Вячеслав Вячеславович Денисов

Знакомый портрет

Мелодрама

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Иллюстратор Неизвестный художник

© Вячеслав Вячеславович Денисов, 2018

© Неизвестный художник, иллюстрации, 2018

— Хороший папа! — изрядно выматерившись, проворчал Варфоломеев. — Конечно хороший, а умрёт, так и не жалко будет! Жил без него столько лет и ещё проживу. А вот без жены и сына пропаду. Нельзя мне без Оленьки. Любит она меня, а раз любит, значит простит. Да ведь и я её тоже люблю…

16+

ISBN 978-5-4485-9413-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Знакомый портрет

— Всё, хватит! — выкрикнул Александр Варфоломеев, взглянув на жену ожесточённым взглядом. — Мне надоела такая жизнь! Что не сделаю, всё не так. Я давно понял, что нам нужно развестись.

Он ударил кулаком по столу и грузно поднявшись решительно направился в прихожую, где накинул зимнюю куртку и нахлобучив ушанку щёлкнул запором и открыл дверь.

— Саша! — еле сдерживая рыдания, чуть слышно произнесла Ольга. — У нас маленький ребёнок! Меня не любишь, так хоть Олеженьку пожалей…

— Я сам без отца вырос, и он не пропадёт. Алименты выплачивать буду. Я от собственного сына не отказываюсь.

Уже переступив порог, Варфоломеев на мгновение задержался. Он порылся в карманах и, вынув из портмоне пятитысячную купюру, небрежно бросил её на тумбочку.

— Тебе на первое время хватит! — сказал он, не глядя на жену. — Я уезжаю! Прощай…

— Куда едешь? — нерешительно спросила Ольга, прижимая к груди ничего не понимающего младенца.

— Я уволился с работы. Куплю на вокзале билет на первый попавшийся поезд и уеду, куда глаза глядят, лишь бы твою кислую физиономию не видеть!

— А вещи? — растерянно пробормотала Ольга. — Да и покушать что-нибудь…

— Вещи я себе новые куплю. А есть буду теперь только в ресторанах. Больше мне никто не станет указывать, кого выбирать себе в друзья и сколько проводить с ними времени. Вишь, цаца выискалась! Подумаешь, мужик заночевал у друга. Всё! Будь здорова и не кашляй…

Он хлопнул дверью, и быстро сбежав по лестнице, вышел на улицу.

Был на редкость тёплый февральский день. Снежная слякоть в другой раз обязательно раздражала бы Варфоломеева, но теперь он не обращал на неё внимания.

— Идиотка! — в полголоса бурчал он. — Олежку пожалей! А мне разве его не жалко? Да ничего страшного. Отец мне тоже алименты выплачивал. Что, я к нему плохо отношусь? Вот возьму сейчас билет до Углича и махану к роду папочке.

Придя, на ум один раз, эта назойливая мысль уже не давала Варфоломееву никакого покоя. Она вцепилась в него словно клещами и уже никуда не отпускала.

«А почему бы и нет? — подумал Александр. — Если сейчас не уеду, то к вечеру вновь вернусь домой. Опять всё начнётся с самого начала. Заново придётся выслушивать укоры жены и никакого разнообразия в серой обыденной жизни».

Он решительно подошёл к кассе железнодорожного вокзала, полностью доверившись судьбе.

— Если есть билеты — значит, уеду! — твёрдо заявил Варфоломеев чуть ли не во всеуслышание.

Перед тем как начать разговор с кассиром, он испытал какое–то неловкое ощущение. Однако, убедившись, что билеты есть в наличии, причём на самый ближайший поезд до Москвы, он решительно протянул деньги. За час до отхода поезда он зашёл в продуктовый магазин и взяв хорошей закуски и пол-литровую бутылку водки направился на посадку. Забравшись на верхнюю полку, он почти мгновенно заснул. Встал он лишь утром, от детского голоса и нравоучений старухи, которая без умолку поучала своего внука.

«Заткнулась бы старая!» — подумал Варфоломеев.

Окинув недовольным взглядом купе, он тут же улыбнулся. На него внимательно смотрела лет двадцати весьма приятная девушка.

— Извините, мы вас разбудили, — сказала она, одарив Александра приятной обворожительной улыбкой.

— Да что вы, — заискивающе ответил Варфоломеев. — Куда же от детей? Дети, цветы нашей жизни…

— Но лучше, когда они цветут на чужом подоконнике, — приятно улыбнувшись, ответила молодая мамаша.

Александр порылся в карманах куртки и, найдя там «сникерс» подал его малышу.

— Как звать? — спросил он, неотрывно наблюдая за девушкой.

— Сашей! — пролепетал малыш, поспешно разворачивая плитку шоколада.

— Тёска значит, — удовлетворённо подметил Варфоломеев.

— Вот какой добрый дядя с нами едет, подметила старуха, и тут же поинтересовалась: — Детишек любите?

— А кто их не любит?! — не задумываясь, ответил Александр. — У меня тоже сын растёт. Сколько вашему мальчику?

— Почти четыре…

— А моему, ещё и годика нет, — не без бахвальства проговорил Варфоломеев. — Забавный такой. Только уж больно писклявый. Щетинка у него. Спокойно спать не может.

— А вы бы тестом его… — подсказала старуха. — По тельцу катышки покатать нужно. Волосики к тесту-то и прилипнут.

— Пробовали уже, — отмахнулся Варфоломеев.

Он ловко соскочил с полки и с огорчением увидел на нижней полке отвернувшегося к стене мужчину.

— Ваш супруг? — спросил Александр дрогнувшим голосом, целенаправленно обращаясь к молодой мамаше.

— Мой суженый где-то шляется, — угрюмо ответила она. — Это наш дедушка.

— Сколько можно дочери в вашем дурацком городе маяться? — вставила старуха. — Вот дед и посоветовал забрать их к нам в среднюю полосу. Нечего ей в тундре прозябать. Коли с мужем не в ладах, так пусть лучше в родительском доме живёт. Мы прокормим. У нас и поросятки, и две коровы…

— Почему же Мурманск дурацкий город? — ненавязчиво переспросил Александр. — Город у нас хороший

— Чего же хорошего? — возразила старуха. — Ни солнца тебе, ни деревца путёвого. Полгода полярной ночи и сплошная нищета. Кругом одни бездельники и бомжи шляются. А дочка жила, так её район вообще «Страной Дураков» называют. В любую погоду ветер свищет.

— Мама, зачем ты так? Обидеть можешь человека. Да и не такой плохой у нас город, как тебе показалось, — приятным голосом ответила молодая мамаша.

— Молчи уж, Зоя! — отмахнулась старуха. — Мужа нашла алкоголика и добра никакого не нажила. Во что одета? Смотреть противно! Даже юбки нет. Зад прикрыть нечем.

— Всё у меня есть, мама. В джинсах в дороге гораздо удобней.

Варфоломеев посмотрел на Зою оценивающим взглядом и, незаметно для других, подмигнул ей и сказал:

— Пойду, покурю на перроне, а то в тамбуре теперь запрещено.

— Я тоже пойду, погуляю, да подышу свежим воздухом, — поспешно сказала Зоя.

— Иди уж, бесстыдница! А то я не знаю, каким воздухом подышать хочешь. Никогда не думала, что родная дочка курить начнёт, — проворчала старуха, аккуратно вытирая шоколад со щёк внука. — Как же не дурацкий город? Конечно же, дурацкий…

Выйдя на перрон, Варфоломеев предложил Зое сигарету. Она умело прикурила и как бы невзначай прикоснулась коленом его ноги.

— А ты мужик ничего! — вкрадчиво произнесла Зоя. — Я бы такого одного в отпуск не отпустила.

— Что со мной случится? К отцу еду, — ответил Александр. — Ни разу в жизни не видел. Хочу на родного папашу посмотреть.

— Благородное дело, — пролепетала Зоя. — Можно бы ради такого случая и коньячку. Небось, прихватил в дорогу?

Она посмотрела на него заискивающим взглядом.

— Коньяка у меня нет, а вот водка есть, — ответил Александр, и тут же с сомнением поинтересовался: — А как же бабка?

— Так давай лучше в ресторан сходим, — вроде бы ненавязчиво, но всё же преднамеренно подсказала Зоя.

— Можно и в ресторан, — согласился Варфоломеев. — Деньги при мне. Пошли…

Он взял Зою под руку и пройдя с ней по перрону, помог подняться в вагон — ресторан, где кроме работников этого заведения больше никого не было.

Варфоломеев выпил с Зоей под хорошую закуску хорошего коньяку. Потом он расплатился по счёту, мысленно прикинув, в какую цену, обошлась ему столь необдуманная щедрость. На следующей станции они вновь перекурили и прежде чем вернуться в свой вагон, Александр зачем–то спросил:

— Твой мужик… Он что, действительно алкоголик?

Александр машинально положил свою руку на её плечо.

— Он у меня совсем не пьёт. В море штурманом ходит. Только не люблю я его. Не нравится он мне. Маленький, плюгавенький, с залысиной на голове. Слишком занудный, да и привередливый. На развод подам…

— Сынишка без отца останется, — почему-то вспомнив свою жену, не то чтобы укоризненно, но с особым акцентом, спросил он.

— А это не его пацан! Друг у меня был. Ребёнка смастерил, а у самого ни гроша за душой.

Зоя затянулась сигаретой, и прильнула к Варфаламееву, обняв его правой рукой за талию.

— Вот я Валерия и охмурила, — продолжила она.– А как только со мной переспал, я ему живот на нос нацепила! Этот дурачок до сих пор уверен, что наш сынок семимесячным родился. Дебил, какой-то! Ребёнок весил четыре килограмма двести грамм и семимесячный… Этот Валера теперь такие алименты платить будет, что мне и работать не понадобиться. Смогу Саньку вырастить и сама проживу безбедно. На бабкину пенсию особой надежды нет. Ну, конечно, когда всё выплатит, я ему правду скажу. А может, и не скажу…

— Здорово ты его нагрела! — задумчиво ответил Варфоломеев.

— А я что, если он сам лопух. Люблю, говорит, а я на него и смотреть не могу. Опротивел он мне. У меня такие мужики были…

Она прищёлкнула пальчиками и мечтательно закатила глаза, и загадочно продолжила:

— А что, я баба видная. Баба в теле. Если бы со мной в любовь поиграл, не пожалел бы. У меня груди как у амазонки, Потрогай, какие твёрдые…

Зоя взяла его ладонь и прижала к своей груди. Варфоломеев почувствовал как сильный прилив крови ударил ему в голову. Он посмотрел на Зою с некоторым пренебрежением и вновь подумал об Ольге.

— Перестань, не маленькие уже, — вспылил Александр. — Зачем меня зря заводишь. Неровен час, захочется чего-нибудь поинтересней…

— А у вас, у мужиков интерес один, — засмеялась Зоя. — Пойди, переговори с проводницей купейного вагона. Отстегнёшь ей несколько сотенных, она нам свободную фазенду на часик предоставит.

— Извини! Это лишнее, — тяжело проговорил Варфоломеев. — Настроения нет. Не до романов мне сейчас.

— Смотри, не пожалел бы потом, — притворно обидевшись, сказала Зоя и оголив свои колени лукаво взглянула на Александра.

Вернувшись в плацкартное купе, Александр вновь забрался на верхнюю полку и, уже не слушая нравоучения ворчливой старухи, впервые и по настоящему задумался о жизни. В Москве он без лишних проблем купил билет, на поезд, идущий прямо до Углича. Уже к вечеру он снова был в вагоне, глядел на проплывающие мимо станции, которые были как две капли воды похожи друг на друга. Повсюду бродили железнодорожники с молотками, у которых были длинные ручки, и повсюду стоял один и тот же промасленный запах тепловозной гари. Повсюду стояли дома с покосившимися крышами, и всюду можно было увидеть жителей в телогрейке и кирзовых сапогах.

«Куда меня несёт? — постоянно думал Варфоломеев. — Ну, приеду. Ну, скажу: здравствуйте, я ваш сын… А что дальше?»

Ему почему–то стало стыдно за то, что уехал от Ольги, так и не простившись с ней по–человечески. Но больше всего он не мог понять, зачем и кому всё это нужно?

— Ворвусь в чужую жизнь, ничего не изменю в лучшую сторону, лишь оставлю свой грязный след в их душе, — с укором говорил он себе.

Прибыв в Углич, Варфоломеев собрал вещи и неторопливо вышел на перрон. Город встретил его недружелюбно. Поезд остановился посреди тёмного елового леса. Варфоломеев, проведя в размышлениях, дождался когда рассвело и неторопливо побрёл искать нужный ему адрес. Он спрашивал у прохожих горожан как ему пройти на улицу с громким названием «улица Свободы», и уже вскоре был у дома, в который мечтал войти с самого своего детства. Он ещё какое–то время постоял возле ворот в полной нерешительности, а затем набрался смелости и громко постучал в калитку. За высоким забором раздался громкий лай дворняжки, затем скрипнула входная дверь частного дома, и послышался приятный женский голос:

— Дружок, на место! На место, Дружок! — выкрикнула она и проскрипев по свеженасыпанному снегу прошла до калитки и щёлкнула задвижкой замка.

— Извините! — невнятно выдавил из себя Александр. — Я приезжий. Мне бы денька на два где остановиться. Не пустите?

Он плёл какую-то ахинею, говорил о Мурманске, рассказывал как там холодно. Плёл о какой–то командировке, пока хозяйка, женщина лет сорока пяти, белокурая и симпатичная, не остановила его лёгким жестом руки.

— Постой, я что-то никак не пойму? — спросила она. — От меня, ты чего хочешь? Если хочешь комнату снять, так мы не сдаём, самим тесно. В городе есть гостиница. Командировочные обычно, там живут. Ну, а если дня на два, то проходи. Денег я с тебя не возьму. Спать будешь на раскладушке. Постелю в комнате вместе с моим сыном. У нас семиклассник растёт. Дочь ещё правда есть, но она уже взрослая. Замуж вышла. Ну, а если тебя что-то не устраивает, то не обессудь… Летом у нас времянка, а сейчас там дрова лежат.

Она повернулась к собаке и потрепав её за загривок сказала:

— Проходи, он у нас смирный. Лает, но не кусается.

Варфоломеев с интересом разглядывал дом. Это был самый обыкновенный дощатый дом, с пристройкой и приусадебным участком. Внутри была прихожая, где гуртом на самодельной вешалке висела верхняя одежда и повсюду стояла обувь. Справа от прихожей была дверь на кухню, малогабаритную и неудобную, а слева была дверь ведущая в комнату из которой можно было попасть ещё в две маленькие комнатушки, в которые кроме как по одной кровати больше ничего поставить было нельзя.

Варфоломеев прошёл в гостиную и присев на стул, начал разглядывать медные чеканки. Одна из самопальных экспозиций сразу привлекла его внимание. Там была изображена молодая женщина с пышными волосами и доброй улыбкой на лице. Александр смотрел на неё долго и внимательно, пока не услышал за спиной уже знакомый голос своей добродушной хозяйки.

— Что, нравится? — спросила она.

Потом она как-то более внимательно взглянула на Варфоломеева и решительно произнесла:

— Это Сашенька, твой отец делал. В молодости он сильно увлекался чеканками. Над портретом твоей матери он трудился очень долго.

— Моей матери? — с напускным изумлением, переспросил Александр.

— Вот именно, твоей! — твёрдо повторила она. — Я ведь, как только тебя увидела, так сразу и поняла, что ты и есть старший сын моего мужа. У тебя и взгляд его, и походка… Гляжу на тебя и сразу Александра Васильевича в молодости вспоминаю. Те же густые вьющиеся волосы. Та же застенчивая улыбка…

Варфоломеев упорно молчал. Он не знал что ответить.

— Александр Васильевич хоть и не воспитывал тебя, но алименты выплачивал исправно. Не прятался, как другие, да и от тебя никогда не отказывался. Даже по тем временам деньги конечно не большие, но ведь здесь у нас и зарплаты далеко не такие, как у вас на севере. В Мурманск–то, как попал? Насколько мне известно, в Архангельской области жил. По-моему, где-то в Северодвинске?

Александр утвердительно кивнул головой, но почти сразу всё ж таки подтвердил:

— В Северодвинске…

Он старался избегать встречного взгляда с этой приятной доброй женщиной.

— Сначала в деревне у бабки жил, а потом в город перевезли. Мать снова замуж вышла. Отчим на судоремонтном заводе работал.

Она подошла к нему и, положив руку на плечо, тихо сказала:

— Меня, Сашенька, только одно интересует. Скажи мне по совести. Ты к нам с какими мыслями приехал? Александр Васильевич очень хороший человек. Что у него произошло с твоей матерью, я не знаю. Но, однако, тебя ведь она в его честь назвала. Ты же Александр Александрович…

Варфоломеев опять кивнул в знак согласия.

— Значит не просто так. Значит, любила когда–то твоего отца. Правда я, никогда на эту тему с ним не разговаривала. В любом случае, не нам их судить. Оба были молодые, вспыльчивые и глупые…

— Никаких мыслей у меня не было, — признался Александр. — Ни плохих, ни хороших. Да и приехал как-то спонтанно. Захотелось просто посмотреть на него.

— Глаза у тебя отцовские. Добрые и бесхитростные. А вот в душе что-то чёрное, неладное творится. Я не хочу тебя тревожить расспросами, только не обижай своего отца! Может он в чём и виноват перед тобой, но человек он правда замечательный. Да и о тебе постоянно думает.

— Рано или поздно, — говорит, — мой старший сын, всё равно захочет со мной встретиться. Обязательно приедет…

— Вот я и приехал… — буркнул Варфоломеев.

— А я, поэтому, не шибко удивилась, когда тебя у калитки увидела…

— Вы знаете, я, наверное, пойду… — невнятно проговорил Александр. — Сам теперь понимаю, что зря сюда приехал. Я ведь, в общем–то, и не собирался. Дома с женой поскандалил. Сказал ей, что мой сын без меня прекрасно вырастет, а сам сюда укатил. Даже не попрощался…

— Татьяной Ильиничной меня зовут, — озадаченно сказала она и легко вздохнув, добавила: — Дома ты зря поссорился! Женщины они все одинаковы. Только первая жена дана Богом. А вторая, вроде как вставленная челюсть. Зубы есть, да вечно что-то мешает. Как бы Александр Васильевич ко мне по–доброму не относился, а всё-таки, иной раз, нет–нет, да обмолвится словом о твоей матери. А то подойдёт к этой чеканке и смотрит на неё в какой–то огорчённой задумчивости. Я в такие минуты стараюсь его не беспокоить. Делаю вид, что ничего не замечаю.

— И не обидно?

— Да как тебе сказать, Сашенька. Обидно конечно. Но я его отлично понимаю. Я ведь тоже второй раз замуж вышла. Мою дочь, Александр Васильевич, как свою собственную воспитывал. Она тебя на год младше. Уже двое деток у неё. Живут на окраине города, в шикарном коттедже. Ну. А мы с твоим отцом богато никогда не жили, но в доме всегда у нас царит уют и спокойствие.

— Полная гармония взаимопониманий, — вставил Варфоломеев.

— Вот я и прошу тебя, не держи за пазухой камень. Ты ведь приехал и уехал, а нам здесь жить. Теперь ничего исправить нельзя. А вот дома разберись в собственной семье. Не стоит всякие мелкие неурядицы доводить до серьёзного скандала. В каждой семье ссоры бывают. Невозможно двум разным людям по всему жизненному пути пройти и ни разу не споткнуться. Хорошо или плохо, а всё одно, надо друг дружки держаться. Да и ребёночек твой, кому кроме тебя нужен будет? Он ведь не виноват в том, что вы его на свет произвели. Придёт Александр Васильевич, посмотри на него внимательно, да и сделай вывод. Я не глупая женщина, какой никакой, а жизненный опыт имею. Надо правде в глаза смотреть. Нет между вами ничего родственного. Только документы, да внешний вид вас связывают между собой, и ничего более. А ведь, по сути дела, вы чужие друг другу. Боюсь, что так и не найдёте вы между собой общего языка. Вот так же и сынишка твой, вырастет без тебя, а потом попробуй ему объяснить, что да к чему…

Варфоломеев посмотрел на неё понимающим взглядом, потом вновь перевёл взгляд на чеканку. Он уже был готов что-то сказать, но в этот момент скрипнула калитка, и раздался радостный лай собаки. Татьяна Ильинична выглянула в окно и восторженно произнесла:

— Вот и сынок наш пришёл. Брат твой младший. В седьмом классе учится. Я даже не знаю, сказать ему правду про тебя или пока не нужно?

Она вопросительно посмотрела на Варфоломеева и тихо добавила:

— Маленький он ещё. Может не так понять…

— Не нужно ему ничего говорить, — понимающе ответил Александр. — Зря я сюда приехал. Сам знаю, что зря… Я сейчас уйду…

— Ты уж извини, Сашенька, если что не так сказала, — поспешно выговорила Татьяна Ильинична. — Мы живём тихо, боюсь я, что наше семейное счастье порушится…

Варфоломеев решительно подошёл к вешалке и накинув свою зимнюю куртку ещё раз извинился за свой незваный приезд.

— Да что же это такое?! — всплеснув руками, громко воскликнула Татьяна Ильинична. — Что же, баба глупая, делаю–то? Немедленно раздевайся, Сашенька! Никуда я тебя не отпущу. Нужно тебе с отцом встретиться! Обоим вам это нужно…

Она решительно подошла к Варфоломееву, и спешно забрав куртку, вновь повесила её на вешалку.

— Александр Васильевич этот день столько лет ждал! Разве я могу тебя отпустить? Не по-людски это…

Она подошла к окну и громко выкрикнула:

— Семён! Сенька! Пойди сюда, где ты там запропастился? Да оставь ты Дружка в покое. Тут брат твой старший из Мурманска приехал. Праздник у нас! Вот отец–то обрадуется…

Буквально через минуту в дом вошёл худенький мальчик, лопоухий и конопатый.

— Какой брат? — спросил он, и тут же, увидев Варфоломеева, с ним поздоровался.

Он оценивающе посмотрел на Александра, потом спросил:

— Это ты на севере живёшь?

— Вроде того, — коротко ответил Варфоломеев.

Александр осторожно пожал его руку, и не найдя подходящих слов, машинально спросил о школе.

— Нормально учусь, — отмахнулся его младший брат, и тут же, как ни в чём не бывало, обратился непосредственно к матери:

— Есть хочу! В животе урчит…

— Помой ручки сынуленька, и присаживайся. Садись Сёмочка за стол. Сейчас накормлю вас обоих. Ты со школы пришёл, Александр с дороги… — засуетилась Татьяна Ильинична.

Варфоломеев более внимательно посмотрел на брата по отцовской крови. Он не почувствовал в душе никаких восторженных эмоций. Сёмка был для него абсолютно чужим человеком. Между ними была огромная непреодолимая пропасть. Теперь уже ничто не могли сделать их по–настоящему родными братьями. Как следует, это осознав, Варфоломеев впервые и по–настоящему пожалел о том, что приехал в этот город. Он уже вовсе передумал встречаться с отцом, и более того, даже испугался этой встречи.

— Александр Васильевич все письма сохранил, — проговорила с кухни Татьяна Ильинична. — Хотел, чтобы ты, Саша, их почитал. Это ведь твоя мать на разводе настояла, а не он. Я тебе сейчас их покажу. Вот только на стол накрою…

— Зачем они мне? — отрешённо ответил Варфоломеев. — Какая мне разница, кто из них на развод подавал? Поженились по глупости. Так же по глупости развелись. А я, вроде как, ошибка их молодости…

— Нет–нет! — настоятельно проговорила Татьяна Ильинична. — Тебе обязательно надо почитать! Александра Васильевича в армию забрали, а она даже проводить его не пришла…

— Забирают в тюрьму, а в армию призывают… — в полголоса, пробухтел Александр.

— В тот день, твоя мать на танцы торопилась… — не услышав его высказывания, продолжила Татьяна Ильинична.

— А мне мать рассказывала, что со мной грудным, она в этот дом приезжала, а бабка даже кусочка хлеба не дала. Потом, правда, какое–то время посылки присылала.

— Уже давно умерла у нас бабушка. Характер у неё был тяжёлый! Я сама более чем предостаточно хлебнула с ней горюшка. Но ты письма–то почитай! Сенька! Передай Саше письма. В ящичке они. В тумбочке. Синей тесёмкой перевязаны…

— Да знаю я, какие письма, — проворчал Семён.

Он нехотя приподнялся и достав стопку пожелтевших писем, подал их Александру.

— Ну, и что же здесь написано? — преднамеренно поинтересовался Варфоломеев, глядя на младшего брата задумчивым взглядом.

— Да, всякое разное! Про ребёнка какого-то. Про тебя, наверное? Пишет, что другого любит…

— Понятно, — нахмурившись, протянул Александр.

Он аккуратно положил письма на край стола, похлопал брата по плечу

— Пойдём, выйдем. Я покурю на улице…

— Куда это вы собрались? — всполошилась Любовь Ильинична. — У меня уже почти всё готово.

— Да мы во двор. Перекурю немного… — ответил Варфоломеев.

Он вновь накинул на себя куртку и нахлобучил шапку.

— Александр Васильевич у нас человек не курящий. Даже пепельницы в доме нет. Когда гости приходят, то мы им разрешаем немного подымить. Правда, потом долго проветриваем. Ну, да ничего страшного. Давай я тебе блюдечко принесу. Кури в комнате…

— Лучше на улицу выйду, — ответил Александр и решительно открыл дверь.

Пока Сёмка теребил Дружка, Варфоломеев смотрел на него и невольно думал о своём сынишке. А главное, он начал постоянно думать об Ольге. Ещё он невольно размышлял о письмах матери, которые она, в далёком невозвратном прошлом, отсылала его отцу.

— Неизвестно сколько человек могло их прочитать и, возможно,