автордың кітабын онлайн тегін оқу  Первоапрельский велосипед

Владимир Гольдштейн

…Сумка опять предательски соскользнула с плеча, и мне пришлось остановиться, чтобы ее поправить, а заодно и хлебнуть остаток газировки из пластиковой бутылки. Час назад я вышел на эту периферийную дорогу, петляющую между гор и ведущую от благоухающей Канакской балки к трассе на Симферополь. Через каких-нибудь полтора-два месяца здесь будет полно машин с отдыхающими, решившими посвятить Крыму дни летнего отпуска. Но сейчас, в начале «юного месяца апреля», никаким транспортом на дороге не пахло. Если ничего не изменится, то через два с половиной часа фирменный поезд преспокойно отправится без меня в родной город.

С первого дня у меня ничего не получалось. Началось с того, что я имел несчастье взять с собой имеющийся у меня портативный компьютер в надежде написать что-нибудь стоящее. Увы, уже в своей комнате на турбазе, в нескольких часах езды от центров цивилизации, я обнаружил, что забыл дома адаптер — такую ничтожную, но очень полезную штучку, позволяющую включить «неукраинскую» вилку компьютера в как раз «украинскую» розетку. Батарею же я отсоединил заранее — чтобы облегчить сумку. Найти переходник в Канакской балке и на прилегающей территории было так же реально, как поймать пингвина в раскинувшемся передо мной Черном море.

И вот теперь отъезд оказался под стать всему моему «творческому путешествию». Начало заметно темнеть, и я решил пройти до ближайшего поворота. Видимо, это было самое лучшее, что я сделал за все дни отдыха.

Нет, за кустами, скрывавшими от меня дорожную петлю, не стоял комфортабельный автобус и не застыли в нетерпеливой очереди такси. Там просто оказался человек. Передо мной стояла девушка, не имеющая ничего общего с окружающим нас рельефом и текущими обстоятельствами вообще. Нет, нет — она вовсе не была безумно красива, как горная нимфа, не отождествляла мою единственную мечту, не… Короче говоря, можно было отыскать и другие «не». И все же главным было «НО». Первым «но» было то, что я как будто видел и знал ее, хотя, почти наверняка, не видел и не знал. Во-вторых… Да, пожалуй, я погорячился насчет отсутствия красоты. Девушка была почти такой же высокой, как я, и — совершенно без косметики. За те секунды, пока я подходил к ней ближе, мои первоначальные ощущения совершенно изменились. Теперь мне казалось, что она, наоборот, полностью вписывается в этот весенний крымский ландшафт, что она — неотъемлемая часть окружающей природы и провидение наконец прониклось ко мне какой-никакой симпатией. Ниспадающие на плечи почти черные волосы, идеально стройные ножки в обтягивающих джинсах, яркие кроссовки. У ног ее стоял увесистый пакет с вещами, разукрашенный какими-то импортными надписями. Карие глаза с чуть заметной раскосинкой смотрели на меня, кажется, без всякого интереса, точнее без той заинтересованности, которая должна была вспыхнуть в ней при виде симпатичного молодого мужчины, каковым я считал себя, несмотря на отсутствие заметных подтверждений извне. Этот взгляд напомнил мне вчерашнюю вылазку в горы — примерно так же я рассматривал маленькую юркую ящерицу, жившую в зарослях реликтового можжевельника.

Я подошел почти вплотную, сбросил с плеча сумку и поставил ее на землю. Девушка молча наблюдала за мной, как за безобидным явлением природы, не имеющим к ней никакого отношения.

— Давно ждете? — деловито осведомился я.

— Тебя? — произнесла она насмешливо. — Всю жизнь, знаешь, и особенно последние полчаса.

Нельзя сказать, что меня порадовал этот фамильярный ответ. Кроме того, что-то знакомое мелькнуло в ее интонации. Вроде и девушку вижу не впервые, и речь ее чего-то напоминает.

— У тебя тут мобильник, случайно, не берет? А то у меня вообще приема нет, — она кивнула на изящный телефончик, болтающийся на шейном шнурке между двух острых холмиков груди, прикрытых тонкой сиреневой футболкой.

— А вы… ты от звонков не устала дома? Я вот специально подальше от всех забрался. Правда, теперь бы еще обратно выбраться…

— Дома? — усмехнулась она. — Дом у меня знаешь, где? Там я вообще от всего устала, поэтому — и здесь. А особенно я устала от желающих познакомиться на каждом шагу!

— А, так ты, оказывается, хочешь познакомиться! — парировал я с максимально возможным сарказмом. — Вот оно что! Я-то, вообще, собирался только выяснить у тебя, как в Симферополь добраться. Но если ты настаиваешь… — я безразлично пожал плечами.

Сказать, что симпатичная незнакомка изменилась в лице, было бы явным преуменьшением. Мой меткий выстрел определенно достиг цели. По крайней мере, не будет корчить из себя спесивую королеву! Непослушная прядь упала на лоб, и она тут же смахнула ее раздраженным жестом, сверкнув из-под руки полным большой и явной нелюбви взглядом. Она было уже приоткрыла очень эротичную нижнюю губку, собираясь ответить, но подходящие слова явно не спешили с приходом в ее гордо вздернутую головку. Наконец она набрала воздух, и… в этот момент за поворотом послышалось желанное урчание мотора. На дороге показался белый корпус маршрутного такси с надписью «Симферополь» под пыльным лобовым стеклом.

Два единственных свободных места оказались в самом конце и вплотную друг к другу. Пока мы пробирались по узкому проходу, машина дернулась вперед, и агрессивная незнакомка беспомощно налетела на меня сзади, уткнувшись носом в плечо и чуть не уронив свой тяжелый пакет. В ту же секунду волна очень знакомого запаха, усиленного душной атмосферой маршрутки, окутала меня, ввергнув в какие-то полузабытые воспоминания. Маршрутное такси еще не успело набрать скорость, как я вспомнил, откуда мне знаком изысканный аромат, исходящий от плюхнувшейся рядом попутчицы.

 

…Большая длинная комната в нашей старой школе. В центре — составленные торцами столы с какими-то бумажками. Вокруг на шатающихся стульях заседаем мы — школьный комитет комсомола, в котором я занимаю аж должность политсектора. На улице за широким окном плавно течет 81-й год, до смерти «застойного» генсека еще есть время, и мы сейчас должны принять в комсомол очередную порцию семиклассников. Впрочем, все это не важно. Важно то, что первой в комнату заходит стройная девочка — правильнее было бы сказать «девушка», потому что все формы у нее на месте. Все — кроме школьной. Вместо положенной юбки мышиного цвета и черного фартука на ней — вызывающе короткий сарафан фасона сафари, из-под которого выглядывают очень соблазнительные ножки! Странно, что я раньше не видел ее в школе. Девушка нерешительно останавливается недалеко от меня — между столом и дверью, и сквозняк доносит ко мне ее запах. Тот самый запах, не очень похожий на духи и совершенно отличающийся от стандартной парфюмерии. Сказочный аромат несет какую-то необычную естественную свежесть и очень подходит ей.

Первым опомнился наш комсорг.

— Вы отдаете себе отчет, где находитесь?

— А что? — вызывающе ответила девочка. — У меня же сегодня праздник, а так люди во всем мире одеваются…

— Да? — отозвался комсорг, и я понял, что он хочет выиграть время для правильного, «программного» ответа. — Твоя фамилия как?

Ее фамилию я не запомнил, а вот имя… Какое-то редкое… Точно! Стелла. Дальше наш комсорг читал длинную нотацию: что-то про «молодое поколение», «наш долг» — к счастью, моя память отказалась хранить весь этот бред. В конце он, кажется, спросил, откуда она взяла, что люди «всюду» так одеваются. Ее ответ я помнил значительно лучше. Стелла сказала, что к ним приехали в гости дальние родственники из Америки, привезли подарки и рассказали о тамошней жизни. Сидящая около меня старшая пионервожатая сразу поинтересовалась социальным статусом родственников. Стелла ответила, что у них свой бизнес — занимаются производством каких-то натуральных пахучих масел. Дальше, помнится, внимание «соратников» обратилось на меня. Я напыжился и сказал что-то банальное, типа: «Подучите устав и приходите в следующую среду».

— И в школьной форме! — добавил комсорг. На этом сектор моей памяти, отведенный под информацию о Стелле, обрывался.

 

…Я скосил глаза влево. Сидящая рядом со мной девушка внешне была не совсем похожа на ту эффектную семиклассницу, осмелившуюся задолго до первых намеков на гласность и прочие вольности заговорить о родственниках за океаном. Конечно, прошло много времени, но этот знакомый запах! Тот самый аромат, который ни с чем нельзя спутать! Наверняка это она.

Между тем девушка, видимо, поняла, что время для отповеди упущено и сделала вид, что меня больше не существует. Она наклонилась к своему пакету и достала оттуда необычный тонкий чехол из мягкой коричневатой кожи. Что это? Из чехла появился на свет портативный компьютер — еще меньше, чем мой, и очень элегантный! И тут гениальная мысль посетила мою отдохнувшую голову. Я медленно расстегнул сумку и еще медленней вытащил оттуда собственный лаптоп.

— Извините, — сказал я самым миролюбивым из всех возможных тоном, — вы не могли бы мне помочь? Понимаете, я приехал сюда писать серию репортажей для одной зарубежной газеты, — так, пауза, пусть все осмыслит, тем более что отчасти это даже правда, — да вот батарея сдохла, — я кивнул на ноутбук, — а мне им срочно материал по Интернету надо сбросить в городе. Не одолжишь свою машинку на полчасика, пока мы едем? Там, — я многозначительно показал пальцем в неведомую даль, — очень ждут…

Теперь интерес в ее глазах, пожалуй, уже не походил на внимание юной натуралистки к редкому растению.

— Я свой — никому не даю, — сказала она, и я отчетливо понял, что это не конец фразы. — Но… у меня есть запасная батарея. Если подойдет, можешь, так и быть, взять пока… — и она опять наклонилась к пакету.

Через минуту мой многострадальный компьютер, вынужденно пролежавший без дела все последние дни, сладко защелкал, загружая операционную систему. Теперь осталось сделать последний эффектный шаг. Я повернул экран так, чтобы она его видела, и, запустив программу для набора текстов, крупными буквами напечатал: «СТЕЛЛА». Пальцы привычно забегали по вздрагивающей на ухабах клавиатуре: «…Сумка опять предательски соскользнула с плеча, и мне пришлось остановиться».

Микроавтобус взял очередной «тещин язык», и Стелла привалилась к моему плечу. Я прекрасно видел, что ее манипуляции с собственным ноутбуком — сплошной камуфляж, потому что все внимание приковано ко мне, вернее к экрану, на котором я пишу рассказ о ней. Между тем по мере нашего продвижения в сторону симферопольской трассы маршрутка еще несколько раз остановилась, и новые пассажиры теперь стояли в проходе. Особенно часто поглядывал на нас неопределенного возраста мужчинка, стоящий недалеко от меня с небольшим рюкзачком у ног и сложенным спиннингом в руке. Судя по рюкзаку и торчащему оттуда самодельному сачку — местный житель. Его любопытные глазки, ненадежно прикрытые старомодными темными очками, периодически пробегали по нашему сиденью и опять возвращались к пейзажу за окном. А там, за приспущенным стеклом, мелькали пляжные морские бухточки и почти безлюдные в это досезонье прибрежные поселки. Рыбачье, Малореченка, Солнечногорск…

— Я извиняюсь, — неожиданно кашлянул мужик со спиннингом и повернулся к нам, продолжая держаться рукой за поручень, — а вот ваши эти штуки сколько стоят?

Стелла ответила что-то невразумительное, и в тот же миг меня осенила уже вторая подряд гениальная мысль! Сейчас мы одержим решительную победу по всем направлениям в неожиданной игре, которой оказалось наше знакомство. Я сглотнул слюну и постарался восстановить чуть позабытые за последние месяцы интонации:

— How are you, Stella? I remember, you had relatives in the United States…

Получилось довольно громко, и спиннингист от иностранной речи чуть не уронил свои очки вместе с удочкой. Зато Стелла отреагировала именно так, как я ожидал! Сначала она порозовела, потом чуть побледнела, затем румянец вернулся опять, а выразительные зрачки начали пульсировать, меняя размер от двух крохотных горошин до бездонных темных виноградинок.

— А ты… вы… — о, меня начинают уважать. — Откуда… И про Америку…

Я стойко держал паузу, купаясь в сладкой пене безоговорочного триумфа.

— А вы, случайно… Ну, может, вы… из КГБ…

— Нет, я не из КГБ и даже не из ЦРУ. Я просто из 81-й школы. Помнишь такую? Хотя все последние годы я жил далековато и от нее, и от тебя — в Штатах, в Чикаго.

Возникла пауза, заполненная только шуршанием шин.

— Ладно, — произнесла она со все той же необычной интонацией, — я тебя, кажется, помню. Ты в школе по комсомольской линии шуршал. А откуда ты знаешь про родственников?

О-о! Значит, сцену приема в комсомол она призабыла, а вот английский — смотри-ка — слегка различает!

— А ты в комсомол все-таки попала? Или так и осталась пионеркой?

— Подожди… — смотреть, как она напрягается, было одно удовольствие. — Да… вы же тогда на вашем сборище меня завернули…

— Ясное дело: ты бы еще бикини надела! — я придал голосу дурашливо-строгие официальные нотки. — Я знал, что вы не сможете забыть столь важный день вашей жизни! Мы неуклонно стояли на страже высоких моральных устоев нашего передового строя.

— Ладно, хорош дурака валять, — перебила она. — Передового… Так ты, говоришь, в Штатах жил? Каким ветром?

— Случайностей в жизни не бывает, — поучительно заметил я. — Раз я попал туда, значит, так и должно было произойти. Кстати, твои родственники в каком штате обитают?

— А ты в каком был?

— Ну, во-первых, не был, а, в общем-то, есть. Я сюда так — временно приехал, считай, в творческую командировку. Ну, а живу я в Чикаго.

— В Чикаго?

— Да, не в Нью-Йорке, слава богу, а в очень даже уютном чикагском пригороде. Да ты особо не пугайся — это у вас тут Чикаго все еще с мафией связывают. Аль Капоне давно уже нет, если ты в курсе, а город очень приличный — стоит на берегу большого озера. Про эти озера еще Купер писал. Центр — один из самых красивых в мире. Небоскребы всех форм, полно машин. Чистота идеальная.

— И тебе там все нравится?

— Конечно! Просто жизнь там немножко суетливая, вот я ненадолго и приехал в родную страну, чтобы кое-что написать, с мыслями собраться.

— Are you sure? Do you honestly believe in what you just said?

— Ч-чего?! — поначалу не понял я.

— I just asked, if you really think so? The problem is that I've been living in USA since I finished сollege in Ukraine… Did you get it?

Что-то вокруг бесповоротно изменилось. Через секунду я понял, что именно: из полного хозяина ситуации я превратился в такого же полного наивного дурака. Так вот что все время напоминала мне ее речь! Это был почти незаметный, но такой знакомый мне американский акцент!

— Yes, I got it… — с трудом произнес я пересохшими губами.

Чересчур услужливая память тут же вытащила на свет Божий все мои кривляния и снобизм, мое напыщенное описание чикагского антуража. Так, спокойно, а если она все-таки блефует?

— И где же ты жила в Америке столько лет? — я очень старался, чтобы голос звучал уверенно и одновременно иронично.

— А ты угадай! — без паузы отозвалась она.

— Только не говори, что в Чикаго! Таких совпадений не бывает!

— Неужели? Ты же вешал мне, что «случайностей нет». Так, может, все бывает?

— Сдаюсь! — миролюбиво вымолвил я. — Так где же все-таки ты живешь? И чем занимаешься?

— Секретов больших нет. Приехала я сначала на вашу знаменитую улицу — Devon Avenue. Английский, правда, далеко оттуда учила — в этом колледже, как его… Oakton! Родственники-то у меня как раз около Чикаго жили — в богатом пригороде на берегу озера. Правда, вся их помощь закончилась нашей встречей в аэропорту.

— А потом?

— Потом — тоже как у всех. Родители и родственники в один голос кричали: «С твоим инженерным образованием — тебе прямая дорога в программисты! Будешь обеспечена и работа непыльная».

— Так ты программист… ка, — кивнул я на ее персональный компьютер.

— Тебя еще в комсомоле перебивать научили? — жестко ответила Стелла, и я понял, что ее речь показалась знакомой мне не только из-за акцента.

Она разговаривала деловито и властно, так же как большинство наших эмигранток, на которых сваливаются многочисленные «американские» заботы — покупка в кредит и оплата машины, бесконечные счета по кредитным карточкам и «биллы» за телефон, стремление найти (и не потерять!) хорошую работу и, наконец, приобретение собственного жилья и заботы уже о том, как выплачивать это жилье на протяжении долгих десятилетий.

— В общем, если тебя это интересно, — продолжала Стелла, — на курсы программирования я пошла, но через месяц бросила. Сосед у нас был… Чуть старше меня. Его после приезда тоже в программисты сватали, а он не послушал. Решил пробиваться по специальности, вернее по призванию: специальности у него как раз вообще никакой не было. Зато отец его всю жизнь учил пианино настраивать. Ну, рискнул он, и в конце концов все получилось. Стал профессиональным настройщиком. Открыл свой бизнес, постоянные клиенты появились. А я чем хуже? Я с детства балетом занималась — так, самодеятельность, но вполне серьезная. Ну, и объявление о частных уроках в Интернет дала. «Русская балерина» и все эти глупости… Дальше особо рассказывать нечего: позвонили из Детройта: оказывается, у них там есть частная балетная школа. «Балерина из России» стала для них дополнительной рекламой. С тех пор живу там, в фешенебельном «белом» пригороде, уже два своих класса веду.

— А здесь ты что делаешь?

— Почти то же, что и ты. Отдыхаю от «той» жизни, с ее бесконечными перспективами. Устала за эти годы страшно. А тут все иначе — никакой погони нет. Кроме того, меня давно в гости старые друзья звали. У нас в балетном классе девчонки были что надо. Две из них сейчас в Киеве свою школу открыли. Правда, там больше экзотические танцы, — она хмыкнула, — для выступления за деньги в ночных клубах. Но и с классикой они не завязали. А балет тоже на месте не стоит — вот прислали мне видеодиск с новыми элементами танца, — Стелла кивнула на компьютер. — У них здесь летние классы на крымской базе, там я и была.

Она глубоко вздохнула и резко повернула ко мне голову.

— Это все, — она посмотрела на меня исподлобья, и я понял, что сеанс откровенности закончен. Пригороды вечернего Симферополя уже маячили за окном, и я решил идти ва-банк:

— А как в Детройте с личным?

— Не напрягайся, — она мило улыбнулась, и эта улыбка сразу оборвала все мои надежды. — Ты абсолютно не в моем вкусе. Если парень такой тощий, как ты, то его или долго откармливать надо — а я готовить не люблю, — или… лечить от глистов. Обиделся? Ну, извини — до свадьбы заживет.

Она отвернулась и безразлично уставилась в потемневшее окно.

Через несколько минут мы прибыли на площадь перед симферопольским вокзалом. Часы на башне бесстрастно показывали, что мой поезд отбыл десять минут назад. Надо было как-то нормально попрощаться.

— Ты куда едешь? — на всякий случай спросил я.

— Я сейчас в Москву на неделю — у меня там тоже друзья остались. Поезд через час. Ты не обижайся все-таки. Человек должен или сразу нравиться, или наоборот. Успехов в нелегком журналистском труде! Пишешь ты вроде ничего — я кое-что прочитать на экране успела. Это что — путевые заметки? Ладно, может, еще и встретимся когда-нибудь: мир-то тесен.

Она в последний раз посмотрела на меня, и вдруг мелькнула в ее взгляде какая-то скрытая боль, что-то от маленького зверька, затравленного большими проблемами, которые принято прятать глубоко внутри. Больше я разглядеть ничего не успел: она протиснулась к выходу вместе с последними пассажирами, наклонилась перед дверью и скрылась в потоке людей на площади. Еще несколько секунд вместе со стоящим поодаль рыбаком мы смотрели ей вслед. Потом я взвалил на плечо свою сумку, допил последние капли воды из пластиковой бутылки и отправился решать проблему с затянувшимся отъездом.

 

— Дорогой! Ты закончил? Борщ уже на столе — такой, как ты любишь… — звонкий голос Стеллы разнесся по комнатам нашей просторной квартиры и напомнил мне о том, что я действительно страшно голоден. За стенкой возится наш первенец — Славка. Он родился в Америке, а теперь прекрасно осваивается и здесь — на родине своих родителей. Эту квартиру в Киеве мы купили совсем недавно, когда выплатили большую часть денег за дом под Детройтом. Жить нам приходится то в Америке, то здесь. Все-таки пишется тут очень легко — я наконец закончил два заказных сценария для телевидения, пьесу для молодежного театра и первые главы новой повести. Стеллка молодец: быстро восстановилась после родов и уже завершила работу над программой для своих новых мастер-классов в Детройте. В октябре продолжит там преподавать: у нее теперь собственная школа танца — хоть и небольшая, но очень уютная.

После нашего непонятного расставания в Симферополе я задался целью отыскать Стеллу в Америке: слишком выразительным показался мне ее последний, затравленный взгляд. Был для этого и достойный повод: я ведь забыл отдать ей батарею от компьютера. Когда через месяц я вернулся в Штаты, найти русскую балерину в детройтской балетной школе оказалось совсем несложно. Дальше придется написать лишь «С тех пор мы вместе…», потому что борщ действительно остынет, а Стелла научилась варить его очень здорово. Ну вот, а сегодня я разбирал старые файлы в своем ноутбуке и наткнулся на незаконченный рассказ, чудом сохранившийся с памятной поездки в крымской маршрутке. Надо же его когда-нибудь закончить! Конечно, не сейчас — а сразу после соблазнительного семейного обеда.

Оказывается, любящая женщина, оттаявшая от холодной суеты, умеет вкусно готовить, даже если она при этом еще и «балерина из Детройта».

Они подходили подписываться по очереди. Одни ставили росчерк пера почти безразлично, с каким-то отрешенным, ничего не выражающим лицом и блуждающей улыбкой на устах. Другие на секунду задумывались, быстро пробегали взглядом стандартный текст и, наконец, выводили снизу затейливую роспись. Третьи приближались к столу, как к ступенькам на эшафот. Они мучительно вчитывались в каждую букву, выискивая скрытый подвох, с кислой миной крутили в руках листы и удивленно поглядывали на подмахнувших подписи товарищей. И лишь когда время было уже совсем на исходе, эти — последние — с тяжелым вздохом подписывали документ, призванный определить их ближайшее будущее.

Была, правда, еще одна категория — те, кто мог и не брать на себя никаких обязательств и вообще не подвергать себя новым испытаниям. Обычно сюда относились убеленные сединами старцы, хорошо знающие, что им предстоит, и сознательно обрекающие себя на страдания ради великого Общего Дела.

Джон подошел к столу почти в хвосте очереди. Голова гудела от многочасового инструктажа, который все