Глава 2

Он обедал в одиночестве в комнате в завешанными окнами, словно ночной див. Слуги внесли еду и торопливо исчезли, Ютлан равнодушно жевал хорошо приготовленное мясо, в виски стучит тоскливая мысль, что в Арсе все побаиваются его мрачного взгляда, из семьи никого в живых, кроме Рокоша, но тот неизвестно, обедает ли вообще, никто еще не видел его за трапезой, потому всегда жрет в одиночестве, как дикий зверь в норе…

Когда отодвинул пустую миску, подумал с тоской, что так обедать можно и в лесу. Там даже лучше: конь и хорт рядом. А еще эти, как их, птички порхают и хрюкают.

Конь и хорт подняли головы и смотрели с ожиданием, когда он появился на крыльце.

– В лес, – ответил он коротко. – Или просто в поле.

Судя по Алацу, он тоже завилял бы хвостом от удовольствия, если бы мог, а хорт подпрыгнул и ликующе распахнул красную пасть.

Они пронеслись все трое по середине улицы, как черный ветер, а затем за ними долго опускалась желтая дорожная пыль, похожая на скопление огромных ядовитых грибов.

Рокош возле дворца народных собраний беседовал со старейшинами, но все прервали разговоры и озабоченно смотрели вслед последнему отпрыску Осеннего Ветра.

Артане, как говорят о них, рождаются в седлах и уже не расстаются с конями, холят и лелеют, ласкают, сочиняют о них песни, сказания, восхваляют. Еще у каждого есть хорт – охотничий пес, что отыщет любую добычу, а если надо, сам и задавит, если, конечно, там не свирепый тур, дикий кабан или медведь.

Нет красивее зрелища, когда лихой артанин мчится на резвом скакуне, пригибаясь к его шее, а рядом с ним стелется над землей, не отставая, злой и настороженный пес, что все видит и чует, как на земле, так и в воздухе!

У Ютлана, как и большинства артан – конь и хорт, только у него они очень уж особые, как и он сам. Потому никто его с собой на охоту не берет, объясняют тем, что охота – для мужчин, а он еще подросток, по артанским правилам еще не воин. Конечно, охота – не война, но неважно, за каким зверем взрослые мужчины собираются погоняться, подросток им ни к чему.

Плохо только, что Ютлан понимает, когда с ним общаться просто побаиваются, а это случается сплошь и рядом. И потому сам заранее избегает общения.

Дольше всего за умчавшейся троицей следил взглядом волхв Валдай, самый молодой из старейшин, сильный и статный, как дуб, золотая серьга в ухе, с бритой головы свисает длинный клок волос, что значит – совсем недавно был в отряде лучших воинов, лицо сильное, значительное, властное.

Рокош всегда чувствовал в нем растущую силу вожака и сейчас именно у него спросил негромко:

– Чуешь беду?

– А ты не чуешь? – ответил Валдай. – Ты же знаешь, зачем он все чаще уходит в лес.

– Знаю, – ответил Рокош невесело. – Потом там свежие буреломы. Деревья выдраны с корнями…

– Скоро ему четырнадцать, – сказал Валдай. – Его черная сила пока лишь бурлит, но на совершеннолетие вырвется.

– И что тогда?

– Не знаю…

Остальные только вздыхали, пыль за всадником на черном коне еще не улеглась, но они уже исчезли в далекой роще.

Десятник Берторд повернулся, морщась из-за внезапного галдежа, поднятого его подопечными. Он уже заранее приготовился рявкнуть на того, кто отвлекает этих молодых лоботрясов от нужного и полезного дела…

Его глаза расширились, со стороны леса скачет на своем худющем, как скелет, коне Ютлан, а сзади на толстой веревке тащится, загребая пыль и камешки, огромное тело странного зверя, похожего на помесь медведя с быком, но со спины и боков покрытого толстыми костяными пластинами.

У самых ворот лагеря новобранцев из земли торчат два больших камня, уходя основаниями глубоко в недра, Берторд уже понял, что громоздкая туша обязательно зацепится, раскрыл рот, чтобы предупредить, но опоздал, добыча на веревке как раз уперлась в них и замерла.

Веревка, уже изрядно потертая, с треском лопнула. Конь даже не заметил, двигается все так же.

Новобранцы закричали, Ютлан оглянулся, быстро соскочил на землю. Конь сразу же остановился и так замер, повесив голову почти до самой земли. К зверю молодые парни подбежали с опаской, а когда поняли, что чудовище не двигается, с торжеством принялись пинать его ногами и хватать за хвост.

Берторд быстро подошел, не сводя пронизывающего взгляда с Ютлана.

– Где ты его нашел?

– В степи, – ответил Ютлан и уточнил: – Как раз вышел из леса.

– Как он… околел?

– Да так, – ответил Ютлан, – взял и околел. Если нужен, забирайте. Шкура целая.

Двое воинов тут же ухватили мечи и принялись деловито прорубывать левый бок. Под толстым панцирем дива из роговых пластин оказались только толстые кости, переплетенные немыслимо прочными жилами. Вспарывали его толстое и удивительно жилистое мясо долго и упорно, внутренности чудовища бросили собакам, только одна решилась есть, но сразу же задергалась, из пасти пошла пена, а через минуту она околела.

– Это не наша жизнь, – сказал Берторд. – Их надо убивать сразу, где только увидишь.

Ютлан рассматривал дива очень внимательно, поднимал когтистые лапы, заглядывал в глубокие разрезы, наконец запустил руку в рану и долго ковырялся там, а когда с усилием потащил обратно, внутри дива что-то трещало и рвалось.

Берторд передернул плечами, в кулаке Ютлана все еще медленно пульсирует ярко-красное сердце, по руке стекают красные капли и падают на землю, там взвиваются дымки, чернеет трава и остаются темные пятна золы.

– У него есть сердце, – произнес Ютлан, – значит, они смертны… Но еще бьется, значит – очень живучи.

– Еще бы, – согласился Берторд, – ты ему все кости переломал!..

– Не все, – ответил Ютлан.

Он повернулся к своему коню, Берторд хотел схватить его за плечо, но вспомнил, как одному такому неосторожному Ютлан в гневе оторвал руку.

– Ютлан, – окликнул он ровным голосом, – ты уже делаешь больше, чем наши взрослые воины. Оставайся, начни упражняться! Сила в тебе есть, но нужно еще и воинское умение.

Ютлан показал головой.

– Боевой топор мне еще рано, а палками драться может каждый.

Он вскочил на коня, тот сразу ожил, и они втроем с хортом унеслись в сторону Арсы. Берторд молча провожал его взглядом, мысли стучали и путались в голове, но одна все время напоминала о себе: а этого дива как забил? Не палкой же?

Из барака вышел, отряхивая руки, старший наставник Синегор, охнул, наткнувшись взглядом на распластанного в луже крови чудовищного дива.

– Это еще что такое?

– Новобранцев натаскиваю на волках да рысях, – сказал Берторд обеспокоенно, – но Ютлан в тех местах сегодня завалил, как видишь, вот это. Совсем что-то новое… Это значит, мне туда в дозор нужно не меньше двух воинов-ветеранов.

Синегор усомнился:

– Хватит ли двух?

Берторд напомнил гордо:

– Я один стою десятерых. Двое мне нужны, чтобы подстраховали со спины, если снова появится сородич вот этой твари. Или что-то еще новое.

Ютлан въехал в городские ворота и сразу увидел старого Рокоша. Тот застыл в глубоком раздумье, сидя на большой каменной глыбе, голова опущена, на лице скорбь.

Алац остановился возле него, старик не повел и глазом. Ютлан покинул седло, Рокош даже сидя возвышается над ним на полголовы, подошел и тихонько сел рядом.

После долгой паузы Рокош спросил тихо:

– Тяжело?

– Очень, – ответил Ютлан и сам удивился, как просто у него вырвалось это признание, хотя раньше никогда и никому. – Я не знаю, что со мной… И почему так.

– В тебе меняется кровь, – ответил Рокош раздумчиво. – У младенца одна, у подростка другая, а у парня третья… Человек вроде бы один, а на самом деле – разный… Ты скоро станешь совсем не тем Ютланом, каким тебя привыкли видеть и к какому ты сам привык. Многие меняются не в лучшую сторону, но с ними проще, а вот ты…

Ютлан повесил голову, на Рокоша старался не смотреть, тот слишком хорошо все понимает.

– А что делать мне? Я прихожу в ярость все быстрее!.. Даже по пустякам. Я не знаю, что со мной. Я боюсь, однажды так и останусь… и превращусь в опасного зверя.

Рокош смотрел внимательно и с печалью.

– Взрослеешь, Ютлан.

Ютлан вскрикнул:

– Это разве взросление?

– Часть взросления, – произнес Рокош непонятно, – из мальчика начинаешь превращаться в юношу, а у того в теле бродят другие соки и… туманят мозг.

– Но у других же не туманят?

– Разве? – спросил Рокош. – Вон Угандир и Дубоверт, верные друзья с колыбели, вчера жестоко подрались на виду у Ромашки, что из девочки начала превращаться в девушку. Угандир был повергнут на ее глазах и поклялся убить Дубоверта за такой позор… А ведь были друзья-неразлейвода! Тебе это еще непонятно, но в твоем теле уже начали пробуждаться новые соки. Ютлан, никто тебе не поможет, только ты сам. Боюсь, в ярость будешь приходить все чаще… и все легче.

Ютлан прошептал в ужасе:

– Я не хочу!

– Борись, – сказал Рокош несчастливым голосом. – Ни один колдун тебе не поможет. Держи себя в руках… все время. Понимаешь, это трудно объяснить, но одним вообще можно себя не смирять, они и так, гм, смирные, нет в них ярости, а в других бурлит такое, что даже боги ужаснутся, такие вот бывают люди. Таким как раз и приходится держать себя в руках, чтобы не наломать дров. Но, с другой стороны, только такие и становятся…

Он умолк в затруднении, в пещерах отвык говорить длинно и понятно, сам себе понятен всегда, а Ютлан, не дождавшись, уточнил:

– Кем становятся?

– Становятся… – ответил Рокош. – Понимаешь, другие никем не становятся. Те, которым смирять себя не приходится. А кто давит в себе ярость, у того она преображается… перерастает… в общем, тот человек становится нужным не только себе и жене, но и стране. Потому прошу тебя, дави в себе даже начало, зарождение ярости. Потом удержать трудно, а когда остынешь… будет очень стыдно.

– Я знаю…

Рокош сказал задумчиво:

– Мы все закипаем при разном нагреве… Один только-только становится горячим, а ты уже кипишь! А вот для Ледогрыза вообще нужно лес сжечь, чтобы взволновался хоть малость. Все мы разные…

– Но я – слишком, – сказал Ютлан. – Я ничего не помню, когда вскипаю!.. Что-то в меня вселяется… или пробуждается настолько злое и свирепое, что и не знаю просто… Сперва красная пелена, а потом вообще как будто меня нет… а что натворил, вижу намного позже. И сильнее я стократно, когда в этой черной ярости… Почему со мной так? Почему не было такого у Скилла, Придона?

– Скилл и Придон, – проговорил Рокош тихо, – все-таки наполовину дивы, если уж на то пошло. Все-таки, как мы все знаем, не все дивы подпали под власть Ящера. Есть и те, ты их наверняка встретишь, кто в стороне от наших битв, а то и вовсе с людьми дружен. Порея Солнцерукая была как раз из светлых дивов, ее красота и чистота потрясли наших артан…

Ютлан сказал жалко:

– Скилл, Придон… а я?

Рокош вздохнул.

– Богами… или Тем, кто и над богами, предначертано тебе нечто особое. Одна твоя половина – от солнцерукой Пореи, другая – от неизвестного темного демона. Ты вроде бы и не человек вовсе, если на то пошло, но ты человек, Ютлан! Ты родился в семье артан, играл в детстве со Скиллом, Придоном, другими детьми, ты был окружен теплом, любовью и заботой со всех сторон. Я видел, как твои светлая и темная части постоянно борются, как побеждает то одна, то другая…

Ютлан сказал торопливо:

– Темная побеждает все чаще! И все страшнее. Иногда вообще без причины.

Рокош кивнул:

– Я знаю, почему ты бежишь в лес и там бросаешься на деревья, ломаешь их и выворачиваешь с корнем. Ты стараешься как-то совладать.

– Не совладать, – возразил Ютлан, – а… уменьшить вред. Совладать… не могу. Почему так? Почему все веселые и доброжелательные…

Старик изумился:

– Веселые? Доброжелательные? О ком ты?

Ютлан ответил с тоской:

– О тех, кто меня окружает. Они… не злые. Даже когда дерутся. А вот во мне иногда поднимается такое…

Он вздрогнул, побледнел, скулы заострились, а взгляд устремился вдаль, но Рокош чувствовал: будь перед Ютланом стена, он все так же смотрел бы сквозь нее, как будто ее и нет перед ним.

Он окликнул мальчика:

– Ютлан, очнись!..

Ютлан обратил на него взор, и Рокош ощутил, что на него глазами подростка смотрит нечто более ужасное и древнее, чем сама смерть.

– Ютлан!

Ютлан провел ладонью по лицу и сказал устало:

– Иногда… не знаю почему.

Рокош сказал тихо и требовательно:

– Успокойся. Думай про этих добрых людей, что любят тебя. Кто к тебе приветлив.

Ютлан криво усмехнулся.

– Таких немного. Правда, и те, кто меня не любит, все-таки не желают мне зла… как мне кажется. А вот я бывают таким, что готов их всех растерзать и пожрать живыми, смакуя, как хрустят на моих зубах их нежные кости, а горячая и свежая кровь брызжет изо рта…

Рокош с силой тряхнул его за плечо.

– Ютлан! Гони такие мысли! Не давай им угнездиться. А то, о чем думаешь, то и случается. И чем чаще и настойчивее думаешь, тем быстрее случится. Как хорошее, так и плохое. А почему с тобой так, я могу ответить… хотя очень и не хотел бы этого делать.

– Скажи! Умоляю!

Рокош тяжело вздыхал, мялся, видно было, что очень не хочет говорить о таком, но Ютлан смотрел с такой верой и надеждой, что наконец с великой неохотой проговорил:

– Ну, ты знаешь, наверное, как все случилось… Я имею в виду, как ты родился…

Ютлан посмотрел на него исподлобья.

– Так, слухи… Но отец сказал, что злые люди всегда наговаривают. Им сладостно порочить других, тогда сами вроде не такие дерьмовые.

Рокош развел руками и, глядя в пол, пробормотал:

– В твоем случае это не совсем слухи, хотя всего не знаю, я тогда был в отшельничестве. Да и никто не знает, никто там не был. Ты артанец, а Скилл и Придон – твои родные братья как по духу, так и по крови. Огнебой, Зверотур, Крылатый Волк, Длинная Палица, Белозуб и еще с десяток героев, с которыми ты рос и бегал наперегонки, – твои двоюродные. Увы, эти уже только по духу.

Ютлан насторожился.

– Те грязные слухи… насколько верны?

Рокош вздохнул, в глазах была жалость, на лице глубокое сострадание.

– Для кого слухи, а для кого история великой и трагической любви, полной нежности, верности, страданий и боли. Твой отец, герой Осенний Ветер, привез из дальних стран как добычу самую дивную девушку, какую только видел свет, Порею Солнцерукую. Это потом мы узнали, что она, дочь древнего народа, могла в любой момент превратиться в большую серебряную птицу и улететь.

– Но этого не сделала?

– Она полюбила твоего отца, – сказал Рокош, лицо его разгладилось и осветилось, – и сама выбрала в мужья. Но, чтобы не ранить артанскую гордость, дала захватить себя в плен. Как и ожидала, твой отец обращался с нею предельно нежно. Через девять месяцев она уже родила ему Скилла, твоего старшего брата. Жили они счастливо, все артане любили свою царицу и гордились ее необыкновенной красотой, ее умением исцелять раны одним прикосновением и светом ее рук… Да-да, ей стоило приподнять рукава и вытянуть руки, как от ее ладоней устремлялся поток яркого лунного света. Она так всегда делала, когда твой отец возвращался поздно с охоты или поездки по дальним племенам. И он счастливо мчался по лунной дороге прямо к дому.

Глава 3

Ютлан сидел тихо, как мышь, негостеприимный мир сейчас отдалился, а он снова в том счастливом детстве, когда Скилл и Придон учили его вскарабкиваться на коня, а потом и вскакивать на ходу, как Блестка приносила им на луг сдобные пироги, а Ютлану настойчиво впихивала еще и медовые соты, а то «совсем шкилет»…

Он чувствовал, как в глазах защипало, опустил поспешно голову, но Рокош смотрел себе под ноги.

– Я знаю, – проговорил Ютлан с трудом, – мама закалила Скилла в детстве, он стал неуязвимым для любого оружия. И когда стал тцаром, вся Артания признала его вождем… Но что со мной? Скилл и Придон были не такими! Они, как все артане, а я…

Рокош спросил с расстановкой:

– Как все?

– Как все артане, – подтвердил Ютлан. – Куявы, конечно, не такие…

Рокош молчал, смотрел на него пристально.

– Уверен?

– Ну да…

– Подумай еще.

Ютлан добросовестно подумал, вздрогнул.

– Да, конечно! Они были намного сильнее, их раны заживали быстро, оба никогда не возвращались без добычи, потому что всегда знали, где в лесу олени, куда летят гуси…

– Это ближе, – сказал Рокош, – хотя и не все. Это отличие от простых людей, но это все и у тебя. Твои братья такие, потому что рождены не от земной женщины, а от Пореи Солнцерукой. В твоем случае все сложнее. Ты тоже ее сын, Ютлан, это скажет всякий, кто тебя видит. И не только за светлые запястья, у тебя ее глаза, ее брови… Но ты еще и сын некого неизвестного, мы его называем Темным. Он долго преследовал твою мать своей любовью, она думала, что укрылась от него, выйдя замуж за смертного, но нашел и в Артании…

Ютлан прошептал:

– И… что?

– Продолжал ее домогаться, – ответил Рокош. – Нет, не изнасиловал, как говорят некоторые… уж и не знаю, настолько ли велика была ее защита, но Солнцерукая боролась с ним несколько лет. А потом, когда заболела и умерла, Темный обезумел от горя. Когда лежала в склепе, подготавливаемая к похоронам, проник к ней, овладел, потом в потемнении рассудка и безумной ярости от горя и страданий, что потерял и никогда отныне не вернет, велел сделать то же самое своему коню и охотничьему псу. И когда твою мать несли к могиле, с ужасом увидели, как растет ее живот и начинает шевелиться!.. Словом, так от мертвой родились… ты, жеребенок и щенок. Вы братья… по матери. И у вас у всех троих очень сильна темная часть души.

– И что мне делать?

Голос его прозвучал жалобно и убито. Рокош с облегчением перевел дух, момент безумной вспышки ярости миновал, Ютлан растерян и старательно пытается понять то, что услышал.

– В тебе сильны как светлая сторона от матери, – сказал он торопливо, – так и от Темного. Потому у тебя эти вспышки ярости. Усмиряй их, они… нехорошие. Вредят всегда. Не только другим, но и тебе. Сейчас будет легче их обуздывать, знаешь их причину. И откуда они.

– Значит, – повторил Ютлан, – я в самом деле родился от мертвой… Раньше я слышал какие-то намеки, но при мне такое говорить страшились…

Рокош кивнул.

– Порея просила охранять ее склеп трое суток, потому что она из того племени, которые даже после смерти еще живут… какое-то время. Но тот неизвестный который добивался ее так неистово, сумел сломать все магические запоры, а стражей услал за городскую стену.

– Значит, – спросил Ютлан, едва дыша, – он в самом деле овладел моей матерью уже мертвой?

Рокош кивнул снова.

– Так говорят. Когда Осенний Ветер вернулся, он застал твою мать в изорванных одеждах на полу. На ее лице были гримаса страдания и отвращения. Осеннему Ветру было невыносимо оставаться в городе, где умерла его горячо любимая жена, он ушел усмирять племя могучего Тхора, разбил его войска и усмирил те земли, но на обратном пути сам исчез, даже тела его не нашли.

– Кто тот человек, – спросил Ютлан, – который так поступил с моей матерью? Хотя ты говоришь, что это было не человек…

Рокош сказал осторожно:

– Мало кто думает, что это был человек. Все уверены, и я тоже, в склеп проник кто-то из могучих демонов. А слухи пошли разные… Чье имя только ни называли!

Плечи Ютлана передернулись, словно с неба хлынул внезапно холодный дождь.

– Но как, – прошептал он, – Темный мог совершить насилие над моей матерью… Она же умерла!

Рокош ответил неохотно:

– Он мог.

– Ладно, – проговорил Ютлан с трудом, – но… как мог от мертвой родиться я? Как могли родиться жеребенок и щенок?

– Если демон из темного мира, – напомнил Рокош, – то мертвые в его власти. Но не ты! В тебе столько света от матери!

– Но еще больше темной ярости, – возразил Ютлан. – Она переполняет! Меня вот-вот разорвет на куски!

Рокош сказал тревожно:

– Делай, как ты делаешь. Уходи в лес, ломай деревья, лови зверей и пожирай их сердца еще теплыми. Возвращаешься ты всегда тихим…

– Мне просто стыдно, – сказал Ютлан. – Я прячусь от людей и не могу им смотреть в глаза.

Завидев Рокоша, в их сторону то и дело направлялся кто-нибудь из артан с озабоченным видом, но, стоило углядеть рядом примостившегося Ютлана, всякий торопливо сворачивал в сторону.

Рокош вздохнул, лицо потемнело еще больше.

– Да уж… судьба тебе что-то приготовила особенное, раз уж так нещадно испытывает… Кстати, волхвы и лекари осмотрели того кабана. Тебе повезло, Ютлан. Это что-то совсем новое! Говорят, может зарываться в землю и выпрыгивать за спиной… Ты привез не кабана, а нового зверя, очень странного. Раньше за сотни лет в Артании не появлялось ничего нового! Знаем волков, медведей, рысей, вепрей, как и оленей, лосей, туров, коз, зайцев, барсуков… Но ты привез вообще чудовище.

Ютлан сдвинул плечами.

– Волхвы не сказали, как их истребить?

Рокош нахмурился.

– Лучше бы молчали.

– Намного опаснее тех, что бьют наши охотники?

– Очень, – ответил Рокош хмуро, – говорят, эти новые звери начали выходить из недр из-за великой войны Артании и Куявии. Когда-то весь мир населяли только эти твари, зовут их дивами.

Ютлан сказал с удивлением:

– Я слышал, дивы гиганты!

Рокош отмахнулся.

– Дивы были и как комары, и как горы. Всякие. Одни жили тысячи лет, другие – минуты. Были и вовсе бессмертные… Нет, убить их было можно, но если не убивать, жили бы вечно… Когда появились люди, дивы сперва не обращали внимание на этих существ, пока люди постепенно не начали их теснить. Начались войны, дивы в конце концов проиграли, их оттеснили в самые глухие места, куда человек вообще не ходит. Но сейчас, когда человек ослабел из-за этой страшной войны, дивы, как видишь, начинают отвоевывать себе земли…

Ютлан хмуро отмахнулся:

– Не много они отвоевали. Стоит посмотреть, что у него за мясо.

Рокош кивнул:

– Пойди, отведай. Тебе уж точно не повредит.

Ютлан поднялся уходить, но остановился, повернулся к Рокошу:

– Почему?

– От ядовитого мяса всякий может умереть, – сказал Рокош. – Но не ты, Ютлан.

Незнание, как говорил Рокош, позволяет выбирать, чему верить, потому Ютлан раньше предпочитал думать, что он такой же, как и его братья, но тот же Рокош однажды обронил, что никогда не будешь знать достаточно, если не будешь знать больше, чем достаточно. И вот он уже не рад тому, что узнал, в незнании было спокойнее…

Он шел вдоль улицы, за ним увязался хорт, худой, с прилипшим к спине брюхом и так жутко торчащими ребрами, что вот-вот прорвут непрочную кожу.

Возле дома его троюродного дяди Кажедуба сам хозяин вбивал в землю булыжники, чтобы в любую непогоду можно было пройти посуху. Заслышав шаги Ютлана, обернулся, огромный, как медведь, мощный, смерил его с головы до ног недружелюбным взглядом.

– Здравствуйте, дядя Кажедуб, – сказал Ютлан.

– И тебе, – буркнул Кажедуб. – Вот что тебе скажу… Больше не зови с собой играть моих Веньку и Дениску. Они всякий раз в синяках приходят!..

– Хорошо, – ответил Ютлан послушно. – Тогда им скажите тоже, чтоб не бегали за мной.

– Сам следи, – прорычал Кажедуб. – Еще раз увижу вас вместе, сам с тобой разделаюсь!

– Я сумею, – ответил Ютлан, – не дать… разделаться.

Сердце начало стучать чаще, кулаки сжались, он развернулся к дяде и молча ждал.

Кажедуб сказал насмешливо:

– Как страшно!

Ютлан кивнул:

– Знаю.

Кажедуба перекосило от стыда и ярости, этот волчонок учуял как-то, что ему действительно страшно. Стараясь, чтобы тот не видел его лица, он повернулся к камням и сделал вид, что уже забыл о такой мелочи, как этот худой и никчемный подросток, хоть он из тцарского рода.

Ютлан окинул взглядом родственничка, этот толстяк похож на застрявшую в заборе свинью, через три дома дальше на улицу вышел волхв Валдай, с виду больше похожий на бывалого воеводу, даже лицо в шрамах, издали вскинул руку в приветствии, это осталось у него с той поры, как служил в передовых дозорах и не был еще волхвом.

Ютлан кивнул издали, вынужденно пошел к нему, издали вежливо поклонился.

– Здравствуйте, дядя Валдай.

Валдай сказал дружелюбно:

– Ютлан, ты сделал доброе дело. Твою добычу изучают, уже прикидывают, как защищаться, находят слабые места.

– Рад, – буркнул Ютлан, – что полезен.

– Еще как, – подтвердил Валдай, – только вот…

Он запнулся, но так долго подбирал слова, все время вздыхая, двигая плечами, словно ежился под холодным дождем, что Ютлан спросил сердито:

– Что?.. Что я делаю не так?

Валдай ответил после недолгого колебания:

– Пойдем присядем вон подле того костра. Не старик еще, но люблю сухой жар, люблю смотреть в пламя. Все-таки артане – люди огня! Что-то связывает нас с этим жарким буйством.

Ютлан шел за ним, костер по-артански жаркий, со всех сторон окружен крупными булыжниками, чтобы не выкатывались раскаленные угли, полыхает ярко и победно. Вокруг разложены толстые бревна с уже снятой корой, чтобы сидеть даже в праздничной одежде и не пачкаться.

Валдай присел, кивнул Ютлану, тот осторожно опустился напротив, сердце колотится, мудрый волхв зря не пригласит на разговор, более важных дел невпроворот…

– Ты знаешь, – произнес Валдай невесело, – тебя все сторонятся. Из-за твоего… характера.

– Я вспыльчив, – пробормотал Ютлан.

– Это не вспыльчивость, – напомнил Валдай, – а твоя темная ярость. Не все знают о ней, но мы, волхвы, знаем. Нельзя так быстро и… по любому ничтожному поводу взрываться. Особенно там, где тебя знают и как-то научились с этим жить.

Он сказал злобно:

– Ага, жить!.. Просто уходят с дороги и никто даже не смотрит в мою сторону!

– И что, – спросил Валдай, – это они ни с того ни с сего?..

Ютлан уронил голову.

– Ну, конечно, я чересчур… иногда…

– Достаточно одного такого «иногда», – сказал Валдай наставительно. – Другому бы сошло с рук чуть больше, но ты слишком силен. Крепкозубу сломал руку, Урлангу вывернул плечо, а Рясной Лист по твоей вине хромает, а каким танцором был!.. Тобой недовольны их родня, а также все артане, которые тоже легко приходят в ярость, но умеют себя смирять. Мы не звери, мы как-то научились жить среди людей!

Ютлан слушал все ниже опускал голову.

– И что мне делать? – спросил он совсем не задиристо.

– Сперва научиться ладить с людьми, – сказал Валдай. – Иначе далеко не уедешь. Ты очень силен, но на свете немало таких, что твоя сила будет выглядеть перед их, как мощь драчливой лягушки перед спокойствием буйвола.

Ютлан сказал в раздражении:

– Но как я могу вести себя, как другие? Если смотрят на меня, как на хищного волка? Ну, пусть не хищного, но все-таки я всем поперек горла…

Валдай тяжело вздохнул. Ютлан ждал, что тот будет возражать, спорить, доказывать, что ничего подобного, он не так понимает, однако волхв грустно кивнул:

– Ты прав…

– Так что делать мне?

Валдай вздохнул еще тяжелее:

– Выход есть, но он мне совсем не нравится.

– Какой?

– Тебе надо пожить среди людей, – сказал Валдай невесело, – что тебя не знают. И ты сам увидишь, как относятся именно к тебе, а не к тому, что ты… чей-то сын.

Ютлан быстро зыркнул ему в лицо, но волхв смотрел мирно, никакого намека на его происхождение. Просто сказал то, что сказал.

Ютлан сказал озадаченно:

– Но… как? Здесь меня все знают!

– Мир не состоит из одной Арсы, – напомнил Валдай. – И даже из Артании. Когда ты бросился на помощь Придону, ты проехал половину Куявии!.. Там тебя никто не знал. И как тебя встречали?

Ютлан попытался добросовестно вспомнить, но помотал головой:

– Не помню. Я так торопился, так спешил в Куябу, чтобы успеть спасти брата…

Валдай обронил тихо:

– Но ты понял, что я сказал?

Ютлан тоже смотрел в пламя костра и чувствовал, как неясная тоска заползает в сердце.

– Да… но почему мне так нехорошо?

– Разлука, – сказал Валдай.

– С кем? – спросил Ютлан раздраженно. – Братья погибли, а сестру, которую я так любил, увез этот… чтоб его драконы съели.

Валдай помолчал, Ютлану почудилось, что волхву ответить нечего, затем тот произнес просто и торжественно:

– С Артанией.

Ютлан переспросил:

– Советуешь вообще покинуть наши земли?

– В Артании тебя знают, – пояснил Валдай. – Она велика, но и ты не простой пастух. Ты последний из сыновей тцара Осенний Ветер, прямой наследник престола! О тебе говорят, тебе перемывают кости, так уж ведется в мире. В Артании, где бы ты ни укрылся, тебя быстро узнают. Пусть не в первый день или неделю, но… это все испортит. Потому я бы посоветовал тебе… только не сердись!.. уехать на некоторое время в чужую и незнакомую деревню. Понимаешь, если окажешься в чужой деревне или чужом городе, где тебя не знают, то примут таким, каким впервые покажешься и каким… будешь. За тобой не потащится твоя ужасная слава! Никто не покажет на тебя пальцем и не скажет с ужасом: «Это тот самый, что…»

Ютлан молча смотрел в красивое мужественное лицо. Валдай говорит уверенно и спокойно, чувствуется, что совсем не боится, даже не чувствует неприязни. Более того, от волхва веет теплом, состраданием и участием.

– Уехать из Артании? – переспросил Ютлан потерянно. – В Куявию?.. Или в Славию?..

Валдай покачал головой.

– Неважно куда. Я погорячился насчет Артании, она велика, не все бывали в Арсе и видели тебя. В простых деревнях люди даже не знают соседей из сел поблизости. Ты можешь попробовать ужиться и там, недалеко от Арсы. Приедешь злым – будут знать как злого, приедешь веселым – будут знать веселым, приедешь работящим – примут таким… пока не докажешь, что ошибались. А вернешься сюда, когда научишься держать черную ярость в кулаке… и выпускать, только когда необходимо.

– Разве можно… выпускать? Это же нехорошо!

– Нехорошо, – согласился Валдай. – Но жизнь наша еще не совсем… правильная. В общем, иди в мир. Может быть, там ты найдешь то, что заставит тебя остаться среди людей… и превратит в человека. А здесь, Ютлан, скоро станешь дивом, диким и яростным… Потому все так смотрят на тебя, потому что тебя боятся, потому что от тебя ждут неприятностей…

Ютлан прошептал:

– Потому что я… ублюдок… выродок какого-то темного дива…

Валдай перебил быстро и сильным голосом. Он выпрямился, отшвырнул прутик, которым подталкивал ветви в огне, на лице заиграл багровый отблеск костра.

– Что за чушь!

– Но…

Валдай перебил резко:

– Ты артанин!.. Потому и такой. Мы все такие! Ты был в Куявии, видел, как там играют на арфе? Мы же презираем это комариное треньканье, нам ласкает слух рев боевого рога! Там нужен накал, мы все из огня и ярости, мы любим яростно и чувствуем яростно, у нас нет полутеней, у нас либо яркое солнце, либо лютая тьма!.. У нас нет куявских хороводов, у нас такие пляски, что пыль до небес, от грохота качаются горы, а звери дрожат в норах! Ты просто такой же, Ютлан!

Ютлан замедленно кивнул, поколебленный настолько, что почти согласился. Да и страшно быть не таким, жуткое одиночество, а так незримые плечи сородичей со всех сторон.

– Но я все делаю, – произнес он нерешительно, – без… накала. И без огня и ярости. Блестка говорила, что я вообще как кусок темного льда.

Валдай отмахнулся.

– Женщина, что она понимает!.. Чтобы поджечь железо, нужен настоящий жар, а дерево вспыхивает от простой искры.

– А от чего вспыхиваю я?

– Узнаешь, – ответил Валдай. – И… верю, научишься управляться с собой.

Он поднялся, лицо стало отстраненным, Ютлан понял по лицу верховного волхва, что тот сказал все нужное, а сейчас уже мысль его взлетела над городом, а то и над Артанией, в которой после великой войны нужно сделать так много.

– Спасибо, – сказал Ютлан и торопливо вскочил, негоже сидеть в присутствии почтенного человека, который только что встал. – Спасибо!

Глава 4

Валдай невесело смотрел ему вслед. После Вяземайта он стал верховным волхвом, но и под рукой Вяземайта понимал, что натиск на Куявию неизбежен. Прошло два поколения без засухи, население Артании утроилось, и вот уже земля дрожит под копытами степных коней. Земля перестала вмещать новое поголовье, пора расширить ее пределы, как всегда делали предки. А там дальше свободные земли…

Ну и что, если там люди? Чужие… Их можно и нужно убить или просто согнать, а землю освободить для своих домов, а пастбища – для своего скота.

Вяземайт лишь воспользовался удобным предлогом в виде неистовой любви Придона, и, что бы куявы ни делали и ни говорили, все истолковывалось им во вред и в пользу войны.

Но и сейчас хоть проси богов о тучах саранчи, ураганах или неурожайных годах – кони жиреют на сочных травах, артанской пшеницы уродилось снова столько, что приходится строить новые закрома, а из-за того, что Артанию вот уже лет сто не посещали никакие болезни, после которых половина населения вымирает, каждую весну в седла поднимаются десятки тысяч молодых удальцов…

…которым нужно где-то красиво сложить головы. Во имя чести. Во имя грозной славы Артании.

Лучше там, чем в междоусобных войнах. А это значит, нужно задумать новую войну и провести ее не менее красиво, чем сделал Вяземайт.

В город въехали и красиво промчались на огромных боевых конях знатные воины и вожаки наиболее прославившихся кланов, Ютлан скользнул взглядом по гербам и надписям на богато украшенных щитах: «Черная вишня», «Черная птица», «Темный Легион», «Черные Воины», «Темные шаманы», «Ночная стража»…

Как-то Валдай обронил, что такие названия больше подошли бы дивам, что на стороне тьмы, но один из стариков сказал шепотом, что это же мальчишки, забыл разве, каким был сам?

И хотя Ютлан не считал этих могучих богатырей мальчишками, но это для его тринадцати они все взрослые дядьки, а для Валдая и старейшин, возможно, еще драчливые мальчишки…

Герои красиво промчались по центральной улице то ли к дворцу тцара, то ли к постоялому двору, Ютлан с хортом прошли к конюшне, где Алац сразу очнулся от тяжелой дремы и коротко ржанул, сообщая, что он здесь, в самой глубине.

Когда Ютлан, наобнимавшись и нацеловавшись с конем, вышел на дневной свет, в их сторону уже шел Рокош, еще более угрюмый, чем обычно, даже спина сутулится, как у старика.

– В доме ты бываешь реже, – сказал он, – чем в лесу или в конюшне.

– И что? – спросил Ютлан.

Рокош рассматривал его пристально и бестрепетно, хотя многие артане, даже самые бесстрашные, отводили взгляд, когда в глазах Ютлана разгорался пурпурный огонь.

– Давай присядем, – сказал он. – Что-то ноги мои начали сдавать очень уж быстро.

У стены конюшни широкая длинная лавка, Рокош медленно сел, Ютлан слышал, как в коленях старика звонко щелкнуло.

– Валдай мне все рассказал, – сообщил Рокош невесело. – Даже если он прав… это слишком жестоко. Тебе всего тринадцать с хвостиком. Ты не можешь взять с собой оружие. Даже в те места, где тебя не знают. Мы, артане, носим закон в себе и отвечаем по нему прежде всего перед собой.

Ютлан кивнул.

– Я не возьму оружия.

– Ты очень силен, – напомнил Рокош, – но у тебя нет опыта. Ты же знаешь, гибнут и неуязвимые… как случилось с твоим старшим братом, а ты уязвим, как все мы.

– Опыт придет в дороге, – ответил Ютлан. – А насчет моих тринадцати лет… Дети героев взрослеют быстрее, а тцар Осенний Ветер был великим героем.

– Да, – сказал Рокош, – да, конечно… но все-таки, на мой взгляд, ты ехать не должен.

– Почему?

– Скилла и Придона больше нет, – напомнил Рокош. – Остался ты – самый младший. На тебе вся наша власть. Сейчас ты, можно сказать, тцар.

Ютлан холодно смотрел в лицо старика.

– Мне по возрасту даже оружие мужчин нельзя брать в руки, куда уж править! А тцар у нас Троян, сын Скилла.

– Трояну пять лет, – уточнил Рокош. – Я самый старый из артан, Ютлан. Руки мои уже не так сильны, а мысли все чаще путаются, как нити в руках нерадивой пряхи. Смогу ли дождаться, когда Троян возмужает, чтобы без страха за Артанию передать ему власть?.. Мне легче дождаться тебя.

Ютлан покачал головой.

– Ты уже знаешь, я вчера убегал в лес… и что там натворил, знаешь.

– Знаю, – ответил Рокош невесело. – Но ты научишься собой владеть. Ты уже уходишь в лес…

– Убегаю.

– Убегаешь, – согласился Рокош. – Это хорошо. Ты бы мог и не убегать, но ты все-таки себе хозяин.

– Не знаю, – мрачно ответил Ютлан. – Эти приступы ярости у меня все чаще. Другой улыбнется, отшутится, а меня всего трясет, я жажду убить, всех убить… Нет, я уже решил.

– Что?

Ютлан выпрямился и сказал резко, как об уже решенном:

– Я должен отыскать своего отца.

– Осеннего Ветра?

Ютлан видел, что старик хорошо и правильно его понял, но спрашивает нарочито, – зачем он злит, что он хочет, – с трудом подавил быстро рвущуюся на поверхность ярость.

– Сейчас, – ответил он твердо, хотя и без резкости, – мне важнее отыскать того, из-за которого я вот такой.

Старик тяжело вздохнул:

– Думаешь, он как-то поможет?

– Если говорят правду… кто он, то… может быть. Сам-то он…

– Ютлан…

– Я хочу понять! – выкрикнул Ютлан с мукой. – Знает ли он вообще обо мне? А если знает, то как… относится?

Рокош с трудом поднялся, застывшая спина затрещала, распрямляясь, он даже дыхание задержал от усилий, лицо застыло на несколько долгих мгновений.

– Ютлан, – сказал он голосом вождя. – Даю тебе год. Успей сделать то, ради чего покидаешь Арсу! Я не знаю, смогу ли удерживать власть дольше. Я уже сейчас, как уже сказал и еще раз напомню, старше всех артан на свете. Если умру до твоего возвращения, в Артании такое начнется… И Ютлан, помни… сына Скилла наверняка убьют.

Ютлан вздрогнул, перед глазами встал маленький Троян с его насупленным личиком и глазами, полными укора.

– Береги его, – проговорил он с трудом. – Я вернусь… и никто не посмеет его обидеть!

– Тогда и я благословляю в дорогу, – сказал Рокош. – Хотя и с тяжелым сердцем.

Ютлан кивнул, выпрямился, стараясь держаться красиво и гордо, мужчины никогда не выказывают страха, но внутри все оборвалось, а сердце сжала ледяная ладонь. К Придону он несся подгоняемый страхом, что может не успеть, брата надо спасти, а назад вез его тело, ничего не видя по сторонам, да и сопровождали его отряды куявских воинов, что держались впереди, сзади и по бокам, не давая никому приблизиться, пока не въехали на землю Артании.

Но покинуть родные земли вот так, без гнева и ярости, просто потому, что так надо… очень страшно и неуютно.

– Я выеду завтра на рассвете, – заявил он твердым голосом.

Рокош покачал головой.

– Не спеши. Сперва побывай у Герда Железные Руки. Подбери для своего коня другую упряжь, что не порвется через два дня, в пути починять некому. И для себя… да, оружия еще нельзя, но можно сменить сапоги… на непростые, взять другой пояс, какие-то амулеты.

– Хорошо, – ответил Ютлан.

Он старался, чтобы Рокош не услышал в его жестком голосе отчаяния. Старик равнодушно смотрит в сторону заката, там в сизой мути багрово пламенеет диск солнца, раздутый и страшный. Из-за степных пожаров даже в полдень на такое солнце, закрытое гарью, можно смотреть не щурясь.

– Завтра погода ясная, – сказал он. – Но все так же знойно… Нужно выезжать либо рано утром, либо к вечеру. Я бы советовал к вечеру.

– Выеду утром, – отрезал Ютлан и поднялся.

Рокош тяжело наклонил голову.

– Ты прав.

Солнце только что село, закат полыхает на полнеба, огромный и величественный, словно само небо принесло себя в жертву, окрасивши пурпурной кровью и хрустальный свод, и сказочно пышные горы облаков, уже застывшие над горизонтом в сладостном оцепенении.

Ютлан потерянно смотрел из окна и никогда еще не чувствовал себя таким маленьким и одиноким в этом огромном равнодушном мире.

За спиной послышались медленные осторожные шаги. Загривок Ютлана напрягся сам по себе, но тут же расслабился, шаги Валдая отличит от тысячи: верховный волхв старается избавиться от воинской привычки жестко ставить ступню, из-за этого всегда ходит чуточку скованно.

– Что-то случилось? – спросил Ютлан, не поворачиваясь.

– Да, – ответил Валдай, он подошел и встал рядом, тоже всматриваясь в горы залитых закатным багрянцем облаков. – Ты случился. Потому мы сейчас, Рокош и я, и не отходим от тебя.

– Я так опасен?

– Ты важен, – возразил Валдай мягко. – Ты последний из сыновей Осеннего Ветра, кто бы и что ни говорил. Ты – герой, что может прославить Артанию… как и навлечь на нее позор. И еще, Ютлан, поверишь или нет, но мы все… любим тебя.

Ютлан посмотрел на волхва с удивлением. Валдай мягко улыбнулся, что так непривычно для его жесткого лица воина.

– Трудно поверить?

Ютлан кивнул:

– Вообще-то да…

– Тогда просто поверь, – сказал Валдай, – нам выгодно, чтобы ты научился смирять свою ярость и вернулся таким… какого не нужно будет опасаться.

Ютлан снова кивнул, признавая его правоту, но сразу же мелькнула мысль, что Валдай страшится за него и не желает отпускать в дальнее странствие. И насчет чужой деревни – тоже хитрость…

– И сколько я должен прожить вне Арсы? – спросил он.

– Год, – ответил Валдай. – Хотя бы год.

– Ого, – сказал Ютлан невольно.

– Год, – пояснил Валдай, – кажется целой жизнью для подростка… да так оно и есть, но это минутка для старика. Если выдержишь год, то сможешь держать себя в руках и дальше. Это как ездить верхом. Кто научился – будет ездить всегда, а вот среди куявов редко кто сумеет взобраться в седло без скамейки и посторонних рук!

Ютлан кивнул, подумал, что угадал. Валдай старается удержать подольше на месте, пусть даже в чужой деревне. Сейчас тринадцать с половиной, через полгода будет четырнадцать, можно брать в руки оружие мужчин. И надо будет возвращаться в Арсу, чтобы взять из рук дряхлеющего Рокоша власть и держать ее до тех пор, пока подрастет маленький Троян.

– Я так и сделаю, – пообещал он.

Валдай дружески хлопнул его по плечу.

– Не буду отвлекать, – сказал он и пояснил: – От созерцания заката. Я почему-то уверен, что только в Артании они такие прекрасные!

Рокош после разговора с Ютланом шел в глубокой задумчивости через дворец, опомнился уже на южной половине, которую принято считать женской. Хотел вернуться, но подумал, что сама судьба привела сюда, остановил служанку и послал сказать, что он желает поговорить с матерью наследника трона.

Девушка упорхнула, а он шел тяжело и неспешно, давая время приготовиться к его неожиданному визиту. Тайная куявская жена Скилла, очень молодая и красивая женщина, живет в этой части дворца почти безвыездно, хотя по ее прибытии с маленьким сыном в Арсу многие мужчины, восхищенные ее красотой, начали предлагать ей руку и сердце и до сих пор добиваются ее внимания.

Двери распахнулись, женщина встретила его посреди комнаты, красивая и статная, как артанка, гордая и с полными достоинства движениями. Ее сын Троян стоит рядом, держась за ее руку, и смотрит исподлобья.

– Приветствую, – сказал Рокош и отдельно поклонился Трояну. – И тебя, будущий правитель Артании…

Мальчик насупился, но кивнул, а его мать произнесла с некоторой тревогой в голосе:

– Что-то стряслось?

– Ютлан уезжает, – сообщил Рокош невесело. – Последняя наша защита… Как ты? Еще не выбрала кого-либо в мужья? Все-таки ты еще молода, снова выйдешь замуж, найдешь счастье в браке, родишь еще детей…

Она ответила с достоинством:

– Женщина, чьим мужем был богоравный Скилл, не может стать женой простого человека.

Рокош напомнил:

– К тебе сватаются не простые, а вожди племен.

Она покачала головой:

– Кто из них равен Скиллу?

Он вздохнул.

– Да, понятно, но ребенку нужен отец. В доме должен быть мужчина.

Она посмотрела на него прямо и бестрепетно.

– Если он понадобится, я буду им. Мой сын вырастет героем. Как его отец.

– Лучше расти тцаревичем, – попросил Рокош. – Героев в Артании много, гораздо нужнее мудрый правитель, а правителю героем быть не обязательно. Ты же знаешь, что случилось, когда мудрый правитель Артании куда-то исчез, а власть перешла в руки его отважных и благородных сыновей-героев! Увы, отваги и благородства для тцара мало, мудрость нужнее. Даже осторожность, которую артане презирают! Учи этому сына.

Она наклонила голову.

– Спасибо, мудрый Рокош.

Он тяжело вздохнул.

– Может быть, даже лучше, если воспитаешь сына сама. Твой новый муж слишком бы старался обучить его смирять диких коней и побеждать в кулачном бою. Для тцара это не совсем обязательно. Это говорю тебе я, артанин!

В ее взгляде он прочел удивление.

– Это в самом деле, – проговорила она медленно, – необычно.

Он невесело улыбнулся.

– Ты уже слыхала, наверное, меня зовут Рокошем Длинноволосым. Когда я вышел из пещер, моя борода была ниже колен, а волосы укрывали меня вместо одежды. Никого не осталось, кто бы помнил меня как героя-поединщика, что так и ушел непобежденным… но я ушел не на покой, а в пещеры, где в уединении хотел разобраться с мыслями и понять, как же все-таки жить правильно… Знаю, все говорили тогда, что ищу Камень Абсолютной Мощи, но меня не интересовали никакие камни, я хотел познать истину.

Он умолк и молчал так долго, что она спросила тихонько:

– И… как?

Он покачал головой.

– Оставалось совсем немного, уже начинал видеть ее, чувствовать, мысли уже выстраивались дивным правильным узором… но тут дошла весть, что Артания гибнет, и я покинул пещеру… хотя теперь не уверен, что поступил правильно.

Она сказала торопливо:

– Зато вы спасли Артанию! Она снова укрепляется и крепнет.

Он в сомнении покачал головой.

– Я был еще и полководцем, водил войска в набеги… Умею управлять людьми лучше, чем большинство, но все-таки недостаточно для тцара. Я это понимаю. Просто другие еще хуже. Потому я здесь. Береги Трояна! Если начнется… борьба за трон, я пришлю лучших из лучших для защиты… мальчика.

Она чуть улыбнулась. Суровый, как Рипейские горы, Рокош впервые назвал Трояна мальчиком, а не наследником или тцаревичем.

Глава 5

Ночью прошел легкий дождь, но к утру распогодилось, небо ясное, умытое, воздух свежий. Когда Ютлан вышел во двор, там уже скрипит ворот колодца, бодро ржут и стучат у коновязи копытами лошади, а из кузницы доносятся частые удары молотов по раскаленному металлу.

Он проведал коня, хорт поднял голову и внимательно посмотрел на хозяина, но не встал, тем более не запрыгал вокруг, как сделали бы любые другие псы.

– Скоро уедем, – произнес он шепотом, сердце стиснулось страхом, – немного поживем… среди незнакомых. Я вас очень люблю.

Валдай появился такой же бодрый, как само утро, подошел упругой походкой воина.

– Здравствуй, Ютлан, – сказал он. – Готовишься? Там Рокош уже собрал мешок в дорогу. Харчи, походное одеяло, огниво, всякие мелочи… Хочу сказать еще раз, что там, куда поедешь, тебя не знают. С самого начала веди себя так, чтобы к тебе отнеслись по-доброму.

Ютлан буркнул:

– Как?

– Первое, – сказал Валдай наставительно, – учись улыбаться. Человек с улыбкой нравится всем. Второе, кроме «да» и «нет», есть и другие слова. Каждому приятнее увидеть ответ на ладони, а не в кулаке.

Ютлан подумал, кивнул:

– Да.

Валдай поморщился.

– Что да?

– Каждому приятнее увидеть ответ на ладони, а не в кулаке, – повторил с усилием Ютлан. – Да, я буду стараться говорить… длиннее. Хотя говорить длинно не по-мужски.

– Говорить длинно, – возразил Валдай мягко, – выказывать уважение. «Да» и «нет» это либо со слугами, либо с близкими, которые тебя уже знают как облупленного. Кроме того, пока говоришь, тебя слушают и… никто не ударит.

Ютлан спросил с недоверием:

– Правда?

– В большинстве случаев, – уточнил Валдай. – Разве что поймут, что затягиваешь речь нарочито.

– Пусть ударят, – сказал Ютлан резко. – Я отвечу.

– Иногда обмен ударами все ломает, – возразил Валдай. – Даже то важное, что тебе нужно целым. Рокош говорит, ты собираешься искать темного демона… ну, того самого?

– Хотелось бы, – сказал Ютлан осторожно.

– А ты хоть знаешь, где его искать?

Ютлан покачал головой:

– Нет.

– Тогда как?

– А здесь встречу? – ответил Ютлан.

Валдай вздохнул.

– Ты прав. Но спрашивай не у встречных-поперечных, из них не все даже свои имя помнят, ищи старых и мудрых.

– Спасибо, Валдай.

Волхв усмехнулся.

– Ну вот, даже благодарить научился. А все говорят: зверь, кровожадный зверь…

Он осекся, увидев внезапную ярость на лице Ютлана и залитые пурпуром белки глаз. Ютлан задышал часто, с усилием, провел ладонью по лицу. Страшная судорога исчезла, только глаза все еще горят страшным огнем, как небо на закате.

Послышались тяжелые шаги, Рокош идет в их сторону с некоторым усилием, словно за ночь кости совсем застыли и отказываются повиноваться.

Пояс старика заметно оттягивает дубинка странно-черного цвета, то ли обуглена в огне, то ли такое необычное дерево. Рокош на ходу снял ее, бережно погладил заскорузлой ладонью, тяжело вздохнул.

– Тебя нельзя брать боевой топор, – сказал он хмуро, – но это не значит, что должен оставаться безоружным. Вот тебе моя дубинка. На самом деле не моя, а нашего общего прародителя Громобоя. Я когда-то отыскал ее… не буду говорить как и где, не поверишь, с тех пор не подводила.

Ютлан сказал осторожно:

– Так пусть остается у тебя.

– Тебе нужнее, – сказал Рокош. – Не скажу, что мне хочется ее отдавать! Еще как не хочется. Но я в Артании, а ты пойдешь неизвестно по каким землям.

Дубинка сразу потянула руку Ютлана книзу. Чтобы удержать на весу, потребовалась та его черная сила, которую он так не любил и боялся. Рокош наблюдал за ним из-под кустистых бровей, а когда Ютлан, напрягая мышцы, повесил дубинку справа на пояс, проговорил с одобрением:

– Я был прав. Ты сможешь стать героем. Только береги честь артанина! Нарушая слово, нарушая клятвы, мы превращаемся в животных. Только они не знают чести и верности… да еще куявы разве что. Потому мы чтим закон…

Он сурово взглянул на Ютлана. Тот понял, ответил твердо:

– Я не возьму в руки ни топор, ни меч, пока не исполнится четырнадцати лет!

Рокош обнял его и шепнул на ухо:

– Во всем ищи возможности, а не пути к отступлению. Помни, что бы ни случилось, это тебе поможет!

Он выехал по-артански обнаженным до пояса, с дубинкой у пояса, простым охотничьим луком, где стрелы без острых наконечников, и простым ножом для разделки добычи. И хотя за пределами Арсы его не знают, и никто не станет проверять, сколько ему лет на самом деле, но артанин носит закон в себе, в отличие от куявов, что исполняют законы, только когда за ними наблюдают.

Хорт молча и ровно бежит рядом, конь идет неторопливым галопом. Внизу под брюхом скользит ровная, как столешница, артанская степь: ровно, чисто, ничего лишнего. Очень не скоро справа и слева от дороги начали появляться дубовые леса, даже не леса, а рощи, но такие густые и добротные, что дорога почтительно огибает по дуге, чтобы не пробираться, пригибаясь чуть ли не до земли под нависающими ветвями, или, еще хуже, с трудом перебираясь через великанские корни, вспучивающие мох и залежи прошлогодних листьев.

В синем небе чистые облачка, как стадо невинных овечек, но вдруг сыпанул дождь, яркий и блестящий, солнце продолжало жечь с прежней силой, и дождь еще на лету превращался в белесый пар. В небе все так же висит жаворонок, доносится его звонкая чистая песенка, не испугался ни дождя, ни короткой грозы.

Степь мчится навстречу, твердая земля сухим стуком отзывается на удары копыт. Из редких кустов или зарослей травы испуганно выпархивают птицы. Ютлан не раз видел внизу в спрятанных в траве гнездах беспомощных птенцов, что смотрели на него, задрав головы с раскрытыми клювиками, часто прямо из-под копыт выпрыгивали зайцы и кролики, а еще Алац на скаку дважды ухитрялся затоптать змей.

Дорога виляет часто, но Алац все понимал и сам срезал такие петли: герои не ищут брода в реках, а в степи смотрят не на дороги, а на далекий край неба, где он соприкасается с землей.

В полдень остановился перекусить, затем снова неслись через степь, минуя в сторонке небольшие села и города. Когда солнце начало склоняться к закату, Ютлан начал подумывать, что отъехал до Арсы достаточно, в этих местах его не узнают…

Далеко впереди он рассмотрел зад громоздкой повозки, целый сарай на телеге, тянут две лошади, по обе стороны четверо мужчин верхами, а еще трое коней, нагруженных вьюками, уныло бредут следом на длинном поводе, опустив морды.

Ютлан догнал их, всадники на него посмотрели искоса, затем на усталых лицах проступил слабый интерес.

– Эй, – крикнул один из всадников дружелюбно, – ты артанин, да?

Ютлан ответил настороженно:

– Да, а что?

– Ничего, – ответил всадник, – много слышал про артан, вижу впервые. А почему у тебя конь такой худой? Он же помрет скоро!

Второй добавил со знанием дела:

– Парень еще не знает, что животных кормить надо.

– У него была деревянная лошадка? – спросил первый.

Они захохотали.

Ютлан буркнул:

– Порода такая.

Он ткнул пятками Алаца в бока, тот пошел быстрее и начал обгонять обоз. Из фургона выглянули в окошки две женские головы, хихикнули, заулыбались.

– Привет, странник!.. – крикнула одна. – Не скажешь, вода тут далеко?

Ютлан посмотрел по сторонам, вытянул руку:

– Вон там деревья, видишь?..

– Да, – ответила женщина. – Там ручей?

– Или родник, – ответил Ютлан.

Всадники начали прислушиваться к его разговору, один поинтересовался с подозрением:

– Так ты сам не знаешь?

– Там хорошие деревья, – объяснил Ютлан. – Очень зеленые. Без воды таким не выжить.

Всадник поморщился, а Ютлан пустил коня вперед. Хорт понесся крупными скачками, группа деревьев, едва видная отсюда, быстро приближалась. Когда они с Алацем прибыли, хорт уже отыскал родник и жадно лакал, содрогаясь всем худым телом.

Ютлан спрыгнул на землю, снял седло и бросил к подножию самого громадного дуба.

– Отдых, – сказал он. – Здесь заночуем.

Конь подставил ему бок, Ютлан снял все ремни, освободил даже от уздечки, Алац в ней не так уж и нуждается, как считают остальные артане. Хорт, напившись так, что пузо отвисло, поднял нос и начал нюхать воздух, потом опустил и, отбежав на пару шагов, начал бешено рыть твердую, как камень, землю.

Ютлан собирал хворост, уверенный, что хорт мышкует, однако за спиной раздался визг и тут же оборвался. Хорт в два прыжка оказался перед ним и опустил на землю задушенного барсука, молодого и толстого, успевшего нагулять жирок.

– Вовремя, – пробормотал Ютлан. – А домашние харчи побережем до следующего раза…

Хорт лег, глядя на него жуткими багровыми глазами, затем опустил веки и стал похож на вырезанную из черного камня фигурку.

Глава 6

Ютлан нанизал куски тонко порезанного мяса и терпеливо жарил их на углях, так почему-то принято, а он, если не хочет отличаться своими странностями, должен поступать так же. Топот копыт он услышал давно, но не поднимал голову, все равно по храпу, запаху и далеким голосам уже понял, что приближаются те странные люди с огромной повозкой.

Усталые кони тянули эту широкую телегу с огромным, как сарай, ящиком, возница лениво нахлестывал их по мокрым от пота спинам, кони так же лениво отмахивались хвостами и делали вид, что идут быстрее.

Всадники выехали вперед и сразу же начали покидать седла, причем кто тяжело спускался и громко охал, а кто и сползал по конскому боку, словно уже совсем выбился из сил. Ютлан посматривал с брезгливым интересом, хотя и пообещал Валдаю держаться «как все», но таким подражать точно не стоит, артане соскакивают всегда легко, как бы ни устали за поход.

– Эй, парнишка! – закричал первый всадник. – Ты не ошибся, здесь в самом деле есть вода?

Ютлан кивком головы указал в сторону деревьев в середке. Второй всадник посмотрел в ту сторону, потом на Ютлана.

– Коней напоить хватит?

– Хватит, – ответил Ютлан.

Всадник буркнул:

– Ты не больно разговорчив.

Второй пояснил:

– Он же артанин.

С пустым кожаным мешком он отправился к роднику, Ютлан хмуро подумал, что мужчина должен сперва напоить коня, потом пить сам, но эти точно не артане, видно сразу.

Сам он в их сторону поглядывал только искоса, стараясь не выказывать удивления, таких разных людей еще не видел. Главный у них – толстяк – такого маленького роста, что просто гном, голова сидит прямо на плечах, а широкая борода спускается до середины объемного живота. Ноги крохотные, кривые. Ходит на них, переваливаясь с боку на бок, но руки рельефные, мускулистые, обвитые толстыми жилами, а ладони широки, как лопаты.

Второй – гигант, выше всех людей, которых видел Ютлан, голова кажется маленький из-за толстой шеи, что шире головы, и невероятно разнесенных в стороны плеч, откуда свисают ужасающе толстые руки в узловатых мышцах. Грудь широкая и выпуклая, живот плоский, в толстых валиках мышц, ноги тоже толстые, а в его сапоги любой мужчина смог бы засунуть обе ноги…

Еще с ними очень красивая женщина с дивной фигурой, которую демонстрирует при каждом движении, а еще постоянно улыбается то хитро, то с намеком, то многозначительно, глаза тоже с поволокой, томные, сладострастные.

Вторая женщина – совсем молодая девушка, очень гибкая, словно у нее совсем нет костей, легко сгибается в кольцо, как в одну, так и в другую сторону, быстрая и светлая, глаза всегда веселые, улыбается так же часто, как и старшая подруга, только как-то светло, без намека, чисто и бесхитростно.

Еще двое мужчин больше похожи на обычных мужчин, которых Ютлан видел как в Артании, так и везде, разве что оба выглядят недостаточно… мужественными, что ли, хотя у обоих и рост, и широкие плечи, но в лицах то ли робость, то ли изнеженность, но оба не выглядят людьми, готовыми проскакать двое суток, не покидая седла, а тем более – ворваться после этого в жаркую схватку и повергать врагов.

После того как все напились и освежились, толстяк приблизился к костру Ютлана и сказал вежливо:

– Думаю, не стоит разводить еще один костер, как думаешь?.. Мы бродячие артисты, если ты еще не понял. Меня зовут Умрих, это вот Железный Анр, а это Глинк и Успенга. Женщин ты уже видел, Примка, Инженю, а в телеге осталась еще и Гарганга, но это совсем старая карга, пусть спит… Все наши женщины умеют петь и танцевать, а также обучены другим разным вещам.

– Каким? – спросил Ютлан.

Они почему-то переглянулись, засмеялись, Железный Анр открыл рот и явно хотел ответить, но толстяк ткнул его в бок и сказал мирно:

– Тебе знать еще рано. Ты ведь артанин, верно?

– Да.

– У вас строгие нравы?

– У нас хорошие нравы, – ответил Ютлан.

– Ну да, ну да… А мы вот свободный народ. Понимаешь, как птички перелетные. Никто нами не командует, ездим везде, куда хотим, клюем то, что находим…

Ютлан поинтересовался вежливо:

– А чем кормитесь? Я не видел, чтобы вы били уток, что пролетели прямо над вами.

Толстяк усмехнулся.

– Нам платят.

– Кто?

– Жители городов, – ответил он, – где мы даем представление. Вон Инженю и Примка танцуют и поют, Железный Анр рвет на потеху зевак железные цепи и поднимает коня вместе со всадником на плечи, да еще бегает по кругу!.. Народ обожает силачей. Глинк и Успенга играют на разных музыкальных инструментах, у нас их полповозки. Народ слушает, тоже пляшет и поет, а нам в уплату за полученное удовольствие бросает монеты. Нам хватает, чтобы без спешки добраться до другого города и там дать представление…

Ютлан подумал, что занятие у этих людей какое-то странное, но вслух ответил вежливо:

– Да, наверное, вам так нравится жить.

Повозка бродячих артистов, как он уже рассмотрел, состоит из телеги с широким корытом и высокого ящика из шкур со скелетом из толстых жердей. Внутри мешки с одеждой, одеяла, горшки, медный таз, котел, связка очищенных от коры длинных прутьев, уже грязных и закопченных. Ютлан сперва решил, что заготовки для стрел, потом понял, что на этих прутьях жарят мясо, ленясь всякий раз выстругивать заново.

Толстяк проследил за его взглядом, довольно улыбнулся.

– У нас все есть для любого спектакля, – объяснил он. – Сейчас вот готовим совершенно новый… Надеюсь, горожанам понравится. Они живут мирно, потому всем им так интересны люди, что живут подвигами.

– А о чем спектакль?

– Начнем с того, – сказал толстяк, и Ютлан ощутил, что он уже примеривается, как будет выступать перед зрителями и объяснять, стараясь удержать их внимание, – что однажды в Куявию прибыли послы из Артании с предложением торговли. Среди послов был тцаревич Придон. Он увидел принцессу Итанию, дочь куявского тцара, и буквально обезумел от вспыхнувшей любви к ней. Он потребовал ее руки у тцара Куявии Тулея, а тот, не желая отдавать прекрасную дочь за дикого артанина, но и не смея отказать прямо, чтобы не вызвать новой войны, поставил условием добыть и привезти меч бога Хорса, некогда не то потерянный, не то спрятанный другими богами.

Сердце Ютлана стучало все громче и взволнованнее. Толстяк поглядывал на его лицо, подбодрился, юный артанин буквально превратился в слух, хорошо, продолжил напевно и важно:

– Однако Придон настолько был поглощен любовью к Итании, что эта любовь дала ему силы пройти все испытания и добыть легендарный меч богов. Однако Тулей меч взял, но выдать дочь за артанина отказался. Оскорбленный Придон собрал войско и вторгся в Куявию. Артания и Куявия враждовали всегда и воевали часто, но на этот раз развязалась самая страшная и кровопролитная из всех войн между этими странами…

Железный Анр прогудел насмешливо:

– Вот что любовь с людьми делает! Никогда не влюбляйся, малыш.

Толстяк досадливо отмахнулся.

– Главное в спектакле, что было пролито столько крови, что на тех местах из земли начали подниматься ужасающие волколаки, неуязвимые велеты, древники… и прочая дрянь, которую люди не знали тысячелетия, и уже сотни лет о них не рассказывали даже сказки. Люди ослабели, проливая кровь друг друга, а чудовища, наоборот, набирали силу, собирались в лесах, горах, прятались в оврагах, а потом заполонили целые окрестности, и даже жители сел вынуждены были бросать все нажитое и бежать в города.

Глинк бросил издали:

– Умрих, ты утопаешь в пояснениях.

– Разве не надо объяснить?

– Только короче, – сказал Глинк уверенно. – В двух-трех словах. А потом сразу главное, как обухом в лоб, пока зрители не разошлись. Дескать, Падшие Боги томились в своих подземельях и выйти оттуда не могли. Но к ним сверху пролились ручьи горячей человеческой крови, и древние боги, напившись вдоволь, сумели вырваться на свободу. Или вот-вот вырвутся, это решим по дороге. Теперь собирают силы, чтобы вернуть старые времена, когда правили миром, а людей не было вовсе. Для этого нас, людей, собираются уничтожить, а землю отдать тем грозным существам, от которых сейчас бегут крестьяне в города. Вы увидите сцены, что будет, если вы не дадите им отпор…

Железный Анр кивнул одобрительно.

– Вот-вот. Народ ужасы любит. Особенно те, кто живет в благополучных городах за крепкими стенами.

Жаркий закат охватил полнеба, бродячие артисты укладывались спать, только юная Инженю танцующей походкой приблизилась к Ютлану, в обеих руках фляжка, взгляд хитрый и загадочный.

Он насторожился, сердце почему-то застучало чаще. Она подумала, подождала, скажет ли что, однако Ютлан молчал, и она без спроса села рядом, прижавшись к нему плечом.

Ютлан ощутил, как в него через это прикосновение начало вливаться нечто горячее, будоражащее.

Она спросила щебечущим голоском:

– Хочешь попробовать?

Он покачал головой:

– Нет.

Она расхохоталась.

– Ты в самом деле совсем ребенок? Пей, это сладкое вино! Оно придает силы и укрепляет руки.

Он помотал головой, но она почти насильно сунула фляжку ему в руки.

– Да ты хоть попробуй!

Ютлан нехотя отхлебнул, вино показалось сладким и приятным, совсем не похожим на ту кислятину, что обычно пьют мужчины. Он сделал еще глоток, побольше, если она так настаивает, и вернул фляжку.

– Спасибо. В самом деле сладкое.

– Вот видишь, – сказала она победно, – а не верил!

– А ты почему не пьешь?

– Мне нельзя, – сказала она печально, – это вино только для мужчин. А женщины от него слабеют…

Она ласково коснулась его плеча, провела кончиками пальцев по груди, сердце вообще начало колотиться, движения ее были плавными, взгляд загадочный.

– Ты путешествуешь один… значит, чувствуешь в себе силу…

Ютлан раздвинул плечи и старался выглядеть старше и значительнее, а Умрих крикнул издали строго:

– Инженю, не совращай ребенка!

Она сказала громко, не отрывая взгляда от Ютлана:

– Он уже почти не ребенок!

– Все равно не порти, – велел Умрих. – И вообще, завтра вставать рано!

Она капризно надула губки.

– Хорошо, хорошо, иду…

Она мимолетно коснулась губами его щеки и упорхнула, легкая, как только что родившаяся бабочка. Ютлан чувствовал непонятное жжение на щеке, но боялся коснуться ладонью, чтобы не исчезло. И спать лег в непонятном томлении, однако сон пришел удивительно быстро.

Проснулся от странного ощущения, что удивительная девушка рядом, даже учуял ее частое дыхание, но больно уж хриплое, с трудом открыл глаза и увидел перед собой острую морду хорта. Тот перестал вылизывать ему лицо и отпрянул, всматриваясь все-таки с беспокойством.

Ютлан помотал головой, тяжелая, и как будто сон еще не выветрился, руки подгибаются, когда попробовал привстать. Под раскидистым деревом слегка дымится полупотухший костер, конь лежа спит в сторонке, вытянув вперед шею, и… дальше только степь во все стороны.

Он сцепил челюсти и, цепляясь за кору дуба, заставил себя встать. Ноги подрагивают от слабости, голова тяжелая, будто набита горячим чугуном. Судя по отпечаткам колес, бродячие артисты уехали совсем недавно. У подножия дуба, где он сбросил мешок с едой и вещами, пояс, плащ – чистое утоптанное место! Все исчезло, даже сапоги.

Он тупо подумал, что в шипастые стремена босые ноги всовывать не очень, но с другой стороны… стремена тоже исчезли вместе с седлом и всеми ремнями.

– Воры, – пробормотал он в тупом удивлении. – Воры?.. И даже Инженю?.. Не может быть…

Мелькнула мысль, что она тоже украденная этими сладкоголосыми ворами, только боится признаться, чем-то ее запугали. Хорошо бы догнать их, отбить ее… потом вспомнил, что именно она поднесла ему ту флягу со сладким вином, которое вогнало в крепкий беспробудный сон.

Опоили, всплыла наконец беспощадная мысль. Уже слышал, как взрослые переговариваются насчет разных напитков, женщины гоняются за теми, что могут причаровать мужчин, мужчины все что угодно отдают за те, что добавляют мужскую силу, а самые простые из отваров как раз эти, когда пару глотков достаточно, чтобы испивший впал в беспробудный сон. Так можно проскользнуть мимо бдительных часовых, так неверная жена угощает мужа, а потом рядом со спящим принимает полюбовника…

– Алац! – позвал он.

Конь поднял голову, глаза мутные, сонные, и снова уронил на землю с таким стуком, что понятно, заснул раньше, чем морда треснулась о землю.

– Эх ты, – сказал он с укором, потом подумал, что вообще-то нужно сказать «эх я», все-таки человек должен быть бдительнее, – но хоть тебя не украли…

Он подумал, почему не украли, вообще стоило бы взять, чтобы не дать ему погнаться вдогонку, хоть какой-то конь… потом вспомнил слова Умриха насчет худобы бедного животного. Наверняка решили, что вот-вот падет, нет смысла брать. Но если вдруг даже рискнули бы попробовать украсть, все равно уводить такого приметного коня рискованно, по нему он их найдет с городской стражей в любом городе…

Хорошо, хоть дубинку не взяли да на лук не позарились, слишком невзрачный. Хотя, скорее всего, дубинку взять пытались, она сдвинута, но не смогли. А когда поняли, что такой странный мальчишка может их всех перебить с такой палицей, поспешили убраться среди ночи…

«А мы живем посвободнее», – вспомнил он слова толстяка. А еще он говорил, что женщины обучены другим разным вещам… Наверное, имел в виду воровство…

Конь совершенно равнодушно принял то, что Ютлан не стал седлать, дождался, пока тот устроится на его костлявой голой спине, нетерпеливо ударил копытом в землю. Там сухо треснуло, в узкую щель посыпалась придорожная пыль.

– Вперед, – сказал Ютлан. – Хорт, не отставай.

По дороге они обогнали два каравана, один из трех телег, нагруженный битой птицей, и пятерых сопровождающих, второй только из навьюченных коней. От огромного фургона бродячих артистов никаких следов, то ли умеют мчаться очень быстро, то ли заранее свернули на боковую дорогу.

На Ютлана караванщики смотрели без интереса, и хотя в дороге глазеешь на все, но худой босоногий мальчишка на худой лошади – зрелище слишком обычное, как и бегущая с ними собака с прилипшим к спине животом и жутко торчащими ребрами.

День на диво жаркий, а когда неслись через лес, кружевная тень бежала по хорту и коню, дрожала на вытоптанной тропке, покачивалась в такт ветвям, и казалось, что вся земля качается, как лодка на волнах. Лазающие растения ловко карабкаются по высоким деревьям и свешивают одуряюще пахнущие цветы, между ними летают, дергаясь из стороны в сторону, огромные бабочки, такие яркие, что похожи больше на цветы.

Алац мчится одинаково отмеренными прыжками, короткая грива торчит, как веник, уши словно выкованы из железа, ни разу не дрогнули, даже когда прямо из-под копыт, суматошно хлопая крыльями, взлетают крупные птицы. Весь он словно не из этого мира, а хорт бежит рядом с ним такой же равнодушно точный, нацеленный только на долгий бег, и тоже не обращает внимание на птиц, ящериц, зайцев и даже на пробежавшую совсем близко лисицу.

Впереди на дорогу вышли двое мужчин, мелкие в кости, одеты в звериные шкуры, ничем не примечательны, но когда заступили дорогу, Ютлан насторожился и пощупал, на месте ли дубинка.

Один крикнул хриплым голосом:

– Эй, парень! У нас в деревне дивы скот порезали… Не видел ли поблизости конный патруль?

Второй добавил угрюмо:

– Желательно с волхвом…

Ютлан подумал, вспоминая, кого смог видеть, когда мчались сюда, срезая повороты дорог, ответил нерешительно:

– Не видел… вроде.

Первый спросил раздраженно:

– Не видел или вроде?

Второй сказал успокаивающе:

– Да точно он не видел… Иначе бы не забыл про этих разряженных и крикливых петухов…

Первый приблизился к Ютлану сбоку, в лице проступило недоброе выражение, с таким, наверное, волк бросается на овцу. Второй зашел с другой стороны, но первый вдруг остановился, не отрывая взгляда от лица Ютлана.

– Постой, парень, что-то в тебе не так…

– Все во мне так, – угрюмо возразил Ютлан.

Мужик покачал головой.

– Не-ет, мой нюх не обманешь. Он в тыщи раз лучше людского. Ты, похоже, из наших…

– Каких это ваших? – спросил Ютлан.

Мужики переглянулись, второй сказал недовольно:

– Эх, промахнулись… Я тоже чую, он нашего племени.

– Тогда пусть едет?

– Да. А мы перейдем на дорогу ближе к городу.

– Давай…

Они отступили, присели к земле, изумленный Ютлан не успел рот открыть, как оба превратились в огромных черных волков и умчались длинными быстрыми прыжками.

Конь и хорт смотрели им вслед равнодушно. Им, похоже, с самого начала все было понятно.

– Вперед, – сказал Ютлан недовольно.

Вскоре догнали караван, с десяток нагруженных вьюками лошадей и одна телега, зато охраны почти столько же. Никто даже не посмотрел вслед, только один из охранников проводил долгим внимательным взглядом.

Потом обогнали еще и еще караваны, все сопровождает многочисленная и хорошо вооруженная стража. Когда обгонял один такой, начальник стражи, высокий чернобородый воин с суровым лицом, окликнул:

– Эй, мальчик!.. Тебя нелегкая несет со стороны Кромандола?

Ютлан не знал, что такое Кромандол, но чернобородый указывал в ту сторону, откуда они едут, так что кивнул и ответил вежливо:

– Да, оттуда.

– Ничего странного не видел по дороге?

Ютлан подумал, пытаясь вспомнить, потом подумал, что не знает, что такое странное по мнению бородача, ответил так же вежливо:

– Нет.

Бородач нахмурился.

– Странно… А нам говорили, там волколаки…

Второй воин сказал ему хмуро:

– Да ты посмотри на них! Увидь он волколака, упал бы с коня от ужаса. Правда, конь у него… гм… такого даже волколаки побрезгуют есть.

Бородач хмуро усмехнулся.

– Как и мальчонку. Они все трое кожа да кости, словно из темницы. Ладно, все равно держите оружие наготове, а доспехи никому не снимать!

– Как скажешь, командир…

Ютлан пустил коня вперед, потом запоздало вспомнил, что те двое мужчин, что превратились в волков и убежали, может быть, и есть те загадочные волколаки, которых так опасаются эти люди… но он отъехал уже далеко вперед и решил не возвращаться ради таких пустяков.

Глава 7

В излучине реки с десяток домов, удобный спуск к воде не только для людей, но и скота: дорогу Ютлану перегородила важно шествующие и с достоинством переговаривающиеся гуси, целое стадо. Старший гусак остановился и с предостережением шипел на чужаков, пока стадо не миновало дорогу.

Ютлан проводил их взглядом, страстно захотелось покинуть седло и нырнуть в холодную воду, смыть пот и грязь, но вздохнул и, стиснув челюсти, направил коня по улочке между домами, пять на одной стороне, пять на другой.

Детишки висли на плетеных заборах и с любопытством разглядывали незнакомца. Женщины горбятся в огородах, мужчин почти не видно, это понятно, в поле и в ближайших лесах, только на крыльцо самого последнего дома вышел старик, приложил ладонь козырьком к глазам.

Ютлан ощутил, что его рассматривают с нескрываемым интересом. Старик смотрел внимательно, наконец покачал головой, по губам скользнула улыбка.

– Ты прибыл издалека.

Ютлан ответил без приязни:

– По той дорожной пыли, что на мне и даже на хорте, понять нетрудно.

– На вид тебе шестнадцать, – продолжил старик, – а то и восемнадцать. Но на самом деле тебе нет и четырнадцати.

Ютлан поморщился.

– А это откуда видно?

– Артанская стать, – сказал старик, – артанская гордость! В посадке, взгляде… У нас, артан, до четырнадцати лет брать оружие в руки нельзя. Вот только лук, гм…

Ютлан ответил недовольно:

– Это не боевой лук.

– Охотничий?

– Да.

Старик скользнул внимательным взглядом по луку.

– Тогда ты хороший охотник.

– На обед настрелять удается, – буркнул Ютлан.

– А на продажу?

Ютлан сдвинул плечами.

– А зачем?

– Так-так, – сказал он, – значит, в деньгах не нуждаешься…

– Или не интересуют, – уточнил Ютлан.

– А что интересует?

Ютлан помедлил, старик непрост, выглядит бывалым, знающим, наверняка здешний староста или кто-то из важных старейшин.

– Я хотел бы знать, – сказал он медленно, памятуя напутствие Рокоша о длинных речах, – проезжал ли здесь некий всадник… необычный всадник.

Старик ответил медленно, как показалось Ютлану, с некоторой осторожностью:

– Всяк человек необычен.

Ютлан буркнул:

– Чем? Они все одинаковые, как муравьи.

– Ого, – произнес старик, – ты не они, да?

Лицо его было обманчиво спокойно, глаза прищурены, а голос прозвучал слишком равнодушно, словно разговор шел о погоде. Ютлан вовремя удержал на языке готовый ответ, что да, он не они, пожал плечами и постарался держать голос таким же, как и начал разговор:

– Я тоже они… но я еще и странствую. Есть такие муравьи, знаешь?

– Знаю, – ответил старик, – но такие муравьи странствуют большими группами.

– Я и есть большая группа, – сказал Ютлан. – Ладно, старик. Я вижу, ты ничего не можешь сказать… Или не хочешь. Я поехал дальше. Прощай!

Он повернул коня, тот сделал два шага, как сзади раздался голос:

– Ты слишком торопишься, герой. Да и не стоит ехать в ночь. Ты проделал длинный путь… Твой конь покрыт пылью так, что не видно его масти. А пес исхудал в дороге… Отдохни у нас. Мы небогаты, но еды у нас хватает. Найдется зерно для коня, даже сладкие кости для собаки.

Ютлан ответил вежливо:

– Вообще-то… да, спасибо. Ты прав, мы в самом деле все трое очень устали.

Он соскочил, как заметил старик, легко, очень быстрый в движениях, жилистый, хотя и в самом деле усталость заметна даже в посадке.

– Как зовут тебя… юноша?

Голос его звучал так, словно старик все-таки считает его мальчиком, но из вежливости называет парнем, все молодые стремятся поскорее вырасти и стать мужчинами.

– Ютлан, – ответил он.

– Ютланд, – повторил старик задумчиво. – Хорошее имя…

– Ютлан, – поправил он, – меня зовут Ютлан!

Старик кивнул, у глаз проступили мелкие лучики улыбки.

– Необычное имя… И какое-то… утлое. Ты с ним кажешься слабым. Но если ты покинул дом и отправился в путь, ты заслуживаешь более твердого имени! К примеру… Ютланд – звучит намного лучше.

Ютлан сдвинул плечами.

– Ютланд, так Ютланд, какая разница?.. Не имя красит человека, как говорил мой дед.

– Вот и славно, – сказал старик. – Разве в ваших краях не меняют имя, когда становятся взрослыми? У нас так делают по несколько раз за жизнь… Когда, например, человек хочет начать жизнь заново. Отведи коня вон в тот сарай, там свежее сено и ключевая вода, а сам помой руки, иди в дом и садись за стол.

Ютлан отвел коня в сарай и сам подсыпал из ящика в ясли крупнозернистого зерна, подумал, что он уже в какой-то мере стал взрослее, так что может в самом деле если не поменять имя, то сделать его тверже. В Артании тоже есть этот обычай, но его постепенно забывают.

Когда вышел, старик уже ждал снаружи.

– Ютлан, – повторил он медленно, словно пробуя имя на вкус, – от слова ютлый, утлый. Но раз ты решился покинуть родные земли, то ты уже не слабый. Я все думаю насчет имени, Ютланд теперь подходит больше. Это значит – скала, опора… А меня зовут Бурый. Кстати, что у тебя за пес? Никогда не видел такой породы.

– Издалека, – ответил Ютлан.

– Да это видно, – произнес старик задумчиво, – ты ее не кормишь, что ли? Таких худых я еще не встречал.

– Она всегда такая.

– И глаза всегда красные?

– Всегда, – отрезал Ютлан. – И хватит о псе. А то и у меня глаза тоже станут… красными.

В доме Бурого чисто и опрятно, его тихая и приветливая жена быстро собрала на стол незамысловатой деревенской еды, Ютлан с удовольствием вытянул гудящие ноги и ел с таким аппетитом, что Бурый довольно заулыбался.

– Хорошо, когда так едят, – сказал он одобрительно. – Говорят, что кто хорошо ест, тот хорошо и работает… А ты работу случаем не ищешь?

Ютлан вспомнил Валдая, тот настойчиво советовал прожить где-то среди незнакомых людей тихо и мирно год, научиться ладить с окружением, чтобы вернуться уже другим человеком, а это село как раз такое дальнее и дикое, никто даже имени его не слышал.

Он встретил вопрошающий взгляд старика, еще раз подумал, но все села одинаковы, что искать?

– Ищу, – ответил он.

– У нас ее выше головы, – довольно пояснил Бурый. – Наша деревня, как на грех, слишком близко от больших дорог. Всего через лес пройти и… там дорога. Молодым парням велик соблазн поискать счастья в городах… Уходят, но мало кто возвращается. Потому у нас девок на выданье тьма, а вот женихов…

– Я останусь, – прервал Ютлан. – Работы не боюсь, кони меня слушаются, волки боятся, я могу как ломать, так и строить. Или хотя бы подносить материалы тем, кто строит. И… да, отныне зовите меня Ютландом!

Он выполнял любую работу, которую ему поручали, а когда, чтобы то ли проверить, то ли посмеяться, давали работу чисто женскую, делал и ее так же старательно. Женщины тоже посмеивались, но заступались за него, еще подросток, чего хотите…

Однажды послали помочь на расчистке леса, где мужчины расширяют пашню, женщины и подростки обычно собирают там срубленные ветви. Он выполнял и эту работу, пока однажды один из мужиков, измучившись с неподдающимся корнем, не попросил помочь.

Ютланд взялся за пень, все видели, как напряглась его спина, плечи раздвинулись, а ступни начали погружаться в землю. Корни затрещали, земля вспучилась, будто оттуда полезли, разбуженные ливнем и громом, исполинские дождевые черви.

Пень противился, однако мужик и Ютланд все же вытащили, Ютланд тут же выпустил из рук, а мужик с торжеством бросил пень на кучу свежей земли и устало принимал поздравления.

С того дня этого подростка с его невероятной силищей посылали помогать корчевать, что он делал так же старательно, хотя всей мощи Ютланд старался не выказывать.

Матери начали поглядывать на него с интересом. Выдать за такого дочь – девка будет как за каменной горой. Хоть угрюмый и неразговорчивый, но не драчлив, не пьяница, трудится с утра до ночи, никогда не отказывается от работы, Бурый не нахвалится на работника, уже смотрит как на приемыша, члена своей семьи…

Однажды он вернулся с поля, усталый и голодный, а с другого конца в село с гиком и свистом ворвался отряд всадников. Одни, побросав коней, сразу же бросились в дома, требуя пить и есть, другие с хохотом начали хватать молодых женщин.

Ютланд прошел мимо, не его это дело, как вдруг одна из девушек отчаянно закричала:

– Ютланд!.. Ютланд, помоги!

Он оглянулся, двое хохочущих чужаков тащат в сарай Ксану, молоденькую девушку, всего на два-три года старше, чем он, она часто ему улыбалась и строила глазки.

Один из чужаков в нетерпении начал сдирать с нее платье, Ютланд подбежал и ухватил его за руку.

– Не трогай ее.

Мужчина оглянулся с изумлением, попытался выдернуть руку, но Ютланд не отпустил. Их взгляды встретились, чужак прошипел люто:

– Сопляк, ты что о себе возомнил?

Он с силой ударил подростка по лицу. Голова Ютланда мотнулась в сторону, и сразу же вспыхнул гнев, горячий и страшный.

Он стиснул челюсти и проговорил сквозь зубы:

– Я же сказал… оставь…

Мужчина ударил его по лицу снова. Ютланд смотрел ему в глаза ненавидяще, пытался удержать в себе гнев, но тот уже перетек в лютую сладостную ярость, когда все можно и все позволено…

Перед глазами поднялась красная пелена, он пытался отступить и выйти из этого состояния, но не успел, горячая волна накрыла с головой…

Очнулся он, весь залитый кровью, быстро оглядел себя. Руки-ноги целы, ничего не болит, только всего трясет так, что зубы стучат, а по телу пробегают судороги. С головы до ног в крови, но чужая, по улице всюду зверски изуродованные трупы в лужах крови. У многих оторваны руки, головы, у кого-то разворочена грудь, из одного безжалостной рукой выдернуты внутренности, клубок кишок расползается сизой грудой рядом…

Кто-то выглянул из дома, увидел его и вскрикнул дурным голосом, после чего исчез так, словно и не рождался на свет. Ютланд посмотрел по сторонам, нехорошее предчувствие большой беды нахлынуло внезапно с такой силой, что болезненно заныло в груди.

Улица неуверенно пошла навстречу, покачиваясь и приближаясь то одной стороной, то другой. Из домов выглядывали люди и тут же прятались, как испуганные мыши в норы.

Бурый отыскался в доме, он сидел в доме на лавке у окна, на Ютланда оглянулся, в глазах мелькнуло беспокойство, но произнес довольно спокойно:

– Ютланд… Теперь понимаю, почему ты уехал из родных мест. Пойди смой с себя все это… Вон таз с водой.

Ютланд торопливо плескал в лицо холодную воду, она едва не шипела на его раскаленном лице, превращалась в пар, наконец он опустил туда голову и держал, пока хватило дыхания.

На лице Бурого сочувствие перемежалось с чем-то вроде испуга, но не за себя, а как будто он переживает за него, сердце Ютланда болезненно сжалось.

Он спросил глухо:

– Я много… натворил?

Бурый кивнул.

– Ты убил всех чужаков. Но если бы просто убил…

– А что… я делал еще?

Он спросил упавшим голосом и замер в ожидании недоброго ответа, что изменит всю его жизнь в этом мирном селе среди хороших и добрых к нему людей.

Бурый сказал устало:

– Ты отрывал им руки и ноги… Ты разбивал кулаками головы, а у старшего вырвал из груди сердце и… на глазах у всех… съел…

Он запинался на каждом слове, словно не хотел говорить, но приходится, другие вообще прячутся и правды не скажут.

Ютланд поправил горько:

– Сожрал.

– Сожрал, – согласился Бурый. – Сожрал радостно, с диким хохотом, что вообще-то… напугало, да. И печень тоже выдрал и сожрал. Народ в ужасе… Ты нас защитил, но теперь тебя будут бояться больше, чем подобных чужаков-насильников.

Ютланд повесил голову.

– Я понял. Уеду прямо сейчас.

– Сейчас уже вечер, – возразил Бурый, но по его голосу Ютланд ощутил, что старик обрадовался. – Нечего на ночь глядя. Отдохни, выспись, наберись сил.

– А сельчане? – спросил Ютланд. – Всю ночь продрожат.

Бурый отмахнулся.

– Перетерпят. Только о себе думают, а тебе сейчас горше, чем всем нам. Пойдем, сменишь одежду. А то как мясник после трех суток работы.

Алац идет ровным галопом, так он может целыми сутками, а молчаливый хорт мчится впереди ровными механическими прыжками.

Раннее утро озарило солнцем верхушки деревьев, воздух еще холодный, но солнце, едва скользнув к небу, начало прогревать голову, плечи, руки. По обе стороны дороги клубится сырой пар, глубокие тени собираются под раскидистыми деревьями, но и они укорачиваются по мере того, как солнце поднимается выше.

Ютланд смотрел вперед строго и сурово. После молчаливого изгнания из сельской общины горечь долго и зло разъедала внутренности, но весь день несся по холмам и долинам, заночевал в овраге и к утру ощутил, что осталось только чувство неуверенности перед огромным и чуждым миром, однако другие как-то уживаются?

Он дважды останавливался перекусить и напоить коня с хортом, стрелял по дороге то, что можно продать, снова и снова напоминал себе, что на этот раз надо держаться, как все, как он и жил в том селе, пока не напали те сволочи…

Далеко впереди, в сторонке от дороги, расположился под сенью десятка раскидистых деревьев небольшой караван. Работники как раз снимают с навьюченных коней тюки, ведут животных к небольшой речушке вблизи, а другие спешно ставят объемистый шатер.

Кто-то уже разжег костер, самое легкое дело, там начали рубить мясо. Ютланд смотрел настороженно, это же куявы, видно издали, а с ними хоть и нет войны, но все-таки ненависть кипит в сердце каждого артанца…

Он решительно повернул коня в сторону лагеря. Там заметили одинокого всадника, двое схватили оружие и встали на дороге, остальные занимались своим делом, только поглядывали с интересом.

Ютланд вскинул руку:

– Я с миром.

– Мы тоже, – ответил один с оружием, он уже рассмотрел, что на худом коне такой же худой мальчишка, сунул меч в ножны. – Будь гостем, раздели наш хлеб.

– Спасибо, – поблагодарил Ютланд.

Он въехал в середину лагеря, из шатра вышел крупный массивный мужик с выпирающим брюшком, похожий на ушедшего на покой кулачного бойца, весь еще налитый звериной мощью, быстрый в движениях, несмотря на массу тела, весь в движении, темно-красные волосы густо падают на плечи, усы вплетаются в бороду, а та мощно ложится на грудь, так что шеи не видать, но Ютланд не сомневался, что и шея у купца бычья.

В белой рубашке, подпоясанный красным поясом, ворот тоже пышно расшит красным, на плечи наброшена легкая волчовка, но вряд ли полы сойдутся на таком брюхе и нехилой груди. Глаза живые и острые, сразу охватил взглядом Ютланда на черном худом коне, заметили и такого же худого пса с голодными глазами.

Ютланду почудилось, что купец сразу как-то подобрался, насторожился, но ничего не сказал, только зыркнул остро. Он ожидал от него громоподобного рева, но взгляд у купца стал маслено-добрым, улыбочка сладкой, а голос прозвучал так, словно заговорила большая кадка тягучего куявского меда.

– Привет доблестному артанину! – сказал он протяжно. – Я всегда говорил, что и наших мальцов надо учить раньше ездить на конях… По делу мыкаешь или от дела лытаешь?

– Просто увидел вас, – ответил Ютланд. – Интересно стало.

Купец сказал добродушным голосом:

– Меня зовут Крумта. Вот уже сорок лет вожу караваны… как в Арсу, так и везде. В Арсе каждый сезон заключаю сделки насчет поставок на мои склады вашего знаменитого зерна. При дворе тцара меня принимают весьма охотно… И еще я один из самых почетных участников гильдии торговцев Троецарствия.

Ютланду почудился неясный намек в словах, что бывал при тцарских дворах, а это значит, мог его видеть тоже. Но купец на то и купец, не выдаст без заметной выгоды для себя, сейчас улыбается и держится, как с обычным покупателем.

Один из богато одетых мужчин прошел мимо к костру, оглянулся, Ютланд увидел злой взгляд.

– Крумта, – сказал мужчина, – что ты распинаешься перед подростком? Да еще артанином?

Крумта усмехнулся.

– Да вот такой я… распинаюсь. И как-то стал тем, кем стал. А ты все еще помощник младшего купца, верно?

Мужчина засопел и отвернулся. Крумта взглянул на коня Ютланда, где так и остались навьюченные мешки.

– Может быть, что-то хочешь купить? Я такой, могу и в дороге торговать. Как тебя зовут, кстати?

– Ют, – ответил Ютланд, – меня зовут Ют.

– Ют, – повторил Крумта с одобрением. – Хорошее имя. Каждый десятый между Куявией и Артанией – Ют. Даже в Вантите, говорят, ют на юте ездит и ютом погоняет…

– Не знаю, – ответил Ютланд, – я простой пастух. Никаких вантитов не знаю.

Крумта отмахнулся.

– И не стоит. Они там в собственном соку варятся.

– Я хотел бы кое-что продать, – сказал Ютланд.

Крумта ответил с тем же добродушием:

– Показывай.

В отличие от других купцов он принимал всех, даже у этого мальчишки может оказаться что-то ценное, ну там украл у более удачливого, подобрал, случайно наткнулся на монету Древних…

Ютланд вернулся к коню за мешком, а потом высыпал содержимое под ноги Крумте. Тот даже отступил, потом с загоревшимися глазами начал рассматривал добычу этого странного мальчишки. Клыки и когти степных и лесных волков, в том числе самого опасного среди них – волка-людоеда, шкура вепряка, чешуя молодых зедр, жвалы гигантских муравьев, в том числе могучих воинов и даже адских, рога туратора, перья жутеня, ценнейшая шкура доргосского шакала, ее не пробивают даже стрелы героев, уши десятка рысей, метательные ножи волколаков-мародеров…

– Ого, – воскликнул он, – даже пластины чурпыра? Как ты сумел… Впрочем, неважно, не отвечай, не хочу и знать. Сколько ты хочешь?

– Мне нужна еда на неделю, – сказал Ютланд, – и… я хотел бы провести эту ночь под крышей.

– Договорились, – вскрикнул Крумта довольно. – Вон туда дальше по дороге, как ты и ехал, сразу за тем холмом небольшой городок. Езжай, я дам записку. Тебе дадут лучшую комнату, а мешок с едой принесут прямо в твою комнату.

Ютланд кивнул:

– Спасибо, договорились.

– Счастливого отдыха, – пожелал Крумта.

Он аккуратно собрал мешок, свернул и подал Ютланду. Уговаривать приходить еще и приносить добычу только ему не стал, так делают разве что новички в купеческом деле. Главное, выказать уважение покупателю, дать ему почувствовать себя важным, а там и сам придет именно к тебе, минуя других купцов, машущих ему из своих лавок руками.

Мужчина от костра посмотрел завистливым взглядом. Крумта усмехнулся в усы. С каждым покупателем нужно обращаться, как с очень важным человеком.

Среди них в самом деле могут оказаться даже очень важные, как вот этот с ценнейшей добычей, которую сам ценит не слишком высоко.

Ютланд по дороге обратно еще раз взвесил мешок с едой в руке, слишком тяжел, слегка встряхнул. Там тихо звякнуло.

Глава 8

На первом же привале он проверил содержимое мешка с едой, хотя хорт снова поймал по дороге здоровенного зайца. Помимо двух ковриг хлеба, большого круга сыра и мелко нарезанного мяса обнаружил и узелок с монетами. То ли Крумта узнал его, то ли решил заплатить настоящую цену за редкую добычу.

Ютланд повеселел, записка хозяину постоялого двора – хорошо, но как-то надежнее, когда есть при себе деньги…

Высоко в небе послышался крик, хорт первым вскинул голову и наблюдал равнодушными глазами. Ютланд посмотрел наверх, но никого не увидел, в это время крик повторился, уже с другой стороны.

Огромный грязно-зеленый дракон, усеянный шипами от кончика морды и до последнего сегмента хвоста, гонится за дивной птицей, от взмахов крыльев которой рассыпаются радостные искры.

Он почти догнал ее, но она ловко увернулась, его тяжелое тело пронеслось мимо, а она быстро-быстро начала набирать высоту. Дракон взревел злобно, извернулся в полете и с такой силой ударил крыльями по воздуху, что на земле затрепетала трава, а ветви кустарника испуганно закачались.

Дивная птица снова дернулась в сторону, дракон злобно взревел, его пронесло мимо. Ютланд затаил дыхание и жадно наблюдал за схваткой в небе, всем сердцем желая победы этой необыкновенно красивой птице.

Некоторое время она избегала его жуткой пасти и длинных лап, но Ютланд с жалостью видел, что уже изнемогла, дракон сохранил сил больше, вот снова пытался ухватить в момент ее рывка в сторону. Она увернулась и резко скользнула вниз. Зубастая пасть с такой силой щелкнула зубами, что Ютланд услышал хруст. Ему показалось, что дракон сожрал ее целиком, дивная птица не показывалась из-за его массивной туши долго, наконец увидел ее бессильно падающей.

Крылатое чудовище попыталось повернуться на лету, но грузное тело не позволило совершить слишком быстрый поворот. Он злобно взревел и, спланировав по кругу, пытался перехватить снова, однако она падала камнем и он промахнулся, как и в первый раз.

У самой земли она попыталась расправить крылья. Ютланд видел, как их выворачивает ветром, она все еще отчаянно борется, падает медленнее, однако все-таки чересчур быстро, он услышал сильный удар о землю и отвратительный хруст костей.

– Оставайтесь здесь! – крикнул он хорту и коню, а сам ринулся сломя голову в перелесок к тому месту, где она ударилась о землю.

Тогда он выскочил, ломая кусты, охнул и остановился на миг: на лужайке среди цветов лежит, бессильно раскинув руки, молодая женщина, брызги крови запятнали зелень, и кажется, что там расцвели дивные алые цветы.

Она еще дышала, но кровь струится из открытых переломов. Он смутно подивился, что дивная женщина жива, простой смертный погиб бы от такого удара моментально.

Он вздрогнул, когда она проговорила задыхающимся голосом:

– Я видела…тебя…

Он пробормотал:

– У тебя не было шансов. Но ты сумела обмануть этого зверя… В смысле, убилась сама… он же хотел тебя сожрать…

– Я видела тебя, – повторила она, как в бреду, – и постаралась упасть поближе… Они скоро будут здесь. Возьми вот этот талисман…

Ее рука нащупала плоский камешек на изящной цепочке на груди. Он на миг вспыхнул под ее пальцами, она сорвала цепочку и судорожным движением протянула ему.

Ютланд взял машинально, но тут же возразил:

– Зачем он мне?

– Это не тебе, – прошептала она. – Я умираю, ты видишь. Но есть вещи ценнее жизни. Доставь этот талисман в Звездный Лес. Получишь большую награду…

Он сразу ощетинился, покосился по сторонам.

– Я не собирался ехать в какой-то Звездный Лес. Меня вообще воротит от любого леса, я – степняк!

– А что, – шепнула она, – ты хотел?

– Я покинул свои земли, – отрезал он твердо, – чтобы отыскать одного… человека.

Она вздохнула.

– Ты не должен был выходить из комнаты… и даже вставать с кровати. Но если вышел… будь готов… жизнь без спросу начнет вмешиваться в твои планы…

– Мало ли что начнет!

– Ты должен…

– Нет, я сказал.

Она прошептала:

– Там чародейка по имени Маринэлла…

Грудь ее судорожно поднялась, изо рта хлынула кровь. В глазах впервые проступила боль, Ютланд понял, что волшебница подавляла ее, сколько могла, но сейчас силы покинули ее вместе с жизнью.

Вдали послышался стук копыт, громкие возбужденные голоса, фырканье коней. Он насторожился, вскоре затрещали кусты, заколыхались мелкие деревца, затем зеленые ветви раздвинулись, словно трава.

На поляну с фырканьем и надсадным сопением проломились рослые кони, в седлах трое мужчин в доспехах и рогатых шлемах, щиты за спинами, мечи в ножнах. Впереди высокий бородач в дорогих доспехах, короткая черная щетина растет от самых глаз, лицо из-за нее больше похоже на звериную морду, двое других обычные стражи с чуточку пьяными мордами.

Один сразу заорал ликующе:

– Вот она!..

– Дохлая, – сказал второй.

– Убилась, – подтвердил первый.

Чернобородый высился в седле ровный, словно вбитый в него столб, на радостные вопли даже не повел глазом.

– Не убилась, – произнес он неприятным резким голосом, – а мы сумели найти и убить.

Первый воин сказал подобострастно:

– Да-да, сама бы она с чего бы!..

Они вдвоем соскочили на землю и подбежали к неподвижной женщине. Ютланд отступил, лучше бы уехать потихоньку, но один сразу заорал:

– Талисман исчез!

Чернобородый сказал резко:

– Он был на ней!

Воин сказал торопливо:

– Но сейчас нет… Может, его и не было…

– Дурак, – сказал старший с отвращением, – как бы она смогла взлететь?

Ютланд был уже у коня, когда они разом повернулись к нему. Первый воин крикнул резко:

– Эй ты, малец!.. Ты не снял с груди этой женщины ценную вещь?

Ютланд помотал головой и ответил чистую правду:

– Нет, не снимал.

Второй сказал с укором:

– Никто бы не смог снять. Там особый замочек. А сама цепь крепче всего на свете…

Чернобородый сверлил недобрым взглядом Ютланда.

– Сорвать он не мог, – согласился он медленно, – однако она сама могла передать… Верно, мальчишка? Стой на месте!

– Стою, – пробормотал Ютланд. – И чего?

– Краеух, Кожак! – проревел вожак. – Обыщите его с головы до ног.

Ютланд поколебался, пусть обыскивают и забирают, но тогда могут убить, а еще он собирался вести себя не так, как в Арсе, а уже по-взрослому, а кто из взрослых позволит…

Он произнес то, что должен сказать мужчина:

– Не люблю, когда обыскивают.

– Нам все равно, – прорычал старший, – что ты любишь. Стой смирно!

Ютланд сказал ровным голосом:

– Лучше не трогайте меня.

Вожак зло ухмыльнулся.

– А то что?

Двое подошли к угрюмому мальчишке с двух сторон, но, как только их руки прикоснулись к нему, он быстро ухватил их и шарахнул головами. Стук было такой, словно с силой ударились лбами два матерых барана.

Он едва выпустил их из рук, как чернобородый заорал и выдернул меч. Конь под ним зачем-то встал на дыбы, помолотил в воздухе копытами, давая Ютланду драгоценные секунды, и когда опустился на все четыре и понесся с места с галоп, Ютланд уже подхватил с земли сухую ветвь вдвое толще оглобли и такую же по длине.

Чернобородый только занес меч для удара, как Ютланд ткнул перед собой как копьем. Тупой конец должен был выбить всадника из седла, он так и сделал, но еще и пробил толстую грудную пластину.

Ютланд отбросил ветвь, противник ворочался на земле, кашлял, захлебываясь кровью, толстая палка торчит из груди.

– Ты, – прохрипел он, – кто?

– Какая разница, – ответил Ютланд.

Чернобородый поднял на него взгляд полный ненависти.

– Я буду ждать тебя в аду!

– Долго придется, – буркнул Ютланд.

Он повернулся к коню, за спиной раздались хрипы, стон, послышался кашель, наконец сдавленный голос:

– Тебя сюда послали?

– Просто иду мимо, – сообщил Ютланд. Ярость пыталась вырваться наружу, но он без труда прижал ее в глубине и не выпустил. Никто его не оскорблял, и яриться не на кого. – И никого не трогаю…

– Глупец, – прохрипел чернобородый. Он повернулся на спину и обеими руками сумел выдернуть палку из пробитой железной кирасы, из открытой раны толчками начала выплескивается кровь, но он даже не пытался зажать рану ладонями. – Ты даже не понимаешь…

Ютланд сказал враждебно:

– Я много не понимаю. И что?

– Тебя убьют сегодня же, – прошептал чернобородый. – Дурак… Ты взял слишком ценную вещь… Ее ни продать, ни обменять…

– И что?

– На ее поиски брошены слишком могучие силы…

– Мне все равно, – сообщил Ютланд.

– Дурак, – прохрипел чернобородый. – За нами всеми наблюдает тот… кто послал…

В горле у него заклокотало, веки медленно опустились на красные глаза. Ютланд не стал смотреть, как дергает ногами в предсмертных судорогах, вернулся к коню и запрыгнул в седло. Хорт понесся вперед, конь молча, не дожидаясь решения хозяина, ринулся следом.

Ютланд стиснул челюсти, некоторое время боролся с желанием выбросить талисман. У него своя цель, и как ни жаль эту молодую волшебницу, но не его дело мстить за нее или выполнять ее поручения. У него свои заботы…

Высокая трава мчалась навстречу и разбегалась в стороны, он пытался представить себе облик темного демона, что стал его отцом, мысли путались, затем почему-то всплыла мысль, что не знает, где его искать, поиски можно начать и с этого Звездного Леса точно так же, как с любого другого места. Да и по дороге никто не мешает интересоваться насчет этого странного леса.

Он ощутил, что чуть повеселел, найдя серединку между желанием исполнить просьбу удивительной женщины и жаждой оставаться независимым и ни во что не вмешиваться.

Хорт далеко впереди резко остановился, остроконечные уши еще больше вытянулись. Конь взлетел на пригорок, Ютланд увидел, как семеро воинов теснят одного, закованного в неплохие доспехи, с перьями на шлеме и в богатом плаще.

Плащ на глазах Ютланда ратоборец ловко сбросил, успевая принимать на щит удары топоров и умело нанося ответные удары мечом с длинным клинком. Он все время пятился, пока не уперся спиной в толстое дерево, но когда Ютланд посмотрел на дорогу, там уже трое корчатся в лужах крови, и по всему видно, что эти трое были в числе нападавших.

Он тронул коня, собираясь ехать мимо, не его это дело, дерутся и пусть дерутся, может быть, как раз этот в доспехах и виноват… но почему-то увидел строгое лицо Рокоша, тот обязательно сказал бы язвительно, что струсил, не помог, а если двое на одного, то в любом случае пока что прав тот, кто в меньшинстве…

Он скривился, этот мальчишка может проехать мимо, но мальчишки не отправляются из дома так далеко в одиночку. Он повернул коня и понесся в их сторону.

– Эй!.. А ну прекратить!

Он и не ждал, что так все и опустят оружие, услышав от мальчишки довольно глупый приказ, но нападать без предупреждения почему-то нельзя, так с детства внушали, потому поднял дубину, и как только двое повернули к нему головы и приготовились встретить топорами, моментально пригнулся и ударил.

Лезвия просвистели над головой, вырвав клок волос, а его дубина чуть дрогнула в его руке дважды. Когда он развернул коня и понесся обратно, эти двое уже распластались в десяти шагах, словно унесенные ветром листья.

Ратоборец отчаянно отбивался от четверых, ухитрившись еще одному рассечь плечо так глубоко, что вот-вот отвалится вместе с рукой.

– Держись! – прокричал Ютланд.

На этот раз к нему обернулись трое, лишь один продолжил бой с уже израненным воином. Ютланд налетел, ударил, развернул коня и еще раз ударил, чувствуя, как вскипает ярость. Троих унесло, четвертый в испуге оглянулся, в этот момент клинок прижатого к дереву вонзился ему в живот.

Ютланд придержал коня, спасенный покачивался, если бы не дерево, свалился бы, но Ютланду сказал хриплым голосом:

– Спасибо… Вообще-то я уже сам их почти разогнал…

Он не договорил, колени подогнулись, рухнул лицом вниз. Ютланд скривился, пустил было коня мимо и дальше, но оглянулся на радостное карканье и хлопанье крыльев.

С деревьев слетели толстые вороны и, растопырившись, начали важно и по-хозяйски опускаться на павших. Один сразу же начал выклевывать глаза свалившегося ближе к деревьям, но вороний вожак сделал круг и опустился прямо на того, что в настоящих стальных латах.

Ютланд заорал:

– Кыш!.. Прочь, я говорю!

Ворон покосился на него нагло, все понимает, чуть отступил, но улетать не стал. Ютланд рассвирепел, повернул коня и галопом вернулся. Воронья стая с недовольным карканьем снялась и улетела к деревьям, где и расселась по веткам, что сразу начали гнуться и трещать под их весом.

Ютланд спешился, перевернул спасенного на спину. Ему показалось, что это девушка, но шлем скатился с головы, нет, волосы срезаны коротко, и вообще на щеках и подбородке короткая светлая щетина.

Где-то близко звенит ручеек, Алац тряхнул головой, звеня удилами и пошел прочь, нюхая воздух. Ютланд снял с пояса флягу, воды там еще почти половина, присел возле золотоволосого и поднес флягу с его губам. Тот сперва не шевелился, но когда струя полилась на лицо, вздрогнул и начал ловить губами струю.

Глава 9

Ютланд опорожнил всю флягу, спасенный наконец поднял веки, глаза удивительно голубые, даже оторопь берет, всмотрелся в Ютланда.

– Ты… кто?

– Еду мимо, – буркнул Ютланд.

– Да? Ну и ехал бы…

– Вы загородили дорогу, – сообщил Ютланд. – Ты как?

– Уже здоров, – ответил воин. – Да, сейчас вот встану… Нет, сперва полежу немного, потом встану. Тут цветочки, как видишь, тень от дуба… стрекозы…

Ютланд поднялся.

– Вот и хорошо. Отдыхай. Только смотри за воронами, вон на дереве, видишь? Уже присматриваются, делят добычу. А я пошел.

Он звонко свистнул. Конь не откликался, пришлось свистнуть снова. Кусты затрещали, Алац проломился через сплетение веток уже бодрый, с мокрой мордой.

– Поехали, – сказал Ютланд.

Конь повернулся боком, Ютланд поднялся в седло, а сзади донесся негодующий вопль:

– Как это, поехали?.. А я?

Ютланд оглянулся. Воин поднялся и, хромая, шел к ним. Слева по щеке из-под шлема продолжала стекать кровь.

– А что ты? – спросил Ютланд. – Ты же сказал, что здоров. Да и вообще… твои хвори не мое дело.

– Правильно, – подтвердил воин. – Это мое дело. Но ты помог мне слегка, за это я тебе обязан.

Ютланд отмахнулся.

– Пустяки.

– Пустяки, – возразил воин, – если бы я тебе помог.

– Чего?

– Говорю, я тебе обязан.

Ютланд сказал пренебрежительно:

– Ничуть.

– Обязан, – возразил воин. – Ты чуточку помог мне, за это я, Аксиал из клана «Владыки Хаоса», благородный ратоборец с незапятнанной репутацией, обязуюсь идти с тобой по твоим делам, пока у меня не подвернется случай спасти жизнь тебе!

Ютланд снова хотел отмахнуться и пришпорить коня, однако любопытство заставило рассматривать Аксиала с интересом.

– Даже так?

– Да, – подтвердил тот с достоинством. – И не мешай мне. Иначе я буду опозорен. А вместе со мной и весь мой род.

Ютланд удивился.

– А род при чем?

Аксиал выпрямился, упер руку в бок и отвел с превеликим чванством:

– Я – восемнадцатый потомок воеводы Синезуба С Моря, который при Бердераке сразил Железного Дракона, пожиравшего народы!

Ютланд сказал насмешливо:

– И что?

Аксиал изумился:

– Не понимаешь?

– Нет, – ответил Ютланд. – Если такой умный, объясни.

Аксиал сказал весомо:

– Титулы и слава предков придают блеск имени, носимому с достоинством, но делают еще более презренным опозоренное имя. Мне стоит совершить хоть один… даже не бесчестный поступок!.. а просто… обыденный… ну вон как ты можешь, понял? А мне нельзя, все скажут: какой позор, это же потомок самого Синезуба С Моря! Потому я обязан пойти за тобой и спасти тебе жизнь, понял? Даже дважды или трижды, потому что моя жизнь ценнее твоей. Чтобы имя мое не было втоптано в пыль.

Ютланд смотрел с тем же холодным любопытством, что за странное существо, но нечто теплое коснулось груди, он проговорил уже без враждебности:

– Хорошо-хорошо. Но сперва все-таки сними доспехи, проверь что там у тебя.

К его удивлению ран на теле Аксиала почти не оказалось, по крайней мере, серьезных, спасибо кольчуге, а вот от кровоподтеков не спасла, все тело напоминает разбросанные повсюду клочья яркой цветной радуги.

Ютланд кивнул в сторону ручья.

– Смой кровь, охлади тело. Быстрее заживет, если подержать в холодной воде.

– Правда? – буркнул Аксиал. – С чего бы…

Он с трудом дотащился до ручья, с еще большими усилиями, морщась и постанывая сквозь стиснутые зубы, стащил с себя стальные латы, а затем и кольчугу. От рубашки остались лохмотья, словно была поверх доспехов, Аксиал с проклятиями бросил их на землю и припал к воде.

Ютланд с любопытством рассматривал, как этот Аксиал из клана «Владыки Хаоса», благородный ратоборец с незапятнанной репутацией, восемнадцатый потомок воеводы Синезуба С Моря, который при Бердераке сразил Железного Дракона, пожиравшего народы, согнулся над бегущей струей воды и зачерпывает ее в ладошки, но фыркает, как утопающий конь, вода вся расплескивается, а он опускает лицо в едва мокрые ладони. Наверное, чтобы не утонуть.

– Откуда у тебя такие доспехи? – спросил Ютланд. – Я сперва принял тебя за куява.

– Я добыл их в битве за столицу, – ответил Аксиал гордо. – Я был в числе первых, кто поднялся на стены Куябы!.. Там я сразил троих знатных беричей и одного бера. Потом увидел, что доспехи как раз по мне… Что скалишь зубы? Постыдно артанину прятать тело в железную скорлупу, однако носить добытые в яростном бою трофеи – почетно!

– Да я и не спорю, – ответил Ютланд. – Как раз эти куявские железки и спасли твою жизнь.

– Драгоценную жизнь, – заметил Аксиал с достоинством.

– Ну да, кто спорит…

– А драгоценную жизнь надо прожить так, – сказал Аксиал надменно, – чтобы комар носа не подточил!.. Ты вообще-то кто? Угораздило же меня быть спасенным мальчишкой… Скажи кому, засмеют. Теперь позор на всю жизнь… Может быть, лучше было красиво погибнуть?

Ютланд равнодушно, как если бы находился в теле взрослого, пожал плечами.

– Долго ли? Еще успеешь.

Аксиал подумал, лицо медленно посветлело.

– Вообще-то да. Но только сперва должен спасти тебе жизнь два… нет, три раза.

– Почему так много?

– А ты кто? – спросил Аксиал надменно.

– Ну… пастух, – ответил Ютланд замедленно. – С гор.

– Ну вот!

– Что не так?

– Ты простой пастух, а я – знатный воин! Моя жизнь намного дороже, понял?

– Перед богами, – проговорил Ютланд, – как я слышал, все равны…

– Так то перед богами! А перед людьми?.. То-то. Боюсь, придется мне ждать до старости, ты же не воин…

– Жизнь не разбирает, – ответил Ютланд словами Рокоша, – кто из нас кто. Бьет всех.

– Это хорошо, – согласился Аксиал. – Это справедливо. Доспехи, ты прав, очень уж хороши. Все из комплекта Великой Доблести, а их добывают только очень опытные воины, что прошли огонь и воду. Меч, щит, шлем, поножи, сапоги, броня, наплечники и наручи – все от одного мастера, все подогнано, комар носа не просунет! Дурак я от таких отказываться, что ли? Пусть даже и были на куяве? Так не простой был куяв! Всяк смотрит на меня и видит, кто вышел из схватк