Оглавление

Римская республика.

Быль и небыль

Сергей Бунтовский

Введение

Рим. Вечный город, выросший на семи холмах… Вот уже больше двух с половиной тысяч лет на его улицах кипит жизнь. Какая столица мира может сравниться славой с этим мегаполисом? Кто превзойдет его в величии и красоте? Ведь столько столетий этот город был центром всего цивилизованного мира, столицей величайшей из существовавших под земными небесами империй, и до сих пор Рим остается обителью католического первосвященника. Сколько великих событий случилось на его улицах, сколько знаменитых людей жили и творили тут…

Город Капитолийской волчицы и Святого Петра, великого Цезаря и безумного Нерона, великих ученых и черни, возвышенного духа и самых разнузданных страстей… Именно тут родилось и вознеслось ввысь древо европейской цивилизации, ведь не будет преувеличением сказать, что современный мир стоит на фундаменте, некогда возведенном римлянами.

Воистину, этот город был избран высшими силами, которые на протяжении веков вели и направляли его граждан. А ведь начиналась история Вечного города очень скромно. Несколько сотен отчаянных мужчин, решили жить отдельно от своих племен и сообща построили маленькую крепость рядом с Тибром. Кто мог предугадать тогда, что эти нищие охотники и землепашцы станут отцами-основателями мировой державы? Никто из них не вел дневников, никто скрупулёзно не фиксировал для потомков жизнь первых римлян, их радости и беды, их войны и мирный труд. Так что начало римской истории теряется во мгле минувшего и лишь легенды, спустя столетия собранные и записанные потомками первых переселенцев, позволяют нам заглянуть в те далекие времена.

У римлян сохранилась память о братьях Ромуле и Реме, которые привели первых жителей на место будущего города. Ромула впоследствии обожествили и чтили как небесного покровителя, о его подвигах рассказывали детям, но даже римские историки не могли сказать, что в этих легендах истина, а что было придумано досужими рассказчиками спустя многие столетия.

В целом же история первого римского царя, какой ее обычно рассказывали, была следующей. Уцелевшие после падения Трои жители во главе с царевичем Энеем после многих трудов и подвигов переплыли море и высадились в Италии, на территории, принадлежавшей латинскому племени. Тут троянцы объединились с местными жителями, и вскоре прямые потомки Энея стали законными царями этого народа и основали город Альба Лонгу. Однажды властолюбивый царский младший брат Амулий сверг законного правителя Нумитора, а его дочь сделал жрицей, чтобы она не смогла родить ребенка, имеющего права на трон. Однако к жрице спустился бог Марс, и от их союза родились близнецы Ромул и Рем. Разгневанный узурпатор приказал отнести младенцев в лес и бросить на съедение диким зверям, но случилось очередное чудо. Детей нашла волчица и выкормила их как своих волчат, а потом их подобрал царский пастух. Когда полубоги выросли и узнали тайну своего происхождения, они собрали отряд отчаянных головорезов, свергли и казнили Амулия и вернули власть над Альба Лонгой своему деду. Сами же они решили построить новый город на берегу Тибра, там, где они выросли. Когда они прибыли на место, по легенде между братьями произошла ссора, в ходе которой Ромул убил Рема. Так Ромул стал единоличным основателем и правителем нового города, который он назвал в свою честь Рома, а мы называем Римом. Произошло это 21 апреля 753 года до н.э. и до сих пор этот день считается датой основания вечного города.

Ромул и Рем. Основание Рима

— Публий, Аппий! -седой старик, до того сидевший на резном кресле без спинки, встал и обнял двух босоногих ребят, с шумом вбежавших через ворота во внутренний дворик поместья.

— Ну как вам школа? Понравилась? — поинтересовался он у своих наследников, сегодня впервые представших перед учителем.

— Да, очень! — глаза у ребят горели, и было видно, что они переполнены эмоциями.

— И чему вас научили сегодня? — поинтересовался старик, снова опускаясь в кресло.

— Нам рассказывали про первого царя и основание Рима! Злой дядя хотел погубить божественных братьев и отнес их в лес, но там их нашла и выкормила волчица!

— А еще они потом выросли и отомстили, а потом построили новый город. Только когда решали, где строить, поссорились, и Ромул убил Рема! — перебил его второй.

— Что, прямо так и говорят, что волчица выкормила? — рука старика, высохшая настолько, что ее можно было в темноте принять за корявую ветку фигового дерева, провела по белоснежной бороде.

— Да! Нашла младенцев на берегу Тибра и выкормила!

— Ох, много всего навыдумывали, — улыбнулся старик.

— Выдумали? Выходит, учитель нам рассказал неправду? — на лице маленького Публия появилось обиженное выражение.

— Думаю, что рассказал он вам правду, только не всю. И изукрасил ее вымыслом, который сегодня все принимают за правду!

— Еще учитель сказал, что отцом братьев был сам Марс, бог войны.

Старик прикрыл глаза, что-то вспоминая.

— Знаете, иногда его действительно называли богом или пытались воздать божественные почести, но он всегда смеялся над этим и говорил, что он простой человек. Отец Ромула и вправду был смертным, но очень непростым. Боги щедро одарили его способностями и поделились своей силой. Достаточно было поговорить с ним или немного понаблюдать, чтобы почувствовать его отличие от окружающих. Он мог легко сделать то, что непосильно даже для многих жрецов. Например, он слышал голоса духов, умел предсказывать будущее, общался с нимфами и наядами. А еще он умел ходить так, как ходят боги. Вот только что стоял рядом, а сделал несколько шагов — и уже во многих милях впереди.

— А почему же не рассказать нам, как все было на самом деле? — задумчиво спросил Аппий. Ведь мы квириты и обязаны знать свою гордую историю! Так говорит отец.

— Хороший вопрос, внучек. Твой отец прав, мы должны помнить своих предков и их дела, но когда наш город основали, с братьями было едва три сотни человек, а уж таких, кто их с детства знал, и вовсе по пальцам пересчитать можно было. Остальные пришли в Рим позже, когда Ромул уже давно объявил себя царем-рексом и много лет единолично правил городом. Новые граждане мало интересовались делами минувшими, им хватало того, что рассказывали старожилы. Так что уже к концу правления Ромула многое забылось или перепуталось.

— Почему?

— И потому, что память человеческая слаба, и потому, что он хотел многое забыть. Вот и пришли на место правды домыслы и сказки. Повторенные много раз, они стали легендой, а легенда превратилась в историю, которую сегодня знают все.

— А ты помнишь, как это было?

— Сейчас уже мало кто помнит эту историю, так что слушай внучек, я расскажу о тех днях, когда твой прадед был еще младше тебя. Тем более, что я видел все собственными глазами, ведь тот легендарный пастух Фаустул, который спасал от убийц и воспитывал близнецов, был моим отцом.

— Расскажи, расскажи! — дети опустились на землю рядом с креслом и приготовились слушать.

***

Столица могущественного Латинского союза, благословенный город Альба Лонга, некогда основанный сыном троянского скитальца Энея, нежился в лучах летнего солнца. Золотая колесница солнцебога Гелиоса еще не поднялась в зенит, и поэтому лучи светила не обжигали, а приятно согревали кожу многочисленных жителей и гостей города, спешивших по своим делам. Гостей в городе всегда было много, одни приходили по торговым делам, другие шли поклониться отцу богов в святилище Юпитера Лациариса, так что никого не удивил еще один путник, пришедший по восточной дороге. Стража на воротах лишь проводила ленивым взглядом нового гостя, который широким шагом двигался к одному ему известной цели. Был он молод и красив. Длинные каштановые волосы легкой волной спадали почти по плечи, мощный торс облегал легкий панцирь из вареной кожи, одетый поверх богато вышитой длинной этрусской рубахи. Меч в потертых ножнах, висящий на бедре, и шлем выдавали в вошедшем воина, а пыль на сандалиях и обнаженных ногах говорила, что он прошел пешком немало миль. Небольшой мешок с пожитками висел за спиной. Одежда и украшения были достаточно добротными и дорогими, чтобы принадлежать свободному и преуспевающему горожанину, но все же не такими роскошными, как носит знать. Так мог бы выглядеть один из многих молодых наследников крепких хозяев-землевладельцев, чьи пашни и пастбища лежали вокруг Альбы.

Так в городе появился Кассиан, наполовину этруск, наполовину самнит, родившийся на земле племени умбров, а потом исходивший всю Италию. Ребенком он работал на полях кого-то из родичей, а когда чуть подрос, сменил мотыгу на меч и на новом поприще добился немалых успехов. Ко времени его появления в Альбе за спиной Кассиана было участие в нескольких войнах и почти полусотне схваток, в которых он заработал авторитет и приобрел немало друзей, готовых при нужде прийти ему на помощь. Если бы он захотел, то вполне мог бы стать царем в каком-то из небольших аппенинских городов и был бы хорошим правителем, однако власть его мало привлекала. Он любил свободную жизнь, не задерживался подолгу на одном месте и везде был желанным гостем.

Царем Альба Лонги в то время считался Нумитор Сильвий, но на самом деле правил городом его младший брат Амулий. Сначала он стал соправителем, а потом и вовсе объявил себя царем. Старший брат не стал сопротивляться, но его подросший сын посчитал это изменой и попыталсясместить дядю. Однако юноша очень вовремя пропал во время охоты, и до вооруженного столкновения дело так и не дошло. Нумитор смирился с судьбой и жил как простой горожанин, хотя и обладал немалым состоянием и пользовался уважением многих сограждан.

Его дочь Рею новый царь сделал жрицей в святилище. Сейчас жрицам-весталкам закономполностью запрещено иметь мужей и детей, тогда же это было разрешено, но по традиции жрицы должны были отказаться от семьи и служить только богу. Поэтому Амулий надеялся, что она по примеру подруг останется бездетной, а значит — у брата не будет потомков, способных претендовать на корону.

Сама Рея против такой участи не возражала. Быть жрицей дело почетное и уж куда более приятное, чем судьба жены простолюдина. Тем более что с детства она любила бывать в храмах, а священные таинства ей легко удавались. Боги явно любили девушку, и вскоре она стала самой известной служительницей богов во всем Латинском союзе. Не только из Альбы, но и из других городов приезжали люди, чтобы она от их имени приносила жертвы и вопрошала богов о будущем. Красивая, умная, да еще и обладавшая пророческим даром, она была любимицей горожан и опорой отца.

Уж не знаю, по каким делам Кассиан был в Альба Лонге, но завершив их и готовясь уйти из города, он отправился в храм Юпитера Латинского принести жертвы владыке небес. Только вот до храма в тотдень он так и не дошел, потому что в священной роще встретил Рею Сильвию.

Видимо, богиня любви приложила свою руку к этой встрече, потому что воин передумал уезжать и надолго остался в городе. Он стал частым гостем в святилище, а потом и в доме Нумитора, которому пришелец пришелся по вкусу.

Ну а Рея влюбилась сразу же. Да и как было не влюбиться, взглянув в глаза Кассиана. Они у него были божественно красивые и бездонные, как небо. Даже у мужчин дух захватывало от этого взгляда, а женщины просто млели и влюблялись, стоило ему обратить на них взор. Он очаровывал и завораживал. Человека охватывало ощущение, что сквозь серо-дымчатые зрачки на него льется целый поток энергии, которая унимала все печали и тревоги. Да что там люди, животные и те замирали, стоило им лишь встретиться взглядом с Кассианом. Наверное, именно такой взгляд бывает у бессмертных олимпийцев, когда они в благом расположении духа.

Прошел месяц, полный прогулок и бесед молодых людей, и Кассиан послал сватов к Нумитору. Тот не отказал, и Рея стала законной женой чужестранца. Амулий был недоволен этим, ведь рожденные от этого союза дети были законными наследниками трона, но открыто правитель ничего не предпринимал. Однако предупрежденный о возможной угрозе Кассиан предпринял меры, послав гонца куда-то в Этрурию. Когда тот вернулся, месте с ним в Альбу пришли несколько крепких парней, чьи мозолистые руки были привычны к оружию. С этого момента молодых круглосуточно охраняли и люди Нумитора из числа местных жителей, и чужаки, подчинявшиеся только Кассиану. Сам же Кассиан построил рядом с усадьбой Нумитора дом, завел хозяйство, прикупил несколько стад коров и отар овец, которых слуги и рабы пасли на выгонах вокруг города. Вскоре он крепко стал на ноги, обзавелся друзьями и партнерами и стал одним из самых уважаемых граждан города.

От союза таких любимых богами родителей просто обязаны были родиться необычные дети, и в положенный срок в семье появились близнецы Ромул и Рем. Все гадания говорили, что этим мальчикам боги дали силу и таланты для воплощения какой-то великой задачи и им суждена судьба, отличающаяся от прочих смертных.

Это заставляло Амулия нервничать и подозревать родственников в заговорах против его власти и, естественно, не добавляло любви между сторонниками двух царей.

Три с лишним года прожил Кассиан в Альба Лонге, а потом родичи позвали его на какую-то войну, начавшуюся где-то на севере. Из этого похода он уже не вернулся. Не знаю, делал ли Амулий что-то, чтобы погубить Ромула и Рема, или нет, но Рея считала, что над ее детьми нависла реальная опасность. Сначала она прятала их от постороннего взгляда у себя, а когда стало понятно, что уже можно не ждать возвращения Кассиана, она отдала мальчиков доверенным людям, чтобы те укрыли их подальше от города. Теперь даже родная мать не знала, где они живут, и лишь изредка получала вести о здоровье и успехах своих отпрысков.

Их опекуны спрятали Ромула и Рема среди пастухов, которые пасли овец в самых глухих местах Лация. Там, среди лесов и гор, жизнь была суровой. Бывали времена, когда детям приходилось голодать, а по ночам вокруг их палатки кружили такие же голодные волки. Однажды звери набросились на пастуха, несшего мальчикам молоко, он сумел отбиться и, вернувшись, пошутил, что кормит младенцев волчьим молоком. Эта шутка прижилась, а потом люди забыли, почему она появилась, и родилась легенда про вскормившую малышей волчицу.

Дети росли вместе со сверстниками-пастушатами, пасли овец, рыбачили в местных реках, в лесах собирали ягоды, а когда чуть повзрослели, начали охотиться. Наверное, не стоит особо упоминать, что о них заботились не простые пастухи, а хорошо обученные бойцы, приставленные к детям родителями еще в Альба Лонге. Под их наставничеством братья овладевали военными искусствами, а потом мать наняла и отправила к ним еще и учителей-воспитателей, научивших их письму и всем наукам, подобающим благородным юношам. Так что дети, выросшие в дремучем медвежьем углу, получили образование лучшее, чем большинство их городских сверстников.

Прошло десять лет, и они стали сильными и ловкими юношами, в схватках с волками и разбойниками научились смотреть в глаза опасностям и чувствовали свое великое предназначение. За это время вокруг них сложился небольшой отряд сверстников, с которыми они пускались в разные приключения, угоняли соседские стада или дрались с разбойниками.

Наконец пришло время близнецам вернуться в родной дом. Старый Нумитор, которого брат считал человеком слабым и неопасным, подготовил все для успешного переворота в самом городе, а братья тайно собрали в лесах вооруженный отряд из числа друзей, знакомых отца, пастухов, бродяг и разного неприкаянного люда. Когда все было готово, часть заговорщиков во главе с Ремом пришла в Альба Лонгу и затаилась там, а второй отряд под командованием Ромула открыто подошел к городским стенам.

Амулий с братом, своими приближенными и городским ополчением вышел встретить врага на стенах, но внезапно Нумитор закричал, что враги атаковали дворец, и увел большую часть горожан якобы на защиту царской резиденции. После этого Ромул повел своих воинов на штурм, а люди Рема ударили в спину телохранителям Амулия. В короткой схватке царь был убит, и сражение остановилось. Вопреки опасениям жителей, пришельцы не кинулись грабить город, а спрятали оружие и спокойно расположились на центральной площади.

В это время посланные Нумитором гонцы ходили по улицам и созывали народное собрание. Прошло немного времени, и на площадь стали выходить первые настороженные жители. Они были облачены в доспехи и не снимали рук с рукоятей мечей, но вид Нумитора и многих других известных им уважаемых людей, бесстрашно расхаживающих среди пришельцев, успокаивал.

Наконец, когда площадь была заполнена, Нумитор и Рея вышли на ступени дворца, держа за руки Ромула и Рема. Заранее предупрежденные слуги приветствовали их криками, а старый правитель, дождавшись тишины, начал речь.

Он назвал убитого брата тираном, вспоминал все обиды, нанесенные ему и другим горожанам Амулием, и славил своих внуков, освободивших город от тирании.

Пока горожане осмысливали это заявление, братья, подойдя с двух сторон к деду, возложили на его седую голову корону, провозгласив:

— Люди, вот ваш законный царь!

Желающих спорить не нашлось, и в тот же день Нумитор переехал в царский дворец и начал правление, сместив половину чиновников и назначив на их место своих ставленников. Пришедшие с братьями бойцы получили щедрые подарки из царской казны. Кроме того, три дня за городскими воротами шел пир, где целые быки жарились на вертелах, а вино лилось полноводной рекой. Затем большая часть собранных братьями людей разошлась по своим пастбищам и поселениям, но несколько десятков лучших бойцов остались в Альба Лонге.

Наступило хорошее время. Нумитор правил, Рея Сильвия все свое время проводила с сыновьями, словно стремилась выплеснуть на них всю любовь, скопившуюся за десятилетие одиночества. Сами братья наслаждались сытой и полной удовольствий жизнью. Дед учил их тонкостям управления городом, мать брала с собой в святилище, знакомя с теми таинствами, которые могли бы им пригодиться во взрослой жизни. Годы пронеслись, как несколько дней, и вот братьям исполнилось двадцать лет.

Когда у человека в жизни есть данная богами задача, он это чувствует. Вот и наши герои ощущали, что приходит время все изменить, и становились все беспокойнее. Это предназначение гнало Ромула и Рема прочь из Альба Лонги. Они неделями пропадали в лесах, охотясь и встречаясь с разными людьми, потом возвращались и уходили в святилище, где оставались на ночь, чтобы Юпитер послал им вещие сны.

Рея Сильвия тогда с удвоенным усердием священнодействовала в храме, стремясь понять волю миродержцев. Она часами всматривалась в жертвенный огонь или изучала звездный хоровод на небесах.

Боги откликнулись на молитвы матери и открыли судьбу ее сыновей. По их воле в Италии должен был быть основан новый город, а в нем должен возникнуть великий народ, которому со временем суждено было изменить судьбы всего мира. Там, на Олимпе, небожители уже начертили карты этого города, и пора было воплотить их бесплотный замысел наяву. Именно для этого родились дети Реи, и пришло время им исполнить предначертанное.

В двадцать один год братья оставили Альбу и отправились к реке Тибр, по которой тогда проходила граница между латинскими и этрусскими землями. Они сердцем чуяли, что им надо быть именно там.

Ромул и Рем во всеуслышание объявили о намерении основать новый город, и со всего Лациума к ним стали стекаться желающие принять участие в этом деле. Многих братья знали еще со времен скитаний, но немало было и новых лиц, привлеченных обещаниями успеха и свободной земли.

Люди собрались все как на подбор: лихие, смелые, упрямые и стойкие, не боявшиеся ни работы, ни войны. Большинству из них приходилось в жизни и голодать, и вкус крови испробовать. Пастухи, охотники и искатели приключений, наемники, беглецы и лесные братья. Некоторых за разные истории приговорили к изгнанию из родных городов, а иных и вовсе ждал топор палача. Надежные друзья для братьев, жестокие враги для недругов. Имея их за спиной можно было без опасений начинать любые рискованные предприятия… Да и вожди были под стать своей дружине — сильные, умные, уверенные в своей правоте, умеющие вдохновить и вселить уверенность в своих подчиненных.

Они выбрали подходящее место для города на берегу реки между Авентинским, Палатинским и Капитолийским холмами, а на Капитолии решили построить крепость, где можно было бы в случае необходимости выдержать осаду.

Так и поступили. Не верьте тем, кто рассказывает, будто именно тогда пролилась братская кровь. Ромул и Рем вместе строили и укрепляли свою новую твердыню, в то время они настолько помогали друг другу, что со стороны казались единым целым. Черная богиня распри Эрида пробежала между ними позже, когда Рим уже пустил корни и крепко стоял на земле.

А вот разговоры про первый священный ров — истинная правда. Прежде чем начать строительство, братья провели множество обрядов, которым их научила мать и альбанские жрецы. Рея знала тайное, и давно предвидела судьбу своих детей, оттого интересовалась обрядами, проводимыми при закладке первого камня, принятыми у латинян и этрусков. Она научила сыновей молитвам и заговорам на все случаи жизни: чтобы город не испытывал нехватку воды в родниках, чтобы эпидемии обходили его стороной, чтобы дети рождались здоровыми, а враги не могли взять крепостные стены… Многому царевна-жрица научила мальчиков, но не научила главному — бескорыстной любви друг к другу.

В двадцать один год отроду исполнили Ромул и Рем свое предназначение, заложив будущую столицу мира. Несколько лет прошло в разных хлопотах и строительстве. Жители нового города кротостью не отличались, и сразу же начались столкновения с соседними народами. У одних мы угоняли стада, у других похищали женщин, они тоже не оставались в долгу, так что опасность налета врагов была всегда, хотя до большой войны пока дело не доходило. Из-за этого все силы строителей сперва были направлены на возведение крепости. Никто из жителей не отлынивал от этой работы, и очень быстро на крутых склонах холма выросли квадратные стены из камня и дерева.

Несмотря на все сложности жизни на новом, пока еще не обжитом месте, в Рим постоянно приходили новые переселенцы, и город стремительно рос. Кроме латинян, к нам приходило много сабиняни этрусков, были и люди из других племен. Братьям пришлось приложить немало усилий, чтобы все они забыли своё племенное прошлое и стали единым целым.

Ромул и Рем были неоспоримыми лидерами и стали править совместно, но достаточно быстро каждый из них стал обзаводиться собственными сторонниками, которые разжигали их амбиции. В итоге все чаще между братьями стали возникать разногласия. Они оба были по характеру сильными лидерами и плохо умели идти на компромисс. В детстве они соревновались, выясняя кто быстрее, сильнее, ловчее, кто дальше кинет копье или более метко пошлет стрелу. Теперь, став взрослыми мужчинами, они видели друг в друге соперников. Каждый считал себя лучше, умнее, сильнее, красивее и при каждом случае показывал это. Напряжение между двумя правителями росло, и это чувствовалось всеми.

Они, хоть и родились в один день, но были очень разные и внешне, и внутренне. Ромул — более широкоплечий, коренастый, крепкий, с волосами, как темный каштан. У него было мужественное лицо, но глаза достались ему не отцовские, не было в них той притягательной силы. Если сравнивать с братом, то Ромул был более жесток и расчетлив, а еще в его душе дремало что-то дикое, звериное. Когда это пробуждалось, Ромул впадал в безудержную ярость, и ничто не могло его остановить.

Рем тоже был крепкий парень, но от матери он унаследовал изящество и аристократизм. Более утонченный, он был честолюбив, однако для брата был готов пожертвовать многим. Он мог зло высмеять Ромула, но все же он любил того и никогда не решился бы на убийство.

Ромул же однажды решил, что двум медведям в одной берлоге тесно, и стал обдумывать, как избавиться от конкурента.

Разногласия между правителями все росли, и личное переплеталось с общественным. Они спорили при дележе добычи. Ругались, нарезая участки пахотной земли своим сторонникам или распределяя должности в городском ополчении. Их друзья подливали масла в огонь, разжигая честолюбие братьев и устраивая всякие интриги.

И как в любой трагедии, там была женщина. Не помню, как ее звали, да и было ли у нее имя вообще. Мы были молоды, и к женщинам относились весьма просто. Удавалось захватить у соседей девиц — лучших отдавали правителям, а остальных делили между собой. Женщин в Риме было мало, и они часто переходили из рук в руки.

Вот и та, рыжая, сначала была с Ромулом, а потом бросила его и ушла к Рему. Естественно, Ромул с его буйным нравом вспыхнул, как сухостой в летний зной. А Рем еще при очередной ссоре сильно оскорбил его, бросив презрительно:

— Иди домой к матери. Я тут и сам справлюсь.

Ромул хотел бы быть единственным правителем, и часто думал о возможном братоубийстве, но без этой последней ссоры, наверное еще долго не решился бы взяться за оружие.

Этой же ночью Ромул ворвался в дом к брату и лично заколол его. Еще несколько друзей Рема были убиты следом или бежали. Так Ромул стал единовластным правителем, царем, рексом.

Он придумал первые законы, по которым следовало жить гражданам Рима, он же установил религиозные праздники и назначил первых жрецов, призванных молиться о благополучии города.

В юности он довольствовался малым, не зная ни роскошных одежд, ни почета. Теперь же, став царем, с лихвой наверстывал упущенное. Ромул всерьез думал, что внешние атрибуты власти внушают людям почтение к правителю, и приказал сделать себе трон, подобный тем, на которых восседали этрусские цари. Он вообще многое перенял у этрусков, когда закладывал основы римского порядка.

Например, идею двенадцати телохранителей-ликторов, всюду сопровождавших царя, он взял у этого народа. Только вот царя этрусков избирали граждане двенадцати городов, и каждый город давал одного ликтора, охраняющего монарха и следящего, чтобы интересы его города не были ущемлены.

У Ромула же ликторы стали его личной стражей и исполнителями приговоров. Каждый ликтор носил связку прутьев с воткнутым в нее топором. Когда царь вершил суд, то этими прутьями ликторы секли провинившихся, а топором лишали головы приговоренных к смерти. Сам Ромул отныне появлялся, разодетый в пурпур, с вызолоченным жезлом и окруженный свитой.

Впрочем, несмотря на это самолюбование, правителем он был хорошим. Предвидя рост города, он заранее строил укрепления с размахом, чтобы еще долго внутри городских стен было свободное место для новых жителей. Горожан же он привлекал со всех концов света. Беглые рабы находили у него приют и свободу, преступники — укрытие, нищие получали земельный надел, а воины и мастера не оставались без работы. Естественно, вскоре Рим стал многолюдным и оживленным местом.

Из числа подданных он выбрал сто самых достойных мужчин, которые составили сенат, призванный помогать в управлении городом и окрестными землями. Этих сенаторов, за то место, которое они занимали среди горожан, царь назвал «отцами[1]», и поэтому их потомки стали называться патрициями.

К тому времени римский народ вырос до нескольких тысяч мужчин и по силе мог поспорить со многими окрестными племенами. Однако женщин в Риме было очень мало, что сильно огорчало жителей. Сенаторы предложили послать послов ко всем соседям с предложением союза и договора, позволяющего римлянам свататься к местным девушкам. Ромул так и сделал, но практически везде это предложение было отвергнуто. Одни соседи боялись еще больше усилить Рим, другие смотрели на подданных Ромула, как на сброд и разбойников, и мало кто хотел породниться с воинственными и грубыми римлянами.

Этот отказ оскорбил царя, и он придумал, как решить проблему и заодно наказать соседей. Он объявил о проведении на берегу Тибра большого и торжественного праздника в честь бога Нептуна, где будут спортивные состязания, всевозможные игры и развлечения. Приглашения были разосланы всем соседним племенам, а приготовления к празднику велись с размахом и максимальной роскошью. В результате со всей округи на игры пришло множество людей, которые не подозревали о готовящейся ловушке.

Больше всего было сабинян, которые прибыли целым племенем, а также жителей городов Ценины, Крустумерии, Антемны. Когда начались соревнования и всё внимание гостей было направлено на происходившее, Ромул дал знак, сбросив с себя плащ, и римские юноши кинулись к гостям и стали похищать девушек и женщин, которых тут же уносили за городские стены. Простые римляне хватали тех, кто первой подвернулся под руку, но самых красивых женщин заранее выбрали для себя патриции и на их поимку отправили своих слуг. Те относили добычу в дома к своим знатным хозяевам. Одним из таких женихов был богатый патриций Талассий. Его люди схватили самую красивую из сабинянок, но пока ее несли, другие римляне несколько раз пытались отобрать себе девушку. Тогда похитители стали громко кричать «Талассию!», чтобы все понимали, кому предназначена эта пленница. С тех самых пор на римских свадьбах гости кричали этот клич, когда вели невесту к жениху.

Сам царь тоже не остался в стороне, захватив сабинянку по имени Герсилия.

Оскорбленные гости беспрепятственно покинули римские владенияи принялись готовиться к мести.

Похищенные женщины были возмущены произошедшим не меньше, чем их родители, однако Ромул нашел к ним подход. Собрав молодых, он пообещал тем, что все они будут не рабынями, а законными супругами, соответственно, получат гражданство и права на собственность супруга, а их дети будут наследниками отцов. Мужья же лаской и подарками компенсируют испытанный при похищении страх и тоску по дому и родителям. Это успокоило многих пленниц, ведь дома они не могли рассчитывать на лучшую судьбу. Ромул же объяснял, что все произошло именно так из-за большой любви римских юношей, которым отказали родители невест. Сами женихи тоже не скупились на амурные признания, чем растопили немало сердец, заслужив прощение. Так что большинство женщин согласились с Ромулом и со временем стали хорошими женами.

Однако с родственниками похищенных дело обстояло сложнее. Те собирались мстить за обиду с оружием в руках. Первыми в поход выступили жители Ценины, Крустумерии и Антемн, но Ромул повел своих людей им навстречу и в коротком бою разгромил противника. Вражеский царь Акрон был убит самим Ромулом, а войско нападавших было полностью рассеяно. Воспользовавшись этим, римляне перешли в наступление и захватили вражеские города. С пленниками царь поступил милостиво. Он не стал их казнить или превращать в рабов, а просто переселил в Рим, сделав своими подданными.

Довольный собой Ромул устроил торжественное возвращение домой. Доспехи, снятые им с убитого царя, он приказал нести на специальных носилках, чтобы все встречные видели их. Затем, поднявшись на Капитолий, сложил их к священному дубу и объявил, что здесь будет построен храм в честь Юпитера.

— Юпитер Феретрийский[2], — обратился он к божеству. — Я, победоносный царь Ромул, приношу тебе это царское оружие и построю храм на этом месте, которое отныне будет называться«место для тучных[3] доспехов». Следуя моему примеру, убив неприятельских царей и вождей, потомки будут приносить сюда их доспехи.

Царь сдержал слово, и тут со временем был построен первый в Риме настоящий каменный храм.

Слава одержанных Ромулом побед привлекла в Рим новых переселенцев. Из Этрурии прибыл целый отряд, которому царь отдал под дома Эсквилинский холм, который и до сих пор населен потомками этрусков.

***

Сабиняне, в отличие от своих товарищей по несчастью, не стали сразу кидаться в бой. Они хорошо подготовились к войне и нанесли удар лишь тогда, когда сами сочли нужным. Их войско под командованием царя Тита Тация внезапно подошло к городу.

Считая, что хитрость на войне нужна не меньше, чем храбрость, сабиняне подкупили дочь коменданта Капитолийской крепости Спурия Тарпея, которая открыла им ворота. Когда сабиняне соблазняли ее, они пообещали, что дадут ей то, что носят на левой руке. На этой руке каждый из сабинских воинов носил золотой браслет и перстни. Однако когда воины Тита Тация вошли в крепость они забросали насмерть изменницу своими боевыми щитами, которые тоже носили в левой руке. Так, не нарушив своего слова, сабинский царь наказал предательницу[4].

На следующий день римляне попытались отбить крепость и со стороны Палатина пошли на штурм под командованием Гостия Гостилия, однако сабины отбили атаку и, выйдя за стены, сами атаковали. Римская армия не выдержала удара и обратилась в бегство. Лишь у ворот Палатина Ромулу удалось остановить своих людей и снова начать бой. Он сам сражался в первых рядах и напал на вражеского полководца Меттия Курция, которого загнал в болото. Сабиняне бросились выручать командира, и пока они помогали тому выбраться, римляне сумели полностью оправиться от утреннего страха.

Две армии стояли в полной готовности друг перед другом на низменной равнине между Палатином и Капитолием и готовились снова сразиться, но в ход событий вмешались те самые женщины, из-за которых и началась война. С распущенными в знак траура волосами, держа на руках детей, они бросились между римлянами и сабинянами, умоляя тех прекратить сражение. Они взывали к отцам, стоящим с одной стороны, и к мужьям, стоящим с другой, прося не делать их детей и внуков сиротами.

В результате сабиняне решили прекратить свое мщение и вложить оружие в ножны. Начались переговоры, в результате которых два народа решили объединиться в один. Сабиняне переселялись в Рим, где им отвели место под поселение на Капитолийском и Квиринальском холмах. Получившийся в результате объединения народ было решено называть квиритами в честь сабинского бога-копьеносца Квирина, а управлять им стали совместно Ромул и Тит Таций.

В результате этого объединения число жителей Рима выросло почти вдвое, и Ромул заново разделил своих подданных, распределив их по трем трибам, получившим названия: Рамны, Тиции и Луцеры. В первой большинство составляли латиняне, во второй — сабиняне, а в третьей — этруски. Каждая из триб состояла из десяти курий, а те в свою очередь из десяти декад. Люди, возглавлявшие трибы, стали называться трибунами, а стоящие во главе курий — курионами. Вся принадлежавшая Риму земля с полями, пашнями, пастбищами и лесами была разделена на тридцать равных по стоимости участков-клеров, которые потом по жребию были разделены между всеми куриями.

Кроме деления по куриям, все жители Рима были поделены на две большие группы: патрициев и плебеев. В число первых вошли богатые, уважаемые и знатные люди, многие из которых пришли на берега Тибра вместе с Ромулом. К плебеям были отнесены бедняки и те, кто переселился в город уже потом. Патриции должны были управлять городом, судить, быть жрецами и полководцами, плебеи же должны были заниматься земледелием и ремеслом. С этого времени у плебеев пошла традиция иметь покровителя среди патрициев. Богатые и знатные римляне, которых называли патронами, помогали деньгами или оказывали покровительство бедному согражданину-клиенту, а тот со своей семьей в ответ должен был оберегать честь и интересы своего патрона, начиная от «правильного» голосования во время народного собрания и вплоть до участия в вооруженных столкновениях на стороне господина.

Царь в Риме был высшим арбитром и полководцем, однако, в отличие от наследственных монархий востока, римляне добровольно подчинились ему и в любой момент могли уйти в другие города. Поэтому царская власть опиралась на готовность простых горожан поддержать его решения, а значит на согласие сената и народного собрания.

Ромул и Тит Таций шесть лет правили совместно, победив в нескольких войнах против соседних племен и еще больше усилив Рим. Однажды между родственниками сабинского царя и послами из города Лаврента произошла стычка, которую он должен был рассудить. Таций вынес решение в пользу своих соплеменников, оскорбив тем самым граждан одного из старейших и важных городов Латинского союза. Рим также входил в этот союз, и поэтому спустя некоторое время Тит Таций поехал для участия в общем для всех латинян празднике в честь пенатов, богов-покровителей. Узнав об этом, обиженные латиняне устроили засаду, и царь был убит. Ромул, оставшийся теперь единовластным царем, не стал мстить за своего соправителя.

Затем Ромул много лет царствовал, не зная конкурентов, очень успешно отразил нападение этрусских городов Фидены и Вейи, разбил их армию. Фидены были захвачены, а с Вейями был заключен выгодный Риму мир сроком на сто лет.

Тридцать лет правил Ромул основанным им городом, и за это время горстка его товарищей выросла в целый народ, полный сил и отваги. Простые воины любили своего царя, который был с ними всегда щедр. Зато чем больше проходило времени, тем больше охладевали отношения Ромула и отцов-сенаторов. Те, накопив богатство, считали себя истинными правителями города, Ромул же видел в них лишь своих слуг, обязанных подчиняться ему во всем. Поэтому царь вершил дела, не считаясь с самолюбием и амбициями сенаторов. Вот только те были слеплены из того же теста, что и сам Ромул. Жесткие, упрямые и привыкшие брать больше, чем отдавать, сенаторы копили недовольство и были готовы устранить «тирана», в которого в их глазах превратился их стареющий вождь.

Ромул чувствовал нависшую опасность, но не имел доказательств, чтобы обвинить кого-либо в заговоре. Для своей защиты, помимо ликторов, он создал отряд из трехсот воинов, которых назвал «быстрыми». В отличие от городского ополчения, созывавшегося лишь во время войны, эти бойцы всегда находились в полной готовности и сопровождали царя в его поездках по существенно разросшимся римским владениям. Однако вся царская охрана не помешала Ромулу исчезнуть.

В тот день он с сенаторами отправился за город на смотр войск, возвращавшихся из похода на Вейи. Погода была ненастная, черные густые тучи с ночи затянули небосвод, порывы холодного ветра заставляли ежится даже самых закаленных людей. Царь ехал, плотно закутавшись в свой пурпурный, подбитый мехом плащ и бросал злые взгляды на отцов-сенаторов, с которыми за день до этого поругался. Сенаторы требовали, чтобы именно они занимались разделом недавно присоединенной к римским владениям земли, царь же хотел самолично жаловать этими участками своих воинов. Разговор между патрициями и их царем вышел напряженный, и окончательное решение этого вопроса было отложено. Сейчас Ромул надеялся, что вернувшиеся в Рим простые воины на народном собрании поддержат своего владыку и сенаторы должны будут уступить.

Взгляды, которыми ехавшие чуть позади сенаторы одаривали своего правителя, тоже не искрились добротой. Желание царя обратиться напрямую к воинам городского ополчения было опасно для самого существования сената. Ведь для чего нужны сенаторы и магистрат, если их решения можно оспорить, просто собрав на Форуме собрание из всех способных носить оружие римлян? Кто будет исполнять их приказы, если сам царь не хочет подчиниться воле лучших людей города?

Наконец недолгий путь был завершен. Тут, на поросшем редкими деревьями холме слуги установили для Ромула кресло и натянули над ним навес из ткани и кожи на случай дождя. Отсюда ему будут хорошо видны все проходящие отряды, и он будет приветствовать своих славных воинов. Отличившиеся поднимутся к Ромулу, чтобы взять из царских рук кубок с вином…

«Быстрые» с утра окружили холм цепью, чтобы ни один чужак не смог подобраться незамеченным к Ромулу. Пара ликторов стала рядом с царским местом, остальные выстроились между дорогой, по которой пойдут войска, и холмом.

Вот Ромул грузно опустился на свое место и положил на колени царский жезл, а патриции стали вокруг владыки. Оставалось лишь дождаться, когда длинная змея римской пехотной колонны, уже показавшаяся на горизонте, наконец доползет до ожидающих ее господ.

Наконец первые шеренги авангарда поравнялись с холмом, и Ромул приветственно поднял руку с жезлом. Словно откликаясь на жест человека, в небесах грянул гром. Косматые тучи стремительно затянули последние кусочки чистого неба, и тьма опустилась на землю, словно был час заката, а не полдень. За первой молнией ударила вторая, потом третья, а дальше грохотало не переставая. Природа будто взбесилась. Ветер выл и ревел как чудовище, косые струи воды блистали алмазами в свете оранжево-синих ветвистых молний, гром оглушал. Навес сорвало невидимой рукой, и он взмыл вверх. Ромул вскочил на ноги и что-то кричал, а ветер рвал и трепал его длинные седые волосы. Потом вместе с дождем ударил град. Здоровенные, словно голубиное яйцо, градины до крови хлестали людей и обезумевших от страха животных. В трех шагах от себя было невозможно ничего разглядеть.

Когда буря прошла и ошеломленные люди стали приходить в себя, на вершине холма сиротливо стояло пустое кресло из слоновой кости. Патриции, «быстрые», ликторы и подошедшие ополченцы толпой сгрудились вокруг, пытаясь понять, что случилось и куда пропал царь.

— Квириты! — раздался властный голос и все обернулись. Сенатор Квинт Манлий поднял руку, призывая всех к тишине и продолжил:

— Отец и основатель Рима, сын бога Ромул сейчас на наших глазах был вознесен на небо и стал новым небожителем! Слава новому богу! Слава нашему небесному покровителю! Слава Ромулу!

Несколько голосов подхватили этот кличь, и нестройное «Слава!» понеслось над толпой.

Потом Манлий еще что-то говорил про необходимость почтить Ромула жертвами, построить храм и много еще чего. Широко расставив ноги для опоры, он говорил, а в его левой руке, обмотанный вокруг кисти, висел ремешок, о котором хозяин забыл в волнении.

Я как сейчас помню, как он раскачивался из стороны в сторону. Туда-сюда, туда-сюда… Знаешь, такой тонкий, но очень прочный ремешок из сыромятной кожи с ручками на обоих концах. Коричнево-желтый и уже потертый. Таким ремешком удобно снимать вражеских часовых по ночам. Подкрадешься сзади, накинешь петлей на шею и, резко повернувшись, тянешь, так чтобы концы удавки легли тебе на плечо. Тогда действуют не только руки, но и мышцы спины участвуют. Петля изгибает жертву назад, она спиной падает тебе на согнутую спину и ее ноги отрываются от земли. Смерть наступает практически мгновенно, и часовой не успевает издать ни единого звука.

— Дедушка, ты хочешь сказать, что… — Аппий не смог выговорить конец фразы.

— Нет, внучек, что ты… — усмехнулся старик-патриций Секст Манлий[5], и потрепал правнука по взъерошенным волосам. — Богом стал наш Ромул, самым настоящим богом! Хочешь — спроси у своего школьного учителя. Он подтвердит.

 По латински отец — патер

 Поражающий, бьющий.

 Дословно — жирных, а по смыслу — царских.

 Тело Тарпеи было погребено на одной из скал Капитолия, которая с тех пор называлась Тарпейской. Затем эта скала стала местом казни государственных преступников, которых сбрасывали с нее вниз.

 Старшие сыновья в римских семьях получали личные имена и родовое, а младшие могли быть названы просто третий, четвертый и так далее с добавлением родового имени. Имя Квинт Манлий означает«Пятый сын из рода Манлиев», Секст Манлий соответственно «Шестой из рода Манлиев».

Нума Помпилий

После смерти Ромула целый год в Риме не было правителя. Кандидатуру царского сына все сенаторы отвергли, так как он не был авторитетен в войсках. Однако и человека, который был бы достаточно силен, чтобы взять власть в свои руки, в городе не было. Разные влиятельные семьи интриговали, пытаясь выдвинуть своего родича в цари, но в конце концов сенаторы решили выбрать из своего числа десять человек, которые разделили бы между собой всю власть над городом и его владениями. При этом было решено, что каждый из десяти правит подобно царю пять дней подряд, а потом отдает власть следующему, а тот другому, пока очередь снова не дойдет до первого. Однако власть сенаторов, которые заботились о своих родственниках и клиентах больше, чем о государстве, стала раздражать простых горожан, жизнь которых ухудшилась. К тому же один правитель мог отменить распоряжение другого, что вносило путаницу и сумятицу. Так что единственный правитель был предпочтительнее по многим причинам для большинства жителей города. Собираясь в тавернах или на форуме, квириты говорили, что терпеть власть ста господ стало невмоготу, и надо выбрать одного царя, а если сенаторы будут возражать, то нужен ли людям такой сенат?

Почувствовав, что в Риме назревает бунт, отцы-сенаторы решили сыграть на упреждение и сами предложили народу выбрать царя, но оговорили, что выбранный народным собранием претендент должен быть утвержден сенатом, прежде чем оденет корону.

Вот наступил день народного собрания, и город заполнился людьми. Пришли все, и жившие в Риме постоянно, и те граждане, которые жили в сельских наделах.

Поднявшийся на возвышение сенатор провозгласил:

— Квириты, избирайте царя: таково соизволение отцов. А затем отцы утвердят, если вы изберете достойного стать вторым после Ромула.

Споры были долгими и жаркими, и в конце концов люди решили, что наиболее достоин трона Нума Помпилий, выходец из сабинского племени, прославленный своим умом, честью и набожностью. Говорили, что он умеет общаться с бессмертными, а горная нимфа Эгерия даже обучила его составлению справедливых законов. Вдобавок он был сродником Тита Тация, так как был женат на дочери этого царя. К тому времени он овдовел и мирно жил в сабинском городе Курах.

Репутация Нумы была так чиста, что сенаторы, которые втайне надеялись, что выбор падет на кого-то из их числа, не решились возражать. Однако сам Нума, когда ему сообщили о решении римского народа, колебался, не зная, нужна ли ему эта власть.

Наконец он решил обратиться к богам, чтобы те дали ему знак, и в Капитолийской крепости состоялось гадание. Римский жрец-авгур вопрошал Юпитера, прося послать знамения, которые показали бы волю неба, и бог ответил. Так Нума стал царем.

Время его царствования стало временем мира, так как он не стремился завоевывать новые земли, зато уделял много времени улучшению жизни в городе. По его приказу были подсчитаны и описаны все земли, подвластные Риму, и проведено их справедливое размежевание, чтобы никто не мог захватить земли соседа. Мастеровые люди были объединены в ремесленные цеха, которые получили свои собственные праздники и религиозные церемонии. Были введены новые справедливые законы, за соблюдением которых постоянно следил царь.

Ромул для отсчета времени придумал календарь из десяти месяцев, а Нума улучшил его, повелев считать годом 355 дней, разделенных на двенадцать месяцев.

Много сил царь приложил, чтобы упорядочить религиозную жизнь римлян. Сам царь в то время считался верховным жрецом, и Нума добросовестно исполнял все обязанности священнослужителя, однако он понимал, что большинству будущих правителей города будет приятнее заниматься военными делами, а не жертвоприношениями. Поэтому он ввел должность верховного жреца — понтифика, который должен был следить за правильностью всех совершаемых в Риме божественных обрядов и соблюдением обычаев, а также Нума назначил трех фламинов — постоянных жрецов, служащих трем самым почитаемым богам: Юпитеру, Марсу и Квирину. Кроме того, царем были утверждены или учреждены культы и других богов: Януса, Термина, Фидеса и прочих, которых люди чтили, но не так сильно, как троицу великих богов.

При Нуме был построен храм двуликого бога Януса, ворота которого должны были быть закрыты в годы мира и распахнуты, когда Рим вел войну. По примеру других, более древних, городов в Риме появились весталки, непорочные девушки, служащие богине Весте, содержание которых шло из городской казны. Помимо этого, он отменил человеческие жертвоприношения.

Религиозность царя привела к тому, что и прочие римляне стали богобоязненными и жили так, чтобы небожители были ими довольны. В ответ и боги не отказывали в покровительстве квиритам, и Рим неуклонно богател и усиливался.

Больше сорока лет правил Нума Помпилий, и за это время его государство окрепло, а различия между разными племенами, объединившимися под властью Ромула, стерлись окончательно.

Горации и Куриации

Когда прах миролюбивого Нумы Помпилия был погребен, на освободившееся место был избран храбрый и воинственный Тулл Гостилий, который приходился внуком прославленному полководцу царя Ромула Гостию Гостилию.

Этот царь считал, что Рим слабеет в годы мира, а потому сразу же стал искать повод для объявления войны кому-нибудь из соседей. Многие квириты, рассчитывавшие быстро разбогатеть, взяв военную добычу, поддерживали воинственный дух царя и были готовы взяться за оружие по его приказу.

В этом момент между Римом и Альба Лонгой начался пограничный спор. Римляне, обрабатывавшие поля близ границы, угнали скот у альбанцев, а те, в свою очередь, похитили стадо у квиритов. Из обоих городов были посланы посольства к соседям, которые должны были требовать возврата похищенного и наказания виновных.

Отправляя в Альбу своих людей, Тулл приказал им вести разговор жестко, сначала требуя свое, а лишь потом выслушивая претензии соседей. Если же альбанцы откажутся выполнить требования, то послы должны были объявить войну Альба Лонге. Сам царь принял в Риме послов от Альба Лонги, но прежде чем вести речь о делах, устроил пир, на котором гостей ублажали деликатесами и поили лучшими винами. Пока альбанцы наслаждались пиршеством, вернулись римские послы, которые рассказали, что царь Альба Лонги отверг справедливые римские требования и поэтому они объявили войну, которая должна начаться через тридцать дней.

Лишь после этого Тулл Гостилий принял послов, которым объявил:

— Ваш царь первый пренебрег требованиями послов, и поэтому мы обращаемся к богам за справедливостью, прося небожителей помочь нам. Теперь оружие решит, кто прав в этом споре!

Послы вернулись домой, и два города начали подготовку к боевым действиям. Жители Альба Лонги первыми выступили в поход, подошли почти к самому Риму и разбили укрепленный лагерь в пяти милях от городских ворот. Тут у них случилось несчастье: их царь Клуилий внезапно скончался, и воины избрали своим диктатором Меттия Фуфетия.

Не желая штурмовать укрепленный лагерь, Тулл Гостилий оставил в городе сильный гарнизон, а сам с остальным своим войском ночью обошел вражеские позиции стороной и двинулся на Альба Лонгу. Меттию ничего другого не оставалось, как двинуться следом, чтобы защитить свой оставшийся почти без воинов город.

На альбанской земле два войска встретились, но прежде чем сойтись, Меттий послал гонца к римскому царю, предлагая встретиться для переговоров. Тот согласился, и правители встретились на свободном пространстве между двух готовых к бою армий.

— Покойный Клуилий считал, что в войне виноват ты, потому что не вернул похищенное. Уверен, что ты сам считаешь виновным Клуилия, — начал альбанец. — Только это уже не важно. Если же говорить по правде, то единственная причина, толкающая два родственных народа на кровопролитие, — это властолюбие правителей.

Тулл выжидающе промолчал, и Меттий продолжил:

— Ты живешь еще ближе к этрускам и лучше меня знаешь, насколько они сильны. Их владения окружают наши города, их армия и флот многочисленны, а командиры решительны. Даже сейчас их разведчики следят за нами, а воины стоят по ту сторону границы. Что будет, если мы сейчас сразимся?

— Они нападут и добьют обе наши ослабленные боем армии! — не задумываясь ответил Тулл Гостилий и потер подбородок.

— Правильно! Кто бы сейчас ни победил в бою, он проиграет уже завтра. Так что надо решить спор без большого кровопролития.

— Чтобы избежать этрусской угрозы нам надо стать сильнее. Это можно сделать, объединив альбанцев и римлян в один народ. Если бы я победил в бою, то по примеру Ромула переселил бы вас в Рим.

— Я бы поступил также, — альбанец усмехнулся. — Видишь, царь, между нами в главном вопросе противоречий нет.

— Вопрос в том, кто должен бросить свой город и кто будет править объединенным народом?

— Вынесем спор на суд богов?

— Поединок?

— Да!

— Победа в одной схватке может быть случайностью, пусть бьются двое, а лучше трое.

— У меня в войске есть трое братьев-близнецов…

— У меня тоже есть тройня. Пусть они и сойдутся.

— Согласен.

Пожав руки, вожди разошлись, чтобы обсудить новость с приближенными. Лучшие люди двух городов посоветовались и решили такой исход дела наилучшим. После этого Тулл Гостилий пригласил в свой шатер трех братьев Горациев, которым рассказал о предложении вражеского полководца.

— Я не буду приказывать, — сказал он юношам, -но сегодня в ваших руках судьба Рима. Кто-то из вас может погибнуть, но такова судьба воинов. Приняв вызов Меттия, вы станете самыми известными из римских воинов современности, и поэты спустя века будут рассказывать об этом бое. Победив, вы завоюете для своего народа Альба Лонгу и сами не будете обделены наградами и почетом. Если же откажитесь, то предстоит сражение, в котором вам все равно придется рисковать жизнями. Только тогда погибнут сотни других воинов. Сможете смотреть в глаза их вдовам, которые будут кричать, что лишились кормильцев из-за вашего отказа?

Воины молча переглянулись и согласились.

— Я не сомневался в вашем выборе! — удовлетворенно кивнул царь и приказал выдать братьям самые лучшие доспехи из своих личных запасов.

Затем Тулл Гостилий снова встретился с Меттием Фуфетием, чтобы с соблюдением всех традиций и церемоний заключить договор.

Царей сопровождали жрецы-фециалы, которые ведали внешними сношениями своих городов. Именно они совершали священные обряды, которыми сопровождались начало войны или заключение мира, и от того, насколько точно и правильно они соблюдут ритуал, зависело, будет ли война считаться справедливой в глазах богов и людей и станет ли заключенный договор нерасторжимым.

Кроме фециала, которому предстояло совершить ритуал, нужен был еще и уполномоченный от царя и народа патриций, которого называли избранным отцом, так как, подобно отцу, говорящему от имени всей семьи, уполномоченный произносил священные обеты от имени всех горожан.

— Царь! — голос избранного отца гремел над равниной, и каждый из воинов двух армий слышал его. — Повелеваешь ли ты заключить союз с уполномоченным от альбанского народа?

— Да! — так же громко ответил Тулл.

— Я требую у тебя, царь, священной травы, — зазвучали ритуальные слова, родившиеся задолго до основания самого Рима. Ни жрец, ни царь не могли сейчас изменить ни слова в обряде и старательно говорили то, что должны были произнести.

— Возьми и вырви чистую траву!

Жрец принес с Капитолия пучок железняка, вырванного с корнями так, чтобы на них осталась земля. Эти трава и земля символизировали все римские владения.

Взяв в руки траву, фециал снова заговорил:

— Царь! Уполномочиваешь ли ты меня быть вестником римского народа квиритов?

— Уполномочиваю, и да совершится это без ущерба для меня и римского народа!

— Патриций Спурий Фузий, подойди ко мне, — произнес жрец, и выбранный римлянин вышел из рядов войска. Фециал на глазах у двух войск коснулся головы патриция травой, тем самым назначив избранным отцом.

Альбанцы рядом проделали то же самое, выбрав своего представителя. Затем два уполномоченных долго читали договор, составленный необычайно подробно. Когда это было сделано, Спурий Фузий провозгласил:

— Услышь меня, Юпитер! — он воздел руки к небу, а потом опустил их и обратился к людям. — Слушай меня, уполномоченный альбанского народа и весь альбанский народ! Римский народ не уклонится первым от исполнения всех условий, которые были только что прочитаны от начала до конца. Если же римляне нарушат этот договор, то ты, Юпитер, в тот день так порази римский народ, как я здесь поражу этого поросенка!

Служители быстро приволокли связанное животное, и Спурий убил его кремневым ножом. Рядом всю эту процедуру повторили альбанские жрецы.

Наконец формальности были выполнены, и наступило время боя.

Две тройки блиставших бронзой шлемов и нагрудных пластин воинов вышли на ровную площадку между застывшими в ожидании армиями. Впервые они увидели соперников и на мгновение застыли. Слишком хорошо были знакомы они: Горации и Куриации, чьи матери были сестрами. Много раз они встречались за чашей вина, вместе охотились, сестра Куриациев Сабина стала женой одного из Горациев, а сестра Горациев была невестой черноглазого Куриация.

Родичи и друзья, они сегодня должны были убивать друг друга, исполняя долг перед родиной.

— Надо начинать, да? — спросил один из шести.

— Да, надо, — ответил другой с печалью в голосе.

— Не будем рубить хвост по частям, оттягивая неизбежное. К бою!

Обнажив мечи, шесть юношей стали сходиться, и зазвенела сталь клинков, сталкиваясь с бронзой доспехов. С напряженным вниманием следили за поединком тысячи глаз, а когда удары достигали цели, прокатывался над долиной стон одного народа и радостный крик другого.

Подбадриваемые криками соплеменников, гордые отважности своей миссии Горации и Куриации бились не щадя жизней. Все были молоды и сильны, все хорошо владели оружием, и некоторое время бой шел на равных. Но вот, получив удар в горло, пал один из римлян, его второй брат успел ранить своего противника, но и сам получил смертельную рану в бок.

Теперь единственный живой римлянин остался один против трех альбанцев, двое из которых были невредимыми. Исход поединка казался предрешенным, и стон пронесся над рядами воинов Тулла, а альбанцы разразились криками радости.

Гораций быстро отпрыгнул назад, разорвав дистанцию со своим противником, и бросил взгляд на двух Куриациев, не спеша обходивших его с разных сторон, чтобы потом разом кинуться и добить римлянина. Гораций не стал ждать этого, а развернувшись, кинулся бежать. Альбанцы бросились в погоню.

Видя такой позор, римляне стали ругаться, а их враги смеяться, но все было не так, как им казалось. Куриации в азарте погони забыли об осторожности, и один из них далеко опередил братьев, а раненый отстал. Увидев это, Гораций стремительно развернулся и атаковал первого из врагов. Ударом щита он сбил его с ног, полоснул клинком по шее и, не задерживаясь, сразу побежал ко второму. Три удара — и зарубленный альбанец падает на траву. Ну а расправиться с ослабевшим от раны третьим Куриацием было легко. Получив удар по шлему, тот без сил рухнул на колени.

— Двух врагов я принес в жертву теням братьев, — закричал Гораций, — а третьего я приношу в жертву, чтобы римляне всегда повелевали альбанцами!

С этими словами он сверху вниз вонзил меч в шею противника и в знак своей победы сразу снял с убитого доспехи, которые стали его трофеем.

Альбанцы сдержали свое слово и сложили оружие, признав власть Рима. Погибшие были с почетом похоронены на месте гибели, и римская армия отправилась домой. Во главе армии шел Гораций, а друзья несли за ним одетые на высокие шесты доспехи убитых Куриациев.

Гонцы уже известили горожан о победе, и римляне вышли встречать победителей. Вместе с другими нарядно одетыми жителям перед городскими воротами стояла и сестра Горациев. Ей уже рассказали о бое, но она все еще отказывалась верить в произошедшее. Но вот, поднимая над дорогой клубы пыли, показалось войско.

Выбежав вперед, девушка стала всматриваться в реющие над братом доспехи и, наконец, узнав плащ, который сама вышила для жениха, взвыла и упала на колени в придорожную пыль. В знак траура она распустила волосы и с плачем звала погибшего жениха.

Гораций, оскорбленный таким поведением сестры, бросил ей:

— Не позорь нас! Закрой рот и иди домой!

— Убийца! — завопила та в ответ.

Черная злость поднялась из глубин души и пеленой застелила глаза Горация. Выхватив из ножен меч, которым он сегодня завоевал победу для Рима, юноша по рукоять всадил клинок в грудь сестре.

— Иди отсюда к своему жениху! Ты, собака, забывшая о павших братьях, забывшая об отечестве!

Так и не ставшая женой девица замолчала и удивленно посмотрела на торчащее из груди оружие.

— Иду! — произнесла она и, обмякнув, упала на дорогу, словно груда тряпья.

Радостно гомонившая толпа мгновенно затихла, пораженная зрелищем убийства.

Обведя взглядом притихших земляков, Гораций пообещал:

— Так погибнет всякая римлянка, которая будет оплакивать врага!

Гораций был уверен в своей правоте, но по закону он был виноват. Так что героя схватили и привели на суд к царю. Вина юноши была абсолютно полной, и за такое дело его ждала смерть, ведь пролив кровь, он присвоил себе право судить и казнить, которое принадлежало только царю и государству.

Однако Тулл Гостилий не желал смерти хорошего воина и поэтому отказался выносить смертный приговор. Вместо этого он созвал народное собрание и передал дело Горация на рассмотрение двум судьям-дуумвирам, выбранным из числа патрициев. Хитрость этого решения была в том, что царский приговор нельзя было отменить, а вот решение дуумвиров подсудимый мог обжаловать, обратившись с апелляцией к народному собранию[1]. Царь не сомневался, что народ простит героя, избавившего Рим от угрозы со стороны Альба Лонги.

Так и произошло. Когда судьи вынесли смертный приговор, Гораций подняв руку заявил:

— Я апеллирую!

Теперь народное собрание должно было решить, кто прав — судьи или обвиняемый. Каждый гражданин мог высказаться, и этим правом воспользовался Публий Гораций, отец подсудимого.

— Квириты! Моя дочь своим поведением заслужила смерти. Если бы мой сын не нанес этот удар, то я сам казнил бы её по праву отцовской власти. Если бы я собственноручно удавил ее, то осудили бы вы меня?

— Конечно, нет! — пожали плечами судьи. — Дети — это собственность отца, и он может делать с ними все, что сочтет нужным!

— Так считайте, что сын выполнил мой приказ и поэтому невиновен!

— Виновен! Он убивал по собственному желанию! — возразил один из судей.

Тогда отец обратился к народному собранию:

— Еще утром я был отцом прекрасного потомства, а сейчас у меня остался всего один сын! — начал он говорить так тихо, что все смолкли, чтобы не пропустить ни единого слова. — Так не лишайте меня последней опоры в старости.

Публий обнял сына одной рукой, а другой указал на его трофеи:

— Квириты, как сможете вы смотреть на казнь того, кто только что вернулся с победой и трофеями? Сможете ли вы связать руки, которые только что обеспечили победу Рима?

Римляне молча потупили глаза, а старик, обращаясь к ликторам, продолжил:

— Ты будешь казнить его в городе, среди доспехов, снятых моим сыном с врагов города? Или, может, выведешь его за город? Тогда сделай это между могил Куриациев!

— Нельзя его казнить, — произнес кто-то из толпы.

— Правильно, не заслужил Гораций этого! — поддержал говорившего второй голос. После этого все разом зашумели, и когда пришло время голосовать, большинством голосов Гораций был оправдан.

— Руководствуясь уважением к доблести, а не обстоятельствами дела, народ и сенат Рима оправдывает Горация! — провозгласил царь. — Но чтобы преступление было хоть чем-то искуплено, я приказываю Публию Горацию принести очистительную жертву за сына.

Так закончилась история Горациев, а в Риме с тех пор по примеру героя обвиненные в суде все чаще обращались с апелляцией к народному собранию.

***

Подчинение Альба Лонги, достигнутое победой Горация, было неполным. Жители этого города хоть и признали власть Рима, но продолжали управляться своими старейшинами и Меттием Фуфетием. Там остались прежние законы и собственная армия.

Вскоре началась война Рима против городов Фидены и Вейи. Альбанское войско присоединилось в походе к Туллу Гостилию, но когда началось сражение, альбанцы не вступили в бой.

Меттий Фуфетий не решился открыто нарушить клятву и перейти на сторону врагов Рима, но и не стал помогать квиритам, как это было условлено. Когда римская фаланга выступила из своего лагеря и на равнине столкнулась с врагами, альбанский отряд стал уходить в сторону соседних холмов. Римский всадник, заметивший измену союзников, прискакал к царю и сообщил об этом. В одно мгновение Тулл Гостилий сообразил, что нужно делать. Он громко крикнул, что все идет по плану, это по его приказу альбанцы заходят во фланг к врагу.

Крик римского царя услышали фидеяне, и их командир поверил в эту хитрость. Чтоб не попасть в окружение, войско из Фиден начало отступать, а потом и вовсе обратилось в бегство. Тогда римляне обрушились на отряд из Вейи и разгромили его.

Лишь когда победа римлян стала окончательной, альбанцы присоединились к ним. Тулл Гостилий не стал никак выражать своего отношения к союзникам-предателям, дружелюбно общался с альбанскими командирами и пригласил их завтра принять участие в очистительном жертвоприношении.

Следующим утром ничего не подозревающие командиры Альба Лонги пришли к месту жертвоприношения и оказались полностью окружены римскими солдатами.

Когда все собрались, царь начал свою речь:

— Римляне! За вчерашнюю победу нужно благодарить не нашу доблесть, а милость богов! Ведь нам пришлось сражаться не только с врагом, но и с изменой и вероломством союзников. Знайте, я не приказывал альбанцам уходить с поля боя. Они сами бросили нас, надеясь, что мы все погибнем в неравном бою. Я сказал о своем приказе лишь для того, чтобы вы не впали в панику, видя измену. По милости богов враги поверили, что альбанцы действуют заодно с нами, и бежали. Мы победили, но измену нельзя оставлять безнаказанной. Я не виню всех альбанцев, поскольку они подчинялись Меттию, который и предал нас, нарушив священный договор.

Тут же альбанский правитель был схвачен и казнен для устрашения всех, кто рискнул бы нарушить договор с Римом. Несчастного диктатора привязали к двум колесницам, а потом пустили коней вскачь, чтобы жертву разорвало на куски.

Оставшимся вождям Альба Лонги было объявлено, что их город будет полностью уничтожен, а его жители должны переселиться в Рим. Не готовое к такому повороту событий альбанское войско было легко разоружено и отведено в Рим. Еще один римский отряд отправился в Альба Лонгу, жителей которой заставили забрать все ценное и идти в Рим. Когда последний горожанин вышел из обреченного города, квириты до основания разрушили все здания, кроме храмов. Так закончилась четырехсотлетняя история города Альба Лонга, основанного потомками троянцев и латинян.

Впрочем, жители не особенно пострадали. Им для поселения был выделен один из римских холмов и предоставлены все гражданские права, старейшины альбанцев получили места в римском сенате, из числа бывших состоятельных защитников Альба Лонги были набраны десять новых отрядов кавалерии, а простолюдины были распределены по пехотным подразделениям. Среди новых граждан Рима были и прямые потомки троянца Энея, получившие родовое имяЮлии. Семь следующих веков представители этой семьи будут занимать высшие должности в Риме, а последний из этого рода Гай Юлий Цезарь навсегда изменит и Рим, и всю мировую историю.

В результате этого переселения население Рима выросло вдвое, а соответственно возросла и военная сила молодого города. Поэтому Тулл Гостилий поспешил использовать ситуацию для начала новых войн, во время которых он разбил племя сабинян, родственников тех, кто присоединился к римлянам во времена Ромула. К концу правления Тулла Гостилия все соседи признали мощь Рима и вынуждены были считаться с интересами римского народа.