автордың кітабын онлайн тегін оқу Юки-онна, или Записки о ёкаях
Лафкадио Хирн
Юки-онна, или Записки о ёкаях
Комильфо. Страшные сказки Азии
© Сергеева В. С., перевод, 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Исполненное обещание[1]
Была весна; дело происходило в деревне Като провинции Харима. Акана, самурай из Идзумо, хотел навестить родные края.
Хасэбэ сказал:
– Идзумо – Страна Восьми Летящих Облаков[2] – лежит далеко отсюда. Поэтому вам, вероятно, трудно назвать точный день своего возвращения. Но если вы сможете его определить, то осчастливите нас. Мы приготовим пир в честь вашего приезда и будем ждать вас у ворот.
– Что ж, – отвечал Акана, – я много путешествовал и, как правило, способен заранее рассчитать, сколько времени займет дорога. Я могу с уверенностью пообещать вам, что вернусь… ну, скажем, на праздник Тёё[3].
Хасэбэ произнес:
– То есть на девятый день девятого месяца, когда цветут хризантемы. Мы полюбуемся ими вместе. Как замечательно! Так, значит, вы обещаете прийти в девятый день девятого месяца?
– В девятый день девятого месяца, – повторил Акана, улыбнулся на прощание и зашагал прочь от деревни Като, что в провинции Харима, а Хасэбэ Сомон и его мать смотрели ему вслед со слезами на глазах.
Старинная японская пословица гласит: «Ни солнце, ни луна не медлят в пути». Быстро шло время; настала осень – пора хризантем. На девятый день девятого месяца Хасэбэ с раннего утра стал готовиться к встрече названого брата. Он позаботился об угощении, купил вина, украсил комнату и наполнил стоявшие в нишах вазы разноцветными хризантемами. Мать, глядя на него, сказала:
– Сынок, до Идзумо не меньше сотни ри[4]; путь через горы труден и опасен. Никто не поручится, что Акана прибудет сегодня. Не лучше ли будет, прежде чем утруждать себя, дождаться его возвращения?
– Нет, матушка, – ответил Хасэбэ. – Акана обещал вернуться сегодня, и он не нарушит слова. Если мы начнем готовиться к празднику после его прихода, он поймет, что мы усомнились в его честном слове. Для нас это будет большой позор.
Погода стояла прекрасная, безоблачная, воздух был так чист, что мир казался бескрайним. С самого утра много путников проходило через деревню; попадались среди них и самураи, и Хасэбэ, выходя на них поглядеть, не раз думал, что вон он, Акана. Но колокола в храме пробили полдень, а Аканы все не было. Целый день Хасэбэ ждал напрасно. Солнце село, а названый брат по-прежнему не показывался. Но Хасэбэ все стоял у ворот и смотрел на дорогу. Наконец мать подошла к нему и сказала:
– Тебе ведь известно присловье, сынок: «Человеческая душа переменчива, как погода осенью». До завтра хризантемы не завянут. Ступай спать, а утром, если угодно, снова будешь ждать Акану.
– Отдыхай, матушка, – ответил Хасэбэ, – а я подожду. Я верю, что он придет.
Мать отправилась к себе, а Хасэбэ остался стоять у ворот. Ночь была такой же ясной, как день, и белая Небесная Река блистала необыкновенной красотой.
Деревня спала. Тишину нарушал только плеск ручья, да где-то вдалеке лаяли собаки. Хасэбэ ждал… ждал, пока месяц не скрылся за окрестными холмами. Тогда он наконец засомневался – и ощутил страх. Хасэбэ уже намеревался вернуться в дом, когда увидел, что по дороге легко и быстро шагает кто-то рослый… еще мгновение – и он узнал Акану.
– Это вы! – воскликнул Хасэбэ, бросаясь навстречу. – Я ждал вас с самого утра! Вы сдержали обещание! Боюсь, вы утомились, мой бедный брат, – входите же, к вашему возвращению все готово!
Он усадил Акану на почетное место и поспешно поправил светильники, которые едва горели.
– Матушка утомилась и уже легла, – продолжал Хасэбэ, – но я немедленно ее разбужу.
Акана неодобрительно покачал головой.
– Как вам угодно, брат, – сказал Хасэбэ и поставил перед гостем еду и вино.
Акана не прикоснулся ни к тому, ни к другому; некоторое время он молчал и сидел неподвижно, а потом заговорил шепотом, словно боясь разбудить мать Хасэбэ.
– Я должен поведать вам, как вышло, что я чуть не опоздал. Вернувшись в Идзумо, я обнаружил, что жители забыли доброту нашего прежнего повелителя, славного Энъи, и стали искать благосклонности узурпатора Цунэхисы, который захватил замок Тонда. Однако мне было необходимо навестить своего двоюродного брата, Акану Тэндзи, хоть он и перешел на службу к Цунэхисе. Он убедил меня увидеться с Цунэхисой; я согласился, главным образом желая изучить характер нового правителя, поскольку раньше я с ним не встречался. Цунэхиса – опытный и храбрый воин, но он хитер и жесток. Я дал понять, что никогда не стану ему служить. Когда аудиенция окончилась, он велел моему родственнику схватить меня и держать под караулом в доме. Я сказал, что обещал вернуться в Хариму на девятый день девятого месяца, однако меня не отпустили. Тогда я попытался сбежать из крепости ночью, но за мной зорко следили. Лишь сегодня я придумал, как исполнить обещание…
– Сегодня? – изумленно воскликнул Хасэбэ. – Но Идзумо ведь в сотне ри отсюда!
– Да, – отвечал Акана, – и никто не способен пройти сто ри за один день. Но я знал – если я не сдержу слово, вы, быть может, плохо подумаете обо мне. И тогда я вспомнил старую поговорку: «Человеческая душа может за день совершить путь в тысячу ри». К счастью, у меня не отобрали меч, только благодаря этому я сдержал слово… Береги мать.
С этими словами он встал и в то же мгновение исчез.
Тут Хасэбэ понял, что Акана покончил с собой, чтобы исполнить обещание.
На рассвете Хасэбэ Сомон отправился в замок Тонда, что в провинции Идзумо. Добравшись до Мацуэ, он узнал, что на девятый день девятого месяца Акана Сомон совершил харакири в крепости, в доме Аканы Тэндзи. Тогда Хасэбэ пошел к Акане Тэндзи, обвинил его в предательстве, убил на глазах у всей семьи и скрылся. Узнав об этом, Цунэхиса велел не преследовать Хасэбэ. Жестокий и неразборчивый в средствах, он тем не менее уважал в людях стремление к правде. Цунэхиса по достоинству оценил отвагу и верность Хасэбэ Сомона.
Ри равно примерно двум с половиной английским милям (около 3,9 км).
Он же Тёё-но сэкку.
Древнее поэтическое название провинции Идзумо, или Унсю.
Взято из «Угэцу моногатари». (Здесь и далее прим. автора и переводчика.)
Нарушенное обещание[5]
– Я не боюсь смерти, – сказала умирающая, – и тревожит меня лишь одно. Жаль, я не узнаю, кто займет мое место в доме.
– Милая, – ответил скорбящий муж, – его не займет никто. Я никогда не женюсь.
Он говорил от чистого сердца, потому что искренне любил женщину, которая лежала на одре смерти.
– Клянетесь честью самурая? – слабо улыбнувшись, спросила та.
– Клянусь честью самурая, – ответил тот и погладил бледную щеку жены.
– Тогда, любимый муж, – сказала она, – велите похоронить меня под сливовыми деревьями, которые мы посадили в дальнем углу сада. Я давно хотела об этом попросить, однако думала: если вы намерены жениться, вам не понравится, что могила так близко к дому. Но, раз вы пообещали, что другая женщина не займет мое место, я могу без колебаний выразить свое желание… я очень хочу, чтобы меня похоронили в саду! Там я буду иногда слышать ваш голос, а весной любоваться цветами…
– Я все сделаю, как ты хочешь, – произнес муж. – Но не говори о похоронах – мы еще не утратили надежду.
– А я уже не надеюсь, – сказала женщина. – Утром меня не станет. Так вы похороните меня в саду?
– Да, – сказал он. – В тени сливовых деревьев, которые мы с тобой посадили. У тебя будет прекрасная гробница.
– И положите со мной маленький колокольчик.
– Колокольчик?
– Да, я прошу, чтобы в гроб положили колокольчик, вроде тех, что носят буддийские паломники. Можно?
– У тебя будет колокольчик и все, чего ты захочешь.
– Мне больше ничего не нужно, – сказала жена. – Любимый мой, вы всегда были так доб-ры ко мне. Я умираю счастливой.
Она закрыла глаза и умерла – легко, как засыпают наигравшиеся дети. Мертвая, она была прекрасна; на губах у нее застыла улыбка.
Ее похоронили в саду, в тени любимых деревьев, и положили в гроб маленький колокольчик. Над могилой возвели красивый памятник, украшенный семейным гербом и надписью (каймё)[6]: «Старшей сестре, Сияющей Тени Цветущей Сливы, обитающей в чертогах Великого Моря Сострадания».
Однако спустя год после смерти жены родственники и друзья самурая принялись настаивать, чтобы он женился вновь.
– Вы еще молоды, к тому же единственный сын в семье, а детей у вас нет, – говорили они. – Жениться – ваш долг. Если вы умрете бездетным, кто будет приносить жертвы и поминать предков?
Его так уговаривали, что в конце концов он решил вступить в брак. Невесте было всего семнадцать лет, и мужчина страстно в нее влюбился, хоть гробница и высилась в саду немым – упреком.
В течение семи дней ничто не нарушало счастья новобрачной; затем служба потребовала присутствия мужа по ночам в замке господина. В первый вечер, когда он ушел, молодой женщине было беспокойно, хоть она и не понимала, в чем дело, – она просто чувствовала смутный страх безо всякой причины. Она легла спать, но не смогла уснуть. В комнате было душно, как перед грозой.
Глубокой ночью, в Час Быка, женщина услышала звон колокольчика, какой носят с собой буддийские паломники. Она удивилась: что понадобилось паломнику в самурайском квартале в такое время? Звон ненадолго затих, а затем раздался ближе. Очевидно, путник приближался к дому, но почему-то со стороны сада, куда не было хода с улицы. Вдруг ужасающе завыли и заскулили собаки. Молодую женщину охватил ужас, как в страшном сне… Колокольчик звенел в саду… Она хотела встать и разбудить служанку, но обнаружила, что не может подняться – не может шевельнуть и пальцем, – не может крикнуть… Все ближе, ближе слышался звон колокольчика… О, как завыли собаки!
Хотя двери были крепко заперты и ширмы стояли на месте, в спальню легко, словно тень, скользнула женщина… женщина в погребальном одеянии, с колокольчиком в руке.
Она была давно мертва, и распущенные волосы висели у нее вдоль безглазого лица; сквозь спутанные пряди она взглянула на молодую жену, и безъязыкий рот произнес:
– Нечего тебе делать в этом доме! Здесь по-прежнему я хозяйка! Уходи отсюда, но никому не говори, что случилось. Если скажешь ему, я разорву тебя на части!
Промолвив это, призрак исчез. Молодая жена лишилась чувств от страха и пролежала так до рассвета.
Впрочем, при свете дня она усомнилась в том, что видела. Предостережение призрака по-прежнему тяжким бременем лежало у нее на душе, и она не посмела никому об этом рассказать, даже мужу; но женщина почти убедила себя, что ей просто-напросто приснился страшный сон.
Однако на следующую ночь все сомнения развеялись. Опять в Час Быка завыли и заскулили собаки, опять зазвонил колокольчик, опять новобрачная тщетно пыталась встать и позвать служанку. Мертвая вошла в комнату, приблизилась к постели и прошипела, нагнувшись над бедняжкой:
– Уходи из этого дома и никому ничего не говори! Если хотя бы шепнешь ему, я разорву тебя на части…
Наутро, когда самурай вернулся из замка, молодая женщина бросилась ему в ноги и взмолилась:
– Умоляю, простите мою неблагодарность и грубость! Я знаю, что не следует об этом просить, но я хочу вернуться домой, я должна уехать немедленно!
– Разве тебе плохо здесь? – удивился муж. – Кто-то посмел обидеть тебя в мое отсутствие?
– Нет, нет! – рыдая, ответила жена. – Все здесь безмерно добры ко мне. Но я не могу быть вашей женой, я должна уехать…
– Дорогая супруга! – в изумлении воскликнул муж. – Больно слышать, что в моем доме у тебя есть повод для недовольства. Я даже представить не могу, отчего тебе вдруг захотелось – уехать, разве что и впрямь кто-то обошелся с тобой неучтиво. Не хочешь же ты сказать, что желаешь развода?
Женщина, дрожа и плача, проговорила:
– Если вы не дадите мне развод, я умру!
Некоторое время мужчина молчал, тщетно пытаясь постичь причину этой невероятной просьбы. А затем с величайшей сдержанностью произнес:
– Я покрою себя позором, если отошлю тебя к родным без всякой провинности с твоей стороны. Если ты объяснишь, в чем дело, чтобы я мог с честью выйти из этого затруднения, я напишу тебе разводное письмо. Но если ты не назовешь веской причины, я с тобой не разведусь, ибо честь нашего дома должна остаться незапятнанной.
Тут она поняла, что должна признаться, и открылась мужу, в ужасе добавив:
– Теперь ты все знаешь, и она убьет меня! Она меня убьет!
Самурай, хотя и храбрый человек и не склонный верить в призраков, искренне испугался. Но вскоре ему на ум пришло простое и естественное объяснение.
– Милая, – сказал он, – я вижу, ты сильно взволнована; боюсь, кто-то напичкал тебя глупыми россказнями. Я не стану писать разводное письмо лишь потому, что тебе приснился дурной сон. Но я не хочу, чтобы в мое отсутствие ты страдала. Сегодня мне вновь придется провести ночь в замке, однако я прикажу двум слугам караулить в твоей комнате, и ты проведешь ночь спокойно. Это надежные люди, они сумеют тебя защитить.
Он говорил так ласково, хотя и решительно, что женщина устыдилась своего страха и согласилась остаться.
Двое слуг, которым велели оберегать молодую госпожу, были крепкие, храбрые, простосердечные парни – в самый раз для того, чтобы охранять женщину или ребенка. Они рассказывали хозяйке веселые истории, чтобы ее позабавить. Она долго беседовала с ними, смеясь их добродушным шуткам, и почти забыла про свои страхи. Когда она легла спать, стражи уселись в уголке за ширмой и принялись играть в го[7], переговариваясь шепотом, чтобы не беспокоить женщину. Та спала крепким сном.
Но в Час Быка она вновь пробудилась в ужасе, услышав колокольчик! Звон приближался. Она вздрогнула, закричала… но в комнате никто не отозвался. Стояла мертвая тишина. Женщина бросилась к караульным – те неподвижно сидели за игральной доской, глядя друг на друга остекленевшими глазами. Она завопила и принялась их трясти, но они словно окаменели…
Впоследствии они говорили, что слышали колокольчик; долетел до них и отчаянный крик. Караульные даже чувствовали, как госпожа трясла их, пытаясь привести в чувство, однако они не могли ни шевельнуться, ни заговорить. После этого они уже ничего не видели и не слышали, потому что погрузились в беспробудный сон.
…
Войдя на рассвете в покои супруги, самурай при свете гаснущей лампы увидел в луже крови безголовое тело молодой жены. Сидя на корточках над игральной доской, спали слуги. Услышав крик господина, они вскочили и бессмысленно уставились на залитый кровью пол…
Головы нигде не было; судя по ужасной ране, ее не отсекли, а оторвали. Кровавый след вел из комнаты в коридор. Дверь была нараспашку. Мужчины пошли по следу в сад – по траве, по песчаной дорожке, вдоль обсаженного ирисами пруда, через тенистую бамбуковую рощицу… Внезапно они оказались лицом к лицу с чудовищем, которое заверещало, словно летучая мышь. Это была покойница, вставшая из могилы, – в одной руке она держала колокольчик, а в другой окровавленную голову… На мгновение все трое оцепенели. Затем один из слуг, пробормотав буддийскую молитву, выхватил меч и нанес удар. Чудовище тут же рухнуло наземь и превратилось в кучку лохмотьев, костей и волос. Колокольчик, жалобно звякнув, откатился в сторону. Однако правая кисть еще шевелилась, пальцы сжимали оторванную голову, терзали ее, щипали, как клешни желтого краба упавший плод…
– И где тут мораль? – сказал я другу, который рассказал мне эту историю. – Если уж покойница решила мстить, ее гнев должен был обрушиться на мужа.
– Так считают мужчины, – ответил он. – Но женщины чувствуют иначе.
Он был прав.
Игра, напоминающая шашки.
Каймё – посмертное буддийское имя, которое дается усопшему. Это слово буквально означает «имя-сила».
Легенда провинции Идзумо.
История О-Камэ
О-Камэ, дочь богатого Гонъэмона из Нагоси, что в провинции Тоса, горячо любила мужа. Ей исполнилось двадцать два года, мужу, которого звали Хатиэмон, двадцать пять. О-Камэ так была к нему привязана, что ее даже считали ревнивой. Однако Хатиэмон не давал жене ни малейшего повода для ревности, и в семье никогда не звучало упреков.
К сожалению, О-Камэ была слабого здоровья. После свадьбы не минуло и двух лет, как она заразилась болезнью, тогда свирепствовавшей в провинции. Лучшие лекари оказались бессильны. Люди, охваченные этим недугом, переставали есть и пить, они лежали сонные и вялые, и их посещали странные видения. Несмотря на неустанную заботу, О-Камэ слабела день ото дня, пока всем, и ей самой, не стало ясно, что смерть – близка. Тогда она позвала мужа и сказала ему:
– Я и выразить не в состоянии, как добры вы были ко мне во время моей злополучной болезни. Бóльшую доброту нельзя себе представить! И оттого мне еще трудней расстаться с вами… Только подумайте! Я еще молода, у меня лучший муж на свете – и придется умереть! Нет-нет-нет! Не пытайтесь внушать мне надежду – лучшие китайские врачи ничего не смогли поделать. Я-то думала, что протяну еще несколько месяцев, но нынче утром, увидев в зеркало свое лицо, поняла, что умру сегодня, да, сегодня! Но, если вы хотите, чтобы я умерла счастливой, позвольте вас кое о чем попросить…
– Проси о чем угодно, – сказал Хатиэмон. – Если это в моей власти, я охотно исполню твое желание.
– Вряд ли, – возразила О-Камэ, – ведь вы еще так молоды. Мне трудно просить об этом, очень трудно… но мою грудь словно огнем палит. Я должна это сказать, прежде чем умру… Любимый супруг, рано или поздно вас ведь попросят жениться. Обещаете ли вы… больше не вступать в брак?
– Всего-то! – воскликнул Хатиэмон. – Если это единственное твое желание, я легко выполню его. Клянусь тебе, что никто и никогда не займет твое место!
– О радость! – вскричала О-Камэ, приподнявшись на постели. – О, как я счастлива!
И упала мертвой.
Здоровье Ха
