Алексей Гурбатов

Стакан воды

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Художник Мария Хазова

Редактор Светлана Суркова

© Алексей Гурбатов, 2018

Это правдивая жизненная история, которая пронизана всего одним вопросом — могут ли слова мамы стать пророческими? Вы узнаете из книги «Стакан воды».

16+

ISBN 978-5-4496-0323-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Стакан воды

Ты для других живёшь на свете

И, забывая про себя,

Как будто в зной прохладный ветер,

Сдуваешь словом тяжесть дня.

Душа твоя неизмерима.

Глаза, как тёплый океан.

И сердце больше всего мира,

А светлый разум Богом дан.

Тебе к лицу твои седины.

Морщины только молодят.

Черты твои неотразимы,

А речь — ученье для ребят.

Ты словно ангел нежно-белый,

Ты точно с Неба Божество,

Своей надеждою и верой

Способна созидать добро.

Любовь твоя, как купол Храма,

Неописуема больша.

Я так горжусь тобою, мама,

Что жить умеешь не греша!

***

Урал. Октябрь. Обычный день, единственная отрада которого в том, что он солнечный. Большинство сидельцев не решаются без надобности покидать барак — на улице ветрено. А я иду по асфальтированной аллее с расстёгнутой верхней пуговицей на телогрейке, всем телом ощущая дыхание Севера. Но мне не холодно. Меня греет мысль о встрече с любимым, родным человеком.

В специально отведённое здание для длительных свиданий я зашёл последним, желая чуть раньше положенного увидеть маму через полупрозрачное стекло разделительного ограждения. Впереди ещё длительный обыск и тот, мимолётный взгляд на дорогого человека помогает скоротать долго тянущиеся минуты ожидания встречи.

Нет, не повезло. Не увидел.

«Наверное зашла в комнату обыска» — подумалось мне.

Я сделал первые шаги по лестнице, ведущей на второй этаж, где в казённой комнате с двумя кроватями (односпальной и двуспальной), холодильником из далёкого прошлого, деревянной вешалкой, спрятавшейся за дверью с облупившейся белой краской, кухонным гарнитуром местного производства, состоящего из одного навесного и одного напольного шкафов со скрипучими, отваливающимися дверцами, четырёх неудобных табуреток с круглыми сиденьями и на трёх ногах (идея зэка-дизайнера), гибридом видеомагнитофона и телевизора с маленьким экраном, узким проходом между кроватями, ведущему к большому, квадратному окну, от которого зимой неимоверно холодно, а летом очень жарко, запахом еды, табака, слёз и секса, впитавшимся в стены, на девяти квадратных метрах предстояло прожить мне и маме следующие три дня, разговаривая обо всём.

— Лёха, Лёха! Закинь вещи в четвёртую и спускайся сюда. Твоей маме плохо, — встревоженным голосом крикнул мне дневальный комнаты для свиданий.

Мгновение я не мог понять, что следует делать. Остановился. Туплю. Сердце начало бешено биться, а мозг отдал команду бежать.

Я, как вихрь, ворвался в нашу комнатушку, бросил на кровать взятые с собой вещи и три синие астры, специально выращенные для мамы в горшке на подоконнике отряда, и мухой вылетел обратно.

Два лестничных пролёта до комнаты обыска я преодолел в несколько прыжков и без стука открыл дверь в досмотровое помещение…

1.

27 апреля, в далёком 1938 году, на южном берегу озера Исык-Куль в многодетной семье родилась моя мама — Гурбатова Валентина Семёновна. Она стала последним, одиннадцатым ребёнком. К несчастью, один братик умер от пневмонии в годовалом возрасте, а одна из сестёр-двойняшек при родах. Таким образом, в семье Семёна Иващиненко осталось девять детей — семь девочек (Нюра, родившаяся ещё в царской России, аж, в 1915 году, Лида, Лиза, Маша, Зина, Тамара, Валя) и два мальчика (Андрей и Коля).

Жизнь многодетной семьи была сложной. Нехватка продовольствия, антисанитария и это при том, что в роду Иващиненко лодырей не было. Старшие помогали родителям, а младшие, как могли, старшим. Сплочённость и взаимовыручка служили фундаментом семьи моей мамы. Но с вторжением немецко-фашистских захватчиков на пределы Родины, этот фундамент дал трещину — многочисленных родных разбросало по бескрайним просторам Советского Союза. Утешало одно — никто из братьев и сестёр не погиб на фронтах той страшной войны.

Радость от победы была недолгой. Сначала умер мамин отец, а спустя несколько лет и её мама, внеся тона траура в новую, мирную жизнь.

Старшие сестры и брат уже создали свои семьи, в которых появились дети, а до сопливой девчонки дела никому не было. Мама была предоставлена сама себе и большую часть свободного времени проводила с мальчиками, играя с ними в футбол и «войнушку». Но о учёбе в школе и о домашних делах она, разумеется, никогда не забывала. В школе мама была хорошисткой и ярой активисткой, а дома вечно крайней. На неё родные регулярно выливали накопившуюся за трудный день злобу и усталость. Мама плакала от обиды, но слёзы старалась никому не показывать.

Шло время.

Мама окончила школу и в том же году отгуляла на свадьбе второго брата.

Коля был стройным, красивым, остроумным, жизнерадостным и трудолюбивым. Он никогда не испытывал нехватки женского внимания. За Колей охотились многие девушки, но выбрал он почему-то Зину.

Зина не отличалась изысканной красотой, утончённым вкусом и добродушной весёлостью — обычная деревенская девушка, не брезгавшая никакой работой. Но её лицо притягивало внимание. Особенно глаза и улыбка, вернее её отсутствие. Тёмные, большие, умные глаза казались злыми. А редко появляющаяся улыбка только подчёркивала злость. (Я, например, ни разу не видел тётю Зину смеющейся. Нет, не улыбающейся, а именно смеющейся).

Когда в родительском доме появилась жена брата, мама как-то сразу стала лишней. Словесные перепалки с молодой хозяйкой делали ее жизнь невыносимой.

Мама не раз просила брата:

— Коля, поговори с женой. Её придирки сведут меня с ума. Всё, что я делаю, ей не нравится.

Но Коля отвечал:

— Валя, не плачь. Зина правильно говорит, и ты должна выполнять и уважать её требования. А так же не забывай, что находишься в НАШЕМ доме и кушаешь НАШ хлеб!

«Конечно же братка прав!» — думала мама и решила как можно реже бывать в отцовском доме. Она жила недолго то у одной сестры, то у другой, которые вышли замуж, но из Киргизии не уехали. Мама ухаживала за детьми сестёр, при этом, как и любая девушка на выданье, мечтая о своих.

2.

На большеглазую красавицу с длинными, по пояс, жгуче-чёрными волосами обратил внимание стройный, худощавый ленинградец, приехавший во Фрунзе в командировку. Маме тоже понравился весёлый, милый парень, который бы всего на пару лет старше ее. Они стали встречаться, посещая кино и музеи. Спустя некоторое время их свидания перестали быть тайной.

В один из вечеров Николай отозвал в сторону от мамы её ухажёра и о чём-то долго беседовал с ним. Разговор напоминал встречу давно знакомых людей с периодическим рукопожатием и похлопыванием друг друга по плечам. Мама, стоя поодаль, волновалась, что брат запретит ей встречаться с понравившимся молодым человеком. Но этого не произошло.

Лишь через несколько дней Коля начал разговор о ленинградце:

— Валя, а скажи мне, нравится ли тебе Сергей?

Мама от бестактного вопроса пыхнула краской и отвела взор красивых, карих глаз в сторону, ища в кустах сирени ответ на вопрос брата. Даже себе юная девушка боялась признаться в том, какие нежные чувства зарождаются в ее сердце к образованному парню из интеллигентной семьи.

— Вижу, вижу, что люб тебе ленинградец, — продолжал весёлым тоном брат.

Неловкость сестры даже вызвала на Колином лице улыбку. Но он тут же осёкся, понимая, что разговор невесёлый.

Очень грубо и резко Коля сказал:

— Вот и уезжай в Ленинград! Ты здесь никому не нужна, а Сергей согласен взять тебя в жёны.

От этих слов мама поперхнулась глотком воздуха, словно её больно ударили в грудь, а на глазах появились слёзы.

После такого «удара под дых» маме ничего не оставалось делать, как уехать в город на Неве с милым, но малознакомым человеком, не успев понять, что же она испытывает — любовь или простое любопытство к неординарной личности.

3.

«Северная Пальмира» встретила уроженку среднеазиатских широт влажной прохладой и красотой монументальных зданий.

«Я определённо добьюсь здесь успеха и стану самой счастливой,» — с улыбкой на лице думала мама, стоя у парадной пятиэтажного дома на Садовой и держа за руку Сергея, моего будущего отца.

Но успех и счастье не спешили приходить.

Живя втроём в одной двадцатиметровой комнате, разделённой фанерной перегородкой надвое, мама регулярно выслушивала недовольства свекрови, а выйдя в коридор, и соседей по коммунальной квартире. От несправедливых придирок мама начинала замыкаться в себе, все реже на ее милом лице появлялась красивейшая улыбка и ямочки на щеках.

Но так вечно продолжаться не могло! Чтобы как можно реже бывать дома, мама поступила на курсы бухгалтеров и, окончив их, устроилась на работу по только что обретённой специальности на «ЛАО» (ленинградское адмиралтейское объединение). Разумеется, свекрови это было не по нраву.

4.

Тамара Борисовна Пущина была невысокой, худощавой женщиной со склочным характером и аристократическими чертами лица (заострённый нос и подбородок, уверенный взгляд красивых зелёных глаз, аккуратные уши). Она считала себя родственницей графа Пущина (по некоторым данным так оно и было) и поэтому пренебрежительно относилась к простолюдинам.

Тамара Борисовна всячески убеждала сына в неправильном выборе супруги. Но мой отец не прислушивался к словам своей матери и старался поддерживать молодую жену во всём.

5.

В то время папа работал водителем в засекреченном конструкторском бюро и к обеду появлялся дома в форме лейтенанта неизвестного рода войск, подъезжая к парадной на чёрной «Чайке» начальника.

Конечно же, имея красивую внешность, машину правительственного уровня и отлично сидящую военную форму, папа притягивал взгляды женщин. Поэтому ему не составляло труда обольщать доверчивых девиц и заниматься с ними амурными делами на их же территории. Мама догадывалась о любовных похождениях мужа и не раз говорила ему о своих догадках. Но отцу удавалось выкручиваться, делая из жены виноватую, и продолжать разгульную жизнь.

Весёлые компании, рестораны и распутные женщины приучили папу к выпивке. И придя домой в подпитии, он стал часто кулаками доказывать жене свою правду.

Даже рождение сына, в середине сентября 1960 года, не избавило новоиспечённого папашу от применения силы и пагубного пристрастия к «зелёному змию». Наоборот, появление ребёнка только усугубило пьянство и рукоприкладство.

6.

Мой брат Саша родился с патологией. В его маленьких почках врачи обнаружили совершенно немаленькие камни. Прогнозы на выздоровление были неутешительные. Но мама верила, что сынок поправится и прилагала к этому максимум усилий, жертвуя своим здоровьем.

Мама устроилась на вторую работу и, экономя на себе (не доедая и не досыпая), откладывала скудные средства для отправки сына в здравницы Кавказа. Надеяться на мужа и свекровь она не могла.

За два мучительных года мама осунулась и сильно повзрослела. В её глазах читались усталость и страх. Она боялась, что первенец может не вынести медикаментозного лечения и поэтому стала просить помощи у Бога. Тайные, скорбные мольбы были услышаны, и Саша благополучно выздоровел. Но на голове у мамы осталась память о всех тех бессонных ночах в виде первых прядей седых волос.

7.

Казалось, всё начинает налаживаться. В глазах у заботливой матери стал вновь появляться «огонёк» жизненного задора, а сама жизнь обретала смысл.

Саша рос послушным, красивым мальцом с тёмными кудрями на голове.

По настоянию свекрови, брата отдали в музыкальную школу по классу скрипки. Коммунальная квартира, практически, сразу наполнилась фальшивыми нотами начинающего скрипача. И хотя сама мама могла слышать страдания инструмента лишь в вечерние часы (она по-прежнему работала в двух местах — бухгалтером на «ЛАО» и диспетчером в части пожарной охраны), но и этого ей хватало, чтобы понять, как не нравится сыну «распиливать» скрипку смычком. Но строгая бабушка, следившая за музицированием внука, не желала отступать от своей навязчивой идеи сделать из Саши первую скрипку в консерватории.

— Мамуля, а почему «Баба-Ёшка» так хочет сделать из меня скрипача, ведь она видит, что у меня не получается? — спрашивал Саша у мамы по дороге в музыкальную школу, называя родную бабушку сказочным персонажем, олицетворяющим нечистую силу.

— Бабушка хочет, чтобы ты стал знаменитым и научился любить и ценить прекрасное как в музыке, так и в жизни, — отвечала мама Саше, улыбкой реагируя на прозвище свекрови.

И брат научился любить и ценить прекрасное. Он был замечательным музыкантом с талантом поэта.

8.

После смерти Тамары Борисовны, Саша, с согласия мамы, забросил скрипку. Но приобретённые им знания в музыкальной школе помогли без труда освоить новый, модный в те годы, инструмент — гитару. Мой брат играл на шестиструнке так чувственно, что не оставлял равнодушным к своему исполнению никого. Он сам сочинял простенькие стишки и музыку. Получившиеся песни, исполненные его красивым голосом, становились хитами в молодёжной компании, где нередко распивалось красное, креплёное вино.

9.

Как выяснилось, у брата был ещё один дар — замечательная память. На это и обратил внимание папа. Он стал обучать Сашу игре в покер. Игровой тандем отца и сына долгое время оставался незамеченным для мамы. Всё раскрылось только тогда, когда Саша проигрался в пух и прах во взрослой компании и, не отдав в срок деньги, был избит кредиторами.

Брат побитый пришёл домой, где находился отец, приехавший, как обычно на обед. Папа бегло осмотрел Сашу и понял, что без медицинского участия не обойтись. Выйдя на улицу к парадной дома, где стоял таксофон, он быстро набрал телефонный номер мамы:

— Валя, срочно бросай работу и немедленно приезжай в травмпункт. Сашу избили! Не волнуйся, с ним ничего страшного, просто челюсть сломана, — заверил отец.

Встревоженная мама бросилась в медицинское учреждение, периодически, останавливаясь и хватаясь за сердце, под которым зрела новая жизнь.

К счастью для Саши, обошлось только сломанной челюстью без повреждения мозга. Этот урок «горе-покеристу» пошёл на пользу, и он больше не искал «острых» ощущений. А папа, признав свою ошибку, впредь не предлагал моему брату перекинуться в картишки.

10.

Вопреки запретам мужа, мама окончила ленинградский пожарно-технический техникум и уже работала по новой специальности, получив звание младшего лейтенанта. Бухгалтерский труд она завершила и стала пробивать себе дорогу по офицерской стезе. Маме приходилось много работать, так как её зарплаты не хватало на нужды семьи. И хотя папа на тот момент трудился инженером в сталепрокатном цехе «Кировского завода», имея необходимое образование и отличные рекомендации от начальника развалившегося секретного конструкторского бюро, но свои заработанные деньги тратил на женщин, вино и карты. Поэтому мама оставалась в пожарной части по вечерам и, рыдая, сняв с себя китель с погонами офицера, шла мыть туалеты и наводить уборку на этажах, чтобы иметь дополнительные средства.

11.

Нервные переживания и физические перегрузки негативно отразились на маме. Её здоровье сильно пошатнулось (возникли проблемы с сердцем), что не могло ни сказаться на будущем ребёнке.

В положенный срок мальчик появился на свет, но, прожив несколько часов, умер. В считанные дни, от сильнейших страданий и упрёков себе, волосы мамы стали седыми. А ей было всего тридцать два года!

12.

Но опускать руки мама позволить себе не могла. Собравшись с силами, она продолжала жить, регулярно посещая Никольский Собор. Невзирая на уверения советских властей о том, что Бога нет, мама молилась и ставила свечи под образа, не задумываясь о возможных взысканиях на работе за столь безрассудные действия. Именно Святая вера и искреннее желание, помогли ей вновь забеременеть, хотя врачи уверяли маму, что подобное невозможно.

Все девять месяцев мама оберегала плод от любых потрясений. Она соглашалась с грубыми оскорблениями пьяного мужа, чтобы не дать ему повода для применения силы. И вот, в последний день лета 1976 года, на свет появился я, став для мамы утешением в сложном мире человеческих отношений.

***

…Мама стояла в одежде, облокотившись на металлический стеллаж. Ей было плохо. Морщинистые руки тряслись. Говорила тихо, с трудом и заикаясь.

Я крикнул: «Мама!» — и, подойдя, крепко прижал любимого человека к себе.

Услышав родной голос, мама начала плакать и, поглаживая слабыми руками по моей спине, произнесла:

— Сыночек, родной, ну вот и свиделись!

Мои глаза наполнились слезами и одна, самая крупная, упала ей на лицо.

— Ну всё, всё, мой мальчик. Не плачь. Мне уже лучше. Тебя увидела и сразу полегчало, — сказала мама, вытирая мне слёзы.

И правда, её голос зазвучал увереннее. Осанка выпрямилась. Даже на щеках появился румянец. В общем, взяла себя в руки.

— Молодой человек, выйдите, пожалуйста. Мне необходимо досмотреть Вашу маму и её сразу же проводят в комнату. После того, как она уйдёт, Вы зайдите сюда, чтобы в Вашем присутствии я проверила продукты питания и личные вещи для выявления запрещённых предметов, — вежливо произнесла сотрудница ФСИН (Федеральная служба исполнения наказаний), сверкнув сержантскими лычками на погонах камуфлированной формы.

— Скажите… — попытался задать я вопрос представителю от администрации исправительной колонии, освобождая из объятий маму.

— Не беспокойтесь, врача ей уже вызвали, — перебив, ответила сержант на мой незаданный вопрос, видимо прочитав его в моих обеспокоенных глазах.

— Спасибо, — поблагодарил я предусмотрительную женщину и вышел за дверь.

Досмотр занял не больше двух минут (хорошо, что отменили унизительный обыск на гинекологическом кресле, заменив ту процедуру проверкой при помощи металлоискателя). Маму увёл наверх всё тот же дневальный, который сказал мне о её плохом самочувствии.

Я зашёл в досмотровую комнату и стал выкладывать на стеллаж всё, что привезла мама. Честно скажу, мне было невмоготу поднимать многочисленные сумки и сумочки. Хотя я без особого труда из положения лёжа жму от груди стокилограммовую штангу, от тяжести сумок даже мне стало дурно. А моя хрупкая мама тащила их от самого дома!..

13.

К моменту моего рождения, брату Саше было без малого шестнадцать лет. Он помогал маме и по хозяйству, и в заботах обо мне. Наша мама, наблюдая за действиями Саши, не могла нарадоваться отличным воспитанием старшего сына. В такие минуты она превращалась в счастливую мать двоих милых детей. Но длилось это недолго.

Папа продолжал пить «горькую», как заправский пьяница. Мама металась между пьяным отцом и плачущим мной, забывая о существовании Саши. В глубине души, ревнуя маму, он ненавидел пьяного отца и сожалел о моём рождении, но виду старался не показывать. Саша сильно любил маму и безумно переживал за её здоровье.

14.

Когда врачи сказали маме, что я не буду ходить, брат постоянно был рядом с ней, выполняя любые мамины поручения. Саша оберегал и поддерживал маму, вселяя в неё веру в моё выздоровление. И мама верила. ВЕ-РИ-ЛА! Она прилагала все силы, чтобы я вырос самостоятельным человеком, в очередной раз забывая о себе. И назло всем врачам и в благодарность заботливой мамульке, под удивлённые взгляды брата и отца, я пошёл. И непросто пошёл, а опередил график начала хождения на полтора месяца!

15.

Но словно по нелепому закону физики, который гласит: «Если где-то прибыло, то значит, где-то убыло», — мой отец заболел желтухой. Страшный недуг грозил перейти в необратимую болезнь печени и даже привести к гибели заболевшего, если не будут соблюдены строжайшие диеты. А папа к диетам относился никак. Он продолжал пить «беленькую», запивая её «красненьким».

16.

С момента переезда мамы в Ленинград из Киргизии прошло много времени. Она возмужала и занимала достойное положение в социалистическом обществе. Отношения с братом Колей нормализовались, а обиды забылись. Да и все многочисленные родственники уже не видели в маме беспомощную, младшую сестру, а смотрели на неё с почтением и уважением.

И вот в Ленинград, в маленькую комнату коммунальной квартиры, потянулись гости из Киргизии, Дальнего Востока и Краснодарского края. Родня привозила с собой детей и огромное количество гостинцев.

Я помню, как часто, почти каждое лето, и меня отправляли погостить куда-нибудь. Но чаще всего я ездил во Фрунзе. Мне нравилось бывать на малой родине мамы и получать знаки внимания со стороны огромного количества родственников.

17.

К сожалению, вылазки всей нашей семьи в Киргизию и в другие регионы СССР были очень редки. Мама, как мне казалось, жила на работе. Папа нуждался в периодическом прохождении лечения в медицинских учреждениях. А брат, придя из армии, женился и вместе с супругой уехал учиться в Москву. (Решив пойти по стопам матери, Саша поступил в академию МВД, а его жена в лесотехническую). Но и пусть даже, очень редкий, совместный отдых на курортах огромной страны запомнился мне многочисленными счастливыми моментами. Особенно мне нравилось, что мама в те мгновения улыбалась.

18.

Папины заболевания прогрессировали, превращая его в беспомощное существо огромных размеров. Он страдал ожирением, сахарным диабетом и циррозом печени, но продолжал выпивать.

Я наблюдал как мама, хрупкая женщина, затаскивала с первого этажа на пятый грузное, пьяное тело папы, любезно уложенное его собутыльниками спать в парадной дома. Смотреть на это было больно. Я пытался помогать, но был ещё очень мал, чтобы сдвинуть неподъёмный груз, и только путался под ногами у мамы.

Истратив множество сил и океан слёз, мама бережно укладывала отца на полутора спальный диван, требующий ремонта. Аккуратно раздевала папу и, под матерное недовольство проснувшегося, убаюкивала, укрыв одеялом. Затем шла убирать, готовить, стирать. Закончив с домашними делами, мама укладывала меня спать, а сама садилась перепроверять отчёты по пожарной безопасности, принесённые с работы на дом. Порой мама даже не ложилась, а, с опухшими от усталости и слёз глазами, отвозила меня в детский сад и шла на службу.

19.

Стремительно мчалось время.

Я уже ходил во второй класс школы, когда в ночи у меня скрутило живот. Мама находилась на работе, на суточном дежурстве, и поэтому папа сообщил ей о случившемся по телефону. Затем он вызвал скорую помощь и стал ждать.

Врачи и мама приехали одновременно. Медики диагностировали аппендицит, а мама усмотрела у меня сильный испуг.

Операция прошла нормально, испуг исчез и моему здоровью ничто не угрожало. Но мама почему-то сильно переживала и корила себя в произошедшем, хотя её вины здесь ну никак быть не могло. Подумаешь, воспалился аппендикс! С кем не бывает? Но только не для мамы. Она считала, что где-то не доглядела, что-то не соблюла, раз в результате сынок заболел и испугался.

Такая мама вся!

20.

Маме удалось выхлопотать для Саши и его жены отдельное жильё, зарубив себе на несколько лет подошедшую очередь на квартиру в новом районе города. Но, к счастью, и её день настал.

Спустя почти тридцать лет проживания в коммуналке, маме в торжественной обстановке вручили ордер на двухкомнатную квартиру на юго-западе Ленинграда. Сказать, что мама была счастлива, не сказать ничего. Она вся светилась изнутри. Ей так шло быть счастливой, что казалось, я только тогда стал по-настоящему узнавать свою маму.

Она раскрывалась для меня в новом свете. В свете театральных софитов и музейных шедевров. Мы культурно развивались. Вместе обустраивали новую квартиру на шестнадцатом этаже. И вместе ходили в кружок художественной самодеятельности, где я смотрел, как мама готовится к выступлениям на сцене.

Мама умудрялась совмещать свои увлечения со службой, чтением лекций младшему офицерскому составу, безупречным домашним бытом, заботой о больном муже и помощью старшему сыну. В то время она была по-настоящему счастливой! Но я до сих пор не могу понять, как у мамы на всё и всех хватало времени и сил.

21.

В новую квартиру мы переехали, когда Горбачёв учинил в стране перестройку и гласность.

Амбициозный молодой генеральный секретарь ЦК КПСС, чтобы создать непьющего русского мужика, отдал приказ на уничтожение виноградников в Киргизии, Молдавии и других республиках Советского Союза. Но такие радикальные меры не помогли — русский мужик пить не перестал!

22.

К тому времени папа вышел на пенсию по инвалидности и уже с трудом мог передвигаться. Выход на улицу к парадной многоквартирного дома для него приравнивался к героическому поступку.

И хотя папа редко бывал на людях, но в одежде он всё же нуждался. Вещей столь огромного размера не было даже в магазинах «Богатырь». Приходилось шить одежду на заказ, а стоило это очень и очень дорого. Мама крутилась, как белка в колесе. Она брала дополнительные лекции, работу на дом и подыскивала ещё какую-нибудь халтуру, но денег всё равно не хватало.

Себе обновку давно не покупая, мама одевалась в комиссионных магазинах или донашивала вещи подруг, чтобы ни папа, ни я не нуждались в необходимом.

Разумеется, в таком ритме жизни не только улыбка с лица убежит, но и руки опустятся. Но только не у мамы! Она, прикусив губу, тянула свою семью, семью моего брата и помогала коллегам по работе.

23.

Мне только, только исполнилось четырнадцать лет, как в голову пришла идея заняться криминальной деятельностью. Иметь карманные деньги на личные нужды ну очень хотелось. А благодаря рекламе, таких нужд становилось всё больше и больше.

Дела на преступной тропе шли в гору (квартиры обворовывались на раз), и я трескал жвачки и шоколад за обе щеки, нередко запивая сладости пивом. Мама видела перемены, происходящие со мной, но изменить что-либо была уже не в состоянии. На вопросы мамы о происхождении денег, я отвечал откровенным враньём и небылицами. Но она верила мне и за это расплачивалась слезами, узнав правду.

24.

7 ноября 1990 года, я, Саша и его жена накрывали праздничный стол. Папа смотрел по телевизору демонстрацию, посвящённую очередной годовщине Великой Октябрьской революции. А мама, по закону подлости, и в этот праздник была на суточном дежурстве.

Саша скомандовал:

— К столу! — и мы, не торопясь, стали приближаться к залу.

Папа зашёл в клозет по нужде, но ему неожиданно сделалось плохо. Он успел что-то крикнуть и упал, открыв телом дверь.

Саша и я подбежали к отцу.

Мой брат перевернул папу на спину и как можно спокойнее попросил меня:

— Лёша, принеси со стола железную ложку, а сам побудь у соседей. Нечего тебе здесь смотреть.

Я выполнил просьбу брата и, уходя, заметил, как по Сашиному лицу стекают слёзы беспомощности. Мне всё стало понятно.

Папа умер!

25.

Когда два здоровых бугая в медицинских халатах выносили папино тело, я сидел возле лифтов на полу, опершись спиной на тёплую, лестничную батарею, и плакал.

Мне вдруг вспомнился один случай…

Мы тогда жили в коммуналке на Садовой, а я еще не ходил в школу.

Папа пришёл с работы перед самым моим приготовлением ко сну и мама, вспылив, сказала ему:

— Опять нажрался?! Да когда ж это кончится?

Отец, как обычно, отбрехался. Но в этот раз маму не удовлетворил ответ мужа, и она решила закатить истерику, за что тут же получила сильную пощёчину.

Из маминых глаз потекли слёзы, а из уст ужасные слова:

— Чтоб ты сдох!

— Я сдохну в такой день, который ты запомнишь на всю свою оставшуюся жизнь! — высокомерно, с улыбкой на лице парировал папа и отправился спать.

…«Более запоминающегося дня вряд ли можно придумать!» — подумал я.

26.

Какие бы ссоры не происходили между родителями, было видно, что мама очень сильно любит папу. Её любовь проявлялась в заботе о нём.

Только мама была в состоянии обрабатывать многочисленные гнойные язвы на папином теле, говоря при этом какие-то ласково-нежные речи.

Только мама могла подобрать нужные слова, когда папа от своей безысходности начинал плакать, наблюдая как хрупкая жена, надрываясь, купает его огромное тело, расплывшееся по всей ванне.

Мама говорила с огромной любовью:

— Серёженька, милый! У нас всё будет хорошо. Не нужно отчаиваться. Я с тобой. С тобой Саша и Лёша. Нужно держаться, родной!

И папа держался. А в знак благодарности, превозмогая страшную боль, танцевал. От вида, как каждая жировая прослойка папиного стошестидсятикилограммового тела сотрясается под музыку, мама смеялась до слёз.

А на похоронах мама так искренне, и так скромно плакала, как может плакать только по-настоящему любящий человек, не желающий жалости со стороны людей, собравшихся на траурной процессии. Маме приносили соболезнования, но она, казалось, не слышала их, не веря в смерть родного, любимого человека и вспоминая красивые моменты из их жизни.

Мама очень любила отца!

27.

А дальше, не дав опомниться от смерти мужа, судьба дарует маме новые потрясения.

У Саши врачи обнаружили сахарный диабет. Страшный диагноз подкосил моего брата. Он стал злоупотреблять спиртным, тем самым подбадривая себя. Ссоры с женой из-за пьянства участились. Сашина семья распадалась.

Ощущение было такое, что кто-то там, наверху, мстит мужской половине рода Гурбатовых. И его проклятие переходит от отца к сыну.

Вряд ли я смогу описать страдание матери — не хватит слов описать всё, что она испытывала тогда. Уединившись, мама плакала, но, вытерев слёзы и высоко подняв голову, шла мирить поругавшихся, внушая Саше и его жене благоприятные перспективы на будущее.

28.

Я со своей стороны тоже «помогал» маме.

Мой криминальный путь уверенной походкой привёл меня в тюрьму для малолетних преступников, оставив на сердце матери очередной болезненный рубец. Чего ей стоило высвободить меня из острога, одному Богу известно.

Но, как оказалось, всё плохое только начиналось.

29.

От огромных переживаний здоровье мамы ухудшилось. Её венозное и артериальное давление выросло до запредельных показателей, сделав из женщины-офицера нетрудоспособного гипертоника.

В 1993 году именно заболевание, а не возраст, стало для мамы основной причиной ухода на пенсию с любимой работы.

30.

Проводы на заслуженный отдых майора МВД Гурбатовой Валентины Семёновны проходили в актовом зале ДК им. Газа. Такое количество народа в военной форме я видел только на парадах 9 мая.

Подъезд к ДК был заставлен чёрными Волгами, из которых выходили красавцы-офицеры с полковничьими и генеральскими погонами.

— Мама, а кто все эти дядьки в папахах? — спрашивал я, восхищаясь тем, как каждый из офицеров высшего и старшего чина, преподнося цветы, галантно целовал маме руку, а затем, что-то шепнув в ухо, улыбаясь, прикасался губами к её щеке.

— А это, сынок, практически все мои воспитанники! — с гордостью отвечала мама, вытирая глаза от льющихся слёз счастья и грусти.

— Вот это да! Ну ты, мама, даёшь! Как много я о тебе не знаю! — с неописуемым восторгом и искренним удивлением говорил я, продолжая наблюдать за бесконечным потоком поздравителей.

И хотя мероприятие прошло на оценку отлично, мама была грустна. Отчётливо было видно, как не хочется покидать ей столь дружный и весёлый коллектив, ставший для мамы за два с половиной десятилетия второй семьёй.

31.

Единственное, что утешало новоиспечённого пенсионера — это долгожданное появление внука. Да, да! Мой брат Саша и его жена, после многолетних безуспешных попыток, постарались и сделали из мамы бабушку.

Но, к сожалению, и здесь не всё прошло гладко. Малыш родился с болезнью дыхательных путей.

32.

Беспорядки в Киргизии заставили маму подналечь на корвалол.

С распадом Союза, русских стали выживать из среднеазиатских республик. Было неважно, что на этих землях жили ещё твои предки. Достаточно было иметь европейский разрез глаз, и некогда твой друг мог припомнить о том, что твой дед с наганом в руке вмешался в размеренный быт его деда-аксакала, заставив последнего уверовать в коммунизм.

Многочисленные мамины родственники, практически в полном составе, покинули обжитые места, поменяв Киргизию на центральную Россию.

Мамин брат Коля тоже покинул Бишкек. Он забрал с собой жену, младшего сына и дочь с семьями и прибыл на берег реки Псёл. Семья его среднего сына от смены места жительства отказалась.

33.

Спустя год после выхода на пенсию, мама решилась покинуть Невские берега, чтобы оградить меня от пагубного воздействия криминала.

Мы переехали под Курск, где обосновался мамин брат Коля. Тогда брат с сестрой стали узнавать друг друга заново, живя на соседних улицах одного большого села с разрушенной церковью.

Но мамина задумка оказалась бездейственной. Даже сменив прописку в паспорте, я остался жить в Питере и не поменял образ жизни. В результате снова оказался в тюрьме. Как ни пыталась мама, но вытащить меня не смогла. Я получил реальный срок, а она очередное нервное потрясение.

34.

Год 1998 стал для мамы очередным испытанием на прочность.

Я отбыл заслуженное наказание и вернулся домой. Мама была безмерно рада моему возвращению и строила планы на будущее. Но я, дав понять, что не намерен жить в селе да, к тому же, за её счёт, уехал в Питер. Мама вновь осталась одна.

В Питере я обустроился в квартире брата.

Саша жил один, так как недавно развёлся с женой. Супруга брата не смогла терпеть запои мужа и, забрав сына, переехала на съёмную квартиру.

В один из дней позвонила мама. Саша взял трубку и долго слушал её речь, перемешанную с плачем. Я наблюдал со стороны, как меняется лицо брата.

Положив трубку на рычаг телефона, Саша грустно сказал:

— Лёша, умерла наша двоюродная сестра Майя. Мама сегодня же выезжает на похороны в Самарскую область, — и, прикурив сигарету, подошёл к бару, чтобы помянуть родственницу водкой.

35.

Майя была младшей дочерью маминой сестры Лиды.

Майю и маму связывали не только родственные отношения, но и давняя дружба. Майя была моложе моей мамы всего на четыре года, и поэтому, когда мама ещё жила в Киргизии, они часто проводили время вместе и делились своими сокровенными тайнами.

Уход из жизни любимой племянницы и близкой подруги мама восприняла очень тяжело и болезненно. Похороны прошли в глубочайшей печали и скорбном молчании.

А на следующий день, прямо к поминальному столу, почтальон принёс телеграмму для мамы, отправленную из села Курской области, в которой было написано: «Валя, срочно вылетай в Питер. С сыном беда. Коля».

Мама пробовала узнать подробности по телефону, но аппарат её брата не работал, а по питерским номерам никто не отвечал. Зная о моих удивительных способностях встревать в различные передряги, мама подумала, что беда приключилась именно со мной. Взяв билет на самолёт, мама покинула семью усопшей тем же вечером.

Предчувствия были плохие.

36.

Аэропорт Пулково встретил маму своей суетой, а уличный воздух — октябрьской прохладой и мелким дождём.

Увидев меня, мама слегка успокоилась. Обнявшись и поцеловавшись со мной, она спросила:

— Сынок, что-то очень плохое случилось с Сашей?

В шуме взлетавших авиалайнеров, мамин голос звучал как-то неестественно. Казалось, что она всё уже знает, а вопросом пытается лишь подтвердить своё знание.

— Саша умер! — тихо произнёс я и крепче прижал маму к своей груди.

Негромким всхлипом и нервным сжатием моей талии обессилившими руками, мама сообщила, что всё поняла. Она отстранилась от меня. Её лицо было бледным, а нижняя губа сильно тряслась, будто от холода.

Взглянув в мои глаза полные слёз, мама, по-военному скупо, скомандовала:

— Поехали! — и, лишь сев в машину, позволила себе заплакать.

Похороны Саши состоялись на девятый день после его смерти. К тому моменту на лице брата появились ярко выраженные трупные пятна, а от тела исходил тошнотворный запах разлагающейся плоти.

Что испытывает мать, потерявшая своего ребёнка? На этот вопрос способна ответить только она. Я лишь могу предположить, что боль от утраты несоизмерима ни с чем. А осознание того, что родитель пережил своё любимое чадо, будет терзать его (родителя) всю оставшуюся жизнь.

Саше было тридцать восемь лет!

***

…Слава Богу, обыск закончился, и я поднялся в комнату, где меня дожидался родной человек.

— Ну, рассказывай, сынок, как ты тут, — предложила мне мама, когда, после очень эмоциональной встречи и минутного молчаливого поминания Саши (день приезда мамы совпал с четырнадцатой годовщиной смерти брата), мы сели за неудобный стол испить чаю.

— Да, что со мной будет? Здоровье, тьфу-тьфу, в норме. Кормёжка — пойдёт! Тебе спасибо огромное, что не забываешь обо мне и помогаешь деньгами, посылками, да словом добрым в письмах.

— Ну, ты даёшь, сынок! Да, как же я могу забыть о тебе, ведь ты последний у меня остался?! — с лёгкой обидой произнесла мама и, взяв со стола бумажную салфетку, вытерла глаза, внезапно ставшие мокрыми от слёз.

Мне сделалось неловко и я, решив переменить тему, спросил:

— Мамуль, а как твой внучек в Питере?

— Совсем взрослым стал. Уже на третьем курсе железнодорожного института учится. Правда малообщительный. Ну, и ладно, зато дома. Он же так с бронхами и мучается. Постоянно баллончик с лекарством при себе держит. А так, молодец! Учится хорошо. Мальчик красивый. Сильно на Сашу похож. И волос так же кучерявится. Правда я не знаю, есть ли у него девушка. Вот от тебя в Питер поеду и обязательно спрошу, — вдохновенно, с любовью рассказывала мама о внуке.

— Мамуль, ну, а дома как? — продолжал я задавать вопросы.

— А дома как?.. Нормально дома! Домик весь отделали мне. Новую дверь поставили. Под виноград подпорки смастерили. Так у меня во дворе летом теперь тенёк. Правда, дорого всё очень, — со вздохом сказала мама, — Сама же я многого сделать не могу, старая стала мать твоя, вот и приходиться нанимать. То там — тыща. То там — пять.

— А что же наши тебе не помогают? — удивлённо спросил я.

— Да что ты, Лёша! Тамарин внук в своей семье разобраться толком не может из-за водки проклятой. Так-то он частенько ко мне забегает, когда с похмелья голова болит. Всё обещается прийти и помочь что-нибудь сделать, но как выпросит у меня денег на пьянку, то как-то сразу исчезает надолго. А потом всё повторяется снова и снова.

Мама повернула голову в сторону и очень тихо произнесла, вспомнив о прошлом:

— Да, зря Тамара переехала сюда с внуками под старость лет. Ведь всю жизнь в Находке прожила, как замуж за моряка вышла. И им толком не помогла, и сама умерла на чужбине, — но, заметив, что отклонилась от темы, вздохнула и продолжила начатый рассказ:

— Меня даже глава сельской администрации в шутку прозвал Матерью Терезой, за неумение никому отказывать. А как я могу не дать копейку внуку своей умершей родной сестры, зная, что кроме меня у сиротинушки нет никого? Ну и что из того, что он пьёт? Сейчас все пьют! Но не всех из дома выгоняют. Я смотрю на Васиного сына… Ты же помнишь, Лёша, что младшего сына Тамары, Васю, собственная жена убила? Её то посадили, конечно. Но кому от этого легче стало? Ведь их трое детей сиротками остались. Пока Тамара жива была, приглядывала за внуками. А сейчас?! Ладно, хоть старшие девчонки поразъехались. Но ведь младший остался! Так вот, смотрю на него, а вспоминаю себя, когда так же была никому не нужна, и даже крошку хлеба попросить было не у кого. Разве я могу отказать обездоленному, когда сама такая же была? И пусть годы прошли, да и зла я ни на кого не держу, ведь трудное было тогда время, но забыть все лишения тех лет не в силах. А что до Колиных детей, то, когда братка умер, так они совсем забыли о моём существовании. Им тётка вспоминается, когда что-то от меня нужно. А так … — мама, с обидой махнув рукой.

Помолчав и немного успокоившись, она с оживлением продолжила:

— А ты знаешь сколько фруктов и ягод у меня вызревает? Конечно, не знаешь! Яблоки обалденные! Клубника крупная! А слива, вообще, во какая! — с гордостью произнесла мама, демонстрируя пальцами обеих рук размеры предметов гордости.

Я с восхищением смотрел на самого близкого мне человека, с сожалением осознавая, как сильно постарела мама.

Её красивые, карие глаза заметно потускнели. Лицевые морщины стали более видимыми. А седину на голове уже было невозможно спрятать под «Иридой». Сама она казалась еще меньше ростом, а худоба бросалась в глаза.

Но я отогнал от себя дурные мысли и спросил:

— Мамуля, а тебе, наверное, воду во двор провели, раз урожай такой хороший?

— Что ты, Лёшенька, это очень дорого!.. — начала было мама признаваться в нехватке средств, но, поймав мой грустный взгляд, солгала, опустив взор в кружку с чаем:

— Да мне, сынок, вода и не нужна. Сажаю я нынче мало, а на поливку беру воду у соседей. Они мне ёмкости наполнят, а я потом только с лейкой по грядкам пробегусь и всё. А, вообще, колонка работает хорошо и мне несложно два-три раза с ведром сходить и принести себе воды на день. На стирку, правда, чуть больше. Но, да, ничего страшного. Я раньше ещё и в колодец ходила. Там вода вку-усная! Но как Анна Дмитриевна за колодцем перестала ухаживать из-за старости своей, то к нему не подойти — зарос весь. А мне тоже тяжело за ним следить. Ну, да ладно! В колонке тоже вода хорошая. Так что, сынок, не беспокойся обо мне. У меня всё есть. Я ни в чём не нуждаюсь, — на оптимистической ноте закончила мама.

Моё сердце сжалось. Мне стало очень стыдно перед этим любящим человеком, за то, что я ничего не могу для неё сделать.

Три астрочки, которые мама, получив в руки, прижала к своей груди, а затем заботливо поставила в кружку с водой, показались мне жалким и никчёмным подарком. Я и сам ощутил себя бесполезной вещью раз позволил старенькой, больной маме сдувать с себя пылинки, не давая ей ничего взамен.

Мне неожиданно вспомнился один случай, произошедший очень давно…

Кажется, шёл 1984 год. Мы жили в коммуналке на Садовой, а мыться ходили в баню на площадь Репина. В нашем доме ни у кого не было ни душа, ни ванных комнат.

В те годы «финские» сауны были в диковинку, а про бассейн в бане я вообще молчу. Но, на всеобщее удивление, именно такое чудо с бассейном и сауной открылось на последнем этаже общественных бань. Час пребывания в столь фешенебельном месте стоил один советский рубль и пятьдесят, не менее советских, копеек. Это была огромная сумма, которая равнялась пятнадцати помывкам в обычной бане с лейками и тазами.

Желание попас