Оглавление

СССР — ГЕНОЦИД СОВЕТСКОГО НАРОДА

Светлой памяти моей мамочки

Актер Олег Басилашвили

Нынешний обыватель не знает, что это такое — шаги НКВД ночью, за твоей дверью. Его не били на допросах. Нет, у нынешнего большинства за плечами опыт совсем другой жизни. Они, эти люди, не прошли через мясорубку террора. Они имеют опыт достаточно свободной постсоветской жизни, у них загранпаспорта и выход в Интернет.

Зная ВСЁ о сталинском терроре, наши современники, его оправдывают, очевидно, надеясь, что новый террор лично их не затронет. То есть они, сволочи, согласны на репрессии, если будут «грести» ДРУГИХ.

Если ДРУГИМ будут ломать судьбы; если ДРУГИХ будут гнобить, мучить и убивать. Вот какое у нас замечательное население сегодня.

Совок совершил ужасное дело: похоже, за время своей истории он истребил почти всех, кто мог бы воспринять свободу.

Страшное дело — рабство из-под палки. Но ещё страшнее — рабство без палки. Страшен совок в ватнике. Но страшнее совок на иномарке, в импортных шмотках, отдыхающий в Европе и притом ненавидящий Запад.

Этот нынешний добровольный неосталинизм, добровольный отказ от возможности быть свободным — гораздо страшнее атмосферы 30-х годов. Он знаменует полную деградацию, возможно, уже необратимую. Это вырождение как следствие мощнейшей антиселекции, отрицательной калибровки.

Начало истории об аресте Вавилова:

Жили они там, страшно бедствуя и даже не подозревая, что Николай Иванович Вавилов (глава семьи) здесь, за высокими стенами Саратовкой тюрьмы с колючей проволокой наверху — в нескольких минутах ходьбы от дома. Елена Ивановна полтора года с методичностью обреченного посылала передачи для Николая Ивановича в Бутырскую тюрьму Москвы, где их охотно принимали.

Писатель Марк Поповский в своей книге пишет, что «выглядела жена Вавилова до крайности истощенной, одета была нищенски, в начале этой зимы Елену Ивановну вызвали в „серый дом“ — Саратовское управление НКВД. Шла она туда с едва скрываемым ужасом: ей казалось, что власти готовятся арестовать сына Юру, которому не исполнилось еще и пятнадцати. О сыне работники госбезопасности не вспоминали, зато настойчиво выспрашивали, где и когда Елена Ивановна видела в последний раз своего мужа — академика Вавилова, что она о нем знает. О том, что Николай Иванович умер, о том, что находился он все эти месяцы здесь же в Саратове, ей так и не сказали».

Николай Иванович Вавилов умер в саратовской тюрьме 26 января 1943 года. Место захоронения точно не известно. В акте о смерти сказано: «цинга, дистрофия, воспаление легких и упадок сердечной деятельности».

(для справки)

Никола́й Ива́нович Вави́лов — русский и советский учёный-генетик, ботаник, селекционер, химик, географ, общественный и государственный деятель.

Академик АН СССР (1929), АН УССР (1929) и ВАСХНИЛ [5]. Президент (1929—1935), вице-президент (1935—1940) ВАСХНИЛ, президент Всесоюзного географического общества (1931—1940), основатель (1920) и бессменный до момента ареста директор Всесоюзного института растениеводства (1930—1940), директор Института генетики АН СССР (1930—1940), член Экспедиционной комиссии АН СССР, член коллегии Наркомзема СССР, член президиума Всесоюзной ассоциации востоковедения.

…Под руководством Вавилова была создана крупнейшая в мире коллекция семян культурных растений. Он заложил основы системы государственных испытаний сортов полевых культур. Сформулировал принципы деятельности главного научного центра страны по аграрным наукам, создал сеть научных учреждений в этой области.

Умер в заключении от упадка сердечной деятельности на фоне воспаления лёгких и общего истощения организма. Учёный был арестован в 1940 году по ложному доносу и незаконно обвинён во вредительстве и связях с оппозиционными политическими группами, в 1941 году — осуждён по статьям УК СССР 58—1, 58—6, 58—11 (вредительство, помощь буржуазным организациям, подготовка или недонесение о готовящихся преступлениях) и приговорён к расстрелу, который впоследствии был заменён 20-летним сроком заключения.

КАРАТЕЛЬНАЯ ПСИХИАТРИЯ В СССР

Эпиграф:

«Карательная психиатрия в СССР была основана на предположении, что только сумасшедший может идти против общественных догм и искать истину и справедливость.» (Дмитрий Леонтьев, российский психолог)

По мнению западных экспертов, грабежи, убийства и другие насильственные преступления в Советском Союзе были менее распространены, чем в Соединенных Штатах, потому что в Советском Союзе были более крупные полицейские силы и было мало случаев злоупотребления наркотиками. Коррупция в форме взяточничества была обычным явлением, прежде всего из-за нехватки товаров и услуг на открытом рынке.

На советскую криминологию значительное влияние оказали работы сталинского прокурора Андрея Вышинского, который ввел в уголовный кодекс и следственную практику ряд мер, необычных для других правовых систем. Закон должен был восприниматься не как средство определения индивидуальной вины, а диалектически и как часть более широкой классовой борьбы. Основываясь на этой предпосылке, люди могут быть осуждены даже при отсутствии действительного преступления.

Помимо этой судебной практики, Уголовный кодекс СССР содержал ряд очень конкретных преступлений, обычно классифицируемых как «контрреволюционные», таких как контакты с иностранцами или любой другой вид оппозиции или критики коммунистической партии. В статье 70 значится «антисоветская пропаганда». Статья 83 — «Незаконный выезд из СССР». Статья 190—1 предусматривает наказание за распространение «в устной форме» «заведомо ложных» заявлений, порочащих СССР или его социальную структуру.

Спекуляция, определяемая как любая форма частной торговли с целью извлечения прибыли, также была преступлением согласно статье 154 Уголовного кодекса СССР. Статья 162 объявляет преступлением занятие «запрещенными» ремеслами или видами занятости.

Некоторые теоретики марксизма утверждали, что наиболее непосредственными причинами преступности в Советском Союзе были умственная отсталость, плохое воспитание и влияние капитализма. Это привело к новым изобретениям в области психиатрии («иллюзия реформизма», вялотекущая шизофрения), используемым в качестве инструмента репрессий против критиков.

Политическое злоупотребление психиатрией в Советском Союзе

В Советском Союзе имели место систематические политические злоупотребления психиатрией, основанные на интерпретации политической оппозиции или инакомыслия как психиатрической проблемы. Это было названо «психопатологическими механизмами» инакомыслия.

Во время руководства генерального секретаря Леонида Брежнева психиатрия использовалась для вывода из строя и устранения из общества политических оппонентов («диссидентов»), открыто выражавших убеждения, противоречащие официальной догме. Термин «философское опьянение», например, широко применялся к психическим расстройствам, диагностированным, когда люди не соглашались с коммунистическими лидерами страны, и со ссылкой на труды отцов-основателей марксизма-ленинизма — Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Владимира. Ленинa — сделал их объектом критики.

Статья 58—10 Уголовного кодекса сталинской эпохи, «Антисоветская агитация», в значительной степени была сохранена в новом Уголовном кодексе РСФСР 1958 года как статья 70 «Антисоветская агитация и пропаганда». В 1967 году в Уголовный кодекс РСФСР был добавлен более слабый закон — статья 190—1 «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский политический и социальный строй». Эти законы часто применялись вместе с системой диагностики психических заболеваний, разработанной академиком Андреем Снежневским. Вместе они установили рамки, в которых нестандартные убеждения могут быть легко определены как уголовное преступление и впоследствии являются основанием для психиатрического диагноза.

Применение диагноза

«Антисоветское» политическое поведение некоторых людей — откровенное выступление против властей, демонстрация за реформы и написание критических книг — одновременно определялось как преступные действия (например, нарушение статей 70 или 190—1), симптомы психического заболевания (например, «иллюзия реформизма») и подвержены готовому диагнозу (например, «вялотекущая шизофрения»). В рамках диагностической категории симптомы пессимизма, плохой социальной адаптации и конфликта с властями сами по себе были достаточными для формального диагноза «вялотекущая шизофрения».

Психиатрическое заключение некоторых людей было вызвано их попытками эмигрировать, распространять или владеть запрещенными документами или книгами, участвовать в протестах и демонстрациях за гражданские права и участвовать в запрещенной религиозной деятельности. В соответствии с доктриной государственного атеизма, религиозные убеждения заключенных, в том числе хорошо образованных бывших атеистов, ставших приверженцами религиозной веры, считались формой психического заболевания, требующей лечения. КГБ регулярно отправлял инакомыслящих к психиатрам для постановки диагноза, чтобы избежать неловких публичных судебных процессов и дискредитировать инакомыслие как порождение дурного умa. Высоко засекреченные правительственные документы, которые стали доступны после распада Советского Союза, подтверждают, что власти сознательно использовали психиатрию как инструмент для подавления инакомыслия.

Согласно «Комментарии» к Закону о психиатрической помощи постсоветской Российской Федерации, лица, вынужденные проходить лечение в советских психиатрических лечебных учреждениях, имели право на реабилитацию в соответствии с установленной процедурой и могли требовать компенсации. Российская Федерация признала, что до 1991 г. психиатрия использовалась в политических целях, и взяла на себя ответственность за жертв «политической психиатрии».

Тем не менее, политическое злоупотребление психиатрией в России продолжается после распада Советского Союза и правозащитники все еще могут столкнуться с угрозой психиатрического диагноза за свою законную гражданскую и политическую деятельность.

Политическое злоупотребление психиатрией — это неправильное использование психиатрической диагностики, содержания под стражей и лечения в целях нарушения основных прав человека определенных групп и отдельных лиц в обществе. Это влечет за собой оправдание и помещение граждан в психиатрические учреждения на основании политических критериев, а не критериев психического здоровья. Многие авторы, включая психиатров, также используют термины «советская политическая психиатрия» или «карательная психиатрия» для обозначения этого явления.

В своей книге «Карательная медицина» (1979) Александр Подрабинек определил термин «карательная медицина», который отождествляется с «карательной психиатрией», как «инструмент борьбы с диссидентами, которые не могут быть наказаны законными средствами». Карательная психиатрия. не является ни отдельным предметом, ни психиатрической специальностью, а скорее представляет собой чрезвычайную ситуацию, возникающую во многих прикладных науках в тоталитарных странах, где представители профессии могут чувствовать себя вынужденными служить диктату власти. Психиатрическое заключение здравомыслящих людей всегда считается особенно пагубной формой репрессий, а советская карательная психиатрия была одним из ключевых орудий как незаконных, так и законных репрессий.

Как написали Владимир Буковский и Семен Глузман в своем совместном «Пособии по психиатрии для инакомыслящих», «советское использование психиатрии в качестве карательного средства основано на сознательной интерпретации инакомыслия… как психиатрической проблемы».

Врожденная способность к насилию

Диагноз психического заболевания может дать государственную лицензию на задержание лиц против их воли и настаивать на лечении как в интересах задержанного, так и в более широких интересах общества. Кроме того, получение психиатрического диагноза само по себе может расцениваться как угнетение. В монолитном государстве психиатрия может использоваться, чтобы обойти стандартные юридические процедуры установления вины или невиновности и позволить политическое заключение без обычной ненависти, присущей таким политическим процессам.

Сообщалось, что в период с 1960-х по 1986 год злоупотребление психиатрией в политических целях было систематическим в Советском Союзе и эпизодическим в других странах Восточной Европы, таких как Румыния, Венгрия, Чехословакия и Югославия. Практика содержания политических диссидентов в психиатрических больницах в Восточной Европе и бывшем СССР подорвала доверие к психиатрической практике в этих странах.

В Советском Союзе диссидентов часто помещали в психиатрические отделения, которые обычно называли психушками. Психушка — русское ироническое уменьшительное от слова «психиатрическая больница». Одной из первых тюремных психушек стала тюремная психиатрическая больница г. Казани. В 1939 году онa был переданa в ведение НКВД (тайная полиция и предшественник КГБ) по приказу главы НКВД Лаврентия Берии.

При Сталине, Хрущеве и Брежневе

Еще в 1948 году советские спецслужбы проявили интерес к этой области медицины. Один из тех, кто нес полную ответственность за советскую тайную полицию, довоенный генеральный прокурор и государственный обвинитель, заместитель министра иностранных дел Андрей Вышинский, был первым, кто приказал использовать психиатрию в качестве инструмента репрессий. Русский психиатр Петр Ганнушкин также считал, что в классовом обществе, особенно в период жесточайшей классовой борьбы, психиатрия неспособна не быть репрессивной. Система политического злоупотребления психиатрией была разработана в конце режима Иосифа Сталина.

Однако, по словам Александра Эткинда, карательная психиатрия не была просто наследием сталинской эпохи. ГУЛАГ, или Главное управление исправительно-трудовых лагерей, был эффективным инструментом политических репрессий. Не было убедительных требований к разработке альтернативного и более дорогого психиатрического заменителя. Злоупотребление психиатрией было естественным продуктом поздней советской эпохи. С середины 1970-х до 1990-х годов структура службы охраны психического здоровья СССР соответствовала двойным стандартам в обществе, будучи представлена двумя отдельными системами, которые по большей части мирно сосуществовали, несмотря на периодические конфликты между ними:

— первая система была карательной психиатрией. Она непосредственно обслуживала власть и власть имущих, ее возглавлял Московский институт судебной психиатрии имени Владимира Сербского;

— Вторая система состояла из элитных психотерапевтических клиник. Его возглавил Ленинградский психоневрологический институт памяти Владимира Бехтерева.

Сотни больниц в провинциях объединили элементы обеих систем.

Если кто-то тогда был психически болен, его отправляли в психиатрические больницы и держали там до смерти. Если его психическое здоровье было нестабильным, но он не болел постоянно, его и его характеристика [свидетельство работодателей, партии и других советских учреждений] отправляли в трудовой лагерь или на расстрел. Когда стали говорить о социалистической законности, было решено привлечь к ответственности таких людей. Вскоре стало очевидно, что предание суду людей, выступавших с антисоветскими речами, только усугубило положение режима. Такие лица больше не рассматривались в суде. Вместо этого их провели психиатрическое обследование и признали невменяемым.

Совместное заседание, октябрь 1951 г.

В 1950-х годах психиатры Советского Союза превратились в медицинское подразделение государства ГУЛАГ. Предвестник более поздних злоупотреблений в психиатрии в Советском Союзе, «Совместное заседание» Академии медицинских наук СССР и Правления Всесоюзной ассоциации неврологов и психиатров проходило с 10 по 15 октября 1951 года. Мероприятие было посвящено: якобы великому русскому физиологу Ивану Павлову и утверждал, что некоторые из ведущих нейробиологов и психиатров СССР того времени (в том числе Груня Сухарева, Василий Гиляровский, Раиса Голант, Александр Шмарян и Михаил Гуревич) были виновны в том, что практиковали «антипавловское», антимарксистская, идеалистическая и реакционная «наука, и это нанесло ущерб советской психиатрии.

Во время совместной сессии этим выдающимся психиатрам, движимым страхом, пришлось публично признать, что их научная позиция ошибочна, и они также должны были пообещать следовать «павловским» доктринам. Этих публичных заявлений о повиновении оказалось недостаточно. В заключительной речи Снежневский, ведущий автор политического доклада Сессии, заявил, что обвиняемые психиатры «не разоружились и продолжают оставаться на старых антипавловских позициях», тем самым нанеся «серьезный ущерб советским психиатрическим исследованиям и практике.». Вице-президент Академии медицинских наук СССР обвинил их в «прилежном поклонении грязному источнику американской лженауки». Те, кто озвучили эти обвинения на Совместном заседании, — среди них Ирина Стрельчук, Василий Банщиков, Олег Кербиков и Снежневский — отличались карьеристскими амбициями и страхом за свои позиции. Неудивительно, что многие из них были продвинуты и назначены на руководящие должности вскоре после сессии.

Совместное заседание также оказало негативное влияние на некоторых ведущих советских академических нейробиологов, таких как Петр Анохин, Алексей Сперанский, Лина Стерн, Иван Бериташвили и Леон Орбели. Их заклеймили как антипавловцев, антиматериалистов и реакционеров, и впоследствии они были уволены со своих должностей. Помимо потери своих лабораторий, некоторые из этих ученых подверглись пыткам в тюрьме. Московская, Ленинградская, Украинская, Грузинская и Армянская школы нейробиологии и нейрофизиологии на какое-то время пострадали из-за этой потери персонала. Совместное заседание на долгие годы опустошило продуктивные исследования в области нейробиологии и психиатрии. Псевдонаука взяла под контроль.

По итогам предыдущего совместного заседания Академии наук СССР и Академии медицинских наук СССР (28 июня — 4 июля 1950 г.) и 10—15 октября 1951 г. совместного заседания Президиума Академии медицинских наук и Коллегии Всеобщей -Союзом общества невропатологов и психиатров школе Снежневского была отведена ведущая роль. Решение 1950 г. предоставить монополию на психиатрию павловской школе Снежневского было одним из решающих факторов подъема политической психиатрии. Советские врачи по инициативе Снежневского разработали «Павловскую теорию шизофрении» и все чаще применяли эту диагностическую категорию к политическим диссидентам.

«Вялотекущая шизофрения»

«Заключение свободомыслящих здоровых людей в сумасшедшие дома — это духовное убийство, это разновидность газовой камеры, даже более жестокая; пытки убиваемых людей более злонамеренны и более продолжительны. Подобно газовым камерам, эти преступления никогда не будут будут забыты, и те, кто причастен к ним, будут осуждены на все время при жизни и после смерти» (Александр Солженицын)

Психиатрические диагнозы, такие как диагноз «вялотекущая шизофрения» у политических диссидентов в СССР, использовались в политических целях. Именно диагноз «вялотекущая шизофрения» чаще всего использовался в случаях с диссидентами. Вялотекущая шизофрения как одна из новых диагностических категорий была создана для облегчения подавления диссидентов и стала причиной самообмана среди психиатров, чтобы успокоить их совесть, когда врачи действовали как инструмент угнетения во имя политической системы.] По словам генерального директора Глобальной инициативы по психиатрии Роберта ван Ворена, политическое злоупотребление психиатрией в СССР возникло из представления о том, что люди, выступавшие против советского режима, были психически больными, поскольку не было другого логического объяснения того, почему кто-то будет выступать против социально-политической системы, считающейся лучший в мире. Диагноз «вялотекущая шизофрения» — давняя концепция, получившая дальнейшее развитие в Московской школе психиатрии и, в частнос