Тайны империи

ЕКАТЕРИНА АНДРЕЕВА

ДЕЛО ТЕНЕВОГО СЫСКА

Москва
МИФ
2025

ИНФОРМАЦИЯ
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

Андреева, Екатерина

Дело теневого сыска / Екатерина Андреева. — Москва : МИФ, 2025. — (Тайны империи).

ISBN 978-5-00250-246-2

Загадочная смерть на вершине Ключевской сопки приводит Евгению Стецкую на Камчатку — далекую землю, где северное сияние переправляет души умерших, а во́роны передают послания богов. Служащая теневого жандармского корпуса должна расследовать убийство и разобраться в происходящем на севере Российской империи.

Евгении придется познакомиться с корякскими традициями, столкнуться с местными духами и демонами и подняться на самую вершину могущественного вулкана. И она даже не подозревает, что в столице тем временем зреет новая волна революции…

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Снег блестел и искрился на ярком солнце. Небо горело лазурью, до того чистой и ясной, что глаза резало даже сквозь узкие щелочки снеговых очков. Оно казалось близким, протяни руку — и дотронешься до его завораживающей глубины.

Земля сотрясалась. Еще едва заметно, мелкой лихорадочной дрожью, словно хотела исторгнуть из себя ядовитую болезнь. Было тихо. Все вокруг словно застыло. Не двигалось и даже не жило. И только глухое биение земли тревожило эту напряженную тишину. Ух… Ух… Ух… — стучало где-то под ногами. Словно само сердце горы отбивало свой тысячелетний ритм. Словно земля делала один глубокий вдох за другим.

Мужчина втянул носом горький воздух — на такой высоте он казался острым, словно в легкие вместе с кислородом заплывали обточенные льдинки. Пахло морозом. И дымом.

Он поднял голову, щурясь от солнечного света и задумчиво разглядывая серый клубящийся столб, беззвучно поднимающийся к небесам. «Давно он не просыпался», — пронеслось в голове. Он снова опустил глаза на плотный слой снежного наста. Красное на белом. Удивительно красивое зрелище. И одновременно удивительно мерзкое.

Кровь быстро впитывалась в снег. Еще горячая, она подтапливала его, заставляя исчезать в воздухе бесцветными завитками пара. Словно маленький оживший вулкан.

Тело лежало ровно. Руки по швам, ноги выпрямлены, подбородок смотрит вверх. Так же, как и глаза. Остекленевшие, мертвые, они насмешливо отражали безоблачное лазурное небо.

Одежды на человеке не было. Ни лоскутка. Голое мужское тело было мускулистым, молодым и сильным. Еще юное лицо гладко выбрито, а черные, как вороньи крылья, волосы неуместно красиво припорошил снег. Вот только тонкая багровая полоса от основания шеи до самого паха портила всю картину. Тонкие струйки крови разбегались по мышцам и ребрам и падали на белоснежный наст.

Он нахмурился, присел на корточки рядом с телом и стянул с головы кожаную перевязь снежных куляров1. В глаза тут же ударило светом, и он часто заморгал. Придется потерпеть, чтобы осмотреть все как можно лучше. Он повернул голову так и эдак, обшаривая убитого глазами. Здесь должно быть что-то еще.

Стянув с руки плотную меховую перчатку, он без тени брезгливости раздвинул пальцами края разреза и сунул руку внутрь. Неприятное тепло и вязкая жидкость облепили ладонь, но он все равно полез дальше. Чуть наклонился, опираясь свободной рукой о плечо мертвеца, и стал бессовестно шарить в неживом теле в поисках ответов. Они обнаружились быстро. Внутри было пусто. Никаких органов. Только кости да мышечная ткань. И что-то чужеродное. Он ощутил под пальцами круглую ребристую поверхность чего-то маленького. Почувствовал, как оно завибрировало в его руке. В тот же миг земля содрогнулась сильнее, в воздухе ощутимее пахнуло гарью, а биение из-под каменных глубин сделалось чаще. Следовало поторопиться.

Он крепко обхватил вещицу пальцами и резко выдернул руку. Красные брызги разлетелись по сторонам, попадая в глаза и на губы. Во рту тут же собралась вязкая слюна, и металлический вкус крови перекатился на языке. Он сплюнул и небрежно стер капли свободной рукой, пачкая вторую перчатку. Поднес окровавленную руку ближе к глазам и пригляделся к находке. Маленький деревянный шарик потерял свой первоначальный цвет и сделался розовым от пропитавшей его жидкости. Вырезанные на нем символы легче было нащупать, чем разглядеть. Он прикрыл глаза и медленно обвел пальцами каждый из них. Пять символов. Четыре из них — незнакомы. А вот последний… Было в нем что-то тревожащее. Значения разобрать он не мог, но смутное предчувствие, будто воспоминание из сна, тут же заволокло его душу. Он тяжело выдохнул и открыл глаза. Вибрация под ногами мешала думать, да и чей-то невидимый взгляд никак не давал сосредоточиться.

Он, конечно, уже давно привык ко всяким странностям. Ко взглядам, ощущениям и даже прикосновениям невидимых духов. Эти земли испокон веков принадлежали им, а не человеку. Но в этот раз что-то изменилось.

Взгляд был иным. Чувство опасности было острее. Ощущение чуждости, неправильности не давало покоя. Он посмотрел по сторонам, цепко оглядывая заснеженные верхушки, золотистый диск солнца, голубое небо и пустоту вокруг. Слишком высоко, слишком далеко от известных людям тропинок. Просто так сюда ни один обычный человек не заберется.

Он снова вздохнул, как мог вычистил руку и находку о снег и, сунув ее в карман, приготовился к спуску. Напоследок вновь огляделся и бросил быстрый взгляд на остывающее тело.

— Пусть боги заберут тебя, — тихо произнес он и развернулся.

За спиной его курился вулкан. Снег под ногами стал чуть заметно дрожать и оползать вниз беглыми серебристыми дорожками. Ничего, он знает секреты этих мест и успеет уйти вовремя.

В затылке неожиданно кольнуло, и он резко обернулся. Белое полотно, голубое небо, серый столб дыма. И больше ничего. Ни крови, ни мертвеца на снегу. Все исчезло, словно было лишь мороком или видением из прошлого.

— Вот и прибрали к рукам, — задумчиво пробормотал он и, более не оборачиваясь, продолжил свой одинокий спуск к подножию вулкана.

ГЛАВА 1

Авачинская бухта, Камчатский сектор,

4 февраля 1917 года

 

Первое, что она почувствовала здесь, — лютый холод. Пароход уже сбавлял скорость, но ветер все равно нещадно обдувал лицо. Резкие порывы вздымали полы длинной стеганой шинели, вихрили раскиданные по плечам темные волосы и без конца пытались сорвать с головы теплую меховую шапку. В онемевшее лицо теперь летели не только колючие брызги воды, но и ошметки снега.

Она сощурилась и раздраженно поджала губы. После тепла каюты этот морозный темный вечер казался еще более суровым и неприветливым. Тяжелое небо нависало низко и растекалось до самого горизонта фиолетовым полотном. А там вдали из сгустившихся сумерек вырисовывались очертания неровного берега и… белоснежные треугольники вулканов. Темнота словно обступала их стороной и только острее вычерчивала снежные склоны. Ей удалось разглядеть три вершины. Целых три! А сколько еще таких гигантов рассыпалось по всему полуострову! Она тяжело вздохнула, надеясь, что ей не придется обследовать их все.

Вид на бухту был, безусловно, красив. Она, быть может, смогла бы им даже полюбоваться, но только при других обстоятельствах. Во время работы для окружающих красот просто не оставалось места.

Пароход дал низкий гудок, в ночной воздух вырвался новый поток черного вонючего дыма, и где-то в глубинах этой неповоротливой и уже порядком осточертевшей машины что-то глухо и недовольно задрожало.

— Прибываем! — раздался тихий голос рядом с ней. — Авачинская бухта.

Она молча кивнула. «Наконец-то!» — облегченно пронеслось в голове.

Машина двигалась все медленнее, взрезая холодные волны и раскидывая по сторонам хрупкие плавучие льдины. Огоньки берега размножились и горели теперь ярче. За плеском волн и гудением парохода послышались хриплые крики чаек и прерывистый лай морских котиков. Она кинула быстрый взгляд за борт и то ли вправду увидела, а то ли придумала себе мелькнувшее в воде толстое тело одного из них.

Полуостров вырастал перед пассажирами, выплывая из темноты покатыми заснеженными склонами и низкими, едва заметными домишками, из труб которых поднимался дым. Слева от бухты вздымались в небосвод острые пики гор, а впереди за холмами городка белели силуэты величественных вулканов.

Она почувствовала оживление команды. Как же им не терпелось сойти на землю. И не терпелось избавиться от… нее. За все время пути они так и не привыкли к ее присутствию. И ее виду, конечно, тоже. Она так и не поняла, что волновало их больше всего — штаны на девке или ее черная, расшитая золотыми нитями форма. Рукава ее шинели были увиты красивыми, но бессмысленными узорами. Медные пуговицы, застегнутые до самого горла, блестели в свете фонарных огней. А на спине, от плеча до плеча, раскинул золотые крылья двуглавый орел — герб священной Российской империи. Даже на круглой каракулевой шапке, то и дело поднимающейся от любого движения, золотился имперский значок.

Высший жандармский отдел, теневой корпус. Слуги императора, вершители закона — так их называли на светских вечерах. Императорские псы, нюхачи или просто теневики — так их звали среди народа. Она уже давно перестала принимать обидные прозвища близко к сердцу. И уже давно устала доказывать, что полиция императора создана не для устрашения, а для защиты каждой, даже самой жалкой и никчемной жизни.

Люди, конечно, веками страшились всего странного и неизвестного, а потому и недолюбливали теневой жандармский корпус. Но все-таки… Она никак не могла взять в толк, отчего ее поливают за спиной грязью, а после слезно просят разобраться в непонятном и загадочном убийстве. Забавно, как быстро меняется мнение, стоит теневикам взяться за очередное расследование. И забавно, что их никогда и нисколько не пугают действия Магистрата. Вот он-то действует во благо народа, говорили люди. Он-то помогает им проживать каждый новый день! А кто поймет, что у этих аристократов на уме? У императоров, князей да их верных псов. Особенно когда последних всегда окружает пугающая аура смерти.

Пароход медленно развернулся черным боком к вытянутому причалу, испустив последний громкий гудок. Послышались голоса вахтенного и матросов, и с двух концов судна полетели вниз швартовые концы. Команда завозилась, откуда-то с земли раздались недовольные крики, заскрипел металлический трап, и рядом с ней раздался низкий голос капитана:

— Приехали, госпожа, Петропавловский Порт. — И через паузу неуверенно добавил: — Добро пожаловать, что ли.

Она вымученно улыбнулась в ответ, поблагодарила за комфортное путешествие и, подхватив свой небольшой саквояж, направилась к трапу. Все это она проделала будто во сне, используя привычные и пустые фразы, хватаясь за поручни, прожигающие холодом даже через перчатки, и ступая наконец на твердую землю. За спиной практически осязаемо разлилось облегчение команды, и голоса зазвучали куда веселее и бодрее прежнего.

Она не успела даже оглядеться, как перед ней выросла широкоплечая, укутанная в меховое пальто фигура, выше нее на целую голову, и, забавно расшаркавшись, выпалила:

— Приветствуем на Камчатке, госпожа! Позвольте ваши документы. У нас тут, знаете ли, все чинно, строго. Всех проверяем.

— Даже императора бы проверили? — усмехнувшись, спросила она.

Мужчина чуть замялся, губы под его густыми усами напряглись, а потом он уверенно кивнул:

— Даже императора. Приказ Магистрата как-никак!

Она задумчиво посмотрела на портового. Вот оно что, приказы Магистрата уже важнее императорских? Но спорить не стала, молча подала паспорт и отвернулась, пытаясь разглядеть город и вулканы у него за спиной.

— Евгения Александровна Стецкая, двадцати девяти лет от роду, — громко прочитал мужчина и поднял глаза на девушку. — Все так?

Она даже не сразу отозвалась. Не успела привыкнуть к новому имени. Сколько их у нее было, и не сосчитать! А настоящее давно уже стерлось из памяти.

— Если скажу нет, скинете в воду? — с очередным смешком спросила она. Но портовой шутки не распознал и нахмурился.

— Отвечайте по всей форме! — строго велел он, хотя голос на последнем слове все-таки дрогнул.

«И с каких это пор они смеют допрашивать теневых жандармов?» — возмущенно подумала девушка, но ответила ровным голосом:

— Все верно.

Мужчина довольно кивнул и передал паспорт его хозяйке.

— Куда изволите поехать? — спросил он, безуспешно пытаясь добавить голосу гостеприимные нотки. Напряжение сквозило в нем слишком явно. — Отдыхать или сразу в штаб?

— В штаб, — велела она. — Иначе, я боюсь, пока мы тут занимались чепухой, где-то уже объявился новый мертвец.

Портовой тут же побледнел и, бормоча что-то о страшных временах, быстро повел Евгению с причала на большую землю. Его невнятную речь она не слушала и даже не пыталась выказать интерес. Работа здесь предстояла долгая и не самая приятная, и девушка мысленно молила богов о силе и терпении.

 

Когда они наконец сошли с длинного обледенелого причала на твердую землю, она не удержалась от вздоха облегчения. Перед ними в свете пары зажженных фонарей блестел черный автомобиль. Вот уж чего она не ожидала увидеть в такой глуши! В Петербурге машин появилось немало, особенно после того как император, следуя уговорам Магистрата, ввязался в эту глупую, бессмысленную войну. Разумеется, машины пока оставались роскошью, однако приближенному ко двору жандармскому корпусу они уже давно не казались диковинкой. Но чтобы здесь!

Местный автомобиль так и сверкал полированными боками и золотым гербом на дверцах. Огромные колеса, запорошенное снегом ветровое стекло и ярко горящие фары, напоминающие чьи-то выпученные глаза. Их блеклый свет желтыми тропинками падал на дорогу и придавал всему окружению странный налет призрачности, будто все они враз оказались во сне.

Она с огорчением отметила, что боковых стекол в машине нет и только плотные шторки защищают экипаж от ветра и снега.

— Прошу, госпожа, — с неприкрытым довольством произнес мужчина, — нарочно для вас из гаража вывезли. Дорогу для вас всю раскидали дочиста, доедете до штаба мигом!

Он с улыбкой похлопал по черной дверце автомобиля.

— Он у нас один такой на весь сектор, — его голос так и звенел гордостью, и глядел он на машину с такой отеческой любовью, что Евгения и сама не сдержала улыбки. — Магистрат поспособствовал.

Ее улыбка тут же угасла. Опять! Надоело слушать!

— Поехали! — велела она и, не дожидаясь помощи, сама открыла дверцу и легко запрыгнула в кабину.

Портовой опешил. Он-то приготовился сделать все чинно, благородно, чтобы не посрамиться перед столичной гостьей. А та, словно мужик, сама закинула на сиденье свой саквояж, да и руки не подала. «Ну их, этих теневиков!» Он махнул рукой и подал знак водителю.

— Езжай давай! В штаб госпожу вези!

Водитель, которого насилу уговорили отправиться за жандармским инспектором, не посмел даже глаз повернуть в ее сторону, пока портовой нахваливал автомобиль. Он и водил-то его лишь однажды, когда Магистрат велел показать свой подарок всему городу. Никакие машины им тут были не нужны. Зачем? Городок-то маленький, кругом сугробы одни. Игрушка, да и только!

Машина затряслась на ухабах и покатила вверх по холму. Девушка чуть отодвинула шторку и бросила последний взгляд на порт. Вода покрывалась рябью, тут и там мелькали белые осколки льдин, а над причалом и пароходом кружили голодные чайки. Их крикливый гомон сделался громче, и они все чаще бросались вниз — видимо, почуяли свежую наживу в руках матросов.

Она закрыла шторку, откинулась назад на жестком сиденье и прикрыла глаза. Промокшие от брызг и снега волосы мерзко липли к лицу и падали на плечи влажными патлами. В носу все еще стояли запахи гари и машинного масла, и казалось, что ими пропиталась вся одежда. Как же она устала! Сначала поезд, бесконечно несущийся через поля, а затем долгое путешествие по Тихому океану. Ее продолжало покачивать, хотя движение парохода на борту практически не ощущалось. А теперь еще и эта работа, грязная и, без сомнения, не сулящая ничего хорошего.

Резкий толчок и последовавшая за этим тишина заставили ее удивленно открыть глаза. Неужели уже приехали? Сквозь ветровое стекло в сгустившейся темноте проглядывали очертания старого деревянного здания. Над обшарпанной дверью с вырезанным двуглавым орлом качался одинокий фонарь, в свете которого мирно порхали снежинки. Не успела она задать вопрос, как на пороге тут же возник человек, укутанный в тулуп и длинный плотный шарф по самые глаза. Он сощурился под светом фар, прикрыл глаза рукой и побежал к пассажирской дверце. Спустя мгновение та распахнулась.

— С приездом, госпожа! — вырвался из-под воротника приглушенный голос. — Мы вас оченно ждали! Благо наше прошение услышали! Да восславятся духи и боги, как мы вас ждали, госпожа инспектор! Вы сходите-сходите, не стесняйтесь! Мы уже и самовар поставили. Вы небось околели совсем? У нас там тепло, оттаете, не боитесь! Спускайтесь-спускайтесь!

Девушка немного замешкалась от такого напора и не успела и слова сказать, как крепкая мужская рука стащила ее из машины. Она покачнулась, потеряв равновесие, и невольно ухватилась за плечо незнакомца.

— Совсем вас ноги не держат, госпожа! Оно и понятно, дорога-то неблизкая. Ничего, откормим, отпоим вас сейчас! А вещички ваши?.. А, вижу! В темноте совсем затерялись. Я, знаете ли, уже глазами ослабел чутка, но дела все равно держу крепко! У нас тут в городке так-то порядок всегда…

Он не умолкал ни на мгновение, вызывая в девушке усталое раздражение. Она отошла, позволяя ему вытащить саквояж, и осмотрелась. Здание штаба тонуло в потемках. Одноэтажный деревянный домик, в двух окнах которого приветливо горел свет. «И это штаб главного жандармского корпуса?» — с неудовольствием подумала она. Повернулась налево и обомлела. За машиной, шагах в десяти от старого дома, возвышалось величественное здание Магистрата. Трехэтажное, каменное, с позолоченным куполом и белоснежными стенами. С этого места можно было разглядеть здание только с торца, но девушка не сомневалась: парадные двери у него резные и массивные и на них ярко горит большая буква «М».

Евгения снова перевела взгляд на приземистый полуразвалившийся штаб и угрюмо подумала: «Безобразие!»

— Пойдемте-пойдемте, госпожа, не робейте! — затараторил мужчина и хотел было ухватить девушку за локоть, но тут же одернул себя, чуть поклонился и молча указал на дом. — Пожалуйте! — И уставился на нее внимательным взглядом.

То ли устыдился своей бесцеремонности, то ли оробел, вспомнив, с кем имеет дело, но он вдруг весь будто стушевался и проводил гостью ко входу в полном молчании. Где-то вдали залаяла собака, ее тут же поддержали звонкие голоса целой своры, а потом прокатился и гневный мужской окрик. Со стороны бухты доносились птичьи крики, всплески волн, и этот шум становился в ночи словно в разы громче, а в остальном город утопал в тишине и поднимающемся едва ли не до самых крыш снеге.

— У вас тут… спокойно, — произнесла она, еще раз оглядывая окрестности и подходя к крыльцу.

— Ну так… городок небольшой, тысячи полторы живет, не больше. Что нам тут шуметь? За день уж нашумелись!

Поднажав плечом, он гостеприимно распахнул дверь перед девушкой, и на улицу вырвались теплый воздух и приятный густой аромат съестного. Она невольно принюхалась. «Рыба?» — пронеслось в голове. Желудок судорожно скрутило. Ужинала она давно и не слишком-то сытно. Дорожный паек был скудным, да и компания за столом, взирающая на тебя с опаской и неприязнью, не слишком разогревала аппетит.

Мужчина провел ее в небольшие полутемные сени. Девушку окутало приятное тепло, лицо и пальцы закололо мелкими иголочками. Она сама стянула с себя шинель, скинула шапку и повесила их на маленький металлический крючок. Упираясь о дверной косяк, стащила тяжелые сапоги на меху и с удовольствием пошевелила затекшими усталыми ступнями.

Мужчина все это время нервно крутился рядом, то порываясь помочь, то одергивая руки. Потом, справившись с растерянностью, поставил ее саквояж на пол и принялся разматывать бесконечные узлы своего шарфа.

— Вы проходите, госпожа, проходите! — промычал он откуда-то из их недр. — Пол тут не шибко теплый, в комнате оно лучше будет. Покушать вам сейчас поставим. Федька! — вдруг заорал он куда-то вглубь дома. — Тащи сюда сво… Прошу прощения, госпожа, — осекся он. — Сюда… в общем, иди!

Евгения Федьку дожидаться не стала и, с силой дернув на себя тяжелую деревянную дверь, вошла в комнату. Жар тут же обступил ее со всех сторон. Белую печку, уютно пристроившуюся в углу, распалили не на шутку. Девушка прошла вперед, и деревянный пол, укрытый чьей-то темной пушистой шкурой заместо ковра, скрипнул под ее ногами. Она осмотрелась. На маленьких оконцах висели кружевные занавески, возле печи, покосившись на один бок, стоял приземистый зеленый диван. Перед ним — тяжелый массивный стол, на котором блестел разгоряченными боками медный самовар. Чуть ближе ко входу, напротив окон, стоял еще один стол с выдвижными ящиками и кипой разбросанных бумаг. А над ним висела разноцветная карта Российской империи. Евгения с легкой улыбкой пробежала глазами по всем секторам с восточного края до западного.

Вот полуостров Камчатского сектора, самый маленький из всех. Выше — Чукотский. Слева и ниже от него — Дальневосточный, тянущийся до самого Японского моря. Затем от Читы и до Салехарда гигантский Сибирский сектор с его непроходимой тайгой. А под ним уютно расположился Алтай с не менее дикими и затаенными уголками.

Она перевела взгляд дальше, на Урал, на Полозовы земли с горными пиками хребтов и малахитовыми секретами. За ним от Костромы до Белгорода широко раскинулся Срединный сектор, с его равнинами и древней Москвой. Выше — Имперский, со столичным Петербургом. И Северный, от Вологды до Мурманска.

Взгляд ее снова скользнул вниз на Поволжский сектор с древней рекой и бесконечными степями, Южноморский, с виноградом и шумным портом, и Эльбрусский, с его традициями и законами гор.

Она успела побывать во многих секторах, а вот на Камчатском оказалась впервые. Все сектора отдавали дань своим местным духам и богам, каждый из которых имел свой непростой нрав. Неудивительно, что центры Магистрата располагались не только во всех секторах, но и во всех крупных городах империи. Кто еще, кроме магов, сможет усмирить и задобрить силы иного мира?

Дверь скрипнула, и на пороге возникло сразу двое. Мужчина с колючей заросшей бородой и добрыми глазами, вкруг которых собирались морщинки, и парнишка лет двенадцати, не больше. Он трясущимися руками держал деревянный поднос с чем-то круглым и укрытым полотенцем и таращился на нее со смесью ужаса и восторга. Девушка не удержалась от смешка. Еще бы, черный с золотом мундир, мужские ватники вместо юбок да герб, расшитый во всю грудь. Когда бы он еще увидел подобное зрелище?

— Двигай, двигай, Федька! — скомандовал мужчина и подтолкнул парнишку вперед.

Тот едва не споткнулся и с трудом удержал поднос. Полотенце съехало, открывая золотистый бок свежего пирога.

— Кушать пожалуйте, госпожа, — пригласил мужчина.

Сам он тащил в руках огромный чугунный горшок, от которой ощутимо тянуло наваристым рыбным супом. У Евгении аж слюнки потекли.

Она незамедлительно присела на диван, без всяких церемоний придвигая к себе тарелку. Парнишка осторожно поставил на стол поднос и, не спуская с гостьи глаз, медленно попятился. Мужчина же тяжело бухнул горшок и снова заговорил:

— Мы тут вам разного наготовили. Вот уху попробуйте, такой нигде больше нет! Кижуч тут, свежевыловленный, и воду мы особую используем, талую. Пирог вот еще, тоже с рыбкой. У нас тут ее много, спасибо богам и духам! И чай наваристый, крепкий, с травами — после дороги вам самое то! Сейчас еще Федька — что ты встал-то! А ну бегом неси! — принесет варенья. Клюква там наша местная. И чуть не забыл! — он хлопнул себя по лбу. — Мы еще и толку́ши вам наварили!

Она вскинула брови:

— Что это?

— Толкуша-то? Так это каша из рыбы и ягод. Очень полезная, госпожа! Для молодости и здоровья!

— Из рыбы и… ягод? — она постаралась не скривиться, представив себе такое сочетание.

— Попробуйте обязательно, госпожа! Сейчас принесу вам. Там кета, жирная-прежирная, брусничка да кедровые орешки. Никакая болезнь вас не возьмет!

Он уже было развернулся, чтобы отправиться за кашей, но охнул и произнес:

— Госпожа инспектор, прошу прощения ради всего святого! Я же вам и не представился!

Она хмыкнула:

— Как и я. Не успели мы с вами познакомиться. Евгения Александровна Стецкая, — произнесла она, по-мужски пожимая ему руку. — А про вас я и так все знаю. Белоусов Александр Дмитриевич, начальник жандармского корпуса Камчатского сектора и автор тридцати двух прошений в Петербургский теневой корпус с просьбой расследовать магическое убийство. Все так?

— Так, госпожа. Все так! Вещи у нас тут нехорошие начались. Как узнал, сразу в Магистрат бросился, чтобы они теневик… теневому корпусу мои прошения отправили. Телеграф-то только у них и есть, в Магистрате-то, да почта раза два за год на пароходе приходит. Да и понятно, что, кроме вас, госпожа инспектор, никто с этим не разберется.

— Ладно уж, — она отмахнулась, больше не в силах игнорировать ароматный пар, исходящий от чугунка. — Посмотрим, что у вас тут.

«Но сначала я съем все, что только влезет!» — с какой-то детской радостью подумала она.

ГЛАВА 2

Петропавловский Порт, Камчатский сектор,

4 февраля 1917 года

 

Полный желудок дарил всему телу приятное тепло и томную усталую сонливость. Ничего не хотелось. Ни пустых светских разговоров, ни рабочих докладов, ни даже собственных мыслей. Однако в жизни теневого жандарма работа всегда была превыше всего. Даже превыше себя, если такое требовалось. Ведь от их службы зависела спокойная жизнь как целой страны, так и самого императора. Жизнь магов, конечно, тоже зависела от их службы в не меньшей степени, но Евгения забывала об этом так же часто, как и они сами.

Стараясь отогнать липкую дремоту и прервать мысли о жирной ухе, теплом пироге и даже толкуше, вполне себе сносной на вкус, она пересела за рабочий стол Белоусова. Пробежала глазами по беспорядку: испачканным чернилами бумагам, новым депешам, которые тот собирался телеграфировать, и старым газетам. Причем старым настолько, что на одной из них первая полоса до сих пор кричала заголовком: «Трагическая гибель непотопляемого “Титаника”».

Начальник местного корпуса тут же засуетился, разгребая кипы бумаг в разные стороны и распихивая их в маленькие деревянные ящички.

— Оставьте, — устало махнула она, — они мне не помешают. Лучше садитесь, побеседуем.

Он послушно придвинул стул по другую сторону стола и опустился на него, сложив руки на коленях, будто провинившийся ребенок.

— Вы один тут работаете? — спросила Евгения.

— Как же один? — хохотнул он. — Федька еще, сын мой. А больше никого тут и не надо. Городок-то небольшой, чего тут сторожить? Правда, есть у нас еще и полицейская стража, там человек пять наберется. Губернатор, конечно, имеется, казначеи. Еще писарь…

— Достаточно! — прервала она, взмахнув рукой. Должностные лица Петропавловска мало ее волновали. Только этим теневикам еще не хватало заниматься! — Расскажите о трагедии. В прошениях говорилось, что труп мужчины нашли на вулкане. Есть ли снимки? Фотоаппарат у вас тут имеется?

— Имеется, госпожа, — кивнув, отчеканил Белоусов, — но снимков нету.

— Отчего же? — она удивленно вскинула брови.

— Так снимать-то нечего! — ответил он таким тоном, словно ответ подразумевался сам собой. — Тела-то нет.

Евгения нахмурилась. Ей, конечно, не привыкать к странностям в своей работе, но, чтобы взяться за дело, нужно, чтобы оно было, это дело.

— Не очень вас понимаю, — честно произнесла она, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди. — Тело украли? Растащили животные? Сбросили в воду? — принялась перечислять девушка. — И кто этот убитый? Вы его знали? Откуда он родом?

От потока вопросов Белоусов слегка растерялся и схватился за самый, по-видимому, простой из них.

— Лично убитого не знал, госпожа. А жил он в Ключах, это поселок такой. Оттуда нам и сообщили. Сначала пропал, вестей никаких. Молодой был, все грезил на Ключевскую забраться, вулкан это, госпожа. Там и сгинул, храните боги его душу, — он быстро осенил себя пятиконечным знаком. Сложил вместе два пальца и легонько прикоснулся ими ко лбу, левому плечу, животу, потом к правому плечу и, наконец, к сердцу.

Евгения поспешила повторить защитный знак и спросила:

— Значит, тело нашли на Ключевской сопке? У подножия или выше? Насколько я знаю, забраться туда непросто.

Он хохотнул:

— Да уж, непросто! Почти невозможно, я вам скажу! Никто давно уж и не пытается. Мало того что она опаснее многих других сопок, так еще и… — Он чуть наклонился вперед и прошептал: — Она проклята. — И снова поспешил осенить себя защитной звездой.

Мысли в голове у Евгении словно и сами превратились в толкушу. Проклятых гор, вулканов и лесов она давно не боялась. Но приезжать на самый край земли ради глупых деревенских историй и никем не обнаруженных трупов было по меньшей мере неприятно.

— Оставим легенды на потом, — отмахнулась девушка. — Мертвец. Расскажите мне про него. С чего вы взяли, что он вообще был, если никто его не видел и на сопку не поднимался?

Белоусов вдруг замялся. Отвел глаза, потер ладонями и неуверенно ответил:

— Так это… тезка мой рассказал, Александр…

Она даже по столу ударила от раздражения, заставив собеседника испуганно подпрыгнуть на месте.

— Вы долго будете меня дурачить? — сквозь стиснутые зубы выдавила она. — Отвечайте четко и ясно. Кто этот человек и что он рассказал о трупе?

— Живет он в Ключах, госпожа, — затараторил Белоусов, — за лесом присматривает, духов задабривает. Он по ритуалам настоящий мастер, госпожа. Весь Камчатский сектор о нем знает.

— А фамилия? — все так же грозно спросила девушка.

— Нет ее, госпожа… — едва слышно ответил служащий.

Она снова откинулась на спинку и тяжело вздохнула. Вот оно что, очередной непримкнувший. Только они во всей империи не носили фамилий и только они могли вызвать такую нервозность у начальника штаба. Особенно если он не стремился препятствовать незаконным шаманским ритуалам.

— И сколько в секторе непримкнувших? Магов, которые не состоят на учете в Магистрате, — на всякий случай добавила она, не зная, как их могли называть здесь. В некоторых секторах их звали отступниками, в других — сгинувшими, а на Урале и вовсе нарекли Полозовыми служками. Иногда ей долго приходилось объяснять людям, что за магов, или, как иногда говорили по старинке — шаманов, — она приехала искать.

Но Белоусов к слову оказался привычен:

— Непримкнувших-то? Один, госпожа.

— Один, о котором вы знаете? — усмехнулась девушка, наблюдая за беспокойным ерзаньем мужчины.

— Ну что вы, госпожа…

— А местное население? Ительмены, коряки, например? Как часто вы их проверяете? Вы уверены, что они не скрывают своих новорожденных магов?

Белоусов невнятно забормотал, так, что ни одного слова разобрать было невозможно.

— Ладно. — Она облокотилась о стол и постаралась говорить мягче: — Этот вопрос оставим на будущее. Все же я приехала разузнать об убийстве, а не вести учет незаконных магов. Как этот ваш непримкнувший обнаружил труп?

— Не знаю, госпожа, ей-богу, не ведаю, как он по сопкам разгуливает. Но он никогда еще не обманул нас, о нем и Магистрат знает! Его слову можно доверять как своему! Если сказал, что мертвец был, значит, точно был, госпожа! Он и семье покойного сам сообщил, и в горе постарался их утешить. К нему вам съездить надо. Он все подробно и расскажет. А я могу и переврать чего.

— Съезжу-съезжу, — кивнула девушка. — И порасспрашиваю.

«Еще бы непримкнувшего не опросить! — подумала она. — Они всегда первые на очереди!»

Но вслух решила не добавлять. Вместо этого широко зевнула, прикрываясь рукой, и сказала:

— Не буду сегодня вас больше мучить. — Белоусов облегченно выдохнул. — Где мне приготовили комнату?

— Тут рядышком совсем, госпожа, не волнуйтесь! Для вас домик целый отвели, все-таки вы наша почетная гостья! С удобствами будете жить!

Белоусов вскочил и быстро направился к двери, но вдруг замер и обернулся:

— Забыл сказать, госпожа. У нас в секторе есть два очень важных правила. Вы их, пожалуйста, не забудьте. Если встретите ворона, поклонитесь ему, они вестники Великого Кутха. А по ночам, если увидите северное сияние, ни в коем случае не выходите из дома! В это время умершие души отправляются на тот свет и могут утащить вас за собой. Сияниями мы сроду не были избалованы, а с прошлой зимы-то так и вспыхивают! Нехорошо это, госпожа, верно вам говорю! — И на этих ободряющих словах вышел.

— Да уж, — тихо произнесла она вслух, — хорошенькое начало!

Домик, в котором ее поселили, оказался маленьким, но теплым и вполне уютным. Печь в нем уже была растоплена, и по одной-единственной просторной комнате разносилось мягкое потрескивание поленьев. Напротив печи, в углу, прямо под незанавешенным маленьким окном, стояла деревянная кровать, укрытая двумя шерстяными одеялами. На полу возле нее лежал узкий полосатый коврик, а над изголовьем висел старый ловец снов. Давно она такие не видела. Замысловатая вязь в центре с трудом напоминала защитную звезду, а веревки с белыми обтрепанными перышками и мелкими бусинами тянулись низко, почти касаясь спинки кровати. В столице ловцами не пользовались уже давно, и только в отдаленных регионах еще можно было встретить следы старой традиции.

Ближе к двери, ведущей в сени, стояли обеденный стол с единственным стулом и деревянный комод, а напротив покачивалась кружевная занавеска до самого пола, прикрывая крохотную каморку кухни. Отхожее место располагалось на улице, а рядом с домом была маленькая, но хорошо натопленная банька.

За домом прилежно ухаживали, но, кроме приезжих гостей, никто в нем не жил, и поэтому он показался Евгении немного безликим.

Она из последних сил, но с удовольствием намылась в бане и даже пару раз выбегала обтереться снегом, заставляя кожу краснеть и гореть от холода. Ее тело было крепким, мышцы рук и ног выглядели с точки зрения нынешней моды не по-женски упругими и сильными. При этом со стороны за счет своего небольшого роста и легкой комплекции она казалась маленькой и даже вполне изящной, отчего на службе соратники часто недооценивали ее. Их снисходительные насмешки всегда удивляли — уж теневикам-то не знать, что внешность обманывает не хуже морочных видений.

Хозяева, присматривающие за домом и баней, так и не объявились, и Евгения с наслаждением растянулась на кровати в одном исподнем. Наконец-то она осталась одна! Ни грубых моряков, ни напуганных служащих, ни даже привычных соседей по жандармской службе.

Она вдохнула полной грудью, впервые за последнее время ощущая себя свободной и спокойной. О странном убийстве и подозрительном отступнике можно подумать и завтра, а сейчас есть тепло, тишина и ценные мгновения одиночества.

Девушка не заметила, как ее утянуло в сон. Казалось, еще мгновение назад она бездумно разглядывала деревянные балки над головой и вот теперь уже стоит посреди заснеженной поляны, все в той же ночной рубахе, которую развевает ветер, и ощущает босыми ступнями холодную гладь льда.

Евгения огляделась по сторонам. Вокруг расстилалась белая пелена, и только на горизонте она словно начинала подниматься в воздух, застывая там покатыми блестящими склонами. А на верхушке тоненько закручивались завитки прозрачного дыма. Земля под ногами задрожала, и голубой лед покрылся сеткой мелких разбегающихся трещин.

Она хотела поскорее распластаться на льду, чтобы не провалиться в воду, но не смогла пошевелить ни одной конечностью. Только крутить головой. Вдруг на горизонте что-то показалось. Какая-то белесая точка, двигающаяся быстро, но почти сливающаяся с белоснежным пейзажем. Девушка прищурилась, краешком сознания отмечая, что треск льда становится чаще, а змейки под ее ногами расползаются все быстрее.

Точка быстро приближалась, постепенно обретая форму. Медведь! — вдруг поняла она. Животное мчалось вперед, косолапо заваливаясь на один бок. Вот только… «На Камчатке белых медведей не бывает», — пронеслась быстрая и отчего-то тревожная мысль. А потом затылок словно прожгло огнем. Кто-то глядел на нее в упор, заставляя волосы подниматься дыбом и вызывая сотню мурашек по всему телу. Она не могла обернуться. То ли от страха, то ли по воле невидимого существа. И оставалось только дрожать от собственной беспомощности и глядеть на несущегося по льду медведя. Он все никак не приближался, хотя бежал уже долго и не останавливался ни на миг. А взгляд на затылке делался тяжелее и заставлял пригибаться все ниже и ниже.

Странное это было ощущение — смесь тревоги и непонимания. Существо, стоящее за спиной, казалось настолько иным, что невозможно было понять, в гневе оно или, быть может, голодное. Оно не напоминало привычного злобного духа или дикого зверя, но его мощная сила почти осязаемо разливалась вокруг, доводя тело до бешеной тряски.

Лед под ее ногами треснул. Она с криком полетела в темную воду, успев лишь увидеть оскалившуюся морду медведя и испугавшись того, что может таиться в холодных глубинах…

Резкий вдох разбудил ее в теплой и смятой постели. Она часто и рвано дышала, словно и в самом деле только что могла потонуть. Тепло дома сделалось липким на ее теле. Она стерла со лба пот и вытерла о рубашку влажные ладони. Кошмары ей снилось редко, а увидеть их, когда над головой качался защитный амулет, казалось коварной насмешкой.

Девушка села в кровати, собираясь встать и отыскать себе воды, как вдруг поняла, что комнату помимо желтого света фонаря заливает зеленоватый отсвет. Она тут же прильнула к окну и ахнула: небо полыхало. Изумрудно-розовые ленты северного сияния тянулись насколько хватало глаз. Они двигались, будто живые, колыхались и устремлялись световыми столбами куда-то ввысь, в черное глубокое небо. Несколько минут ей не удавалось отвести взгляда. Словно зачарованная, она глядела на сияние, купаясь в его неземном свете. А потом вдруг испуганно отстранилась. Возможно, это было лишь мороком из-за кошмара и усталости, но девушке показалось, что в световых лентах мелькнули размытые силуэты.

Один за другим они пролетели по изумрудным лентам, тут же растворившись внутри сияния. И странный звук послышался — или примерещился — ей издалека: короткий, но пронзительный вой. Не волчий, а обычный, человеческий. В тот же миг все погасло. Словно кто-то повернул рычаг и выключил завораживающее свечение в небе. Глубокая тишина и темень показались сильнее обычных, и Евгении почему-то стало от этого неприятно. Она снова опустилась в постель и, передумав пускаться на поиски питья, завернулась в одеяла и постаралась снова заснуть. Но каждый раз, стоило ей закрыть глаза, под веками мерцали зеленоватые всполохи, будто отпечатавшись там навеки.

Утро следующего дня оказалось для девушки не менее утомительным, чем прошедший вечер. Особенно после тревожных снов и ночных пробуждений. До самого рассвета ей так и мерещились далекий вой, зеленое свечение и глухие удары звериных лап, бегущих по снежному насту. «Вот что делают усталость и переполненный желудок», — подумала она после пробуждения.

На заутреню собрался едва ли не весь город. День был не воскресный, но приходился на очередной духовный праздник, так что местные маги устраивали пышную церемонию, пропустить которую считалось если не греховным, то в крайней мере нежелательным. Чем больше людей, говорили всегда маги, тем громче будет голос, доносящий прошения до незримых богов.

Евгения церемоний не любила. Они были красивыми и торжественными, это бесспорно, но до нелепого бессмысленными. Девушка уже давно смирилась с тем, что церемонии по большей части один лишь фарс, попытка сохранить в людях веру в духов и богов. Миссия, конечно, неплохая, но настоящая магия вершилась вовсе не в каменных стенах. А на просторах тундр, в заросших лесах, на высокогорных склонах и у берегов полноводных рек. Вот где требовалась настоящая работа Магистрата, вот где духи в самом деле могли обратить свой взор на зовущего.

Но порядок есть порядок. Уж ей ли об этом не знать! Поэтому, надев свое черное облачение, она послушно последовала за Белоусовым к гостеприимно раскрытым дверям здания Магистрата.

Внутри было душно. Здания Магистратов всегда хорошо протапливались. Евгении даже раз удалось побывать в котельной, откуда теплый воздух печи расходился по множествам каналов здания. Словно кровь разбегалась по венам. Магам даже не приходилось тратить свои особые силы, чтобы согреть помещение. Зачем, если наука все давно продумала за тебя? Так они и жили одно десятилетие за другим, задавая себе этот вопрос и ослабляя собственную магию.

Просторная зала, выложенная мраморной плиткой, была набита битком. От сладкого запаха воска и тяжелого аромата женских духов было не продохнуть. Евгения поспешно стянула шапку и расстегнулась. Темные локоны растрепались по плечам, а раскинутые полы шинели открыли взору теплые штаны и сапоги до самых колен. Конечно, она знала, что ее облик вызовет удивление. Даже привычные петербуржцы порой косили на нее глаза. А в столь отдаленных секторах ее одежда и не убранные в прическу волосы приковывали к себе множество любопытных и неодобрительных взглядов.

Глухие шепотки полетели ей вслед, пока Евгения, не глядя по сторонам, двигалась к первым рядам деревянных скамей. Взгляды жгли ее, жадно пробегая по волосам, расшитой шинели и обтянутым штанами бедрам. Она старалась не прислушиваться, но изредка все равно улавливала отдельные слова: «бесстыдство», «хоть бы волосы прибрала», «и в таком виде в храм Магистрата!». Забавно, что самыми громкими голосами были… женские. Благородные дамы в это утро пришли при полном параде. Легкие элегантные платьица, которые носили на светские приемы даже в мороз, тяжелые шубы, укрывающие плечи, муфточки и меховые шляпки в перьях и лентах на аккуратно забранных вверх прическах. Вероятно, все они пытались поутру припудрить лицо белилами, чтобы оно выглядело по моде бледным и даже чуть болезненным, но царившая в зале духота румянила их лица и заставляла нервно промокать вышитыми платочками стекающие дорожки пота. «Неужели им не мешают эти юбки? — подумала Евгения, вспоминая заснеженную дорогу к Магистрату. — Или все они прикатили на санях?»

Когда она наконец опустилась на скамью и Белоусов, одинаково смущенный и польщенный обществом человека императора, уселся рядом, девушка смогла спокойно оглядеться.

По обе стороны залы тянулись ввысь тяжелые мраморные колонны. Они были светлыми, под тон всему внутреннему убранству, и создавали впечатление застывшего в камне зимнего леса. Высокий потолок был причудливо расписан зелеными и синими красками. Вероятно, здесь пытались изобразить северное сияние, но впечатление от реального его вида было столь сильным, что местные художества скорее забавляли, чем восхищали. Впереди перед рядом деревянных скамей пол упирался в одинокую ступеньку, ведущую на небольшой постамент. А на нем высилась тяжелая белоснежная кафедра с защитной звездой, обращенной к прихожанам.

Позади нее узкую арку прикрывали красные бархатные шторы, скрывающие личные комнаты магов, а на побеленных стенах тянулись один за другим изображения богов и духов. Надо сказать, нарисованы они были неплохо. С левого крыла по стене бежал, открыв клыкастую пасть, бурый медведь. С другой стороны ему навстречу летел, широко раскинув крылья, гигантский черный ворон. А в центре неровным треугольником вырисовывался исторгающий лаву вулкан, чьи огненные брызги на светлых стенах напоминали о каплях крови.

Евгения прошлась взглядом по стенам справа от себя, отмечая изображения морских котиков, нерп, крабов и даже морских ежей. В общем — всей многочисленной и разнообразной морской живности Камчатского сектора. Там же тянулись в обе стороны ряды узких окон, между которыми зачем-то развесили еще и картины на холстах.

— Видите вон ту? — вдруг зашептал Белоусов ей на ухо, указывая на изображение трех каменных глыб, торчащих из воды.

— Вижу, — кивнула Евгения. — Знаменитый художник?

— Нет же, — чуть обиженно ответил Александр, — знаменитые столпы! Вы разве не видели их, когда заплывали в бухту? — Девушка молча покачала головой. — Темно оно, конечно, было, видать, не разглядели. Это наши хранители, три брата! — зашептал Белоусов. — Их историю рассказывали камчадалы задолго до того, как эти земли приехали осваивать русские. Столетия назад море здесь было буйное, дикое и сметало с прибрежных земель все селения. И однажды, когда на горизонте показалась гигантская волна, готовая заглотить все остатки несчастных жителей, три храбрых брата решили встать на защиту своего дома. Они были высокими, словно их родили сами горы, и когда вошли в воду, то даже на большой глубине она доходила им лишь до крепкой груди. Стеной они встали на пути ревущей бури, но эта их смелость оказалась не по нраву морским духам. Они рассердились на людскую гордыню, то бишь вот что возомнили о себе человечки, решили пойти против самого океана! Много дней и ночей бушевали волны и ветер, но те братья устояли и не дали воде уничтожить селение. И тогда духи решили обратить их в камень. Шторм утих, и сельчане вышли к морю. Но что они увидели? Вы уже понимаете, правда? Три каменных столба заместо трех храбрых братьев. Вот так с тех пор они там и стоят, охраняя нас. Капитаны пароходов всегда отдают им честь, даже хоть краешком глаза завидев эти скалы. Если не поприветствовать их, быть беде!

Выдохшись от долгого рассказа, Белоусов тяжело засопел и облизал потрескавшиеся губы. Евгения присмотрелась к картине с бо́льшим интересом. Конечно, сложно вообразить, что людей и впрямь превратили в камень, но кто этих духов знает? Всякое они вытворяли! Благо за столетия маги научились ублажать их и торговаться за людской покой, не зря же Магистрат имеет такое влияние на империю! Но даже при всем их могуществе и знаниях люди все же оставались людьми, по большей части беспомощными и ни на что не влияющими. Катастроф из-за разозленных или просто заскучавших духов было не пересчитать. Как знать, может, не будь в России Смутного времени, маги сейчас были бы куда сильнее. Великих знаний и умений тогда растерялось не счесть, и по сравнению с временами Древней Руси Магистрат теперь пользовался лишь крохами былой силы.

Евгения тяжело вздохнула: «Зато сила их голоса непомерно возросла, не в пример их постепенно угасающим способностям!»

Церемония началась неожиданно. Приветственная песня магистратских хористов загремела под сводами храма, заставляя все разговоры стихнуть. Откуда-то из глубин здания разнесся эхом перестук шаманского бубна и завибрировал низким голосом варган. От этого звука Евгения вздрогнула. Голоса этих инструментов всегда вызывали у нее дрожь, напоминая не музыку, а потусторонний язык самих духов.

К центральной кафедре из-за бархатистой занавеси вышел Верховный маг. Он был еще не стар, но мягкий пушок волос на его голове уже серебрился сединой, а лицо испещряли морщинки. Его праздничная риза была белой, и тонкая золотистая вышивка изящными узорами вилась по всему одеянию. Маг положил на кафедру старую потрепанную книжицу, распростер руки и торжественным тоном забормотал молитву. Глаза его оставались чуть прикрытыми, а тонкие губы шевелились быстро и мелко, так что голос мага с трудом доносился даже до первых рядов.

Но его слов и не требовалось, все и без того знали главные молитвы наизусть еще с малых лет. В первую очередь прославь Творца, Всевышнего, который создал все сущее. Жизнь саму по себе, само время и магию. Он как император, объясняли в Магистрате, самый главный и самый священный, и ему посвящена верхняя оконечность защитной звезды.

После вознеси хвалу богам. На каждой земле, в каждом секторе они свои, но их имен знать не требуется, достаточно лишь обратить к ним свою светлую мысль. Дарованная Творцом сила позволила им возвести горы и протянуть реки так, как им того пожелалось. А потому владения у каждого бога свои и законы тоже, и блюсти их надо неукоснительно. Они похожи на губернаторов, что управляют секторами, но все равно подчиняются императору. Левый кончик звезды создан во славу их.

Правый — для духов, охранителей и советников людских земель. Они будто армия для богов, их голос и сила. У богов свои дела, и до человеческих жизней дела им нет, но вот духи… они способны донести людские просьбы и желания небесам. Они управляют стихиями и общаются с магами. И сосчитать великое множество духов не удалось бы никому.

Ну а внизу две оконечности звезды посвящены людям и миру природному, чьей жизнью повелевают все: и духи, и боги, и, само собой, Творец, и об этом тоже следует помолиться.

— Ну а как же демоны? — спросила она однажды у наставницы, присланной в приют из Магистрата.

— А демоны на той стороне звезды, которую ты не замечаешь.

— То есть за спиной? — с дрожью в голосе спросила она. — Мы же осеняем себя только спереди.

— Можно сказать и так, они всегда за спиной…

Воспоминание рассеялось, и Евгения поспешила вернуться к молитве, ощущая от мыслей о демонах привычный холодок на затылке.

Музыка гремела все громче, из-за закрытой арки вышли еще двое. Одежда их тоже была светлой, но по сравнению с облачением Верховного казалась скорее серой, чем белоснежной. В руках у обоих звенел многочисленными колокольчиками бубен. Они медленно двигались вперед, закрыв глаза и ударяя по инструменту в такт гремевшей под сводами песни.

Ритм учащался. Бой становился громче и быстрее. Маги двигались ему в такт, покачиваясь из стороны в сторону и едва не подпрыгивая на месте. Прихожане вдруг тоже поднялись. Словно по неслышному сигналу, они подхватили песню и тоже принялись раскачиваться и прихлопывать в такт бубнам.

Евгения поднялась с неохотой. Все это действо в окружении холодного мрамора и изобилия картин казалось ей нелепым и бессмысленным. Бубен — это ритм сердца, которое бьется в недрах гор. Варган — голос духов, что летит сквозь пространство и само время. Им не место в этих расписных стенах, где существует лишь жалкое подобие природы.

Когда ритуал подошел к концу, в зале стало не продохнуть. Дамы скинули свои шубки, мужчины оставили на скамьях теплые пальто, и кто-то даже приоткрыл дубовые двери, запуская в помещение холодный зимний воздух. Но от скопившегося жара не спасало ничего. А когда после торжественной части настал черед собраться в трапезной и отведать праздничного освященного угощения, к тяжелому запаху пота и дамских духов прибавились ароматы рыбы и сладкий душок вина.

Евгения с трудом заставила себя съесть несколько ложек толкуши и кусок запеченной нерки — все-таки нехорошо отказываться от ритуального кушанья. Вина, впрочем, пить она не стала, но, дабы не сотрясать и без того настороженное общество, взяла в руки бокал и отправилась медленно прогуливаться по трапезной. Эта зала была вытянутой и темной. В самом центре от одних дверей к другим тянулся деревянный стол, вдоль которого собирались небольшие группки местной интеллигенции.

Надо сказать, все они тут были сплошь одни чиновники, словно город только из них и состоял. Тут же она познакомилась с губернатором, его многочисленными отпрысками и женой, чей живот уже заметно намекал на ее деликатное положение. Встретила капитана парохода, доставившего ее сюда, начальника порта, местных полицейских служащих, казначеев, писаря и, к своему любопытству, одинокого вулканолога. Он был ни молод, ни стар, тощ и высок, но впечатление производил весьма приятное, улыбаясь собеседникам с искренним добродушием.

Девушка уже хотела подойти к нему, как хриплый голос Верховного мага раздался за ее спиной:

— Добро пожаловать в наши края!

Евгения обернулась. Старик разглядывал ее с прищуром, и уголки его губ слабо приподнялись, намекая на некое подобие улыбки.

— Благодарю, святейшество! — Девушка чуть склонила голову. — Спасибо за вашу службу, да будут духи к вам добры и милостивы!

— Аминь! — кивнул маг. — Очень жаль, что вас призвал сюда долг, а не более приятный повод. Надеюсь, вы сможете быстро разобраться с этим неприятным делом и оно не помешает вам насладиться нашими красотами.

Евгения благодарно кивнула и не преминула спросить:

— Полагаю, вам известно, что об убитом рассказал непримкнувший?

Маг чуть нахмурился и молча кивнул.

— Вы давно за ним наблюдаете? Вызывает ли он какие-либо… эм… вопросы?

Верховный ответил не сразу. Глаза его быстро обежали зал, словно он пытался отыскать непримкнувшего в толпе, а потом снова впились внимательным взглядом в девушку.

— Он не приносил нам хлопот, — наконец ответил маг. — Разумеется, ему запрещено самостоятельно проводить ритуалы, как и всем непримкнувшим, ему дозволено только следить за порядком. Мы наблюдаем за ним, и до сего дня запрет он ни разу не нарушил.

Евгения молчала, вглядываясь в мужчину. На лице его не дрогнул ни один мускул, а глаза смотрели на собеседницу спокойно и твердо. И все же… маг лгал. Девушка была уверена в этом. Еще ни разу за всю ее службу ни один Верховный не признал свою беспомощность в отношении непримкнувших. И еще ни разу ни один из магов-беззаконников не удержался от нарушения запрета. В этом-то и состояла извечная проблема империи. Маги, не желающие вступать в ряды Магистрата и служить ему, так или иначе обращались к колдовским ритуалам и неизменно попадали за решетку. Такой порядок дел повторялся раз за разом, и никакие усилия императора и Магистрата ничего не меняли. Евгения все никак не могла взять в толк, отчего некоторые маги — да к тому же зачастую довольно сильные — так упорствуют в своем нежелании вступить на службу? Конечно, Магистрат нередко вызывал вопросы и недовольства царского двора, но все-таки… Они помогали в обучении, предоставляли кров и пищу и помогали достигать должностных высот — одиноким непримкнувшим даже во сне такое не могло привидеться.

— Что ж, я и сама собираюсь побеседовать с ним, — ответила Евгения. — Уже завтра отправляюсь в Ключи.

— Да помогут вам духи, барышня! — ответил маг, заставляя девушку вздрогнуть.

Она терпеть не могла, когда люди Магистрата обращались к ней столь снисходительным тоном. Конечно, по чину Верховный маг был куда выше жандарма, пусть даже и теневого корпуса. Но эти извечные насмешки в голосе, неприязненные взгляды и напыщенный тон в разговоре с теневиками зачастую приводили ее в бешенство. Как будто жандармы разбираются не с их проблемами! Ритуальные убийства, смертельные проклятия и разбойничьи выходки отступников — со всем этим приходилось возиться теневым жандармам. Искать, вынюхивать, преследовать. А маги лишь приходили и довершали начатое, если требовалось их особое вмешательство. Все разряженные, напыщенные, как индюки, они напевали свои гимны и уплывали в закат, пока окровавленные и выдохшиеся «императорские псы» пытались зализать свои раны и замести следы преступлений, дабы впечатлительный народ не взволновался.

Евгения усилием воли подавила в себе неприязнь. Отношения теневиков и Магистрата всегда были несколько… натянутыми.

— Благодарю, святейший, — склонив голову, произнесла Евгения. — Да оделят они благостью вас и ваш дом!

— Аминь! — чуть улыбнувшись, ответил маг и более ничего не добавил.

Распрощавшись с Верховным, она снова побрела сквозь гудящую разговорами толпу. Прислушиваясь и присматриваясь. Ее взгляд довольно скоро упал на группу мужчин и женщин, собравшуюся возле самого высокого графина с вином. Мужчин было трое, все они невероятно походили друг на друга — братья, не иначе. Густые бороды, темные, чуть суженные глаза и широкие лбы. Они тихо переговаривались между собой о Германской войне, растущих налогах, каюрской повинности, от которой страдал весь сектор и последних рыбных уловах. Женщины же стрекотали о своем. А точнее, с жарким удовольствием обсуждали последние сплетни города.

Евгения улыбнулась и не спеша подошла к ним. Сплетни — вещь малополезная, но зачастую хорошо отражающая истинное положение дел. Стоило девушке приблизиться, как разговор тут же оборвался и дамы испуганно, но с не успевшим погаснуть любопытством поглядели на жандарма. Обсуждали ее, догадалась она. Евгения улыбнулась и оглядела каждую по очереди. Одна из них была худой донельзя и с крайне болезненным лицом. Она все время хмурилась и недовольно оглядывалась по сторонам, и Евгения решила, что женщина переехала в Камчатский сектор совсем недавно. Вторая, дама уже в летах, имела лицо вытянутое и строгое. Она, несомненно, была уверена в своем авторитете и уж точно знала, что штаны на леди — это верх беспутства. Третья дама носила широченную шляпу на высокой кудрявой прическе, корсет с трудом стягивал ее пышные формы, а круглое ее лицо румянилось от жара и выпитого и так и лучилось довольством.

«Вот вы мне все и расскажете», — подумала Евгения и вслух произнесла:

— Доброго вечера! Евгения Александровна Стецкая, — представилась девушка и с улыбкой продолжила: — Прекрасный ритуал сегодня был, не правда ли?

Женщины вежливо пробормотали в ответ приветствия и представились, но вступать с теневиком в светскую беседу не спешили, жадно разглядывая ее с головы до ног.

— Хотелось бы, конечно, остаться здесь подольше, — словно рассуждая сама с собой, продолжила девушка. — Но долг зовет, придется ехать в Ключи. Вы же знаете, — она чуть наклонилась и будто доверительно шепнула: — Там живет непримкнувший.

Глаза полной дамы сверкнули интересом, остальные две заерзали на месте, но постарались держать степенный вид. Евгения чуть прикоснулась губами к своей чаше, делая вид, что пьет. Пусть думают, что это вино развязало ей язык, так им будет гораздо проще. Продолжать она не стала, направив задумчивый взгляд вдаль.

Пауза затянулась и, не дождавшись продолжения, полная дама спросила:

— А это он виноват, да?.. Госпожа, — поспешно добавила женщина.

Евгения неопределенно покачала головой.

— Всякое может быть, — ответила она. — Все-таки непримкнувший, сами понимаете. Да и слухи о нем ходят… Говорят, он однажды кого-то убил, но расследовать то дело не удалось.

Разумеется, ни о каких слухах Евгения не знала, но по-другому разговорить этих недоверчивых дам вряд ли было возможно.

— Я всегда знала, что он опасен! — фыркнула вдруг женщина со строгим лицом. — Стоит ему появиться в городе, как происходит что-нибудь нехорошее. То погода разбушуется, то болячки у кого-нибудь воспалятся! Гнать таких надо подальше в тундру!

— А если из-за этого хуже станет? — испуганно зашептала болезненная дама. — Он с духами уж больно близок, еще рассердятся на нас…

— Да пусть к духам и уходит! — отрезала та в ответ. — Непримкнувших давно пора судить по самой строгости. Почему это они Магистрату не служат? Да потому что занимаются черными ритуалами! Вот так!

— А он занимается? — тут же подала голос Евгения, но строгая дама пожала плечами.

— Кто ж его знает? Живет один, ни женщины рядом, ни деток. А к девкам, говорят, ходит только так!

— Говорят, это они к нему бегают! — возразила бледная дама. — Он их околдовывает и заманивает к себе в хижину. Взгляд у него — как у самого прекрасного духа! — сказала она и испуганно оглянулась на мужа, но тот, увлекшись разговором, не услышал ее слов.

— Глупости! — возразила другая. — Он смотрит на всех как зверь какой, аж мурашки бегут по коже…

Полная дама смешливо хмыкнула:

— А как же ему не смотреть зверем? Говорят, — тут она понизила голос, — что его учитель был медведем!

Ее собеседницы дружно охнули, а Евгения только глаза закатила. Сплетни, конечно, нередко содержали в себе зерно правды, но это была уж какая-то совершеннейшая чушь. И все-таки девушка спросила:

— Думаете, он оборотень?

Дамы воззрились на нее полными ужаса глазами, словно такая мысль никогда не приходила им в голову. «Ясно, — подумала она, — слухи слухами, а в такое вы и сами не верите». Об оборотнях не слышали со времен Святого Владимира и давно успели оставить все рассказы о них в древних летописях. Но Евгения привыкла обращать внимание на все, даже самое невероятное.

— Если этот непримкнувший такой… неприятный, почему его слову все слепо верят? — спросила она, вглядываясь в лица женщин.

Губы у тех сразу поджались, а глаза забегали по сторонам.

— Ну как же, госпожа, — спустя несколько мгновений тишины все-таки ответила полная дама. — Одарен он способностями побольше прочих. И воду заговорить может, и даже вулканы утихомирить. И… целительство у него неплохо выходит. Хотя у нас тут он нечасто бывает, но приходится терпеть, — и она мученически вздохнула, будто ей насильно навязывали общество непримкнувшего.

Разговор сошел на нет, и Евгения поняла, что больше ничего полезного выведать не сможет. Она осмотрела зал, прислушалась к жужжанию голосов и ощутила, как постепенно к ней подкрадывается скука. Здесь ей больше делать нечего. Ни в трапезной, ни в самом городе. Ключи — вот где начнется основная работа.

Впрочем, уйти быстрее прочих девушке так и не удалось. Белоусов, заметив ее на полпути к выходу, поспешил перехватить знатную гостью и на пару с губернатором уговорить на небольшую прогулку по городу. Все-таки когда ей еще доведется побывать в Петропавловском Порту!

На улицах властвовал зверский холод. Евгения поднимала воротник повыше и прятала руки в рукава шинели. С бухты летел ледяной ветер, под ногами хрустел снег, а небо было ясно-голубым и слепящим.

Петропавловский Порт был городом маленьким. Все здесь друг друга знали, а на чужаков посматривали с недоверием. По укрытым снегом холмам были разбросаны крепкие домишки, все сплошь деревянные, и только в самом центре высилось каменное здание Магистрата.

Светская жизнь в городе бурлила не хуже, чем в Петербурге. Для нужд литературно-музыкально-драматического общества в городе выстроили отдельное здание — деревянный особнячок с милыми подобиями башенок по обе стороны от центрального корпуса. Губернатор долго и с удовольствием рассказывал о спектаклях, которые сюда приходили смотреть всем городом, и о благотворительных вечерах, которых здесь проводилось едва ли не больше, чем в крупных городах империи. Деньги с таких вечеров шли на содержание интерната при городском училище, на обучение его выпускников во Владивостокской гимназии и на различные нужды жителей.

Жизнь не останавливалась даже в крепкие морозы. Посреди города на гладком, словно начищенный паркет, льду Култучного озера устраивали каток, а на белых просторах за домами — соревнования на снежных упряжках.

Со всей красочностью губернатор и Белоусов на два голоса расхваливали местные празднества и сытные застолья, которые проводились здесь с неожиданной регулярностью. Евгения слушала с улыбкой. Она вдруг с особой ясностью почувствовала, каким отдаленным был этот сектор. Словно расположился на самом краю земли. Здесь царствовали свои духи и свои истории, и местные словно бы и не знали, что являются частью огромной империи. Острая нехватка продовольствия, затронувшая многие сектора из-за продолжительной войны с Германией, словно бы на них и не отразилась. Есть хлеб или нет — они и без того его практически здесь не видят. А море все так же в достатке дарует им рыбу, лес — оленей, пушнину да целебные ягоды. Они давно научились уживаться с духами, и остальные сектора им словно вовсе и не были нужны.

Пароход все так же оставался в порту. Скованный со всех боков льдинами, он замер в воде призрачным силуэтом, который из-за мерцающих в воде солнечных лучей будто то появлялся, то исчезал из виду. Прибытие пароходов здесь было настоящим праздником — он всегда привозил свежие новости и почту, да и просто напоминал жителям о том, что там, за горами и Тихим океаном, есть еще какая-то жизнь.

Но все эти истории и пейзажи меркли, как только глаза устремлялись за холмы и встречались с заснеженными вершинами вулканов. Их было три — Авачинский, Корякский и Козельский. Свои, домашние вулканы, как ласково называли их местные. Кто из них кто, Евгения так и не смогла понять, да и не старалась. Когда смотришь на вулкан, все остальные мысли будто растворяются.

Их можно было увидеть из любой точки города. Они вздымались к небу ребристыми склонами, огромные и величественные, будто сами духи оделись в камень и встали на защиту этих одиноких земель. С вершины одного из них тоненько поднимался белый дым — всего лишь пар от легкого дыхания уснувшего великана. Авачинский и Корякский вулканы были действующими, но в последнее время не беспокоили петропавловцев. Они тихо и мирно почивали, позволяя яркому солнцу румянить свои заснеженные бока.

— Мы успеем съездить к ним? — с любопытством спросила Евгения.

— Э, не получится, госпожа, — покачал головой Белоусов. — Если вы собрались ехать в Ключи, то лучше время не тратить.

Девушка кивнула, ощутив легкий укол сожаления. Все-таки не каждый день выдается шанс посмотреть на вулканы. Мужчина, будто угадав ее мысли, усмехнулся:

— Насмотритесь еще, госпожа. Вы ж к Ключевской едете… Глядишь, еще надоест!

Надоесть они могли, конечно, с трудом, но в том, что станут ее головной болью, Евгения не сомневалась. По крайней мере один, запрятавший в своих снегах мертвеца.

До самого вечера ее водили то туда, то сюда, с упоением рассказывая о жизни города и отчего-то особенно делая акцент на устроенном порядке местного управления, словно она была государственным ревизором, а не теневым жандармом. Императора при ней поминали добрым словом, но все же она заметила, как часто и губернатор, и его помощники, и сам Белоусов говорят о пожертвованиях и помощи Магистрата. Словно бы у того существовала своя, а не императорская казна! Мысль эта вселила в девушку неясную тревогу и на время испортила настроение. События 1905 года оставили за собой слишком ощутимый след, и Евгении порой казалось, что тень тех дней преследует империю до сих пор. И в последние годы все чаще. Но задумываться об этом не хотелось. Тем более когда следовало сосредоточиться на деле.

Остаться в одиночестве ей удалось только к вечеру. Вещи, коих было немного, были снова уложены в саквояж, и на рассвете ее ожидала долгая и непростая дорога. Через леса и тундру, к самому центру Камчатского полуострова.

ГЛАВА 3

Петропавловский Порт, Камчатский сектор,

6 февраля 1917 года

 

Никаких мало-мальски приличных дорог, как и железнодорожного полотна, на Камчатке, разумеется, не было. Из Петербурга на полуостров поглядывали с жадностью, облизываясь при мысли о богатом рыбном промысле и со слезами подсчитывая утекающие возможные заработки. Один промышленник за другим приносили ко двору свои подробные отчеты и настоятельные просьбы начать застройку дороги, но императорского одобрения так и не получили. Далеко, дорого, географически сложно, да и не до этого стало, когда приходится пускать все силы на участие в войне.

А потому, когда Евгению привели к галдящей в иступленном азарте псарне, она нисколько не удивилась. Солнце в это утро заливало город, белый снег переливался на свету и мягко хрустел под ногами. Мороз жег щеки и нос, слезил глаза, и даже дышать становилось трудно. С бухты долетали порывы ледяного ветра — и даже фланелевое белье, шерстяные панталоны и застегнутая под горло шинель не спасали от холода.

На псарне — вытянутой деревянной постройке — стояли визг и взбудораженный лай. Собаки будто чувствовали, что некоторых из них собираются отправить в дорогу.

— Рвутся, как бешеные! — со смешком крикнул Белоусов, решивший самолично проводить девушку. — Наши лайки — они таки-ие, — довольно протянул он, — терпеть не могут сидеть без дела. И несутся потом так, словно сами бесы за ними гонятся! Вы их, госпожа, не пугайтесь. Псины они добрые, только сумасбродные слегка.

Евгения молча кивнула, в такой мороз лишний раз шевелить губами не хотелось. Она искоса глянула на худощавого мужчину рядом с ней — попутчика, которому тоже понадобилось отправиться в Ключи. Это был тот самый вулканолог, которого девушка заприметила еще на празднестве. Его очки казались вмерзшими в лицо, он совсем не шевелился, и только глаза его весело поблескивали за толстыми линзами.

Лай зазвенел громче, откуда-то с задней части псарни мужики вывезли двое узких деревянных нарт. Длинные их полозья впереди упирались в плавную дугу и тянулись дальше, за спинку и рулевую рейку, оставляя место для погонщика наподобие коротких лыж. Выложены нарты были белым мехом, но Евгения была уверена: через пару часов все равно околеешь.

— Полетите на них легко! — воскликнул Белоусов. — Собачки сильные, наученные, дорожку протопчут, не завязнут. А над нартами Магистрат немного поколдовал. Будут скользить по любому снегу, не провалятся нигде. Это они нам подарок сделали на прошлый Новый год.

Девушка фыркнула в натянутый до носа шарф. Разумеется, сделали! «Магия должна идти в народ!» — говорили они всегда, да только редко когда действительно могли помочь чем-то в хозяйстве. Сила их развивалась весьма посредственно, даже иногда, казалось, меркла с годами. С духами они еще справлялись вполне сносно, но вот для бытовых дел никуда не годились. Так, по мелочи, отчего каждое свое новое достижение чествовали с небывалым размахом. И разумеется, отправляли его в народ. По крайней мере, то, что считали нужным…

...