Бену

ПРОЛОГ

Вопрос всплывает в конце вечера, когда мы передаем друг другу большую коробку шоколадных конфет, а Мими разливает по бокалам вино, чтобы в ее холодильнике не осталось недопитых бутылок. Неделя была долгой и утомительной, поэтому Мими позвала несколько человек из офиса поужинать и выпить у нее в пятницу, что оказалось абсолютно необходимо всем.

— Вот вам забавная вещь для размышления, — заявляет Доминик. — Поможет нам лучше узнать друг друга, как мне кажется.

Мими улыбается и садится на свое место во главе стола.

— Интригующе.

— У меня есть кузина. Ей тридцать один, она работает в модном журнале и обожает свое дело, но ее парню предложили работу мечты в Нью-Йорке. Итак, вопрос: ей стоит остаться в Лондоне, на работе, которую она так старалась получить, но рискнуть перейти с мужчиной мечты в отношения на расстоянии или же уволиться и рискнуть остаться безработной по ту сторону океана, но сделать выбор в пользу любви? — спрашивает Доминик с приподнятой бровью, вращая вино в бокале. — Что думаете? Остаться или бросить все?

— Хм-м-м... — Ракхи складывает руки на груди. — А она считает, что этот парень — Тот Самый?

— Она в этом уверена. — Доминик кивает.

— Ну, тогда все просто, — говорит Мими, пожимая плечами. — Ей нужно переезжать в Нью-Йорк.

— Можно было догадаться, что ты ответишь именно так, — ухмыляется ей Доминик. — Ты всегда была романтиком.

— Я соглашусь с Мими, — добавляет Эми. — Лучше сделать выбор в пользу любви. Она еще и в Нью-Йорк переедет! Элементарно.

— Я не уверена, суд присяжных еще не вынес решение, — заявляет Ракхи, подняв руки. — Мне нужно больше времени на размышления. Везде есть свои плюсы и минусы.

Доминик смеется.

— Ладно, дадим тебе еще времени. — Затем он переводит взгляд на меня. — Харпер?

Я делаю глоток вина, будто раздумываю, но на деле я знала свой ответ еще до того, как Доминик закончил формулировать вопрос.

— Я бы осталась, — говорю я в подтверждение своих мыслей. — Она много работала ради своей карьеры. Зачем рисковать всем этим из-за...

Я делаю паузу и пожимаю плечами.

— Любви? — заканчивает за меня Мими.

— Именно, — киваю я.

— Еще один ответ, который все мы могли предугадать. — Доминик вздыхает, одаривая меня понимающей улыбкой, и мелодраматично продолжает: — Ты слишком хороша в своей работе, чтобы ставить на первое место такой пустяк, как любовь.

Я поднимаю бокал.

— Так и есть.

— О, а я бы не была так уверена, — говорит Мими. — Я думаю, ты изменишь свое мнение, если встретишь нужного человека. Стоит Харпер влюбиться по уши, и она проявит себя самым настоящим тайным романтиком. Если хотите знать мое мнение, такой человек где-то есть. Харпер просто нужно дать ему шанс.

Я смеюсь и качаю головой.

Я знаю, что Мими неправа, но не возражаю.

Потому что тогда мне пришлось бы объяснять, почему я так считаю.

Пришлось бы рассказывать, что однажды я уже дала кое-кому шанс. Кое-кому, кто абсолютно свел меня с ума, с кем у меня был бурный, головокружительный роман, из тех, о которых пишут книги, снимают кино и поют песни. Этот кое-кто действительно знал и понимал меня, и с ним я чувствовала себя так, словно я — та самая, кто нужен ему для счастья.

Все происходило, как и должно, как мне рассказывали: я терялась в его глазах, когда он смотрел на меня; я постоянно думала о нем, когда должна была заниматься другими вещами. Как только я отдалась ему, я почувствовала себя полностью опьяненной. Меня захватили причудливые мечты о том, как будут развиваться наши отношения, о совместном будущем.

Когда я была с ним, остальной мир попросту меркнул.

Мими этого не знает, но я уже встретила того самого человека, того, кто показал мне, что значит влюбиться по уши.

Но я усвоила урок.

Так что, хоть я и не скажу этого вслух, Мими ошибается: мои приоритеты уже не изменятся. С тех пор работа всегда была, есть и будет на первом месте. Никто не сможет переубедить меня, в этом я уверена.

Любовь больше не возьмет надо мной верх.

ГЛАВА
ПЕРВАЯ

Пять месяцев спустя

— Если что, я вам ничего не говорила.

Я подпрыгиваю от шепота, раздавшегося прямо у меня за спиной, оборачиваюсь и вижу женщину лет двадцати пяти, одетую в черное облегающее платье. На ногах у нее туфли на высоком каблуке, а в руке полупустой фужер с шампанским.

— Простите, — говорю я. — Это вы мне?

Она кивает и осматривается, чтобы убедиться, что мы на подъездной дорожке одни. В здании в нескольких ярдах от нас грохочет вечеринка. Было нелегко забрать свою куртку у гардеробщика, недовольного тем, что его оторвали от разглядывания звезд. У группы «Дарк Лайтс», удостоенной «Меркьюри Прайз»[1], вышел долгожданный альбом, и в честь этого здесь собралось прилично знаменитостей.

Я пристально рассматриваю лицо этой женщины — сильно подведенные карие глаза, идеально очерченные брови, безупречная кожа, тонкие черты и острый подбородок — в попытке понять, к какой категории знаменитостей она относится. Она безумно красивая, высокая и стройная, поэтому вполне могла бы сойти за модель или актрису, но при этом она настолько стильная и ухоженная, что в теории может работать в индустрии моды, мейкапа или причесок.

Предполагаю, что она может быть и журналисткой, как я, — хотя, если судить по ее образу, она должна работать в одном из тех топовых глянцевых журналов, которые предоставляют тебе целый шкаф модной одежды, и уж точно не писать для журнального приложения к национальной газете.

— В общем, если что, я вам ничего не говорила, — тихо повторяет она, — но Одри Эббот согласилась на главную роль в новой пьесе. Репетиции вот-вот начнутся.

— Что?

— Режиссером-постановщиком будет Габриэль Рид, — продолжает женщина.

— Та, которая в прошлом году поставила «Трамвай „Желание“»[2] в «Олд Вике»[3]?

— Она самая. Она хотела отдать роль Одри с той самой минуты, как прочла пьесу. Это будет первая актерская работа Одри за последние...

— Шестнадцать лет. — Я с подозрением смотрю на нее. — Кто вы такая? И откуда вам это известно?

Она виновато мне улыбается.

— Я личная ассистентка Габриэль Рид. Николь. Приятно познакомиться.

— Взаимно, — говорю я. — Но должна предупредить вас: я журналистка. Так что, если хотите забрать свои слова обратно, можем притвориться, что ничего не было. Не хочу создавать вам проблем.

— Я знаю, кто вы такая, Харпер Дженкинс, — говорит она и поднимает брови, забавляясь. — Я весь вечер ждала, чтобы поговорить с вами наедине.

Я моргаю.

— Я... простите, не совсем понимаю. Мне, конечно, очень приятно, что вы ко мне подошли...

— Одри Эббот — хороший человек, — заявляет Николь. — И она не заслужила того, что писала о ней пресса после... Инцидента.

— Уверена, так и есть. — Я вспоминаю о том вихре, в который попала Одри в 2007 году.

— Она заслуживает, чтобы ее историю рассказал правильный человек.

Я улыбаюсь ей.

— Я польщена. Но все знают, что Одри Эббот терпеть не может журналистов. После инцидента, как вы его называете, она ни разу не давала ни интервью, ни даже комментариев. Если то, что вы говорите, — правда и она согласилась на эту роль, сомневаюсь, что она станет общаться с прессой.

Николь кивает.

— Это не отменяет того факта, что та история снова всплывет наружу и никто не узнает ее версию событий. — Она сжимает челюсти. — Это несправедливо.

Я вздрагиваю от сигнала подъехавшей машины и понимаю, что это мой «Убер». Я обаятельно улыбаюсь водителю (по крайней мере, надеюсь, что это выглядит именно так) и поднимаю палец, чтобы показать, что буду через минуту. Затем поворачиваюсь к Николь.

— Я считаю, что именно вы должны написать статью о ее возвращении, — в спешке говорит она. — А не тот парень из «Экспрешн».

— Джонатан Клифф? — Я кривлю лицо. — Он об этом знает?

— Пока что нет... все держится в строжайшем секрете. Но я слышала, что один из продюсеров рассматривает его кандидатуру.

— Кошмарная идея. Он ведь писал об Одри ужасные вещи.

— Я знаю. Как им даже в голову пришло позвать кого-то вроде него?

Я вздыхаю.

— Он может предложить им разворот в известном ежемесячном журнале. Такие публикации — редкость, особенно для пьес. Глянец обычно предназначен для актеров, продвигающих коммерческие фильмы. — Я прикусываю губу. — Одри Эббот — икона. Она заслуживает кого-то получше, чем Джонатан Клифф.

— Поэтому я и пришла к вам, — говорит Николь. — Рано или поздно все узнают, что она присоединилась к актерскому составу, и я хочу убедиться, что человек, который расскажет об этом, будет видеть Одри той, кто она есть на самом деле, видеть ее будущий путь. И не станет фокусироваться на том, что случилось с ней в прошлом.

— Очень дерзко с вашей стороны сообщать мне об этом, — говорю я, изучая ее лицо. — Я впечатлена.

Она улыбается:

— Хороший журналист никогда не раскрывает своих источников.

— Никогда.

— Так что, вы возьметесь за статью? — с надеждой спрашивает Николь.

— Если Одри позволит. Будет непросто добраться до нее.

— Если она и станет с кем-то говорить, то это будет человек вроде вас, — уверенно заявляет Николь. — Вам просто нужно сделать это раньше других.

Водитель в нетерпении сигналит мне.

— Мне пора идти, — я жестом указываю на машину. — Спасибо, Николь.

— Я вам ничего не говорила.

— О чем это вы? — Я ухмыляюсь ей. — Наслаждайтесь вечеринкой.

— Спасибо, Харпер. Удачи.

Застучав каблуками по дорожке, она возвращается в здание. Я извиняюсь перед водителем за ожидание и пытаюсь откопать в своем огромном шопере телефон. Я вбиваю «Одри Эббот» в Гугл, чтобы найти ее агента. Когда всплывает имя, я ухмыляюсь. Шамари.

Ее телефон сразу переключается на автоответчик, и я понимаю, что она, наверное, спит, ведь уже почти два часа ночи. Упс. Вечеринка превзошла мои ожидания. По почте это обсуждать ни в коем случае нельзя, так что я решаю первым делом завтра поговорить с ней.

Перед тем как бросить телефон обратно в бездну своей сумки, я читаю сообщения от Лиама в Вотсапе. Несколько часов назад он писал, что останется у меня, если я не против, потому что у его соседа свидание и он не хочет мешаться, и вообще он надеется, что вечеринка проходит хорошо, и, если есть такая возможность, он бы хотел присоединиться ко мне и приедет, как только я отвечу.

Я на мгновение чувствую сожаление, что дала ему ключи от квартиры, но следом меня накрывает волной вины. Мы встречаемся уже три месяца, и, кажется, теперь он официально «мой парень». Он мне правда нравится — амбициозный, энергичный и увлеченный своей карьерой, а меня это очень заводит. Не говоря уже о том, что он привлекателен — типаж этакого горячего, неряшливого музыканта.

И вообще, очень мило с его стороны оставить квартиру в распоряжение соседу и его девушке. Но я не уверена, что была готова к тому, что сам он так скоро обустроится в моей квартире — особенно учитывая, что меня там нет. Кажется, я так долго жила одна, что привыкла к этому.

И все же я рада, что не увидела его сообщений о вечеринке. Будь он там, Николь вряд ли бы подошла ко мне.

Одри Эббот. Я фанатела от нее в подростковом возрасте. Элегантная и роскошная во всем, что бы ни делала... Британская актриса с классическим образованием и аурой роскошности, она была мастерицей сдержанности и могла заставить вас почувствовать то же, что и ее персонаж, едва используя мимику.

Ее карьера началась с театра, затем она перешла к фильмам. Одри приобрела известность, когда ей было около тридцати, и в последующие годы несколько раз сыграла в голливудских хитах — ей доставались и главные, и второстепенные роли. Она выиграла «Оскар» за лучшую женскую роль второго плана; фильм оказался таким нудным, что я даже не поняла концовку, но Одри в нем была настолько потрясающей и настоящей — суровая, выкуривающая сигарету за сигаретой жена хозяина ранчо, с которой жестоко обошлась судьба, — что я высидела два часа, наблюдая за сердитыми мужиками и их разговорами о скоте.

Когда произошел Инцидент, я была подростком. Мне стало очень обидно за Одри, и я злилась из-за жестоких заголовков в прессе. Впоследствии она исчезла с радаров и перестала сниматься в фильмах, хотя ей было всего около сорока. Она стала чем-то вроде шутки... Инцидент всплывал снова и снова, и комики, да и вся поп-культура, с насмешкой ссылались на нее. Несколько лет назад ей посвятили строчку в хитовой песне, а ведущий подкаста назвал ее «публичный срыв» культовым.

Добравшись до квартиры, я четко понимаю, что я — единственный человек, который должен написать о возвращении Одри.

Я осторожно проворачиваю ключ в замке, на цыпочках вхожу и тихо закрываю дверь. Из спальни раздается громкий храп. Я оставляю сумку на кухонном столе и прокрадываюсь в ванную. После тщетной попытки смыть макияж я чищу зубы и, сняв зеленое платье-рубашку длиной до колена, бросаю его на пол. На пути к своей половине кровати я спотыкаюсь об одну кроссовку и следом о вторую. Я смутно помню, что бросила куда-то на одеяло безразмерную серую футболку, в которой спала прошлой ночью, и с триумфом нащупываю ее скомканной в ногах постели.

Мне бы хотелось быть той девушкой, которая спит в шелковом белье или фешенебельной облегающей пижаме, но в футболке на пару размеров больше есть что-то уютное. Мы с Лиамом уже точно прошли тот этап, где мне нужно притворяться, что я сплю голой, — а именно такое впечатление мне хотелось производить в самом начале.

Я залезаю в постель, но вспоминаю о телефоне, поэтому снова выбираюсь из спальни, чтобы отыскать его в необъятных глубинах своей сумки.

Внутри которой весьма разнообразное содержимое: наполовину исписанные записные книжки, диктофон, помады без колпачков и карандаши для глаз, упаковки салфеток, бесчисленные ручки, забытые визитки, пробники духов, скомканные чеки, пачки жвачки, заброшенный крем для рук, несколько футляров для солнцезащитных очков (неясно, лежат ли в них очки), расческа и психологический триллер, который я сейчас читаю. Мне сложно найти время на чтение для удовольствия, но, когда оно все-таки находится, я предпочитаю захватывающие истории с неожиданными сюжетными поворотами и саспенсом. У меня нет времени на длинные описания мрачных пейзажей. Я хочу знать, кто кого убил и почему.

Я завожу будильники на 5:55, 5:57, 6:00, 6:03 и 6:05, осторожно кладу телефон на прикроватную тумбочку и забираюсь под одеяло. Закрываю глаза. Лиам громко храпит.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него сквозь темноту.

Зная, что спать мне осталось всего три часа, я мысленно приказываю ему заткнуться. Грубо игнорируя меня (в связи с бессознательным состоянием), он продолжает свою носовую симфонию, пока я не бью его по руке.

— Лиам, — шепчу я, — ты храпишь.

Толком не проснувшись, он что-то бормочет и переворачивается, затихая.

Довольная, я тоже отворачиваюсь.

Когда Лиам опять начинает храпеть, я стону и натягиваю одеяло на голову, принимая свою судьбу. Сама виновата. Я знала, что Лиам храпит, и даже собиралась купить беруши, но постоянно забывала об этом. Еще я жалею, что дала ему ключи. Хотя, учитывая прошлую неделю, выбора у меня не было.

Лиам остался у меня в пятницу, и на следующее утро мы вышли за кофе, чтобы потом вернуться и приготовить поздний завтрак. Мы ждали напитки, и тут мне пришло сообщение от агента, что одна из ее супермоделей собирается объявить в Инстаграме[4] о завершении своей карьеры в двадцать восемь лет — вообще-то, она планирует купить фруктовую ферму в Девоне — и не хочу ли я эксклюзив? И если да, то смогу ли приехать прямо сейчас?

Я виновато бросила Лиама в кафе и убежала со своим флэт уайтом. Телефон я не проверяла до самого конца интервью. Оказалось, что Лиам оставил в моей квартире куртку, где лежали ключи от дома и бумажник, и все это время просидел в кафе. Чувствуя себя ужасно, я попыталась дозвониться до него, пока мой телефон не умер.

В понедельник я дала Лиаму ключи.

Не знаю, сколько в итоге я поспала, но, когда срабатывает первый будильник, я чувствую, будто закрыла глаза секунд на тридцать.

Лиам ворчит.

Я шепотом извиняюсь, но он уже снова уснул. Я пытаюсь задремать, но, когда звонит третий будильник, наконец заставляю себя выбраться из постели и иду в ванную, отбрасывая в сторону помятое вчерашнее платье.

После душа я приступаю к своей ежедневной утренней рутине, а именно перебиранию бардака в гардеробе, что гораздо сложнее делать в темноте.

— Который час? — бормочет в подушку Лиам.

Я не отвечаю, потому что занята: пытаюсь справиться с разочарованием от того, что в шкафу волшебным образом, без моего участия, не появилась новая одежда. Наконец я замечаю соскользнувшую с вешалки юбку и радостно вспоминаю, что купила ее прошлым летом, — розово-фиолетовая юбка макси с цветочным рисунком, и она отлично сочетается с черной блузкой, которая у меня тоже где-то есть.

К счастью, я нахожу блузку и заправляю ее в юбку, после чего обуваю белые парусиновые кроссовки — при моей работе удобная обувь просто необходима. Взглянув на свой наряд в зеркало, я одобрительно киваю отражению.

Не то чтобы я уделяла много времени подбору одежды, но я горжусь тем, как выгляжу. Как-то раз фэшн-журналист сказал, что у меня «игривый лондонский стрит стайл». Не совсем уверена, что это значит, но мне очень польстило. Я всегда ношу солнцезащитные очки — их у меня несколько пар, отчасти потому, что они часто теряются, отчасти потому, что с их помощью можно разбавить образ, особенно не напрягаясь.

На приличный макияж времени нет, поэтому я обхожусь тональной основой и капелькой консилера, добавляю тушь, чтобы подчеркнуть светло-карие глаза и скрыть усталость, затем наношу бронзер и матовую ягодную помаду, которую мне посоветовала Эми, редактор рубрики о красоте в нашем журнале. Раньше я всегда пользовалась нюдовыми помадами или не красила губы вообще, предпочитая делать акцент на глаза — спасибо моим нелепо большим передним зубам, — но благодаря поддержке Эми стала смелее. По ее словам, зубы — часть моего образа «соседской девчонки», и я должна этим гордиться.

Я зачесываю свои густые волнистые волосы каштанового цвета назад и завязываю хвостик. Невозможно брать интервью, делать пометки или что-то писать, если волосы лезут в лицо. В начале своей журналистской карьеры я иногда делала укладки перед важными интервью, но неизбежно расстраивалась, что волосы приходилось заправлять за уши, и зачесывала их назад через пять минут после начала. Теперь же я первым делом убираю волосы.

Я быстро возвращаюсь в спальню, подхожу к Лиаму и чмокаю его в щеку. У него обворожительная копна темных вьющихся волос и длинные темные ресницы. Он выглядит расслабленно и сексуально и чем-то напоминает инди-рок-звезду, только при этом он моется. Когда я касаюсь губами его щетины, он шевелится, но не открывает глаз.

— Прости, я сегодня рано, — шепчу я, пока он сильнее заворачивается в одеяло. — Угощайся кофе и чем захочешь.

— Хорошего дня, — бормочет он со все еще закрытыми глазами.

Уже на полпути вниз я вспоминаю, что оставила телефон заряжаться на тумбочке. Я бегу обратно, пытаясь нащупать ключи — точно нужно класть их в отдельный внутренний кармашек.

— Харпер? — щурится Лиам, когда я врываюсь в спальню.

— Прости! — шепчу я и хватаю телефон. — Кое-что забыла.

— Поужинаем сегодня? — предлагает он, его голос звучит приглушенно из-за подушки.

— Конечно, давай.

У входной двери я понимаю, что наушники, которые понадобятся мне потом для расшифровки, остались на кухне. К тому времени, как я выхожу из дома, я, кажется, сделала уже приличное количество шагов — но мы этого никогда не узнаем, потому что мои смарт-часы находятся бог знает где.

Я быстро иду к станции метро «Брикстон», сажусь на линию «Виктория» и еду до «Оксфорд-Серкус», после чего выхожу на улицу и отправляюсь в Сохо.

К нужному мне месту я добираюсь в четверть восьмого. «Ларк», трендовое независимое кафе, находится достаточно далеко от Риджент-стрит и Оксфорд-стрит, чтобы не привлекать много туристов, и при этом достаточно близко к оживленному переулку, чтобы заправлять своим первоклассным кофе местных офисных работников и артистов с Вест-Энда. Я заказываю флэт уайт с собой, после чего иду вниз по дороге и прислоняюсь к стене. И жду, зависая в телефоне.

В половине восьмого я вижу Шамари, входящую в «Ларк», и улыбаюсь самой себе. Она и вправду человек рутины. Шамари, женщина ростом метр шестьдесят, настоящая стихия, является одним из лучших агентов в этом бизнесе и яростной защитницей своих клиентов. Она не боится добиваться того, чего хотят ее клиенты, даже если требования очень жесткие. С идеально ровными черными волосами, подстриженными под каре, яркой красной помадой, в облегающем черном платье и туфлях на каблуке, Шамари выглядит готовой к сегодняшней битве. Как и всегда.

Я убираю телефон и, потягивая кофе, возвращаюсь к кафе, стараясь при этом держаться в стороне. Через несколько минут Шамари выходит, и я направляюсь прямо к ней.

— Шамари! — восклицаю я, изображая полное удивление.

— Харпер Дженкинс, — говорит она и останавливается передо мной. Понимающая улыбка расползается на ее губах. — Что ты здесь делаешь?

— Зашла за лучшим кофе в Лондоне перед работой. — Я жестом указываю на «Ларк». — Не знаю, что у них за зерна, но вещь отменная.

— Твой офис в Воксхолле, — подмечает Шамари. — Далековато от Оксфорд-стрит.

— Небольшая жертва ради хорошего кофе.

— Забавно, что я встретила тебя именно в то время и в том месте, где каждое утро покупаю себе кофе, — говорит она, склонив голову набок.

— Лондон просто крошечный город, правда? Ну да ладно, как твои дела? Чем сейчас занимаешься?

— Можешь пройтись со мной до офиса и по пути рассказать, что тебе нужно, — предлагает Шамари, закатывая глаза.

— Как цинично с твоей стороны считать, что мне что-то нужно, — говорю я, подстраиваясь под ее шаг. — Наверное, эта черта присуща только самым лучшим агентам по работе с талантами в Британии.

— Лесть тебя куда угодно доведет. Давай, Харпер, ближе к делу.

— Я слышала, Одри Эббот возвращается на сцену.

Шамари останавливается и изумленно смотрит на меня.

— Откуда ты знаешь?

— Так это правда! — Я сияю. — Отличные новости!

Шамари вздыхает и продолжает идти в сторону офиса.

— Кто тебе рассказал?

— Ты же знаешь, я никогда не раскрываю своих источников.

— Не строй иллюзий насчет Одри, Харпер, ты зря тратишь время, — говорит Шамари надменно. — Мы с тобой обе прекрасно знаем, что она не дает интервью. Одри и близко не подойдет к журналистам. Она ясно дала это понять.

— А еще она ясно дала понять, что больше не будет играть, но, очевидно, ветер переменился, — осторожно замечаю я.

— Я к этому ветру не имею никакого отношения.

— Дай мне написать статью о ней, — умоляю я.

— Может, лучше возьмешь интервью у Джулиана Саламандра?

— Кто, блин, такой Джулиан Саламандр?

— Мой последний клиент и потрясающий актер, играет ее племянника, — сообщает мне Шамари. — Ты же смотрела «Скажи мне снова», ромком, который недавно вышел на «Нетфликсе»? Это как раз по твоей части.

— А, да! Он играет главного героя? Секси, — вспоминаю я.

— Хочешь взять у него интервью? Он просто очарователен.

— Ах, — я озорно улыбаюсь, — ты к нему неровно дышишь.

Шамари бросает на меня взгляд.

— Нет, Харпер! Он мой клиент.

— Сексуальный клиент.

— Все мои клиенты сексуальные. Я представляю актеров и моделей, — напоминает она мне.

— И я хочу взять интервью у твоей клиентки, Одри Эббот.

— Харпер...

— Подумай об этом, Шамари. — Я не желаю отступать. — Огромная статья о ее блестящей карьере и долгожданном возвращении на сцену. Это же возвращение года! Возвращение десятилетия! Может быть, даже века.

— Ты писала то же самое о Крейге Дэвиде.

— Окей, ладно, и что теперь? Материал о возвращении Одри Эббот гарантированно попадет на обложку журнала.

— Она ненавидит журналистов, Харпер. Забудь об этом, — настаивает Шамари.

— И у нее есть веские причины для этой ненависти, но ты ведь знаешь меня, знаешь, как я работаю. Я занимаюсь этим не для того, чтобы разрушать людей, а наоборот — возвращать их к жизни. Одри сможет рассказать мне свою версию истории, а если она не захочет говорить о случившемся, мы сконцентрируемся на той офигительной роли, которую она получила после пятнадцати лет отсутствия, — в пьесе, написанной женщиной и поставленной женщиной. Шамари, это ее шанс. Я знаю! Нельзя, чтобы кто-то другой написал эту статью и все испортил. Дай мне возможность заново представить ее публике с таким уважением, которого она заслуживает.

Шамари замедляется и останавливается у входа в офис. Она делает глоток кофе и переводит на меня серьезный взгляд.

— Харпер, ты нормально спала?

— М-м?

— Ты звонила мне в два часа ночи, а в семь тридцать уже ждала здесь, бодрее некуда, — отмечает она. — Как тебе это удается?

Я поднимаю свой стаканчик.

— Лучший кофе в Лондоне.

Шамари смеется и качает головой.

— Ты до сих пор встречаешься с тем парнем? Когда мы виделись месяц назад, ты говорила, что у тебя кто-то появился.

— С Лиамом? Да.

— Он продержался дольше остальных, — говорит Шамари. — Приятно видеть тебя счастливой.

— Я все тебе расскажу, если устроишь мне встречу с Одри Эббот.

Шамари вздыхает.

— Ты вцепилась, как собака в кость.

— Это будет отличная реклама и для пьесы. Продюсеры будут в восторге от тебя, если ты все устроишь. У них наверняка уже есть идеи для будущего пресс-тура.

— Они знают, что Одри этим заниматься не станет. Большую часть поручили Джулиану Саламандру.

— Чтобы мужчина присвоил себе все заслуги за постановку, которой не существовало бы без талантливых женщин?

Шамари в отчаянии прикрывает глаза.

— Я уже представляю наш с ней разговор об этом. Она мне голову откусит, стоит только предложить.

— Можешь поручиться за меня. Ты же помнишь, как представляла меня Хизер Вайлет на презентации ее восхитительного розе? Ты сказала, что я единственная журналистка, которой правда не все равно.

— На тот момент во мне уже сидела бутылка упомянутого восхитительного розе, — говорит Шамари. — Тогда же я в разговоре с известным режиссером назвала ее роль в «Большом приключении маленького поросенка» гениальной.

— Уверена, она была хороша в «Большом приключении маленького поросенка».

— На самом деле так и есть. С поросенком работать непросто.

— Тогда давай так. Я пишу большую статью о возвращении Одри Эббот, она попадает на обложку, и еще я беру интервью у этого твоего секси актера Джулиана для своей обычной рубрики. Можем взять его в колонку «Мои маленькие радости».

— Он не мой, — подчеркивает Шамари.

Я улыбаюсь и ничего не говорю.

Она поднимает глаза к небу и наконец сдается.

— Ладно. Посмотрю, что можно сделать.

Я радостно улыбаюсь ей.

— Спасибо! И когда она согласится...

— Если она согласится, — поправляет меня Шамари. — Позволь напомнить, она отказывалась общаться с журналистами на протяжении пятнадцати лет.

— Мы же можем уладить это побыстрее? Я хочу сенсацию до того, как другие журналисты пронюхают. Мы отправляем выпуск в печать через три дня — к тому времени я успею все провернуть и гарантирую, что она попадет на первую полосу.

— Ладно-ладно. Ты же знаешь, что они еще не начали репетировать?

— Билеты раскупят в считанные минуты. Я подготовлю и подогрею ее аудиторию. — Я допиваю свой кофе. — Ты лучшая, Шамари. Позвони мне, когда все будет готово, чтобы мы могли назначить время и место для интервью. Я свободна сегодня и завтра.

— Ты говоришь так, будто она уже согласилась, — бормочет Шамари, открывая дверь в свой офис.

— Если кто-то и сможет это устроить, так только ты. А кстати, — быстро добавляю я, — раз уж речь зашла о Хизер Вайлет, как у нее дела?

— Почему ты спрашиваешь?

— Я видела, что ее бывшего, который музыкальный продюсер, заметили на ужине с другой женщиной. Когда я брала у нее интервью, она казалась по уши влюбленной. Я читала, что пару недель назад они расстались, но, по-моему, слишком рано ему встречаться с кем-то другим. Мне интересно, все ли у нее хорошо.

Шамари смотрит на меня с любопытством.

— Ты и правда не похожа на других журналистов, да? Мы еще не говорили об этом, но я передам, что ты спрашивала.

— Спасибо. — Я проверяю время на телефоне и машу Шамари рукой. — Мне пора. Сообщи, когда Одри захочет дать интервью!

— Если она этого захочет! — кричит мне вслед Шамари. Ее голос эхом разносится по улице, пока я спешу к метро. — Если, Харпер!

ГЛАВА
ВТОРАЯ

— Харпер, — напряженно приветствует меня Космо, когда я влетаю в переговорную. — Как здорово, что ты к нам присоединилась.

Каким-то образом рукав моей блузки цепляется за дверную ручку, и мне приходится вернуться на несколько шагов, чтобы отцепить его, и только после этого войти.

— Извините за опоздание, — громко объявляю я, обращаясь ко всей редакции, сидящей за длинным столом.

— В один прекрасный день, Харпер, ты нас всех удивишь и придешь вовремя, — ворчит Космо.

— Сегодня я опоздала по очень веской причине, — оправдываюсь я и сажусь на свободный стул у двери. — Я готовлю сенсацию!

— О, да? — фыркает Космо. — Какая-нибудь поп-звезда сделала подтяжку задницы? Или, может быть, модель выступила с шокирующим заявлением, что — о боже, вот это да! — она пьет зеленый сок? Кажется, на прошлой неделе ты тоже опоздала по «очень веской причине», которой оказалась гонка за второсортным актером-подростком, втянутым в какое-то нелепое происшествие.

Космо хихикает, а я бросаю на него пристальный взгляд.

— Вы имеете в виду девятнадцатилетнего номинанта на «Оскар», который проводит кампанию с целью подсветить отсутствие доступа к чистой воде у миллиона людей по всему миру? Вы это называете нелепым?

Космо краснеет, его челюсть сжимается.

Я встречаюсь взглядом с сидящей напротив Мими. Она победно мне улыбается и отворачивается, чтобы, как и все, проследить за реакцией Космо.

— Разумеется, нет, — наконец бормочет Космо, прочищая горло. — Это очень важная для современного мира проблема. И все-таки, возвращаясь к тому, о чем я говорил, пока меня не перебили. Нужно обсудить варианты обложки.

Пока Космо, как обычно, забрасывает вопросами всех редакторов, кроме меня, я достаю из сумки записную книжку — на случай, если произойдет чудо и его заинтересует хоть одна из статей, что я готовлю для следующего выпуска.

Космо Чемберс-Смит — главный редактор «Нарратива», нашего журнала, и вечный обесцениватель моей работы. Он занимает эту должность уже полтора года и все еще считает редактора светской хроники чем-то непонятным. Наш предыдущий главред всегда поддерживал мою работу, поэтому, когда на первой редакционной планерке после моего представления Космо рассмеялся и спросил: «Нет, ну а настоящая должность у тебя какая?» — я была в шоке.

Раньше Космо работал шеф-редактором в газете «Корреспонденс», дополнением к которой и является журнал «Нарратив», так что мы часто наблюдали, как он с напыщенным видом рассекает по опенспейс-офису, как будто это место принадлежит ему.

Космо пятьдесят с небольшим, и он безумно гордится своей густой копной темных волнистых волос, которые тщательно зачесывает на одну сторону. Бесконечно самодовольный нарцисс, Космо к тому же откровенно пафосен и считает, что ему все должны. Он отпускает язвительные комментарии о своей (без сомнения, многострадальной) бывшей жене, гораздо лучше чувствует себя в компании мужчин и похож на человека, который будет рассказывать вам, что пускать женщин в частные клубы в Лондоне — это вопиющее безобразие.

Космо, может, и неплохой автор или редактор, но все это отходит на второй план, если речь заходит о материалах, в которых он не заинтересован лично. Я всегда считала, что работать в журнале вроде «Нарратива» — привилегия, потому что он известен своей безупречной репутацией и внушающими доверие, хорошо проработанными статьями на множество тем: культура, лайфстайл, путешествия, мода и еда; и что самое главное, в нем можно найти информативные интервью с публичными личностями. Этот журнал идеально подходит, чтобы провести с ним выходные, и главный редактор такого издания должен ценить и продвигать все темы, а не только то, что интересует лично его. Но у Космо есть связи наверху, и, когда в «Нарративе» открылась вакансия руководителя, ему выпала честь увеличить аудиторию и принести больше доходов от рекламы.

Редакторы рубрик о моде и красоте тоже страдают под его руководством, но, по крайней мере, он понимает, что благодаря роскошным модным съемкам можно продавать большие рекламные вставки. Однако же, когда дело доходит до моей работы, Космо любит высказать свое «мудрое» мнение.

— Читателей не интересует эта женщина, — заявил он мне в первую же свою рабочую неделю, когда я с гордостью показала ему макет со статьей о ведущей «Рэдио Уан» на четыре страницы. — Сократи до одной.

— Что? Вы это серьезно? — спросила я в недоумении.

— Я хочу освободить место под статью о новом загородном клубе в Котсуолде[5], — сказал он так просто, будто это все объясняло. — Наши читатели как раз такое любят. Роскошь и амбиции.

— Я не понимаю. Эта статья займет максимум страницу, а моя уже готова и...

— Я не знаю этой так называемой знаменитости, — перебил меня Космо, махнув рукой на страницы. — Почему меня должно волновать, как она научилась «любить себя»? Абсолютная чушь.

— Прочитайте статью, и вы увидите, через что ей пришлось пройти, чтобы добиться того, чего она добилась, и со сколькими трудностями ей пришлось столк...

— Для этого хватит одной страницы, — снова перебил он меня. — В следующий раз пиши про кого-нибудь общеизвестного. Может, про гонщика из «Формулы-1»? Он хотя бы чего-то добился.

Я сощурилась.

— Она высококлассный радиодиджей.

Космо пожал плечами, а затем выставил меня из своего кабинета. Стоило уже тогда догадаться, что заставить Космо Чемберс-Смита воспринимать меня всерьез — гиблое дело, но я надеялась, что он будет так вести себя только в самом начале и вскоре привыкнет к новой должности. В конце концов, светская хроника — не просто самая популярная как в печатном, так и в онлайн-изданиях, из нее еще обычно берутся заголовки для обложки, и она помогает подогреть интерес читателей. Космо, наверное, осознает, насколько мои статьи важны для статистики, потому что меня пока что не уволили. Пока что.

Тем не менее я горжусь тем, что делаю для «Нарратива», и, учитывая, что уважения к Космо у меня практически нет, я не боюсь ему отвечать — очевидно, он этого терпеть не может.

Остальные сотрудники тоже его недолюбливают и встают на мою сторону, если вдруг мне нужно доказать свою точку зрения. Моя настоящая спасительница — Мими, моя лучшая подруга и редактор рубрики о путешествиях.

Изысканная, умная и рассудительная, Мими еще удивительно наблюдательна и вдумчива. Больше всего на свете она любит что-то организовывать и командовать мной — в необходимости чего я признаюсь первая, так как частенько витаю в облаках. Мы познакомились много лет назад, когда работали в журнале «Флэр», который, к сожалению, уже не выходит. Спустя полтора года моей работы в «Нарративе» у нас появилась должность редактора рубрики о путешествиях, и Мими ухватилась за нее, чтобы мы продолжили работать вместе, как настоящие лучшие подружки.

Мими счастлива в браке с Катей, ведущим хирургом и такой же потрясающей и изысканной женщиной, как сама Мими. В те редкие и приятные дни, когда Катя не на смене, а дома и я забегаю к ним на ужин, я чувствую себя безнадежной растяпой, ведь эти женщины расхаживают по своему безупречному дому в Клапеме[6] — где почему-то всегда роскошно пахнет — в элегантных нарядах без единой складки. Я знаю, что каждый раз, когда Мими заходит ко мне, у нее случается легкий сердечный приступ, и она постоянно грозится отправить меня на шоу, в котором люди занимаются расхламлением квартир. Это было бы бесполезно: я наведу беспорядок, стоит только съемочной группе шагнуть за порог.

До появления Лиама Катя с Мими любили обсуждать, как сведут меня с одним из Катиных «замечательных» и «успешных» друзей-врачей, но, думаю, все мы втайне понимали, что никто из ее коллег не был бы в восторге от перспективы знакомства с девушкой, которую Катя однажды (хоть и любя) назвала «хаотичной личностью».

Мими не единственная моя союзница в команде. Повезло, что я хорошо лажу с Ракхи, шеф-редактором, — она сидит рядом со мной и, что очень важно, пользуется уважением Космо. Это спасение, когда я борюсь с пренебрежительным Космо за статью о знаменитости, потому что Ракхи зачастую приходит на подмогу и нам удается его уговорить. Как и все остальные, Космо не может сказать Ракхи «нет». Она жутко умная, грозная и отлично умеет аргументировать свою точку зрения. Когда я только пришла в «Нарратив», она меня пугала, но стоило нам познакомиться ближе, и Ракхи показала свою мягкую сторону. Если бы не она, Космо вряд ли одобрил бы и половину моих статей.

— Так вот, обложка... Ракхи, что у нас со статьей про Дона Блеска? — спрашивает Космо, сцепив руки и наклонившись над столом.

— Автор прислала материалы утром, — отвечает Ракхи.

— Дон — пример для подражания, — заявляет Космо, размахивая пальцем, будто его слова — величайшая мудрость. — Я уже и заголовок на обложку придумал. «Будущее с Блеском». Гениально, правда?

— М-м-м, да, но я не уверена, что стоит брать его на обложку, — отмечает Ракхи.

Космо с удивлением на лице разворачивается к ней.

— Почему нет? Он один из ведущих бизнесменов страны. Да он любую компанию способен озолотить.

— Он скучный, — констатирует Ракхи, постукивая ручкой по блокноту. — Автор предупредила меня, что он не поделился ничем особенным. Дон предпочитает не раскрывать своих карт, что делает его проницательным бизнесменом и паршивым собеседником. Он не рассказал ничего личного, над чем можно было бы поработать. В основном дал цифры по прибыли. Нужно было послать на интервью Харпер, она смогла бы раскрыть его личность.

— Факты с цифрами — это интересно! — возражает Космо.

— Не в этом случае. Слушайте, автор статьи проделала отличную работу с тем, что у нее было, но я бы не стала подавать этот материал нашим читателям как главное событие. — Ракхи бросает на меня взгляд через весь стол. — Харпер, у тебя есть что-нибудь интересное для темы номера?

— Забавно, что ты спросила, потому что...

— Я уже решил, что тема номера — Дон Блеск, — говорит Космо, как бы подразумевая, что обсуждать тут нечего. — Итак, переходим к путешествиям. Мими, сводку, пожалуйста.

Ракхи вздыхает и пожимает плечами, глядя на меня.

Когда чуть позже Космо объявляет, что встреча окончена, мы вскакиваем на ноги, отчаянно желая сбежать из этой душной стеклянной коробки под названием «Переговорная номер три» и вернуться на свои места в углу большого опенспейса, где располагаются сотрудники редакции основной газеты, нашего журнала-дополнения и команда диджитал. Ребята из диджитала обычно держатся особняком, а репортеры из газеты — очень серьезные люди.

— И как твое рабочее место не сводит тебя с ума? — спрашивает Ракхи из-за моей спины, как только я плюхаюсь в кресло.

Я поворачиваюсь к ней лицом.

— Я творческий человек.

— Ты неряха.

— Организованная неряха.

— Ага, — говорит неубежденная Ракхи и садится за стол рядом с моим. — Значит, ты знаешь, где у тебя что лежит?

Я сканирую взглядом свой стол — старые нацарапанные заметки, книги (в основном мемуары звезд), которые мне прислали и на которые у меня не было времени, корешки билетов, пропуски и ланьярды — и понимаю, что, возможно, он и правда слегка захламлен.

— Главное, что я вижу клавиатуру, — отмечаю я и отодвигаю с клавиш файл, чтобы можно было печатать. — А все остальное и так под рукой, когда нужно. Кстати, спасибо за помощь на планерке. Я это ценю.

— Не то чтобы я как-то помогла. — Ракхи со страдальческим видом кликает мышкой, сосредоточившись на экране. — Чуть не уснула, пока читала это интервью с Доном Блеском.

— Не переживай. У меня есть кое-что для темы номера, и, когда я договорюсь об интервью, отказать будет невозможно, — взволнованно сообщаю ей я.

Заинтригованная, Ракхи поворачивается.

— Колись.

— Пока что это секрет, но спроси меня завтра. Хотя, знаешь, тебе даже спрашивать не придется. Я буду кричать об этом из каждого угла.

— Как прошла вчерашняя вечеринка? — спрашивает вдруг Ракхи. — Музыканты что-нибудь разгромили?

— К сожалению, нет, — отвечаю я к ее большому разочарованию. — Но было весело.

— Рок-звезды уже не те... Лиам был с тобой?

— Нет, но он ждал меня дома.

Брови Ракхи взлетают.

— Интересно. Быстро вы перешли к сожительству.

— Нет-нет, — настаиваю я и открываю рабочую почту, где начинают грузиться непрочитанные письма. — Ему нужно было где-то остаться, потому что у его соседа было свидание.

— Спасибо, что бросила меня, предательница, — шипит Мими и садится за свой стол, прямо напротив моего. — Космо зажал меня после планерки.

— Ох, прости, — кривлюсь я. — Что хотел?

— Предполагаю, намекал на еще один пресс-тур, — бормочет Ракхи.

Мими кивает и наклоняется между нашими столами.

— Уверена, как только он узнает о поездке во французский гольф-клуб, сразу захочет вписаться, но я думала предложить место Доминику из художественного отдела. Я слышала, он увлекается гольфом.

Мими вздыхает и возвращается на свое место, чтобы войти в учетную запись. Ее идеальные пальчики с маникюром тихо стучат по клавиатуре.

— Не говори Космо, пока не станет слишком поздно, — предлагает Ракхи, на контрасте с Мими громко набирающая что-то на своей клавиатуре, будто клавиши ее чем-то обидели. — Скажи, все уже оформлено на Доминика.

— Могу попытаться. — Мими наклоняет голову вбок, чтобы увидеть меня. — Оторвалась вчера?

— Запуск альбома прошел весело.

— Почему ты сегодня опоздала и что за сенсация на обложку? — с энтузиазмом спрашивает Мими. — Вокалист предложил тебе эксклюзив по поводу своей сольной карьеры? Кажется, ты ему нравишься.

Я смотрю на нее в панике.

— Сольная карьера? Откуда информация? О боже, когда они распались? Поверить не могу! Они же вместе ходили в школу и создали группу в гараже одного из участников, когда им было лет по пятнадцать! Они не могут распасться!

— Я пошутила! — Мими вскидывает руки. — Ну ты даешь! И ты совершенно не обратила внимания на мои слова о том, что вокалист известной группы неровно к тебе дышит.

— Во-первых, шутка не смешная. Во-вторых, это неправда.

— Он прислал тебе пончики.

Ракхи охает.

— Кто-то прислал пончики? Когда?

— На прошлой неделе, — говорит Мими. — Ты вроде бы была у стоматолога. Хотя нет... Это было на позапрошлой неделе. Где ты была на прошлой неделе в день пончиков?

Ракхи отмахивается.

— Неважно. Почему он прислал тебе пончики?

— Они были не от него, а от группы. И это потому, что я написала статью о том, какие они классные, — смеюсь я. — И вокалист встречается с роскошной актрисой из ситкома про ирландский паб в Нормандии. Я видела их вчера, и они выглядели очень счастливыми. Думаю, она для него Та Самая, понимаете?

— Ты взяла на вечеринку Лиама? — задает мне вопрос Мими.

— Ракхи уже спрашивала. Из-за вас я чувствую себя неловко. Для таких штук в отношениях есть правила? Нужно брать его с собой на рабочие мероприятия?

— Уверена, не каждому понравится быть твоим «плюс один», — комментирует Мими. — Ты носишься по комнате со скоростью сто миль в час и разговариваешь со всеми и каждым. У меня от этого голова кружится.

— Это моя работа.

— Зато Лиам ждал ее дома, — сообщает Ракхи Мими, не отрываясь от работы.

— Оу! — Мими озорно мне улыбается. — Чтобы сексом заняться?

— Ничего подобного, — с сожалением говорю я. — Он спал, когда я вернулась и когда уходила утром. Мы даже не разговаривали. Вообще, нужно посмотреть, вдруг он написал. Он что-то говорил насчет ужина.

Я начинаю искать свою сумку в ногах: несколько раз поворачиваюсь в кресле и осматриваю пол.

— Что ты делаешь? — спрашивает Мими.

Я стону.

— Оставила сумку в переговорной.

— Я схожу с тобой, все равно хотела кофе. — Мими встает. — Предполагаю, ты не откажешься от кофе, Ракхи?

— Ты отлично меня знаешь, — говорит Ракхи, продолжая яростно что-то печатать.

На разговор откликается Габби, помощница редактора, сидящая в нескольких рядах от нас.

— Могу принести вам кофе, если хотите, — мило предлагает она, отрываясь от своего экрана.

— Спасибо, не нужно, — говорю я. — Мне надо спасти сумку из переговорной.

— Ты бы и голову свою потеряла, если бы она не была прикручена, — подшучивает проходящий мимо Доминик из художественного отдела.

— Эй! Поаккуратнее с выражениями, если все еще хочешь получить билеты на раннюю премьеру с Райаном Гослингом, — бросаю я.

— Я уже сегодня говорил, какая ты классная? — добавляет Доминик.

— Так-то лучше, — я ухмыляюсь и подмигиваю ему.

Мими задерживается у столов худотдела, чтобы обсудить отель, про который будет писать в подборке про места «ол инклюзив», так что я иду вперед и быстро прохожу мимо стеклянного кабинета Космо, расположенного рядом с «Переговорной номер три». Он сидит в своем кресле, отвернувшись и закинув ноги на стол, и с кем-то разговаривает по телефону. Его взгляд прикован к тянущемуся вдоль стены книжному стеллажу. Готова поспорить, он не слышит ни слова своего собеседника, а вместо этого любуется нелепым трофеем, который гордо стоит посреди полок.

Первым делом после того, как Космо въехал в новый кабинет, он распаковал эту штуковину и бережно поставил ее в середину стеллажа. Мы предположили, что это журналистская награда, но когда Мими спросила о ней (это была ошибка), то получила затянутый и чересчур подробный рассказ, как в прошлом году Космо выиграл турнир по боулингу. Он упоминает об этом при каждом удобном случае — вам может показаться, что это трудно, но у него на удивление хорошо получается.

Я сразу вижу свою сумку сквозь стекло переговорной: она лежит на полу под столом.

Я вхожу и только потом понимаю, что в помещении есть кто-то еще.

У другого конца стола стоит мужчина, и он поднимает глаза от телефона, когда слышит мои шаги.

Наши взгляды встречаются.

Мои щеки вспыхивают под его пристальным взглядом, а его пронзительные голубые глаза будто прошибают меня насквозь. Он хмурится и сжимает челюсти, как будто злится и в смятении одновременно. Интересно, что он думает. Вспомнил ли он? Все мое лицо горит.

— Харпер?

От голоса Мими я вздрагиваю. Он тоже, и это вырывает нас обоих из размышлений.

— Прости, уже иду, — бормочу я и быстро наклоняюсь.

Он молчит, пока я тянусь за сумкой и достаю ее. Мими дружелюбно ему улыбается и извиняется за беспокойство. Нахмурившись, он ничего не говорит.

Чтобы не затягивать эту неловкость еще сильнее, я разворачиваюсь на пятках и выхожу. Мими спешит следом.

— Что это было? — спрашивает она, выравнивая свой шаг с моим. Мы идем вдоль занятых сотрудников редакции газеты в сторону кухни.

Я делаю вид, что не понимаю.

— Ты о чем?

— Эм-м, ваш зрительный контакт? Напряжение в комнате!

— Не было никакого напряжения, — возражаю я.

— Он же вроде из редакции газеты? Все время как будто злится на что-то, но даже я могу сказать, что он очень привлекательный. Как будто модель притворяется журналистом. — Мими задумывается, а потом, вспомнив, щелкает пальцами. — Янссон. Только не могу вспомнить, как его зовут. Сейчас-сейчас...

— Райан.

— Точно. Райан Янссон. По-моему, он скандинав.

— Его папа швед, — говорю я, не думая.

Когда мы подходим к кухне, Мими замирает.

— Подожди. Ты его знаешь?

— Нет. Конечно нет, — говорю я нервно. — Он, наверное, писал об этом в какой-то своей статье.

— Ну, он тебя хочет, — высказывает она свое предположение.

— Ты так про всех думаешь. Минуту назад ты считала, что певец признался мне в любви через доставку пончиков.

— Я говорю тебе, Харпер Дженкинс, тот парень раздевал тебя своими безумно красивыми глазами, — заявляет она, подойдя к кофемашине. — Обидно, что он работает на темную сторону. А я рассказывала, как на прошлой неделе один из «газетчиков» хотел отобрать у меня переговорку? Распинался, что его дело важнее, потому что у него сжатые сроки. Да мне все равно, приятель, если тебе нужна переговорная — забронируй ее, а не лезь в последнюю минуту и...

Я пытаюсь сконцентрироваться на Мими, чувствуя облегчение оттого, что она забыла о Райане Янссоне.

Если бы только выбросить эти безумно красивые глаза из своей головы было так просто...

Одиннадцать лет назад
Июль 2012 года

Я прихожу ровно в 8:57 — учитывая утренние задержки поездов на Северной линии, это можно считать успехом. Явиться нужно было в девять.

После пробежки от метро я растрепалась и вспотела. Проскочив во вращающуюся стеклянную дверь, я оказываюсь в прохладном современном вестибюле офиса «Дэйли Буллетен Инк» и спешу к стойке администратора.

Я осматриваю себя, чтобы проверить, как выгляжу, и понимаю, что за время суматошного пути юбка уже перекосилась: пуговицы, которые должны проходить по центру, оказались у левого бедра. Я быстро поправляю юбку и проверяю, нет ли на изрядно помятой белой рубашке пятен пота.

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — спрашивает девушка за стойкой и откладывает телефон.

Я вскидываю голову и приклеиваю к лицу улыбку.

— Меня зовут Харпер Дженкинс, я стажер. Сегодня мой первый день.

— Какой отдел? — спрашивает она устало и начинает что-то печатать в своем компьютере.

— Редакция газеты «Дэйли Буллетен».

Девушка продолжает стучать по клавишам, после чего жмет «Ввод»; принтер рядом с ней оживает и выдает квадратик бумаги, который она поднимает наманикюренными пальцами и цепляет к ланьярду.

— Это ваш пропуск на сегодня, — говорит она, протягивая его мне через стойку. — Днем вам нужно будет спуститься на первый этаж и сделать фотографию для постоянного пропуска. Он будет действовать два месяца. Пока что присаживайтесь рядом со вторым стажером, к вам скоро кто-нибудь подойдет.

— Супер! Спасибо большое!

Она кивает мне с отсутствующим видом, сосредоточившись на экране своего компьютера. Я тянусь за компактной расческой, скрытой где-то в глубинах моей сумки, потому что знаю, что от жары в метро и беготни до офиса волосы слегка распушились, и я бы хотела привести их в порядок до встречи со своим будущим (я надеюсь) работодателем.

В зоне ожидания пустуют все места, кроме одного. Полагаю, это и есть второй стажер. На нем костюм и галстук, и видно, что он нервничает: сидит прямо по струнке и с надеждой в глазах поглядывает на лифт каждый раз, когда тот пикает и двери открываются.

Я подхожу к нему, безуспешно пытаясь продрать расческой птичье гнездо на своей голове. Он поднимает глаза, и наши взгляды встречаются.

Мне сразу становятся понятны две вещи.

1. У него самые красивые голубые глаза, которые мне доводилось видеть.

2. Я однозначно сбиваю его с толку.

Он хмурит брови от замешательства и щурит глаза, когда я подлетаю, и я вдруг чувствую в его пристальном и беззастенчивом взгляде одновременно беспокойство и возмущение. У него выраженная линия челюсти, уложенные светлые волосы и пронизывающие глаза. Он очень красив, но в нем есть какая-то холодность.

Когда я подхожу ближе, он напрягается.

Решив выдать ему кредит доверия, я тепло улыбаюсь и сажусь на стул рядом.

— Привет, — говорю я бодро. — Меня зовут Харпер. Я тоже стажер. Здорово, что... эм-м... ой... подожди...

Я отвлекаюсь, пытаясь достать расческу, кажется, запутавшуюся в узле, который я пыталась распутать. У меня ничего не получается, и я решаю пошутить: опускаю руки, а расческа остается болтаться в волосах.

— Думаешь, они заметят? — выдаю я.

Он растерянно глядит на меня, и морщины на его лбу углубляются.

Он не отвечает, а я пожимаю плечами и начинаю выдирать расческу из волос.

— Будет мне уроком, — говорю я ему. — Я стояла в метро в самом конце вагона, и окно было открыто. Самое то, чтобы освежиться, если едете, как сельди в бочке, но для волос — ужасно, да?

Он медлит и наконец тихо говорит:

— Ага.

— Так как тебя зовут?

— Райан.

— Я не знала, что нас будет двое.

— Прости?

— Что в «Дэйли Буллетен» два стажера.

Его глаза расширяются от ужаса.

— Ты тоже будешь стажироваться в «Дэйли Буллетен»?

— Именно. Два месяца. А ты?

— И я.

— Значит, будем работать вместе!

Райан отворачивается от меня и, смотря прямо перед собой, бормочет: «Может, хотя бы в разных отделах».

Улыбка спадает с моего лица, и я поражаюсь его открытой грубости. Отлично. Райан — полный мудак, и ему же лучше, если мы будем работать в разных отделах.

После пятнадцати минут молчания к нам подходит женщина лет двадцати пяти, с ног до головы одетая в черное. Она целую минуту печатает что-то в своем телефоне и только после этого отрывает глаза от экрана с таким вздохом, будто мы ей мешаем.

— Райан и Харпер?

— Да, здравствуйте! — говорю я и вскакиваю на ноги. Райан встает молча.

Женщина разглядывает Райана, но потом решает, что ему глазки строить не стоит, и откашливается.

— Меня зовут Селия, — представляется она. — Я помощница редактора, буду вводить вас в курс дела. Вы получили временные пропуски?

Все еще не произнося ни слова, Райан показывает на свой пропуск на шее.

— Я тоже, — говорю я. — Он у меня прямо... эм-м...

Я понимаю, что на шее пропуска нет, поэтому смотрю в сумке, но там его тоже не оказывается. Он не лежит ни на стульях в зоне ожидания, ни на полу. Я практически слышу, как Райан закатывает глаза, пока я судорожно осматриваюсь по сторонам.

— Извините, Харпер Дженкинс?

Я поворачиваюсь и вижу, как администратор постукивает по стойке. Видимо, я даже не забрала его.

Я подбегаю и хватаю пропуск с извиняющейся улыбкой.

— Упс! Большое спасибо!

— Отлично, — сухо говорит Селия, — пойдемте.

Краснея, я иду за ними к лифту, внутри у меня все трепещет. Я делаю глубокий вдох и напоминаю себе, что это — мой шанс поработать с настоящими журналистами и что, если я буду трудиться упорно, возможно, к концу лета я получу место. Я этого ужасно хочу.

Двери лифта пикают и открываются, и я проскальзываю внутрь за отстраненным и напряженным Райаном.

Я действительно надеюсь, что он прав и нам не придется работать вместе.

Если повезет, нас с ним ничего не будет связывать.

ГЛАВА
ТРЕТЬЯ

Когда мы с Мими возвращаемся на свои места, я неохотно начинаю проверять письма и отвечать на запросы разных пиар-компаний: соглашаюсь прийти на показ предстоящего ромкома, отклоняю приглашение сходить на мультфильм про осьминога, который играет на виолончели, и пробегаюсь по пресс-релизу о футболисте, запускающем линейку разноцветных детских бутс.

Я слышу, как из «Переговорной номер три» выходят журналисты, поднимаю взгляд и вижу, что Райан идет последним. Я быстро прячу голову за экраном.

Формально мы работаем в разных изданиях, но с тех пор, как больше года назад он появился в «Корреспонденс», избегать его в опенспейс-офисе было нелегко. Когда Космо перешел в «Нарратив», сотрудника из его команды повысили до шеф-редактора и Райана наняли на освободившуюся позицию репортера.

Когда я впервые увидела его здесь в прошлом году и с ужасом осознала, что он больше не работает в бизнес-журнале, про который я слышала до этого, я очень ясно дала понять, что нам лучше притвориться, будто мы никогда не встречались. В первую его рабочую неделю мы случайно пересеклись взглядами, когда я проходила мимо его стола, — он заметно выпрямился и уже собирался что-то сказать, но я быстро отвернулась, как будто не узнала его.

Один только вид Райана Янссона портит мне настроение. И меня бесит, что спустя столько времени он все еще производит такой эффект.

Вдруг на экране всплывает напоминание, что через полчаса я должна быть на пресс-конференции в «Кларидже»[7].

Черт. Совсем забыла.

Когда я проношусь мимо кабинета Космо, он устало спрашивает:

— Куда на этот раз, Харпер?

И мне приходится заглянуть к нему.

— Пресс-конференция в честь выхода нового фильма Изабеллы Блоссом.

— Мне всегда казалось, что «Белла Блоссом» больше похоже на название освежителя воздуха, — отмечает Космо, морща нос в знак неодобрения.

Я выдавливаю смешок:

— Лучше не стоит упоминать об этом в нашем интервью.

— Нет. — Он почесывает подбородок. — Она же беременна, да? У нее была фотосессия для «Вог».

— Ага, рожать через несколько недель.

— Она сейчас громкое имя в Голливуде. Вообще-то неплохой кандидат для журнала.

— Да. — Я сжимаю зубы. — Поэтому я и хочу с ней поговорить.

— Я понимаю, что на пресс-конференциях не так много времени, но постарайся наладить с ней контакт, — напыщенно наставляет Космо. — Тогда мы сможем договориться об интервью для статьи, когда Блоссом выйдет из декрета.

— Да, — повторяю я. — Я знаю, что наладить контакты — всегда хорошая идея. На самом деле, мы уже встречались, так что...

— О, и небольшой совет: не опаздывай, — говорит он и отворачивается к экрану. — Люди перестают уважать журналистов, если они не являются вовремя.

Мне приходится приложить все усилия, чтобы не закричать: «КАК ВЫ ДУМАЕТЕ, ПОЧЕМУ Я ТОГДА ТОРОПЛЮСЬ?» Вместо этого я бросаю «угу» и выбегаю, как будто это он подал мне эту идею.

Проехав несколько станций метро, я возвращаюсь туда же, где была утром, — вылетаю на Оксфорд-Серкус и по пути к отелю достаю из сумки телефон. Я решаю позвонить Лиаму, и он берет трубку на третьем гудке.

— Привет! Как ты? — Только услышав этот голос, я прощаю его за утренний храп