Оглавление

Вместо пролога

«Вот козлы», — подумал я, потому что произнести вслух эту фразу я смог бы с большим трудом. Во рту, как говорится, «кот нагадил», голова — чугун, а также присутствуют все остальные симптомы так хорошо известного не только россиянам состояния. На экране телевизора полным ходом шла бомбежка Кабула. «Козлы» — это американские летчики, которые стирали с лица земли один из любимейших мною городов, с которым у меня связаны незабываемые приключения моей молодости.

Кабул — великий и многострадальный город — ты помнишь величайшего из полководцев Александра Македонского, тебя хотели поставить на колени английские колонизаторы, тебя рвали на части интриги афганских правителей Дауда и Амина. На твоем теле до сих пор видны шрамы, оставшиеся от советских войск, на тебя пытались напялить свою черную чадру талибы, но я знаю: ты все равно выстоишь и поднимешься из руин, потому что ты велик. Велик своей историей, своим народом.

Глядя в календарь телефона, я понял, что сегодня пошел уже третий день, как я начал справлять свой день рождения. Первые два я помню почти хорошо. Затем, отправив жену с детьми к теще в соседний городок, я с корешами оторвался на полную катушку.

Совершенно верно заметил мой любимый бард Владимир Семенович Высоцкий «А, где был я вчера не найду, хоть убей, только помню, что стены с обоями…» Сказать честно, никаких стен с обоями я не помню, но с удовлетворением отметил, что проснулся в своей постели, а не в каком-нибудь вытрезвителе, или районном «обезьяннике», а это значит — жизнь продолжается.

Зная, что организм отвергнет все мои дальнейшие посягательства на него, а обмануть его просто необходимо, я, кое-как натянув спортивные штаны, с трудом спустился в магазин, где и приобрел все необходимые мне ингредиенты. А именно: десять яиц, баночку томатной пасты, майонез, пять бутылок пива и бутылку водки. Вернувшись домой, я разбил в пивную кружку два яйца, положил туда же две столовые ложки томатной пасты, одну столовую ложку майонеза, вылил полбутылки пива и, добавив сто граммов водки, все это размешал и стал морально готовиться к экзекуции.

Гадость страшнейшая, однако, этим рецептом от похмелья, которому меня научил в Афгане мой кореш — прапорщик Лейкин — я пользуюсь уже много лет, и он, как не странно, помогает. В общем, еще раз взболтав весь этот эликсир, я закрыл глаза, зажал пальцами левой руки нос и несколькими большими глотками вылил это все в себя.

Главное в этой экзекуции, чтобы все это месиво не вылилось назад впервые тридцать-сорок секунд, а минут через пять — десять в вашем желудке происходит необратимый процесс, и вся гадость, накопленная за время пьянки, просится в унитаз. Кстати, процесс у всех разный, то есть все это может выйти из вас, как сверху, так и снизу. В общем, проделав все эти манипуляции, я рухнул обратно в постель, чтобы забыться на несколько часов.

Заснуть я не мог, лежал в какой — то полудреме, и мой воспаленный алкоголем мозг начали заполнять картинки прошлого, сюжеты моих афганских приключений. Расслабившись, я полностью растворился в воспоминаниях.

Глава 1

Гена, Вика и другие, видения, решено — еду.

Вся эта история началась с того, что я познакомился с Серегой, а точнее, с капитаном Советской армии Сергеем Плаховым. В то время я работал на ТЭЦ, и учился заочно в техническом институте в столице соседней северокавказской республики. Уезжая туда на сессию, получил наказ от жены — обязательно зайти в гости к ее троюродной сестре, которая жила в том же городке.

В один из свободных от учебы вечеров, взяв бутылочку хорошего коньяка, я отправился по данному мне адресу. Подходя к двери, я услышал звуки музыки и хор нестройных голосов, пытавшихся подпевать известной певице. На мой звонок дверь открыла очень эффектная дама, лет тридцати, одетая в джинсы и джинсовую рубашку.

За ее спиной стоял высокий мужчина, с аккуратно подстриженными усиками, одетый в спортивный финский костюм. Это были троюродная сестра моей жены Вера и ее муж Сергей.

После необходимых разъяснений, касающихся моего прибытия, меня просто затащили в комнату, где я и был представлен всем присутствующим.

За столом сидели десять-двенадцать человек мужчин и женщин. Часть мужчин была в военной форме. Из дальнейших разговоров я узнал, что празднуется приезд Сергея в отпуск со службы в Афганистане, где он служил в качестве зампотеха автомобильной роты.

Мое появление было встречено, по русскому обычаю, «штрафным» стаканом водки. И уже через час мне казалось, что я всю жизнь знал этих милых людей. Надеюсь, объяснять вам уважаемый читатель, что такое русское застолье не надо: песни пляски, ну а потом все утонуло в каком-то тумане.

Утром, приоткрыв глаза, я с трудом начал вспоминать подробности вчерашнего вечера. Что-то меня смущало, и наконец, оглядев комнату, понял, что я не у себя в студенческой общаге где я остановился в период сессии и, судя по примятой рядом подушке и второму одеялу, ночь провел не один. Натянув штаны и кое — как пригладив волосы, я отправился на раздававшийся из соседней комнаты стук пишущей машинки.

В небольшой комнатке за столом сидела миловидная брюнетка лет тридцати и что-то увлеченно печатала на печатной машинке. Прежде, чем она меня заметила, мне пришлось минуты две стоять, переминаясь с ноги на ногу, что дало в полной мере оценить все ее женские прелести. Наконец, я догадался негромко кашлянуть. Она повернула ко мне голову, и я увидел ее насмешливые серые глаза.

— Ну, что, герой, проснулся? Беги в душ, а я пока кофе сделаю.

Стоя под струями теплого душа, я пытался вспомнить вчерашний вечер, но единственное, что я помнил из вчерашнего, было то, что я несколько раз танцевал с этой дамой и даже пробовал разобраться по пьяне с каким-то мужиком, который тоже хотел пригласить ее на танец, все остальное расплывалось в тумане. Как ее зовут и как здесь оказался, этого я вспомнить так и не смог.

Уже сидя за столом на кухне и попивая кофе, я лихорадочно соображал, а было ли что-то вчера ночью между нами. Пытаясь наводящими вопросами выяснить это, я поддерживал ничего не значащий разговор, старательно называя ее на «Вы». Она, словно прочитав мои мысли, улыбнулась и сказала:

— Ладно, не мучайся. Меня зову Алина, и между нами ничего не было. А привезла я тебя к себе по просьбе Веры, так как ты вчера был в таком состоянии, что не только не помнил свой адрес, но и защищая мою честь, пытался устроить побоище с мужиками — после этих слов она звонко расхохоталась

Затем она вкратце рассказала о моих вчерашних приключениях, — мне стало стыдно.

Через несколько минут раздался звонок телефона. Это звонила Вера.

— Приветик, Вера! Да, встал, кофе пьем. Как выглядит? Как Чапай. Почему, как Чапай? А у него только усы торчком торчат, в отличие от всего остального. — При этом Алина мне подмигнула.

— Да успокойся, не трогала я твоего родственника. Сейчас привезу. Собирайся, герой, — это уже мне.

Поймав такси, минут через десять мы уже были у Веры и Сергея. Алина вскоре ушла, оставив номер своего домашнего телефона. Я пытался извиниться за вчерашнее, на что Серега, хлопнув меня по плечу, сказал:

— Да ладно, мы тоже не святые. Пойдем-ка лучше за стол.

Из дальнейшего разговора с Верой я узнал, что ее подруга Алина работает корреспондентом в одной из местных газет, разведена, воспитывает дочь десяти лет, которая сейчас находится в пионерском лагере.

После вопросов о жизни, здоровье родственников, сопровождавшихся взаимными тостами, разговор плавно перешел на Афган. Что в начале 80-х мы знали об Афганистане? В небольших статьях центральных газет писалось только про то, как советские воины помогают простому афганскому народу строить развитой социализм. Обычно статьи сопровождались фотографиями солдат, сажавших вместе с афганскими пионерами деревья, или репортажами о лидере афганского народа Бабраке Кармале, который при помощи советских братьев пытался построить социализм в Афганистане. От рассказов же Сергея у меня началось легкое головокружение. Демонстрируя привезенные из Афгана заграничные шмотки которые в то время были в большом дефиците и внешторговские чеки, он рассказывал самые невероятные истории из своей афганской службы. Уже после первой бутылки водки в моей голове прочно засели такие понятия, как «дукан», «бакшиш», «духи», «бача», «чеки», «сдавать». Расспросив Серегу о его зарплате в Афгане, я охренел, за год службы он заработал на автомобиль «ВАЗ» шестой модели, одел в импортные шмотки всю семью и у него осталась еще куча денег. После этого разговора я был готов уже завтра ломануться в Афган за всем этим богатством.

Ночью, я не мог уснуть. В мечтах передо мной проплывали караваны верблюдов, груженные колониальными товарами, бородатые дуканщики в чалмах, тугие пачки внешторговских чеков, и я сам, герой, вооруженный до зубов с двумя рядами правительственных наград на кителе.

До самого утра я так и не смог заснуть. В общем — «дурак, думками богат». А так как по натуре я авантюрист, фаталист, и пофигист, мое ближайшее будущее было решено.

По прибытии в свой родной городок я отправился в районный военкомат, чтобы узнать условия контракта в Афганистан. Свою срочную службу я отслужил шесть лет назад в качестве старшины роты связи под Винницей. Принявший меня в военкомате майор, к которому я пришел, конечно, не с пустыми руками, предложил заполнить мне «объективку», а также подсказал, какие характеристики нужно собрать.

Мои земляки — жители одной из северокавказских республик на берегу Каспийского моря — предпочитали уезжать по контракту с военкоматом в страны, так называемого «Содружества» — Германию, Венгрию, Чехословакию, Польшу или, на худой конец, в Монголию. В общем, туда, где можно заработать деньги, не подвергая свою жизнь опасности, хотя попадались и такие же, как я, которым было пофигу куда ехать лишь бы заработать бабки.

Собрав все необходимые документы, я сдал это все в военкомат, и спустя несколько месяцев, получил повестку. Придя в военкомат, я подписал все документы, и получив на руки бумаги стал готовится к командировке в Афганистан.

В то время я работал на одном предприятии инженером-электриком, вернее, числился им, потому что основной моей работой была работа в партийной организации в качестве секретаря парткома. Работа была «не бей лежачего»: главное было собрать партвзносы с коммунистов и отчитаться о проведенном партсобрании, в райкоме. Как то меня попытался склонить к основной моей работе, вновь назначенный начальник цеха, в котором я числился, но, получив строгий выговор по партийной части отстал, от меня навсегда.

За то время, пока оформлялись мои документы, я переговорил со многими людьми, которые служили в Афгане. Так что ехал я туда со знанием дела.

Чемодан, который я взял напрокат у тещи, просто ломился от, как мне сказали знающие люди, нужных в Афгане товаров — три керогаза «Шмель», двадцать кипятильников, упаковка градусников, пять фенов отечественного производства, двое часов «Полет», три бутылки водки, пять блоков сигарет «ВТ» и пять бутылок крепленого вина. Все перечисленное выше должно было, согласно рассказам бывших «афганцев», помочь мне в первоначальном накоплении капитала, для развития своего бизнеса. Возможно, что эту книгу читает человек родившийся уже не в СССР и он подумает кому понадобится все это дерьмо перечисленное выше? Чтобы понять это нужно было жить в то время. Так что не торопись мой молодой читатель, ты вскоре все поймешь.

Вот, позади слезы родственников, пожелания друзей, и я поднимаюсь по трапу самолета, летящего в Ташкент. Впереди — сладкий миг неизвестности. В общем — «Жопа! — радостно взвизгнули приключения. «Приключения!» — горестно вздохнула жопа.

Глава 2

Ташкент, пересылка, путанки, таможня, Афган, Новый год.

Ташкент встретил меня хорошей солнечной погодой. Несмотря на то, что был конец декабря, температура воздуха была «плюс десять». Поймав такси, я отправился в Штаб округа, откуда меня отфутболили на ташкентскую пересылку. Так называлось место, где размещались перед отправкой в Афган офицеры, прапорщики, и контрактники. Приехав в часть, я прямиком отправился к коменданту. Посмотрев мои документы тот поставил на них штамп «Вылет разрешен» и сказал, что завтра в пять часов утра от ворот пересылки отъезжают автобусы на военный аэропорт «Тузель», с которого самолет полетит на Кабул. Подъем для всех в четыре часа утра. Затем он направил меня в санчасть, где мне в задницу вкатили два болючих укола, которые по идее должны были уберечь меня на первое время, от различных инфекционных заболеваний. Узнав у фельдшера, где находится казарма, я прямиком отправился туда. На вопрос дневальному:

— Где расселяться?

Он махнул рукой:

— Занимай любую свободную кровать.

В комнате, которую я выбрал для ночевки, было пять кроватей. За столом сидели три пьяных прапора и играли в карты на спички, при этом шумно матерясь. У окна на кровати лежал парень лет двадцати пяти и тупо глазел в потолок. При моем появлении прапора на секунду оторвались от игры, окинули меня своими мутными глазами и продолжили игру.

— Здорово мужики! — поздоровался я со всеми.

Прапора не удосужили меня даже взглядом, лишь один пробурчал себе под нос «Здоровее видали!»

Парень, лежавший на кровати, кивнул на стоявшую рядом:

— Занимай, свободною. Закурить есть? Ну, тогда пойдем, покурим.

Присев в курилке, мы закурили, и он, поведал мне, что так — же, как и я, летит в Афган, по контракту. Но вчерашний вылет он просрал, и теперь у него в проездных документах стоит штамп «Уклонение от полетов». Его звали Олег, он был родом из Ейска.

— Слушай, Ленчик, что нам тут сидеть. Ты раньше был в Ташкенте? Нет? Так поехали, я тебе город покажу.

Мы прошли через КПП и сели в такси, которые дежурили возле части, зная, что клиенты у них обязательно будут.

— Ну что, шеф, давай, прокати нас по городу, а потом на Алайский рынок.

Стоял конец декабря, и по городу носились в предпраздничной суете жители этого хлебосольного города. А то, что Ташкент хлебосольный, сомнений не было. На каждом углу стояли киоски, в которых торговали всевозможными пирожками и сладостями, горячими лепешками. Ноздри щекотал запах жарящихся на мангалах шашлыков из баранины и кур. Всевозможные кафешки и чайханы манили своими ценами. Например, тарелка лагмана стоила 20—25 копеек, порция мантов — 40—50 копеек, а если удавалось съесть это все вместе, места в желудке, как раз, оставалось для пиалки зеленого чая. В общем на рубль можно было наесться вдоволь и еще выпить стаканчик вина.

На первом месте везде стоял культ рубля. В то время — время дефицита — имея деньги, ты мог заполучить в Ташкенте, что хочешь, будь то лучший номер в гостинице, без очереди билет на самолет, или лично для тебя могли организовать индивидуальный обед где-нибудь в тенистом саду на берегу реки. В отличии от многих советских городов в Ташкенте это было все намного проще, как бы само собой разумеющимся.

Наконец, накатавшись по городу и насладившись видами Ташкента мы сошли у ворот Алайского рынка. Я родился и вырос на Кавказе, но обилие овощей и фруктов в это время года меня просто поразило, а ведь это был декабрь. Огромные дыни, арбузы, горы сушеного инжира, изюма, мушмулы, вязанки винограда, и среди этого изобилия — томящиеся на огне огромные казаны с янтарным от бараньего жира пловом. Призывные крики торговцев просящие что-нибудь купить, или просто попробовать, запахи различных пряностей, все это моментально возбудило в нас зверский аппетит. Мы приземлились в одной чайхане на рынке, где Олежка уже на правах аборигена, заказал плов, салат из свежих огурцов и помидоров, бутылку минералки и чайник водки. Да, именно чайник, потому что спиртное в чайханах открыто продавать было запрещено, и его переливали из бутылок в чайники.

Олежка призывно поднял наполненную пиалу.

— Давай, братан, за встречу!

И мы с ним выпили по первой пиале.

— У нас, на Кубани, жить тоже не хило, но тут благодать божья, — сказал Олежка, похрустывая свежим огурчиком.

Пообедав в чайхане, захватив бутылку водки мы еще немного поболтались по городу и поехали на пересылку.

В казарме дым стоял коромыслом, гремели стаканы, звучали афганские истории, песни под гитару, мат. В общем, все это можно было назвать одним словом — мужской бардак. В нашей комнате на кровати валялся в зюзю пьяный прапорюга с красной мордой, который сам уже подняться не мог, и не открывая глаз, периодически орал: «Стоять, суки, бакшиш давай!» Другие двое прапоров куда-то подевались.

Выпив еще граммов по сто, нас, впрочем, как всех нормальных мужиков, оказавшихся вне дома, потянуло на приключения.

— Может, прошвырнемся куда-нибудь где веселее? — предложил я Олежке.

— У тебя бабки остались? — в свою очередь спросил он.

— Есть. Около двухсот рублей.

— Тогда слушай. Тебе они в Афгане на хрен не нужны, там все равно советские бабки не котируются. А мы им и здесь найдем применение. Ты думаешь, почему я вчера свой рейс пропустил? Гульнул я маленько. А как ты насчет того, чтобы вдуть кому-нибудь? Нормально? Тогда пойдем.

Мы вышли из КПП, было уже часов десять вечера, но пять-шесть частных такси все равно дежурили у ворот. Олежка подошел к одному таксисту и стал о чем-то с ним говорить. Потом помахал мне рукой:

— Садись, поехали!

— Куда? — спросил я.

— Узнаешь. Да не ссы ты, все будет нормально.

По дороге мы остановились у одного частного дома.

Таксист спросил:

— Водку и закусь брать будете? Тогда давайте двадцать рублей.

Через несколько минут он вернулся с пакетом, в котором было что-то завернуто. Для тех, кто не помнит или не знает, напоминаю, что бутылка водки в середине 80-х годов стоила 3 руб. 62 коп — «Московская» и 4 руб. 12коп. — «Столичная», встречалась так — же 4 руб. 60 коп. «Пшеничная» и очень редко «Посольская», самой дешевой была водка в простонародье называемая «Андроповская», вот практически и весь выбор эпохи развитого социализма. Конечно, выпускались и другие виды водок, но простым работягам, они были недоступны.

Подъехав к панельной «хрущевке» таксист вместе с нами поднялся на второй этаж, открыл дверь, зажег в прихожей свет и сказал:

— Располагайтесь, ужинайте. Я буду минут через двадцать, бабки сразу. За все — 100 рублей.

— Доставай, бабки — сказал Олежка.

Пока мы ехали, я все пытался расспросить Олега, куда и зачем мы едем, на что он только многозначительно мне подмигивал: «сюрприз», скоро узнаешь. Квартира, в которую мы приехали, была обычная однокомнатная «хрущевка» с небольшой кухонькой. Мы расположились на кухне за небольшим столиком и развернули пакет таксиста. В нем оказались бутылка водки, вареная курица, соленый сыр, несколько свежих огурцов, помидоров, бутылка минеральной воды и две домашние лепешки.

Достав из ящика стола две рюмки, мы выпили по первой.

— Ну, ладно, колись, что это за хижина дяди Тома? — спросил я Олежку.

И он мне рассказал, что почти у каждого таксиста есть две-три проститутки, которые отстегивают ему долю. Квартиру таксист снимает сам. За ночь с клиента, а это в основном контингент «ташкентской пересылки», проститутки обычно берут пятьдесят-шестьдесят рублей, таксист имеет свою долю. Утром, в полчетвертого, он заезжает, забирает клиентов и отвозит их назад на пересылку, чтобы те успели прибыть к самолету летящему в Афган.

Олежка вчера был здесь с одной телкой, но так нажрался, что ни таксист, ни телка не смогли его поднять, и он проспал до восьми часов утра, пока его, наконец, смог разбудить подъехавший вновь таксист. Рейс в Афган он пропустил, за что и получил у коменданта в проездных документах штамп «Уклонение от полетов». В общем Бог, создавая мужчину, дал ему мозг и член, а потом сделал в члене дырку чтобы мозг не задохнулся.

Народ на пересылке был на треть точно такой же как и мы с Олежкой, так что работы ташкентским путанкам хватало.

Не успели мы выпить по второй, как дверь приоткрылась, и вошел наш таксист, с двумя девушками.

— Ладно, отдыхайте, — сказал он. — Я заеду в полчетвертого, только не набухайся опять, — это он уже Олегу.

— Милости прошу к нашему шалашу, — игриво начал Олежка. Вот и опять свиделись, Любочка. Познакомь нас со своей подружкой.

На вид обеим девушкам было лет по двадцать. Первая, Люба, — вчерашняя спутница Олега — была небольшого роста, крепко сбитая с зелеными глазами и короткой стрижкой. В отличие от Любы вторая девушка, которую звали Анжела, была высокого роста с прелестной фигуркой и большими чуть раскосыми глазами. В ней явно угадывалась гремучая смесь народов Востока.

— Ну что, по маленькой и в люлю? А, девчонки?

Девочки пить отказались и после душа пошли в комнату.

— Мы сейчас, девчонки.

У Ленчика глаза горели как у мартовского кота в предвкушении соития.

— Слушай, Ленчик, я беру Анжелу, потому что вчера с Любочкой был, а потом поменяемся.

— Да мне все равно, а что в одной комнате трахаться будем?

— Ты че, девственник что ли? Пойдем, будет весело, мы еще групповушку сообразим. «Как увижу Маринку сердце бьется об ширинку», все, больше сил нет ждать, я побежал.

— Ладно, ты Олежка иди, а я пока — в душ.

Через некоторое время я вышел из душа и зашел в комнату, не зная с чего начать. При свете фонаря, проникавшего в комнату из-за занавесок, я увидел стоявшие в разных углах полутороспальные кровати. На одной из них уже ползал по Анжеле Олежка, а на другой лежала накрытая одеялом Люба.

— Иди сюда, не бойся, — тихо сказала она.

Я подошел к ней и, быстро раздевшись, нырнул под одеяло. Любочка тут же прижалась ко мне, ее уверенные руки начали гладить мой уже и без того напряженный член. Покрывая нежными поцелуями мое тело, она спускалась все ниже и ниже. Внезапно она встала на колени, повернувшись ко мне лицом, села на меня и с искусством заправской всадницы стала скакать на мне, тихо постанывая. Я повернул голову и увидел силуэт Олега, который, урчал от удовольствия и, хлопая Анжелу по попке в такт своим телодвижениям, все глубже вонзал в нее свой стержень.

После первого подхода, мы пошли с Олежкой на кухню покурить, а девчонки пошли в душ.

— Ну что, меняемся или еще разочек? — предложил Олег.

— Меняемся.

Покурив, мы вошли в комнату, где уже лежали девчонки, и я направился к кровати Анжелы. Утолив первую страсть с Любочкой, я уже не спешил. Поэтому взяв в рот ее сосок, стал медленно его облизывать нежно покусывая, затем наступила очередь второго соска.

Тяжелое прерывистое дыхание Анжелы перешло в стоны, тело ее выгибалось от наслаждения. Я развернул ее и резко вошел в нее на всю глубину. Стоны Анжелы стали заметно громче. В унисон ей на соседней кровати стонала Любочка, которую со всей пролетарской ненавистью драл Олежка.

После второго перекура оставалось еще минут сорок до приезда таксиста, и мы решили устроить групповушку. Этими подробностями я вас загружать не буду, скажу только, что все было замечательно.

В полчетвертого за нами прибыл таксист. Поцеловав нас в щечку и пожелав вернуться живыми, девчонки пошли отсыпаться, а мы, добив бутылку водяры и, наскоро закусив, поехали на пересылку.

Уже через год в Афгане я случайно узнал, что судьбы обеих девчонок закончились трагически. Той же зимой Любочка угорела вместе с каким-то мужиком в гараже, в машине, а Анжелу через полгода зарезал, обкурившись опия какой-то афганский наркоша. Но, несмотря на эти проблемы, сотни ташкентских девчонок обслуживали пересылку все девять лет, пока наши войска стояли в Афганистане.

Итак, прибыв на пересылку, мы взяли свои чемоданы, сели в автобусы, пришедшие за нами, которые и доставили нас на военный аэродром «Тузель». Пока мы заполняли декларации, скорешевались еще с двумя такими же, как и мы, разгильдяями. Ну, на старых дрожжах нас и понесло. Когда мы подходили к таможне, а мы подходили почти последние, Олежка был, уже, как говорят в народе «в гавно» и еле ворочал языком. На вопрос таможенника:

— Везете ли вы валюту, оружие, наркотики?

Олег, подняв на него пьянющие глаза, изрек:

— Да бля, везу атомную бомбу, кину с самолета и мандец Афгану.

Таможенник был калач тертый, тем более, что он свой план по шмону на сегодня выполнил, мы были последними, а базарить с нами было бесполезно, он вздохнул, глядя на наши пьяные рожи и, поставив печати, сказал:

— Ладно, идите, уж, защитнички хреновы.

Паспортный контроль мы тоже миновали быстро. Это только возвращаясь назад, ты для таможенников и пограничников «враг народа», а когда едешь в Афган, ты для них, как, впрочем, и для своей страны ты пушечное мясо. В общем, таможня и погранцы работали по системе ниппель «туда дуй, а оттуда х..!»

В накопителе аэродрома, пока мы ждали самолет, я достал из чемодана бутылку водки, и мы отхлебнули по пару глотков. Короче, в самолет, мы уже шли на автопилоте, держась друг за друга.

Самолет, который должен был доставить нас в Афган, был грузовой «АН-24». Наконец, он оторвался от земли и поднялся в воздух. Грузовой отсек самолета был полон, сидели, кто, где попало. Мы с Олежкой привалились друг к другу спинами и закимарили.

Примерно через час я проснулся от холода. Самолет был разгерметезирован, стоял жуткий холод, и остро чувствовалась нехватка кислорода. Многие дышали по очереди прикладывая к лицу кислородные маски, только компания вертолетчиков, расположившихся недалеко от нас, несмотря ни на что, продолжала бухать и вспоминать свои афганские вылеты.

За стеклом иллюминатора величаво возвышались вершины Гиндукуша как огромные клыки торчащие из пены облаков. Иногда сквозь разрывы облаков на земле виднелись какие-то строения и неровные квадраты полей.

Наконец, примерно через полтора часа самолет, почти падая, пошел на посадку. Я приник к иллюминатору, внизу раскинулся в обрамлении гор желто — оранжевый город, — город, в котором мне предстояло провести два незабываемых веселых и бесшабашных года моей жизни.

Внезапно самолет затрясло, он резко пошел вниз и раздались какие-то хлопки. Я глянул в иллюминатор и обомлел — в воздухе летали взрываясь какие-то огненные шары. Олежка бледный, как мел, глядя на меня, сказал:

— Киздец котенку, больше срать не будет! Вот и долетались мы с тобой Ленчик, хорошо хоть перед смертью с телками трахнуться успели.

В такой же панике оказались все летевшие в Афган в первый раз. Сидевшие рядом вертолетчики продолжали бухать, несмотря ни на что, и откровенно ржали над нами.

Оказалось, что наш самолет просто отстреливал при посадке термитные шашки, которые отвлекают на себя возможно пущенные с земли ракеты «земля-воздух».

Как известно, мастерство советских пилотов не пропьешь, и команда нашего самолета ювелирно посадила его на Кабульский аэродром. Кабульский аэродром окружали горы и была реальная опасность того, что самолет могли сбить ракетой «земля-воздух». Поэтому посадка на аэродром была почти вертикальной, было такое ощущение что тебя отрывает от скамейки и ты сейчас начнешь парить по самолету, ощущения непередаваемые.

Пройдя регистрацию в комендатуре и сдав документы, мы поселились в казарме кабульской пересылки находящийся возле аэродрома. В Кабуле, в отличие от ташкентской пересылки, выход из нее был строго запрещен. До Нового года оставалось всего два дня, и я надеялся, что встречу его в части в которую меня распределят. Кроме офицеров и прапорщиков, летевших с нами конкретно на замену в свои части, никто из нас, контрактников, не знал, куда он попадет и где будет служить. В конце дня нам объявили, что до третьего января включительно Кабул будет закрыт и все вновь прибывшие проведут эти дни на пересылке.

На следующее утро в Кабуле выпал снег, и температура упала до десяти градусов мороза. Такого холода здесь не было давно. В казарме не топили, и, чтобы хоть как-то нас согреть, нам выдали дополнительные одеяла и по две солдатских шинели. Целыми днями мы бухали самогон выменянный у местных прапоров на сигареты привезенные с Союза, и валялись на кроватях под шинелями. Конденсат от пара из наших ртов скапливался на потолке и капельками падал вниз. Настроение было подавленным. В общем, вечер 31-го декабря мы встречали с сильного будуна, продрогшими и злыми.

Мы с Олежкой поменяли последний блок сигарет «БТ» на бутылку самогона у какого-то местного прапора и приготовились встречать Новый год.

Примерно за час до Нового года у меня кончились спички, и я залез в свой чемодан, где лежало несколько коробок. Тут мое внимание привлек прямоугольный пакет, завернутый в плотную бумагу. Чемодан я паковал сам и помню, что такого предмета у меня вроде бы не было. Развернув его, я чуть не подпрыгнул от радости. Вспомнил! Когда я паковал чемодан, мой отец передал мне этот пакет и сказал: «Откроешь на Новый год». Это был коньяк в плотной картонной упаковке, «Нарын — Кала» — фирменный коньяк нашей республики. Он назван так по имени древней крепости — Дербент. Папа, ты даже не представляешь, какой это был для меня подарок на Новый год.

Ровно в двенадцать часов небо над Кабулом озарилось салютом. Тысячи сигнальных ракет взлетели в воздух, выстрелы из всех видов оружия слились в один. Ночное небо насквозь пронизали огненные трассеры сходящиеся и расходящиеся на расцвеченном сигнальными ракетами небе, это было обалденное зрелище. Мы с Олежкой, упакованные сверху несколькими шинелями, сидели на улице и маленькими глоточками отхлебывали по очереди коньяк прямо из горлышка. Несмотря на мороз, нам не было холодно, нас согревал этот божественный напиток, вобравший в себя все солнце моей «малой Родины». Так прошла встреча моего первого Нового года в Афгане.

Наконец, утром третьего января нас собрали и выдали предписания в части. Олежка попал в Кандагар, а меня направили в кабульскую КЭЧ (квартирно-эксплуатационную часть). Я-то раскатал губу, думал, буду работать где-нибудь в политотделе как бывший партработник. Однако, здесь всем было на это насрать, и я был направлен в КЭЧ.

Проводив Олежку на аэродром, откуда он улетал в Кандагар, я пошел искать попутку, чтобы добраться до штаба армии, где и находилась КЭЧ. Эх, друг Олежка, не знаю, как сложилась твоя судьба дальше, но я благодарен тебе за те проведенные вместе дни и за наши совместные приключения.

Глава 3

КЭЧ, соляра, Индюк, первое знакомство с Кабулом.

Машина, на которой я ехал в Штаб армии, была ГАЗ-66, и, сидя в кузове, я наблюдал пролетавшую мимо меня жизнь Кабула. ГАЗон проносился мимо бородатых закутанных в платки людей в чалмах и непривычной одежде, мелькали небольшие дуканчики, торгующие всякой мелочевкой, дровяные базары, где дровами торгуют на вес, разноцветные машины разных поколений и запахи, запахи, запахи чего-то пряного, неизвестного, запахи Востока. Многие из кабульцев не обращали внимание на мчащийся по дороге военный автомобиль, но некоторые бородатые мужчины останавливаясь сурово смотрели нам вслед. Казалось, что вот сейчас он вытащит из под одежды автомат и выпустит очередь нам в спину. Вот тут я наконец понял, что я нахожусь в чужой стране и это уже не игра.

Прибыв в штаб армии, миновав КПП, я отправился искать КЭЧ. Слева возвышался дворец Амина стоящий на террасах, вокруг него был фруктовый сад. Забегая вперед, скажу, что согласно легенде, передающейся из уст в уста, при взятии дворца Амина наши бойцы прихватили там немало золотишка и зарыли в саду, окружающем дворец. Веря этой легенде, некоторые золотоискатели, как кроты, перерыли немало кубометров земли возле дворца.

Сдав документы начальнику КЭЧ, я присел в приемной, дожидаясь своей участи. Примерно через час он позвал меня и объявил, что я направлен в полк, который находился всего в нескольких километров от штаба армии, и что меня вскоре заберет какая-нибудь попутная машина, возвращающаяся в полк.

Оставив чемодан в КЭЧи, я пошел шляться по территории части, где располагался штаб армии. Кроме офицерских и солдатских модулей, там стояло несколько коттеджей для высшего руководства армии. По территории штаба армии туда-сюда шныряли молоденькие симпатичные женщины. Конечно, не удержался и зашел поглазеть в военторговский магазин. Все товары здесь продавались за «чеки». Такое обилие заграничных товаров в Союзе можно было увидеть только во внешторговских магазинах «Березка». Но, так как «чеков» у меня не было, я, чтобы не расстраиваться, побрел дальше. Для тех, кто не знает, что такое «внешторговские чеки» объясняю: это были бумажки которые заменяли советские рубли, правда, на них, в отличие от рублей, в то время в специальных магазинах можно было купить различные зарубежные шмотки и электронную аппаратуру, то есть того, чего нельзя было купить в то время в Союзе в свободной продаже.

Примерно через три часа, за мной заехали два контрактника на машине с подъемным краном, они оба были с Украины. Одного звали Валек, другого Гена. Валек закинул мой чемодан в будку управления краном, а я сел вместе с ними в кабину, где мы и познакомились. Они оба были уже навеселе и, достав бутылку самогона, налили мне стаканчик, который я с большим удовольствием осушил.

— Слышь, Ленчик, мы сейчас заедем по делам на полчаса, а потом — в часть, — сказал Валек.

Машина, выехав из КПП, двинулась по дороге и вдруг резко свернув, направилась в сторону расположенных неподалеку глинобитных окраин Кабула. Заметив, что я кручу головой, пытаясь понять, куда мы едем, Валек успокоил меня:

— Все нормально.

Подъехав к небольшому дукану торгующему фруктами и всякой мелочевкой, мы вышли из машины. Тут же к нам подбежали маленькие пацаны, которые, к моему удивлению очень чисто разговаривали по-русски:

— Командор, заходи, купи что-нибудь!

Из дукана вышел пожилой афганец, поздоровался с нами за руку и что-то сказал пацанам. Те быстро вскарабкались на кузов крана и начали откручивать проволоку, которой была привязана 200-литровая бочка.

Отсчитав Вальку деньги, афганец попрощался с нами и пошел вслед за пацанами, которые с ловкостью обезьян закатили эту бочку в ворота дома. Так, еще не попав в часть, я в первый раз столкнулся с таким понятием, как «сдача». Только что на моих глазах два кореша с Украины заработали приличные деньги, «сдав» (продав) бочку солярки.

Предупредив меня, чтобы не болтал лишнего, Витек по дороге рассказал мне о части, в которой мне придется служить. Это был пехотный полк, расквартированный на окраине Кабула. Полк практически, не вылезал из боевых операций. Так-же одной из его задач был контроль за несколькими важными дорогами в сторону Баграма и Джелалабада, то есть, проще говоря — служба на блокпостах.

Поселили меня в модуле, где жили такие же, как и я контрактники. В комнату, где было пять кроватей, впихнули еще одну, и я начал знакомиться с народом. В моей комнате жили: Валек, кличка которого была «Шо», потому что в ответ на любой заданный ему вопрос он всегда переспрашивал: «Шо?», Петрович или «Дедушка» — мужик лет сорока трех, Санек и Борик, земляки из Куйбышева, и Гриша из Ленинграда. О них и о других моих друзьях я расскажу дальше подробнее.

Я извинился, что не могу выставить мужикам бутылку и обмыть мой приезд, так как все выпили на пересылке, на что Санек изрек: «Херня война, главное — маневры!» и достал из тумбочки бутылку «Столичной». «Дед» пить отказался, и мы ее приговорили. Мужики оказались компанейскими, они вкратце рассказали мне о порядке в полку, как и на чем народ делает деньги.

Раздался стук в дверь, и вошел какой-то летеха уже изрядно навеселе.

— Есть? — спросил он.

На что Борик утвердительно кивнул:

— Сколько?

— Две.

— Восемьдесят.

Борик покопался в тумбочке и передал летехе пластиковый пакет, тот отсчитал ему бабки. Суть операции, непонятной мне поначалу, была проста. Летеха пришел за водкой, и Ленчик продал ему две бутылки по сорок чеков каждую. Купил же он их в Кабуле по двадцать чеков. В результате навар — стопроцентный. То есть за вечер он заработал сорок чеков, или восемьдесят рублей, что равнялось месячной зарплате медсестры в Советском Союзе. Вот и вся арифметика. Мне это тут же популярно объяснили и я