Оглавление

Убийство, страх, атмосфера, расследование, твисты, напряжение… Французский триллер сегодня можно рассматривать как отдельный феномен. Он вырос на американском саспенсе и французском нуаре, и сегодня книги Франка Тилье, Мишеля Бюсси, Бернара Миньера, Жана-Кристофа Гранже, Максима Шаттама и Оливье Норека пользуются любовью читателей по всему миру и вдохновляют новое поколение писателей.

На моем курсе мы разбирали суть триллера как жанра на стыке других жанров: экшена, детектива и хоррора. Мы учились создавать злодеев и выстраивать сюжет вокруг расследования убийства, учились закладывать твисты, выбирать нужный ритм повествования, удерживать внимание читателя с помощью различных приемов создания напряжения… И самое главное — участники попытались применить все полученные знания на практике и написали прекрасные детективные рассказы-триллеры.

Сборник «Блики смерти» получился тревожным и полным совершенно разных, страшных, но захватывающих историй. Он точно понравится любителям жанра. Браво всем участникам!

Наталья Гриневич. Хирург

— Что там случилось?

— Девушку убили. Совсем молоденькая, говорят.

— Изрезали — жуть. И чего ходят по ночам! Так еще, говорят, и розами осыпали.

— Да только одну розу и нашли. А вот руку ей отрубили…

— Что вы такое говорите?! На месте у нее все руки и ноги. Понапридумывают!

— А когда тело поднимали, кровь-то как закапала!..

* * *

Кап-кап-кап — за окном начинался дождь. Инга Сергеевна, начальник оперотдела, отвернулась от окна.

Прошло два месяца, как она возглавила отдел. Ребята достались ей неплохие. Макс — шустрый любитель пошутить, надежный, в Чечне воевал. Володька — еще молодой и неопытный, но старается! Каждую мелочь проверяет.

Только дисциплина в отделе хромала, причем на обе ноги. Вообще-то двадцать минут назад начался рабочий день.

— С добрым хмурым утром! — в кабинет, резко открыв дверь, изображая, что торопился, влетел Макс. — Я не опоздал — всех преступников переловили?! — Макс поймал взгляд начальства и стал оправдываться: — Ну, Инга Сергеевна, неубиваемые пробки! Я даже не знаю, сможет ли человечество когда-нибудь их победить.

Инга почувствовала запах женских духов. Укол ревности не заставил себя ждать. Макс ей нравился, и, судя по шуточкам в ее адрес, притяжение было взаимным.

— Извините, я проспал, — в кабинет вошел Володя и медленно закрыл за собой дверь.

Детский сад, а не работники.

— Попрошу впредь высыпаться и не попадать в пробки! — Голос Инги звучал серьезно, но потом она не удержалась и добавила: — Ты заспанным не выглядишь, а ты и не ложился! — Инга бросила взгляд в сторону Макса и тут же перешла к текущим делам.

Вернее, к главному делу, которое никак не сдвигалось с мертвой точки.

Две недели назад во дворе дома на улице Комсомольской, возле мусорных баков, обнаружили тело девушки со следами насильственной смерти. Оно было прикрыто черной пленкой. А чтобы пленку не унес ветер, преступник придавил ее по углам кирпичами. Поэтому тело не сразу заметили. Его обнаружили мусорщики.

Тело жертвы было изрезано — преступник «рисовал» розочки. На груди убитой лежала настоящая засушенная роза.

Опрос ясности не внес: никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Но тело, очевидно, привезли на машине или вынесли из подъезда.

— Володя, что у нас с опросом жильцов? — Инга решила, что необходимо еще раз пройтись по квартирам.

— Я почти всех обошел. Осталось еще пять квартир, где не открыли.

— Обойди и соседние дома.

— Да я там уже был. Я и так, в отличие от некоторых, как вол…

— О! Да ты у нас Воло-димир! — перебила Инга — ее раздражал запах духов.

— Воло-димирволо-четволо-… — включился, переводя все в шутку, Макс.

— А Макс тебе поможет. И открой, пожалуйста, окно побольше — дышать нечем, — попросила Инга.

Но Володя не успел выполнить просьбу Инги — раздался телефонный звонок. Опергруппу вызвали на очередное убийство.

Дождь не останавливался.

Кап-кап-кап…

Так не хотелось выходить из теплой машины на этот нудящий дождь! Еще и зонтик дома забыла.

Инга помедлила и решительно открыла дверцу полицейской машины. К ней торопливо подошел участковый. Инга знала его еще с детской комнаты.

— Что там, Михалыч? — не здороваясь, спросила она у Михаила Карпова. Он дорабатывал последний год.

— Да вот дед, — начал рассказывать Михалыч, подстраиваясь под шаги Инги и стараясь держать над ней зонтик, — это из шестнадцатой. Шел рано утром мусор выносить, не спится ему. Ну и видит, черная пленка лежит. Не дырявая — для дачи пригодится. Потянул, а там…

— Понятно, я здесь осмотрю-осмотрюсь, а ты минут через тридцать приведи ко мне этого деда, — попросила Инга, чувствуя внутри нарастающую волну «охотничьего азарта».

Ни Макса, ни Володи уже не было. Пошли на поквартирный обход, молодцы.

Рядом с трупом суетился эксперт-криминалист Сосновский. Инга не очень любила работать с Сосновским — его не поторопишь, но дело свое он знал.

— Похоже, у нас серия намечается.

Инга кивнула и, надев перчатки, начала рассматривать розочки, вырезанные на теле девушки.

— На ней еще лежала засушенная роза, — доложил Сосновский.

— И где она? Как лежала? — раздраженно спросила Инга.

— Все сфотографировали, Инга Сергеевна. Розу взяли на экспертизу — на шипах кровь, возможно, преступник оставил.

Инга хотела вспылить, но порыв ветра донес до нее запах женских духов. Она подняла голову — рядом не оказалось ни одной женщины, кроме…

А запах был тот же. И духи — те же!..

Инга безотчетно мотнула головой, стряхивая наваждение, сняла перчатки и пошла допрашивать свидетеля — деда из шестнадцатой.

— Так вы, Павел Иванович, точно больше никого не видели? — не унималась Инга, по второму кругу спрашивая об одном и том же. — Может, машина отъезжала? Проходил кто-нибудь? Вы не торопитесь, припомните.

К ним шел Макс, наверное, уже закончил со своими квартирами.

— Павел Иванович, покажите, как шли из подъезда, куда дальше направились.

— Да, вспомнил! Точно же, как шел — машина проехала! Как же это я… — Дед обрадовался, что может хоть чем-то помочь.

— Какая машина: наша или иномарка? Цвет какой? — Инга цепко ухватилась за ниточку. — Вон машины стоят — похожи?

Они подошли к припаркованным авто.

— Да вот эта. Точно похожа! И цвет вроде тот. Темновато было, — оправдывался дед. — И трещина у нее на стекле была.

Инга взглянула на иномарку. По спине пробежал неприятный холодок — это была машина Макса. Они с Володей приехали на ней на место преступления, а ее задержало начальство, и Инга поехала на служебной.

— Да, и выходил из нее мужчина — багажник у него вроде незакрытый был, — рассказывал и дальше удивлялся дед — как же он забыл.

— Не разглядели? — без надежды на успех спросила Инга.

— Да не особо. Вот только у него выправка военного — или служил, или служит.

Больше дед ничего вспомнить не смог. И поквартирный обход пока ничего не дал.

Надо ждать результатов экспертизы. А Сосновского не поторопишь…

— Поедем в отдел? — предложил Макс. — Обход продолжу вечером, когда народ с работы придет.

Инга сердито посмотрела на него.

— Да не сердись! Ну, опоздал. Я к сестре ездил в гости, за город. Они оставили меня ночевать. Далеко же. Время не рассчитал. — Макс подумал, что Инга все еще сердится из-за опоздания.

Инга посмотрела на Макса и, как будто отменяя свое прежнее решение, согласилась:

— Поехали.

В машине она села на заднее сиденье и, сделав вид, что роется в сумочке, осмотрелась. Возле самой двери заметила зеленый лист. Листик розы! Инга достала из сумки зеркальце и «нечаянно» его уронила. Нагнулась и забрала улику.

— Ты чего там?

— Да зеркало уронила.

Ее рацио сопротивлялось: ты с ума сошла! С чего вдруг? Ты выгораешь.

Интуиция вопила: не может быть столько совпадений — духи, машина, лист розы, близость места нахождения трупа со зданием ОВД. Привез, бросил труп — поехал на работу.

К концу рабочего дня стало известно, что на шипах розы оставлена четвертая группа крови, а у жертвы — вторая. Это была так себе зацепка — и продавец мог уколоться, и, например, курьер. Но все же!

Раздавшийся телефонный звонок заставил Ингу вздрогнуть и прервать размышления.

— Инга Сергеевна, взяли тут одного — свидетели утверждают, что он утром крутился возле мусорных баков, — с радостной ноткой в голосе сообщил Володя.

— Везите! — сказала, как выдохнула, Инга.

Это не Макс. Понапридумывала себе. Пора отпуск брать.

В допросную, после снятия отпечатков пальцев, привели тщедушного мужичка лет шестидесяти пяти. Его помятый вид, одежда, запашок говорили о том, что он еще не бомж, но близок к этому.

После всех формальностей выяснилось, что после смерти жены и недавнего переезда из двухкомнатной квартиры в однокомнатную в другой район Николай Петрович, что называется, «заскучал» и «бодрил себя, как мог».

Но на убийцу-серийника мужичок не тянул.

«А Чикатило тянул?» — оборвала свою мысль Инга.

— Я не скрываю, я там был. Но я не убивал! Нет… Я… да, взял грех на душу… — Допрашиваемый прокашлялся и продолжил: — Я как подошел, запнулся о кирпич… Да, и отдернул полиэтилен, чтобы пройти… А там рука женская, с кольцом. Ну, я побольше открыл — девушка, мертвая, изрезанная — жуть… А рука с кольцом прям передо мной… Ну и… бес попутал, денег-то нет. В общем, снял кольцо, потом прикрыл все как было и ходу.

— Макс, закончи допрос, — попросила Инга, не глядя на удивившегося Макса, встала и пошла.

Уже подойдя к двери, услышала последнюю фразу допрашиваемого:

— Я ведь… как домой прибежал, хотел даже вернуться… Ага! А потом принял — у меня оставалось — и успокоился.

Инга вышла из здания ОВД. Дождь перестал, но серая хмарь еще висела над городом.

Она решила обойти все близлежащие цветочные магазины и показать фото Макса. В одном из них Макса узнали. Ну еще бы не узнать — видный, рост, выправка, еще и шуточки наверняка отпускал. А вот в другом магазине узнали и Макса, и Володю — Инга показывала фото, где они всем отделом сидели в кафе.

«Точно, я с ума схожу! Да тут наверняка почти все наши цветы покупают», — одернула себя Инга.

Дома, не раздеваясь, она метнулась в комнату, включила ноутбук и нашла записи по первому убийству.

18 сентября. Макс в этот день брал отгул, она точно помнила, потому что хотела уйти пораньше с работы на юбилей подруги, а не получилось. Вообще не получилось — поехали на вызов. Так, если еще совпадет группа крови…

Инга долго не могла уснуть — ей нравился Макс. Но неужели Макс… С чего она взяла? Нет, чушь все это, домыслы влюбленной ревнивой дуры. Надо называть вещи своими именами.

И мужичок еще этот. Наверняка дети попросили квартиру разменять. Придурки! А отец остался без жены, без привычной обстановки, соседей и двора. И дети редко приезжают и почти не звонят.

Одиночество.

Жаль его…

* * *

Жаль?

Ты не пожалела меня, нет. Ты смеялась надо мной! Все вы смеетесь надо мной! Почему я должен жалеть?! А?

О! Как вы извиваетесь! Как просите пощады! Как вздрагивает, как дергается ваше тело!

А я смотрю: есть там у вас сердце? Горячее ли оно? Стучит ли ваше холодное сердце?

Смотрю, как оно затихает — дернется еще раз-другой и затихнет, и мне спокойно.

Поздно, поздно…

Вы все ответите!

* * *

В последующие два дня никто из подчиненных Инги не опаздывал — во-первых, не стоило нарываться, во-вторых, сегодня — барабанная дробь! — у Инги Сергеевны, капитана, начальника оперотдела и просто интересной женщины, был день рождения.

Первым пришел на работу Володя и, смущаясь, подарил розу.

Инга, увидев цветок, натянуто улыбнулась — ей не хотелось брать розу в руки.

Разрядил-усугубил обстановку Макс, ворвавшийся в кабинет следом за Володей, — он принес целых пять алых роз. Алых — как кровь. И группа крови у Макса — четвертая.

От всего происходящего веяло ирреальностью: как будто ей подарили те самые розы, как будто неведомая рука протянула ей эстафетную палочку чьей-то безумной игры. Инга на мгновение отчетливо увидела — вспомнила разводы на лице второй жертвы. То ли слезы, то ли капли дождя. И девушка так похожа… на нее.

Инга схватила вазу и поставила цветы. Роз стало шесть.

— Мальчики, спасибо! Чай с тортом потом, а сейчас давайте вернемся к нашему расследованию, — торопливо начала Инга. — Эти два преступления объединяем в одно дело. Рабочее название — «Хирург». Как показала экспертиза, все надрезы были сделаны, скорее всего, скальпелем. Какие у нас подвижки? Меня уже начальство торопит. Володя?

— Я сделал запросы: были ли похожие случаи в городе за последний год. Пока ответы отрицательные.

— Надо проверить за три года. Если это маньяк, с ним что-то могло случиться и раньше. А потом спровоцировало… изменения в психике. Здесь явно обида на женщин. Макс?

— Да, Инга Сергеевна, все зло от женщин!

— Макс!!!

— Простите. Тела нашли в одном районе, совсем рядом. Может быть, преступник или живет где-то здесь, или работает.

— Ну да, привез, бросил, и заметьте, возле мусорных баков. Возможно, он относится к своим жертвам как к мусору. Ненужному мусору. А потом идет на работу… — задумчиво произнесла Инга и быстро продолжила: — Володя, посмотри похожие случаи. Макс, ты прозондируй район: сидевшие, состоящие на учете, лечившиеся, лечащиеся и так далее. У меня встреча с психиатром…

— Что, уже так далеко зашло? — не удержался от шпильки Макс.

— Не-смеш-но! Работаем.

Во второй половине дня отметили день рождения Инги.

Макс, как всегда, шутил. Досталось и Инге, и еще больше Володьке.

Потом Инга ушла, пораньше — все-таки день рождения, а поработать можно и дома. Да, собственно, ничего такого грандиозного не намечалось — посидеть часика два в кафе с подругами.

Не успела она сесть за столик, как пришла эсэмэска от Макса: «Приезжай сегодня ко мне».

Инга улыбнулась, но отвечать пока не стала. Потом нахмурилась. В ней боролись два чувства: влюбленность женщины Инги и подозрительность опера Инги Сергеевны.

У них с Максом уже было одно свидание. Можно сказать — не в полной мере состоявшееся.

Ингу тогда привлекла коллекция ножей, красиво расположенная на стене в кабинете. Макс сказал, что это еще его дед начал собирать, отец-хирург продолжил, а теперь он старается пополнять.

Ей понравилось, что Макс сам хозяйничает на кухне, не привлекая ее. Но потом она услышала грохот. Подумала, что Макс что-то уронил, но оказалось, что на полу лежит он сам.

Макс извинился — приступ. Легкая контузия на войне. Все это время не беспокоила, а тут…

Инга помнила свое чувство, когда вышла из его квартиры. И это была не досада, а… облегчение.

Она тогда не поняла причину. А сейчас ответ напрашивался сам собой.

В конце вечеринки Инга отправила СМС Максу: «Скоро приеду». Она должна все выяснить. Хватит строить предположения.

Макс жил в старом доме, в трехкомнатной хрущевке, доставшейся ему от родителей. Во дворе росли раскидистые тополя.

Стемнело. Накрапывал дождь, а она опять забыла зонтик.

У окон первого этажа Инга охнула от неожиданности — ее кто-то схватил. Она почувствовала легкий укол в плечо и потеряла сознание.

Инга медленно приходила в себя. Над ней серел бетонный потолок и качалась тусклая лампочка.

Инга лежала голая. Руки и ноги почти не двигались, привязанные к стальным полукольцам, вбитым в деревянный приподнятый настил. Рот был не заклеен, значит, кричать бесполезно.

Пахло подвалом и еще чем-то знакомым. Инга догадалась — кровью. Несвежей кровью.

Как глупо она вляпалась! И что теперь? Спокойно. Надо попытаться разговорить его. Хотя бы попытаться.

Послышались медленные, осторожные шаги. Кто-то спускался.

Сердце забилось сильнее. Тело напряглось. Она услышала, как шуршат колеса и позвякивает что-то железное. И этот звук становился все отчетливее.

Инга склонила голову, приоткрыла глаза и увидела сначала подкатывающийся к ней столик с ножами и розой, а потом мужчину, одетого в черную водолазку и черные брюки. Лицо было скрыто под вязаной черной балаклавой. Инга не могла понять, знает она его или нет.

Мозг лихорадочно перебирал пути спасения. Разговорить, вывести из себя, утешить, уговорить, подчинить себе! А сердце замирало от страха: нет, это не ее роза. Нееет!!! Ее розы остались в кабинете!..

Инга молчала, молчал и похитивший ее.

Неожиданно послышался отдаленный звук грохочущего железа.

Инга замерла, а преступник, схватив со столика нож, бросился к двери.

— Инга!

Макс! Значит, не он, не он!.. Он нашел меня, он спасет, стучало в висках.

Инга потянулась рукой к столику. Не достать. Как больно! Плевать! Вторая попытка удалась — она нащупала что-то похожее на скальпель. Есть! Резать! Резать! Только не выронить! Все — правая рука свободна! Быстрее — вторая рука. Быстрее!!!

Там тихо. Они больше не дерутся. Быстрее — нога, вторая нога. Все!

Кто-то спускается. Она не успела встать и встретить — черт! Так, надо лежать и делать вид, что привязана.

Медленно идет. Ранен? Хоть бы это был Макс!

Но к Инге шел тот, в черном.

Он убил Макса?!

Нет. Теперь-то она не отдаст свою жизнь так просто. Нет. Инга приготовилась. Только ты подойди поближе. Вот так. Еще ближе.

Перед Ингой, в ногах, остановился ее похититель. Его одежда была в крови. Он тяжело дышал, держа правой рукой окровавленный нож, а левой — зажимая бок.

Преступник потянулся, чтобы снять балаклаву.

Вот то мгновение, когда он не будет ее видеть. Вот тот момент, который нельзя упустить.

Инга свела ноги вместе, оттолкнулась и ударила как можно сильнее в грудь черному. Он не устоял и опрокинулся на спину. Инга со скальпелем в руке прыгнула сверху.

Она собиралась вложить в последний удар все свое волнение, страх и ужас. Инге очень хотелось колоть и колоть этого ненормального, как ядовитого паука, заползшего к ней в постель. Но она приставила скальпель к горлу и резко сдернула с преступника балаклаву.

Володька?!

Он закашлялся. Губы окрасились красным, и тонкая струйка крови потекла по его щеке. Он обмяк, остановив взгляд на сером потолке.

Инга отшатнулась и побежала наверх — к Максу. Ее душили слезы, а в голове вертелся один вопрос: почему?

* * *

Ну почему? Ну зачем ты так со мной?

Я же тебя люб…

* * *

— Машину твою я в ремонт отвезла, — говорила Инга Максу, которого из реанимации наконец-то перевели в палату. — Ну ты разнес гараж!

— Так я сообщение увидел, думаю: кто послал? Только Володька мог приколоться. Я телефон на столе оставлял. Хотя не ожидал от него. Я же действительно хотел тебя тогда пригласить и не решился. А потом: тебя нет, на звонки не отвечаешь, он тоже не отвечает. Тут меня и стукнуло. Я ж у него был в гараже. Подъезжаю — гараж изнутри заперт. Ну, значит, там, голубки. — Макс усмехнулся, поймал взгляд Инги. — Прости. Я — задний ход, потом газанул. Ворота снес. Тут он выбегает с ножом… А чего он с катушек слетел?

— Девушка его обещала ждать из армии. А сама с другим закрутила, но письма ласковые писать продолжала. А он вернулся немного раньше, ей об этом не написал — сюрприз хотел сделать. При параде, розы купил, приходит, звонит, а там — его девушка с новым ухажером. Начались разговоры-выяснения. В общем, несправедливо и грубо девушка с ним обошлась, еще и розы вслед кинула. Как раз осенью это и произошло. Другой бы погоревал да другую нашел, а этот, по всему, головой поехал. И, кстати, он в армии медбратом служил. Лекарства знает и укол поставить может. Мог… Ближе к лету девушка исчезла. Следов не нашли. И преступника тоже. Мать сказала, с девушками с тех пор у него не складывалось. — Инга посмотрела в окно. — Снег! Первый снег!

За окном шел снег, густой, лохматый — радостный и в то же время немного грустный.

Елена Фили. Трем смертям не бывать

Вой летящего снаряда, казалось, ввинчивался в самую душу. Число́в тихо, сквозь зубы, матерился. Из-за раздирающей боли в раненой ноге, из-за беспомощности и страха за человека, который сейчас тащил его на себе с поля боя. Взрыв. Комья мерзлой земли пополам с глиной и мелкими камнями посыпались сверху, человек лег на Числова, прикрывая собой.

— Не дрейфь, Числов, немного осталось. В лесу схоронимся. И я за нашими схожу.

Снова взрыв. Человек, прикрывший Числова, вдруг обмяк. Числов подождал пару минут, потом пошевелился. Боль в ноге выстрелила в голову и рассыпалась мелким салютом. Он потерял сознание.

А очнулся от громкого бормотания. Человек то матерился, то шептал что-то похожее на «Отче наш…» и продолжал его тащить, только теперь одной рукой, и лицо у него было залито кровью.

* * *

Спустя три года

За садом с голыми яблонями просвечивал старый деревянный дом. Ближе к вечеру на крыльцо вышли пятеро молодых мужчин. Что-то было в них общее: то ли военная выправка, то ли одинаковое выражение лиц — терпеливо-злое. И обращались они друг к другу не по именам, а по привычным позывным: Бычок, Шаман, Шахтер, Лютый, Юрист. Доски крыльца уныло заскрипели. Все разом задымили.

— А известно, кто напал на тетю Пашу?

— Соседка сказала, трое отморозков, совсем молодых. Тетя Паша пенсию получила и с продуктами домой шла, так они сумку распотрошили и продукты в грязный снег втоптали. Посмеялись, пока она, собирая, ползала, и ушли. Тетя Паша домой пришла, села на стул и умерла. Официальное заключение: остановка сердца. Если бы рядом кто-то был и быстро вызвал скорую, лекарства дал… А так… просидела до утра, пока соседка не увидела, что дверь в дом открыта. Зашла, а тетя Паша остыла уже.

— А полиция что? Вы так никого и не нашли? А, Юрист? — неприязненно процедил Лютый — высокий плотный качок, бритый налысо.

— Начали розыск, — сильно затянувшись, угрюмо сказал капитан полиции Числов.

Четверо глухо зароптали. Бычок, совсем молодой парень по фамилии Быков, одетый в камуфляжный костюм охранника с биркой «Росинка» на нагрудном кармане, аккуратно затушил окурок о перила крыльца, спрятал его в карман и буркнул, поддерживая Лютого:

— Столько дней прошло, вон схоронили уже, а у тебя только «начали розыск»? Что бы сказал наш командир?

— Сказал бы, что врагов надо уничтожать, а не разыскивать, — выкрикнул Шахтер. — Командир многим из нас жизнь спас, с поля боя вытащил, а мы его мать не уберегли. Давайте сами найдем подонков и накажем? Навыки есть: Шаман — разведчик, Лютый с Бычком — штурмовики, я снайпер, ты, Юрист, за командира будешь. Главное, пару фактов нам подкинь, а дальше мы сами…

— Даже не думай, ясно? — Числов шагнул и схватил Шахтера за грудки. — Это тебе не война, здесь мирные люди!

Помешал им начать драку Шаман. Невысокий, очень худой, в неприметном сером полупальто, он, словно бритва, втиснулся между ними и оттолкнул Лютого.

— Чего ты с ментом связываешься? Пусть проводит свой розыск. А мы подождем и, если никого полиция не найдет, подключимся. Понял, Числов? Сроку тебе — пара недель, не больше. И не нужна нам твоя информация. Я соседей опрошу не хуже опергруппы.

Раздался звонок мобильника.

— Слушаю, капитан Числов. — Молча выслушал и кивнул, словно собеседник мог его видеть. — Выезжаю.

Числов оглядел бывших сослуживцев и покачал головой.

— У меня на участке труп. А вы… Ну, не занимайтесь вы самодеятельностью, мужики. Мне же придется потом вас разыскивать. А оно мне надо?

Он сбежал с крыльца и быстрым шагом вышел за ограду.

Четверо смотрели ему вслед, пока он не скрылся, затем Шаман оглядел оставшихся и вытащил мобильник.

— Встречаемся через две недели у меня. Диктуйте адреса, кто живет не по прописке, и телефоны, если есть другие.

…Труп висел на веревке, обмотанной вокруг толстой ветки дерева, и с противным скрипом раскачивался на ветру. Из-за туч выглядывало неяркое осеннее солнце, отчего на земле колыхалась уродливая тень. Числов смотрел на синее лицо повешенного и гадал, кому мог помешать мальчишка, убитый таким зверским способом. На куртке жертвы спереди степлером был приколот обычный листок из школьной тетради с одним только словом, выведенным шариковой ручкой: «ГНИДА».

Судмедэксперт Тамара, старательно отводя глаза от трупа, укладывала в пакетик найденный на земле окурок. Числов понятливо хмыкнул. У нее имелся сын-семиклассник, и совсем недавно Числову пришлось отбивать мальчишку у злых родителей одноклассников. Одноклассникам парень знатно навалял, причем отказался сообщить, за что. Буркнул только: «Им полезно», — и Числов поверил. У них были особые отношения. И Тамара, с которой Числов встречался, в эти отношения не вмешивалась.

— Есть что-нибудь? — спросил у Тамары Числов.

— Листок вырван из школьной тетрадки, отпечатков нет. Ручка обычная, шариковая. Веревка тоже обычная, новая, видимо, купили в хозяйственном. В общем, порадовать нечем. Есть окурок. Сделаю анализ слюны на окурке и прогоню через базу. Результат доложу.

Тамара повернулась, чтобы продолжить работу, и ее взгляд снова остановился на повешенном.

— Снимайте, — дал команду подчиненным Числов. — Вон, труповозка подъехала.

На следующий день в убойный отдел вбежал оперуполномоченный Саня Зверев:

— Нашли! Хозяин окурка — бывший зэк, недавно откинулся. Его брат живет с матерью в том же доме, где жил убитый. Участковый сказал, что между ними вечно были терки.

— Так, я за ордером и опергруппой. — Числов сорвался с места. — А ты мухой лети по адресу, найди участкового и понятых.

* * *

— Утрись, гражданин начальник! Я позавчера на работу целый день устраивался, то тут, то там. Только со справкой никто не взял. Но свидетели имеются.

Бывший зэк в застиранных трениках и видавшей виды майке сидел на табурете и радостно улыбался железными фиксами. Еще бы! Утер нос ментам.

Числов скривился. Двухчасовой обыск ничего не дал, и у подозреваемого имелось алиби. Шаткое, его еще предстояло проверить по часам и минутам, но раз бывший зэк так торжествующе улыбается, значит, все в порядке у него с алиби.

Коротко звякнул телефон. «Прошло два дня, — было написано в сообщении. — Мы ждем». Следом шли четыре позывных.

— Черт! — выругался Числов.

— Сам черт! — обозлился бывший зэк. — Проверяй давай мое алиби. Я на себя чужую мокруху не возьму. Даже не знаю, кого закопали.

— Твой брат постоянно с убитым Токаревым дрался. А ты только что откинулся. Посмотрим мы твое алиби, и, если не гонишь, никто тебя не посадит.

— Так это Токаря грохнули? — снова развеселился бывший зэк. — Туда ему и дорога! И дружкам его. Достали всех, гаденыши!

— Каким дружкам? — насторожился Числов и оглянулся на участкового. Тот пожал плечами.

— А че, я тебе помогать должен? — вызверился зэк. — Сам ищи.

И отвернулся к стене.

Снова звякнул мобильник. «Шаман Юристу», — было написано на экране, и дальше перечислялись три фамилии и три адреса. Фамилия Токарева стояла первой. И была зачеркнута.

Числов показал экран мобильника со списком участковому.

— Не мой участок. — Тот снова пожал плечами. — На моем только Токарев живет. Жил.

— Зверев! Поехали!

— По второму адресу или по третьему?

— По тому, что ближе.

Дежурная машина, сверкнув мигалкой, рванула со двора, выбралась на проезжую часть и помчалась туда, где, как написал Шаман, жил «Петр Сивцов двадцати лет от роду, студент».

…В полутемном гараже слышались сдавленные возгласы, возня и звуки ударов.

— Я не виноват! Это они!

— А ты просто рядом стоял и смотрел, как старуха ползает в грязи?

— Они бы меня избили!

Раздался смех, словно каркал старый ворон, который уже не мог крикнуть в полный голос.

— Зато сейчас ты бы не сидел в дерьме и не готовился к смерти.

Тот, что каркал-смеялся, перевернул на спину связанного парня и стал пристраивать на его груди листок из школьной тетради.

— К смерти? — завизжал парень, задергал ногами и вдруг зарыдал: — Я не хочу… Я же все сделал, как ты сказал… Ты обещал…

…Дежурная машина с шумом и спецсигналами, распугивая бродячих собак, ворвалась во двор, зажатый с четырех сторон высотными панельными домами.

Числов и Зверев бегом поднялись на шестой этаж и затарабанили в дверь. Им открыла женщина в домашнем халате и пушистых шлепанцах.

— Где ваш сын?

— На улице гуляет.

— Где именно?

— Я не знаю, обычно они с друзьями встречаются у гаражей. А что случилось?

…В полутемном гараже на веревке, плотно обмотанной вокруг потолочной балки, висел, чуть покачиваясь, труп. Он был еще теплым, когда в распахнутую настежь дверь гаража вбежали Числов и Зверев. На груди трупа белел листок. Простой шариковой ручкой там было написано: «ГНИДА».

Числов вызвал опергруппу и вчитался в сообщение Шамана, запоминая третий адрес. Внезапно в гараже грянула мелодия из кинофильма «Бригада». Зверев и Числов вздрогнули.

— Это мобильник Сивцова.

Зверев сделал шаг к жертве, но Числов его остановил.

— Я сам. Иди встречай наших, а то они заблудятся в гаражах.

Он достал носовой платок, подошел к висящему трупу и, стараясь не смотреть жертве в лицо, вытащил из его нагрудного кармана мобильник. «Васек», — высветилось на экране. Числов с облегчением вздохнул. Вот и третий. Сейчас он его предупредит.

— Ну? — нарочито тихо и небрежно буркнул Числов в трубку, чтобы не спугнуть.

— Ты что опять натворил, Петюня? Мать звонила, говорит, к нам мент приходил, расспрашивал про какого-то школьника, которого мы типа избили. Ты что, тупой? Я же сказал, нужно затаиться после смерти старухи, пока следствие идет! Короче, я сваливаю за город, отсижусь. А ты Токаря предупреди, он трубку не берет.

— Убили Токаря, Василий, — Числов постарался, чтобы его голос звучал строго и одновременно сочувственно. — И Сивцова тоже убили. Только что. Тебе не сваливать надо, а прийти к нам в полицию, пока и до тебя убийца не добрался.

В трубке повисло напряженное молчание.

— Я. Никого. Не избивал. Повесить на меня хотите? Не на того напали. Как разберетесь, матери сообщите, она найдет меня.

И в трубке послышались короткие гудки.

— Черт!

Числов с силой выдохнул. Не в полиции, но все-таки и не в руках убийцы. Спасется парень. Все нормально будет.

Первым, что увидел Числов, едва вошел в отдел, было заплаканное лицо Тамары.

— Что случилось? — Числов шагнул к ней, обнял и повернул, загораживая от любопытных глаз.

— Сына избили. Утром, когда он в школу шел. Сейчас из больницы позвонили, просят приехать, кровь сдать. Что это, Леша? Дети какие-то… как дикари.

— Я с тобой поеду, сейчас только наших предупрежу.

— Зверев!

— Здесь.

— Съезди по адресу третьего фигуранта, присмотрись к мамаше. Похоже, тетка не простая, но попробуй выведать у нее, где сын. И узнай, что за мент к ней приходил. Из детской комнаты, что ли? Кого они избили? По дороге зайди в техчасть, пусть выяснят, откуда Сивцову звонили в гараж. Поехали, Тамара.

Белое, как простыни в реанимационной палате, лицо, закрытые глаза и сухие потрескавшиеся губы. К обеим рукам Тамаркиного сына тянулись тонкие нити капельниц. Числов сжал руку девушки и проговорил:

— Я узнал у врача. Все обойдется. Парень спит. Повреждения поверхностные, внутренние органы целые. Много крови потерял. Найду гадов. Мы с твоим сыном вместе найдем. Наверняка это школьники, как и он. Ну, не плачь, милая.

Числов прижал к себе родное зареванное лицо и проговорил задумчиво:

— Вот только странно, что били так… грамотно. Школьники не знают про болевые точки. Тут спецподготовка нужна. Или опыт военный. Может, брат у кого из них воевал. Тогда все будет проще.

— Ты поезжай. — Тамара подняла на Числова красные опухшие глаза. — Ребята в отделе шумели, что у тебя на участке второй труп. А я здесь еще побуду. Мне отгул дали.

По дороге на работу Числов получил странное сообщение от Зверева: «Тебя отстраняют от дела. Майор лютует. Готовься».

Что могло произойти за три часа, пока он ездил в больницу? Что значит «отстраняют»?

При появлении Числова в отделе наступила нехорошая тишина. Числов на негнущихся ногах, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица, прошел в кабинет начальника.

— Что случилось, Серый?

Отношения между майором и Числовым были приятельскими. И сейчас, глядя в налитые необычной злобой глаза, Числов опешил.

— Я тебе не Серый, а товарищ майор!

— Да что случилось-то?

— Что случилось? Ты выяснил, кто Тамариного сына избил? Не успел? А ребята успели. Это был Сивцов, наш сегодняшний труп. Так что у тебя мотив, капитан. Это залет. И еще. На месте преступления еще один окурок нашли. Сразу твои данные загрузили. И что выяснилось? Этот твой окурок, Числов. Ты что, курил на месте убийства?

— Нет, конечно. Есть же правила…

— Так откуда, твою мать, он там взялся?

— Да подожди ты орать! Я ничего не понимаю!

— Да что ты? Зверев только вернулся от мамаши Василия Ганина, к которой ты сам его отправил. Откуда ты так быстро адрес узнал? Так вот. Мамаша сообщила, что когда ее сын собирал вещи, пришел полицейский. И предъявил удостоверение на имя капитана Числова. Сказал, что забирает Василия для допроса. И забрал, твою мать!

— Я в больнице был с Тамарой.

— С Тамарой? Которая подтвердит любое твое алиби, потому что ты с ней спишь?

Числов растерянно опустился на стул.

— Встать! Сдать оружие и удостоверение! На время внутреннего расследования тебе запрещается заниматься любыми делами. Собери все материалы по делам, которые ведешь, и принеси мне.

— Есть, товарищ майор! — злобно выплюнул Числов, по-военному четко отдал честь, развернулся на каблуках и, печатая шаг, вышел из кабинета.

В отделе, не обращая внимания на взгляды и тихий ропот, он принялся копаться в столе, доставая и сортируя все, что могло потребоваться для проверки. Потом с остервенением кинул документы на стол и выпрямился, обводя товарищей взглядом.

— Так, орлы. То тут, то там слышу: «Числов продался», «Леха отомстил», «Капитан мог убить». Хватит шептаться за спиной. Кто смелый, давай поговорим лицом к лицу!

— Я могу и не за спиной, — донеслось из дальнего угла.

Немолодой старший лейтенант, которого в отделе все звали дядя Коля, протиснулся мимо сослуживцев к столу Числова.

— Все знают, Леха, что у тебя с Тамарой… отношения, — начал дядя Коля, — ты в школу ходил, отмазывал ее сына после драки с одноклассниками. Убитый Сивцов Тамариного сына страшно избил. Окурок твой нашли на месте убийства. И ты воевал, тебе убить просто.

— Я вместе со Зверевым был, когда Сивцова убивали! Мы в гараж вбежали, он еще теплый был! Подтверди, Саня!

Зверев с готовностью кивнул.

— Так ты не один воевал, Числов. У тебя друзья есть, с которыми ты демобилизовался. Друзья, может, и помогли?

В отделе зашумели, кто-то защищал Числова, кто-то обвинял.

— Всем заткнуться!

Майор заглянул в открытую дверь и выдал:

— Получены записи с камер видеонаблюдения в хозяйственных магазинах. Всего три магазина выявлено, где такими веревками торговали. На одном камеры нет, но рядом стоит супермаркет «Росинка», у них над входом камера с большим углом обзора, крыльцо хозяйственного захватывает. Разделиться на три группы и срочно на проверку. Смотреть начинайте за три дня до первого убийства — и по сегодняшний, обращайте внимание на тех, кто выходил с веревкой.

Отдел опустел. Последним вышел дядя Коля. Он задержался в дверях и проговорил, глядя на Числова:

— Надеюсь, что ни тебя, ни твоих друзей на этих видео не найдут.

Дверь закрылась, а Числов продолжал стоять, не двигаясь. Его подставили. У него есть мотив на оба убийства, и Сивцова, и Токарева, просто ребята и майор не знают о смерти тети Паши, мамы его бывшего командира. Этим делом занимается другой отдел. Если узнают, то уже не отмазаться.

Значит, Шаман выяснил, кто издевался над старой женщиной… И вот двое уже мертвы. А подозревают его, Числова. Даже удостоверение на его имя кто-то показал матери третьего пацана. Хотя это просто. Гражданские не знают, как выглядят настоящие удостоверения. Купить фальшивые корочки и сделать поддельный документ со своей фотографией — плевое дело. Главная улика — окурок. Как он мог оказаться на месте убийства Сивцова? И на месте первого убийства тоже лежал окурок. Но принадлежал бывшему зэку. И у того на первое убийство тоже был мотив. То есть убийца подставляет вместо себя других. Это понятно. Не понятно, почему разных, ведь сразу видно, что убийца в обоих случаях один и тот же. Или…

Числов с размаху сел на стул, тот возмущенно скрипнул под его весом. Или что-то произошло между двумя убийствами, и преступник решил, что кандидатура Числова больше подходит. Так. Первое убийство было в день похорон тети Паши. Хоронили ее четверо бывших сослуживцев и он, Числов. Его обвинили в том, что он не хочет возглавить группу и отомстить по-своему, по-военному… И он в доме тети Паши курил, все курили. Вот откуда окурок! Кто-то подобрал. Кто-то из его четверых друзей. И магазин «Росинка»… У Числова перед глазами словно возникла фотография: старый дом, голые деревья, на крыльце стоят пятеро, у одного из них на кармане камуфляжной формы бирка с надписью: «Росинка».

Числов уставился невидящим взглядом в стену. Не может быть… Он же спас его, Числова, вынес с поля боя на себе, дотащил до своих, хотя его тогда контузило. Нет. Нет.

Числов поднялся, чтобы доложить майору о своих подозрениях. Он теперь точно знал, кто его подставил и где искать третью жертву. Но вспомнил слова дяди Коли: «У тебя друзья есть, с которыми ты демобилизовался. Друзья, может, и помогли?» Не поверит майор.

Что же делать? Не допустить третьего убийства, вот что делать. Приказ самому себе такой: разыскать, где убийца прячет третью жертву, и спасти. И будь что будет.

Числов взглянул на закрытую дверь кабинета майора и быстро вышел из отдела. По дороге к машине он набрал номер Шамана.

— Ты обычно всю инфу собираешь. Мне нужен адрес Бычка. Срочно.

— Инфа за инфу. Зачем нужен адрес?

Числов заколебался. Сказать? А если не один Бычок в деле? Но Шаман удивился очень натурально. И время уходит. Есть вероятность наткнуться на еще один теплый труп.

— Ты мне список прислал. Там три фамилии было. Одна вычеркнута. Как ты узнал, что Токарева убили?

— Бычок сказал. Подожди… Зачем тебе адрес Бычка? Хочешь арестовать его? Да пошел ты!

— Сивцова тоже можешь вычеркнуть. И Бычок сегодня похитил третьего из тех, кто издевался над тетей Пашей. Думаешь, третьего он просто поругает и отпустит? Знаешь, как он тех двоих убил? Повесил. А на груди прикрепил листок со словом «ГНИДА». Помнишь, как он на войне после контузии подбирал везде недокуренные бычки? Его за это Бычком прозвали. Он мой окурок на место убийства подбросил, чтобы на меня подумали. Меня от дела отстранили. Внутреннее расследование назначили.

— Врешь!

— Нет. Давай адрес.

— Значит так, Юрист. Я еду с тобой. Если все так, как ты говоришь, я в деле. А если нет, то не обижайся, судить тебя будем. Мы все.

— Куда за тобой подъехать?

* * *

Задняя дверь тесного старенького «Рено», который стоял возле остановки «Дачный поселок „Радуга“», открылась. Сначала показался чехол от гитары, затем пассажир в теплой камуфляжной шапке.

— Куда прешь, гитарист? Перепутал машины. Я друга жду.

— Значит, дождался.

Следом показалась бритая голова Лютого. Оба, и Шахтер, и Лютый, устраивались на заднем сиденье, не обращая внимания на изумленного Числова.

— А вы куда собрались, мужики?

— Нельзя говорить «куда», закудыкаешь дорогу, надо говорить «далеко ли», — Лютый ухмыльнулся.

— И далеко ли собрались? — свирепея, рявкнул Числов.

— Недалеко, вон съезд с трассы, видишь? Бычок в дачном поселке дом зимой охраняет. Там и живет.

На переднее сиденье плюхнулся Шаман. С рюкзаком.

— Так. Никуда не поеду. Выметайтесь!

— Ты не ори. — Шаман протянул всем балаклавы. — Сам сказал, что тебя отстранили. Значит, удостоверения нет, оружия нет. Как ты собрался Бычка ловить? Он, на минуточку, штурмовик, да еще контуженный.

— Вы гражданские. Не имею права вас привлекать к операции, — остывая, проговорил Числов.

— Да ладно, Юрист. Нам Шаман все рассказал. Ну, не скажу, что я удивлен.

Шахтер любовно погладил гитарный чехол.

— Он так и остался на той войне. Для него каждый — либо враг, либо свой, — добавил Лютый. — И если что, это я ему веревку покупал. Он позвонил, попросил, мол, занят, а нужно срочно. Но ничего на протокол говорить не буду. Мы в одном окопе мерзли.

— А в гитарном чехле что, оружие? — недобро поинтересовался Числов.

— Охотничий карабин «Сайга». Разрешение есть.

— Ладно, черти. Шаман, показывай дорогу. Нужно парня спасти, если мы еще не опоздали.

Числов осматривал участок в бинокль, выданный Шаманом, и нигде не видел ни Бычка, ни похищенного Ганина. Крепкий кирпичный дом, в глубине сада еще один — гостевой, баня и сарай — все казалось безжизненным.

— Здесь они, оба здесь. Бычок в гостевом доме, он там зимой обитает, а пацан в сарае.

— Живой?

— Живой. Плачет.

— Пацана незаметно вытаскивайте и в машину переправьте. Только чтобы не сбежал, а то ищи его потом. А я на стреме побуду. Прикрою, если что.

— Принял.

Числов, прячась за кустами, подобрался к гостевому дому как можно ближе. Он услышал скрип открываемой двери и присел, машинально схватившись за место, где обычно висела кобура. Вспомнив, что оружие пришлось сдать, он мысленно чертыхнулся.

Бычок вышел полностью одетый. На плече у него удобно умостилась веревка, смотанная бухтой. Он направлялся к сараю.

Числов оглянулся, пытаясь определить, успели или нет друзья увести Ганина, никого не увидел и встал во весь рост.

— Окурок мой не забыл взять, Быков?

Бычок споткнулся и резко повернулся на голос, выставив перед собой руку с армейским ножом. Увидев Числова, обшарил глазами участок, так же как Числов минуту назад, никого не увидел и расслабился.

— Один? Без опергруппы? Или сбежал из-под ареста, гнида?

— Может, я и гнида, но точно не убийца.

— Я очистил мир от падали. Вчера они над старухой издевались, а вырастут — начнут убивать и калечить! Это выродки, а не люди. С каких пор ты стал таким чистоплюем, Числов? Мы же убивали вместе.

— Мы убивали тех, кто убивал нас. А не беззащитных малолетних пацанов.

— Да пошел ты!

Быков сделал резкий выпад вперед, целясь Числову ножом в ногу, покалеченную на войне.

Просвистела пуля и выбила фонтанчик земли, смешанной со снегом, прямо перед ногами Быкова.

— А, так ты со своими псами?

— Нет. Со мной твои бывшие друзья.

Из глубины сада вышли Шаман и Лютый.

Раздался еще один выстрел, словно приветствие.

— Это Шахтер предупреждает.

— Вы что? На стороне мента?! Мы же вместе в окопах жили. И всегда прикрывали спины друг друга. Я Числова на себе под пулями тащил. А теперь я — враг?

— А теперь ты убийца. Сдавайся, Быков. Я напишу в рапорте, что ты пришел с повинной и привел Ганина живым.

— Чтобы я в тюрьму к зэкам пошел? К этим гадам? Жил по их правилам? Не дождетесь!

Быков отступил от насторожившихся друзей, повернулся и бросился в дом. Друзья переглянулись.

— И что? Отправишь его и в самом деле в тюрьму? — Лютый, засунув руки в карманы, ковырял носком ботинка землю. — Как-то это…

Он не успел закончить — в доме грохнул выстрел. Друзья сорвались с места и кинулись к дому. Первым добежал Числов. Он повернулся и закрыл собой дверь.

— Подождите. Я посмотрю, что там.

— Я посмотрю. — Шаман легко, ужом, проскользнул мимо Числова и скрылся за дверью. Через минуту он вышел и, ни на кого не глядя, проговорил: — Все.

* * *

Звонок мобильника застал Числова, когда тот, поправляя только что выданную кобуру с оружием, выходил из управления.

— Слушаю, капитан Числов.

— Дядя Леша, это Вася Ганин.

— Привет, Васек!

— Вам, наверное, некогда, я быстро. Сегодня был в военкомате. Ухожу на срочную службу. А потом по контракту буду служить. Вот.

— Хорошо подумал?

— Хорошо. Хочу, как вы с Шаманом, Лютым и Шахтером. Чтобы настоящая дружба на всю жизнь. И чтобы людей защищать.

— А мать что говорит?

— Заплакала. Оказывается, все время боялась, что я в тюрьму попаду. Говорит, сходит в церковь, Георгию Победоносцу свечку поставит.

— Смотри, Василий. Весело не будет.

— Зато будет правильно.

Галина Ярось. 
Фас!

Самолет заходит на посадку. На фоне ночной тайги десятки костров. Я могу разглядеть языки мощного пламени даже отсюда, с неба. Это факелы, сжигающие попутный газ при добыче нефти.

Мой родной Мегион живет в этом огненном ожерелье. Красное ночное небо над ним — и зимой, и летом. Оно открывается перед нами сразу за последним поворотом. И автобус, что везет меня домой из Нижневартовского аэропорта, прибавляет скорость. Обрадованно кидается под колеса снежная, заезженная до льда бетонка, начинают искриться розовым по краям лобового стекла узоры из инея. Я снимаю перчатки и дышу на замерзшие пальцы — крещенские морозы пришли без опоздания. Ничего, скоро буду дома, а там можно и не форсить, перебраться в бабушкины варежки. Начались мои первые студенческие каникулы. Я еду домой, к папе, сюрпризом.

Выбравшись из автобуса и свернув в проулок, ведущий к дому, натыкаюсь на стаю собак. Сидят на тропинке и смотрят прямо на меня. Матерый вожак слегка поднимает верхнюю губу, демонстрирует желтые клыки. Понимаю — придется идти домой в обход. Это через гаражи и примыкающие к ним балки́ — неказистые теплушки для жилья, собранные на скорую руку из подручного материала.

Там обычно пустынно и всегда темно, уличные фонари самостроевцам не полагаются. Но сейчас фары нескольких работающих милицейских газиков освещают толпу людей, окружившую что-то рядом со сломанным палисадником. Я подхожу ближе. На снегу — женщина. Простоволосая, в распахнутой на обнаженной груди шубе. Ноги, в мягких стоптанных валеночках, раскинуты в стороны, а между ними какой-то комок. Что-то желтое и синее на красном.

— Беременная была, рожать вот-вот, — слышу я шепот справа, — знаю я ее, в доме у музыкалки живет.

— Жила. Сволочи эти малолетние на животе ее, как на качелях, качаться удумали. Вон доска валяется. Ребеночка-то и выдавили.

— Как только земля таких носит! — всхлипывает кто-то из женщин. — И когда уже вы, ироды, словите их?

И толпа начинает разом голосить, причитать, обернув свое разгневанное внимание на растерявшихся милиционеров. Те, опомнившись, оттесняют собравшихся от трупа. Взвизгнув тормозами, подкатывает начальственная «Волга». Народ начинает расходиться.

— После восьми вечера чтобы из дома ни ногой!

Придя в себя от неожиданной встречи, накормив и отпоив меня горячим чаем, папа начинает расспрашивать о планах на каникулы.

Я уехала из Мегиона уже почти три года назад, сразу после восьмого класса. Вместе с мамой, после их развода. Собрались в неделю, я даже попрощаться толком ни с кем не успела. Сейчас первым делом хотела разыскать Ирку, свою лучшую когда-то подружку. Переписка у нас с ней, после моего отъезда, не заладилась.

— Папа, а ты Иринку давно видел?

— Это ту, с которой ты на каток ходила?

— Да, беленькую такую, кудрявую? Мама ее еще ангелом звала.

— Нет, ангелов давненько не встречал. У нас тут дьяволы зато объявились. Сама ведь видела, что творят. Люди говорят, какая-то банда подростков орудует. Что-то не верится, чтобы дети и такое… По вечерам, стыдно сказать, из дома стараюсь не выходить лишний раз. Знаешь, что завел себе? — Папа идет в прихожую и возвращается уже в полушубке, с увесистым обломком хоккейной клюшки, привязанной к крепкой резинке, торчащей из рукава.

— Вот беру с собой каждый раз, если вечером куда иду. — Он привычным движением втягивает резинкой клюшку в рукав полушубка. — Будет чем отбиться, если встречу этих бандитов.

Так странно смотреть на него, когда-то самого смелого и самого сильного, теперь прячущего в рукаве палку, так, на всякий случай.

Утром мороз еще прибавил. Градусник за кухонным окном показывает минус сорок. Я с сомнением смотрю на свои щегольские сапоги и пальто с чернобуркой и лезу в шифоньер — поискать, чем бы утеплиться. Знакомый запах маминых духов обволакивает сразу, стоит лишь открыть дверцы. «Наташа» — кажется, так они назывались. А был еще мужской одеколон «Саша». Флакон всегда стоял у зеркала на трюмо. Я оглядываюсь, на нем теперь лежит лишь стопка журналов «Наука и жизнь».

Шифоньер заполнен мамиными зимними вещами, рассчитанными на сибирские холода, которые она оставила тогда летом, когда увозила меня от отца. И все они теперь мне по размеру: и дубленка, и лисья ушанка, и теплые пимы, что отец когда-то выменял на пару ящиков тушенки у хантов.

Ирка живет на соседней улице. Ее оштукатуренная белая «деревяшка» выделяется на фоне таких же двухэтажных многоквартирных домов, но только серо-коричневых, оббитых некрашеными досками. Я осторожно подхожу к ее подъезду и заглядываю внутрь. Сейчас главное — не встретить собаку. Зимой они живут по подъездам, там есть отопление. Своих не трогают, но чужим лучше не нарываться. Мне везет — подъезд пуст.

Звонок не работает. Я снимаю варежку и стучу согнутым пальцем в дверь, выкрашенную коричневой половой краской. Тишина. Нет, так не пойдет. Примериваюсь и со все