Оглавление

ПРОЛОГ

Я редко вспоминаю детство, но последние дни один эпизод всплывает в памяти очень отчетливо.

Наш дом на тихой улице, небольшая веранда. Теплыми летними вечерами я любила сидеть на крыльце и смотреть, как мир погружается в сумрак. Когда становилось совсем темно, мы зажигали свет над крыльцом, и на огонек слетались маленькие ночные мотыльки.

Сначала я пыталась их разогнать, подпрыгивая и размахивая руками, но это не помогало: они летели снова и снова, обжигаясь о горячее стекло, бились маленькими крылышками о лампу и, обездвиженные, падали вниз.

Устав, я прекращала свои бесполезные попытки остановить их. Я только сидела и смотрела, как они летят навстречу смерти. Я считала их глупыми, неразумными созданиями. Это просто мотыльки — что с них взять; мне и в голову не приходило, что однажды я поведу себя точно так же.

Когда вокруг будет тьма, я вдруг увижу свет. Он будет манить меня, обещая покой и счастье, — такой яркий, такой теплый. И я полечу к нему, забыв об опасности. Забыв обо всем. Как мотылек навстречу огню.

ЧАСТЬ 1

Глава 1

— Ты готова?

Я бросаю последний взгляд в зеркало, поправляю платье и накидываю тонкое пальто.

— Конечно, — отвечаю я с улыбкой, и мы выходим из дома.

На улице уже темно и пахнет осенью, но все еще тепло. Мы садимся в такси, Пол называет адрес. Впереди несколько довольно скучных часов, но я стараюсь об этом не думать, ведь это неизбежная часть моей жизни.

Одна из лучших Нью-Йоркских адвокатских компаний, «Майклсон и партнеры», в которой работает Пол, отмечает очередную победу. Генеральный директор и учредитель, Тед Майклсон, часто устраивает такие мероприятия, потому что считает, что это делает коллектив дружнее. И, похоже, это работает, потому что все сотрудники в один голос говорят, что считают фирму одной большой семьей.

Я не имею никакого отношения к адвокатскому делу, но Майклсон ценит, когда его сотрудники приходят парами. Сам он женился в двадцать с небольшим, сейчас у него четверо детей, и он не устает повторять, что ничего не добился бы без своей жены. Жена у него и правда замечательная — она гордится им, поддерживает и старается всегда быть рядом.

— Ваша работа — это ваша жизнь, — говорит Майклсон. — Мы собираемся вместе, чтобы отметить успехи нашей компании — а значит, успехи каждого из вас. И в такие моменты близкие должны быть рядом, чтобы разделить с вами радость победы, правильно я говорю? Поэтому приходите вместе. Приходите всей семьей. Это же отличный повод повеселиться!

Я никак не могла понять, что веселого в том, что сотня людей собирается вместе, разбивается на группы и перемещается по залу, попивая шампанское. Но ради Пола я всегда приходила и делала вид, что мне нравится происходящее.

И вот мы на месте. Все, как обычно: просторный светлый зал, фуршет, напитки, живая музыка — все необходимое «для общения в неформальной обстановке», как говорит Майклсон. Мне не остается ничего другого, кроме как вежливо улыбаться и болтать ни о чем.

— Твой Пол — просто находка, — говорит Джудит, одна из учредителей — элегантная дама за шестьдесят в облегающем платье-футляре цвета бордо и с бокалом шампанского в руке. — Умница, красавец. Блестящий адвокат. Сегодня все в его честь. Выиграть дело у такого гиганта, как «Нельсон и Хейз»!

Я перевожу взгляд на Пола: он стоит в нескольких шагах от меня и оживленно болтает с Тейлором и Моррисоном. На нем темно-серый классический костюм — такой же дорогой, как и костюмы его коллег. В одной руке — бокал с виски, другая, по привычке, — в кармане брюк. Как всегда, обаятельный, уверенный в себе, с ослепительной улыбкой. Он знает, что сегодня — его день, и купается во внимании и поздравлениях.

— Не могу с вами не согласиться, — отвечаю я.

— И ты сегодня просто великолепна. Это платье так подходит к твоим глазам. Насыщенный цвет. Такой… полуночный синий. Точно. Полуночный. Вы вообще такая красивая пара!

— Спасибо.

— Ты молодец. С тобой у Пола есть все шансы построить блестящую карьеру. Он вот-вот станет партнером, а там — как знать?

— Вы думаете? — я изображаю вежливое удивление.

— Я уверена. По крайней мере, я отдам голос за него. Ты же знаешь, это решится не раньше, чем через полгода. Но с такими успехами у Пола не будет конкурентов. Кстати, я что-то слышала о том, что вы поженились, это правда? — я неохотно киваю. — Ого, вот это новость! А почему никто не в курсе? Это случилось спонтанно?

— Нет, мы просто не хотели устраивать пышную церемонию. Мы считаем, что это ни к чему.

— Праздник для двоих? Это так романтично.

— Ну, мы не устраивали никакого праздника. Просто расписались, и все.

— Поздравляю. Наконец-то вы решились, я так рада за вас! А кольцо? Кольцо, наверное, умопомрачительное, ведь у Пола безупречный вкус.

— Д-да и кольца нет, — неуверенно отвечаю я, раздумывая, как бы уйти от разговора на эту тему.

— Пока? Никакого? Ни обручального, ни помолвочного? Он даже предложение делал без кольца?

— Мы уже давно вместе. Пол решил, что нам пора оформить отношения официально. Это же простой юридический акт. Мы не делали из этого никакого праздника.

— Он так и сказал? «Оформить отношения официально»? — в голосе Джудит слышится удивленный смех. — Слова настоящего юриста.

С каждой минутой мне все сильнее хочется сбежать. По какой-то причине мне неприятно рассказывать Джудит о том, что ни предложения, ни классической свадьбы у нас не было. Это странно: я всегда была равнодушна к бриллиантам, а традиции и обряды считала глупой и ненужной мишурой. Мы с Полом давно решили, что мы — семья, и подпись в документах не имеет для нас никакого значения. Но в компании придерживаются традиционных взглядов на брак: все партнеры — женатые люди с безупречной репутацией. Пол понимал, что, если он хочет попасть в их ряды, нужно играть по их правилам.

— Вы же знаете Пола. Да и я… Для нас это просто формальность.

— Современные нравы очень интересные, — отвечает Джудит, покачав головой. — Когда я выходила замуж, все было по-другому. Мой жених целых полгода подрабатывал грузчиком втайне от меня, чтобы купить красивое кольцо. У нас тоже не было пышной свадьбы. Мы были молоды, у нас не было на это денег. Я перешивала свадебное платье моей матери, он одолжил костюм у брата, который работал клерком в крупной Нью-Йоркской компании. Но все равно, все было… красиво. Прости, — она улыбается и легко трогает меня за руку. — Все люди разные, сейчас другое время. А вы с Полом и правда уже давно, как муж и жена.

Я стараюсь пропустить романтичную историю Джудит мимо ушей и снова смотрю в сторону Пола. Словно почувствовав мой взгляд, он оборачивается, улыбается, что-то говорит Тейлору и подходит ко мне.

— А я как раз говорю Монике о том, как ей с тобой повезло, — говорит Джудит.

— И я с этим полностью согласна, — добавляю я с искренней улыбкой.

Еще бы. Когда я познакомилась с Полом, я чувствовала себя так, словно выиграла в лотерею. Моя мать мне с детства повторяла, каким должен быть идеальный мужчина: умным, образованным, из хорошей семьи, со стабильной и высокооплачиваемой работой. Я всегда тихо прибавляла: «красивым». Но уже в детстве понимала, что сочетание всех этих качеств в одном человеке — явление редкое, тем более, что у меня шансов ни на хорошее образование, ни на серьезную карьеру практически не было. Да и красавицей я никогда не была, скорее, просто хорошенькой: стройная (сейчас, конечно, было бы неплохо избавиться от пары сантиметров, но все равно своей фигурой я довольна), среднего роста, с синими глазами и прямыми каштановыми волосами чуть ниже плеч.

Как ни удивительно, моя мечта сбылась, хотя я никогда не понимала, за какие заслуги мне достался такой мужчина: потомственный юрист, успешно закончивший Колумбийский университет, работающий в одной из самых успешных адвокатских компаний в Нью-Йорке, и, ко всему этому, настоящий красавец — стройная подтянутая фигура, золотисто-русые волосы, карие глаза, четко очерченные скулы, подбородок, овал лица. Уверена, если бы захотел, он бы с легкостью сделал карьеру в модельном бизнесе.

Но дело не только в природной красоте. Пол тщательно следит за собой — всегда причесан, выбрит, одет в стильные, идеально подогнанные по фигуре костюмы. У него безупречные манеры, острый ум, чувство юмора. Пожалуй, Пол превзошел самые смелые ожидания моей матери.

— А вот и наш герой! — задорно говорит Майклсон, подходя к нам и похлопывая Пола по плечу. Майклсону немного за сорок, он полноват, но под хорошим костюмом этого почти не заметно. — Пол, я тобой горжусь. Это дело было так важно для всех нас.

— Рад быть полезным, ты же знаешь, — дружелюбно отвечает Пол.

— Слушай, сегодня к нам поступило новое дело. Очень важное дело. Я хочу обсудить его с тобой.

Я старательно делаю вид, что мне интересно, хотя на самом деле — совсем нет. Перевожу взгляд в зал и делаю глоток шампанского.

— Моника? Ну так что?

— Что? — переспрашиваю я, поворачиваясь к Майклсону.

— Ты согласна поехать с Полом?

— Куда?

— Тед отправляет меня в командировку в Мюнхен, — говорит Пол, и я слышу в его голосе нотки недовольства из-за того, что я все прослушала. — Я напомнил, что на следующей неделе мы собирались в отпуск, и тогда Тед любезно предложил мне взять тебя с собой. Я буду занят всего один день, остальное время мы можем путешествовать по Европе.

— Перелет и проживание, разумеется, за счет компании, плюс хорошие командировочные, — добавляет Майклсон с улыбкой.

Мои пальцы впиваются в ножку бокала с утроенной силой. Я ждала этого отпуска целый год — когда Пол работал день за днем, почти без выходных. Когда он приходил за полночь, целовал меня и успокаивающе говорил: «Ты же понимаешь, как это дело важно для моей карьеры. Пожалуйста, потерпи немного. Если я выиграю, я подниму вопрос о том, чтобы стать партнером».

Когда каждые выходные мы ездили на гольф или барбекю с его коллегами: «Ты же понимаешь, как важно налаживать контакты? Без этого хорошей карьеры не построить».

Когда проводили все праздники у его родителей: «Ты же знаешь, для них важно, чтобы мы собирались всей семьей. Мне нельзя с ними ссориться, Моника. У матери слабое сердце. А у отца куча связей в деловом мире. Ты же знаешь, как сложно строить карьеру без связей?»

Я кивала и соглашалась, пытаясь вспомнить, когда мы в последний раз проводили вдвоем хотя бы выходные. Но я знала, что впереди нас ждет неделя отпуска. Только вдвоем. И вот теперь выясняется, что вместо Гавайев мы едем в Мюнхен — работать.

Я натужно улыбаюсь, но, когда начинаю говорить, в моем голосе совсем не слышно напряжения:

— Конечно, поехали.

Встреча в Мюнхене запланирована на следующее воскресенье, но билеты распроданы.

— Там какой-то фестиваль, все рейсы битком. Но можно долететь до Праги и взять машину в аренду. Всего четыре часа езды. Тогда и вылетать будем из Праги, посмотрим город. Ты ведь не была в Праге?

Это риторический вопрос, Пол прекрасно знает, что я никогда не была за пределами США. Я понимаю, мне стоит порадоваться, что я еду в Европу — для меня это непозволительная роскошь, но настроение безнадежно испорчено.

Мой первый перелет через океан проходит легко и спокойно. Большую часть дороги я сплю, ем, снова сплю. Когда мы приземляемся в Праге, я чувствую себя совершенно разбитой.

Мы садимся в арендованную машину — черный БМВ-купе, Пол привычным движением включает музыку и выруливает на трассу.

Вокруг так красиво, что я больше не жалею, что мы не на Гавайях. За окном мелькают поля, маленькие ухоженные городки и деревеньки. Ближе к границе с Германией населенных пунктов становится все меньше, а вместе с ними уменьшается и число машин. Солнечная погода, встретившая нас в Праге, сменяется пасмурной.

— Ты уверен, что мы едем правильно? — спрашиваю я с любопытством. — Кажется, сейчас мы заедем в какую-то глушь.

— Навигатор показывает, что это самая короткая дорога.

Ну что ж. Я снова уткнулась в окно.

— Надеюсь, ты не расстроилась из-за того, что поездка на Гавайи отменилась? Ты же понимаешь, я не мог оказать Майклсону.

— Конечно, — соглашаюсь я.

— Ты же понимаешь, какая честь, что он доверил мне переговоры по такому важному делу? Суд двух международных корпораций, я — ведущий юрист.

— Я понимаю.

— К тому же, мы посмотрим Мюнхен и Прагу.

— Да, — снова соглашаюсь я.

— Тебе совсем не интересно?

— Нет, что ты. Мне интересно.

— Эти города — сокровищницы мировой культуры.

— Мне на самом деле интересно. Я хочу сходить в Мюнхенскую художественную галерею. Я хочу погулять по Мюнхену.

— Тогда в чем дело?

Я отворачиваюсь. Я не знаю, как ему объяснить, что дело не в том, что мы поехали в Европу, а в том, что просьба Майклсона оказалась для него важнее данного мне обещания. Что он даже не спросил меня, согласна ли я на этот неравноценный обмен, а просто поставил перед фактом. Что вместо полноценного отпуска вдвоем он снова будет висеть на телефоне и решать рабочие вопросы. Но я молчу — потому что знаю, что услышу в ответ.

Музыка и однообразная дорога укачивают, и я сама не замечаю, как проваливаюсь в сон. Просыпаюсь от того, что машина дергается и замедляется. Я открываю глаза и вижу, что мы остановились на обочине. Слышу, как Пол проворачивает ключ в зажигании, но машина не заводится.

— Что случилось? — спрашиваю я сонно, поворачиваясь к Полу.

— Машина заглохла, — отвечает он с раздражением.

После нескольких неудачных попыток становится очевидно, что машина сломалась. Пол звонит в службу проката, а я выхожу на улицу, чтобы немного размяться. После короткого сна я чувствую себя гораздо бодрее. Я потягиваюсь и осматриваюсь. По обе стороны от дороги тянутся бесконечные поля.

— У них сейчас нет машины на замену, представляешь? — возмущенно говорит Пол, выходя следом. — Ну и сервис. Конечно, чего еще ожидать от Европы. У них головной офис уже закрылся, как тебе такое? Они могут прислать эвакуатор, но его ждать часа три, и тогда нам придется добираться до Мюнхена на такси, а это влетит в копеечку. И Майклсон…

— И Майклсон будет очень недоволен, — договариваю за него я. — Что ты решил?

— Они обещали прислать новую машину утром. Я вызвал эвакуатор из ближайшего городка. Придется переночевать там, а завтра ехать в Мюнхен.

Спустя сорок минут приезжает эвакуатор, и машину увозят. А еще через десять минут подъезжает такси, и мы едем дальше.

Поля резко сменяются лесом. Дорога из трассы превращается в двухполосную и совсем пустую, деревья почти вплотную подступают к обочине. Я завороженно смотрю на лес — он все гуще, и удивляюсь, когда вижу табличку с названием населенного пункта.

— Андерленд, — почему-то вслух читаю я.

— Вы говорите по-немецки? — спрашивает водитель с вежливым интересом.

— Да… — начинаю я, но тут машина въезжает на пригорок, лес расступается, и передо мной открывается вид на россыпь красных и коричневых черепичных крыш со старой каменной ратушей посередине. Я удивленно замираю, глядя в окно во все глаза, но машина уже съезжает вниз, и городок скрывается за верхушками деревьев.

В голове всплывает картинка — воспоминание: красочная книжка, которую мама подарила мне, когда я пошла в школу. Я вижу ее так явственно, словно только вчера засыпала с ней в обнимку. На обложке, спиной к читателю, стоит Красная Шапочка, а перед ней раскинулся лес. Тонкая тропинка, петляя, убегает в чащу, маня за собой, но Красная Шапочка будто никак не решится войти, а только зачарованно смотрит на гигантские стволы деревьев, уходящие прямо в небо.

Эта картинка завораживала меня. Как и вся книжка. Она казалась мне огромной, яркой, невероятной. Я долгое время не выпускала ее из рук, только снова и снова рассматривала рисунки и перечитывала волшебные истории. Рапунцель, Ганзель и Гретель, Спящая красавица, Белоснежка — я не знала даже, какая мне нравилась больше. Сказки уносили меня в другой мир — волнующий, захватывающий, полный приключений, в котором прекрасные принцы спасают принцесс, а добро побеждает зло. Я так мечтала своими глазами увидеть узкие улочки, аккуратные, словно игрушечные, домики, замки, затерянные в густых лесах. Но жили мы совсем не богато, и о поездках в Европу речи не шло.

А потом я выросла, и на смену этому желанию пришли новые: найти хорошую работу, купить жилье, построить карьеру.

Но вот я здесь. Спустя столько времени. Еду по улицам городка, который, кажется, воплотился здесь прямо из моих детских фантазий.

— А вот и ваша гостиница, — говорит водитель, останавливая машину.

Я выхожу на улицу, зачарованно глядя по сторонам. Все вокруг — точь-в-точь, как я представляла. И старинная, мощеная камнем улица, и нарядные домики, прижавшиеся друг к другу, и даже гостиница — белая, двухэтажная, с коричневой крышей, кадками с цветами на карнизах и деревянной террасой. И сказочный, поросший мхом лес позади нее.

Лес. Я не могу отвести от него взгляд. Внутри шевелится давно позабытое чувство, похожее на ощущения ребенка, ждущего подарок на Рождество.

— Я сейчас, — говорю я Полу, не оборачиваясь.

Огибаю деревянную террасу, пересекаю небольшую полянку, и вот он — лес, прямо передо мной. Дикий, могучий, нетронутый человеком.

Чем ближе я подхожу, тем медленнее мои шаги. Наконец кроны смыкаются над головой. Шаг, еще шаг — и я замираю, с восторгом оглядываясь по сторонам. Все это выглядит совершенно нереально: вековые стволы деревьев, теряющиеся в туманной дымке, кружево мха, свисающее с ветвей, словно волшебная паутина, ярко-зеленые резные листы папоротника, огромные серые валуны, припорошенные хвоей и расцвеченные пестрыми лишайниками.

Такой лес я представляла, зачитываясь в детстве сказками братьев Гримм. В таком лесу в старинной башне Спящая красавица ждала своего принца, а злая колдунья варила волшебное зелье, склонившись над чаном в маленькой покосившейся избушке.

Холодает. Туман становится гуще, сквозь сомкнутые над головой ветви уже совсем не видно неба. Я поеживаюсь, обнимаю себя за плечи. Пора возвращаться.

Сумерки здесь наступают молниеносно. Кажется, я заходила в лес всего несколько минут назад, но сейчас вокруг темно и туманно, только впереди маячат неясные силуэты домов и мутно-желтые фонари.

Я подхожу к гостинице. Пол, наверное, уже меня потерял.

Гостиница немного старомодная, но уютная: холл отделан деревом, в центре — красный ковер и длинная деревянная стойка администрации, подсвеченная желтоватым светом. При виде меня портье любезно улыбается и сообщает, что вещи уже наверху, в нашем номере на втором этаже, а Пол ждет меня в соседнем баре.

Я быстро поднимаюсь в номер. Маленькая прихожая, переходящая в гостиную с диваном и большим телевизором на стене, по левую руку — спальня, по правую — ванная с туалетом. Я умываюсь, причесываюсь, стираю грязь с ботинок. Выгляжу я немного усталой, но счастливой.

Бар — небольшое одноэтажное здание в веренице домов ниже по улице, со старой, написанной белой краской вывеской, которая чуть выдается вперед. Входная дверь огромная, потемневшая от времени и очень тяжелая — мне приходится напрячься, чтобы открыть ее. Пол сидит за стойкой, о чем-то переговариваясь с барменом, и оборачивается, услышав скрип двери. Кроме них двоих, в баре никого нет.

— Ну наконец. Я уже начал волноваться, — в его голосе слышится облегчение.

— Извини, — я подхожу и сажусь рядом.

— Куда ты пропала? И почему не отвечала на телефон?

— Я не слышала звонков. Наверное, я не выключила авиа режим.

Достаю телефон. Так и есть.

— Прости.

— Моника, тебя не было почти час!

Час? Серьезно?

— Я немного увлеклась.

— Чем?

— Я просто осматривалась.

— То есть, объяснений я не получу?

По голосу Пола я понимаю, что сейчас не самое подходящее время говорить о том, что я любовалась лесом.

— Я захотела пройтись и подышать свежим воздухом.

— А почему не предупредила?

— Я предупредила. Наверное, ты не расслышал.

Пол неодобрительно качает головой. Я отворачиваюсь и рассматриваю бар. Здесь просто и, в то же время, уютно: бревенчатые стены, скамейки и столы, барные стулья и стойка — огромная, широкая, из добротного, хорошо отполированного дерева. За спиной бармена, как и во всех барах, — ряды бутылок с яркими этикетками. Похоже, здесь есть все — от виски до дорогого шампанского. Видно, что бару уже много лет, но это только добавляет ему очарования.

— Пива? — спрашивает бармен, нарушая тишину. Ему хорошо за пятьдесят, у него короткие волосы с проседью и открытое, добродушное лицо.

— Да, пожалуйста. Темное нефильтрованное.

— Ваш супруг сказал, что вы из Америки, — говорит бармен на плохом английском, доставая стакан и подходя к кранику с пивом. — И что вы в первый раз в Германии. Как вам Андерленд?

— Я не успела посмотреть город, но пока он кажется совершенно волшебным, — отвечаю я с улыбкой.

— Подождите, подождите, — быстро говорит Пол, и бармен застывает с бокалом, не успев нажать на рычаг. — Моника, ты голодная? Может, пойдем поужинаем? Здесь кухня не работает.

— Да, простите, — соглашается бармен. — Могу предложить вам только чипсы или пивные закуски.

Я пожимаю плечами.

— Пойдем.

— Вы знаете хороший ресторан неподалеку? — спрашивает Пол у бармена.

— Ниже по улице есть отличное домашнее кафе, вас накормят от души. Хозяйка, Хайке, моя приятельница, — он улыбается. — Скажете, что от меня, и получите дополнительную порцию закусок. А потом заходите снова — сегодня пятница, тут будет весело. У нас маленький город, туристов почти не бывает, но мы всегда рады гостям.

— Спасибо, — Пол расплачивается, и мы выходим на улицу.

Совсем стемнело, в воздухе висит влажный туман, освещаемый редкими фонарями.

— Выглядит зловеще, — говорит Пол, поеживаясь.

Странно. У меня это место вызывает совсем другие эмоции.

— Сегодня пасмурно. И поздно, — мне почему-то хочется защитить Андерленд. — Завтра ты увидишь, что здесь совсем не зловеще. Просто миленький немецкий городок.

— Тебе начинает здесь нравиться? — спрашивает он с удивлением в голосе. Я киваю.

— Не просто нравиться. Пол, здесь удивительно. Все. Особенно лес. Я немного постояла на опушке, но теперь безумно хочу…

— Ты стояла на опушке леса? Целый час? Что можно делать в темном сыром лесу целый час?

Я неопределенно пожимаю плечами.

— Это неважно. Пойдем ужинать.

Глава 2

Когда я просыпаюсь утром, первое, что бросается мне в глаза, — туман. Он стоит светлой пеленой, пряча от меня окружающий мир. Из белесой мглы выступает только дерево с нарядными желто-зелеными листьями, растущее прямо у нашего окна.

Я вылезаю из кровати, заворачиваюсь в махровый халат, на цыпочках подхожу к окну, открываю створку и вытягиваю руку. Сквозь пальцы скользят клочья тумана, оставляя на коже прохладу и влагу. Я прикрываю глаза, вдыхаю полной грудью и вздрагиваю, когда слышу голос Пола:

— Солнышко, ты меня заморозишь.

Я быстро захлопываю окно, подхожу к не распакованным сумкам, натягиваю первые попавшиеся джинсы, свитер и сапоги, наскоро скалываю волосы и, прихватив блокнот с карандашом, спускаюсь на улицу.

Утренний Андерленд выглядит так же мистически и загадочно, как и вечерний. Улица пуста и туманна; вереница домиков с цветочными кадками и дорога из брусчатки плавно растворяются в белой дымке.

Вместо леса — светлое клубящееся облако, из которого выступают темные силуэты елей.

Я уютно устраиваюсь на террасе, завернувшись в плед, и потягиваю свежесваренный капучино.

Уже давно у меня не возникало такого явственного желания рисовать. Раньше оно появлялось совершенно неожиданно и в самые неподходящие моменты — резкое, похожее на зуд в кончиках пальцев, заставляющее отбросить все дела, чтобы перенести на бумагу то, что уже зародилось в голове и теперь так яростно просилось наружу. Тогда я могла не есть и не спать, пока работа не будет окончена; зато после того, как я выплескивала рисунок на бумагу, внутри появлялось чувство легкости и опустошения.

Я всегда любила рисовать, сколько себя помню, и это стало моим билетом в новую жизнь.

Мама родила меня в девятнадцать и растила одна. Мы жили в маленьком провинциальном городе, и больше всего на свете она хотела вырваться оттуда, обеспечить мое будущее, но, работая в школьной библиотеке, она не имела ни малейшего представления, как это сделать.

Мне повезло. Мои успехи в рисовании заметили в школе. И уже скоро я рисовала все подряд: украшения для класса, декорации к школьному спектаклю, грамоты и почетные значки. Директор меня ценила и однажды помогла отправить мои работы на престижный конкурс. Я выиграла, и благодаря этому получила место и стипендию в Колумбийском университете, на факультете дизайна.

Мама была в восторге.

— Это твой шанс, — сказала мне она. — В Нью-Йорке у тебя начнется другая жизнь. Главное, не подцепи какого-нибудь неудачника и не повтори моих ошибок.

Я кивала, стараясь не обращать внимания на очередное упоминание мамы о том, что я — ошибка. Я знала, что она любит меня, желает мне добра и просто пытается предупредить.

Когда я училась в выпускном классе, мама вышла замуж и забеременела. Для меня это стало шоком: меньше всего я ожидала, что, почти скинув с себя одно бремя, она тут же накинет второе. Я думала, что вот теперь она расправит крылья и будет делать то, что хочет, — ведь именно об этом мама мечтала все те годы, что воспитывала меня. Но, как ни странно, семейная жизнь сделала ее счастливее: мой отчим Джон оказался неплохим человеком, и мама стала чаще улыбаться. А через несколько месяцев я уехала в Нью-Йорк. Учеба и подработки затянули меня с головой. Но тогда я хотя бы рисовала. А потом в моей жизни появился Пол.

С Полом мы познакомились на студенческой вечеринке, когда мне было двадцать. Я не любитель тусовок, но мы отмечали окончание семестра, и моя одногруппница Эми уговорила меня пойти.

Пол на четыре года старше, и к тому времени колледж он уже закончил. С нами училась его двоюродная сестра Бет, и в тот раз она зачем-то привела его с собой.

Уже тогда он работал в стабильной и хорошо известной юридической фирме «Майклсон и партнеры». Красивый, как кинозвезда, уверенный в себе, он выгодно выделялся на фоне раздолбаев-студентов. Неудивительно, что Пол произвел впечатление на всех девчонок. Но обратил внимание на меня. Как оказалось, он тоже не любит вечеринки. Мы быстро нашли темы для разговоров. Он пригласил меня на свидание. Так мы начали встречаться, а потом сняли небольшую квартирку и стали жить, как настоящая семья.

Все было хорошо, только рисования в моей жизни становилось все меньше. По совету Пола я устроилась в крупную компанию по производству одежды «Мара». Я занималась планированием закупок — по мнению Пола, это был хороший старт для моей карьеры. Я выросла от ассистента до специалиста, но работа оказалась не такой интересной, как я ожидала, и совсем не творческой.

— Ну и что? — спрашивала мама. — Разве работа должна быть интересной? Люди работают потому, что им нужны деньги, чтобы платить по счетам. Думаешь, я люблю перекладывать книги с полки на полку? Рисование — это хобби, ну так и рисуй в свободное время. А «Мара» — хорошая, стабильная компания. Радуйся, что тебя приняли в нее. Знаешь, сколько людей хотели бы попасть на твое место? Да у нас пол города порвать готовы за работу в «Мара»! В Нью-Йорке! А ты жалуешься на то, что работа скучная?

Пол в этом вопросе был с ней единодушен, хотя виделись они всего один раз: Пол сразу сказал, что «в жизни не поедет в эту дыру снова», а у мамы не было никакого желания путешествовать с маленьким ребенком.

Но если моя мать считала рисование хорошим хобби, то, по мнению Пола, это было не тем занятием, на которое стоит тратить время. Время очень ценно, и его нужно тратить с умом, говорил он.

— Моника, ну, подумай сама. Вряд ли из тебя выйдет вторая Кало или Кассат, или… Кто там еще? Да в мире почти не было известных женщин-художниц. Стоит ли тратить время на дело, в котором ты вряд ли добьешься чего-то выдающегося? Для тебя будет лучше направить все силы туда, где ты с большей вероятностью добьешься успеха. Тебе повезло — ты работаешь в крупной компании с именем. Если будешь упорно трудиться, через несколько лет дорастешь до какой-нибудь приличной должности, и тогда можно будет немного расслабиться.

Он говорил логичные и правильные вещи, и мне нечего было ему возразить. Я стала еще больше усилий вкладывать в работу, и времени на рисование становилось все меньше, а потом и желание куда-то ушло. Я даже не знаю, зачем бросила блокнот в сумку, — скорее, на случай бессонницы в самолете. Я боюсь летать, а рисование всегда отлично отвлекало меня и успокаивало нервы.

И вот теперь, сидя перед пустым листом бумаги и чувствуя дикое желание рисовать, я понимаю, что понятия не имею, как одним простым карандашом передать таинственную и загадочную атмосферу туманного леса. И меня это ужасно злит.

Я ставлю чашку на стол, берусь за карандаш. Верчу его в руках. Бросаю взгляд на пустой лист в блокноте, потом на время. Кофе давно закончился. Я закрываю блокнот и возвращаюсь в номер.

Пол уже встал, привел себя в порядок и устроился с ноутбуком на диване.

— Машину подадут в течение получаса, — говорит он, бросая беглый взгляд на меня. — Я заказал завтрак в номер. У тебя все собрано?

— Да, — отвечаю я растерянно. Мы уезжаем прямо сейчас? Я надеялась, у меня будет хотя бы пара часов на прогулку. Неужели я так и уеду, даже не посмотрев город? А лес? Я вспоминаю, как стояла на опушке, — эту смесь восторга и волнения, ощущения, что я прикоснулась к чему-то чудесному.

— Пол, давай сегодня останемся здесь, — нерешительно говорю я, зная, как он ненавидит, когда что-то или кто-то меняет его планы.

— В смысле? — он снова поворачивается ко мне с искренним недоумением на лице.

— Давай останемся в Андерленде на пару дней.

— Но у меня же завтра встреча в Мюнхене.

— Я помню. Ты можешь съездить один, а я подожду тебя здесь. Все равно во вторник нам обратно в Прагу, а отсюда ехать ближе, чем от Мюнхена.

— И что же мы будем тут делать?

— То же, что и в Мюнхене, — отдыхать, гулять.

— Моника, это милый городок, но делать тут нечего. В Мюнхене у нас забронирован первоклассный отель, я заказал индивидуальную экскурсию по городу. График плотный, если мы хотим все успеть, нужно торопиться.

— Я знаю. Но…

— Ты не хочешь в Мюнхен? — удивленно переспрашивает Пол. — Ты же говорила, что собираешься в какую-то там галерею.

— Хочу. Но здесь есть что-то… Я не могу этого объяснить.

— Ты сама не понимаешь, чего хочешь. Так может, не будем нарушать наши планы? Мы обойдем этот городишко за пару часов. Что дальше? И что ты будешь делать тут завтра?

— Ну… давай завтра я обойду его одна. А сегодня мы съездим куда-нибудь, недалеко. Отдохнем. Пораньше ляжем спать — ведь завтра у тебя важный день.

— Моника, ты же никогда не была в Европе. А теперь хочешь променять Мюнхен на эту деревню? Тут симпатично, я не спорю. Но она же не идет ни в какое сравнение с Мюнхеном!

— Пол, разве я часто о чем-то тебя прошу?

— Редко. Потому что мои решения всегда логичны и рациональны, и подходят нам обоим.

— Значит, сегодня тот редкий случай, когда твое решение мне не подходит.

— Может, ты хотя бы объяснишь, в чем дело?

— Я объясню, — говорю я, подходя ближе. — Если ты не будешь смеяться.

— Я обещаю не смеяться.

— Я… в детстве мечтала попасть в место, похожее на это. Я обожала братьев Гримм. Мультики про Белоснежку и Рапунцель. И здесь… все вокруг — такое, как я представляла.

— Почему ты никогда не рассказывала мне об этом?

— Не знаю. Как-то… не было повода. Но раз уж мы здесь, я хочу задержаться, хотя бы ненадолго.

А еще лучше — на всю неделю. Но не стоит говорить об этом прямо сейчас.

— Ну хорошо. Закроем глаза на то, что мне нужно будет встать на пару часов раньше, чем я собирался. Чем займемся?

Я открываю интернет и бегло просматриваю достопримечательности. Все, чего мне хочется, — лес, возможно, замки, но до них несколько часов пути, а в лес Пол не пойдет. Наконец, я натыкаюсь на экотропу в кронах деревьев — отличный компромисс. Показываю ее Полу.

— Ладно, тут совсем недалеко, — соглашается он. — Поехали.

Мы приезжаем в Нойшёнау. Тропа интересная, но короткая — мы проходим ее минут за двадцать. Тогда я уговариваю Пола купить экскурсионный тур в лес, надеясь, что за это время вдоволь нагуляюсь. Пол кривится, но, в конце концов, соглашается. Нас набирается почти двадцать человек, и мы заходим в лес по широкой тропе, больше похожей на дорогу. Гид рассказывает о животном мире, экологии, площади. Мы поднимаемся на один, потом на другой скальный уступ, осматриваемся, фотографируемся и идем дальше.

Это все не то. Я стараюсь отключиться, отойти в сторону, чтобы снова уловить то волнующее ощущение, которое испытала, когда стояла на опушке леса в Андерленде, но у меня ничего не выходит.

К вечеру мы совершенно без сил. Начинается дождь, и мы уезжаем из Нойшёнау, не успев поужинать. Дорога до Андерленда короткая и совсем глухая — никаких заправок, магазинов и, тем более, ресторанов. Нам ничего не остается, как приехать в Андерленд и пойти в кафе, в котором мы ужинали в первый вечер.

Сегодня почти все столики заняты. Хозяйка кафе, Хайке, ­полноватая женщина в годах, приветливо здоровается с нами. Сегодня на ней — яркий национальный костюм: зеленый корсет и юбка, изумрудный передник и свободная белая блуза.

— Здравствуйте, проходите, у меня как раз припасен уютный столик для парочки влюбленных, — она тепло улыбается нам, уводя за собой вглубь кафе.

— У вас сегодня столько посетителей. Приехали туристы?

— Нет, местные, — Хайке качает головой. — Выходной, всем хочется отдохнуть и поболтать. Сегодня мне помогает дочь, одна бы я не справилась. Кстати, вот и она. Шарлотт, — Хайке останавливает высокую светловолосую девушку, одетую, как и мать, в баварский костюм. — Прими, пожалуйста, заказ у этой прекрасной пары.

— Конечно. Минутку, — Шарлотт говорит по-английски гораздо лучше матери. От меня не укрывается взгляд, который она бросает на Пола. Но я стараюсь не обращать на это внимания — я уже давно привыкла к тому, как на него реагируют женщины.

Шарлотт усаживает нас за стол, мы делаем заказ.

— М-да, не так я представлял себе сегодняшний вечер, — говорит Пол. — Но это даже любопытно.

— Ну, мы ведь отлично погуляли?

— Если ты так считаешь, пусть так и будет.

Я пропускаю его тон мимо ушей.

— Ты не передумала по поводу завтра?

— О нет, даже наоборот.

— Серьезно? Моника, ты же понимаешь, что я приеду только поздно вечером?

— Да. Не волнуйся, я уже придумала, чем заняться. Утром я хочу сходить в лес, потом где-нибудь пообедаю, потом погуляю по городу.

— В лес? — переспрашивает он удивленно. — Мы же сегодня были в лесу.

— Да, но тут лес гораздо интереснее, чем в Нойшёнау.

— Моника, лес — это не Центральный парк.

— Я понимаю, — видимо, это меня и привлекает.

— Нет, ты не понимаешь. В лесу можно заблудиться. Он же огромный. Ты только посмотри, — он берет смартфон, загружает карты и протягивает мне. На экране — сплошное бледно-зеленое пятно: ни дорог, ни населенных пунктов.

— Вы сказали, что собираетесь в лес? — слышу я за спиной на плохом английском.

Я оборачиваюсь. На меня из-за плеча смотрит женщина, сидящая за соседним столиком.

— Да, я…

— Это очень опасно.

— Я понимаю. Я не собираюсь уходить далеко.

— Не стоит. Не ходите.

— Вообще? Но почему?

— Это лес, — она улыбается, но ее улыбка выглядит напряженной. — В лесу всегда полно опасностей.

— Я говорю по-немецки, — я перехожу на ее родной язык, надеясь, что так смогу выяснить гораздо больше. — Пожалуйста, объясните, что вы имеете в виду.

— Дикие животные. Туманы — такие густые, что и собственных ног не увидите. Заблудиться — раз плюнуть. Искать человека на такой территории — почти безнадежное дело.

— Что она сказала? — спрашивает Пол. Я перевожу. — Видишь?

— Рыси, волки, — кивает женщина. — И туманы.

— Я же не собираюсь идти в самую глушь, — отвечаю я, скрещивая руки на груди.

— Моника, нет. Одной — нет. Если найдешь гида, экскурсионную группу — пожалуйста.

Я раздраженно вздыхаю. Экскурсии мне хватило сегодня — галдящей толпы, которая бесконечно фотографирует все вокруг и тут же выкладывает фото в интернет под монотонный голос гида, рассказывающего о том, где гнездится глухарь; с другой стороны, я могу взять индивидуальный тур, тогда нас с гидом будет двое, и я могу попросить его не устраивать мне экскурсий, а просто помолчать. Тогда это будет почти как гулять одной, но без риска потеряться.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — С гидом, так с гидом. Я сейчас спрошу… — я оборачиваюсь, но женщина, которая отговаривала меня идти в лес, уже ушла — за соседним столиком пусто. — Спрошу у хозяйки, может, она кого-нибудь посоветует.

Закончив ужинать, я подхожу к Хайке.

— Большое спасибо, все было очень вкусно, — вежливо говорю я. — Скажите, пожалуйста, вы не знаете, где мне найти хорошего гида?

— Зачем? — спрашивает Хайке с удивлением в голосе.

— Я хочу прогуляться в вашем лесу, но мой муж боится, что я заблужусь, и настаивает на том, чтобы я шла с гидом.

— Вы вряд ли найдете здесь такого человека, — говорит Хайке, и что-то в ее голосе меня настораживает.

— Почему же?

— Мы, жители Андерленда, не ходим в этот лес. И никому не советуем.

— В каком смысле?

Хайке качает головой, берет меня за руку и заводит за угол, в приоткрытую дверцу кухни.

— Этот лес проклят.

Я удивленно молчу, а Хайке смотрит на меня, словно ждет, что я отвечу: «А, проклят? Ну тогда, конечно, простите за беспокойство».

— Что значит — проклят?

— Это плохое место. Там живет зло. Не ходите. А еще лучше — уезжайте из нашего города.

— Что?

— Уезжайте.

— Что вы имеете в виду? Я… я не понимаю.

Хайке тяжело вздыхает.

— Мы не рассказываем об этом посторонним. Но раз вы так настаиваете, я должна вас предупредить.

Все началось с Даниэля Манфилда, которого все здесь называют Сумасшедшим. Он был одержимым, или просто припадочным — сейчас уж не разберешь. Про него говорили разное: что в него вселялись бесы, и он начинал трястись и кидаться на людей, что он не человек, а… — Хайке качает головой. — Особенно после того, как он ушел жить в лес. Но все равно тогда все вздохнули свободнее. А потом стали пропадать девушки. Их тела находили у подножия Проклятой скалы. Это место и раньше обходили десятой дорогой, а уж после убийств… Город жил в страхе несколько месяцев. Сумасшедший был изобретательным. Ему удавалось похищать девушек, несмотря на все предосторожности, и это еще больше убедило людей в том, что он… не совсем человек. Его никак не могли поймать. Он устроил себе отличное логово в лесу. Люди устраивали облавы, но все было без толку. Пока он не украл свою невесту, Лору. Она сумела сбежать от него, чтобы выдать властям. Но до этого дело не дошло. Жители Андерленда его повесили. А потом сожгли, на всякий случай, — добавляет она поспешно. — Правда, это не очень-то помогло.

— В… в каком смысле «не помогло»? — переспрашиваю я растерянно.

— Его не упокоенная душа до сих пор бродит в тех местах.

— Не упокоенная душа?..

— Не упокоенная душа — это привидение, — говорит Хайке с той интонацией, с какой родители объясняют ребенку, почему нельзя совать пальцы в розетку.

— Эта… эта история — какое-то средневековье, — говорю я, наконец собравшись с мыслями. Маленький городок из пряничных домиков с сумасшедшим маньяком и судом Линча уже не кажется мне таким приятным и милым. — И что было потом? Их оправдали? Посадили?

— Кого? — в глазах Хайке недоумение.

— Ну, жителей Андерленда, которые устроили самосуд.

— Нет, — спокойно отвечает Хайке.

— Но… п-полиция? Это же… варварство. Повесить человека и сжечь? Мы же не в пятнадцатом веке.

— Ах, я не уточнила, — Хайке добродушно улыбается. — Это случилось примерно сто пятьдесят лет назад. В то время правосудие работало немного по-другому.

Я выдохнула и едва не рассмеялась.

— Сто пятьдесят лет назад? Вы шутите? — но, судя по всему, Хайке не шутит. — Это правда? Сто пятьдесят лет назад? И вы до сих пор… боитесь заходить в лес?

— Я же сказала, лес проклят. После того, как Сумасшедшего повесили, в лесу несколько раз находили тела мертвых девушек. Некоторые… с некоторыми это выглядело, как самоубийство. Как будто они сбросились с Проклятой скалы. Некоторые были точно убиты.

— И сколько? Сколько всего девушек погибло за это время?

— Больше двадцати, — Хайке пристально смотрит на меня, а вдоль моего позвоночника бегают неприятные мурашки.

— И что… убийц не нашли?

— Полиция арестовала двоих. Первого — в двадцатых годах, второго — в восьмидесятых. Но многие в городе считают, что они ни при чем. Потому что это дело рук Сумасшедшего, — добавляет она шепотом.

— Сумасшедшего. Которого повесили и сожгли сто пятьдесят лет назад? — на всякий случай уточняю я, все еще надеясь, что как-то не так ее понимаю.

— Конечно, вам кажется это забавным. Молодые люди вроде вас часто считают эту историю чепухой. Суеверием. Но когда я была примерно вашего возраста, в этом лесу убили трех молодых женщин. Они были моими ровесницами, с одной из них я дружила. Убийцу нашли, но в деле было много нестыковок…

— Но… Сумасшедший… Вы же сказали, сто пятьдесят лет назад? Не может же он…

— Вы можете мне не верить, дело ваше. Конечно, со стороны все это звучит неправдоподобно. Но поймите, я пережила этот ужас. Я помню время, когда люди боялись выходить на улицу. Подозревали друг друга. Боялись за своих жен и дочерей.

— Простите, — говорю я, чувствуя вину за свой неприкрытый скептицизм. Конечно, местные жители привязаны к своим суевериям и историям. — Я не хотела вас обидеть. Просто все это звучит так странно…

— Я понимаю. Но я надеюсь, вы прислушаетесь к моим словам, — Хайке поправляет свой баварский передник. — Вам не стоит туда ходить, и вообще никому не стоит.

— Спасибо за предупреждение. Еще раз простите.

Я возвращаюсь к Полу, и мы выходим из кафе. Я все еще под впечатлением от странного рассказа Хайке. Почему она не готова поверить, что настоящих убийц поймали, из-за каких-то нестыковок в деле, но верит, что девушек убило привидение? То есть, это более логичная версия? И что она имела в виду, когда говорила, о том, что Сумасшедший — не совсем человек? Она сама-то нормальная?

— Ну так что там с гидом? — спрашивает Пол.

— Пока ничего. Хайке сказала, что лес проклят, — отвечаю я со скептической усмешкой. — И что гида здесь я не найду.

— Проклят?

— Наверное, она… немного не в себе. Она рассказала такую странную историю…

— Что за история?

— Мне даже не хочется ее пересказывать, — искренне говорю я. — Какой-то бред.

— Поищи завтра туристический информационный офис, там тебе должны помочь с гидом.

— Хорошо.

— Моника, только если ты не найдешь гида, — никакого леса, договорились?

— Договорились.

— Ну и отлично. Может, возьмем по бутылке пива на ночь? — спрашивает Пол, указывая головой в сторону бара, в котором мы сидели вчера. — Мы все-таки в отпуске.

Я безразлично пожимаю плечами, и мы заходим внутрь.

Сегодня все выглядит совсем по-другому: все столики заняты, у барной стойки не протолкнуться, играет музыка. На небольшом пятачке трое ребят расчехляют музыкальные инструменты. Один из них уже достал гитару. Он пару раз ударяет по струнам, внимательно прислушиваясь к звучанию.

— О, и тут сегодня полно народу, — бормочет Пол.

— Выходной. Тут, похоже, будет весело, — говорю я, все еще глядя на музыкантов. — Может, послушаем музыку?

— Музыку? Что тут может быть за музыка? Какой-нибудь подпольный фолк?

— А чего ты ждешь? Это же не Карнеги-холл.

— Моника, ты же знаешь, что мне завтра рано вставать.

Протискиваясь сквозь толпу, мы подходим к стойке. Очереди нет, но все стулья заняты — видимо, концерт вот-вот начнется.

— Два пива, — Пол протягивает бармену деньги.

Я разглядываю людей, барабаня пальцами по деревянной поверхности.

— Ты что, расстроилась? — Пол тянет за концы моего шарфа, разворачивая меня лицом к себе. — Ну, посмотри на меня. В чем дело?

— Ни в чем.

— Моника, ты ведешь себя, как ребенок. Мы остались в Андерленде, потому что ты так хотела. Мы весь день шатались по лесу. Мне завтра рано вставать, и да, я не готов торчать тут в толпе ближайшие пару часов. У меня важная встреча.

Я киваю. Пол притягивает меня к себе и быстро целует в нос.

— Сейчас мы купим пиво, пойдем в гостиницу… — он поворачивается в сторону бара и повторяет:

— Будьте добры, два пива.

Я поворачиваюсь следом за Полом. Сегодня пожилого баварца сменил молодой мужчина — высокий, широкоплечий, в клетчатой рубашке, с темными вьющимися волосами. Он стоит с купюрой Пола и смотрит в нашу сторону, замерев, как статуя. Точнее, он смотрит на меня, причем так, что я начинаю краснеть. Я всегда считала себя симпатичной, но не так, чтобы слишком, — я не помню ни одного случая, чтобы мужчины, глядя на меня, теряли дар речи.

— В чем дело? — спрашивает Пол, хмурясь. Конечно, от него не укрылся странный взгляд бармена. — Вы не говорите по-английски?

— Два пива, пожалуйста, — говорю я на немецком.

Бармен слегка вздрагивает, как человек, заснувший в неурочном месте, прокашливается и с мягкой улыбкой отвечает:

— Конечно, фройляйн.

— Почему он так на тебя смотрит, вы знакомы?

— Конечно, нет, — отвечаю я Полу, а потом снова обращаюсь к бармену:

— Так вы не говорите по-английски?

— Да, то есть, нет, то есть… это не важно, — отвечает он на немецком. — Вы хотели пива? Темного, светлого?

— Любого, в бутылке или банке.

— У нас много разного пива, — медленно говорит он, внимательно глядя на меня. — Фильтрованное, нефильтрованное, темное, светлое. Баварское, австрийское. Бельгийское. Чешское. Безалкогольное.

— Это неважно, давайте любое.

— Ну как не важно? Вы явно не из Андерленда. Вы здесь проездом?

— Не совсем. Это важно?

— Моника, что происходит? — в голосе Пола слышится явное раздражение. — Он смотрит на тебя так, словно у вас был роман.

— Ну, я мог бы вам что-нибудь рекомендовать, — отвечает бармен, не обращая внимания на Пола. — Местного производства.

— Я же сказала, дайте что-нибудь на ваш вкус.

Бармен медленно подходит к холодильнику, достает две бутылки и ставит их на стойку перед нами. В его руках мелькает открывашка.

— Нет, нет, не… не надо, — выдыхаю я. Но бармен откупоривает бутылку быстрее, чем я успеваю возразить. Он поднимает глаза на меня, и я вижу в них удивление. — Не нужно было открывать. Мы хотели взять пиво с собой.

— Простите, — он смущается. — Я сейчас принесу еще одну бутылку.

— Он издевается? Он специально тянет время.

— Пол, ты преувеличиваешь, — говорю я, стараясь его успокоить. — Человек просто растерялся. Он совсем не говорит по-английски. Да и приезжие здесь редкость, поэтому…

— С вас четырнадцать евро, — говорит бармен, ставя новую бутылку на стойку.

— Мой муж уже дал вам двадцатку.

Бармен быстро скользит глазами по прилавку.

— Действительно, — он поднимает купюру, показывая, что нашел ее. — Простите. — Убирает купюру и отсчитывает сдачу — как мне кажется, медленнее, чем мог бы. — Вы надолго в Андерленде? — спрашивает он, не поднимая глаз.

— Послезавтра уезжаем.

— Жаль, что так скоро. Так откуда вы?

— Просите, но мы спешим, — говорю я извиняющимся тоном, — если можно, побыстрее.

— Конечно, — я слышу звон монет. — Боюсь, у меня нет сдачи. Может быть, возьмете чего-нибудь еще? Сегодня работает кухня, могу предложить вам закуски. Или еще одну бутылку, со скидкой.

— Моника, ты объяснишь мне, в чем дело? — Пол тянет меня за руку и заставляет посмотреть на себя. — О чем вы разговариваете?

— Держи пиво, — я снимаю бутылки со стойки и вручаю их Полу. — У него нет сдачи.

— Никакого сервиса в этой дыре, — презрительно цедит Пол, кидая уничтожающий взгляд на бармена. Я краснею. Мне неловко из-за поведения Пола. Конечно, бармен не знает английского, но тон Пола не нуждается в переводе.

— Он предложил закуски, или еще одну бутылку, или…

— Просто пойдем. Сейчас.

— Ну хорошо, — отвечаю я растерянно. — Простите, — я поворачиваюсь к бармену. Он едва заметно улыбается. — Ничего не нужно. Большое спасибо, до свидания.

Пол решительно идет в сторону двери, я — за ним.

— Подождите. Сдача… Я нашел, — слышу я за спиной.

— Сдачи не нужно, — бросает Пол из-за плеча на немецком, рывком открывая дверь.

Наконец мы выходим на улицу.

— Пол, что случилось? — тихо спрашиваю я.

— А ты что же, не понимаешь? — спрашивает он едко.

— Нет, я не понимаю. Я всего-навсего покупала пиво. Ты же видишь, бармен не знает английского.

— А я, видишь ли, не знаю немецкого, — Пол засовывает свободную руку в карман джинсов, а другой рукой, в которой зажаты бутылки, описывает в воздухе дугу. — А этот бармен смотрел на тебя так…

— Как? Пол, ну и при чем здесь я?

Пол отворачивается и молчит.

— Ты же знаешь, что я люблю тебя. Какое мне дело до того, кто и как на меня смотрит? И почему тебе есть до этого дело?

— Я хочу знать, дословно, о чем вы разговаривали.

Я закатываю глаза, но знаю, что лучше выполнить его просьбу, чем продолжать спорить.

— Я покупала пиво. Он предложил несколько сортов на выбор. Спросил, надолго ли мы приехали. Сказал, что у него нет сдачи, предложил закуски. Я извинилась за твое поведение, мы вышли. Все.

— Да-а-а? Извинилась за мое поведение? Значит, ты считаешь, что я еще и должен был извиниться? После того, как вы флиртовали?

— Да о каком флирте ты говоришь? Это бар в маленьком провинциальном городе! Конечно, местные обращают на нас внимание. Вспомни, прошлый бармен тоже расспрашивал нас, кто мы и откуда.

— Он говорил на английском, и я все понимал. И он не смотрел на тебя так, как этот.

— И еще он был лет на тридцать старше, да?

— Да, и это тоже.

Я раздраженно выдыхаю.

— Знаешь, мне надоело оправдываться просто так. Это ты предложил зайти в бар. Я купила для тебя пиво. А ты устраиваешь сцену, хотя я не давала никакого повода для ревности!

— Ты права, — неожиданно говорит Пол после паузы. — Извини.

Ого. Извинения от Пола я слышу нечасто.

Он подходит ближе, притягивает меня к себе, и мы медленно бредем в сторону гостиницы.

— Мне это не нравится, — говорит он, вдруг став серьезным. — Это место. Здесь есть что-то… — он морщится. — Странное. Этот проклятый лес, мистика… Этот бармен… Маленький городок, в который не приезжают туристы. Звучит, как начало фильма ужасов.

Я смеюсь, но смешок выходит немного нервным. Пол прав. Но дело в том, что меня это место не пугает, а притягивает.

Глава 3

Передо мной — лес. Я зачарованно смотрю на гигантские темные стволы деревьев, такие высокие, что кажется, будто они уходят прямо в небо. Тонкая тропинка, петляя, убегает в чащу, маня за собой, но я все стою, не решаясь войти. Сердце колотится, но не от страха, а от волнения — что-то тянет и тянет меня вперед, как будто там, в лесу, меня ждет нечто бесконечно важное.

Я глубоко вдыхаю и делаю шаг…

И открываю глаза.

Я лежу на кровати. Светло — значит, уже утро. Пола нет рядом.

Это был просто сон. Но такой яркий, что у меня до сих пор сердце стучит, как после пробежки.

— Доброе утро.

Пол — как всегда, гладко выбритый, свежий и причесанный, подходит к кровати и целует меня в лоб.

— Сколько времени? Почему ты меня не разбудил?

— А куда тебе торопиться? Если бы не встреча, я бы и сам поспал еще пару часов.

— Поспать я смогу и дома.

— Я заказал завтрак в номер.

— Спасибо.

Иду умываться. Странный сон все еще не выходит у меня из головы.

Пока я привожу себя в порядок, приносят завтрак. Я расставляю тарелки на журнальном столике.

— Не будешь скучать тут без меня? — спрашивает Пол.

Я мотаю головой.

— Я буду только к ночи. Еще не поздно поехать со мной, — Пол смотрит на меня выжидательно. Я почему-то нерешительно замираю, хотя мы обо всем договорились, и глупо и досадно менять все в последний момент.

— Нет, я останусь, — неуверенно отвечаю я.

— Как скажешь.

После завтрака Пол уезжает, а я пытаюсь найти хоть какую-то информацию о гидах или туристическом информационном центре в Андерленде. Ничего. Я спускаюсь в холл и спрашиваю портье, но он делает круглые глаза и говорит, что Андерленд — совсем не туристический город, и никаких гидов тут нет. Я разочарованно вздыхаю.

Ну и что делать? Погулять по лесу не получится, придется с этим смириться. Но я могу пройтись вдоль опушки, не заходя вглубь. Так я не заблужусь, да и дикие животные вряд ли подходят близко к границе города. Это не совсем то, чего я хотела, но лучше, чем ничего.

Я нерешительно натягиваю темные джинсы, куртку, шапку. Беру бутылку воды и закидываю ее в карман — рюкзака у меня нет, у меня вообще нет подходящей одежды для прогулок на природе, но я ведь иду совсем ненадолго. Бросаю последний взгляд в зеркало. Сердце стучит от непонятного волнения и предвкушения.

И вот я в лесу. Иду через ельник — густой, дремучий, и от этого немного зловещий. Несмотря на солнечный день, здесь темно и мрачно. И удивительно тихо — слышится только скрип опавшей хвои под ногами.

Я помню о своем решении: побродить вдоль опушки, поэтому останавливаюсь, как только город пропадает из виду. Вдыхаю полной грудью, осматриваюсь по сторонам, чувствуя непонятный восторг.