«Русский народ и социализм» — произведение русского писателя, общественного деятеля Александра Ивановича Герцена (1812–1870).*** В этой статье А.И. Герцен стремиться дать мыслителям Запада правильное представление о России и русской культуре. Особое внимание автор уделяет сельской общине. Он считает, что человек будущего в патриархальной России — крестьянин. К творческому наследию А.И. Герцена принадлежат художественные произведения, публицистические статьи, философские изыскания: «Гофман», «Записки одного молодого человека», «Сорока-воровка», «Русские немцы и немецкие русские», «Русский народ и социализм», «Письма об изучении природы», «С того берега», «Поврежденный», «Елена». А.И. Герцен, рожденный в семье богатого дворянина, всю свою жизнь положил на алтарь борьбы с русским самодержавием, за создание социального общества. Особое внимание Герцен уделял духовному состоянию социума. Он осуждал стремление людей только к материальным благам и верил в скорую победу самых светлых идей человечества. Произведения А.И. Герцена с глубоким интересом читаются и в наши дни, не утратив своего познавательного и эстетического значения.
Различие между вашими законами и нашими указами заключается только в заглавной формуле. Указы начинаются подавляющей истиною: «Царь соизволил повелеть»; ваши законы начинаются возмутительною ложью — ироническим злоупотреблением имени французского народа и словами «свобода, братство и равенство». Николаевский свод рассчитан против подданных и в пользу самодержавия. Наполеоновский свод имеет решительно тот же характер. На нас лежит слишком много цепей, чтобы мы добровольно надели на себя еще новых. В этом отношении мы стоим совершенно наряду с нашими крестьянами. Мы покоряемся грубой силе. Мы рабы потому что не имеем возможности освободиться; но мы не принимаем ничего от наших врагов. Россия никогда не будет протестантскою. Россия никогда не будет juste-milieu[12]. Россия никогда не сделает революции с целью отделаться от царя Николая и заменить его царями-представителями, царями-судьями, царями-полицейскими.
Вот откуда в нас эта ирония, эта тоска, которая нас точит, поводит нас до бешенства, толкает нас вперед, пока добьемся мы Сибири, истязания, ссылки, преждевременной смерти. Мы жертвуем собою без всякой надежды; от желчи; от скуки… В нашей жизни в самом деле есть что-то безумное — но нет ничего пошлого, ничего косного, ничего мещанского.
Мы разделяем ваши сомнения, — но ваша вера не согревает нас. Мы разделяем вашу ненависть, но не понимаем вашей привязанности к завещанному предками; мы слишком угнетены, слишком несчастны, чтобы довольствоваться полусвободой. Вас связывают скрупулы[11], вас удерживают задние мысли. У нас нет ни задних мыслей, ни скрупулов; у нас только недостает силы…