автордың кітабын онлайн тегін оқу  Особый ген

Карин Бойс

Особый ген

Карин Бойс

Воскресенье, в октябре 2010

Глава первая

На Дорис лежал мужчина, горячий и тяжелый. К слабому и пока не слишком раздражающему запаху мужского пота примешивался парфюм с нотками древесной коры и кожи. Вес вжимал Дорис в землю. Небольшие камни и неровности до боли врезались в спину. Белье и тонкие легинсы не защищали. От мокрой травы шел холод. Руки обездвижены, ноги блокированы. Пошевелить можно лишь головой.

В поле зрения Дорис оставались только пучки травы на покрытом щебнем пригорке и бетонный фундамент двух огромных опор моста Вестербрун. А еще она видела ноги других мужчин, стоявших вокруг кольцом.

— Давай, давай, давай! — скандировали они.

Часы показывали почти семь, рассвет воскресного утра едва брезжил. Сверху изредка доносился шум проезжавших по мосту автомобилей. Ничего, кроме отзвуков шин и выкриков, не нарушало тишину. В этой части Лонгхольмена * в такую рань всегда безлюдно.

— Дор-р-рис, нужно рас-с-слабиться! Дыши! Анализ-з-зируй ситуацию!

Русский акцент становился особенно заметным, когда он тянул согласные. Через несколько мгновений он ослабил хватку и ловким прыжком встал на ноги:

— А теперь отжимаемся, все! Медленно, очень медленно! Одна минута — одно отжимание!

— Окей, Андрей, — бодро произнес кто-то из мужчин, и все приступили к упражнению.

Дорис встала, попыталась отряхнуть со спины траву и ветки. Чуть позже, чем остальные, выбрала относительно ровный участок земли без собачьего дерьма, легла, вытянувшись во весь рост, и начала медленно отжиматься — так, чтобы один подход растягивался на целую минуту.

Было трудно, гораздо труднее, чем двадцать отжиманий в обычном темпе.

Но именно в этом, как объяснил им Андрей, и заключался один из главных принципов «системы» **. Замедление, контроль и анализ. Важно научиться отключать все тело, за исключением тех мускулов, которые нужны в актуальной ситуации.

После отжиманий им велели медленной трусцой подняться на пригорок к летней эстраде, а потом так же вернуться к подножию моста. Кулаки при этом надо было держать свободно и расслабленно, словно это не часть руки, а нечто, висящее на веревках. Трава была влажной от росы. На ровной поверхности Риддарфьердена *** — ни тени движения. Во время пробежки легкие Дорис наполнились утренним воздухом. Сумерки постепенно растворялись под натиском дня, но из-за затянутого тучами неба свет казался серым.

Несмотря на начало октября, растительность у моста оставалась зеленой, как поздним летом. И только красные ягоды кое-где на кустах и деревьях подтверждали, что осень уже преодолела часть своего пути.

Андрей закончил тренировку, все быстро разошлись, а он задержался. Дорис тоже. У одной из свай моста она остановилась и, оглянувшись, увидела, что он вынул из спортивной сумки полиэтиленовый пакет и собирает красные ягоды. Быстро и методично срывает пышные гроздья рябины, шиповник с раскидистого куста. И какие-то еще красные плоды колючего и ветвистого дерева, с которого уже облетели почти все листья.

На самом деле не такой уж он большой и тяжелый, каким показался, когда лежал на ней; нет, скорее среднего роста и даже довольно худощав. Ни грамма жира, одни мус­кулы. И двигается, как кошка — мягко и точно.

Немного помедлив, Дорис подошла.

— Что это за дерево?

— По-русски это bojaryshnik. Это для чай. Получается отличный чай. Много витаминов.

Она никогда раньше не слышала, что можно заваривать чай из шиповника, рябины и этих красных ягод, как там они называются по-шведски. Наверное, это чисто русская традиция, сама по себе любопытная. Но она собиралась спросить о другом.

— Вторая девушка… Марина… Не знаешь, почему она сегодня не пришла?

На этом занятии Дорис осталась без партнера. С Мариной они познакомились около месяца назад, когда перешли в эту группу в сентябре после скандала в клубе Friskis & Svettis **** и начали тренироваться в паре. Многие упражнения надо отрабатывать два на два, при тесном телесном контакте. Приходилось лежать, стоять и залезать друг на друга… Перспектива работать в паре с кем-то из мужчин Дорис не нравилась — все они были выше, тяжелее и намного сильнее ее.

Андрей нахмурился, между бровями залегла складка.

— Нет, не знаю. Я говорить с ней два дня назад. Она сказала, что будет. Странно.

— Может, заболела. Или возникли другие дела, — предположила Дорис.

— Не может. На нее не похоже. Марина очень дисциплинированна.

— Мне тоже казалось, что ей нравятся тренировки. Не представляю, чтобы она могла пропустить, не предупредив. Или бросить. У тебя есть ее телефон? Как ее фамилия?

— Телефона нет. Только имя. Ничего не знаю.

— На прошлой неделе она сказала мне, что живет в Орс­те *****. Но фамилия мне тоже неизвестна. Будем надеяться, что она придет во вторник, — сказала Дорис.

— Да.

— Ладно, попробую поискать адрес или еще что-нибудь. Я сейчас на работу.

Дорис показалось, что складка между бровей у Анд­рея слегка разгладилась.

Глава вторая

Велосипед, привязанный к столбу, ждал ее у главного здания бывшей тюрьмы. Серебряный, восемнадцать передач. Она вынула из спортивной сумки черную короткую кожаную куртку и накинула поверх тонкой спортивной майки. Кроссовки сменила на черные ботинки с шестисантиметровыми каблуками. Сняла с волос резинку, покрутила головой, распуская волосы. Сделала несколько глотков из бутылки с водой. Покопавшись в сумке, нашла розовый блеск и мизинцем нанесла его на губы.

На дороге к Хорнстуллу ****** — ни души. Подъезжая к перекрестку, Дорис, слегка поборовшись с собой, решила все же не нарушать и перейти на восточную сторону на переходе. Велосипедная дорожка там односторонняя, а если сразу повернуть на мост, можно выиграть немного времени, но это выезд на встречку, что запрещено.

По мосту она двигалась медленно, на самой низкой передаче. Можно было бы ехать быстрее, но она всегда старалась с помощью велосипеда снять напряжение после системной тренировки. Расслабить мышцы и избавить их от молочной кислоты и прочих шлаков. Вокруг было головокружительно красиво. Огромное темное зеркало Риддарфьердена впереди. Роскошные каменные фасады Норр Меларстранда, зеленая медь крыши Ратуши и золотой шпиль на башне. И дальше Старый город, где все дома и ворота ведут свою историю со средневе-
ковья.

Некоторые считают Стокгольм самым красивым городом в мире, и сейчас она тоже готова это признать.

В верхней точке моста на его перилах гроздьями висели замки, которыми влюбленные пытались закрепить свои чувства. Но иногда не помогают даже самые прочные запоры. Здесь же, на самой верхней точке моста, случается больше всего самоубийств. Полиции нередко приходится уговаривать или силой стаскивать с перил отчаявшихся людей. Но спасти удается далеко не всех. Говорят, тут собираются на два метра поднять ограждение и установить специальную решетку. Вид станет хуже, но зато за год удастся спасти несколько молодых жизней. Сейчас на вершине моста стояли двое — мужчина и женщина, оба невысокого роста и азиатской внешности. Они жестами просили ее остановиться.

Мужчина крикнул по-английски: «Take photo?» ******* — и показал рукой на Дорис, себя, женщину, вид вокруг и профессиональную фотокамеру, которую держал в руке.

— Конечно! — она спрыгнула с велосипеда и опустила подножку.

Поискала ракурс, чтобы поместились двое и прекрасный Стокгольм. Лучше всего получалось, если уйти с велодорожки и тротуара на автомобильную дорогу. Все равно машин нет.

— Вы туристы?

— Нет, мы журналисты. Она репортер, а я фотограф. Мы из Японии, — сообщил мужчина.

— Правда? И я. Я тоже журналист. Отсюда. Из Стокгольма. Я работаю вон там! — сказала Дорис, махнув в сторону квартала Мариеберг, где располагалась редакция.

Японцы обрадовались, узнав, что встретили коллегу, и рассказали, что из-за разницы во времени проснулись несколько часов назад и решили посмотреть на утренний Стокгольм. Вид с моста Вестербрун упоминался в их путеводителе.

— Можно фото и с вами, — произнес мужчина и пригласил Дорис стать рядом с его спутницей. Потом он показал ей, как она получилась на экране фотоаппарата. Обе женщины были приблизительно одинакового роста — или скорее одинаково невысокие — средних лет темноволосая в строгом костюме и тридцатилетняя блондинка в спортивных брюках и кожаной куртке.

— По какому поводу вы в Стокгольме? — спросила Дорис.

— Присуждение Нобелевской премии, — ответил мужчина. — Для Японии Нобелевская премия — это очень важно.

— А когда оно?

Дорис стало немного стыдно, оттого что она осведомлена хуже, чем ее коллеги из другой части земного шара.

— Завтра, в Каролинском институте. По медицине. Потом во вторник и среду — физика и химия в Королевской академии наук. А литературная — в четверг. Но для Японии это не так важно, как естественные науки.

Дорис казалось, что в Швеции все наоборот, хотя представления обо всем этом у нее были смутные.

— Мы надеемся, что в этом году лауреатом станет японец, — сообщил мужчина. — В Японии это станет грандиозной новостью.

— Удачи! — пожелала им Дорис, сев за руль велосипеда.

Всю дорогу до площади Вестербруплана она катилась, отпустив педали.

Глава третья

Войдя в здание редакции, Дорис сначала вызвала лифт и доехала на минус первый этаж. Потом по маленькой винтовой лестнице спустилась на минус второй. Там шел узкий подземный ход, соединявший старую печатню с высоткой. Бетонный пол когда-то был покрашен в синий цвет, но почти вся краска слезла. Каблуки высоких ботинок отбивали на бетоне четкий ритм. Эхо, перекатывавшее по длинному коридору звуковые волны, то усиливало, то гасило громкость. Опорным басом гудел теплопункт, скрытый за одной из многочисленных металлических дверей.

Так рано в воскресенье редко у кого из сотрудников возникала необходимость спускаться в подвал. Разве что охранник мог доставлять какую-нибудь посылку в одну из редакций, у службы охраны был собственный грузовой лифт. Или кто-то из фотографов спешно шел по коридору к их отдельному гаражу.

Еще одним поводом отправиться на минус второй этаж было желание принять душ. Чуть в стороне от винтовой лестницы располагались две раздевалки, мужская и женская, ими могли пользоваться и внештатные сотрудники. Эти небольшие помещения не шли ни в какое сравнение с роскошным спортзалом на минус первом, с его душевыми, выложенными мозаикой в бирюзовых тонах, саунами, бассейном и классической музыкой, льющейся из динамиков. Но пользоваться спортзалом бесплатно могли только штатные сотрудники, а Дорис работала по договору. Она устроилась сюда полтора года назад через кадровое бюро «Рент-а-жур», сотрудничающее со «Столичными новостями». Договор ежеквартально продлевали, если у редакции сохранялась потребность в услугах Дорис. Когда же потребность отпадет, договор с «Рент-а-жур» будет расторгнут. Все по закону. Случалось, впрочем, что внештатникам предлагали постоянную работу, но такое было скорее исключением — чтобы попасть в штат, требовалось реально прыгнуть выше головы. Более распространенный сценарий предполагал замену проработавшего пару-тройку лет внештатного сотрудника на нового и более амбициозного кандидата.

В душевой пахло плесенью. Она максимально плотно сдвинула пластиковые панели кабины, но зазор все равно остался. Вода нагревалась очень медленно, и, когда наконец слегка потеплела, Дорис почти потеряла терпение. А потом она чуть не обожглась, потому что струя резко стала очень горячей. Чтобы поймать нужную температуру, Дорис пришлось довольно долго крутить смеситель. Щель кабины пропускала воду, и на зеленом пластиковом полу образовалась лужа.

Меблировка исчерпывалась деревянной скамейкой и рядом узких металлических шкафчиков для одежды. Ни одного свободного, на каждой дверце висел замок. Дорис сунула тренировочную одежду в спортивную сумку и надела короткое платье из розового трикотажа, свободное в груди, что требовалось для ее фигуры, и облегающее в талии и бедрах. Поправила макияж: легкий тон, черная подводка для глаз, тушь и розовый блеск для губ. Извлекла из сумки карту доступа в футляре и прикрепила его к длинной золотой цепочке, которую всегда носила на шее. Это была старая цепочка от часов, принадлежавших матери, а еще раньше бабушке. Сами часы хранились в надежном месте дома у Дорис, а на цепочке висели два брелока: аметист в золотой оправе и небольшой золотой якорь. Сейчас рядом с ними болтался плоский футляр из черного пластика. Дорис поднялась по винтовой лестнице на минус первый, где села в лифт и направилась в редакцию.

*

Часы показывали начало девятого. Огромный офис формата «опен спейс» был пуст, только один человек сидел за круглым столом, уставившись в монитор компьютера. Вообще-то у Августсона было имя — Николас, но все называли его только по фамилии или — за глаза — «Конь-по-кличке-Август», из-за его пристрастия к бегам. «Бега интересуют меня больше, чем работа», — смиренно признавался он в ответ на очередной упрек. Вытянутое лицо и крупные желтые передние зубы тоже, пожалуй, поспособствовали тому, что прозвище прижилось.

Конь-по-кличке-Август сидел у так называемого «диспетчера» — координационного центра, от которого во все стороны расходились, теряясь вдали, лучи письменных столов, составленных почти вплотную. Серый ковролин гасил все звуки, включая стук каблуков, но кое-где на покрытии от них оставались углубления. Точно звериные следы на снегу. Проходя мимо центра, Дорис четко и громко сказала «доброе утро», Конь-по-кличке-Август машинально кивнул в ответ. Дорис подошла к автомату с напитками, водрузила бумажную чашку и нажала на кнопку «кофе-латте». Заурчав, аппарат изверг из себя сначала темную жидкость, потом воду и в конце что-то белое. Получилось нечто светло-коричневое с горьковатым вкусом.

Она отнесла чашку с кофе и сумку на свое рабочее место в дальний угол у туалетов, вернулась и предприняла еще одну попытку пообщаться с Конем.

— Как там с этим вчерашним растратчиком муниципальных средств?

— Отлично, — ответил Августсон, бросив взгляд на экран и нажав пару клавиш, — почти восемьдесят три тысячи кликов.