этого, почему-то, не сделал раньше. Сергей Сергеевич при этом сидел, опустив голову и старался не смотреть на Игоря. А мой муж сохранял вежливое и немного равнодушное выражение лица, как и подобает хозяину, слушающему своего гостя, если информация для него не очень интересна. В общем, все делали вид под названием «я — не я, и хата не моя».

Гости еще немного посидели и собрались восвояси. Я собрала довольно увесистый сверток с пирожками, которые умудрилась успеть испечь к приезду моих детей, и со словами благодарности за прекрасного тайменя, вручила его Сергеичу. Тот покраснел от удовольствия и, приняв гостинец, стал мне кланяться, словно китайский болванчик. Я в ответ прикладывала руки к груди, убеждая прораба, что это мы ему благодарны, и прочее, прочее, прочее. Сохин на весь этот наш марлезонский балет смотрел с некоторым удивлением, но вслух высказываться не стал. Вот и правильно!

Стоя у раковины и намывая посуду, я задумчиво пробормотала, скорее, самой себе, чем обращаясь к мужу:

— Надо завтра сходить на конюшню, посоветоваться с отцом Федором. Может они чего узнали об этом новом соседе… — И тут же вздрогнула от неожиданности, чуть не расхлестав чашку, когда почувствовала легкое прикосновение к своему плечу руки Игоря. Чуть не плюнув с досады на собственную пугливость, выдохнула: — Ты чего меня пугаешь?!

Игорь коротко хохотнул:

— Не думал, что после двух лет совместной жизни ты будешь так меня бояться…

Я только головой покачала ему в ответ, и быстро чмокнула его в щеку.

— Шутишь ты, по-прежнему, на слабую троечку. — И добавила несколько озабоченно: — Но на конюшню схожу сама. Наверняка Хранители в курсе этого нового соседства. Они же обещали приглядывать за этим местом. Вот и узнаю. — Я вытерла руки кухонным полотенцем, и проговорил уже деловым тоном: — А послезавтра хочу съездить на деляны. Нужно проверить моих мужиков. Сегодня звонили новые клиенты, нужно разместить заказ. Да и вкусненького чего-нибудь им увезти надо. Они халву обожают. Мужчины же, как дети, любят сладкое. — Я подмигнула мужу, намекая, что он тоже относится к категории сладкоежек.

Игорь смущенно потупился и пробормотал, словно оправдываясь:

— Подумаешь… Как дети… Ну и что… Я тоже люблю халву…

Проигнорировав его бормотание, предложила:

— Не хочешь со мной прокатиться? Думаю, за сутки обернемся…

Он с сожалением вздохнул:

— Не получится… Ты же сама хотела, чтобы я взялся за этот проект. А для этого мне нужно побыстрее закончить со старым. Так что, я работать, работать и работать. А ты поезжай. Тебе будет полезно отвлечься от всяких ненужных дум. И я считаю, что на конюшню мы сходим вместе, когда ты вернешься. В отличие от нас с тобой, Хранители бдят неустанно, на то они и Хранители. Так что, поезжай завтра в свою любимую тайгу. А как вернешься, вместе и сходим, а заодно и на лошадках по горам покатаемся…

Предложение было вполне разумным. И, немного поразмышляв, я решила, что так и сделаю. Ничего не случится, если с Федором я поговорю чуть позже.

 Филиппо Маринетти — Итальянский писатель, поэт, основатель течения футуризма, один из идеологов фашизма.

Глава 2

Моя поездка заняла у меня немного больше времени, чем я рассчитывала. Пришлось на деляне остаться еще на несколько дней. Разумеется, я позвонила мужу и предупредила, что задержусь. Иначе он бы начал волноваться. А его волнение означало бы поднятие в воздух вертолетов МЧС и пару полков десантников. Подобной суеты вокруг своей персоны я не переносила, поэтому решила ограничиться одним звонком. Связь была так себе, и мне даже пришлось выехать с деляны километров за пятьдесят, чтобы поймать связь. С чувством выполненного долга я вернулась к работе, в которую нырнула с головой.

Домой я попала только на третий день. Услышав звук двигателя моего железного коня, Игорь вышел меня встречать на крыльцо. Из тайги я привезла ему гостинцев в виде меда и копченого леща из собственной коптильни, которую организовали мои мужики на деляне. Муж меня тепло обнял, и поцеловав в нос, проговорил просто:

— Я соскучился…

Прижавшись к его плечу, я ответила тихо:

— Я тоже… Как тут у вас дела? Как твой проект?

— Почти закончил… — В его глазах появилась какая-то маета, и я сразу сделала стойку. Чуть нахмурившись, спросила настороженно:

— Что-то случилось?

Он поспешил меня уверить, что все чудесно, прекрасно и прочее. Но мне не нужны были его слова. Я видела эту самую маету в его глазах, которая говорила сама за себя. Поэтому, чуть прибавив жесткости, я повторила вопрос:

— Что-то случилось? Игорь, ты же знаешь… Я твои мысли в твоих глазах вижу. Так что случилось?

Схватив сумку из моих рук, он потащил меня в дом, бормоча на ходу:

— Чего мы тут на улице-то? Пойдем в дом… Ты с дороги устала. Ступай под душ, а я пока чаю хорошего заварю. Мне тут Виктор, конюх принес свежих трав…

При упоминании имени конюха, который, как мы оба знали, тоже был из Братства Хранителей, я насторожилась. А муж все продолжал щебетать, отправляя меня то в душ, то за стол. Мне нестерпимо захотелось его стукнуть по носу, чтобы он перестал валять дурака. Но я сдержалась. С мужем следовало проявить терпение. Характер у Игоря тоже был кремень, и возьмись я сейчас проявлять собственное упрямство, результата все равно не будет. Или, точнее, будет, но не тот, на который я рассчитываю. Поэтому я пулей рванула под душ. К тому времени, как я чистая и немного нервная появилась в столовой, Игорь уже накрыл на стол. Сделав для приличия несколько глотков ароматного чая, пахнущего свежей земляникой, я уставилась на мужа с вопросом в очах, едва сдерживая свое «ну?». Он, отдавая дань моему проявленному терпению, с улыбкой проговорил:

— Ничего необычного. Никакой связи с Радетелями они не обнаруживали. Мужик, как мужик, самый, что ни на есть, обычный и можно сказать, безвредный. Так что, волноваться причин нет. Я поведал Виктору о том, что согласился делать для Сохина проект. На что он ответил, что и явился для того, чтобы попросить меня взяться за это дело. Ну, чтобы, так сказать, вся ситуация была под контролем. Так что… — Он развел руками. — Повторюсь еще раз, волноваться не о чем…

Конечно, информация о том, что «волноваться не о чем» меня обрадовала. Но… Говорил он все это мне довольно бодрым голосом, с очень уж наигранным, и я бы сказала, с преувеличенным оптимизмом. А я прекрасно знала, что вот это самое преувеличение и есть тот самый повод для моего волнения. Выслушав мужа, я ему ласково улыбнулась, и прочирикала:

— Ну а сейчас — о главном…

Муж попытался сделать удивленное лицо, но я нахмурилась, и он, тяжело вздохнув, опустил голову, пряча от меня взгляд. Прошло несколько минут, прежде чем он начал тихо говорить. В течении всего этого времени, я не сводила с него глаз, словно пытаясь влезть ему в голову и прочитать его мысли. И это было вызвано не любопытством, а моей тревогой за него.

— Понимаешь… Тебя не было. И я… В общем, я начал расшифровку записей отца. — Последнее предложение он буквально выпалил, словно заряд из ствольного орудия, и, наконец, виновато посмотрел на меня.

У меня что-то ёкнуло в груди, но виду я не подала, а проговорила немного нерешительно:

— Ну так это же, наверное, хорошо… Ты же давно это откладывал. И потом, всему свое время. Значит настало время тебе прочитать дневник отца.

Мне ужасно хотелось спросить, что же там, в этом таинственном дневнике, но я сдержала свой любопытный порыв. Это касалось только самого Игоря. И если он не захочет поделиться со мной — значит, так тому и быть. Муж оценил мою выдержку. С ласковой и понимающей улыбкой посмотрел на меня, чуть усмехнувшись в бороду, и спросил:

— А почему ты не спрашиваешь меня, ЧТО я там прочел?

Я пожала плечами.

— А зачем? Если ты посчитаешь нужным, то сам мне расскажешь, а если нет, то задавать вопросы с моей стороны будет глупо.

Игорь поднялся со своего места, и, подойдя ко мне, присел рядом, обняв меня за плечи.

— Люська, Люська… Как я тебе благодарен за то, что ты все понимаешь…

Я в долгу не осталась. Положив голову ему на плечо, промурлыкала ему в ответ:

— … А я тебе за то же самое. Так что же тебя так встревожило в этом дневнике?

Игорь посмотрел с легким недоумением на меня, а потом рассмеялся.

— Вот в этом — ты вся… Как говорится, не мытьем, так катаньем! — Проговорил он, закончив веселиться. Потом, посерьезнев, проговорил: — Я еще не все расшифровал. Но уже то, что я успел прочитать, меня впечатлило. Там, в самом начале, конечно, много личного, о чем ты, наверное, уже догадалась. Но вот дальше… дальше очень интересно. Отец наткнулся на одну очень занимательную тайну… — При слове «тайна» меня слегка передернуло. Господи!!! Неужели опять?! Разумеется, я промолчала, ожидая, что он скажет дальше. А Игорь, не замечая моей реакции, продолжил: — В низовьях нашей реки есть небольшой хутор. Там много, очень много лет живет одна семья. Они тоже староверы. И у хозяина хутора, с ярким именем Евпатий, отец увидел очень старую книгу. Ты даже не можешь себе представить, о чем, или, вернее, о ком эта книга! — Подавать дурацкие реплики, делать изумленные глаза или ахать, я не стала, решив терпеливо дождаться, что дальше скажет Игорь. А он продолжил, причем, так торжественно, словно сообщал о присуждении ему какой-нибудь Нобелевской премии: — Там говорится о…, — Он сделал внушительную паузу, и выпалил: — О русалках!

Вот тут я уже, не сдерживая себя, вытаращила глаза, и даже, кажется, открыла рот. А мой муж сидел рядом и наслаждался произведенным эффектом от его слов. Любое терпение имеет предел, и мое, конечно, тоже было не резиновым. Поэтому, не удержавшись, я протянула:

— О ком…? О русалках? Я правильно услышала?

Эффект был достигнут, и он, уже безо всякого веселья, серьезно проговорил:

— Представь и мое удивление. Сначала, я решил, что что-то неправильно расшифровал. Но потом понял, что все верно. Шифр довольно прост. В смысле, для меня, прост. Таким шифром мы с отцом еще в детстве переписывались. Папа считал, что подобные игры способствуют развитию нейронных связей в мозгу. Так что, особо я не напрягался. Конечно, информация довольна любопытна, и я буду знать больше, когда прочитаю дневник до конца.

Мысли о том, что известный профессор будет заниматься всякими глупыми сказками, я отбросила сразу. Но дело было даже не в том, что сам по себе факт был любопытен. Дело было в другом. Отчего после прочтения этой части дневника мой муж так встревожился? И это сейчас было главным моим вопросом. Я внимательно посмотрела на Игоря и спросила:

— Это все славно, но не объясняет, что тебя в этом так встревожило. Я же вижу. Ты обеспокоен. Не просто взволнован, что читаешь дневник отца, или самой, пускай и не совсем обычной информацией. А именно что, обеспокоен. Смею предположить, что тебя взволновал не сам факт, что твой отец слегка увлекся … — Я запнулась, думая, какое бы слово следовало употребить, чтобы это не выглядело грубым. Ну, что-то вроде «увлекся всякой фигней», явно тут не подходило. Слово нашлось, и я продолжила: — Я хотела сказать, что не из-за того же, что твой отец слегка увлекся некоторой мистикой, ты выглядишь несколько обеспокоенным, если не сказать, встревоженным?

Игорь грустно усмехнулся, тяжело вздохнул, и, покаянным голосом, проговорил:

— Ты права… Не из-за этого. — Ему, почему-то, было трудно говорить. Складывалось ощущение, что каждое слово он, в буквальном смысле, выдавливал из себя.

И я решила немного облегчить ему жизнь. Накрыв его руку своей ладонью, тихо проговорила:

— Давай, я тебе скажу, что тебя тревожит. А если я ошибаюсь, то ты поправишь меня, ладно?

Игорь грустно усмехнулся:

— Хорошо… давай попробуем…

Я заговорила тихо, глядя с нежностью на мужа:

— Во-первых, ты, взявшись за этот дневник, всколыхнул свою память. И для тебя это очень болезненные воспоминания. А, во-вторых, ты уже предвидишь какую-то тайну, которую раскроет перед тобой дневник отца. Ну, или, по крайней мере, приоткроет, так сказать, завесу этой самой тайны. И это будет означать, что МЫ…, — я особой интонацией подчеркнула это самое «мы», и продолжила: — … вновь встрянем с тобой в какую-то историю. А мы еще от предыдущих приключений не до конца отошли. Но, при этом, ты прекрасно понимаешь, что не влезть во все это ты просто не сможешь. Уж слишком тесно все переплетено: прошлое, настоящее, а главное, будущее. К тому же, ты уверен, что, коли полезешь ты, то полезу и я. Именно поэтому, это тебя так беспокоит. Я права?

Игорь поднял на меня взгляд и как-то вымученно улыбнулся.

— Прозорливица ты моя… Мысли читаешь?

Я со вздохом покачала головой.

— Мне незачем читать твои мысли. Просто я хорошо тебя знаю. А зная первопричину легко сделать все остальные выводы. Не более того. — Помолчав несколько секунд, я решительно проговорила: — Послушай… Выкинь все эти мысли о том, что, мол ты меня куда-то там втягиваешь и прочую чушь! Уж кому, как не тебе, известно, что просто так ничего не бывает. Ведь не зря бытует в нашем народе пословица, что судьбу на кривой кобыле не объедешь. Мы слишком многое пережили вместе, и слишком многое знаем. А при таком раскладе, о спокойной и беззаботной жизни приходится забыть. Так что… Мы идем тем путем, который сами выбрали… — Игорь было хотел возразить, и уже даже воздуху в грудь набрал, чтобы высказать свое несогласие. Но я отмахнулась: — Да перестань, Игорь… Ты сейчас хочешь сказать, что не мы влезли, а нас впихнули. Глупости это все! У нас был выбор. Он всегда есть! Мы вполне могли уехать отсюда куда подальше и начать все, как говорится, заново, с чистого листа, сделав вид, что ничего не было. Но ты ведь прекрасно понимаешь, что двери сами по себе, ни с того, ни с сего, не открываются, если в них не постучаться. И то, что мы до сих пор здесь, говорит о том, что свой выбор мы сделали. И отсидеться в сторонке у нас уже не получится. И не потому, что нам кто-то там не даст вести слепоглухонемой образ жизни. Потому что мы сами уже так не сможем. В этом наша суть, и мы ей не изменяем. Вот и все. Так что, перестань терзаться, и прочитай дневник твоего отца до конца. А уж после, мы вместе подумаем, что с этим делать. — И закончила чуть насмешливо: — И потом, ни ты, ни я на роль страусов не годимся, хотя, не скрою, порою, желание затолкать голову в песок бывает очень сильным.

Мои слова произвели на мужа некоторое впечатление, и, после нашего «чаепития», он сразу же отправился в свой кабинет, заниматься новым проектом. А я, уставшая после дороги, пошла спать. Сон не шел, хоть я и чувствовала себя вымотанной. Приставать к мужу не рискнула. Человек делом занят, а тут я, со своей бессонницей. Мысли прыгали в голове, словно сайгаки по горным склонам. Все у меня смешалось в какую-то невозможную кучу. И новый сосед со своим проектом, и русалки (какие, на хрен, русалки могут быть у нас в Сибири!?) из дневника профессора, и Хранители со своей просьбой к Игорю, заняться проектом «Колобка». В общем, какая-то куча мала из мыслей и образов. В конце концов, поворочавшись в кровати около часа, я уснула. Снилось мне, по понятным причинам, нечто невообразимое. Сергеич, вплавь удирающий от стада русалок, а на берегу наш кот Соломон, доедающий Колобка и ворчащий себе под нос: «А от меня ты фиг ушел…»

Выдернул меня из этого Содома вместе с Гоморрой в одном стакане, страстный шепот:

— Люська… Проснись… Что ты знаешь о добыче жемчуга?

Я подумала, что сам вопрос, мягко говоря, дикий, очень уж гармонично вплетается в мой, с позволения сказать, сон. Почему бы до кучи к русалкам, Колобку, Сергеичу и Соломону, еще и добычу жемчуга не присовокупить? Но, легкое касание к моему плечу ясно дали мне понять, что это уже не сон. Я открыла один глаз, и увидела рядом с собой встревоженное лицо мужа. Глаз я закрыла обратно и простонала:

— Какой, к чертям собачим, жемчуг посреди ночи, Игорь?

Муж на «собачьих чертей» нисколько не обиделся, и все так же возбужденно, только чуть громче, проговорил:

— Люська… Я дневник до конца прочитал!

Сонную одурь с меня, как ветром сдуло. Я села на кровати и взволнованно выдохнула:

— Ну…? И что там?

Игорь усмехнулся:

— Там много всего… Отец прочитал в старой книге этого самого Евпатия о «слезах русалки». Половина дневника посвящена этому историческому факту, добыче этих самых «слез». По-видимому, отец считал эту информацию очень важной. В дневнике также говориться, что в той старой книге содержится какой-то древний секретный рецепт, за которым гонялись Радетели. И этот рецепт как-то связан с этими самыми «слезами». По-видимому, отец опасался, что его дневник может попасть не в те руки, и поэтому конкретно ничего не написал про этот рецепт. Но одно то, что к нему проявляли интерес Радетели меня настораживает.

То ли я спросонья, все еще пребывая на берегу реки в которой резвились Сергеич с русалками, то ли я вообще, от природы была несколько туповата, но из слов мужа я мало что поняла. Потрясла головой, пытаясь утрясти кучу малу внутри мозга, и решительно проговорила:

— Так… Идем-ка на кухню, заварим кофе. А то, что-то у меня в голове ничего не складывается.

Муж мою идею поддержал. Виновато глядя, как я пытаюсь выпутаться из одеяла, пробормотал:

— Люська, прости, что разбудил… Но мне срочно нужно было все это обсудить… Ты же понимаешь?

Я понимала. Чертыхнувшись про себя, поминая недобрым словом и русалок, и их «слезы» в придачу, нашарила ногами тапочки, и пошлепала за мужем в столовую хмурая до невозможности. По пути мельком глянула на часы и чуть не застонала. Пять часов утра, твою ж дивизию!!! Что называется, «ни сна, ни отдыха измученной душе», вспомнилась мне слова из знаменитой оперы Бородина. Муж, словно не видя моей кислой физиономии, кинулся к плите и загремел джезвой, ставя кофе на огонь, а я, кутаясь в клетчатый шерстяной плед, который подобрала на ходу со стоящего в углу кресла, приступила к расспросам, пытаясь хоть как-нибудь систематизировать сбивчивую и разрозненную информацию, полученную от мужа.

— Так, давай по порядку… Твой отец в своем дневнике пишет, что в старинной книге, которая находится у этого Евпатия, содержится какой-то секретный рецепт, за которым гоняются Радетели. Я правильно поняла? — Муж ответил утвердительным кивком. А я продолжила: — Ладно, с этим, вроде бы пока все ясно. Едем дальше. А что такое «слезы русалки» и при чем тут добыча жемчуга? Мы ведь не на Индийском океане живем, где этот самый жемчуг добывают, а в Сибири. Тебя такой разброс в географических данных не смущает?

Игорь через плечо глянул на меня с улыбкой, и как психиатр больному, начал терпеливо пояснять:

— «Слезами русалки» на Руси издревле называли речной жемчуг. А что касается Индийского океана… Ты, наверняка слышала, или, точнее, читала в старых былинах и в исторической литературе про скатный жемчуг? — Я кивнула головой, хотя понимала, что муж, занятый приготовлением кофе, моего кивка не увидит. Приняв молчаливую паузу за знак согласия, он продолжил. — Так вот этот самый «скатный жемчуг» добывался когда-то по всей территории нашей необъятной Родины. И здесь, в Сибири, тоже. В летописях существует упоминание о трехстах пятидесяти реках, на который существовал этот промысел. В каждом поселении, стоящем близь реки существовали свои добытчики жемчуга. И это был обычный и повсеместный промысел тогда. Но вот способ добычи до сих пор остается загадкой. Было предположение, что раковины жемчуга добывались с плотов, в которых просверливалась дыра, в нее вставлялась специальная деревянная трубка, через которую, якобы, и осматривалось дно. Но это все просто гипотезы. Мало кто из ученых занимался этим вопросом всерьез. Хочу заметить, что жемчуг в раковинах моллюсков может расти только при температуре воды не меньше восемнадцати градусов. Значит, в то время, когда эта добыча была распространена, климат на севере России и здесь, в Сибири, был намного теплее, чем сейчас.

Информация, конечно, была довольно занимательной, но никак не объясняла того интереса, который Радетели проявляли к какому-то там рецепту. И у меня до сих пор в голове никак не слепливалась эта связь между Радетелями и добычей жемчуга. Я опять потрясла головой, но понятнее от этого мне не стало. По кухне поплыл запах свежесваренного кофе. Игорь быстро разлил ароматный напиток по чашечкам, одну протянул мне, а другую, поставил на стол, и, усевшись напротив меня, обхватил ее ладонью, грея пальцы о горячий фарфор. Отхлебнув маленький глоточек, я удовлетворенно выдохнула, и попыталась все разложить по полочкам, для чего начала говорить вслух:

— Насколько я понимаю, сейчас в наших реках никакого жемчуга нет и в помине. Климат не тот. Плюс восемнадцать в воде у нас бывает крайне редко и только не более нескольких недель в середине лета. А за это время вряд ли несчастный моллюск может сформировать из песчинки жемчужину. Значит, речь идет о глубокой древности, так?

Игорь пожал плечами.

— Не такой уж и глубокой… Всего, каких-то триста-четыреста лет назад.

Я несколько раздраженно отмахнулась:

— Не суть важно! Главное — не сейчас! Так какой интерес у Радетелей может быть СЕЙЧАС к добыче жемчуга, которой уже не ведется, пусть, «каких-то» там триста или четыреста лет?! — Некоторое раздражение, прорывающееся в моем голосе, заставило мужа состроить мне покаянную рожицу, что, если честно, не прибавило мне хорошего настроения. Наверное, поэтому, я чуть резче, чем следовало, проговорила: — Игорь, или я дурак, или лыжи не едут. Объясни мне бестолковой! А то я, чего-то совсем запуталась!

Муж тяжело вздохнул, покрутил свою чашечку с кофе в руке, даже не пригубив, отставил ее в сторону, и проговорил задумчиво:

— Понимаешь, ведь это же только дневник отца, а не сам первоисточник. И пока мы не прочтем ту самую книгу, о которой рассказывает отец, думаю, до конца мало что поймем. Но я могу тебе высказать собственные соображения. Так сказать, самую суть из послания отца. Дело в том, что жемчужным ловом исстари занимались в основном женщины. Это было еще до того, как христианство пришло на нашу землю. Там был какой-то сложный обряд, который назывался «водоположение». Женщин, непосредственно к самой добычи жемчуга готовили не один день. То есть, сам обряд занимал довольно продолжительное время. В итоге, к окончанию этого ритуала, женщина могла оставаться свободно под водой до часа времени.

Я вытаращила глаза.

— Целый час без каких-либо приспособлений под водой?! Да как же она там дышала-то? У нас ведь нет жабр! Ей что, несчастной, жабры наращивали что ли?!

Игорь сдержанно улыбнулся:

— Нет, конечно… Наши предки очень трепетно относились к женской красоте и вообще к человеческому телу, как созданию Творца. И вряд ли бы они стали уродовать женщин. Нет. Вот теперь мы с тобой и подходим к самой сути. Таинством обряда водоположения владели только волхвы. И он держался в строжайшем секрете. Думаю, Радетелей интересует именно он, этот самый обряд. Или, если говорить современным языком, им нужна главная составляющая этого превращения обычной женщины в, так называемую, русалку. Только представь, человек, который в течение часа может находиться под водой, безо всяких приспособлений и разных приборов, причем, на любой глубине! Это же фантастика!!! Это будет почище Ихтиандра из фантастической повести Беляева «Человек-амфибия»! В общем, я думаю, что проблема именно в этом. — И добавил чуть грустно: — Отец не описал сути этого обряда в своем дневнике. Возможно, хозяин книги не позволил этого сделать, а возможно, отец просто не захотел подвергать эту информацию риску, опасаясь, что его дневник может оказаться у тех же Радетелей. Только просил позаботиться, чтобы этот древний фолиант, что хранится в семье Евпатия, не попал не в те руки. Так что, думаю, нам с тобой придется этого старца навестить, и выяснить судьбу этой удивительной книги. — Он вопросительно глянул на меня, и видя мою сосредоточенную, если не сказать, хмурую мордаху, нерешительно добавил: — Но я могу и один к нему съездить, если ты…

Я не дала ему договорить:

— Глупости! Я тебя одного никуда не отпущу! И потом, мне жутко интересно, что это за обряд такой, водоположение. Неужели твой отец даже не намекнул, что же это такое. И почему этот обряд проводили только над женщинами?

Игорь пожал плечами, и запустил пятерню в бороду. Потеребив ее немного, что означало у него усиленный мыслительный процесс, проговорил:

— Не знаю… Но наши предки просто так ничего не делали. Значит, пол тех, кто добывал жемчуг имел какой-то глубокий смысл. И потом, жемчуг использовали не только для украшения. Хотя, в те далекие времена каждая крестьянская женщина могла себе позволить расшитые жемчугом наряды. Такой жемчуг называли «скатным», а те жемчужины, которые были неправильной формы или имели какие-либо изъяны, пережигались, толклись в порошок и употреблялись в пищу, вместо соли. Хотя соль тоже использовалась, например, для заготовок продуктов долгого хранения или при выделке шкур. Даже в древних летописях приезжих из дальних стран купцов отмечалось, что у русских красавиц зубы были белые и чистые, словно жемчуг. Когда как в остальной Европе, скажем, зубы в то время даже еще не чистили, и улыбки местных красавиц вряд ли могли тогда обворожить мужчину в отличие от наших женщин. Думаю, немаловажную роль в этом играл тот самый толченый жемчуг. Помимо всего прочего, именно толченый жемчуг давал крепкое здоровье и даже долголетие тем, кто его употреблял в пищу. Кстати, одаривать этим чудо-порошком чужаков было строжайше запрещено. И только с приходом к власти Петра первого добыча жемчуга в нашей стране сильно сократилась, а потом и вовсе угасла. Кстати, в архивных документах сохранилось множество указов царя по ограничению добычи жемчуга. Ну а позже, климат поменялся и моллюски, в раковинах которых образовывался этот драгоценный минерал, просто исчезли.

Разговор с мужем настолько меня увлек, что я не замечала хода времени. Только когда солнечный свет, проникающий в дом сквозь полупрозрачные шторы, залил всю комнату, я глянула на часы, и тут же, заполошно рванула в комнату одеваться. Сегодня у меня по плану было устроить ревизию в Ленкином ресторане. Пока заправляла постель и приводила себя в порядок, Игорь успел соорудить завтрак. Не муж — чистое золото!!! Моя совесть мне укоризненно закивала, мол, что же ты, жена называется! И я клятвенно пообещала себе, что напеку сегодня пирогов.

Мы уже заканчивали завтракать, когда раздался осторожный стук в дверь. Соломон нехотя мяукнул (подозреваю, что ему уже поднадоела роль собаки), намекая нам на то, что пришел «свой». Я поспешно открыла дверь, давая мужу время доесть его яичницу. И точно. На пороге стоял Сергей Сергеевич, и смущенно мне улыбался. Игорь, торопливо запивая еду большими глотками чая из своей любимой кружки, расписанной ягодами земляники, выскочил из-за стола и кинулся к прорабу, бормоча на ходу:

— Прости, Сергеич, совсем с Люськой заболтались, не заметили, как время пробежало!

Я, соблюдая законы гостеприимства, вежливо предложила Сергеичу выпить чая. Ну знаете, как это: «будете-не будете, а почему не будете?» Прораб все понял правильно, и отмахнулся:

— Некогда, Алексеевна… И так уже опаздываем. Сегодня на участок гидрологи приезжают, нужно с ними кое-что согласовать.

Муж, торопливо чмокнув меня в щеку, проговорил уже стоя в дверях:

— Когда вернусь, мы все обсудим…

Я только улыбнулась в ответ и махнув рукой прокричала ему вслед:

— Удачного дня!!

Убрав со стола, засобиралась в ресторан. Хватит бить баклуши. Пора, как говорится, и честь знать. А то Ленка позвонит, а мне ей и сказать-то нечего. Но чуть ли не в самых дверях вдруг вспомнила, что пообещала не так давно собственной совести. Конечно же! Поставить тесто на пироги! Пришлось немного притормозить и заняться обещанным. Укрыв заботливо глубокую глиняную миску с тестом чистым кухонным полотенцем и пристроив его в теплое место возле печи, с чувством выполненного долга, отправилась на работу. Мысленно я то и дело возвращалась к нашему разговору с мужем, и выкинуть его из головы совсем у меня никак не получалось. И в течении всего дня, несмотря на хлопоты, перед моим внутренним взором то и дело возникали, то груда жемчуга, то тетка в платочке с рыбьим хвостом. Я про себя чертыхалась, и усилием воли, заставляла переключиться на дела насущные, то есть, находящиеся прямо перед моим носом. Приструнить собственное воображение у меня получалось, а вот прогнать все возрастающую тревогу — увы, нет. По всему выходило, что мы опять с ним влезаем в какую-то историю. Правда, на этот раз, утешением служило то, что не я его втягиваю, а он меня. Хотя, особой радости и это мне не приносило.

Глава 3

В ресторане все кипело и бурлило. В смысле, работа била ключом. Позаглядывав во все дыры, изучив все щели, включая документацию, погремев крышками кастрюль, судков и сковородок, я утомившаяся, но удовлетворенная текущей деятельностью Ленкиного детища, уселась за небольшой угловой столик у круглого окна, выпить чашечку кофе. Смешливые молодые девчонки-официантки, с легкостью бабочек, порхали между столами, обслуживая клиентов. В тоже время, изредка косились в мою сторону, и, поймав мой взгляд, расплывались в улыбках и начинали сновать от кухни к залу еще быстрее. Все так. Любая работа — она пригляда требует и народ дисциплинирует. Управляющая Галя, молодая, статная неторопливая женщина, подплыла каравеллой к моему столику с небольшим подносом в руках, на котором стояла точно такая же как и у меня чашечка с кофе, и красивым грудным голосом спросила:

— Людмила Алексеевна, вы позволите?

Я позволила. Мы поболтали немного «ни о чем», так как рабочие проблемы, которые были, мы уже успели обсудить в ее кабинете. Спохватилась я, когда Галя заговорила о новом рецепте булочек, подаренным ей одним из гостей ресторана. Я вдруг вспомнила, что дома меня ждет тесто, и что я обещала своей совести сегодня испечь для мужа пироги. Наскоро поблагодарила всех, кто мог меня слышать в тот момент, рванула к дому.

День подходил к концу. Солнце уже коснулось вершин деревьев, удлиняя их тени, которые словно указующие персты простерлись на восток. Я прибавила шагу, проклиная себя за собственную рассеянность и забывчивость. Совесть моя тихонько хихикала в уголке, подбадривая меня своим ехидным «ну я так и знала».

Не успела я открыть калитку и сделать пару шагов по дорожке, как на меня с диким воплем наскочил Соломон. Вид у него был весьма взъерошенным. Я от неожиданности шарахнулась от него в сторону и чуть не завалилась в кусты шиповника, нагло перебравшиеся к нам через ограду из дикого леса. Чертыхнувшись в сердцах, я набросилась на кота:

— Ты чего, чертушка лохматый!!! Перепугал-то как! Что на тебя нашло?!

Кот посмотрел на меня укоризненно своими зелеными глазищами, прищурился и издал утробное ворчание, словно я у него отобрала прямо из пасти кусок мяса. Выбравшись из колючих зарослей, я проворчала:

— Угу… Меня же еще и обругал…

Не скажу, что подобное поведение кота меня напугало, но насторожило, это уж точно. Пройдя по дорожке к дому я обнаружила, что двери в дом приоткрыты. Конечно, мы тут живем несколько, как бы это помягче сказать, вольно. Ключи прячем под ковриком, да и вообще, особо никого не опасаемся. Это, как в деревне. Народу, живущего здесь постоянно немного, и все у всех на виду. Иногда мы даже забывали на ночь запереть входную дверь. Но уж открытой-то мы ее никогда не оставляли, это точно!! Настолько далеко наша безмятежность нас не заводила. И сейчас, приоткрытая дверь (почти, как в том анекдоте про мужика, не ко времени вернувшегося домой) насторожила меня еще больше. Первой мыслью было: муж вернулся раньше меня, так торопился попасть в дом, что не прикрыл за собой дверь. Но, во-первых, подобное легкомыслие не было в характере Игоря, а во-вторых, если бы он вернулся домой, то, наверняка бы, позвонил мне. На всякий случай, я достала из кармана телефон и внимательно его изучила на предмет неотвеченных звонков. Ничего подобного. Никаких звонков, которые я бы пропустила, не было. И тут ко мне вернулись все мои страхи и переживания. Моментально вспомнился наш с Игорем последний разговор о Радетелях, которые МОГУТ гоняться за тайной профессора. Но МОГУТ, вовсе не значит, что гоняются, черт возьми!

Осторожно ступая по деревянным половицам, я вошла в дом. Кричать и звать мужа не стала, а тихонько пробралась в кладовую, где у нас стоял оружейный сейф. Там хранился мой карабин. Конечно, «сейф» — это было громко сказано. Обычный узкий металлический шкаф, закрывающийся на обычный замок, ключи от которого хранились тут же, в кладовке, под этим самым «сейфом». Стараясь не шуметь, и настороженно прислушиваясь к звукам в доме, я, присела на корточки, достала ключи и открыла шкаф. В почти звенящей тишине раздался противный металлический скрип. Я замерла, задержав дыхание, на мгновение почувствовав себя воровкой, влезшей в чужой дом, и вскрывшей чужой сейф с бриллиантами. Ничего не произошло. Не раздались шаги, никто не заголосил, никто не стукнул меня по голове. Чуть выдохнув, левой рукой сграбастала свой карабин, а правой, не глядя, наощупь, залезла в коробку с патронами. Опять же, не глядя, зарядила оружие, и передернула затвор. Сухой щелчок затвора прозвучал громом в повисшей и ставшей какой-то вязкой тишине дома. Но мне уже было не страшно. Карабин в моих руках меня успокаивал и внушал некоторый оптимизм. В конце концов, я в своем доме!

Больше не таясь, пошла по коридору заглядывая во все двери. В кухне и столовой никого не было. Наша спальня тоже была пуста. А вот на пороге кабинета мужа я увидела валяющуюся с открытыми страницами книгу. Я уставилась на эту самую книгу, словно это была гремучая змея. Игорь отличался аккуратностью и скрупулезностью почти до маниакальности, если дело касалось его документов, бумаг или даже просто книг. Я не могла припомнить ни одного случая, чтобы после прочтения книги, он не убрал бы ее на место и оставил лежать там, где он ее читал (в отличие от меня. Я книги оставляла, то под кроватью, то на кресле террасы. В общем, где меня застал сон или откуда меня позвали дела). Не говоря уже о том, что он бы бросил раскрытую книгу просто на пол! Это было почти что кощунством! И поэтому, эта, небрежно лежавшая книга на пороге его кабинета — было уже серьезно.

Тихо ступая, я подкралась к двери комнаты и осторожно заглянула внутрь. Шторы с ночи оставались задернутыми и в кабинете царил полумрак. Свет едва-едва пробивался сквозь плотную ткань, высвечивая тонкие столбики пылинок, плясавших в нем. Но даже этого света хватало, чтобы разглядеть полнейший разгром, царивший внутри.

Почти все книги из шкафа валялись на полу. Ящики письменного стола были вывернуты и вытрясены. Ковер, лежавший на полу, был завернут с одного конца, и несколько половиц пола под ним были вырваны, что называется, с «мясом». Видимо, картина этого разгрома произвела на меня настолько ошеломляющее впечатление, что я совершенно не замечала, того, что было у меня под самыми ногами. Сделав небольшой шаг внутрь, чтобы как следует осмотреть всю комнату, я чуть не упала, споткнувшись о лежавшее сразу за порогом тело мужчины. На ногах я устояла, но… Вот именно! В первый момент, у меня остановилось сердце и померкло в глазах. Знаете, есть такое выражение «свет померк перед глазами». И я так полагаю, что имелся ввиду не свет, как физическое явление. Именно это со мной и случилось, потому что я на несколько мгновений словно ослепла. Поначалу, решив, что вижу тело своего мужа, распростертого на полу, я, схватившись свободной рукой за сердце, чтобы не упасть прислонилась к косяку двери, чуть не выронив из другой руки карабин. Что я пережила в эти несколько мгновений, когда стояла и, расширенными от ужаса глазами смотрела на распростертое на полу тело, описывать не буду. Нет в моем лексиконе подобных слов. Слава Богу, длилось это не очень долго. Слегка придя в себя, я поняла, что это точно не мой муж. Мне даже не нужно было подходить ближе, чтобы понять, что в кабинете на полу лежит… Сохин Захар Зиновьевич, наш сосед и недавний знакомец, которого про себя я называла «Колобком»! В голове родилась совершенно идиотская мысль, что «от лисы-то он и не ушел». И тут же, сама себя одернула. Какая, к черту лысому, еще лиса!

Аккуратно поставив карабин к стене (врагов, от которых нужно было бы отстреливаться, в доме не обнаружилось), и сделала небольшой шажок, чтобы проверить, это еще живой человек или уже «тело», как за спиной раздались шаги, и голос Сергеича с возмущением возопил. Не закричал, не застонал, а именно, что возопил, словно он обращался с претензией к самому Господу, мол, за что, Господи!?

— Алексеевна!!! Ты чего натворила!!! За что ты его так…?!

От неожиданности у меня чуть ноги не подкосились, и я опять схватилась за сердце. Увидев нашего дорогого прораба, я в сердцах даже плюнула:

— Сергеич!!! Чтоб тебя…!!! — Уточнять что именно «тебя», по понятным причинам, не стала, хотя очень хотелось.

За спиной Сергеича я увидела Игоря. За щуплой фигурой прораба он возвышался, как бог-громовержец. Брови нахмурены, в глазах тревога и из них вот-вот полетят голубые молнии, разящие налево и направо всех без разбора. Громовым голосом, который я от него слышу крайне редко (честно говоря, всего-то и было один раз) он изрек (простите за подобный пафос и витиеватость моей речи, но именно, что изрек, а не спросил):

— Что здесь происходит, черт возьми?! — Потом увидел меня, держащуюся за сердце, и уже мягче спросил: — Люся, что случилось?!

По причине моей некоторой заторможенности, за меня ответил Сергеевич. Плаксивым тоном бабки-плакальщицы на кладбище, он запричитал:

— Вон, глянь, Олегович… Как она его… Это ж мой заказчик!!! — И уже обращаясь ко мне уже со знакомым вопросом: — За что ты его, Алексеевна??? Чего он тебе сделал-то?!

Немного отойдя от всего этого, с позволения сказать, представления, я рявкнула:

— Ты совсем сдурел?! Кто тебе сказал, что это я его…?!

В ответ, Яковлев задал самый дурацкий вопрос, который я слышала в своей жизни:

— А кто ж тогда???

Пока мы так с Сергеичем «препирались», Игорь, отодвинув легонько прораба в сторонку, быстро подошел ко мне. Окинул меня беглым взглядом, потом обвел взглядом комнату. Увидел прислоненный к стене карабин, и еще сильнее сдвинул брови, хотя на мой взгляд, сильнее уже было некуда. Затем, присел на корточки рядом с лежавшим «Колобком». Пощупал пульс на шее, перевернул на спину, и принялся тихонько хлопать его по щекам. Мы с Сергеичем моментально заткнулись, наблюдая за действиями Игоря. Первой не выдержала я, выдохнув:

— Ну…? Живой?

Не оглядываясь, муж сухо и коротко проговорил:

— Люся… Быстро! Теплую воду, чистые тряпки, бинт и перекись… Да, и нашатырь захвати…

Я знала эту особенность Игоря. В обычной, так сказать, мирной жизни, те, кто его плохо знал, мог легко принять его за рохлю, «книжного червя», или, как сейчас модно говорить у молодежи, за «ботаника». Но я-то видела его в серьезной, критической ситуации, и знала на что он способен. Никакой лишней суеты, молниеносно принимаемые решения и высокое чувство ответственности за тех, кто рядом. Вот и сейчас, он мгновенно преобразился, и отдавал указания, если не сказать, приказы, коротко, четко, сухим, совершенно бесстрастным голосом командира на войне, от решений которого зависели жизни его подчиненных. Так как, в данной конкретной ситуации, одним из «подчиненных» была я, то задавать лишних вопросов не стала, а, спотыкаясь о разбросанные на полу вещи, рванула в кухню, где у нас была аптечка, слыша за спиной, как Игорь обратился к Сергеичу:

— Помоги перенести его на диван…

Через минуту я принеслась обратно в кабинет и замерла со всеми средствами спасения рядом с Игорем, который с озабоченным видом, словно хирург у операционного стола, осматривал «Колобка». Диван был старый, кожаный, доставшийся Игорю еще от родителей. Я такие видела в кино, с деревянной спинкой, обшитой коричневой вытертой от времени кожей и такими же коричневыми кожаными валиками по бокам. «Колобок» занял все не особо широкое пространство, и выглядел просто спящим, если бы не кровавые потеки на его выдающейся лысине. Игорь, принялся осторожно промывать его рану. Действовал он очень четко и умело, словно настоящий доктор. Мы с Сергеичем замерли рядом в позе скорбящих ангелов на могиле усопшего, да и выражения наших лиц были под стать, траурно-печальные. Промыв рану, обработав ее перекисью водорода, и перевязав бинтом, Игорь поднес ватку, смоченную нашатырным спиртом под нос несчастному. Тот отчетливо застонал, сморщился и постарался отстраниться от источника неприятного запаха. Открыл глаза и щурясь, словно в лицо ему светили сильной лампой, хрипло выдохнул:

— Где я? Что случилось?

Надо признаться, что его словам, произнесенным еле слышным голосом мы обрадовались, как дети, которые увидели на пороге дома Деда Мороза с мешком подарков за плечами. Сергеич, просияв улыбкой, восторженно произнес:

— Жив…!!!! Слава, тебе…!!! — И даже истово перекрестился, хотя раньше за ним особой набожности я не замечала.

Я тоже была рада. Не могу сказать, что испытывала особо теплые чувства к Сохину, которого и видела-то в своей жизни всего один раз, но смерти я ему, точно, не желала. Да и труп в доме — это я вам скажу, удовольствие то еще. К тому же, я лелеяла в душе надежду, что, очнувшись, он сможет прояснить, что же здесь произошло, и кто его так приложил по голове. Разумеется, я не думала, что все это безобразие в нашем доме устроил Захар Зиновьевич. Здесь орудовал кто-то другой. И, возможно, «Колобок» знал, кто это был. Вот с тем гражданином я побеседовала бы с удовольствием! Причем, вопроса по поводу, «что искали?» у меня тоже не возникало. Ясно, что не деньги. Кто ж сейчас деньги хранит «под подушкой»! И особых сокровищ (если не считать меня саму), у нас в доме не было. Значит, вывод напрашивался сам собой. Искали дневник профессора, отца Игоря.

Муж присел перед диваном на корточки и спросил раненого тихим голосом:

— Вы видели, кто вас так…?

Сохин заморгал испуганно, при этом болезненно морщась. И ответил едва различимым шепотом:

— Я приехал в администрацию поселка по делам. Решил оттуда к вам зайти, узнать, как продвигается наш проект. Совсем позабыл, что вы с гидрологами сегодня. Дверь была открыта… — Игорь бросил быстрый взгляд на меня. В его голубых глазах был вопрос, не я ли позабыла запереть двери дома. Я ответила едва заметным отрицательным качанием головы. А раненый продолжал свою «исповедь» дальше: — Я постучался, вошел… Позвал хозяев. Мне никто не ответил. Потом, мне послышался какой-то звук в кабинете. Думал, может вы там… с документами… не слышите… Только перешагнул через порог… и все… Очнулся вот только сейчас… Что… Что случилось? — Он опять болезненно сморщился. Голос его стал прерывистым, и он замолчал, утомленно прикрыв глаза.

Игорь поднялся с колен, и обратился к Сергеичу:

— Дело плохо… Его надо срочно в больницу. То, что у него сотрясение — это без сомнений. Но я опасаюсь, как бы в кости не было трещины. Так что, Сергей Сергеич, поехали в район. — Потом обернулся ко мне, коротко проговорив: — Ты с нами… Одну я тебя сейчас здесь не оставлю…

Сопротивляться я даже не пыталась, понимая, как это бесполезно. В подобных ситуациях муж был непреклонен, и спорить с ним сейчас — только напрасно тратить нервы, а главное время, которое для пострадавшего исчислялось, может быть уже не часами, а минутами. Поэтому я просто кивнула и тихо проговорила очевидное:

— Дневник…

Игорь покачал головой:

— Он лежал сверху вот в этом ящике… — Он поддел носком ботинка перевернутый ящик из письменного стола. И добавил с легкой горечью: — За ним и приходили…