Оглавление

Аннотация

Hannibal ad Portas — 8 — Не совсем понятно, почему они умирают

Стр. 374

Мне — как Иванушке Дурачку — этого, и не просто так, а априори:

— Мало, очень мало, что и вообще без Пушкина и Великой теоремы Ферма:

— Жить не могу.

— — — — — — — — — —

Стр. 411—412

— Где мы присутствуем? — на битве:

— Бог-офф, или — наоборот — на битве:

— Людей с богами, — но ясно, что не со всеми же ж на самом деле?

И.

Неужели и Афину Палладу взяли в плен?

Но кто? Честное слово — я не понимаю. Или богам всё равно, за кого играть? Как футболистам, например. Только платите хорошо очень. И вопрос:

— Чем платят богам? — думаю:

— Наличием программы защиты свидетелей для тех из них, — кто:

— Это заслужил! — остальных, — нет, не грохнули загодя, но — вот — куковать без своего сада-огорода на этой пенсии, без персиковой теплицы, как у Агаты Кристи, — придецца.

Бог-офф — следовательно — сослали, как Анну Бухарину Ларину, — ибо Земля ничего нового — скорее всего — не придумывает, а именно:

— Копирует Не-Бо.

Вывод:

— Надо открыть тюрьму богов на небе, — самим нам не взять этого:

— Быка за рога.

— — — — — — — — — —

Стр. 430

Хотел повторить эту реакцию, но не сошлись звезды, — почти, как у Петра Лещенко.

***

Удивляло только одно обстоятельство:

— Ни разу не видел самого Хи, — или — как и Эстэ-Лин Завоеватель придется быть уверенным:

— Его роль придумал сам Черчилль — однозначно, что вместе с Рузвельтом — но, что уже неудивительно, — еще:

— В Семнадцатом Году. — Знак восклицания не ставлю, ибо и все события в этом континууме идут не совсем привычно, — а именно:

— Только в параллельных мир-ах.

Скорее всего, и тогда-могда почти все были в этих же параллельных мирах. Но вот то, что:

— Не знали этого, — выходит, имеет решающее значение.

Запутаться не боюсь, так как априорная вводная моя:

— Мы всегда в параллельных мирах.

Но вот, как в песне:

— И не сойтись во веки нам, — не получается, ибо кому не надо именно так и пруцца, так и лезут не только в мои сани, но и в мои секретные свояси:

— Абсолютно без боязни, — как и:

— Дак мы же ж всегда здесь жили.

Да, это уже давно мне известно, что мы и раньше жили в параллельных мирах, как Кант — даже сам с собой в:

— Разных комнатах, — но вот именно это, что не замечали этого, оказалось настолько объективно, что теперь прорвалось наружу уже:

— Для многих.

Повернул основные армии против ЮЭСЭЙ — океан?

— Приказал найти способ обойти.

Ответ:

— Мы этого еще не пробовали.

Ответ:

— Поэтому и попробуем. — Ибо:

— Должен, должен быть способ обойти океан.

— По дну?

— Банально — это не выход.

— По воде, аки по суху, — приказал, — только этот задний проход искать.

— Мэй би использовать задний проход под Ла-Маншем? — спросила одна прохиндиада, чуть-чуть забытой наружности.

— Вы знаете, где он точно находится?

— Естественно.

— Говорите, если не сложно, прямо.

— Ресторан Прага, прямо из Золотого Зала.

— Этаж третий или четвертый? — подзабыл за последнее время.

— Какая разница, сэр, ибо это вам не Нью-Йорк и не Аддис-Абеба — туда путь уже перекрыт навсегда.

— Неужели, как Луна и Солнце, — когда-то отделились на время, а вышло, как это — хотя и не часто, но бывает:

— Навсегда.

Луна, Солнце, Венера, Марс, — нет, я люблю Альфу Центавра.

Или на Звезду Собаки.

Вопрос:

— Сириус надо брать, или придется захватывать всю СМа?

Аналогия:

— Пойти обязательно в президенты — хоть Мумбы-Юмбы.

Стр. 432

Выбрал самый простой вариант:

— Атака на Прохоровку, и последующее взятие Москау на предмет кардинального улучшения ее жизни, — чтобы не:

— Из подвала 200-й секции ГУМа выдавали дефицит, а прямо на дому, у себя в деревне и заказывали по каталогу с доставкой.

Хорошо, просто, и надо только отменить запрет:

— Не делать ничего хорошего!

Просто? Даже очевидно, но — значит — специально эту очевидность не допускают в Масс:

— Ковские гости.

Стр. 447

Решил думать, что Ши Ра — место древней еще! Выбирала в друзья злейших врагов, людей натуральных:

— Диверсантов.

Вопрос:

— Чем с ними воевать, чтобы увидеть их самую древнюю сущность?

Ибо:

— Пули им не так страшны, как они сами малюются. С древними даже индейцами — нет никакого сравнения.

— — — — — — — — — — —

Hannibal ad Portas — 8 — Не совсем понятно, почему они умирают

Нет реальности без письма, как без палки начинать жизнь Первому Человеку

Глава 1

Я прыгнул в воду, надеясь проплыть под водой три метра, — вышло:

— Четыре.

Решил бежать за границу. Ибо плавать умею, а учить дальше никто не хочет, говорят:

— Всё равно дальше нашего берега не уплывешь.

Значит, это подсказка научиться плавать немного подальше, чем три-четыре метра, и даже пять — это не такой уж большой предел. Другие ныряют еще дальше, может быть даже на десять метров.

Вопрос:

— Как проплыть двадцать именно под водой?

Спросил тренера.

Ответ:

— Я не твой тренер.

— Не сможешь. — Хочу научиться.

— Почему?

— У тебя легкие меньше нормы.

— Увеличить можете дать разрешение?

— Нет.

— Не знаете, почему?

— У тебя дефект остался еще с прошлой жизни.

— Какой?

— Маленькие легкие. Это видно по твоей далеко не могучей груди.

— На какую длину я могу надеяться?

Он даже задумался:

— Десять метров не проплывешь никогда.

— Этого мало?

— Для чего? Впрочем, немного для всего.

Выходит, даже, если я не начну курить, а это трудно, так как сигареты с фильтром — говорят — вот-вот уже скоро должны появиться для всех, а не только для членов правительства, — проплыть могу не больше десяти метров?

И действительно, могу пробежать не больше четырехсот метров, ну, восьмисот, — и то:

— Только вторым из цеха.

На лыжах был первым из класса, даже из школы, но — похоже — больше никто не хотел так, как я надрываться:

— Дышать почти нечем, — а уже так разогнался, что тормозить — не поучается.

Плавать страшнее. Но уже задумав побег из этого Шоушенка — не мог отказать себе в этом удовольствии:

— Надеяться.

Жаль, по правилам, уже разработанным в прейскурантах водоплавающих организаций, где написано, что можно научиться дальше, — но:

— Меня туда не пускают.

Приехал на юг — объяснили постепенно, ибо и спрашивал так:

— Пойди туда — не знаю, куда, — но плыть надо не меньше ста метров с двумя-тремя выныриваниями, только для набора воздуха, и опять вниз, вниз:

— Настолько вниз, чтобы не было видно на просвет воды прожектором корабля, здесь всё время курсирующего.

Заметил для начала, что Солнце, — а:

— Почему-то всё время усталое, как даже не с похмелья, а вообще:

— Висят на нем: не те, не те, не те.

Или:

— Кует по ночам что-то Не То, а утром, как с похмелья — устал-ла-а!

Подозрительно? Мне — да.

Поехал на море — смотрю:

— Стоит.

Именно то, что мне надо для тренировки, а может быть, и сразу работы по уходу отсюда в дальнее плаванье, как:

— Ну, может быть, я народный артист уже, или наступила Перестройка-Ура, — когда:

— Бегут все, кто понял, что корабль под названием Омон Ра — пошел ко дну безвозвратно.

Нет, от перестройки может сейчас быть только Эхо:

— Возможно, но вряд ли вероятно.

Тем не менее, не я один заплыл за этот Сторожевой кораблик, и — как назло — не любитель дальнего плаванья, а леди приличной наружности, но старше меня настолько, насколько попался в лапы ей — двадцатичетырехлетней — Феликс Круль:

— Очень уж к грехопадениям склонный.

— Томас Манн? — спросила она, как назло, что отказаться — надеялся — неудобно:

— Да-а.

— Я вам недостаточно верю.

И ясно, что сказать надо было наоборот:

— Я вас узнала, поэтому, — нет, не согласна на всё — но постепенно — по мере того, как мы будем приближаться к иностранному берегу, наберусь и этой грубости.

Ясно одно:

— Шантажирует, — но в чем и в чем? — я не понимаю.

Может быть, она не просто не совсем русская, а именно:

— Рус-Алка, — что да, очень хочет трахнуться, но сама лично не может пока додуматься, как это обустроить, как Ра-Ши, — что — значит:

— Никто так ничего и не понял.

— Сколько я тебе должен? — спросил после всего. — Четыре, пять, шесть, семь?

— Двадцать четыре штуки.

— Согласен!

— Вот так сразу, не подумав даже хорошенько, где их возьмешь?

— Там, — махнул загребной лапой на Запад, — уверен — у меня всё будет.

— Что именно, ты хоть записал где-нибудь, надеюсь?

— Я помню.

— Важно не забыть точно.

— Да?

— Это будет твой пароль, когда мы встретимся — если ты нигде ни ошибешься — на моей — а так-то записанной на тебя — вилле в Майами.

— Ты не эта?

— Кто, волшебница?

— Да, ибо, если нет, то сам я отсюда не доплыву уже до обратного берега с его купоросами только на праздничных открытках, а так-то одной только скумбрией к пиву и полагающейся.

Более того, не живой, чтобы можно пожарить, как Эл У — Утес отесанный до русской узнаваемости, а уже копченной заранее.

***

О. попросил меня написать формулу:

— Как я это думаю может быть.

Ответил достойно, но уже после того, как вышел к доске, чтобы наглеть, но только немного, — больше:

— Не требовалось, — ибо:

— Я был уверен, что прав, хотя волнение, что могут как-то проверить — пугало чуть-чуть.

Моя формула отличалась тем, что состояла из двух ее частей!

О. не сказал:

— Это правильно, вы не ошиблись?

И дал на проверку Свердлову. Несмотря на то, что Свердлов ответил:

— Я взял сам.

Так бывает, и что интересно, как правда.

Неожиданные и непонятные экспериментальные данные, как здесь, так и в Лос-Аламосе, — то бишь — также шифрованно:

— В Сили Доли, — объяснялись.

О. посоветовал:

— Тебя вынуждены засекретить.

— Боюсь, мне не понравится.

— Да, когда узнаешь, что выезда за границу запрещен минимум на десять лет.

— А так?

— На двадцать с почти обязательным продлением этой путевки всегдашнего пребывания только здесь.

— Под другим именем тоже нельзя выехать.

— Если только, как солист балета А. Годун-офф.

Предложил засекретить кого-нибудь другого.

— Вместо вас?

— Пара-л-лель-но.

— Для этого надо заключить фиктивный брак с какой-нибудь дурочкой.

Ответил достойного кино:

— Я знаю такого человека.

Не понял вот так сразу, что инструментом к Познанию является совсем другая лаборатория, и даже не только сам Хомик-Гномик, — а и есть сама:

— Жизнь.

Поэтому.

***

Мы встретились с ней в парке какого-то города, что ни имени ее, ни фамилии, ни города от небольшого ужаса:

— Не запомнил.

Так испугался, что даже не сразу вспомнил, как переплыл водную границу. Так только странно получалось:

— Они светят в одну сторону — я оказываюсь на противоположной от них.

Наш человек на броненосце? Не думаю, ибо и не знаю, кто:

— К нам ближе, чем те, которые, наоборот, дальше.

Но для проверки себя на понимание происходящего, — спросил:

— Ты подготовила мне место в немецкой олимпийской сборной?

Пока молчит, ибо и рассматривает не меня, как задавшего неуместный вопрос, так как у нее даже на лбу написано, — всегда:

— Да-а.

Спросил за столиком безалкогольного кафе, так как деньги — хотя и небольшие, тем более в рублях — должны были отдельно от нас, но всё равно причалить где-то к берегу — пока:

— Так и не нашли? — спросила она, как и не искала их со мной вместе никогда.

— Прости, — ответил просто, — но здесь, за Границей, я не могу играть в эти бестолковые догонялки.

— Точно?

— Ты не Сандра Буллок, чтобы мной безапелляционно распоряжаться.

— Да-а, — ответила, — я на обратных операциях специализируюсь.

Выходит — подумал — на преступлениях специализируется. Не стал пока спрашивать про конкретику, ибо предстояло свидание с тренером, а он может попросить что-нибудь показать прямо сейчас. И он так и сказал:

— Давай, проплыви.

— На время?

— Нет, проплыви вместе с моими пловцами — это покажет насколько ты далек от ближайших побед, или, наоборот.

— А именно?

— Там будет видно, так как у нас, кроме спортивного плаванья есть и коммерческое отделение.

— За него платить надо?

— Да-а, но иногда бывают и бесплатные лицензии.

— У меня, наверно, нет денег.

— У нее — значит — есть.

— Почему вы так думаете?

— Она вцепилась в тебя не только, как в своё, но — мне, например, очевидно, — как именно:

— Наше.

— Не знаю, что это такое, если не иметь в виду ту лабуду, от которой я бежал.

— Без оглядки.

— Да.

— Уверен?

— Мне нечего делать там, где на скумбрию смотрят свысока, потому что уверены:

— Нам — и хорошего? — нет, никогда не предложат.

— Вы политический?

— Не знаю, что это такое.

— Ну-у, думаете сами?

— Нет, только часто, но далеко не всегда.

— Это неплохой ответ.

Мы проплыли двадцать пять метров туда и столько же обратно, и пришел вторым. Меня зачислили со стипендией полторы тысячи долларов в месяц, — побольше будет, чем у безработных. Если ничего не надо, как студенту, то это Рай.

Не все, но некоторые точно скажут:

— Так-то и я могу.

Нет, ибо не запомнили:

— Я плыл под водой, они — только сверху.

Решил купить пакет молока, зашел в супермаркет, — а там-м:

— Посмотрел в зеркальце — наблюдают, а это значит, следят, хотя я за этим и зашел, чтобы меньше в этом именно сомневаться.

В принципе — это обидно, что могут сознательно подозревать во мне террориста, но с другой стороны, если они так думают, то.

Вот пока не знаю, что именно.

Моя Встав-Ка, ибо забыл точно, как ее звали Там — здесь:

— Как? — тоже не знаю.

Что-то происходит, но что? — не могу даже задуматься.

Она предложила мне пройтись, но я отказался.

— Ты меня боишься?

— Ты стала подозрительна.

— Ты ко мне, или я к тебе?

— Пожалуйста, обращайся ко мне на вы.

И:

— Потерял уверенность в определении реальности?

— Спасибо, но да.

И пошли в казино, где еще не было названия — решил:

— Пусть будет наше, ибо и в Ра-Ши все, даже многие футболисты играют в карты, и — как успел там понять — только для того, чтобы не думали — футбол — это только так: глупость, которую в молодости применяют разумно, так как потом кто-то может стать маленьким, но функционером.

И после казино — без названия — где мы на двоих выиграли пятьдесят долларов:

— Усомнился.

— В чем? — она почти наставительно.

— Столько в Америке не выигрывают.

— Хорошо, пойдем еще раз, может быть, выиграешь больше.

Согласился, но после этих слов еще больше засомневался, что мы уже:

— Бежали.

Сказал:

— Если сегодня не выиграем пятьсот долларов — мы всё еще здесь.

— Это оговорка по Фрейду.

— Опять?! Ибо здесь — не там, так как и есть: всегда ту-та.

И все же решил представиться:

— Я не Фрейд.

Она:

— Не будь так самоуверен.

Задумался:

— Что Фрейд — не знаю, что не уверен.

— Еще подумаешь?

— Пожалуй.

И удивился даже сам себе:

— Не стал доигрывать партию в покер, хотя и играл не в него — чтобы нечаянно не научиться.

— В преферанс?

— Разумеется, — но тоже не понравилось, как игра только для демагогов и отставных математиков.

Зашел в секцию плаванья под водой.

— Ась?

— Не может быть, — ответил мягко, без восклицательного знака.

И оглянулся.

— Вы смотрите, тот ли это город?

— Это, возможно, и тот же город, но не думаю, что система этого солнца находится там же.

Впрочем, я никогда раньше не был в Америке — но всё равно не верю, что я именно здесь переплывал двадцатиметровый бассейн почти без выхода на поверхность, если только один — максимум — два раза подряд.

— Вы вынырнули только один раз, сэр, — сказала уборщица почти мне в спину, когда я уже уходил, и — скорее всего уже — уходил навсегда.

Поверил, что я всё-таки в Америке, когда получил стипендию имени Кой-Кого полторы тысячи долларов за раз.

Ответил восхищенным:

— Зовите меня Петя.

— Ась?

— Лещенко?

— Три варианта, выбирайте: вместе, отдельно.

— Или по очереди? — одна из тех, на ком все хотят жениться, но редко совершают этот поступок из-за ее легкой — не всегда заметной — горбатости, узких коленок — никогда не сможет играть не только в баскетбол, но и вообще ни во что, — жопа?

— Достойная уважения.

Хотя, если разобраться, зачем она нужна даже на фотографии — не совсем понятно. Хотя, если предположить, что их можно поставить рядом во время этого дела трахтенберга, — то:

— Смысл есть, — вопрос остается только в том:

— Есть ли у меня эта высота интеллекта, или после обезьяньего прошлого такое счастье может только сниться, — как:

— Вот именно, как письменное упражнение художника.

На второй месяц тоже получил стипендию полторы тысячи долларов, на третий предложили:

— Сдай-те экзамен за квартал?

— Вы поставиль знак вопроса? — не удивился я, ибо уже ожидал удивиться обратному:

— Достижений в плавании под водой настолько мало, что и даже их нет, — значит:

— Я не буду сдавать зачет.

— Зачетом будет победа в соревновании с Беркли.

К счастью, здесь все плавали под водой, а не наоборот:

— Я один — остальные надо мной полощутся.

Чем заняться, если я забыл, как плавать?

И спросил ее.

— Женись на мне, — я только подумал, а она уже согласилась.

Значит, как все:

— Ох, командовать любит, любит, сволочь.

Эта сволочь понравилась мне тем, что вполне и ее могу считать в недалеком будущем, как успешно преодолевшую мою стеснительность.

На соревнованиях по подводному плаванью занял третье место, а даже с экзаменами, но вне конкурса идет только тот, кто поиметь смог второе.

— Мне? — всё же спросил.

И понял уже и даже еще без ответа:

— А тебе ничего.

Подошла одна юриспруденция с предложением:

— Иметь будете!

И сразу согласился.

Она уже в кафе почти рядом спросила:

— Будешь.

— А-сь?

— Вот видишь, мы поняли друг друга с полуслова: я задала вопрос, а вы вместо меня попросили.

— Спросил, — еще согласен.

— Просить?

— Думаю, что сейчас уже не могу.

Зачем жениться — сначала не понял, потом рассказала:

— Если меня или тебя возьмут в плен.

Как будущий муж, имеющий право продолжить даже еще незаконченное предложение жены — укоротил:

— Мы узнаем о замыслах врага не по общим данным нашей — так сказать — разведки, — а:

— Как еще?

— Тебе надо будет проплыть под водой пятьдесят метров, и я не только узнаю, что придумали сделать с нами на следующей неделе, но и оставлю им такого пендаля, что в следующий раз не будет менять твоё первое место в заплыве на экзаменах.

— На третье?

— Ты знал?

— Нет, но теперь я понял, что мы должны уничтожить своих.

— В этом весь смысл.

— Не вижу смысла.

— Увидишь.

— Я так не могу.

— Научишься.

— Нет, просто так убивать людей — это не только не мой стиль, но и мечта далеко не моей жизни.

— Поживешь — больше узнаешь.

— Нет, нет, — тот, кого мы должны грохнуть, должен остаться жить.

— Это можно.

— Ну, — схватил ее за шею и поцеловал — как мне на долю мгновения показалось — в большую пасть.

— Получи подъемные, распишись — небось, небось — не кровью.

Засомневался:

— Сегодняшняя — так сказать:

— Не-водица, — завтра может быть предъявлена как шантаж именно кровью.

— Нет, я боюсь крови.

— Зачем тогда приперся на Запад?

— Я думал конфигурация ковбоев здесь уже успела смениться на другую.

— На какую другую? Впрочем, гораздо больше тебя должно беспокоить обратное.

— Это я уже знаю. Будешь-те намекать, что я еще не в самой Америке, а — как все — застрял на ее подступах.

— Например?

— В Мексике.

— Почти, но здесь не пустыня, а хорошие дома, чаевые.

— Вы намекаете, что я — в случае чего — могу опять пойти в официанты или бармены.

— За тобой кто-то забронировал место директора. Управлять умеешь?

— Надо проверить.

— Проверять надо на себе.

— Ах, так! Тогда так и называй меня пока.

— А именно?

— На инженера учится.

Несмотря на то, что почти с ней разругался — уйти не удалось, — ибо:

— За всё то хорошее, что для тебя уже сделано.

— А-ась? Не много ли просите?

— Ты справишься.

— Как этот — как его — убивать президента даже школы для:

— Только негров — всё равно не буду.

— Можешь вычеркнуть из своего лексикона это слово — убивать его кого — будешь просто:

— Жертвовать? Нет, тоже не способен.

— Спасать, я имела в виду.

— Да, но сумму вы не обосновывали еще, или я прослушал?

— Нет, ибо у тебя с собой всё равно мешка под моё золото.

— Так-то вы, конечно, правы, хапнуть хочется сразу побольше, не задумываясь о том, кто будет всё это нести.

Решил выбрать одно из двух:

— Или меня отстранили от хорошей работы просто так, — чтобы, да был на хорошо оплачиваемом месте, но только кто-то другой.

Или, всё-таки наоборот?

Хотелось верить, что меня всё-таки приняли, но и проверить надо еще более по-хорошему.

Попросил:

— Дайте мне с собой чековую книгу.

— Всю?

— Ась?

— Шучу-шучу, она, тем не менее, есть, получишь при выходе на маршрут.

— Сколько?

— Десять тысяч.

— Долларов?

— Хочешь фунтами стерлингов?

— Не обязательно, но — предупреждаю заранее — меньше миллиона — даже стерлингов фунтами — от радости не запрыгаю.

Торг –уже с представителем той организации — дошел до полмиллиона, но я ответил:

— Невозможно, это была моя мечта.

Он:

— Пусть она у вас останется.

— На всю жизнь?

— Нет, после возвращения — если вернетесь — так и останется.

— Не согласен!

Наконец, моя Юриспруденция перевела этому то ли майору, то ли полковнику — оказался генералом, — что:

— Ась? — он даже испугался и понес свою голову руками, — хорошо, что всё также, на плечах, а уже не отдельно от всего.

— Он хочет иметь надежду на жизнь хорошую, даже отличную, как:

— Прогрессию каждый год получить не еще миллион плюс, — а:

— Да в прогрессии.

Он не сказал, что Америке такая наглость никогда не заказывается, но:

— Надо же и знать себе цену, то бишь, да, пить можно, но в меру!

— Не пью.

— Это не дается вам правом брать себе всё, а другим ничего.

— Вы о себе? Скажите спасибо, что это я придумал вам прогрессию, как стать человеком богатым, потому что счастливым.

Они все задумались, но генерал — или кто он там, член, входящий в кабинет местного произведения в президенты в каком виде и был — тоже — Кевин Костнер, всех там обманувший, — пообещал поговорить об этом после.

— Когда?

— Если вернетесь.

— Нет, — ответил я должен уходить в этот поход со своей дачи в Майами, как все знаменитые певицы и певцы даже, понаехавшие сюда еще до меня.

— После, — зачем-то сказал он.

Но и я поверил, что с временами будем разбираться только после и потом.

***

О. предложил мне прямо:

— Не только переведу на следующий курс без пересдачи биохимии животных на биохимию растений, но сразу получишь диплом.

— Без проходных баллов четвертого и пятого?

— Вы сами убеждали меня, что четвертый уже пройден вами на биофизике, а на пятом нет уже почти ничего, кроме диплома.

— Да, а тут мне уже и диссертация автоматом светит.

Глава 2

— Надеешься на докторскую?

— Произнести вслух могу только кандидатскую.

Он согласился.

***

Мы вышли на маршрут, и вспомнил, что не знаю, зачем мы идем, — а куда:

— Понятно, — ибо билет на самолет был, но перед самым его трапом:

— Ты отказываешься лететь?

— Если меня не поставили в известность, куда, то, да.

Когда подали парашюты — понял:

— Это ловушка, хотя не исключено, что только для меня.

Оглядевшись вокруг — не обиделся, ибо никого, кто может заставить меня прыгать с парашютом — не обнаружил, если не иметь в виду пилота, а он был:

— Не меня краше. — Ибо это тоже была женщина.

Две телки и я — что это может значить? Ибо:

— Адам, Ева, а еще-то кто?

Но то, что один лишний — это опровергнуть, пожалуй, не получится.

Решил, что этого не может быть, что нас хотят забросить в Ро-Ши, чтобы не только рассчитать, но и точно знать тот угол падения, под которым я смог так просто покинуть ее далеко уже не намедни.

И решил:

— Если это ложь, то ее должны повторить два раза.

С другой стороны, неужели я не справлюсь с ними, если будут принуждать даже:

— К сексу?

Хотя не исключено, что, да, не хочу, но не смогу и отказаться. Скорее всего, на этом и основали нашу трехстороннюю экспедицию.

Неужели моё стремление плавать, как Ихтиандр под водой — это только повод, чтобы я не заметил других своих способностей?

Гипноз — не уверен, что хоть когда-нибудь получится.

Футбол? Тоже маловероятно, у меня для боевых столкновений в нем слишком узкие коленки. Лыжные гонки — может быть, но с другой стороны, надо было раньше думать, что я:

— Могу-у! — теперь?

Не думаю.

Что еще я умею, но не знаю про себя — они не только глубокомысленно, но заметили именно до моего при-плаванья сюда. Знак вопроса, — пока приберегу, здесь не Земля, а всё еще самолет — значит — надо подождать до на нее спуска:

— Человек в Небе — не думаю, что соображает также хорошо, как дома.

А:

— С другой стороны, и на Земле Человек — просто-таки категорически утверждают, — еще не:

— Дома.

Принял решение:

— Мы должны, как все ограбить — ну, если не банк, то казино, чтобы доказать — самим себе, разумеется:

— Мы — не только Дон Кихоты, одну Дэ-Зу производящие, но и, как люди еще достаточно первобытные:

— Можем интуичить ее.

— Кого? — спросила, повернувшись ко мне назад Путе-Водитель нашего воздушного судна, а моя Прохиндиада — как звать, думаю, и не старался запомнить:

— Что-то в это время высматривала на подсвечивающей в ее лапах синим, зеленым и красным огнями объемной поверхности маршрутизатора.

Задумался, но не — к счастью — до реальной степени проверки, чтобы попробовать плавать в воздухе, ибо и Стивен Кинг — пока не пытался.

С другой стороны:

— Если я могу сделать это более-менее реально, — почему:

— Не попробовать? Можешь, я разрешаю, сказала вторая прохиндиада, а кто — не помню, чтобы меня ей представляли, — наоборот:

— Я, к сожалению, не рожден ни Колчаком, ни Деникиным, чтобы рассусоливать эту операцию не только за Урал, но и до него недалечко, — тоже.

Тем не менее, мысль ужаснула своей приветливостью.

Посмотрел в окно. Да вы что, я и парашют специально оставил на взлетной полосе, чтобы не позориться:

— Летать не буду! — ибо, да, да, да, — в Америке я всё люблю, так радует мысль, что и безработным здесь платят тысячу долларов, — меньше:

— В Англии две с половиной. — Вполне можно работать таксистом и ничего не зарабатывать, — а:

— Деньги-то будут-т! — зачем?

Играть, как и раньше, мало чего делая на работе, кроме выполнения ее нормы, играть не только на бильярде, — но и в:

— Него.

Одна из них спала, сидя, вторая — тоже сидя:

— Ни о чем не думала, а только смотрела вперед, как завороженная.

Приглядевшись понял, что тоже: просто спит, но с открытыми глазами.

Попытался поставить ногу на крыло — страшно, как и раньше прыгать с крест-офф, — и что неудивительно:

— Никто не попытался меня толкнуть, — как все люди добрые? Или наоборот:

— Боялись, что составлю конкуренцию их смелости.

Ни то — ни это:

— Как ни пытался себе объяснить, что это самый подходящий момент, чтобы уйти от их погони, так как тысяча долларов безработных тянула за собой, как ступа Бабы Яги:

— Давай, парень, попробуй и ты жить, не страдая!

— Думаю, мне будет скушно, мэм.

Обратил внимание:

— Спит, не отходя от кассы не только одна, но и другая незаметно кимарит, — и — хорошо, что не на самолете мы метим пространство большими милями, а вертолетом:

— Только химичим, — ибо он оставлял за собой метку фиолетово-розового тумана, который почти абсолютно не рассеивался.

Они проснулись — я притворился спящим сусликом, мечтающем, — о чем надо мечтать — забыл — как раньше, чтобы было хорошо? А:

— Нужен повод — его не было.

И, как, наконец, осознав это и они:

— Выпрыгнули с парашютами, даже не попрощавшись ни как следует, ни вообще:

— Даже не махнули лапками.

Так-то, конечно, дуры — что с них взять, кроме секса — не понимают, что больше нечего. Да, хотя эта мысль реальна только или спросонья, или, наоборот, когда очень хочется спать.

И заснул до такой степени, что вертолет уже пересек это море так быстро, — как:

— Озеро, — что начал клониться к земле, как и очень хотел сесть, но не знал только:

— Как?

Я тоже не обнаружил в себе таких способностей. Так только:

— Куда я киваю головой — туда и он стремится побыстрее упасть.

Хоть раз в жизни понял, где правда:

— Решил разговаривать с ним, как с живым.

И вертолет сделал всё, как надо и даже лучше:

— Вообще ничего не говорил в отличие от меня, но зато делал.

Я так радовался, что, когда он сел погладил его нос, как живого чудовища. И до такой степени, что даже догадался посмотреть на количество его питания.

Оно было, но именно, как уже почти не было.

Решил — и не совсем походя — что страна Лимония А. С. Пушкина, где есть река Сивка:

— В переводе на русско-английско-американско-немецкий:

— Это Стикс. — И значит:

— Сюда и направили.

Так, мельком, была мысль:

— Не в Рос-Си ли ненароком? — но восклицательный знак так далеко спрятался, что и найти его сразу не сумел.

Решил:

— Ни за что не возвращаться.

Ибо у меня есть мысли.

Вертолет, наконец, решил меня послушаться и сел.

Вышел, осмотрелся, остаться можно и здесь, но только под именем Кука, — так:

— Непонятно — зачем?

Ибо:

— Даже плавать и то неинтересно.

Предположим, здесь есть пещера, похожая на ту, где Граф Монте-Кристо нашел кое-что для себя интересное, — но:

— Зачем мне деньги? — если я:

— Умею наслаждаться только научными открытиями.

И одно тут же сделал:

— Пещера, где деньги лежат, должна перекрываться водой.

И:

— Не могу поверить, если я умею плавать под водой хуже, чем Граф Монте-Кристо, который этому специально не учился.

Плавал три раза вокруг да около, что и сам, наконец, поверил:

— Я умею плавать под водой.

И тут же доказал теорему Неочевидности:

— У нас всё также, как у них, несмотря на то, что видимость разная, — ибо и:

— Сама структура нашей Земли — пере-вер-ну-та-я.

Несколько раз под водой ничего не увидел — только стена. Потом такая:

— Только вода, — побоялся никогда не вернуться назад, даже если полоса воздуха появится наконец.

Нырнул еще раз, и понял:

— Село Горюхино Пушкина — точно — не из этих же самых букв составлено, — и то, следовательно, что я должен сейчас найти — это именно тот далеко нечистый лист бумаги, при соединении с которым шифра А. С. П. — и:

— Образуется то, зачем меня послали сюда, — как:

— Туда — не знаю, куда.

Сел на берегу ловить рыбу, ибо не совсем понял, что увидел:

— Какого Начала окончание под названием Ши-Ра, — как-то:

— Горю в Аду? — ненамного больше, чем ничего.

Немного подзабыл, но помню, что Горю в Аду — получалось. На какой Стене? Пользовался только Алфавитом. Она выбрала именно эти слова. На вид можно подумать, что Робинзон Крузо был попроще. Неужели Край Земли загибается вниз именно на том месте, где начинается Ра-Ши? Как мне удалось бежать — не понимаю, ибо этого Загиба — не увидел и даже не почувствовал. Может быть, потому что плыл не по воде, а под водой?

Скорее всего, Ра-Ши не А-Де еще, а находится именно на его границе.

Решил начать исследование по системе От:

— Противного.

Кто на другой стороне Земли от меня сейчас — тот значит:

— Противный, — так как живет подо мной, — как:

— Под Землей.

Вывод:

— Или Данте наврал, что спускался под Землю, — или:

— Это одно и то же.

И понял, что смысл в этих пре и пертурбациях Пушкина в том, чтобы доказать:

— Ра-Ши — это не отдельная страна, а продолжение другой, — как первое предположение:

— Америки.

И именно по этой интуиции жители Хабаровска имели права, как почти сами непосредственные американцы:

— Могли плавать туда, как именно:

— К себе домой.

Это открытие, в принципе, можно продать в Ра-Ши, чтобы для начала могли мечтать:

— Мы — американцы!

Потом:

— Надо подвинуть ее поближе.

Затем, вообще:

— Воссоединится.

За сколько можно продать туда, откуда я бежал, это великолепное открытие? Сразу не буду мечтать, надо подумать, чтобы сильно не прогадать.

— В принципе, можно упросить их, чтобы ты всегда работал в Белом Доме.

Обмер сердцем, обернувшись.

Стояла одна, из-за валуна подглядывала другая.

— Вы черти, что ли, иначе как смогли меня найти?

Они прориторичили:

— Мы не тебя искали.

— Но и не верю, что эти секретные манускрипты Гер-Бера, но, разумеется, не А:

— Ври больше, — Лакского.

— Какие тугаменты? — та, из-за валуна.

— Вы не в доле, вы меня бросили даже в воздухе, — я:

— Не буду столь коварен, — ибо.

— Да, дорогой? — одна из них, но я уже их не различал, в отличие от Пушкина, что он Даль всё-таки наблюдал натюрлих.

Хотя их вполне можно идентифицировать, как Маркизу и Малышку почти на миллион, ибо почти вот именно необходимо, как запаска от того, что она была еще до сих пор:

— Жена своего служивого мужа.

Если я немного подзабыл и неправильно провел идентификацию — потом:

— Возможно, передумаю, авось и необязательно.

p.s. — Ты — говорят — пишешь так хорошо и умно, сэр, что это теперь точно будут.

— Да?

— Поминки по Фине Гангеру.

Понял:

— Как легко в этом пространстве, — даже еще точнее:

— В пространственно-временном континууме, — терять память, ибо не уверен, что этими чертенятами были Маркиза и Малышка, хотя и не та, которая ровно На:

— Миллион.

Значит, действительно, так бывает:

— Тут помню, а там — тоже, но остаются сомнения:

— Тех ли людей, которые были, были, были, — или уже:

— И нет разницы?

Решил, что они могут направить ко мне ответ в виде — на их взгляд — моих любимых прохиндиад, — но я на их отсутствующие чувства — тоже:

— Не отвечу.

Был рад, встретился, да, но только с мимолетным облаком — даже, думаю, облачком — прошлого.

Вздохнул облегченно, — ибо:

— Не верю уже ни во что хорошее, что можно еще с ним проинтегрировать.

Пусть будет просто:

— Мило.

Стало лучше, ибо:

— Могут ли незнакомые люди быть сразу против меня? — они могут этого желать, но я еще имею право не принять их верительные грамоты завоевателей.

Вышел, как Граф Монте-Кристо на видимость рейда — никого. Думаю, что ждут, да, но только того, кто будет с драгоценностями.

Жаль одного:

— Опять или только еще в первый раз не запомнил, как добрался опять до Нью-Йорка.

Иду легко и просто:

— Здесь меня всё равно никто не узнает.

Ибо, конечно, следили вряд ли только они, — но!

— Если я их не помню, что знал, то и они когда-нибудь тоже забудут.

Решил:

— Надолго не надо забывать, с кем встречался раньше, но так как или никого уже не помню, ибо они и без этого не имели имен, людскому обществу подотчетных, — или:

— Наоборот, как в шифре, — исчезли, как сон, даже без утреннего тумана.

Вышел на Плешку, и вспомнил, что в случае сбоя программы должен суметь войти в бар отеля Балчуг Кемпински, и представится:

— Киллером, — способным.

— На что? — пока не то, что не понял, но и решил довольно влиятельно:

— Ее надо подождать.

Швейцар напомнил:

— Вы их бин понимайт, что это, да, Плешка, что это, есс, Балчуг, но уверены в себе, что не, — не договорил, ожидая продолжения от меня.

— Понимаю, да, не Москау, конечно.

Продолжения, что Нью-Йорк или Сили Доли, настаивать не стали, но и я, — мы:

— Согласился.

После недельного запоя в этом кабаке — несмотря на то, что я пил только шампанское брют, шоколад — иногда, но Цыпленка Табака и шашлык на косточке — более, чем систематически — каждый день, хотя и в разной последовательности.

Сказал, в конце концов, как свой ответ Чемберлену:

— Не хачу.

Они:

— Он еще пьян, или шашлыка с ЦТ — обожрался.

— Не люблю, — ответил, — когда при мне обращаются к другим людям без слова Сэ.

— Эр? — ладно.

Утром — когда вышел из Балчуга навсегда — за последнее время:

— Вспомнил одно из двух: или должен сам кого-то грохнуть, или вывести их на киллера.

Их — значит — не больше двоих, так как на троих уже не могу согласиться, — спросили:

— Интересно, почему?

— Это будет уже совсем другая работа.

— А именно?

— Систематическая, — я:

— Хотите остаться свободным ученым в Сили Доли, — слышали, но решили почти единогласно:

— Шутите?

Они поймали меня на том, что:

— Это не Вы сам покинули нашу милую родину, а только мы вас выпустили специально, чтобы проверить:

— Может — в случае чего — или нет.

— Без знака вопроса?

— Уже, да.

Всё же не мог до конца поверить, что за своё продолжение учебы, как аспиранта, и за последующие кандидатские и докторские, которые у Них — не как у нас — разбиты еще на несколько — пару-тройку:

— Подотделов, — что полноценным Директор Институт, что так командовать парадом, что свои идеи сразу — без какой-либо очереди — идут в лабораторную проверку, которая, как для Данте А-Де:

— И есть настоящая, а не только искусственная лаборатория.

Да, будут моими, как почти частная собственность, но вот без того, чтобы — не обойтись без Этого:

— Уже невозможно? — спросил уже я.

И:

— Утром не то, что забыл — не мог вспомнить имена тех, кого надо то ли выследить, то ли познакомиться, — а:

— Не исключено, что и грохнуть сразу.

Впрочем, последнее маловероятно, ибо я не тот человек, который может стрелять из пальца, — а:

— Да, как Кевин Костнер, оружия на дому не держу, ибо и не имею такой вредной привычки.

Решил:

— Уверены, — если плавать даже под водой могу, как Человек почти Амфибия, то и делать всё попадающееся под руку оружием, — не мудрено для меня.

Главное, эта парочка вошла в дверь почти без стука, а так только:

— Чуть-чуть поцарапав когтями фирменный бамбук той стороны, — решил, пока что моих личных дверей, — нет:

— Извинялись уже здесь, присев на полу, как чистые Китай-Анки, или — не хуже:

— Бессмертный ветер Японии — любящие.

И так и решил прояснить:

— Вы ками-кадзе?

— Вами-задзе, — одна из них.

Другая осторожнее:

— По любому можешь распоряжаться.

— Неужели вы смогли удосужиться приползти за мной сюда даже после того, как потерял вас в неизвестном море на необитаемом острове?

— Ты нас рождаешь свои воображением, — прояснила насмешку одна — вторая пока воздержалась:

— Не буду пока вас радовать, Гулливер, что всё так просто.

— Ибо? — поспешил ответить логично.

— Можешь — если хочешь — трахать пол, потолок, стены, — мы:

— Да, — вторая, — согласны и только посмотреть.

— Это меня мало интересует — скажите только, кто вам будет платить, так как у меня на Эти расходы ничего не предусмотрено.

— Мы включены уже в твою расходную книгу, — улыбнулись они, — хотя, не мог не заметить, — что-то уж очень неискренне.

И так для себя решил:

— Не будут же они на самом деле меня насиловать только за то, что — например — сёдня:

— Я еще никого не убил, — без конкретизации знаками вопроса или восклицания, как от долгого мычания в одном кино про бог-офф, когда они сражались — тоже — с одним из своих отпрыск-офф, но вот почему-то попавшим не в Рай, а в А-Дэ, — в роли:

— Микки Рурка. — Сволочной, надо сказать, человечишко:

— Чуть что: обязательно надо кого-нибудь убить.

Можно даже задуматься:

— Стоило ли бежать в Голливуд, если это — то, что они нам показывают в кино — теперь идет для меня на самом деле.

Для начала отдал первое распоряжение:

— Если вы опять про-надеялись, что буду платить за ваш трахтенберг — ни-за-что!

— Ничего от нас не жди, — одна — забыл, как звать, но точно теперь знаю, что не Мамочка, — другая:

— Маркиза, — ничего, пожалуйста, не делай и нам не давай.

Да, так как сами всё и возьмем.

Промолчал, ибо ясно, что им больше трахтенберга нужен соглядатай надо мной. А может, — как говорил Владимир Высоцкий:

— И не только.

Скорей всего, я — это только наводчик, должен познакомить их с Ником Сэром, где-нить на пляже в Ялте, когда будем с ним спорить, — кто забил этот гол?

— Стрельцов! — он, — а наставительно:

— Сам Лобановский.

И ответ:

— Разве тренера сами выходят на поле боя.

Я:

— Царь Леонид вышел, однако, во главе трехсот спартанцев.

И ясно:

— Должен подложить их ему, ибо что Ник Сэр еще любит, кроме своей Нины Петровны — мне, по крайней мере:

— Пока ничего такого — чисто простонародного — неизвестно.

А:

— Трахаются ли предводители местного Не-дворянства так же, как люди обычные — из одной глины только с-кумеканные — пока неясно.

Скорее всего, конечно, нет, ибо узнать, что Это у Них — было точно не удастся:

— Детекторы лжи еще не до такой степени совершенны, чтобы верить:

— И человека можно заставить заниматься сексом с — представляете:

— Любой, — как и говорят поступила Зара Леандер с одним нашим разведчиком, который наговорил ей — во время Этого — такого, что Оно, будучи передано по назначению Хэби и Хи, — окумарило их настолько:

— Сдались еще на Курской Дуге, — хотя по подписанному там же договору — разгласить всем его содержание поклялись только в сорок пятом.

Странно, но удалось отогнать это видение. Но вместе с ним и уверенность, что мне заказали Ника Сэра и Лео Иля, — как плату за моё большое желание стать:

— Директор Институт в Силиконовой Долине, — а теперь выходило:

— Что можно и Так договориться.

— Как?! — ахнуть смог только подсознанием:

— Или наоборот, должен заставить работать на кого-то еще — может быть даже — только одного из них.

В их присутствии такого раздвоения не было, что и значит:

— Они мои направляющие.

Сделал предложение — пока что только самому себе:

— Не могу ли лучше — по мягкосердечию, больше склонному к решениям миролюбивым, чем, как Печорин:

— Надо грохнуть врага обязательно!

Так-то логично, ибо Печорин был уверен:

— Этого врага послали грохнуть его.

Тут:

— Или — или.

Не думаю, что и меня уже поставили этим способом под названием Рак.

Но вот на Земле, или уже и на Небе, — спросить можно?

Хотел отстоять очередь в столовую, но передумал, купил копченую скумбрию, непонятно чем плохую, кроме своей повсеместной известности, поискал глазами щепку, чем ее очистить, — а:

— Они уже тут!

И сразу вопрос:

— Ты — значит — передумал?

— С тобой?

— Я всегда одна.

Оглянулся — никого.

— Больше нэт?

— Ты не оговорился?

— Нет, не думаю, но и не верю вместе с тем, что мне так везет.

— Надеешься: трахнешь меня — всё обязательно тут же забудется?

— Не уверен, но попробовать всё равно хочется.

— Одно условие.

Это было задание вычистить ее внутренности, накормленные и напоенные помоями в столовой, где все остатки уборщицы собирали не в помойное ведро, а в такое же, но для подачи обедов написанное даже на нем белыми буквами по зеленому полю.

— Как точно?

— А-Бэт.

— Тогда всё правильно.

— Можно никого не убивать?

— Свой долг вы должны выполнить так и так.

Собрал все резервные помойные ведра, и — будучи уверен, что заставить их сожрать всё их содержимое говно тут же, — будет:

— Слишком принудительно, — надел на головы всех уборщиц, официант-ок, — и, оставшиеся:

— Их директору, заму и старшей пионервожатой, здесь за порядком следящей от имени отдыхающих.

— Это бесполезно, — сказала она на обратном пути.

— Ты осталась голодной?

— Это полбеды — главное: холодной.

— Потрахаться хочется, а сил настроиться на это дело нет.

— У тебя так бывает?

— Только не всегда.

— Но дело не только в этом — главное, теперь я должна тебя грохнуть, так как ты не только не выполнил задания, но и провалил все наши пароли и явки.

— Я не верю, что среди персонала столовой был наш — ваш — человек. Это сама заведующая?

— Нет, как раз та поломойка, которую ты утопил в обмывках ее столов.

— Значит я прошел фильтр?

— Да, но их было больше, чем один, например, ты даже никого не трахнул.

— Это обязательно?

— Вот это именно очень обязательно, так как ты занялся обучением нравам и обычаям тех, кто давно-давно прошел и так, без тебя все пароле и даже пароле-пе.

— Я не знал.

— Вот и видно, что ты слишком много всего не знал.

Я дам тебе пистолет с двумя патронами, — их:

— Будет трое — угадал?

— Да, так как это облегченный вариант, сделанный для тебя по просьбе директора Сили Доли, куда тебя берут:

— После всего?

— Немного раньше, ибо.

— Да?

— Ты уже зачислен завлабом.

— Тогда — может — я пойду?

— Ты зачислен, как Гринев — только при достижении определенного возраста — сможешь.

— Первый раз выпить.

— Да, а так закусывать даже пиво, даже скумбрией горячего копчения — обязан.

Глава 3

Пошел на пляж — она под прикрытием. Действительно троих вижу — значит четвертый в засаде.

Решил думать — пока никого — что не все погибнут в предстоящей войне, — те, кто ее затеял — видимо уже:

— Останутся здесь жить, — нет, не в заготовленных заранее скафандрах — в новой шкуре, вот сейчас где-то кем-то взятой — нет, не на воспитание, а — на:

— Испытание!

Теперь ясно, зачем я им понадобился. Хотя, да, вера уже была, но еще не совсем полная.

Далее, я и есть:

— Ник Сер-Хр.

И постучал в ворота гостиницы под и даже с:

— Одиозным названием Жемчужина Не-нила.

— Это иво баушка? — спросил его, как сторожа.

Он опять за своё:

— Вы их съедали?

— Я не Хлестаков, чтобы кушать, абсолютно не слушая урчания желудка.

— Моего?

— Ась?

— Ладно, пройдите пока в бар для других закрытый.

— Зачем? — проверят на лысость. — Это уже кто-то добавил мне в уме.

Оказывается, ждали Ника Сэра, — а:

— Подходил ли я под его Инкогнито описание — и решили разузнать поточнее.

Заказал себе Брют, шоколадку ей и рюмку водки, кто подсядет, ибо ждал, — так как:

— Пришел грохнуть, или — по крайней мере — узнать:

— Нельзя ли не обязательно сегодня, и терпит ли дело до:

— Завтра? — уже спросили из-за колонны, разделяющей бар на две части.

— Да, — ответил, хотя зачем? — пока не имело значения.

И когда дал ей еще шоколадку горького копчения, как оговорился о своей мечте:

— Пива с рыбой без воблы, — хачу.

Она ответила:

— Пять-сэм минут и придет сообщение.

— О чем?

— Вы — Ник Сэр, или наоборот.

— Должен его прямо сейчас грохнуть?!

— Да, ибо сообщение уже должно быть тут, а его, как Германна всё нет.

Она хотела меня окликнуть:

— Зачем, ты?! — имеется в виду пошел на дело прямо с воблой почти — пусть это и была тарелочка осетра холодного копчения и пивом, которого в этой витой бутылочке почти не осталось.

Но передумала, и побежала за мной.

Я шел уже, как заведенный на стрельбище, — да:

— С конкурентами! — и, значит, уже не мог останавливаться.

Она — близко, — я:

— Уже закрыл дверь лифта, и только с одной стороны царапанье ногтей ее маникюра еще связывало нас, — как:

— Единомышленник-офф.

И так, со странной ухмылкой, объяснил самому себе:

— Я грохну его потому, что сам хочу править этим миром, — как, однако:

— Ебенок, — прошу прощенья, дело уже зашло так далеко, что стало серьезным:

— Ребенок, — как — о! мама мия — Александр Македонск-афф.

Ник Сэр был уже здесь, но к моему удивлению, не ждал ни завтрака, ни ужина. Только спросил:

— Участок под Москвой?

— Нет, сэр, здесь, прямо в Ялте удалось взять за недорого.

— Как у Михаила Пуговкина?

— Больше. Конечно, больше.

— На столько?

— У него только четыре сотки — в Ялте шесть, как всем не дают.

— Знаю, знаю. У меня?

— Нет, конечно, не двенадцать, как может быть имеет Агата Кристи, но восемь — даже восемь с половиной, как у Микки Рурка, — позволить изволили.

И сказал ему, где сидит та Прохиндиада, что точно, за стойкой и за колонной.

— С той стороны? — он: — Я просто уточнил.

Что означало весть не очень радостную, мной до такой степени реальности:

— Не предусмотренную, — скорей всего, уже сегодня придется трахать Нину Петровну.

Интересно:

— Какая она? — в том непреложном для Пикассо, Ван Гога, Тулуз Лотрека и Поля Сезанна смысле, — что:

— Теперь уж точно согласится измениться в лучшую сторону.

— Кататься вместе со мной по странам и континентам? — сей вон укроп с капустой, и жди, когда вернутся от крылатых ракет Фиделя с кубинскими длинными для себя и своего потомка Лео Иля — для тебя?

— Новый сорт Орхидей под названием, которого не только нет, но и вряд ли будет:

— Нин-На Пэ-Ра.

Следовательно, да — понимать надо — ушел на пенсию, но не простым Нэром и ее Пенси, — а

— А?

— Да, небось-небось, без Кордебалета в придачу.

И так, что захотелось остаться в этом Рай-Ке самому — он пусть едет смотреть на Хемингуэя на бое быков в Мадриде, — мы:

— Подождем!

— Вы куда?

— На рыбалку.

— Кроме бычков здесь уже ничего нет.

— Это хорошо, ибо в будущем — было — и их не было.

— Уже тогда?

— Нет, сейчас — тоже.

Мелькнула мысль, но я ее даже не распознал:

— Приеду как-нибудь проверять посевную, — то бишь, — кого его:

— Уборочную, — а там-м!

Да, друзья мои, заминают еще растущую пшеницу теми же самыми почти тракторами, которые ее сеяли.

Чуть не заплакал. Бармен:

— Может, вам что-нибудь надо, сэр?

— Обойдусь без двойного Сэра, — а просто:

— Хотите постоять за стойкой, когда я посижу вместо вас?

— Да.

— Хорошо, но договоримся сразу, кто из нас за это платить будет?

— Ты мне — я:

— Тоже мне? — так не годится.

И они поменялись местами. Вопрос:

— Кто сейчас там сажает георгины с пионами?

К счастью, я даже не подумал, что это — если не могла, — то:

— Может стать в подходящем случае — операция прикрытия его, однако, продолжающего существования.

Решил одному Мумбе Юмбе — встретившемуся на пляже, как нарочно:

— Случайно, — дать мне.

— Табэ?

— Да, участок свой.

— Под Москвой?

— Шутишь, у тя на острове — наоборот — хочу провести эксперимент, посадить Куку-Рузу.

— Прости, Ники, у меня участки дорогие, только под мари-ху-анну и другой гашиш годные.

— Я потяну.

— Думаешь, на эксперимент с Ку-Ку тебе выделят больше, чем на мясо?

— У вас ворон Ван Гога убивают?

— Над полями крыльями машущих?

— Да.

— Да, — но обычно это люди, с дополнительным приспособлением, как манерой: воровать всё, что есть у меня.

— Людей продавать не могу.

— Почему?

— Своих девать не только не знаю, куда, но — думаю — нельзя даже додуматься — вообще:

— Некуда.

И всё же договорился — не знаю зачем — покупать у него мари-ху-анну в общем на что-нибудь.

Он:

— Возьму, что угодно, даже более того, — вообще, что есть.

Мне девать эту Мари некуда, ибо у нас даже сигареты с фильтром перенесли к привозу только, когда придет:

— Нет, не Новый Год опять, — а Лео Иль вместо меня заряжать эти пушки — э-э — однако:

— Чистой, чистой Пустотой, — возможно от будущего маршала Чап-Ае-ва.

Вот так не совсем понятно, почему нельзя здесь выпускать эту Мари в больших, промышленных масштабах, — ибо:

— Все же ж будут тогда уж точно ходить довольными!

Скорей всего, именно поэтому.

И будет — как сказал Пушкин с помощью Вяземского и одной преподавательницы того же ВУЗа — Шекспир — это и есть наша:

— Бездна.

Я вот единственно, в чем еще немного сомневаюсь:

— Отец, или и Мать — тоже?

Встретился с Лео Илем, который на следующих выборах будет меня представлять, — и он дополнил мою новую идею своей — тоже нестарой — разработкой:

— Мы будет сеять и пахать Мари-Ху — они:

— Наоборот, — пшеницу на корню, как у Ван Гога, но не совсем, — а:

— Да, пока ее еще не съели хищные птицы капитализма.

Там пшеницы и так много, чтобы имело смысл ее воровать, а у нас всё равно никто не сможет понять, почему Мари-Ху лучше водки, так как и есть на это своя пословица:

— У них денег куры не клюют, а у — тем не менее — всё равно из-за этого:

— На водку не хватает, — пьют даже денатурат.

— Теперь?

— Ась?

— Не будут?

— Если и будут, то только из чистого любопытства.

— Да?

— Почему новое еще хуже старого? — ибо и логично только при одной посылке:

— Хорошего здесь вообще не бывает. — Число и подпись, — пусть и без числа даже:

— Пушкин и Шекспир.

И всё равно запутался, что будет хорошего у меня, что должен отдать на разграбление Лео Илю. И понял:

— Он — это я на очереди.

Так, следовательно, и буду править этой Раш-Кой, как царь Морской. Мало кому видимый.

Всегда носил за пазухой кочергу, ибо привыкнуть к Калаши-Ку не смогу, но пистолет Грязного Гарри — Кольт сорок пятого калибра — научиться носить должен.

Решиться, чтобы и меня здесь называли, как и его там:

— Грязный Гарри, — не решился, но слитно:

— Ник-Сэр, — почти слитно, — обязался.

Попробовал, как Кевин Костнер кидать ножи в уже копченую скумбрию — получалось:

— Редко.

Да и действительно — так и вижу, когда она была, как ягненок Джоди Фостер и Энтони Хопкинса еще живая.

Прислали негра с хорошим предложением:

— Если не согласишься — будешь!

— Спасибо, но какие условия, я не понял?

— Сажать капусту на своих шести сотках.

— Картохвель?

— Про него тебе споет артист Высоцкий.

— Можно уже?

— Хоть два раза.

— Платят?

— Как за три.

Неужели:

— Едва успел начать, можно даже сказать, разохотился, а уже на-те вам — пенсия!

— Вместо меня кого?

— Лео Иля.

— Это тоже я, — ответил с достоинством.

— Решили пока воздержаться и передумать.

— Основания?

— Видимо, есть, ибо иначе — зачем?

— Вы действительно не поняли?

— Да?

— Да? Ну, если, да, то я и говорю вам, что уже раньше того, кого вы там придумали.

— Учился на Лео Иля.

— И сейчас — думал — учусь, а — выходит — приготовили еще одного?

— Мы думали это вы.

— Вот как — задумался!

Выходило, что приготовили еще одного конкурента, но — удивительно:

— Не здесь! — значит.

Решил:

— Упереться.

И так и ответил:

— Нет.

— Нет? Что значит — нет?

— Я сейчас возвращаюсь в свой номер в отеле Жемчужина почти Нила, — а вы.

— Должны привести вам такую девушку, которая понравится?

— Вы ошиблись.

— Да, чем?

— Когда я говорю — спрашивать и даже отвечать два раз не нужно.

— Это у вас такой пароль?

— Вы не знали?

— Мы не знали.

— И да, мы предлагаем вам, — сказал второй внизу, в баре под валюту, хотя у таких, как я принимали даже фантики, если они моей личной подписью облагорожены.

— А именно? Побыть еще Ником Сэром, а Лео Иля вы и без меня найдете, кем заменить-поставить.

— Мы предлагаем вам на выбор несколько псевдонимов, под одним из них вы можете даже продолжать жить здесь, как человек всего этого достойный.

Второй спецагент:

— Первое, ваше почти любимое имя Эйнштейн.

— Нет, меня могут принять за Другого, уж лучше Чарли Чаплин.

— Почему?

— Тем более никто не поверит.

Другой предложил:

— Будь Пеле — бразильским футболистом.

— Пока больше не играю.

— Почему?

— Всё забыл, — ответил за меня другой.

— Да, не хочу вспоминать даже, если было, было, было.

— Дон Кихот — устраивает?

— Это уже третий вариант или еще второй продолжается?

— Да ты выбирать можешь до полпервого ночи.

— А там?

— На ком остановишься.

— Тот и останется? Но гадать можно всё равно только до трех?

— Ла, можно, если начинать сначала, но уже не с нами, — а.

Он показал на приближающуюся парочку в виде девиц далеко не легкого поведения.

Заказали еще пива, раков, конфет дорогих, а хороших ли — неизвестно, но для девушек профессионального поведения:

— Пристойных.

— Хотите быть Смотрящим на Зоне?

— Ась?

— Это не так плохо, — посоветовал и другой.

— Нет, нет и нет.

— Но почему?!

— Я не хочу блатовать, ибо мне нравится по-честному, если уж стукнуть лаптей по столу Фиделя, то — знаю уже точно:

— Да, мы понимаем вас, и в Белом Доме услышать задумаются, — но.

— Но?

— Всем так хочется!

Второй:

— Может быть, вам пока в лесу пожить, там медведь, паровоз почти новый, телка бегает по лесу — немка натюрлих.

— Действительно, отремонтируешь пару паровозов, трахнешь ее за милую ее немецкую душу, а там и войдешь во вкус, что даже радоваться понравиться.

— Чему?

— Что никто тебя-вас не знает.

— Я не готов к трудностям — честно.

— Приведите ее так сюда, эту немку — окручу!

— Подскажите, чем вы можете ее обрадовать в своем сегодняшнем положении, когда уже доступа даже к государственным тайнам не имеете абсолютно.

— У меня и так была-есть одна только тайна, что я — это человек умеющий то, чего не знает никто.

— Пока мы о ней ничего не знаем — можешь и не рассказывать.

— Хорошо, но вы тогда узнайте до завтра, могу ли я называться — пусть только:

— Сыном Лео Иля?

— Вы знали?!

— Скажем так: этот вариант рассматривался.

— Не прошел тремя голосами против двух, — второй.

Первый:

— С одной стороны, да, всегда будете на виду, а с другой, бардак, который вы начнете и даже продолжите разводить по местным и московским кабакам — это слишком большие убытки даже для нашей казны.

— Может быть, тогда я буду пока капитаном Киевского Динамо?

— Или Московского Спартака?

— Нет, уж тогда лучше тоже.

— Опять Динамо, — согласился с моей безупречной логикой и второй.

Решили:

— Побуду пока главным конструктором ракет, способных лететь даже до Луны, а вопрос:

— Как же Король-офф? — так и оставили закрытым, ибо, что он делает никому неизвестно, а в Будущем — я буду красоваться на всех дорогих афишах, чтобы в случае чего опять баллотироваться даже, как Кевин Костнер, — в:

— Американские президенты, — ибо:

— Не то — дак это, ибо и разница есть, которой — правда — еще никто не удосужился поинтересоваться, как следует.

И начал свою первую речь с извещения:

— Да, гражданин? — спросила одна прохиндиада из первого ряда — вероятно, ткачиха, — следующая — вероятно, уже сватья баба-бариха, — отморозила:

— Работать не будем — тока сидеть?

— Не придется, — как паяльником откочегарил.

— Будем? — третья, но — вижу — не последняя.

— Я так понял, что хотите узнать подробно, как мы будем улетать отсюда? — знак вопроса сначала поставил, потом опять отобрал.

Она:

— Тогда я и отвечать на это больше не буду.

— Первую часть ответа повтори-те.

— Нет.

— При таком ответе полетите не в Америку, мыть пробирки в Сили Доли, но сразу на Луну.

— Зачем? — она.

— Песок окучивать.

— Он нуждается.

— Там, ми-леди, уже никто ни в чем не нуждается.

— Так вы первый Гагик — что ли?! — еще одна чему-то обрадовалась.

— Ась?

— Говорят, в связи с тем, что часть людей уже начала превращаться в Гагик-офф.

— Да?

— Стало можно уже многое.

— Думаю, знаю, на что вы намекаете — не без Этого — но не до такой степени еще — думаю — как вы уже надеетесь.

— Вы ответили достойно, спасибо, но я хочу Это проверить-попробовать прямо сейчас.

— Здесь со мной, на сцене этого цирка?

— Если это цирк, то и цирка — тоже.

Она поднялась ко мне и многие закричали — завопили даже:

— Подними ее, подними ее, выше, выше, еще выше!

Ничего не получалось, и — нет, пока еще не понял — но:

— Выбора уже не было: прижался к ней, как — говорили только раньше — как к родной.

Нет.

Она:

— Еще крепче.

— Еще?

— Если мы еще не под куполом этого цирка — разумеется.

И она понесла меня, однако, прямо на балкон отеля Жемчужина — как мне показалось было дописано:

— Не Нила, а вот именно теперь будет и:

— Здеся.

Для начала устроили мне заплыв на дальнюю дистанцию, — и:

— Обвинили в плане.

— Ась?

— Дак, побега, побега, мил хер-ц.

— Нет, ответил категорически, я этим заниматься не буду.

— Вам нужно исправить только одно: мы пишем о правиле, а не о его исключении.

— Я — не буду.

— Почему?

— То, что вы предлагаете — не бы-ва-ет-т.

— Если вы в это не верите.

— Да, но.

— Не в этом дело, а просто: если вы в это не верите — займись мистификацией, как вашим личным художественным произведением.

— Повторите, пожалуйста, что надо, — поточнее.

— Объявите завтра с утра — часов в 10—12.

— Что мы уже на другой планете? — думал пошутить — не вышло.

Ибо и было сказано:

— Да.

Мысль, маленькая мысль, что я уже бежал отсюда — далеко даже не намедни — еще согревала душу какой-то другой правдой. Но пока что другого выхода не было:

— Я должен переплыть этот Финский Залив опять!

— Опять опустите, — сказал он, — ибо вы еще никогда этого не делали.

— Если делал?

— Невозможно без поддержки.

— Снизу? — изумился я.

Продолжил:

— Надеюсь, потом меня обменяют.

— Да.

— Иначе?

— Иначе мы потребуем, чтобы вас там сделали президентом — нет, вот не Академии их Наук, как вы мечтаете, — а.

— А-а? — всё же смог и я чуть-чуть приоткрыть рот.

Был рад, что не объявили:

— Давай, давай, ты можешь плавать, переплыви прямо здесь, — имеется в виду, — начиная прямо от гостиницы Жемчужина:

— На ту сторона?! — впрочем, радостно.

Вышла:

— Подстава.

Я проплыл — точнее — мимо меня проплыл первый сторожевой корабль, но второй заметил, хотя его и вообще-то здесь не должно быть, если не иметь в виду, что подошел со стороны то ли их Турции, то ли Финляндии с ее Северным Ледовитым Океаном, — тоже с большой буквы, ибо и он — значит — чего-то там шурупит, направляя меня:

— Туда-Сюда.

И понял так — хотя и не совсем — что под видом Подвида делается именно:

— Под Вид.

Лучше всего считать, что это и есть то, что называется:

— Большая, чем обычно способность человека, — вот именно, не только своим личным разумом живущего.

На этом корабле, который меня захватил, решили их тут же проверить, — если не вру.

Хотя я им и крикнул — уже засеченный в их сеть:

— Вы можете пойти со мной, как гвардия моих личных телохранителей, — или

— Или? — ихний капитан.

— Работать в подземном бункере Ялтинской гостиницы Жемчужина всю оставшуюся жизнь, изображая простых ее чертей.

Думал, — но всё равно сомневался — повезут меня, как миленькие даже если надо будет:

— С печи на полати.

Парадокс, — они приняли меня за Человека Амфибию, но уже не в сказке Андерсена, а прямо ту-та:

— По указанию из Центра.

Я им и так, и так, и даже эдак намекаю:

— Пойми-те, вы на Луне уже практически, поэтому будет то, что вы и хотите.

Капитан Сторожевого номер два:

— Я сам не знаю, чего хочу больше всего.

— Объявляю, — ответил, — вы все — или почти все — хотите остаться здесь, как на Луне, людьми очень-очень небогатой.

Ибо, да, песок есть, но больше-то ничего!

Они:

— Не поверили, — кроме поварихи, да и то только потому, что всем настолько надоело ее трахать, что и обиделась поэтому.

— Ладно, — ответил, — я тя возьму, но только потому, что уверен.

— В чем, дорогой сэр?!

— Будешь стараться, — ответил не так громко, как она, но тоже, изобразив чуть-чуть страсти:

— Поняла правильно:

— Барахтаясь даже в морской подсоленной, как для варки блюд заранее, — могу еще мечтать о большем, чем обычно.

Хотелось ответить мрачно: