Оглавление

1. Восемь дней осени
2. Предисловие
3. Часть 1. (вторник, 21 сентября 1956 года)
4. Часть 2. (21– 22 сентября 1956 года)
5. Часть 3. (четверг, 23 сентября 1956 года)
6. Часть 4. (пятница, 24 сентября 1956 года)
7. Часть 5. (суббота, 25 сентября 1956 года)
8. Часть 6. (воскресенье, 26 сентября 1956 года)
9. Часть 7. (понедельник, 27 сентября 1956 года)
10. Часть 8. (вторник, 28 сентября 1956 года)

Предисловие

Исторические этюды наполнены трагическими переживаниями и эпической силой исчезнувших времен и явлений. Прошлое блестит в них ослепительной гаммой невыцветающих красок, и кажется, будто они чище и краше серых дней обыденности.

Произведение, написанное мной, окутано в живую ткань историзма, имеющего в глазах автора собственный блеск и сияние, и дополненное — на его вкус — художественным драматизмом, а также деталями, вымышленными или реальными. Засим верю, что оно будет интересно как само по себе, так и в свете исторических перипетий.

Часть 1.
(вторник, 21 сентября 1956 года)

Тлеющая сигарета, повисшая на стеклянном ребре пепельницы, пёстрая керамическая чашка с крепко заваренным чаем, графитовый карандаш, пара листков бумаги и уже потрёпанный, несвежий номер газеты The Sunday Times — всё это в хаотичном порядке украшало собой массивный дубовый стол, занимавший добрую половину и без того не слишком большого номера отеля. Рядом, расположившись на деревянном стуле с удобными подлокотниками и задумчиво подперев руками голову, сидел молодой человек. Его усталый взгляд блуждал между газетой и окном, наполовину закрытым плотными портьерами соломенного цвета. Совершенно очевидный факт туманности нового дела лишь сильнее изматывал разум многочисленными вопросами. Лениво потянувшись, постоялец сделал очередной глоток терпкого чая и вновь перечитал злосчастную статью двухнедельной давности. В заметке с кричащим заголовком, отпечатанным броским шрифтом, говорилось следующее:

«Сегодня утром от одного из наших конфиденциальных источников, приближённых к Скотленд-Ярду, в редакцию поступило сенсационное известие. В доме номер 23 по улице Холборн найдено тело советского дипломата Андрея Ивановича Смолина. По предварительным данным, которыми располагает полиция, речь идет о самоубийстве. Об этом свидетельствует ряд характерных признаков, в том числе предсмертная записка, найденная в квартире убитого. Следов насилия в помещении обнаружено не было. Предположительно самоубийство совершенно где-то между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи, именным револьвером системы Нагана. Напомним: советский дипломат в течение последних трёх лет жил и работал в Лондоне, где занимал должность первого секретаря в посольстве СССР».

«Что ж, — подумал молодой человек, — уверенность полиции Лондона — это серьезный аргумент в деле, шум от которого не затих до сих пор. Факты, улики, показания — всё с педантичной аккуратностью сведено в единую цепь событий и отработано в готовый материал для уголовного судопроизводства. И всё же одна деталь каким-то образом ускользнула от следствия, оставив без ответа главный вопрос: зачем преуспевающему дипломату, чей послужной список мог вызвать зависть даже у самых бескомпромиссных карьеристов, пускать себе пулю в висок? Столь отчаянный шаг должен быть вызван неразрешимым внутренним конфликтом, в то время как суть его осталась неизвестной. Будто его и вовсе не было».

Молодой человек погладил острый щетинистый подбородок, и долгий ход его размышлений внезапно прервало чувство проснувшейся усталости. На некоторые особенности его работы организм всегда отвечал одинаково. Долгий перелёт и бессонная ночь (которая по счёту в его карьере) безжалостно тянули ко сну, будто наливая веки тяжёлым пудовым свинцом. Тряхнув головой и решительно отбросив в сторону стон уставшего сознания, он вернулся к прежнему занятию.

— Итак, — чуть слышно пробормотал он, — всё сомкнулось на рваном клочке бумаги, найденном на газетном столике советского дипломата. Главная улика, центральная ось в конструкции…

Ровный почерк, отлив из чернил слова «Я виноват», стыдливо умолчал о причинах испытываемой вины, приведших к столь драматичным последствиям. Графологическая экспертиза, подтвердив его подлинность, замкнула беспорядочный круг дискурса о скандальном самоубийстве Смолова. И всё-таки в этом деле оставалась какая-то червоточина. Странная, загадочная тень её присутствия заставляла действовать настороженно и с опаской.

Небольшое помещение вновь заволокло клубами сизого табачного дыма. Через приоткрытое окно доносился шум припустившего дождя, и пушистый чёрный котяра, обследовавший подвесные кашпо с цветами, навострив уши, метнулся к ближайшему балкону.

— Да-а-а-а, задачка! — протянул молодой человек, любуясь разыгравшейся игрой стихии.

«Решать её следует путём детального углубления в детали. Дьявол, как известно, кроется именно там. В таком случае с чего же лучше будет начать? Может быть…» — Мысль, так и не доведённая до логического завершения, оборвалась громким стуком, прокатившимся по комнате, словно недостающий удар грома. Молодой человек невольно вздрогнул, но, тут же взяв себя в руки, поднялся со стула и в пять шагов преодолел расстояние, отделявшее его от двери.

— Кто там? — поинтересовался он на хорошем английском.

— Мистер Джеймс Колдбери? — послышалось за дверью.

— Да, что вам угодно?

На этот раз в речи постояльца номера отчётливо послышался характерный американский акцент.

— Меня зовут Брюс Хэндри, и у меня для вас письмо от дядюшки Сеймура, — медленно, рассыпая слова на тянущиеся слоги, проговорил незнакомец. Он явно воспроизводил из памяти хорошо заученное предложение, тщательно стараясь ничего не перепутать.

Щёлкнул замок, и дверь приоткрылась. На пороге появился высокий джентльмен с аккуратными чертами лица и тощей шеей, костлявые пальцы которого нерешительно переминали поношенную фетровую шляпу. На узких плечах визитёра висел помятый однотонный пиджак серого цвета, а на коленях топорщились казавшиеся великоватыми брюки. В одной руке он сжимал сложенный вдвое макинтош, и, как заметил Джеймс, плащ был сухим — значит, человек, стоявший в коридоре, успел попасть в здание отеля ещё до дождя.

— Я пройду? — вежливо поинтересовался незнакомец, окидывая взглядом больших светло-серых глаз тусклое, казавшееся пустым помещение.

— Конечно.

Джеймс сделал знак рукой и послушно, как подобает радушному хозяину, отошёл в сторону.

Скинув плащ на спинку стоявшего неподалёку стула, с успехом заменявшего в небольшой комнатке вешалку, и закрыв за собой двери, Хэндри обратился к молодому человеку, чей взгляд внимательно анализировал малейшие детали в чертах его лица.

— Честно сказать, я вас представлял немного другим.

— Высоким голубоглазым блондином? — с серьёзным видом поинтересовался Джеймс.

— Нет, — ухмыльнулся англичанин, — но несколько иначе. У вас, мне кажется, вполне обывательская внешность, хотя, надо сказать, и не лишённая известной доли привлекательности.

— Что поделать, мистер Хэндри, моя внешность — всего лишь удачное подспорье в моей работе. К тому же одежда, — Брюс ещё раз оглядел крепкую, жилистую фигуру «американца», на которой плотно сидел двубортный пиджак тёмного цвета, скрывая под собой белую, гладко отутюженную рубаху, — является не чем иным, как зеркалом человеческого статуса, оттягивая часть внимания на себя.

— Плоть от плоти представитель среднего буржуазного класса! — подметил догадливый англичанин.

— Именно, — подтвердил Джеймс. — И всё же не стойте в проходе. Прошу, проходите!

Хэндри уверенным, не стеснённым шагом подошёл к столу. Его взгляд, на секунду остановившись на скуластом лице Джеймса, тут же пробежал по скудному интерьеру комнаты, зацепив зачем-то край выкрашенного в белый цвет потолка. Словно удостоверившись в своей безопасности, он с видимым облегчением плюхнулся на стул.

— Фуф… устал немного, — пояснил Хэндри.

— Может быть, чаю? — поинтересовался «американец», присаживаясь напротив.

— Нет, благодарю, мистер Колдбери. Я не совсем типичный англичанин и, признаться, не люблю чай.

— В таком случае вы ставите меня в неловкое положение.

— Разве? — удивился Хэндри.

— Да… Мне решительно нечего вам предложить.

— О-о, не переживайте по этому поводу! Поверьте, я не голоден.

— Ну что ж, тогда перейдём непосредственно к делу.

Привстав, Джеймс одёрнул край своего пиджака, разгладив появившиеся складки, и, скрестив руки за спиной, стал неторопливо прохаживаться по комнате.

— Итак… — начал было Джеймс.

— Итак, — неожиданно подхватил Хэндри, взяв инициативу на себя. — Вы — гражданин США Джеймс Альберт Колдбери, репортёр американской газеты Aurora News со штаб-квартирой в штате Иллинойс. Приехали в Великобританию на конференцию Трансатлантического союза журналистов, который пройдёт здесь, в Лондоне, с двадцать четвертого по двадцать седьмое сентября.

«Американец», не ожидавший подобной прыти от своего собеседника, удовлетворённо кивнул, давая возможность Хэндри полностью оговорить заученную «легенду».

— Это что касается вас, — продолжил Хэндри. — Теперь обо мне. Меня, как вы уже, наверное, знаете, зовут Брюс Хэндри. По профессии я инженер, работаю в английской строительной фирме «Ройс и компания», базирующейся в Ливерпуле. В Лондоне нахожусь проездом.

Хэндри ненадолго смолк, скрипнув стулом в ожидании возможных вопросов, однако, не найдя в Джеймсе желания вмешиваться, заговорил вновь:

— О вашем прибытии был извещён почти две недели назад. В инструкции, которая была доведена до моего сведения, от меня требовалось по возможности прибыть в Лондон к известному числу, в данный отель, где за мной был забронирован номер. И встретиться с вами…

— Отлично! — медленно протянул, словно растягивая удовольствие, Джеймс. — Родных и знакомых в Лондоне, как я понял, у вас нет?

— Нет, — подтвердил Хэндри.

— А кого-нибудь, кто мог бы узнать в вас мистера Брюса Хэндри?

— Исключать такой возможности, конечно же, нельзя, — немного поразмыслив, заключил Хэндри, — но мне всё-таки кажется, что вероятность такого события крайне невелика.

— Что ж, — свободно выдохнул Джеймс, удовлетворившись первыми сведениями. — Хорошо. Вам, должно быть, известно, для какой цели вас попросили прибыть в Лондон?

— Я думаю, для того, чтобы оказывать вам всяческое содействие… если, конечно, вам нужна будет моя помощь.

— Она будет мне просто необходима, — уверил Джеймс. — Но всё же о деталях, как я понял, вы не осведомлены?

— Нет, сэр, — честно признался Хэндри.

Наконец прекратив размеренно расхаживать по комнате, Джеймс подошёл к окну и лёгким движением руки отдёрнул занавеску в сторону; помещение тут же залило тусклым, смазанным серым полотном сплошных туч, светом. Улица, покрывшаяся плотной пеленой бушевавшего дождя, казалась бесцветной и унылой, будто кто-то набросал её графитовым карандашом на белое полотно бумаги.

— Разрешите полюбопытствовать, сэр? — негромко заговорил Хэндри, словно боясь оторвать Джеймса от его невольного любования.

— Спрашивайте, — не поворачивая головы отозвался Джеймс.

— У вас великолепный английский.

— Спасибо.

— И совершенно естественный американский акцент.

— Допустим.

— А вы действительно американец?

Будто не расслышав вопроса, Джеймс ещё пару секунд постоял у окна, всматриваясь в мутные потоки воды, бежавшие по серым мощёным улицам. Наконец, словно вырвавшись из плена раздумий, он машинально задёрнул занавеску и, повернувшись к своему собеседнику, заговорил мягким, доверительным тоном:

— Мистер Хэндри, давайте с вами договоримся: вопросы, касающиеся моей личности, я буду вынужден оставлять без ответа. Поэтому предлагаю не тратить на них время и перейти непосредственно к делу.

— Да-да, конечно, — виновато пролепетал англичанин, — извините, это просто любопытство, не более того.

— Я понимаю. Но все-таки вернемся к делу. Итак, мистер Хэндри, слушайте внимательно, что вам предстоит сегодня сделать. Сейчас три часа пополудни. До вечера я не стану посягать на ваше личное время — вы вольны проводить его так, как вам заблагорассудится. Но… ровно в десять часов вечера вам предстоит прогулка по Гайд-парку. Сначала вы окажетесь на главной аллее, примыкающей к Оксфорд-стрит. По ней вы пройдёте триста метров и