Оглавление

2. 1. 1
   2. 2
   3. 3
   4. 4
   5. 5
   6. 6
   7. 7
   8. 8
   9. 9
   10. 10
   11. 11
   12. 12
   13. 13
   14. 14
   15. 15
   16. 16
   17. 17
   18. 18
   19. 19
   20. 20
   21. 21
   22. 22
3. 1. 1
   2. 2
   3. 3
   4. 4
   5. 5
   6. 6
   7. 7
   8. 8
   9. 9
   10. 10
   11. 11
   12. 12
   13. 13
   14. 14
   15. 15
   16. 16
   17. 17
   18. 18
   19. 19
   20. 20
   21. 21
   22. 22
   23. 23

Пролог

— Вы меня вообще слышали?! — сокрушаюсь я, откидываясь на спинку своего кресла. Обречённо поднимаю глаза к потолку, пытаясь справиться с бушующими внутри эмоциями. Последние десять минут я отчаянно пытаюсь донести до этого старого маразматика суть своей проблемы, но он только рассеяно перекладывает бумажки, изредка поднимая на меня свои выпученные лягушачьи глаза. — Вы обещали мне, что память вернётся, но этого так и не произошло, понимаете?

— Ретроградная амнезия очень непредсказуема, и, как я уже не раз говорил, вам повезло, что забыли вы всего один день. Что такое один день? Это ведь ерунда по сравнению с теми, кто в один миг забыл годы жизни, а у меня в практике было немало таких примеров. Эти люди не могли вспомнить ни своих жён, ни детей. Вот где настоящая беда, а вам по-настоящему повезло, поверьте моему опыту, — заверяет меня доктор Дюбуа, доставая чистый бланк для рецепта. — Сейчас же нам важно продолжить медикаментозную реабилитацию и надеяться на полное выздоровление, в том числе и на возвращение памяти.

Рассеянность и медлительность доктора Дюбуа раздражала меня с первого дня знакомства. Но в клинике он считается лучшим реабилитологом в области неврологии, и мне приходится это терпеть. Тяжело вздохнув, я скрещиваю на груди руки, подаваясь немного вперёд, надеясь на то, что так он меня лучше расслышит и поймёт.

— Отлично, а как быть с девушкой, которую я вижу во снах? Это что ещё за херь?

— Ну мало ли кто может нам присниться, — бубнит доктор Дюбуа, не отрывая глаз от листа бумаги, на котором своим аккуратным каллиграфическим почерком делает мне очередное назначение.

— Это не обычные сны! Я вижу её почти каждый день и так детально, будто это и не сон вовсе.

— Повторяю…

— Да вы меня даже не слушаете! — срываюсь я, привставая на кресле.

Его брови удивлённо взмывают вверх, в то время как глаза внимательно изучают меня сквозь толстые линзы очков, так, будто он меня впервые видит. Если бы я знала, что, повысив голос, мне будет так легко привлечь внимание этого маразматика, то поступила бы так в день нашей самой первой встречи.

— Хорошо, расскажите мне свой сон, я вас слушаю.

— Я видела её не один раз и не два, она приходит ко мне почти каждый день. Я точно снова и снова прокручиваю у себя в голове фрагмент фильма ужасов. Каждый раз он начинается с того, как я открываю какую-то тяжёлую дверь, ведущую в подвал. Я детально вижу всё, что там находится, и даже чувствую затхлый сырой воздух, чего со мной во снах обычно не бывает. Но, самое главное, я вижу её. Она сидит на полу спиной ко мне. Её майка сползла с одного плеча, и я вижу татуировку на её левой лопатке. Это самодовольная морда кота, как на обложке книги Льюиса Кэрролла. Но каждый раз, когда я хочу заглянуть ей в лицо, сон обрывается. Я открываю глаза, чувствуя, как бешено колотится сердце.

— Понятно, я заменю один препарат, и думаю, всё наладится. У вас возбудимая нервная система, поэтому вам нужно больше отдыхать и исключать любые физические нагрузки, — резюмирует доктор Дюбуа, возвращаясь к своим записям. — Ну и почитайте перед сном что-то новенькое, попробуйте сменить автора.

— Разумеется, — бурчу я, закатывая глаза. Это провал.

Часть I

1

Мы с Рейчел, как и всегда по средам, сидим на балконе моей квартиры и пьём вино. Для неё это единственный день в неделе, когда она может одновременно отдохнуть и от работы, и от дрязг грядущего развода. Для меня же это единственный день, когда я делю бутылку на двоих. Я разливаю красное вино по бокалам и, откинувшись в кресле, закрываю глаза. Я знаю, что Рейчел смотрит на меня и ждёт ответа.

— Шейли, детка, рассказывай, чем занимался наш Казанова сегодня? — просит она, поправляя копну чёрных пружинистых волос. Но, встретив мой рассеянный взгляд, она хмурит брови, качая головой. — Только не говори, что снова лазила по какому-то вонючему подвалу.

Всё началось чуть больше недели назад, когда я впервые увидела эротические фантазии с участием моего сексапильного соседа. И если меня эти видения тревожат, то Рейчел с первого дня воспринимала их лишь как плод моего воображения, результат трансформации моей сексуальной энергии или же результат длительного сексуального воздержания; и искренне удивлялась, почему этого не случилось раньше.

Женщина в тридцать пять лет полна сил и энергии, её либидо находится на пике. Но у меня случился облом. Мой последний секс был двадцать восьмого января. В тот день мы с Мэтью, оставив Патрика с ночёвкой у друга, пришли домой и занялись любовью. Для меня та ночь была очередной попыткой зачать ребёнка. Для Мэтью же это был прощальный секс. Уже несколько дней спустя он пригласил меня в «наш ресторан» и в перерыве между основным блюдом и десертом обыденно сообщил: нам нужно расстаться. А потому разнузданные фантазии — это меньшее, что могло случиться с женщиной, у которой секс был почти восемь месяцев назад.

Но если эти эротические фантазии могло объяснить моё сексуальное напряжение, то жуткие видения с девушкой объяснить не могли ни я, ни Рейчел, ни даже доктор Дюбуа. Никто. И это пугало, во всяком случае меня.

— Извини, — жую я, виновато пожимая плечами.

— Ну на этот раз она хоть повернулась к тебе лицом? — бурчит Рейчел, залпом выпивая содержимое своего бокала.

— Я снова спустилась в этот подвал и сразу подошла к ней. Не стала задерживаться в дверях, осматриваться по сторонам. Я знала, что она там, и не хотела терять ни секунды. Она жалобно мычала, и я слышала лязг цепей. Я хотела коснуться её плеча, когда снова увидела эту татуировку на её лопатке.

Закрываю глаза, съедаемая желанием провалиться в кроличью нору. И кажется, мне это удаётся. Тьма рассеивается, поражая буйством ярких красок и причудливых форм. Сказочные декорации надвигаются на меня, точно приглашая стать частью этого мира. Но внезапно картинка начинает дрожать и рассыпаться. Я едва успеваю разглядеть пушистого кота, притаившегося на ветке, прежде чем он исчезает во тьме. Жду, что он оставит мне на память о себе хотя бы улыбку, но вижу только кусок серого скотча. Мрак становится почти осязаемым. Вязким и душащим.

— Она сама резко повернулась ко мне, но я увидела только полоску скотча на её губах, — говорю я. — Разве такое может быть лишь плодом моего воображения?

— Господи Иисусе, — выдыхает Рейчел, прикрыв рот ладонью. — Это ещё что за херь?

— Хороший вопрос, только ответа на него нет ни у меня, ни у моего лечащего врача, — цокая языком, отвечаю я.

— Может быть, ты поговоришь со своим психотерапевтом?

— И как я сама об этом не подумала? Мне же мало того, что она роется в моём прошлом, раз за разом ковыряя детские травмы, травмы, нанесённые Мэтью и его шлюшкой, так пусть теперь и со снами моими познакомится! Блестящая идея! — взрываюсь я, наливая себе ещё один стакан вина.

— Хорошо, а что тогда ты собираешься делать? Продолжать жрать горстями свои пилюли, от которых у тебя, кстати, и могут быть все эти кошмары?

— Не знаю, — шепчу я, морщась от кислого послевкусия вина.

***

Я встречаю Патрика на остановке, куда его привозит школьный автобус. Плюхнувшись на своё сидение, он без устали рассказывает мне о том, что произошло в школе, какую тему проходили по литературе, математике, что задали на дом, с кем он сегодня дружил. Каждый раз, когда он ссорится из-за какого-то пустяка со своим одноклассником Брендоном, он предпринимает попытки заполнить пустоту новым приятелем. Обычно это длится не больше недели, а потом он снова дружит с Брендоном.

Когда я заруливаю на парковку торгового центра, где мы собираемся снова перерыть ряд с одеждой на Хэллоуин в поисках костюма Железного человека, он хватает с переднего сидения мою сумку и начинает в ней рыться.

— Ну что, мой маленький Человек-паук принёс тебе сегодня удачу? — спрашивает он, выуживая со дна маленькую пластиковую фигурку.

«Значит, сегодня это был Человек-паук», — думаю я, улыбаясь сыну в зеркало заднего вида. Каждый день, перед тем как пойти в школу, он кладёт мне в сумку на удачу какую-то свою игрушку, карточку или даже рисунок. Для него это очень важный ритуал, я же нахожу его таким трогательно милым, что буду рада получать от него такие милые талисманы всю свою жизнь.

— Ещё спрашиваешь! Сегодня у меня был отличный день, и сейчас твой «человек-паук» принесёт нам ещё одну большую удачу: мы наконец купим тебе костюм!

Но либо я ошиблась, либо для покупки костюма Железного человека мы выбрали не самый подходящий талисман. И теперь, как любой шестилетний ребёнок, Патрик всерьёз опасается, что купить костюм Железного человека будет непросто. И эта неудачная поездка в торговый центр только убедила его в этом.

— А ты уверена, что мы его найдём? — спрашивает он, включая телевизор.

Мы уже приехали домой, и в качестве утешения я только что разрешила ему поиграть в видеоигры.

— Малыш, конечно, найдём, разве я тебя когда-то подводила? — отвечаю я, ласково взъерошив его тёмно-золотистые волосы.

— Я не малыш, — бурчит он, обиженно хмуря лоб.

Еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться. В такие минуты он напоминает меня саму, но ещё я частенько вижу в нём Мэтью. Вероятно, с возрастом черты отца будут доминировать, а возможно, и вовсе бесследно сотрут с лица озорные ямочки на щеках, взгляд исподлобья, кокетство в глазах и вот эту обиженную гримасу. Но я уверена, что моё сердце будет всегда щемить от любви и нежности к единственному сыну.

— Ты не хочешь со мной поиграть? Тут можно вдвоём, — спрашивает Патрик, не отрываясь от экрана телевизора.

— Нет, я посижу и понаблюдаю. Ты же знаешь, от этих игр у меня рябит в глазах, — отвечаю я, усаживаясь на диван рядом с ним.

Не уверена, что ему важен мой ответ, потому как в следующий миг на экране появляется яркая красная гоночная машина, а большой секундомер отсчитывает время до старта.

Три, два, один. Гонка началась.

Патрик напряжённо сдвинул брови и, поворачивая корпусом тела вправо, уверенно повёл машину в крутой поворот. Эти «навыки вождения» у него тоже не от меня. Иначе я бы не слетела с дороги, разбив любимую «Хонду». Мысль о старой машине откликается болью в затылке. Невидимой печатью она блокирует мои воспоминания, предупреждая любые попытки шагнуть во тьму, окутывающую восемнадцатое августа. Я закрываю глаза, потирая переносицу. Мне хочется выпить, но при сыне я стараюсь этого не делать. Массирую шею, чувствуя неприятные покалывания в позвонках. Надо не забыть записаться на приём к хиропрактору. Я тянусь за мобильным телефоном, чтобы сделать напоминание, когда он начинает звонить. На экране высвечивается улыбающееся лицо Рейчел.

— Уже соскучилась? — спрашиваю я.

— Как бы не так, детка! Мне кажется, авария открыла в тебе скрытые способности! Это же удивительно! Когда ты мне дашь полезный совет по поводу Тома? Ты же можешь предсказывать такое!

Хмурюсь, напрягая слух, в напрасной попытке уловить смысл.

— Я тебя не понимаю, — осторожно отвечаю я.

— Ну, конечно, я забыла, ты же не смотришь новости! Давай включай телевизор, мне кажется, девица из твоих кошмаров сейчас на всех каналах!

— Что?

Я стараюсь сохранять спокойствие, но вижу, как Патрик взволнованно перехватывает мой взгляд.

— Новости включи! — выдыхая, командует Рейчел.

Хватаю с журнального столика пульт от телевизора и, не обращая внимания на протесты сына, тут же начинаю переключать каналы.

— Мам, ну ты чего? — вопит Патрик, швыряя джойстик на пол. — Я же мог выиграть!

Я никого не слышу: ни Патрика, ни Рейчел, продолжающую что-то бубнить мне в трубку. Я не могу оторвать глаз от портрета пропавшей девушки, растянутого на весь экран. Девушка моих кошмаров ни разу не показала мне своего лица, но сейчас, вглядываясь в эту зеленоглазую блондинку, я не могу отделаться от мысли: а что, если это она?

2

Ночь проходит без сна. С рассветом, едва я успела задремать, мою комнату оглушает тревожный звон будильника.

— Патрик, вставай! — машинально кричу я, зарываясь лицом в подушку.

Кажется, только с восходом солнца мне удаётся подавить тревожные мысли и насладиться тишиной и покоем. Могу просто поспать, не опасаясь открыть дверь в затхлый подвал и убедиться в своих жутких догадках. Я не хочу, чтобы девушка из моих кошмаров оказалась Эбигейл Рейнольдс. Я хочу просто вздремнуть.

Но стоит мне ощутить лёгкость и невесомость грядущего погружения в сон, как дом снова сотрясается от противного писка. На этот раз будильник срабатывает в комнате Патрика.

— Встаю-встаю, — слышу я недовольное бурчание сына.

Ещё несколько минут тишины, которые кажутся мне вечностью. Перед глазами звёздное небо. Оно манит меня, я буквально слышу его зов. Он пробивается через какую-то пелену. Я напрягаю слух и слышу:

— М-м-м-м-м…

Тьма обступает меня. Я кручу головой в разные стороны, пытаясь сориентироваться. Где-то справа от меня раздается звон, и я встревоженно вглядываюсь в темноту, различая сгорбившийся силуэт. Пленница громче звенит цепью в отчаянной попытке привлечь моё внимания. Я слышу, как её ногти царапают металл. От этого скрежета у меня волосы встают дыбом.

— М-м-м-м-м… — зовёт она, и я чувствую резкий толчок.

Она освободилась? Она дотянулась до меня? Я вздрагиваю от испуга, открывая глаза.

— Мама, вставай, я уже опаздываю, — тормошит меня Патрик.

Голова звенит, точно колокол, но это не мешает мне на автопилоте выполнять свои ежедневные обязанности, которые я ещё с прошлого года довела до совершенства. Рюкзак Патрик готовит с вечера, но ланч-бокс с перекусом я собираю ему каждый день с утра. В школе детей кормят, и ему даже нравится их меню, но мне хочется как можно дольше оставаться нужной и незаменимой. Мне важно чувствовать себя полезной. Поджаренный ломтик хлеба с джемом и арахисовой пастой — любимое лакомство Патрика, и только я знаю, как приготовить его так, чтобы это угощение взорвалось ярким фейерверком вкусов у него на языке.

Глоток крепкого свежезаваренного кофе помогает мне окончательно проснуться. И на какое-то время даже забыть о тяжёлых мыслях. Я слышу, как сын возмущается в спальне. По тем коротким репликам, что долетают до меня, делаю вывод, что он снова мучается выбором одежды. И так каждое утро, пять дней в неделю. Качаю головой, закатывая глаза.

— Может быть, ты наденешь светлые джинсы и синюю майку с Микки Маусом? — пытаюсь прийти ему на помощь, дотягиваясь до мобильного телефона.

— Мам, ну ты чего? Это же отстой!

Патрик меня не видит, но я всё равно поднимаю свободную ладонь вверх. Я сдаюсь. Складываю сэндвичи в ланч-бокс, продолжая одной рукой пролистывать сообщения в телефоне, одновременно продумывая своё расписание на день. Никаких запланированных дел у меня нет. Однако едва уловимое волнение, собирающееся в зудящий клубок нетерпения где-то в области живота, заставляет меня улыбнуться. Сегодня я определённо не буду сидеть в четырёх стенах. У меня появилось как минимум одно дело, ради которого стоит выйти из дома. Мне уже давно следовало повидаться с ней. Я, можно сказать, соскучилась.

***

В одиннадцать часов, после тщательных приготовлений, я наконец сажусь в свой «Форд». Ради нескольких мгновений моего тайного ритуала я не поленилась накраситься и даже надела своё лучшее платье — тёмно-зелёное. Кто знает, может быть, сегодня моя вылазка не будет бесплодной погоней за призраком. Быть может, сегодня мне удастся установить с ней зрительный контакт, пусть и на расстоянии. Этого будет достаточно для того, чтобы вселить в неё ужас и страх. Заставить её сердце биться чаще, а вместе с этим почувствовать, как ускоряет ход своё собственное. От одного взгляда на неё у меня внутри как по команде вспыхивает пожар. Расстояние — ничто. Расстояние для того и дано, чтобы распылять огонь желания сократить дистанцию. А я уже давно жду нашего рокового сближения.

Ну а пока я включаю зажигание, выруливая с парковки. Яркое солнце слепит глаза, и я снова вижу её кукольное личико. Она улыбается, смахивая чёлку платиновых волос. В этих поездках мне не нужно сверяться с картой: её образ служит для меня самым мощным ориентиром. Именно он ведёт меня по запруженным улицам Лос-Анджелеса лучше любого навигатора. И всё же я нервничаю, как школьница, которую впервые пригласили на свидание. Я ощущаю сладостный трепет в груди и лёгкое покалывание в пальцах.

Мне нужно отвлечься. Переключить внимание. Иначе этот зуд, растущий как снежный ком внутри, станет невыносимым. Я включаю приёмник, и салон машины тут же оглушают ритмы нового хита Билли Айлиш. Моё тело реагирует быстрее мозга. Начинаю двигать плечами в такт музыки, не волнуясь о том, как могу выглядеть со стороны. Да и какое это имеет значение сейчас?

— I like it when you take control, even if you know that you don’t, — пою я.

Песня стоит на репите, и я уже давно сбилась со счёта, сколько раз эти строчки срываются с моих губ, когда я уверенно съезжаю с фривея Санта-Моники на бульвар Линкольна.

Она работает в одном из дисконтных магазинов сети «Ross Dress for Less». Я снижаю скорость, выключаю музыку. У меня хорошее зрение, и, если она выйдет на улицу с остальными сотрудниками покурить, я непременно её увижу. Я как ястреб вглядываюсь в горстку людей в фирменных синих майках, что стоят на парковке у магазина. Две брюнетки и одна блондинка. Это она? Это должна быть она. У меня перехватывает дыхание. Я силюсь, чтобы не ударить по тормозам. Сжимаю руль, чувствуя, как вспотели ладони. Я представляю, как наматываю её белокурую прядь на кулак. Её шелковистые волосы приятно скользят в моей ладони. Она кричит и извивается. Её пронзительный вопль ласкает мой слух, и я с наслаждением тяну её из стороны в сторону, словно она моя марионетка.

Жадно вдыхаю запах улицы. Мне не стоит привлекать внимания, но я не могу с собой совладать. Я еду слишком медленно. Старик на чёрном джипе нетерпеливо сигналит, но я не реагирую. Машу ему рукой из открытого окна, предлагая обогнать меня слева. Делаю это машинально, я слишком напряжена, чтобы думать о нём. Блондинка оборачивается на шум.

Это не она.

***

К возвращению Патрика из школы я уже дома. Кручусь у плиты, пытаясь приготовить его любимый кекс. Кухня пропитана насыщенным шоколадным ароматом, сквозь который липкой патокой пробивается запах затхлости. Мысль о девушке со связанными руками опережает её появление перед моими глазами. Я хватаю бумагу с ручкой и начинаю писать.

Она смиренно сидит на полу. Она уже поняла, что живой отсюда ей не выйти. Я помню тот момент, когда в её взгляде появилась безысходность. В тот день мой интерес к ней начал угасать. Глядя в её потухшие глаза, я стала чувствовать, как умираю сама. Надежда на счастливый исход покидала нас обеих. Так к чему продолжать эти мучения? Пришло время попрощаться. Я уже приготовила для неё прощальный подарок.

Таймер на духовке начинает громко пищать. Я вздрагиваю от неожиданности. Убираю в сторону исписанный лист и зову сына к столу. Патрик радостно таскает с тарелки один кусок за другим. Обычно я его ругаю за чрезмерную слабость к сладкому, но сегодня я просто молча наблюдаю за ним, подмечая, как быстро он растёт. Я до сих пор в мельчайших подробностях помню тот день, когда он только появился. Когда с пронзительным криком ворвался в нашу жизнь. Тогда мне казалось, что рождение сына соединит нас с Мэтью раз и навсегда. Я была уверена, что теперь он не сможет просто встать и уйти, как это сделал мой отец. У меня не сохранилось о нём ни одного воспоминания, зато мать с лихвой восполнила эти пробелы, каждый раз недвусмысленно давая понять, что, родись я мальчиком, жизнь наша сложилась бы совсем по другому сценарию. А потому, стоило мне увидеть на тесте на беременность две полоски, как в миг из закоренелой атеистки я превратилась в глубоко верующего человека. Не было ни дня, чтобы я не молилась Всевышнему о том, чтобы у нас с Мэтью родился сын. И вот ему уже шесть лет. Совсем большой парень, который, как и я, растёт без отца. Но в этом случае проблема не в нём, виной всему — Бритни Мур.

— Мама, а ты поможешь мне сделать маску козлёнка? — спрашивает Патрик, проглатывая очередной кусок кекса. — По уроку искусства нам задали сделать это на завтра, а я забыл.

Он виновато прикусывает губу, ожидая, что его будут ругать, но я только улыбаюсь, ероша его шелковистые волосы.

Я хватаюсь за любую возможность побыть с сыном, даже если это всего лишь работа над школьным заданием. В моём детстве не было такой опции — подготовка к урокам с мамой. У неё никогда не было свободного времени: мать либо пила, либо курила, либо лежала в отключке перед громко орущим телевизором. Я была предоставлена самой себе. И так было до тех пор, пока она не прошла принудительную реабилитации. Но в наших отношениях было поздно что-то менять.

— Конечно, сынок, но больше так не делай. Во всём должна быть дисциплина.

Он радостно кивает. И мы вместе опускаемся на ковёр перед телевизором.

Патрик вырезает второе ухо, которое мы только что скроили из листа голубой бумаги, когда в комнате раздаётся звонок моего мобильного. Я нехотя поднимаюсь, чувствуя, как от долгого сидения на полу у меня затекли ноги.

— Привет, как дела? — приветствую я Рейчел.

— Её нашли мёртвой сегодня утром. Эта девушка-блондинка сейчас во всех новостях. Мне очень жаль, детка, — говорит она сдавленным голосом, и моё тело словно парализует от шока и ужаса.

3

Уложив Патрика спать, я включаю лэптоп и в первый раз вбиваю в поисковик имя Эбигейл Рейнольдс. На мерцающем в темноте экране появляется с десяток ссылок. Она во всех новостях. Ёрзаю на стуле, сидя за обеденным столом, мысли путаются. Предчувствие чего-то страшного и необратимого холодит мою кровь. Озираюсь по сторонам, реагируя на сгущающиеся тени. В комнате никого нет, но я не чувствую себя в безопасности. Я всё ещё могу остановиться. Наверное, мне стоит поступить именно так, но вместо этого я резко двигаю курсор, открывая первую ссылку.

Эта статья была опубликована двенадцатого сентября, и в простых предложениях чувствуется не только боль и страх родных, но и надежда. Родственники и друзья пропавшей обращаются к жителям Лос-Анджелеса с просьбой о помощи. Они рассказывают о том, какой замечательный и удивительный человек Эбигейл. На снимке, прикреплённом к статье, она выглядит счастливой. В её белокурых локонах запутался ветер. Взлохмаченные пряди волнистых волос лезут в глаза. Она щурится, а на губах играет открытая улыбка. Прикрыв рот холодной ладонью, я продолжаю скользить взглядом по тексту.

Два месяца назад Эбигейл обручилась со своим парнем, и в следующем году они планировали сыграть свадьбу. По словам безутешного жениха, за два года отношений они ни разу не ссорились и не расставались, а потому он сразу заподозрил неладное, когда десятого сентября Эбигейл внезапно перестала отвечать на его звонки и сообщения, а позже и вовсе не вернулась домой. Читая эти строчки, я ощущаю, как у меня в горле встаёт ком. Последняя статья, на которую есть ссылка в интернете, датирована сегодняшним числом — девятнадцатым сентября. Когда читаешь одну и ту же информацию о человеке из разных источников, создаётся ложное ощущение того, что ты его знал лично.

К статье прилагаются комментарии. Читаю все без разбора. Большинство из них сообщает о возможном местонахождении девушки. А один из пользователей и вовсе уверяет, что видел Эбигейл на пляже. Вероятно, при других обстоятельствах его сообщение не осталось бы незамеченным, но беда в том, что разместил он его всего пару часов назад. К этому моменту девушка была уже мертва. От этой псевдопомощи и участливости я чувствую приступ беспомощной злости и раздражения. Кусая губы, перехожу к следующему комментарию:

«Эбигейл Рейнольдс не первая жертва. За последние три месяца в Эл-Эй были похищены ещё две девушки. Их также нашли мёртвыми на парковках крупных торговых центров. И все они были переодеты в красные атласные платья».

Пять часов назад это сообщение было отправлено пользователем lost77. От этих строк у меня начинает противно сосать под ложечкой. Беспричинная тревога болезненным спазмом окольцовывает голову. И в этой звенящей тишине раздаётся протяжный скрип открывающейся двери. Я резко оборачиваюсь на звук. Темнота колит глаза. Сердце неистово бьётся в груди. Неизвестность длится не больше пары секунд, за которые ужас становится леденящим. Но босые ноги, шлёпающие по паркету, заставляют мои плечи обмякнуть. Патрик проснулся, чтобы сходить в туалет. Три часа ночи.

Протирая глаза, жду, когда мой пульс придёт в норму. Внутренний счёт помогает снова обрести связь с внешним миром. Я в своей квартире и мне ничего не угрожает. Озираюсь на входную дверь. Пытаюсь вспомнить, закрывала ли я её на засов. Сквозь маленький глазок в мрачное чрево гостиной сочится тусклый свет. Делаю глубокий вдох и снова слышу скрип открывающейся двери, а следом неторопливые шаги сына. Этот шлёпающий звук приносит в сердце покой. Еле сдерживаюсь, чтобы не окрикнуть Патрика, не притянуть его к себе, уткнувшись носом ему в шею. Качаю головой, словно отгоняя эту манящую мысль, и непослушными пальцами задаю новые параметры поиска: «Лос-Анджелес, убийства девушек в 2019 году»

Я не ожидала, что их будет так много. Открываю и закрываю одну ссылку за другой, отметая такие варианты, как автомобильные катастрофы, самоубийства, утопленницы и прочее. Перед глазами остаются всего два случая. Первый произошёл шестнадцатого июля. Тогда в СМИ впервые появилась информация об исчезновении работницы приюта для животных Сесилии Белл. И уже спустя десять дней она была найдена мёртвой на парковке одного из торговых центров. Девушка была одета в красное атласное платье. Со снимка, прикреплённого к статье, на меня смотрит кареглазая блондинка. Её волосы небрежными волнами едва доходят до плеч. Она очень похожа на Эбигейл Рейнольдс. Помимо фотографии к статье прикреплено также и видео с подписью: «Интервью с Кейт Соренс. Она последней видела Сесилию». Не раздумывая включаю эту запись, и на экране лэптопа в отдельном окошке появляется круглощёкая брюнетка с лицом, покрытым подростковой сыпью.

«Я была в подсобке, к нам в тот день привезли двух английских бульдогов, их обнаружили то ли в заброшенном доме, то ли на ферме. Нам позвонили и сообщили… Ой, простите, это ведь неважно, — виновато потирая лоб, говорит девушка. — Так вот, в тот день я была в подсобке, Сесилия оставалась в общем зале. Она была как всегда весёлой и общительной. Я не почувствовала в ней никаких перемен. Разве только, мне показалось, что она кого-то или чего-то ждала. Но я не уверена. Меня не было, наверное, минут двадцать, не больше, — Кейт хмурит брови, точно пытаясь вспомнить что-то ещё, но уже через секунду её лицо проясняется, и она продолжает: — Её вещи были на месте, поэтому я решила, что она вышла на минуту. Но она так и не вернулась. Мне так жаль. Сиси, мы все тебя ждём. Возвращайся, ведь…»

На этом запись обрывается. Создаётся ощущение, будто Кейт было что ещё сказать, но режиссёр решил иначе распорядиться эфирным временем. Я включаю повтор, и тишину ночи снова разрывает бесцветный голос Кейт Соренс. Не знаю почему, но во второй раз этот видеоролик заставляет моё сердце щемить от боли в груди. Это интервью было снято двадцать третьего июля, когда все друзья и родные верили в счастливый исход. Они надеялись, что их жизнерадостная Сесилия вернётся домой и всё станет так, как и прежде. Но это всё иллюзия. Мечты, которым так и не суждено было сбыться. Дни напряжённых поисков и бесплодных надежд оборвались уже два дня спустя, когда двадцать пятого июля Сесилия Белл была найдена мёртвой.

Я открываю следующую ссылку, и на экране появляется история Зоуи Мейер. Согласно статье, девушка училась на юридическом факультете Стенфорда. Она была обручена и, как и Эбигейл Рейнольдс, в следующем году собиралась выйти замуж за парня, с которым начала встречаться ещё в старших классах.

Мои глаза скользят по тексту, считывая информацию. Я пытаюсь, как и анонимный комментатор, найти что-то общее. Однако кроме повторяющегося имени детектива, расследующего эти случаи, я ничего не нахожу. Имя офицера Нолана Ферта встречается довольно часто, но только один корреспондент привёл в статье красноречивую реплику грозного стража порядка: «Мы обязательно поймаем этого ублюдка!»

От этого формального лицемерия брезгливо морщу нос, подмечая, что, в отличие от предыдущей жертвы, ад Зоуи Мейер длился недолго. Девушка пропала пятнадцатого августа, а девятнадцатого она уже была найдена мёртвой. Продолжаю прокручивать курсор всё ниже и ниже, и наконец на экране появляется фотография. Зоуи Мейер смотрит в камеру из-за плеча. Из-под сиреневой кепки с фирменным логотипом «Лейкерс» выбивается прядь платиновых волос. Голубые глаза сияют кокетством, на щеках — очаровательные ямочки. Я чувствую, как моё тело покрывается гусиной кожей. Я буквально сжимаюсь от холода и страха, таращась на татуировку на её левой лопатке.

Широкое лицо кота с голубыми искрящимися прядками шерсти и яркими лазурными глазами похоже на раздутый футбольный мяч. Овал, который разрезают на части два ряда крошечных острых зубов, растянутых в самодовольной улыбке.

Я придвигаюсь к экрану лэптопа, не веря своим глазам. Именно так выглядел Чеширский кот в моих видениях. Но как это возможно?

***

Ритмичный стук в дверь отдаётся в голове барабанной дробью. Я с трудом открываю глаза, и спальня тут же расходится волнами в разные стороны. Яркий свет дня ослепляет, и я вскидываю руку, чтобы защититься. Закрываю глаза, не понимая, что происходит. Мысли путаются. Последнее что помню: Патрик собирается в школу. А дальше тишина, в которую мне так хочется вернуться. Непреодолимая слабость опутывает тело, и голова начинает крениться к подушке.

В дверь снова стучат. На этот раз громче и настойчивей. Это нервирует. Раздражённо морщу лоб, с трудом вставая с кровати. На ватных ногах шаркаю к трюмо. Отражение в зеркале не разглядеть. Протираю глаза ладонями, пытаясь избавиться от паутины сна, но становится только хуже. Протяжный зевок разрывает лицо на части, причиняя мышечную боль.

Новая череда ударов в дверь настигает меня в тот момент, когда картинка перед глазами обретает чёткость. Я наконец могу разглядеть в зеркале красные, опухшие глаза, лицо, помятое ото сна, и волосы, свисающие по бокам безжизненными паклями. Отбрасываю назад спутанную прядь. Провожу пальцем по глубокой морщине между бровями.

«Откуда она взялась?» — дребезжит мой мозг в унисон непрекращающемуся стуку.

Валясь с ног от усталости и желания забыться сном, я бреду в гостиную. Расстояние от спальни до входной двери превращается в вечность. Здесь темно, хоть глаз выколи, поэтому я выставляю перед собой руки, точно ощупываю душный воздух. Лязг замков заставляет настойчивого визитёра передохнуть. И в наступившей благодатной тишине я рывком открываю дверь, с трудом различая Рейчел.

— Что случилось? Ты в порядке? — спрашивает она, и тысячи цикад начинают стрекотать у меня в мозгу.

— Тише, тише, — прошу я, прикрывая уши руками.

Рейчел помогает мне сесть на диван, а сама с громким шелестом распахивает теневую гардину, позволяя солнечным лучам оживить мою гостиную и кухню. Свет слепит глаза, и я морщусь, стараясь от него скрыться.

— Какого чёрта тут происходит? — звенит в голове голос Рейчел. И я слышу, как начинает знакомо пыхтеть кофеварка. — Ты что, всю ночь пила?

— Нет. В интернете сидела.

— Ну наконец-то, ты меня услышала! И как, сняла напряжение, шалунья?

— Не совсем, — хмыкаю я, предвкушая, как вытянется от удивления лицо Рейчел, когда она услышит правду. — Я нашла девушку с татуировкой. Она не плод моего воображения. Её звали Зоуи Мейер и девятнадцатого августа её нашли мёртвой.

— Ого, — охает Рейчел, округляя глаза. — А кто это? Ты её знала?

— Нет.

— Хорошо, а что-нибудь ещё из прошлого ты видишь? Например, можешь почувствовать, что случилось у меня вчера?

— Ты серьёзно? Рейч, я не медиум, не предсказатель, не экстрасенс и кто там ещё бывает. Я не вижу прошлого, я вижу только эту бедную девушку.

— Ты даже не пытаешься, а вот если бы сконцентрировалась, напряглась, то увидела бы, как мы с Томом вчера сервиз били. Тарелки и стаканы летали в разные стороны, шум стоял такой, что я до сих пор удивляюсь, как соседи копов не вызвали, — гремит Рейчел, эмоционально тараща на меня глаза.

Её голос звенит от злости, и от этого крика у меня начинает стучать в висках.

— Поищи, пожалуйста, в шкафчике таблетку от головной боли, — выдыхаю я, воспользовавшись паузой в её монологе.

— А знаешь, с чего всё началось? Я его, видите ли, встретила с кислым лицом! Мудак, спасибо бы сказал, что я его вообще встретила! А ты уверена, что тебе можно пить такие лекарства без согласия врача? — переключает своё внимание Рейчел, уперев руки в бока.

— Тогда давай кофе и покрепче.

— Другого я тебе и не предлагаю, а вот себе налью бокальчик красного, — сообщает она, хозяйничая на моей кухне. — Меня до сих пор трясёт от этого идиота! И как меня угораздило за него замуж пойти? Я его ненавижу!

— Не говори ерунды, вы жить друг без друга не можете, — бормочу я.

— Сегодня это уже вторая глупость, которую я слышу от тебя! — щетинится Рейчел, протягивая мне кружку. — Только ты могла вместо того, чтобы смотреть порнушку, провести полночи за чтением криминальной хроники. И чего ради ты вообще туда полезла?

Рейчел опускается с бокалом в кресло.

— Не знаю, просто решила почитать про ту девушку, Эбигейл, и на одном сайте случайно наткнулась на информацию о том, что при таких же обстоятельствах в Эл-Эй уже погибли как минимум ещё две блондинки. Одной из них и оказалась Зоуи Мейер.

— Жуть какая, хорошо, что нас эта беда никак не касается. Даже если у нас в городе завёлся какой-то психопат, мы явно не в его вкусе, — деловито заявляет Рейчел, салютуя мне бокалом с вином.

Если верить тому, что пишут в книгах, то у каждого психопата есть уникальный паттерн, следуя которому, он отбирает, а потом убивает своих жертв. Все девушки были молодыми привлекательными блондинками. Нам же уже за тридцать и у каждой есть ребенок. Да и внешнего сходства нам тоже не достичь, она — афроамериканка с копной чёрных пружинистых волос и пышными формами, а я… Перед глазами возникает моё отражение в зеркале — осунувшееся лицо с кругами под глазами и вертикальной морщиной на лбу. Сексуальной блондинкой мне не стать, столько ни старайся. Если смотреть на эту историю под таким углом, то нам действительно нечего страшиться. И всё же от одной мысли об этих девушках меня бросает в холод. Делаю жадный глоток кофе, он горько обжигает нёбо.

— Обещай, что не будешь на меня злиться, — говорит Рейчел. — Я вчера разговаривала о тебе с Гарольдом.

От одного только имени бывшего шефа у меня деревенеет тело. Злость и обида смешиваются в груди. Снова вижу его рыхлое лицо, надменный взгляд поросячих глаз. Он смеётся надо мной, и всё издательство вторит ему. Я проработала там почти десять лет и была уверена, что меня если не любят, то точно ценят и уважают. Но нет. Я для них всего лишь дура. Я изгой.

— Ты меня слышала? — спрашивает Рейчел, прокатывая красное вино по стенкам своего бокала.

— Почему? — выдавливаю я, ставя кружку с кофе на стол. — Ты же знаешь, что он сделал… Я не понимаю, как ты могла? Разве я тебя просила об этом?

— Это вышло случайно. Он позвал меня после планёрки к себе в кабинет и… как-то слово за слово.

Рейчел не умеет врать. Совершенно. Её неуклюжие попытки подобрать нужные слова заставляют злость вязкой лавой подниматься к самому горлу.

— Зачем ты говорила с Гарольдом?

— Не знаю, наверное, мне снова хочется ходить с тобой на обед, пить кофе в кофейне за углом, — пожимая плечами, отвечает Рейчел, и я замечаю влажный блеск в её глазах. — Я скучаю по тем временам, а ещё, мне кажется, тебе это нужно. Ты засиделась дома.

— Засиделась дома? — спрашиваю я, удивлённо вскидывая брови.

— Да, мне так кажется.

Она встаёт с кресла, направляясь на кухню. Подливает себе в бокал вина и делает глоток, не встречаясь со мной взглядом. Я же не могу оторвать от неё глаз. Я всё ещё пытаюсь осмыслить её слова. Это не может быть правдой. Особенно после всего того, через что мне пришлось пройти. Рейчел не могла так поступить. Только не она.

— Уау, это очень круто! — восклицает она, поднимая со стола стопку бумаг.

Вскакиваю с дивана и на непослушных ногах иду вперёд почти на ощупь. От резких движений у меня темнеет в глазах, и способность видеть возвращается лишь в тот момент, когда я преодолеваю расстояние в несколько шагов и с силой выхватываю свои записи из цепких рук Рейчел. Она не должна была это читать. Никто не должен был это видеть.

— Шейли, у тебя отлично получается!

Плотно сжимаю губы. Её слова режут слух. Внутри всё трясётся от негодования и боли. Я начинаю мысленно вести отсчёт, пытаясь успокоиться. Но спотыкаюсь на цифре шесть.

— Полагаю, в этот раз образы получились достаточно реалистичными, да?

Рейчел тяжело сглатывает, глядя мне прямо в глаза. Напряжение между нами растёт, а может быть, это стена непонимания, боли и старых обид?

— У тебя отлично получается, — на автомате повторяет она сдавленным бесцветным голосом. — Ты должна продолжать.

— Ну если ты так думаешь, — едко замечаю я. — Об этом тоже можешь поговорить с Гарольдом!

— Шейли, прости, я не специально. Просто так вышло. В издательстве текучка, нам нужны хорошие редакторы, а лучше тебя я никого не знаю.

Свернув листы в тугую трубочку, постукиваю ими по бедру. Глухой шелест страниц помогает мне успокоиться и продолжить счёт.

«…семь, восемь, девять»

Всё это уже в прошлом. Я давно уже зарыла топор войны. Не время поднимать его сейчас. Только не сейчас.

«…десять, одиннадцать, двенадцать»

Она не специально. Она мне не враг. Она моя подруга. Единственная подруга.

— Прости, я не должна была…

— Не должна была. И больше ты этого делать не будешь. В издательство я не вернусь, никогда. Тема закрыта, — перебиваю её я, кивая головой в сторону гостиной. — Мне лучше сесть.

— Ты лекарства пила? — буднично спрашивает Рейчел, будто мы только встретились.

— Да, когда собирала Патрика в школу.

— Улучшений так и нет?

— Никаких.

— Ну и чёрт с этим, можно подумать, восемнадцатое августа — это единственное, что ты не можешь вспомнить, — хмыкает Рейчел, пожимая плечами. — Я уже давно привыкла к твоим краткосрочным провалам в памяти. Так что расслабься и живи дальше!

— Это другое, — упрямо заявляю я, кусая губу.

«Амнезия или провалы в памяти — это широко известный признак алкогольной болезни», — прочитала я в медицинском справочнике, спрятавшись за высокими стеллажами школьной библиотеки. Мне тогда было не больше десяти лет, и дома меня ждала мать с дикими перепадами настроения и до безобразия услужливой памятью. Вечером она могла кричать и наказывать меня, ломать игрушки, рвать книги и тетради, а утром, когда кризис миновал, как ни в чём не бывало заходила в мою спальню, искренне удивляясь погрому и моему опухшему от слёз лицу.

Я не понаслышке знаю, что такое алкогольная амнезия, но это не про меня. У меня нет таких провалов в памяти. Я бы заметила…

— Рейч, знаешь, до вчерашнего дня я, наверное, была готова притвориться, будто этого дня никогда и не было в моей жизни. Да и что такого примечательного могло случиться в тот день? Моя жизнь уже давно похожа на день сурка, так что я, чёрт возьми, теряю? Ах да, авария, но и тут всё просто замечательно. Многие мечтают о том, чтобы стереть из памяти ужас и страх таких событий, а у меня всё вышло само собой. Ретроградная амнезия — это прям подарок судьбы!

— И что же изменилось вчера?

— Я узнала о Зоуи Мейер.

— И что из этого? С чего ты вообще взяла, что именно её видишь в кошмарах? Мало ли у кого может быть такая татуировка, мало ли что нам может присниться, — фыркает Рейчел, делая глоток из своего бокала. — Ну и не стоит всё-таки сбрасывать со счетов скрытые таланты, моя бабушка мне как-то рассказывала про…

— Нет, у меня нет никаких способностей, зато у меня есть дыра в памяти. День, в который я могла видеть эту девушку живой. Что, если так и было, и поэтому теперь она приходит ко мне во снах? Что, если я её действительно видела? Что, если я могла её спасти? — срывается с языка, и я чувствую, как всё внутри сжимается от страха. — Я должна вспомнить, что случилось в тот день.

***

Я обещала Рейчел немного поспать, но прежде чем шагнуть в царство Морфея, я захожу на кухню и наливаю себе бокал вина. Пилюли, что я ежедневно принимаю по утрам, вступая в токсичную реакцию с алкоголем, дарят мне лёгкость и чувство эйфории. А это как раз то, что мне так необходимо сейчас.

Врата властелина сна распахиваются, едва моя голова касается подушки. Краски меркнут, и в душе наступает покой. Чарующее чувство лёгкости и полета. Энергия проходит через моё тело. Я чувствую прилив сил. Вылетаю из темноты — и я снова лежу на больничной кровати. Меня только что перевели из реанимации в палату. Из рук торчат разные трубки. Я дрожу от холода или всё больше от страха, потому как не понимаю, что происходит. Нагнетает обстановку и монотонно тикающий компьютер у меня за спиной. Пытаюсь пошевелиться, но, кажется, я прикована к кровати. Тошнота поднимается к горлу. Я сдаюсь.

Мэтью — первое знакомое лицо, которое я вижу. И чуть ли не единственный, кого я хочу видеть. Он ставит на столик у окна круглую коробку с красными розами, и их сладкий аромат приятно щекочет моё обоняние. Пытаюсь улыбнуться, но дикая боль в висках лишает меня возможности выразить радость и признательность.

— Привет, как ты? — интересуется он, усаживаясь на стул, близкий к кровати.

— Всё болит. Что случилось? Почему я здесь?

— Ты попала в аварию, но врачи говорят, что всё будет хорошо. Ты легко отделалась.

— Аварию…

— Машина сорвалась с дороги, — говорит Мэтью, хмуря брови.

Меня охватывает паника.

— Патрик? Где Патрик?

— Успокойся. Ты была одна в машине. Он у меня. С ним всё в порядке.

Закрываю глаза, с облегчением выдыхая.

— Твою машину нашли на Уилл Рождерс Стейт Парк роуд.

— Где? — спрашиваю я, хотя хорошо расслышала его слова. — А что я там делала?

— Хороший вопрос, только мы рассчитывали, что ты сама нам об этом скажешь.

Меня не покидает чувство, будто всё это какая-то игра. Меня разыгрывают. Это не может быть правдой. Что я могла делать там? Как я могла сорваться с дороги, ведь я аккуратный и опытный водитель? Нет, это какая-то ошибка.

— Как это случилось?

— Мы не знаем. Твою машину чудом заметил проезжающий мужчина. Если бы не он, даже не знаю… За дверью полицейские, у них к тебе есть вопросы. Ты действительно ничего не помнишь?

— Нет.

— А про Бритни ты тоже забыла? — глядя исподлобья, спрашивает Мэтью.

Тело тут же пронзает стрелой ненависти и презрения.

— Лучше бы я забыла про эту мразь! — выплёвываю я.

Открываю глаза, фиксируя это воспоминание. С него продолжилась моя нормальная жизнь. Жизнь, поделённая аварией восемнадцатого августа на «до» и «после».

Никогда прежде чёрная дыра в памяти не пугала меня так, как теперь.

4

Не знаю, сколько времени я уже стою у входной двери и внимательно смотрю в глазок. Я жду, когда сосед из квартиры 4F пройдёт мимо. Уверена, что смогу узнать его не только в профиль, но и со спины. Он высокого роста и в отличной физической форме. В моих фантазиях на левом плече у него татуировка в виде головы тигра. Она выглядит агрессивно и отлично сочетается с его волевым, чётко очерченным подбородком. Но при этом на груди, на уровне сердце, у него набит улыбающийся смайлик, который в моих видениях приводит в восторг его любовниц. Но так ли это на самом деле? Этот вопрос я задаю себе уже давно, но только сегодня, кажется, я действительно созрела узнать правду.

Он проходит мимо моей двери, уткнувшись в свой телефон. Я выскакиваю в коридор, чувствуя, как нарастает волнение. Надеюсь перехватить его взгляд, но он не оборачивается на шум за спиной. Всё время ожидания я пыталась сложить в голове свою речь, но теперь, когда он быстрым шагом идёт к лифту, я просто боюсь опоздать.

Он входит в кабинку первым, я влетаю вслед за ним. Поправляю выбившуюся прядь волос и ловлю на себе его взгляд. Запоздало здороваюсь, приветливо улыбаясь. От удивления он вскидывает брови, на автомате убирая телефон в задний карман джинсов.

— Как самочувствие? Тебе уже лучше? — его интерес и осведомлённость ввергают меня в ступор. — Я слышал про аварию.

— Понятно. Да, уже лучше, — говорю я, все связные мысли разлетелись, как стая испуганных птиц.

Мне сложно сказать, когда мы виделись с ним в реальной жизни в последний раз, но я уверена, что до этого момента наше общение с ним начиналось и заканчивалось короткими кивками приветствия. И мне совершенно непонятны ни эта раскованность, ни фамильярность, что так отчётливо сквозят в его интонациях. От его цепких глаз с поволокой у меня по коже бегают мурашки. Сама не понимаю почему, но я не просто напряжена, а испытываю настоящий страх в его присутствии.

— Чем собираешься заняться на выходных? — спрашивает он, и я точно выныриваю из болота забвения, куда, казалось, проваливалась всё это время.

— Да вот, пока мой парень в отъезде, решила устроить ему сюрприз, — произношу заранее подготовленную и тщательно отрепетированную фразу, нервно вращая в руках телефон. — Хочу перекрасить нашу спальню, но не уверена, понравится ли ему цвет.

Боковым зрением я замечаю, как его брови в удивлении ползут вверх. Едва ли упоминание о покраске стен — тот ответ, на который рассчитывал этот самец, спрашивая меня про выходные. С этими мыслями я невольно бросаю взгляд на мутную зеркальную панель лифта в поисках доказательств своей привлекательности, но вижу только размытый силуэт, который с писклявым звонком плавно разъезжается в разные стороны. Мы спустились в паркинг и от легкого дуновения ветра меня пробирает озноб.

Вновь вижу перед глазами обнажённого соседа. Он поворачивает девушку к себе спиной. Кладет руку ей на спину, и она плавно опускается перед ним на простыни. Он нежно целует её вдоль позвонков, заставляя её глаза темнеть от страсти и желания. Она томно дышит, призывая его к активным действиям. Его не нужно просить дважды. Температура в комнате растёт, движения становятся резче, а стоны громче. Её руки распластаны по простыням. Пальцами она судорожно ищет опоры. Она комкает ткань, пробираясь вперёд, пока не хватает металлические прутья изголовья кровати. И я вижу стены, выкрашенные в глубокий изумрудный.

— Я выбираю между изумрудным и синим. Вот вы в какой цвет покрасили бы свою спальню? — спрашиваю я, выбегая вслед за ним из лифта.

— Изумрудный, это же очевидно, разве нет? — отвечает мне сосед, игриво подмигивая правым глазом.

Лучше бы он промолчал.

***

Мне нужно с кем-то об этом поговорить. Должен быть кто-то, кто сможет меня не просто выслушать, но и помочь. И к сожалению, на ум не приходит никто, разве что доктор Лиза Харт — психотерапевт, который по принуждению вошёл в мою жизнь четыре месяца назад. Получив судебный запрет на приближение к Бритни Мур, я была обязана пройти курс по управлению гневом. Лиза не была первой, кому я позвонила в тот день, чтобы обсудить условия, но стала той, кому удалось подавить моё раздражение и даже расположить к себе. Простой фразой «А я знала, что вы ещё позвоните» она буквально лишила меня дара речи. Я точно знала, что набрала её номер впервые, но произнести это вслух почему-то так и не решилась. Её мягкий тембр голоса обволакивал и располагал. А когда я узнала, что её услуги стоят на порядок ниже остальных, потому как в город она переехала недавно и только нарабатывала свою клиентуру, я больше не сомневалась. Тогда я выбрала доктора Лизу Харт от безысходности, но уже сегодня, набирая её номер телефона, я испытываю в ней острую необходимость. Она отвечает после второго гудка и, вопреки ожиданиям, с готовностью соглашается принять без предварительной записи. Я жму по газам. Уверена, это хороший знак. Кто, если не психотерапевт, может дать объяснение всей этой чертовщине?

Через пятнадцать минут я уже вхожу в кабинет доктора Харт. Меня не было здесь больше месяца, но кабинеты, подобные этому, не меняются годами. Такой же светлый, аккуратно напичканный научной литературой, а ещё разными грамотами и сертификатами, развешанными на стене в форме пирамиды. Уверена, что в этой небольшой комнате нет ничего случайного, а потому и эта форма определённо что-