Оглавление

1. Мы будем вместе
2. Краткое предисловие
3. Часть 1. Пишите мне!
   1. Глава 1—1. Может, пригодится в работе…
      1. Из редакционной почты
      2. Ничего удивительного
      3. Моим новым друзьям
      4. Немногие строки из лавины писем
      5. Помню наизусть
   2. Глава 1—2. Не было ни одного письма, чтоб я на него не ответил
      1. Это действительно роднит нас
      2. Назначаю тебя своим представителем
      3. Я лучший друг тебе — и всё
      4. Да, учиться трудно
      5. Брось разные подозрения
      6. Тебе пишу очень часто, но прочту и порву
      7. Для меня это было очень романтично
   3. Глава 1—3. Твоя дружба мне необходима
      1. Кажется, опять в книжность полез
      2. Намёки на любовные чувства я безжалостно высмеивала
      3. Быть может, бестолково написано
      4. Жаль, что надежды на будущее слабеют
      5. Не понял: за что ты обиделась?
      6. Нет, друг мой, молчать не поможет
      7. Добьюсь, мы увидимся, но вряд ли сумеем долго говорить
4. Часть 2. Ты мой далёкий огонёк
   1. Глава 2—1. Да была ли Москва, счастье, любовь и свет?
      1. Мне и в голову не приходило, что такая встреча возможна
      2. Март стал для меня лучшим месяцем жизни
      3. Фантастический был вечер, и закончился он фантастически
      4. Не могу представить, есть ли ты или всё это снилось
      5. Продолжительный и радостный разговор с Абрамом
      6. Быть достойным своей Муси
   2. Глава 2—2. Мечты и сомнения сменились реальными мыслями о будущем
      1. Хотелось бы знать, кого я встречу в Москве
      2. Ночь прошла, скверное настроение прошло
      3. Я постеснялась подойти к Калабалину
      4. Верю в тебя и рад подчинить свою жизнь тебе
      5. Мне кажется иногда, что не я, а ты старше меня
      6. Ты думаешь обо мне — и это много
      7. Кончилась сказка, началась жизнь
   3. Глава 2—3. Ты не увидишь от меня ни подлости, ни обиды
      1. Не странно ли — идя на смерть, мечтать о жизни?
      2. Иногда мне может быть больно
      3. Раз ты любишь его, значит, он очень хороший человек
      4. Женился я не по любви, а ради спокойной жизни
      5. Скажи, разве это не судьба?
      6. Я не из тех, кого можно любить с первого взгляда
      7. Разлука — лучший экзамен любви
      8. Добиваться чего-либо против своей совести не намерен
5. Часть 3. Да, я не из «вашего круга»
   1. Глава 3—1. Не хочу соваться в шум Москвы
      1. Невольно вспоминается случай из моей жизни
      2. Вскрываю письмо — и вижу: «Мы будем вместе»
      3. Только бы не изменилась ты — этого я побаиваюсь
      4. Разве я могу не верить тебе?
      5. Мне это и нравится: коготки и твёрдый характер
      6. Даже сердясь, пиши
      7. Больше всего я желаю твоего счастья
      8. Мне хочется сказать своё слово
   2. Глава 3—2. Это не что-либо претендующее на литературность
      1. Это была кухонная любовь к матери
      2. Вот вам мальчик, ловко рисует, учить его надобно
      3. Нервы у тебя девичьи, а организм медвежий
      4. Перешёл на работу в школу преподавателем ИЗО
      5. Тогда была мода разоблачать, и меня начали разоблачать
      6. Последний оплот перед Днепром, село Ляплёво
   3. Глава 3—3. Жду каждый день хотя бы маленькой открыточки
      1. Проходя по улицам, я видел плоды работы
      2. Молочных рек и кисельных берегов не обещаю
      3. На Украине работы найти я не мог
      4. Прошло всего 18 дней разлуки, а кажется — года
      5. Размагнитился я, Муся, растаял, раскис: плохо
      6. Когда начинается анализ, рождаются сомнения
      7. Наверное, в эту ночь я завоевал счастье дружбы с тобой
6. Часть 4. Не могу написать тебе всего, что думаю
   1. Глава 4—1. Для тебя я ребёнок, начинающий жить
      1. Мы на пороге величайших событий: это не слова
      2. Как хочется быть вместе и делать одну работу
      3. …И мы пообедали «сало с салом»
      4. Пиши мне иронические, колючие письма
      5. Ты ревнуешь к прошлому, но куда мне его девать
      6. Завтра целый день просижу в библиотеке
      7. Страшно загружено время
      8. Рад, что тебя захватывает эта практическая педагогика
      9. Не забываю тебя ни на минутку
      10. Хочется работать, думать, читать — делать что-то полезное
   2. Глава 4—2. До боли чётко представляю уклад нашей жизни
      1. Готов весь досуг посвящать будущему, то есть тебе
      2. Я сам себя к тебе пожизненно приговорил
      3. После войны буду ещё и ещё учиться
      4. Всё ясно — любим и должны жить
      5. Скоро вышлю записи по искусству и выписки из книг
      6. Стараюсь не показывать, что нервы напряжены
      7. Скоро перестану получать твои письма
      8. Лучше погибнуть с людьми, чем жить с уродами
      9. Принял дозу культурных концентратов
   3. Глава 4—3. Может быть, скоро не смогу писать
      1. До тех пор, пока не будем вместе, я не успокоюсь
      2. Станция Алексин
      3. Пока буду жив, буду писать и думать
      4. Молодость живёт и веселится, несмотря ни на что
      5. Смеялись, как могут смеяться солдаты
      6. Это строгие судьи человеческих поступков и качеств
7. Часть 5. Трудно писать в пространство, где нет даже эха
   1. Глава 5—1. Подал рапорт о переходе на строевую работу и иду в бой
      1. Передо мною жуткая картина народного горя
      2. То, что доставило удовольствие, хочется показать тебе
      3. Новая обстановка не излечила меня
      4. Какие чудные есть места, даже в условиях войны
      5. Знаю, что дело солдата — самое необходимое сейчас
      6. Деньги никогда не ценил, не берёг и не копил
      7. Не люблю я пресных жеваний
      8. Мы далеко не одинаковы и можем дополнять друг друга
   2. Глава 5—2. Молчание — золото, но я не хочу богатеть
      1. Как дорога жизнь, когда смерть ветром обжигает
      2. Хочется учиться, читать и работать
      3. Пишу в чудесно-солнечном лесу, в щели под танком
      4. Меня решили перевести в другой род оружия
      5. Чем дальше удаляюсь от тебя, тем скорей будет наша встреча
      6. Был засыпан землей и немного контужен, но всё прошло
      7. Скоро конец; меня-то в армии не задержат
      8. Не забывай Степана Барсукова
      9. Не может быть, чтоб ты бросила писать
      10. Постараюсь не надоедать письмами до получения ответа
      11. Как хотелось бы мне забыть эту войну
   3. Глава 5—3. Ещё допишу это письмо, доживу свою намеченную жизнь
      1. Понял одно: что пишет Муся, моя, любимая
      2. Как могу передать тебе радость при чтении твоих писем?
      3. Два налёта авиации, но я жив и продолжаю письмо
      4. Не мог примириться, что твои письма могут попасть к немцам
      5. Стыдно из-за такой раны занимать койку в госпитале
      6. Вчера выспался, спал 18 часов
8. Часть 6. Жизнь однообразна хотя и хлопотлива
   1. Глава 6—1. Жду права строить свою жизнь
      1. Предложили должность помначальника артмастерских
      2. Четвёртый учебный год проходит мимо меня
      3. Мы с тобой самая нелепая пара, а потому и будем счастливы
      4. Моя совесть чиста: я отдал многое, чего от меня и не требовали
      5. Скучаю о колючках твоих слов
      6. Не покажусь ли я ископаемым человеком?
      7. Я буду иметь строгих и неподкупных судей — деток
      8. Распутывай или руби узел, но бросим плести эти кружева
      9. Готов принять от Вас самые неприятные, но справедливые советы
   2. Глава 6—2. Все мечты о жизни пересекаются в точке М., а пока…
      1. Мне хочется признания наших отношений
      2. Наконец Марина превратилась в Марию Лазаревну
      3. Получил твоё «усталое» письмо
      4. А куда меня денешь? Заново не переделаешь
      5. Раскаиваюсь, что не принял меры к уходу из армии в мае
      6. Пришлось произнести речь в защиту… Венеры
   3. Глава 6—3. Вот с отъездом никак не могу устроить дело
      1. Красивая надежда с острыми шипами
      2. Макаренко велик, но он из другой секты
      3. Хочется и жить, и работать по-настоящему
      4. Признание факта наших отношений успокоило мен
      5. Вот почему иногда сомневаюсь в учёных авторитетах
9. Часть 7. Разлука упорно не хочет прекращаться
   1. Глава 7—1. Принимаю все возможные меры к уходу из армии
      1. Ни заниматься, ни писать, ни работать нет охоты
      2. Наша любовь из тех, о которой мечтают поэты
      3. Съедает практичность!
      4. Это поможет мне стараться быть хорошим
      5. Ложь — плохой фундамент совместной жизни
      6. Будет или Виктор, или Виктория: это сейчас самое дорогое
      7. Мы должны побывать с тобой в Ташкенте, Самарканде
      8. Трудно подыскать темы, когда нет твоих писем
   2. Глава 7—2. Пусть моё признание не нарушит наших отношений
      1. От признания немного легче на душе
      2. Оказалось, что в мастерской считают меня за еврея
      3. Глупые! Разве они понимают
      4. Милая моя непоседа, всё тебе некогда
      5. Твою любовь чувствую и понимаю, но и это не успокаивает
      6. Рад твоим нежным словам, как-то по-детски рад
      7. Стараюсь рассматривать людей в их диалектическом состоянии
   3. Глава 7—3. Надо или увидеться, или уйти на передний край
      1. Отвык я от гражданской жизни
      2. Наша машина кувырком полетела в овраг
      3. Не дай бог сделаться мечтателем!
      4. Ты просишь не писать ночами. Но когда?..
      5. Мне хочется жить, а жизнь без тебя я не мыслю
      6. Не надо ни увлекаться, ни разочаровываться
      7. Крепко хлестнули меня твои обвинения во лжи
10. Часть 8. Чувства свои никак не могу поставить «смирно»
    1. Глава 8—1. Сумею ли отогреть твоё сердце?
       1. У меня не хватило мужества потерять тебя
       2. Да разве не найдём мы места на этой огромной планете?
       3. Строить воздушные замки можно, но будущее покажет само
       4. Не требую от тебя ничего, кроме дружбы
       5. Кажется, я нахожусь на грани сумасшествия
       6. Ты правильно назвала это состояние кошмарами
       7. Чтобы ликвидировать моё прошлое, надо меня заново родить
       8. «Хочу, чтоб ты всё забыл и был со мной»
       9. Я часто представляю Ваш светлый (чумазый) образ
    2. Глава 8—2. Сегодня я видел тебя
       1. так ясно и просто Ты, кажется, достаточно убедила меня в моей подлости
       2. Успокоило меня, заполошного, твоё письмо
       3. После нежных объятий с утермарковской печью решил поспать
       4. Не желая опоздать с поздравлением, шлю за месяц вперёд
       5. Встретимся мы как давно уже жившие друг с другом
       6. Своими объяснениями я только запутываю дело
       7. Даже жаль, что начинаю поправляться
    3. Глава 8—3. Раз было, то это останется и будет
       1. Воспитывать мальчиков?! О бедная! Это порода дубовая
       2. Барсуков ездил в Тильзит и Грюнвальд, там много интересного
       3. Радуют сообщения о прослушанных докладах по твоей работе
       4. Неужели мы будем разлуку мерять годами? Страшно подумать
       5. Что мне прощать, расскажу, а пока прости мне 35 лет жизни
       6. Посмотри на причудливость и осмысленность линий
       7. Эти дни наполнены борьбой за отпуск
       8. С годовщиной нашей встречи поздравляю тебя!
11. Часть 9. Месяц счастья!
    1. Глава 9—1. Вопрос об отпуске то появляется, то исчезает
       1. Я полюбил тебя за эту ясную детскую веру в жизнь
       2. Как Человека с чистой душой, я любил тебя ещё до встречи
       3. Надежда на отпуск снова погибла, но ненадолго
       4. Ну, родная, разве ЭТО похоже на игру?
       5. Такое письмо, от которого пасмурный день становится светлым
       6. Картину можно «читать», открывая всё новое и новое
       7. Вспомнил раннюю юность и прошёлся за плугом
       8. Хотелось бы иметь самые лучшие отношения с твоими родными
       9. Думаю дней через десяток быть в Москве
       10. Приближается то, о чём я мечтал целый год
       11. Настоящего веселья не было, да и быть не могло
    2. Глава 9—2. У всех чемоданное настроение
       1. Внутри было поздравление, написанное почерком Гани
       2. Эти дни такие особенные, что хочется написать тебе
       3. Вчера приехал в город прежних боёв
       4. Вопрос о демобилизации здесь даже не обсуждается
       5. Об организации жизни хочется посоветоваться с Вами
       6. Нахожусь в строевой части: на хозработу идти отказался
       7. Конец войне, значит — жизнь, надежды, перспективы
       8. Ты для меня всё ещё кажешься мечтой
       9. Остывают донкихотские порывы
       10. Идти против начальства хуже, чем против закона
    3. Глава 9—3. Бесконечные смотры, муштра и прочее
       1. Кончилась война, и чувства эгоизма берут верх
       2. Местность болотистая; доконала сырость
       3. Все живём надеждой на демобилизацию
       4. Пока стараюсь набраться терпения
       5. Направляют в госпиталь
       6. Живу исключительно воспоминаниями
       7. Надежда на своё личное счастье — сейчас надежда всех солдат
       8. Мне хотелось бы быть настоящим членом семьи
       9. Не могу достаточно высказать благодарность тебе
12. Часть 10. Будем надеяться
    1. Глава 10—1. Выедает душу эта бесцельная, но изнуряющая жизнь
       1. Работая в лагере, собирай пьески, скетчи, остроты
       2. Муки Тантала: близость счастья и невозможность его
       3. О приезде победителей знаю: там много знакомых
       4. Ожидаю вызова или демобилизации
       5. Что особенно великолепно — освещение
       6. Рад бы сделать всё, если бы мог что-либо сделать
       7. Ни мне, ни Абраму не верится в гибель Бориса
    2. Глава 10—2. Вспоминаю наш месяц жизненного аванса
       1. В вашей лекции чувствовалось знакомство со счастьем
       2. 20.6.45
       3. Беспокоит состояние твоих близких и лично твоё
       4. Картина «Иван Грозный» — необычайно сильная вещь!
       5. Верховный Совет признал меня молодым
       6. Менять работу и жительство не в моём характере
       7. Судьба не обманет нас, я верю
       8. Ты мне нужна ещё как руководитель
    3. Глава 10—3. Всё складывается к тому, что в этом году будем вместе
       1. Я порвал отношения с Эпштейном
       2. Успокоила, словно приласкала письмами
       3. Валялся в госпитале; чувствую себя прекрасно
       4. Живу надеждами и слухами
       5. Всё время идут разговоры о демобилизации
       6. С отклонением офицерского звания я сильно прогадал
       7. Барсуков сообщил, что он уезжает на Дальний Восток
13. Часть 11. Будем ждать, хотя это невыносимо
    1. Глава 11—1. Восхищён богатством края и новыми ростками жизни
       1. Лежу на крыше вагона, загораю и разговариваю с Мариной
       2. Поступил на четвёртый курс Горьковского университета
       3. Шилка! — она была маленьким захолустным селом
       4. Больно от того, что я вижу это один
       5. Сегодня первый день относительного покоя
       6. Перевариваю впечатления, которых наглотался, как удав
    2. Глава 11—2. Не делаю того, что мог бы делать, что нужно бы делать
       1. В действительности это изумительно эффектно
       2. Народ, совершивший великую миссию, достоин лучшей жизни
       3. Даже то, немногое, что видел, доставляет наслаждение
       4. С хозяйственной работы перевели в Политотдел литработником
       5. Все слухи, ожидания и надежды сменяются отчаянием
       6. Отстал во всех отношениях, тяжело и безнадёжно
       7. Трудности быта я представляю, но не быт без трудностей
    3. Глава 11—3. Сама по себе разлука — очень серьёзное испытание
       1. Теперь уж скоро мы встретимся — и навсегда
       2. Мне нравится твоя дипломатическая вежливость
       3. Счастье моё и причина тоски в плену вавилонском
       4. Поверь, что твоя любовь — основа моей жизни
       5. Не могу ни говорить спокойно, ни работать
       6. Даже работа бледнеет перед мечтой о тебе
       7. Видеть пришлось много, но всё отравлено тоской
14. Часть 12. Будем ждать и тосковать, чтоб потом ценить жизнь вместе
    1. Глава 12—1. Успокой меня, что ты есть и будешь той же
       1. Бюрократический змий упорно закрыл выход
       2. Рассудок окончательно лишён права решающего голоса
       3. Рад, что у тебя многосторонняя жизнь
       4. Знаешь, какой сюжет я выбрал для твоего портрета?..
       5. Уверен, что многим будет трудно
       6. Угнетает это меня больше, чем самый напряжённый труд
       7. Твёрдо решил работать над сюжетом «Пути»
    2. Глава 12—2. Трудновато мириться с действительностью
       1. Ясно одно: что жить и работать будем вместе
       2. Готовь мне заказы по оформлению
       3. Боялся спугнуть твою любовь, обидеть её аналогией
       4. Предвижу много огорчений, но это входит в состав жизни
       5. Освободи меня отсюда
       6. В последнее время часто снится школа
       7. Мои действия не пойдут вразрез с нашей жизнью
    3. Глава 12—3. Для меня ты — будущее, на которое делаю ставкой свою жизнь
       1. Когда мечтаю о работе, она сливается с тобой
       2. Начнётся прелюдия к ералашу дальнейшей жизни
       3. Пишу просто поделиться неувязками
       4. Тебе в Москве виднее наши дали
       5. Сейчас достаточно решения вопроса, как вырваться из армии
       6. Радуга моих планов тускнеет от задержки демобилизации
       7. Я не прочь иногда сражаться с мельницами, но не с туманом
       8. Ездил; напишу подробно в письме
       9. Он поднял меня на руки и стал целовать
    4. Продолжение следует

Фото на обложке из семейного архива

Составление и подготовка к публикации: Виктор Кротов

Краткое предисловие

Эта книга не была задумана как книга. Она состоит из совершенно реальных писем, написанных в 1943—1945 годах из Красной армии, и полна множества правдивых реалий тех лет. Вместе с тем это книга о любви — с многочисленными драматическими разворотами и непредсказуемым ходом событий.

Поскольку ответные письма, в силу военных условий, не сохранились, в некоторых местах приведены небольшие фрагменты из книги воспоминаний М. Л. Кротовой «Бавыкинский дневник», позволяющие увидеть некоторые события глазами участницы переписки.

Несколько технических замечаний:

— Не все письма сохранились. Сохранившихся меньше трёхсот, а всего было, видимо, заметно больше.

— Не все сохранившиеся письма и фрагменты вошли в книгу, чтобы не утяжелять её чрезмерным объёмом и некоторыми повторами.

— В некоторых письмах сокращены интимно-ласковые обращения, а также другие фрагменты, которые были естественны для отправителя и дороги адресату, но не предназначались для стороннего читателя. Сокращены повторы, не имеющие самостоятельного значения, не приводятся обратные адреса полевой почты.

— Даты большинства писем указываются по рукописному оригиналу. При отсутствии — по почтовому штемпелю. Иногда дата указывается ориентировочно, на основе содержания письма и соседствующих с ним писем. В некоторых случаях письмо расположено в установленном по содержанию месте, но оснований для датировки нет; тогда ставится указание «без даты».

— Чтобы структура книги была выразительной, введены заголовки частей, глав и подглавок (отдельных писем или других текстов). Все заголовки взяты из самих текстов. То же самое относится и к названию книги.

Важнейшую роль в том, что эта книга стала возможной, сыграла Мария (Марина, Муся) Кротова (Гиндина) — героиня этой книги. Она сумела сохранить эти письма, несмотря на многие превратности судьбы.

Большую работу проделал Яков Гаврилович Кротов, осуществивший разбор и первичное упорядочивание рукописных писем, а также подготовивший машинопись их полного собрания.

Компьютерный ввод машинописи и предварительную корректуру осуществила Василиса Виник.

Существенные замечания в процессе подготовки книги к публикации были сделаны Марией Сергеевной Романушко.

Виктор Кротов

Часть 1. Пишите мне!

Глава 1—1. Может, пригодится в работе…

Из редакционной почты

Эта заметка была опубликована «Учительской газетой» в начале сентября 1943 года в рубрике «О чём рассказывает редакционная почта…» и называлась «Пишите мне!».

Дорогой незнакомый товарищ!

Я читал и слышал о дружбе заочной. Вначале мне это казалось странным, но я убедился, что такая дружба может быть большой и крепкой. И вот я пишу в надежде получить ответ. Познакомимся же и будем друзьями!

Я — бывший педагог. В настоящее время нахожусь в одной из частей Красной Армии. Участвую в боях с 13 июля 1941 года. Два раза ранен, контужен, но не потерял способности бить врага. Прошёл весь боевой путь Сталинградского фронта старшим сержантом-автоматчиком. Имею на своём счету 32 уничтоженных немца. Горжусь этим, только жалею, что мало.

Я стал военным человеком, но не забыл, что я — учитель. Очень хочется знать, как живёт и работает школа. И особенно хочется слышать тёплое, дружеское слово.

Пишите о себе, о работе, обо всём, что видите, что интересует вас. Пишите подробно и часто. Я не останусь в долгу. Буду делиться успехами и впечатлениями.

Мой адрес: полевая почта 40248, Кротову Гавриилу Яковлевичу.

***

Публикуя письмо учителя-фронтовика, редакция уверена, тов. Кротов получит много писем от учителей и найдёт много новых друзей.

Ничего удивительного

(из «Бавыкинского дневника»)

…Всё началось с письма в «Учительской газете». Это письмо мне показала библиотекарша в школе №40, где осенью 1943 года я работала пионервожатой. Тогда очень модным мероприятием была переписка с бойцами и помощь фронтовикам в виде посылок, что поднимало их дух и решимость сражаться во имя оставленных в тылу детей и женщин.

Поэтому ничего удивительного не было в том, что однажды школьная библиотекарша Мария Михайловна обратила моё внимание на маленькую заметку в «Учительской газете», подписанную: «Г. Кротов». Был и номер полевой почты.

«Мариночка, вот посмотрите, может, пригодится в работе». Библиотекаршу звали Мария Михайловна, а фамилию я забыла. Да и в живых её, конечно, нет, она и тогда была старая.

Я ответила на это письмо на адрес полевой почты…

Моим новым друзьям

Под таким заголовком «Учительская газета» 15.3.44 года опубликовало «Письмо с фронта» (подзаголовок статьи) Гавриила Кротова, обращённое к тем, кто ему написал.

Моё краткое, буквально в несколько слов, письмо, помещённое в «Учительской газете» несколько месяцев назад, помогло мне обрести много заочных друзей. 17 ноября прошлого года в газете был помещён мой ответ многочисленным корреспондентам, который вызвал ещё больший приток нежных, дорогих писем. Число их уже превысило 5.000! И мне хочется снова поблагодарить за добрые чувства наших учителей, так горячо любящих нас, солдат великой Красной Армии.

Мне даже как-то неловко, что из-за письма в редакцию я сделался объектом внимания многих тысяч учителей, живущих и работающих в разных концах Советского Союза. Мне пишут письма, как герою, мне поверяют горе, которое принесли на своих штыках немцы, меня просят отомстить за загубленную молодёжь, за гибель близких, за разрушение наших городов и сёл. Я считаю, что эти письма адресованы не лично мне, а всем воинам, и читаю их всему подразделению. Ведь моя роль в бою очень незначительна: я выполняю маленькую частицу гениального стратегического плана Верховного Главнокомандующего — плана, идущего от генералов к рядовому солдату.

Свой долг я стараюсь выполнять честно, как выполнял его и раньше, работая в школе и отдавая детям все свои знания и силы.

Правительство высоко оценило мою службу: я награждён двумя орденами Красной Звезды и сейчас представлен к третьей награде.

Но в бою я искал не славы.

В 1941 году мне пришлось оставить семью в пограничном районе и взять в руки оружие. Вскоре я узнал, что моя семья погибла от рук немцев, а школа, в которой я работал, сгорела. Я ощутил жгучую ненависть к врагу, желание мстить и мстить!..

Ранение и контузия надолго вывели меня из строя, но, когда враг подходил к Волге, я снова добровольно пошёл на фронт. Я горячо любил родину и не мог перенести наших временных неудач. «Мёртвые сраму не имут», — думал я, уходя в бой, как думали многие, но умирать не торопился.

Мой командир, Герой Советского Союза Дорошкевич, был тоже охвачен ненавистью к врагу. Наш танк врезался в расчёты и колонны противника, перемалывая его технику и уничтожая живую силу. Это были первые поминки по сыну и жене. Кровь их дорого обошлась немцам.

За Доном я был ранен в левую руку. Идти в госпиталь не хотел, чтобы не потерять связи со своей частью. Работал в штабе, где можно было обойтись без левой руки. Но, когда наши войска подошли к Курску, не вытерпел и снова пошёл на линию огня.

Многие авторы писем ко мне считают меня излишне скромным. Нет. Я всю жизнь старался быть, если не лучше всех, то, по крайней мере, не хуже других, иначе жизнь потеряла бы для меня всякий смысл.

И вот я, простой учитель, всю жизнь посвятивший педагогике, любивший музыку, стихи, цветы и детей, смог уничтожить несколько десятков вражеских солдат и офицеров, которые всю жизнь посвятили войне. Я горжусь этим, но не приписываю этих заслуг только себе, а и моим товарищам воинам и в первую очередь командирам.

Моя сила не только в солдатском служении долгу, не только в первоклассном оружии, которым я стремлюсь владеть в совершенстве. Я и в строю остался педагогом. В короткие часы досуга в блиндажах, на привале читаю и рассказываю нашим молодым бойцам литературные произведения классиков, на примере героев этих книг воспитываю в них мужество, отвагу, настойчивость в достижении цели.

На войне лучше узнаёшь человека, его сердце и душу. Именно здесь, встречаясь с воспитанниками школы, я понял, как ещё много недостатков в её работе по обучению и воспитанию молодого поколения.

Я хочу сказать товарищам учителям, продолжающим работу в школе, что им ещё много предстоит сделать для того, чтобы поднять школу на уровень тех задач, которые поставил перед нею родина в дни Великой отечественной войны.

Некоторые учителя в своих письмах ко мне «козыряют» высокими процентами успеваемости. Но разве в процентах дело, товарищи? Разве могут проценты, мёртвые цифры выразить в какой-то мере глубокое содержание педагогического труда? Дело не в процентах. Нам нужно, чтобы наши воспитанники выходили из школы вполне грамотными, культурными людьми, чтобы, став солдатами, они проявляли стойкость и отвагу, чтобы были такими, какими показали себя в дни войны миллионы молодых мужчин, доблестно сражающихся под знамёнами Красной Армии.

Шлю вам горячий привет педагога-солдата. Желаю успеха в вашей работе по обучению и воспитанию поколения великого народа Советских Республик.

Немногие строки из лавины писем

Ещё одна публикация «Учительской газеты» (8 мая 1944 года, очерк З. Матусевича «Незнакомый товарищ») была посвящена этой переписке. Ниже даны несколько отрывков из присланных писем, приведённые в очерке.

«Дорогой незнакомый товарищ! За окном воет ветер, крупные капли дождя бьют в стекло. В такое время особенно тяжело и думаешь о вас, бойцах. Так хочется, чтобы вы почувствовали, как миллионы женщин трудятся, не покладая рук, в тылу и с тревогой думают о невзгодах и тяготах фронтовой жизни, которые приходится нести вам. Мы всегда с вами, помните это. Клавдия Беспалова, Лебяжский район Кировской области».

«Дорогой незнакомый друг! нас так беспокоит состояние вашего здоровья. Ранение, наверно, даёт о себе знать. Может быть, вы в чём-нибудь нуждаетесь? Напишите, мы пришлём вам наших колхозных лакомств. Если бы вы знали, как болит сердце, когда вспоминаем о вас. От всего сердца желаем вам скорейшего разгрома врага и счастливого возвращения домой. М. Кузина».

«Незнакомый товарищ! Я с особым волнением пишу эти слова потому, что только недавно Красная Армия вернула мне возможность вновь произносить это слово, снова почувствовать себя в большой и дружной семье народов нашей страны. Несколько месяцев я прожила в оккупации. Трудно передать, какой радостью переполнилось сердце, когда мы в первый раз вновь услышали слово „товарищ“, увидели наших красноармейцев. Спасибо за всё, за вашу самоотверженность, мужество, за ваше служение народу. Анна Бестун. Ремонтненский район Ростовской области».

«Дорогой сынок! Я прочла пиьсмо и подумала: вот человек, который, может быть, не имеет близких. Откуда родом? Есть ли родные? Где они? Я уже тридцать лет работаю в сельской школе. 11 лет назад похоронила мужа, своих детей нет. Буду тебе с радостью писать, как своему сыну. Олимпиада Демидова. Детчинский район Тульской области».

«Дорогой Гавриил Яковлевич! Отомстите за отца моего трёхлетнего сына, моего мужа, героически погибшего при защите Сталинграда. Евдокия Лисенкова. Тетюзинский район Приморского края».

«У меня погиб сын. Ему не было и двадцати лет. У меня нет больше семьи, нет личной жизни. Но я не сложила рук и работаю наряду с молодыми. Если вам нужна моя материнская забота, считайте меня своей любящей матерью Отомстите за моего сына. Успокойте моё сердце. Пелагея Котова. Палехский район Ивановской области».

«Мой брат учитель пропал без вести. Больше всего меня мучает мысль о том, что он, может быть, в позорном плену, терпит голод и издевательства. Идите вперёд, освобождайте родную землю, наших людей, мстите за всё. Лидия Белякова. Каменский район Пензенской области».

Помню наизусть

(из «Бавыкинского дневника»)

…Скоро я получила ответ от Г. Кротова. С тех пор прошло более сорока пяти лет, но это первое, написанное карандашом письмо я помню наизусть. Большинство ганиных писем сохранилось, но это, первое, было до того хорошее, что я на него ответила, и пошло, и пошло…

Глава 1—2. Не было ни одного письма, чтоб я на него не ответил

Это действительно роднит нас

13.9.43

Здравствуйте, милая Марина!

Пусть не шокирует Вас такое обращение, но оно более всего выражает моё чувство к Вам.

Сегодня я получил несколько писем, из которых Ваше мне показалось наиболее обстоятельным и близким. В нём есть строчка, которая больше всего понравилась мне, что Вы посвятили свою жизнь детям. Это действительно роднит нас. У меня не было иной жизни, кроме детей. И кое-чего я достиг в работе. Похвала А. С. Макаренко была лучшим аттестатом, и в школу я, конечно, вернусь.

На фронте я с первых дней. Родных у меня нет. Была жена Марина, но её расстреляли немцы. Она была еврейка, комсомолка — в общем, та, которых немцы не щадят. Об этом я узнал позднее.

Я не знаю Вас, но последняя строчка Вашего письма дорога и мила. Хочется укрепить эту дружбу на первые пятьдесят лет.

Итак, вот моя рука, рука солдата.

На фронте я с первых дней. Я старший сержант, командир взвода автоматчиков. На моём счету около сотни фрицев, официально установлено командирами 32, но счёт далеко не окончен. Награждён медалью «За оборону Сталинграда» и орденом Красной Звезды, но на героя я не похож: сутуловат, жёсткие волосы, рост 165 см, вес 64 кг — вот я. Любитель цветов, музыки, живописи, немного художник, когда-то писал стихи, люблю всё красивое и крепкий табак. По существу я далеко не военный человек, я не могу видеть развалины, кровь и горе, меня шокирует мат, угнетает грязь, но со всем этим я мирюсь. Люблю мечтать. Вот и сейчас майор смеётся, что я совершаю полёт в сферы, недоступные лётчикам. Пожалуй, он прав.

Я не слышу грохота орудий, не чувствую дрожи стен. Я бесцеремонно зашёл в Вашу тихую, чистенькую комнатку. Я вижу стол, накрытый скатертью, стопку тетрадей, этажерку, цветы; вижу Вас, молодую, серьёзную. Но лицо Ваше — лицо учительницы Советского Союза — калейдоскопично и не может закрепиться в памяти.

И вот я рад побеседовать с Вами. О чём? О войне? Нет. Вы не видели её — и хорошо. Скажу одно, что наши газеты не дают достаточно верной картины всей подлости немцев: развалины, кровь, бессмысленная жестокость. Трупы детей, тысячи закопанных живьём людей, обесчещенные девочки (буквально) — нет, об этом писать я не буду. И самому хочется забыть это. Вот почему я не выхожу из строя, даже если имею освобождение.

Недавно я узнал о раздельном обучении. Но с трудом представляю это себе. Очевидно, есть какие-то установки. Может быть, есть долгожданные правила ученика. Не знаю. Напишите мне. Боюсь, что, вернувшись в школу, я буду неопытным и беспомощным, хотя начал работу пионервожатым и не оставлял её до 13 июля 1941 года.

Хотел написать письма Вашим девочкам, но не подыму темы. Писать восторженным языком о войне не могу. Писать об ужасах её тяжело, да и всего не напишешь. Мой им привет. Пусть они не знают этих ужасов, а мы постараемся это сделать. Но только работы в жизни им предстоит много. Пусть учатся.

Теперь просьбы к Вам: разрешите называть Вас в дальнейшем на «ты» и «Марина», пришлите своё фото и пишите о себе, о Москве, о книгах, концертах, о своих вкусах; а я постараюсь писать о том, что вижу.

С боевым приветом, Ваш друг Ган Кротов, полевая почта 40248.

Жду писем и фото.

P.S. Сколько Вам лет? Когда в комсомоле?

Назначаю тебя своим представителем

19.12.43

Милая Марина,

Во-первых, хватаю Галку[1] за косички и целую её, за её письмо. Во-вторых, даже самое красивое имя Дея[2] не оправдает измену педагогике, так что я ей непримиримый враг. Отец — другое дело: хирургические ножи часто вмешивались в структуру моего организма, за что благодарен эскулапам. Маму твою попрошу приготовить пельмени (моё любимое кушанье) и накормить тебя (назначаю тебя своим представителем), ну, брату писать нечего. Но главное — Галка. Я её заставил бы летать под потолок, вот и письмо её возвращаю обратно, но испачканное[3].

Марина, откуда ты взяла, что я могу прекратить переписку или погибнуть? Уж если за два с половиной года надо мной пролетело столько смертей, то на пороге победы погибать нет дураков.

Да, спешу исправить упущение о себе: историк, связан с литературой. Писал, печатался. Работал директором школы в Винницкой области.

Стариком я себя, конечно, называл напрасно. Правда, по документам мне 33 года, но подсчитаем: 8 часов = 1/3 в сутки я спал, долой 11 лет, 2 года на фронте — тоже за жизнь нельзя считать — итак, перед тобой двадцатилетний юноша. Прошу любить и жаловать.

Марина, ты выработала хорошие традиции — писать каждую неделю, но почему-то изменила. Пиши!

Ты боишься за детей. Напрасно. Умеющий ненавидеть может крепко любить. Ведь ненависть к врагам порождает любовь к друзьям, к родине. Твои девочки, ненавидя врагов, будут любить воинов. Привет им. Пусть и они напишут мне.

Марина, всё-таки пора бы показать себя, хоть фотографией, но если это трудно, то не надо. Внешность роли не играет.

Ещё раз предупреждаю, что внезапно я могу лично явиться к вам. Ну тогда-то поговорим и обсудим: что такое «не везёт» и как с ним бороться.

Прости, Марина, что пишу каракулями, это не почерк. Могу писать и по-другому, и это неуважение к тебе. Жду от тебя длинных писем, как мой боевой путь. Рад им, Марина. Немного некрасиво с твоей стороны, что ты не сообщила имя и отчество твоей матери. Итак, жду писем.

Привет всем твоим родным и твоим детям. С горячим приветом, Ган

Я лучший друг тебе — и всё

29.12.43

Милая, милая Марина!

Получил твоё письмо. Сознаюсь, что давно ждал его, и было немного больно и обидно, что появился перерыв. Всё это я объяснял странностью нашего знакомства, в котором недоверие вполне естественно, поэтому не обиделся, прочитав упрёк в том, что я способен втихомолку смеяться над тобою. Смешная, глупая девочка! Ведь в нашей дружбе нет тех примесей, которые портят дружбу: внешность, одежда, поступки, иногда просто какой-либо световой эффект. Нет! Вот и мама твоя, и Галка, и твой, очевидно, седой и солидный отец стали мне близкими.

О, какое спасибо тебе за твоё предложение о доме. Как добивался я отпуска в Москву — и не теряю надежды, почему и попросил номер телефона, чтоб созвониться.

Марина, ну ты не понимаешь, как я рад письму. Давай бросим упрёки и недоверие. Я лучший друг тебе — и всё.

Да, я называю себя стариком. Мне 33 года, но… Марина, тебе не понять мою жизнь. С 7 лет я жил «в людях», с 16 лет жил и учился самостоятельно, изъездил весь СССР, работал кинофоторепортёром, плотником, писателем, художником, ходил пешком, голодал; 3-й год в боях — и мне дают 40 лет! Ведь раны, мороз, лишения не проходят даром, и ордена на солдатской груди с неба не падают.

Милая Марина, как много чувств в твоих словах, что меня ждут дети. Я это знаю и бьюсь за право спокойно смотреть в детские глаза и требовать, будучи исполнителем сам.

Относительно ног. Зажили. Осталась лёгкая хромота, так что за меня не беспокойся. Я выживу всем смертям назло.

Итак, брось свои сомнения насчёт подсмеивания и прочую чепуху. Уж если я назвался другом, то ради дружбы готов сделать многое.

Пиши. Помни, что я не всегда смогу ответить вовремя, но это не значит, что я забыл.

Желаю счастья, здоровья и радости. С Новым годом.

Приписка на обороте «треугольника»:

Да, я хочу увидеть друга, но рад и письмам. По письмам, логике и смыслу писем, я уже знаю тебя.

Посылаю письмо твоим детям. Наладим переписку — постараюсь её сделать интересной. Привет тебе от моих друзей, вот сидит Ивакин.

Марина, прошу, посылай в письмах листки бумаги, только линованной. Пиши о театре, о новых книгах и шли вырезки стихов, очерков.

Ещё перечёл письмо. Глупая Марина, как ты можешь думать, что я способен смеяться над дружбой.

Не хочется кончать письмо, но что можно сказать бумажным языком? С каким удовольствием сейчас помолчал бы вместе.

Ну, спи спокойно! А я ещё немного постараюсь подумать о своём недоверчивом друге.

Да, учиться трудно

29.12.43

Товарищи пионеры и школьники, к борьбе за дело Ленина-Сталина будьте готовы!

Боевой вам привет от учителя-солдата!

Сегодня получил письмо от моего и вашего друга тов. Гиндиной с радостным известием, что вам вручают новые ученические билеты, в которых страна предъявляет вам 20 требований. Поздравляю!

Хочется пожелать вам счастья в жизни, а я уже третий год бьюсь за это счастье. Мечтаю снова быть с детьми, потому что люблю детей, как любит каждый учитель.

У нас тоже есть требование — присяга. Ради неё мы идём на смерть, и можете ли вы любить того, кто, испугавшись трудностей боя, скроется от требования совести? Нет, таких любить нельзя. Но не этими людьми держится жизнь.

Иные из вас требуют помощи…

Под огнём противника остался наш раненый боевой товарищ. Но гибнет товарищ, и мы, обстреляв противника, прижав его к земле, спасём друга.

Как же можно терпеть, что у вас отстаёт товарищ!

Да, учиться трудно. Но как вы думаете, на фронте легко?

Не завидую и вашим учителям, которые взяли на свои плечи тяжесть оставленного нами труда. Они отдают всё, а главное — покой и здоровье, это почти одно и то же, что и жизнь: двойная нагрузка, Хеопсова пирамида тетрадей, в результате — бессонные ночи, переутомление, расслабленные нервы, а тут ошибки, неприготовленные уроки, шалости.

Мы свято чтим своих командиров, потому что они ведут нас к победе, этого мы требуем и от вас.

Но я верю, что нарушений не будет, и мы будем друзьями.

Прошу прислать мне экземпляр ученического билета, и, если не обиделись на письмо и на мои требования, пишите. Будем друзьями.

Желаем вам счастья и успехов!

Брось разные подозрения

1.1.44

С Новым годом!

Марина, прочитал ещё и ещё раз твоё письмо. Странные мысли лезут в твою голову: тебе становится трудно писать, потому что в голову лезут какие-то сомнения, подозрения. Дорогая, да ты не… слишком ли горячо ценишь дружбу? Ведь это похоже на ревность, то есть на подозрения в унижении твоих лучших чувств. Нет, милый друг, ни в дружбе, ни в других хороших чувствах я не изменял, как не изменял родным в тяжёлые минуты, когда положение казалось безнадёжным. Так разве я такой подлец? Нет. По правде, мне тяжело было, когда твои письма прекратились, но вот оно пришло. Мы друзья по-прежнему. И брось разные подозрения. Я пока ещё твёрд.

Марина, будет время — ты узнаешь меня ближе. И увидишь, что другом я могу быть.

Итак, пиши, не дожидаясь писем. Пиши не как другу, а как своей подруге, которая не живёт, как реальный субъект, но ей доверено то, что есть в голове и груди.

Стоп! В лирику полез, а солдату там делать нечего. Спи спокойно, а я проведу рукой по твоим волосам. Ганя

Тебе пишу очень часто, но прочту и порву

11.1.44

Милая Марина.

Ты читала рассказ Горького «Болесь»[4]? Вот почти то же переживаю я. Я, правда, не пишу писем сам себе, но я придумал тебя, полюбил тебя чистой, платонической любовью, и твои письма, которые ввели меня в школу, в театр, в тёплый круг твоей семьи. Иногда я играю с Галкой, иногда пикируюсь с Деей, шучу с твоей мамой и часто беседую с тобой. И становится грустно, когда нет писем. Тебе пишу очень часто, но прочту и порву — ерунда. Хочется сказать что-то хорошее, но не выходит.

Паузы в письмах от тебя мне вполне понятны: так неестественна и странна наша дружба.

А ведь, Марина, я чуть не попал к тебе в Москву. Мне дают назначение для лечения ноги (электропроцедуры), но как-то всё откладывал, да и лечиться я не люблю. В больницы попадал только в бессознательном состоянии (три раза в жизни). Но, быть может, приеду.

Задержало ещё одно обстоятельство: награждают третьим орденом Красной Звезды. Получится не грудь, а млечный путь. Ну и хотелось чем-то оправдать это.

Марина, если можно, пришли фото, с Галкой, или даже с отступником педагогической веры, или с девочками школы, или одну. Буду рад.

Спроси отца, сможет ли он оказать мне содействие в лечении. Что там, я не знаю: ревматизм или ещё какая ерунда. Правда, неудобно пользоваться знакомством, но если я буду лечиться, то хотелось бы избавиться от всей этой гигиены больничной. Натура у меня неспокойная. Ни в медицинские, ни в педагогические нормы я не укладываюсь. А поехать и не полечиться тоже нельзя. Болит при прыгании и резких поворотах.

Ну, надоел я тебе с больничными охами — но учти, что пишу в исключительно грустную минуту, такие бывают очень редко.

Пиши, а я пока кончаю. С приветом, Ган

Для меня это было очень романтично

(из «Бавыкинского дневника»)

…Мы с Ганей начали переписываться. Потом мы от школы отправили ящик с подарками для бойцов ганиной роты (кисеты с махоркой, тетради, книжки, рукавицы и т.п.). Бойцы написали индивидуальные письма с благодарностями девочкам. А тем временем мы с Ганей продолжали переписку и заочно друг другу очень нравились. Для меня это было очень романтично: переписка с солдатом, фронтовиком! Письма я читала вслух домашним, они были остроумные, хоть и с ошибками. Ошибки я исправляла и указывала, как правильно писать. Ганя не обижался…

 Четырёхлетняя племянница Муси.

 Старшая сестра Муси (мать Гали).

 Письмо написано на обороте детского рисунка. (Прим. Я. Г. Кротова.)

 О женщине, которая посылала письма выдуманному жениху, а от его имени — себе.

Глава 1—3. Твоя дружба мне необходима

Кажется, опять в книжность полез

16.1.44

Получил твоё письмо. Ты пишешь, что я «книжный человек». Да, Марина, жизнь столько била меня, столько я видел гадости, что я старался изменить её. Иногда это было донкихотство, а иногда… Да вот ты — моё сочинение. Знаешь, как больно было, когда от тебя не было долго писем. Смешно и глупо. Мне, 34-летнему, влюбиться в мечту, именно мечту, так как ты живая не смогла бы быть объектом моей любви. По годам, психологическому укладу (ведь за жизнь мою грязи ко мне пристало, я не любил её, но… а ты чиста от всего этого). Но факт, что сегодняшняя дрожь, выдавшая мою радость, — это плохой признак. Ну, это ерунда. Я могу не только взять себя в руки, но и за глотку.

Видите, как много я насплетничал на себя.

Да, Марина, жизнь меня не баловала, и, быть может, это спасает меня там, где гибнут мягкотелые. И вот, сидя в грязи, кушая из котелка, я пою и чувствую:

И дальше:

Ты удивляешься, что меня интересует театр. Да ведь, друг мой, навязла в зубах вся эта передряга. Вот вчера я был у подполковника, начальника политотдела. Он вернулся из госпиталя после тяжёлой контузии головы. Узнал, что меня награждают третьим орденом, и позавидовал мне, а я — ему, что он побыл в Москве. Назвал меня дураком и обещал отпустить в Москву здорового. В Москве меня пугает строгость дисциплины. Ведь тут иногда и с генералом курить приходится. А я отвык от строевого тыла. Но постараюсь в Москве сделаться «гражданским». Только, Марина, веди в театр, как ты хочешь.

Получила ли ты мои письма и фото? Правда, я там мало похож на себя, это фото больше подходит в альбом уголовного розыска. Но о наружности хорошо сказано:

Ну, я, кажется, опять в книжность полез. Но что ж делать, если жизнь не так красива, как книги. Маяковский писал:

Ну что ж, сколько хватает сил, я переделываю, как солдат, наших генералов, а петь, политотдел уверяет, что тоже надо. Ну, заболтался я. А бумаге конец. Но, Марина, запомни одно — твоя дружба мне необходима. Письмам рад и жду их.

Целую Галку. Привет твоим родителям (всё же имён я до сих пор не знаю). Привет Дее. Да хранит меня Аллах от медиков. А тебе я затрудняюсь, чем выразить своё чувство: руку пожать — охать будешь, поцеловать — рискованно, боюсь обидеть, а других способов не придумал. Ганя

Приписка на обороте:

Марина, я забыл, что у тебя слабое зрение, а я пишу мелко и неразборчиво. Прости меня, но хотелось много, много написать тебе. Как бы мне хотелось увидеть тебя, хотя бы на фото. Итак, надо проститься и ждать писем. Пока.

Хочется передать спасибо тем, которые дали тебе возможность легко добиться места в жизни, и не жалей, что тебе с ней не пришлось бороться. Это плохое занятие и неприятное.

Намёки на любовные чувства я безжалостно высмеивала

(из «Бавыкинского дневника»)

…Месяца через три я получила ганину фотографию — маленькую, где он был с двумя орденами «Красной звезды» и маленькими усиками под носом. Выглядел он много старше меня — 34 года — старик! — и меня совсем засмеяли домашние, так как в письмах Гани стали явственно проступать нотки не только дружеские, но и более нежные. Впрочем, все попытки, намёки на любовные чувства я безжалостно высмеивала, да и на самом деле не могла себе представить, как можно полюбить человека, не видя не только его самого, но даже и фото (свою фотографию я послала уже после встречи)…

Быть может, бестолково написано

31.1.44

Дорогой друг,

P.S. Это ответ на твоё письмо, в котором ты указала предел дружбы. Быть может, бестолково написано.

Жаль, что надежды на будущее слабеют

31.1.44

Лист вложенной тобой бумаги я объясняю, как желание получить письмо. Правда, только что я закончил письмо, в котором пытался оправдаться о переходе границ дружбы (неумышленно). Думал, что теперь ты обидишься, но вот бумага. Ну так, друг мой, морщись, а читай.

Ты утверждаешь реальность своего существования. Напрасно. Я — русский человек, и для того чтобы убедиться в реальности — надо пощупать руками. А пока ты — моё сочинение. И я л… виноват — уважаю тебя за твои письма и острый язычок.

Но судьба моя — быть неприкаянным умником: опять стихи. И если ты начнёшь писать тоже, то я одобряю традицию влюблённых школьников и советую культивировать и дальше для юношей до 40-летнего возраста.

Эх, Марина, ты говоришь, что у тебя бывает паршиво на душе. Напрасно. Жизнь дьявольски хороша. Даже весенняя грязь имеет хороший запах. А ты — прекрасное — да ещё в книгах. Вот ты познай прекрасное в жизни. Вот отрывок, писанный мне моим учителем:

Это стихотворение назвать любовным нельзя, но очень подходит к тебе. Мне когда-то оно помогло.

Да, Марина, пожалуй, я понял бы тебя, несмотря на возраст, но вместо банального соболезнования ты наткнулась бы на жёсткие советы, беспощадные, как правда.

Ты во мне предполагаешь, что я из вежливости могу скрыть правду. Нет.

Да, пожалуй, ты будешь стесняться, рассказывать, как в письмах, но первое время. А потом доверила бы всё.

Жаль, что надежды на будущее слабеют. Отпуск отказали, а идти канючить не могу. Не в моём характере.

Да, Марина, сколько у тебя этих «вдруг»? Вдруг могу только я явиться, а всё остальное будет подчинено закономерности.

О ужас, буду лечиться: на меня нападают приступы философии, а это опасно.

Ну, пока. С приветом, Ганн

А где Галка?

Книгу получил, прочёл и снова без книг.

Не понял: за что ты обиделась?

20.2.44

Милый друг,

Получил обратно своё письмо. Прочёл и… ничего не понял: за что ты обиделась? Ты мне в предыдущем письме написала, что я перешёл линию дружбы и упомянул слово «любовь». Ты обиделась, а я поспешил объясниться. Мне тяжело было терять друга ради неосторожно сказанного слова. Но, слава богу, это кончилось, и мы опять друзья.

А по правде говоря, тебе тяжело было терять друга, ты ходила как в воду опущенная, это плохо.

Ты просишь писать стихотворения, но, мой друг, увы, я не поэт, и лишь в минуты, когда что-либо коснётся моего сердца, я пишу, но это мука. Мало я писал и не люблю писать.

Милая Марина, ты очень безапелляционно опровергла слова моего учителя. Напрасно. Ты говоришь о канализации и прочем, с точки зрения москвички. Но я всю жизнь провёл в дебрях страны, и Москва мне давала лишь зарядку. Любуясь парком, выставками и т. п., я мечтал лишь о том, чтобы перенести это в глухие уголки.

Да, Горький умел…

Вот тебе «Страсти-мордасти» — прочти их, чувствуя себя продавцом кваса, желающим перевернуть социальные устои. Прочти его «Рождение человека»… Ты не мать и вряд ли поймёшь эту поэму любви к человеку. Прочти «Старуху Изергиль», да всё это разве не радуга в испарениях зловонной лужи, от которой благовоспитанная барышня, отвернулась бы и, осторожно подняв края юбочки, перешагнула лужу. А можно видеть в этой грязи отражение звёзд: любовь, материнство, смелость.

Нет, Марина, мне недёшево досталось право судить так, и я вижу красоту сейчас вот в этих солдатах, я слышу певучесть и лирику сквозь мат, любовь сквозь похабщину. Да, я боролся с этим зловонием, но не покрывал его радужными пятнами. Я знаю, что на этой почве может вырасти всё красивое.

Меня удивляет, что у тебя иногда проскальзывают нотки пессимизма. Марина, а ведь я начал борьбу без образования, без поддержки, без перспектив. Не я, а мы — комсомольцы 20-х годов. Марина, я забыл, какого ты года рождения? Знаю, что ты очень молода против меня. Я — 1910. Но в 1916 году уже работал в пимах[3].

Но, милый друг, не думай, что твоя наружность сможет играть роль в нашей дружбе. Мне важны твои письма, ум, а не внешность. Так что пришли фото. Ведь я послал, и не из лучших, без «надежд понравиться». Не говори, что нет у тебя фото. Ведь ты в Москве, а там есть хотя бы пятиминутки.

Помни, что ты обидишь меня, если не пришлёшь.

С горячим приветом Ган

Целую Галку.

Нет, друг мой, молчать не поможет

25.2.44

Здравствуй, мой сердитый друг!

Замолкла. Вернула письмо, отругала и замолкла.

Ну нет, друг мой, молчать не поможет. Ты что это посадила меня на «сухой паек», заставляя перечитывать старое письмо, где ты так отругала моего учителя, и напрасно? Всё-таки радуга хороша и в луже, но лужа безобразна. Марина, напиши, получила ли ты моё письмо твоим девочкам. Как твоё вступление в партию? Как здоровье отца? Что делает Дея? И почему не пишет Галка, или она, как и «тётя», сердится?

Хотел возвратить «Батыя», но он попал к медикам, а ведь это такой народ… Виноват, около тебя тоже есть медики…

Тебя удивляет появление на сцене Котельнической набережной. Это квартира моего бывшего боевого, а вообще лучшего друга инженера Макарова, где хранятся мои бумаги, где ждёт меня мой боевой друг. Это, в случае приезда, будет моей квартирой.

Ну, пока. Жму руку. Ган.

Добьюсь, мы увидимся, но вряд ли сумеем долго говорить

3.3.44

Добрый день!

Моя маленькая, глупенькая, строгая и придирчивая, но милая подруга.

Тебя волнует моё молчание? Но мой друг, не было ни одного письма, чтоб я на него не ответил. Для этого я нахожу время, место и… бумагу. Но вот когда ты молчишь, то мне лезут разные мысли в голову. Я думаю, уж не написал ли я что-либо, что могло обидеть тебя. Ведь ты у меня обидчивая. Один раз уже сумела рассердиться на меня за постороннее слово, так пуганая ворона писáть боится. Видишь, какой я трус.

Но, когда я прочёл слова: «Ган, милый, ты, очевидно, не представляешь, насколько тревожусь я за тебя», — ребята думали, что я сошёл с ума, так как глупая улыбка расплывалась по лицу (глупая, потому что не было никаких причин улыбаться).

Так вот, Марина, нет ли постановления о том, чтоб маленькие глупенькие девочки оказывали уважение к взрослым и серьёзным (умным) людям и писали им чаще?

Моя милая девочка, да разве я не рад бы приехать в Москву, разве я не делал всё (не нарушая гражданской совести и солдатской чести), чтобы вырваться! Но будь уверена, что я добьюсь, и мы увидимся, но вряд ли сумеем долго говорить. Приеду дня на 2—3.

А пока пиши мне свои «скучные» письма. Если можно, вышли «Чингиз-хана» или «Кому на Руси жить хорошо».

Ты пишешь, что переписка никогда не заменит живого слова. Кто мог в этом сомневаться, но если нет живого слова, то чем плохи консервы дружбы? Вот жаль, НКО[4] не догадалось обеспечить нас такими консервами, а ты выдаёшь их со скупостью, достойной пушкинского рыцаря.

Ты любишь спорить и надеешься испробовать это на мне. Но если я, покорный тебе, буду на всё отвечать согласием, то лишу тебя этого удовольствия.

Ты хочешь встречи, а может, я неразговорчив, глуп и туп; а может, я нахал; а может… но время покажет, что может.

А всё-таки: жди.

Ты думаешь, что в боях мне нет времени. Нет, я отдыхаю, лечусь, и конца покамест не видно.

Но думаю отдохнуть или побывать в Москве.

Сейчас много пишу, печатаюсь в газете. Но вот сегодня взялись за меня: один из писателей взял у меня один из эпизодов для «Огонька», сфотографировали. И вот обнаружишь мою фото-физиономию вместе с порядочными людьми.

Спокойной ночи, моя девочка.

Твой друг Ган

Жду писем. Они благотворно подействовали на меня, и доктор прописал мне их принимать ежедневно, но в аптеках этого лекарства нет, а ты даёшь слишком маленькие дозы.