В зловонных дворах не пахло лишь отзывчивостью: некоторые жители не только не выходили, но, высовываясь из окон, ругали власть и комиссию, и врачей, и сыпняк, и всех подряд, иные просто смеялись.
Заработная плата младших служащих в середине 1918 года составляла 285 рублей в месяц, за продовольствие вычиталось 130 рублей. Из продовольствия им отпускалось по 1 фунту (0,45 кг) солонины, 0,75 фунта капусты, 0,25 фунта чая. При исчислении продуктов предусматривалось три типа порций: общая, слабая, добавочная. Врачи неоднократно обращались к власти с просьбой усилить питание служащих, перевести их в первую категорию по продовольствию, как в Москве, так как они «постоянно подвергаются опасности заразы», работая в инфекционном отделении. Заведующий больницы вспоминал: «Перед первым и 15-м числом каждого месяца регулярно заготовляются трогательные, душу раздирающие прошения, с которыми представители отдела отправляются отбивать пороги различных учреждений»
схемы видно также, что врачам удалось стабилизировать заболеваемость и смертность от холеры уже к концу августа. За время эпидемии было выявлено 705 больных холерой; умерших от холеры насчитывалось 190 человек. Однако есть ли основания полагать, что эта цифра, взятая из официального источника (сведений И.В.Александровского), близка к реальной? С одной стороны, 1 августа вышло постановление комиссара внутренних дел, по которому «все состоящие на государственной службе в каком-либо ведомстве и вольно практикующие врачи обязаны извещать местный медико-санитарный отдел совдепа о каждом поступающем к ним на пользование случае заболевания». Если врач не сделал этого в течение 24 часов, он наказывался штрафом до 1000 рублей
Могильщики отказывались хоронить трупы из городской больницы: опасность заражения от холеры всегда была несравнимо большей, чем, например, от тифа, к тому же деньги на оплату выделяли несвоевременно, а в день привозили 5—7 тел. В документах этого времени можно найти множество деталей, помогающих понять рассматриваемую эпоху. Например, в штат даже был нанят специальный могильщик В.А.Белов с зарплатой 10 рублей в день за умершего, при этом ему выделили лошадь с извозчиком
. В 1919 году в стране зарегистрировали 186 тысяч случаев заболеваний оспой, следовательно, на самом деле их было значительно больше. Поэтому декрет об оспопрививании был весьма своевременным и выполнялся неукоснительно. Советский Союз стал первой страной в мире, ликвидировавшей оспу на всей своей территории. И сделано это было в небывало короткий срок — всего за 17 лет. Последний случай своей, а не «завозной» оспы был зарегистрирован в 1936 году.
Больниц было очень мало. Например, в 1911 году на весь Ярославский уезд имелось лишь 18 коек стационара. Медицинского персонала, особенно врачей, недоставало. На 1 января 1914 года, по данным земского деятеля санитарного врача Новикова, на Ярославскую губернию было всего 23 врачебных участка, 65 врачей всех специальностей, находящихся на государственной и земской службе, а также 82 частнопрактикующих врача. Если посмотреть на цифры по России, то они выглядят не менее удручающими: в 1920 году в России было всего 24 835 врачей, т.е. один врач на 6374 человека населения, радиус врачебных участков колебался а европейской России от 9 верст в Московской губернии до 94 верст в Архангельской; а в Сибири и Средней Азии он составлял от 44 до 104 верст[2]. Вряд ли мы сможем себе представить сейчас, что для того, чтобы вызвать врача, нужно было ехать к нему дня два, а потом еще два дня — ждать его, или, к примеру, что приходилось везти больного человека к врачу в течение суток, а ведь это было реальностью
В народе долго сохранялись суеверные, фактически средневековые представления о природе и сущности болезней, например той же холеры. Для предотвращения эпидемий крестьяне нередко прибегали к опахиванию даже в начале XX века. Суть этого обряда заключалась в проведении магической черты, через которую якобы не могла переступить нечистая сила.
После событий 1918 г. в Ярославле возникли чрезвычайные проблемы с водопроводом. К 1920 г. он почти полностью вышел из строя. На территории города было несколько колодцев, вода в которых была большей частью непригодна для питья из-за проблем с выгребными ямами. Река Которосль стала настоящим рассадником всевозможных инфекций. Тем не менее, именно оттуда все население огромного фабричного района и жители фабричных корпусов брали воду. Правда, были еще и Петропавловские пруды, тоже не отличавшиеся чистотой (в одном — стирали, из другого — брали питьевую воду). «Прифабричный и фабричный районы в сильной степени загрязнены нечистотами, которые в половодье значительной массой попали в Которосль, в Зеленцовском ручье не раз обнаруживались холерные вибрионы во время прошлых эпидемий»
1919—1924 годы — это настоящий расцвет сыпняка в Ярославле.
В-третьих, город, после разрушений лета 1918 года практически лишенный общественных бань, прачечных, с устаревшей и фактически не функционировавшей канализацией, оказался беспомощен перед вшами, главными переносчикам инфекции. Без средств дезинфекции победить их было крайне сложно. Людей прибывало все больше: к 1919 году окраины Ярославля были переполнены беженцами. Между тем, треть жилищного фонда города была уничтожена. Скученность людей из-за недостатка площадей также можно считать катализатором заразных заболеваний.
