Предисловие

Все что я помню

Тот год, когда мне исполнилось шестнадцать, выдался на редкость мучительным – это я помню совершенно ясно. Мы перебрались из Калифорнии на восточное побережье, я пошла в другую школу, привыкала к новым манерам и новому окружению, а в шестнадцать лет это ох как непросто. Начало урока по химии однажды задержали, чтобы дать мне полюбоваться первым снегопадом. Весь класс высыпал на улицу, дети развлекались, раньше я и вообразить не могла, что увижу снег наяву.

Как-то я невероятно разозлилась на книгу, которую читала – сейчас и не вспомню на какую, ведь тогда я столько всего отбрасывала, не дочитав, – и решила: раз нет на свете достойных произведений, то стоит создать свое.

Драму в стихах я отвергла – слишком старомодно, поэзия – слишком трудно, и решила творить в жанре детектива. Ведь детективы очень легко писать и, наверное, так же легко читать. Я подумала, что, когда история будет почти готова, напишу имена всех персонажей на листочках и сложу в шляпу. А потом, чье имя первым вытяну, тот и убийца – пусть финал удивит и меня. Помню, как весь день сидела у себя в спальне, на втором этаже, и писала, не отрываясь, придумывала обстоятельства, в которых одного из персонажей моего творения (сплошь малосимпатичных и то и дело отпускающих глупые подростковые остроты) можно будет назначить преступником. Описав два или три убийства, я заторопилась и перестала обращать внимание на детали – у меня не хватало терпения на подробное расследование всех обстоятельств. Сложив имена персонажей в шляпу, я спустилась в гостиную, чтобы прочесть рассказ родным.

Мама вязала, отец читал газету, брат тоже был чем-то занят, кажется, вырезал свои инициалы на кофейном столике, и все же я убедила их уделить мне время и прочла рукопись до самого конца, до последней строчки. Когда же я закончила, то услышала вот что:

БРАТ: Как, говоришь, это у тебя называется?

МАМА: Очень мило, дорогая.

ОТЕЦ: Неплохо, неплохо. (Обращаясь к матери.) Ты позвонила ремонтникам насчет отопления?

БРАТ: (Со зловещим хохотом.) Знаешь, перебила бы ты всех героев!

МАМА: Ширли, надеюсь, ты заправила постель?

Не помню, кто из персонажей появился из шляпы с перепачканными кровью руками, зато не забыла, как в тот же вечер решила больше никогда не читать и не писать детективы, а если точнее, то ни о чем больше не писать вообще. К тому же я приняла окончательное решение не выходить замуж и не заводить детей. Наверное, приблизительно тогда же я осознала: мне суждено стать частным детективом.

Ширли Джексон

Часть I. Неопубликованные истории

Курительная комната

Он был выше ростом, чем я воображала. И шуму наделал много. Сидела я тогда наедине с пишущей машинкой в курительной комнате на первом этаже общежития, как вдруг раздался ужасный грохот, переходящий в шипение, я повернулась – и вот он, прямо передо мной.

– Нельзя ли потише? – попросила я. – Я работаю.

Он так и стоял на месте, а над головой у него курился дымок.

– Тише не получается, – извинился он. – Требуется взрывная сила, понимаете ли.

– Так взрывайтесь где-нибудь в другом месте, – посоветовала я. – Мужчинам сюда нельзя.

– Знаю, – ответил он.

Тогда я развернулась, чтобы как следует его рассмотреть. Хотя над ним по-прежнему витал дым, во всем остальном он выглядел вполне обаятельным молодым человеком. Рога были едва заметны, а раздвоенные копыта прятались в элегантных кожаных ботинках с заостренными носами. Начать светскую беседу гость предоставил мне.

– Вы, вероятно, дьявол, – вежливо произнесла я и добавила: – Насколько я понимаю.

– Верно, – довольно ответил он. – Я и есть дьявол.

– А где ваш хвост? – уточнила я.

Он покраснел и неопределенно взмахнул рукой.

– В сложившихся обстоятельствах… – пробормотал он и подошел к столу, за которым я работала. – Чем вы заняты?

– Пишу сочинение.

– Позвольте взглянуть.

Он потянулся к машинке. Я оттолкнула его руку и неожиданно довольно сильно обожглась.

– Не лезьте не в свое дело, – посоветовала я.

Он безропотно опустился на стул.

– У вас закурить не найдется?

Я бросила ему пачку сигарет и внимательно смотрела, как он прикуривает от кончика пальца, из которого выстрелило крошечное пламя. Я протянула к нему обожженную руку.

– Нельзя так с людьми обращаться, – сказала я. – Врагов наживете.

Бросив сочувственный взгляд на мои пальцы, он что-то пробормотал, и ожог исчез.

– Спасибо, так-то лучше, – поблагодарила я.

Мы сидели, откинувшись на спинки стульев, и молча курили, глядя друг на друга. Он был симпатичный.

– Кстати, – наконец решилась я, – может, расскажете, зачем вас сюда занесло?

– Это ведь колледж, верно?

Я смерила его взглядом, однако гость, похоже, не подразумевал ничего неприличного. И я ответила:

– Вы находитесь в курительной комнате самого большого женского общежития при университете штата, и, если комендантша вас заметит, чертям в аду жарко станет.

Он рассмеялся, и до меня дошло, что выразилась я, по крайней мере, глупо.

– Был бы рад встретиться с этой комендантшей.

Я попыталась вообразить такую встречу, но сразу передумала.

– Среди живущих на земле она практически ваш двойник, – честно призналась я.

Он приподнял брови, затем, вспомнив о чем-то, вынул из кармана листок бумаги.

– Будьте любезны подписать, – непринужденно попросил он.

Я взяла листок в руки.

– Позвольте, я сначала прочту.

Он пожал плечами.

– Как хотите. Там ничего особенного.

И я прочла:

– Сим отдаю дьяволу мою душу, – далее на строке было пустое место, видимо, для моего имени. – Эта бумажка законной силы не имеет, – сообщила я.

Он встревоженно взглянул на договор.

– Неужели? А что не так?

– Смотрите сами! – Я положила листок и с презрением ткнула в него пальцем. – Ни один суд серьезно не отнесется. Где подписи свидетелей? Да любой неглупый адвокат найдет тысячу причин придраться…

Взяв договор в руки, он с несчастным видом нахмурился.

– А раньше прекрасно получалось…

– Я просто поражаюсь, как вы ведете дела. В суде вас и слушать не станут.

– А давайте составим другой договор… И вы сами напишете все правильно. Мне вовсе не хочется совершать ошибку.

Я задумалась и кивнула.

– Ладно. Я составлю новый договор. У меня с юридической терминологией не очень, но я попытаюсь.

– Действуйте, – сказал он. – Я на все согласен.

Вытянув из пишущей машинки использованный лист, я сложила вместе копировальную бумагу и две чистые страницы.

Он с подозрением уставился на копирку.

– Зачем это?

– Хочу сделать две копии. Одну для себя. Тогда соглашение получит обязывающую силу для обеих сторон.

Я принялась за составление документа, а он продолжал недоверчиво следить за каждым моим движением.

– На какой срок пишем договор? – уточнила я.

– Навечно, естественно, – не задумываясь, ответил он.

Закончив, я вынула страницы из пишущей машинки. Поскольку с юридической терминологией я познакомилась лишь по извещениям от декана факультета, которые он рассылал провалившим экзамены студентам, договор вышел слегка запутанным. Получилось вот так:

«Я (оставлено место для имени), именуемый (—ая) в дальнейшем «Стороной договора с одной стороны», согласно настоящему договору продаю и поручаю свою душу, именуемую в дальнейшем «Стороной договора с другой стороны», под опеку и на заботливое хранение (снова оставлено место), именуемому (—ой) в дальнейшем «Стороной договора с третьей стороны», который (—ая) настоящим обещает и клянется выплатить сумму в один доллар, а также прочие неназванные вознаграждения, признать данную сделку честной и справедливой и отказывается от любых претензий в дальнейшем; данное соглашение имеет обязывающую силу по взаимному согласию указанных сторон в любом суде, где представлено к рассмотрению (подписи сторон) (подписи свидетелей)».

Дьявол прочел мое сочинение дважды.

– Ничего не понимаю, – признался он.

– Здесь сказано то же самое, что и у вас, – пояснила я, – только более официально. – Я встала и ткнула в строки в середине текста. – Видите фразы о сторонах договора с первой и второй стороны? О рассмотрении в суде? Они придают документу юридическую силу.

– Хорошо, подписывайте, – ответил он.

Я задумалась.

– Понадобится свидетель. Пойду позову соседку по комнате.

И прежде чем дьявол успел открыть рот, я вышла. Моя подруга крепко спала.

– Эй, Бобби, – прошептала я, встряхнув ее за плечо.

Она перевернулась на другой бок и пробормотала:

– Отстань.

– Бобби, ты должна заверить соглашение.

– Какого черта?

– Внизу дожидается дьявол.

– Ничего, подождет, – отрезала Бобби.

Она открыла глаза, но не шевелилась. Я стянула ее с кровати и поставила на ноги.

– Давай скорее, – скомандовала я. – Не будем его злить.

– Договор с дьяволом подписываем, – с отвращением пробормотала Бобби. – В три часа ночи! Здесь вообще можно выспаться?

– Пошли!

Бобби присела на край постели.

– Тысячу лет протянул, – проворчала она, – подождет и пока я губы накрашу.

К тому времени когда мы спустились на первый этаж, дьявол выкурил четыре сигареты из моей пачки. Увидев нас, он встал и низко поклонился Бобби.

– Счастлив знакомству, – произнес он.

Бобби призывно улыбнулась и ответила:

– Здравствуйте.

– Друзья мои, – обратилась я к ним, – давайте поскорее с этим покончим. У меня полно дел.

– Что от меня требуется? – спросила Бобби, украдкой поглядывая на дьявола.

– Всего лишь подпись – вот здесь.

Он взял ее за руку и повел к столу.

Бобби вскрикнула так громко, что ее, наверное, услышала и комендантша, и все девочки в общежитии. Дьявол отшатнулся и принялся извиняться, однако Бобби лишь гневно смотрела на него, потирая руку.

– Знаете что! – воинственно заявила она. – Я отказываюсь находиться рядом с парнем, который обжигает!

Дьявол взглянул на руку Бобби и вылечил ожог, а Бобби отошла подальше и встала по другую сторону стола.

Я взяла договор и сказала:

– Сначала я.

Написав свое имя во втором пробеле, я протянула договор дьяволу.

– Ваша очередь.

– Где подписать? – уточнил он, растерянно глядя на лист. Я указала на первый пробел и подала ему ручку. Он вдруг покраснел и посмотрел сначала на меня, а потом на Бобби.

– Наверное, я… – запнулся он, – ничего, если… – он пожал плечами и начертил вместо имени крестик. – Так и не выучился… – сконфуженно пояснил он.

У Бобби аж челюсть отвисла. Она так и стояла с раскрытым ртом, пока я не пнула ее в лодыжку.

– Подпиши здесь, – я показала на строку для подписи свидетеля.

Мы с дьяволом снова расписались внизу, под текстом, и повторили процедуру со вторым экземпляром договора. Один лист я отдала дьяволу, а другой оставила себе.

– По-видимому, я должна вам доллар, – самым непринужденным тоном признала я.

– За что? – спросил он.

– Бобби, сбегай наверх и займи у кого-нибудь доллар, – торопливо попросила я.

– Какого черта, – ответила Бобби, но все же направилась вверх по лестнице.

– Ну-с, чего пожелаете? – спросил дьявол, потирая ладони.

Я принялась полировать ногти на левой руке.

– Для начала мне бы хотелось пятерку по химии, дар становиться невидимой, возвращаясь в общежитие после отбоя, приглашение на выпускной бал от капитана футбольной команды…

– И мне что-нибудь, – напомнила вернувшаяся Бобби.

– Посмотрим… – протянула я. – А Бобби…

– Свидание с тем блондином, – перебила меня Бобби, – сама знаешь, с кем.

Подруга подала мне доллар.

– Вот и все, наверное, – обратилась я к дьяволу.

– Не считая, конечно же, – снова вклинилась Бобби, – пары сотен тысяч долларов.

– Вы все получите, – охотно пообещал дьявол.

– Ах, да, – улыбнулась я, – а это вам.

И я протянула ему доллар.

– За что? – удивился он.

Я взглянула на договор.

– За вашу душу.

Дьявол посмотрел на свой экземпляр.

– Хотите сказать, за вашу душу.

– Нет, – я ткнула пальцем в страницу. – Вы подписали там, где сказано, что отдаете мне свою душу за сумму в один доллар, а также за другие неназванные вознаграждения. В нашем случае это мои сигареты, которые вы выкурили.

– И меня с кровати подняли, – добавила Бобби.

Дьявол перечитал договор. Внезапно он затопал ногами, изо рта у него вырвались языки пламени – мы с Бобби переглянулись.

– Обалдеть! – проговорила она. – Вот бы с таким на свидание!

Услышав ее слова, дьявол слегка побледнел и попятился, а упершись в стену, молча уставился на что-то позади нас. Мы с Бобби обернулись и оказались лицом к лицу с комендантшей. Она стояла у открытой двери, в халате и папильотках, и вид ее повергал в трепет.

Комендантша взглянула на дьявола и осведомилась:

– Молодой человек, что вы здесь делаете?

– Мадам… – выговорил дьявол.

– Вы пожароопасны! – рявкнула она.

– Да, мадам, – признал он.

– Убирайтесь немедленно, пока я не сообщила о вас декану.

Дьявол бросил убийственный взгляд на нас с Бобби и попытался исчезнуть в клубах взрыва, однако выдохнул лишь слабенькое серое колечко дыма и пропал.

– Прекрасно, – одобрила комендантша и повернулась к нам с Бобби. – Ну и?

– Понимаете… – выговорила Бобби.

– Видите ли, все было так… – пояснила я.

– Мгм, – хмыкнула комендантша. – Дьяволицы во плоти!

И отправилась спать.

Я не целуюсь с незнакомцами

Всякий раз, подходя к тому месту, где она сидела, он начинал что-то говорить и сразу обрывал себя, ведь о чувствах в такой толпе не скажешь, а глядя на выражение ее лица, он забывал все шутки, даже самые уместные. Ухитрившись сесть с ней рядом, он рискнул взять ее за руку, но она лишь едва заметно улыбнулась, не поднимая глаз.

В зале было и тесно, и шумно, а ему так хотелось вывести ее наружу, во тьму, вот только как ее заинтересовать, выманить из дома? Он поделился с кем-то из гостей своими трудностями, обронив: «Не предложишь же девушке в разгар вечеринки: “Пойдем отсюда, попрощаемся”».

– Господи, да иди с ней в спальню, там пусто, – не раздумывая, ответил ему собеседник.

В конце концов, когда гости достаточно выпили, а за громким пением разговоров стало не разобрать, он снова сел с ней рядом.

– Слушай, нам надо поговорить.

– Я слушаю, – отозвалась она.

А дальше? Напомнить, что это их прощальный вечер? Он побоялся выглядеть бестактным. Еще ему хотелось спросить, почему последние часы они проводят так далеко друг от друга. Впрочем, он знал, что ответа не услышит.

И тогда он просто сказал:

– Я все время смотрю на тебя.

– А я на тебя смотреть не хочу, – очень быстро проговорила она. – Я все прекрасно запомнила.

– Приедешь навестить меня? – он схватил ее за руку и потянул, пытаясь повернуть к себе. – Ты могла бы сопровождать нашу часть как гражданское лицо.

– Ни за что, – ответила она. – Я поеду домой. К матери.

– Будешь чинно пить чай и играть в бридж, пока я ползаю в грязи с винтовкой «Гаранд»?

– Замолчи, – отрезала она.

Вот теперь время пришло, и он сказал:

– Пошли. Выйдем отсюда.

– Я не хочу уходить слишком далеко от коктейлей, – воспротивилась она.

– Мы ненадолго. И недалеко.

– Нет, – подумав, добавила: – Погоди-ка. Ступай за мной.

Взяв бокал в одну руку, а пачку сигарет в другую, она поманила его за собой в ванную и заперла дверь.

– Ну вот. Мы недалеко, и здесь пусто.

– А вдруг кто-нибудь захочет войти? – спросил он, усаживаясь на край ванной.

– Подождут. Мы недолго.

– Милое местечко, – заметил он. – Созданное специально для избавления от самых неприятных отходов человечества, прямо как наши издательства.

– Славно, – прокомментировала она. – Устроим здесь идеальное прощание в стиле лучших гостиных. Ты, как сам Ноэл Кауард[1], станешь произносить подобные фразы одну за другой.

– Да что с тобой, бога ради… ты пьяна?

– Нет, – ответила она.

Ему подумалось, что теперь можно высказать все, что прежде он считал слишком бестактным или слишком бесполезным.

– Милая, сегодня наш прощальный вечер, и я не хочу, чтобы он прошел так…

– Почему наш прощальный вечер должен отличаться от любого другого вечера? Я же испортила достаточно наших вечеров?

– Но я не хочу вспоминать о тебе, как…

– Послушай, – прервала она его. – Добрые старые времена закончились, ты еще не понял? Не видишь, какая огромная разница между тем, как мы развлекались, когда были влюблены, и теперь, когда тебя призвали в армию, а мы все еще влюблены?

– А есть разница? – удивился он.

– Конечно. До вчерашнего вечера все было как всегда, но как только наступил твой последний день, стало иначе. И иначе теперь все будет черт знает сколько времени.

– Ровно год.

– Год! Да неужели! – огрызнулась она. – Если ты и вернешься, то станешь бывшим солдатом. С кошмарами в голове. Ты сильно изменишься.

– Можно подумать, это тебя призвали в армию, – проговорил он.

– Думаешь, мне так не кажется? Вот сижу я здесь и рассуждаю: «Да, мы теперь не скоро увидимся, и предположить не могу, что произойдет за это «не скоро». Стану ли я перечитывать твои письма? Или встречу другого парня? Я не знаю, как он будет выглядеть. Не представляю, какой у него будет голос. Вот что значит «не скоро». Сколько всего мне предстоит сделать без тебя! Сколько раз мне придется ложиться в постель одной, без тебя, или с тем парнем, которого я пока даже не знаю? Не счесть! Сколько раз у меня кончатся сигареты, а тебя не будет рядом, чтобы сбегать за новой пачкой?»

– Все верно, – кивнул он. – А кому из нас предстоит ползать в грязи?

– Кто станет пересылать твою почту? – продолжила она. – Кому теперь заводить часы и выносить каждый вечер мусор?

– Ты привыкнешь.

– Я тоже изменюсь. Стану другой – живущей без тебя, как ты стал другим – отбывающим завтра в часть.

– Так давай хотя бы сегодня побудем счастливыми! – потребовал он. – Почему мы сцепились, какого черта? Ссоримся из-за того, что завтра я ухожу в армию… это глупо!

– Мы не ссоримся, – возразила она, – ничего подобного. Тебе, конечно, хочется обнять меня, похлопать по спинке и сказать: «Ну-ну… всего-то год, подумаешь», а я не позволю. И мне не будет стыдно – просто все иначе.

– Но почему?

– Потому что только наше прощание у меня и осталось, – ответила она. – Мне придется делать все, как раньше, до скончания века. А когда меняешься, все вокруг становится другим.

– Не понимаю, – признался он. – Хочешь сказать, я теперь другой только потому, что завтра уезжаю?

– Сам не видишь? – удивилась она. – Ладно, попробую объяснить еще раз. Ты больше не просто парень, в которого я влюблена. Ты парень, в которого я влюблена и который уходит в армию. И у меня осталось всего несколько минут, чтобы с тобой попрощаться. Когда ты уйдешь, у меня ничего не останется, только ты, который ушел. И я не хочу проводить последние минуты с парнем, в которого я влюблена и который уходит в армию.

– Прости, – сказал он. – Я все равно ничего не понял.

– Вижу, – кивнула она. – Я напишу тебе письмо.

В дверь постучали, и он заметил:

– Похоже, праздник заканчивается.

– Да, – она поднялась. – Что ж…

Он подошел к двери и обернулся.

– Ты ведь не станешь плакать?

– Нет.

Она обошла его и отперла дверь, а когда он потянулся к ней, отвернулась.

– Нет, – повторила она. – Я не целуюсь с незнакомцами. Мог бы и запомнить.

Летний день

Розабелла Джемайма Хендерсон, которая умела открывать и закрывать глаза, и чьи локоны можно было завивать и расчесывать, лежала, удобно откинувшись на розовую подушку в кукольной коляске. А рядом с ней спала в игрушечной карете Амелия Мариан Доусон, которая могла по-настоящему ходить, если держать ее за руки, и могла говорить «мама» и «папа»; ее длинные ресницы отбрасывали тень на нежно розовевшие щеки. На ступеньках дома Доусонов, оставив на минуту свои материнские обязанности, Дженни Доусон и Керри Хендерсон склонились над другой любимой игрой – между собой они называли ее «цветочные люди». У Дженни светлые волосы были забраны в конский хвост, завязанный розовой лентой, а Керри, темноволосая и с каре, была в красной блузке. Керри считала маму Дженни второй самой милой мамой на свете, а папа Керри так смешно корчил забавные рожицы, что Дженни всегда попискивала от смеха.

Играя в цветочных людей, девочки строили крошечные домики из листьев и травы, а из бело-розовых бубенчиков, бутонов с куста, росшего рядом со ступеньками крыльца у дома Дженни, получались грациозные цветочные дамы. С невысокого дерева за домом Дженни они собирали зеленые стручки, из которых складывали колыбельки для цветочных детишек. Скорлупа грецкого ореха служила в домике Дженни столом, а Керри превратила обрывок серебристой бумаги в ковер.

– Моя дама идет в гости к твоей даме, – сказала Дженни и мелкими шажками перенесла розовый цветок к домику Керри. – Как поживаете, миссис Браун? – спросила розовая дама. – Я пришла к вам на обед.

– Хорошо, а вы, миссис Смит? – отозвалась белая дама Керри, бросаясь к входной двери. – Проходите, пожалуйста, садитесь в гостиной с серебристым ковром, а я подам обед.

Розовая и белая дамы опустились на стулья из листьев, а между ними Керри положила розовый лепесток с двумя ягодами.

– Не желаете ли мороженого? – осведомилась белая дама. – И еще пирога и печенья? Я все испекла сама.

– Большое спасибо, – поблагодарила розовая дама. – Очень вкусно.

– Послушай, – сказала Керри уже за себя, а не за розовую даму, – моя мама и правда испекла сегодня печенье.

– Так пойдем к тебе в гости, – предложила Дженни.

– Попросим у нее печенья с молоком, – согласилась Керри.

Оставив розовую и белую дам за обедом, а Розабеллу и Амелию крепко спящими у ступенек, девочки пошли по дорожке, задержавшись на минуту, чтобы рассмотреть крошечное существо, которое Керри сочла, скорее всего, долгоножкой, а Дженни была почти уверена, что перед ними новорожденная гусеница, и еще раз остановились на тротуаре, раздумывая, затормозит ли показавшаяся на улице машина. Когда же автомобиль проехал мимо, девочки медленно зашагали к дому Керри. Через живую изгородь между домами Керри и Дженни была протоптана тропинка – по ней ходили мама Дженни, мама Керри и их отцы туда и обратно, а Керри и Дженни всегда сворачивали на тротуар – ведь они никогда никуда не спешили.

Мама Керри действительно испекла печенье, но приближалось время ужина, и девочкам дали только по одному сладкому кружочку. Осторожно откусывая маленькие кусочки по краям, чтобы продлить удовольствие, они вышли из дома Керри и медленно отправились обратно.

– Я больше не хочу играть в «цветочных людей», – сказала Дженни.

– И я не хочу, – согласилась Керри. – Можно попрыгать в классики.

– Классики у меня только на пятнадцатом месте среди любимых игр, – возразила Дженни. – Давай лучше попрыгаем через скакалку.

– Прыгать через скакалку – у меня на пятнадцатом месте. Давай поиграем в танцы.

– Давай порисуем цветными карандашами.

– Или влезем на ореховое дерево.

– Или поиграем в танцы.

Керри задумалась.

– Давай навестим Макки, – предложила она.

– Да. – Дженни так энергично кивнула, что длинные волосы упали ей на лицо. – Сходим к Макки.

Мелкими легкими шажками они шли по тротуару, откусывая понемногу печенье.

– Мы давно не навещали Макки, – сказала Дженни.

– Может быть, Макки мечтает, чтобы мы к ней зашли.

– Может быть, Макки грустит, оттого что мы давно у нее не были.

– Прошло столько дней с тех пор, как мы ходили к Макки.

Не сговариваясь, они одновременно начали подскакивать на ходу. Всякий раз примерно в это время они начинали подскакивать, не спрашивая друг дружку, и так и скакали, пока не миновали подъездную дорожку к дому Браунов, где тротуар был весь в трещинах. Там они пошли обычными шагами, по очереди обходя яму, и опять рядом, до самого угла, где и повернули. Миновали пустующий участок, где как-то раз, поздним вечером жившие по соседству большие мальчишки развели настоящий костер, как бойскауты, и пекли картошку, а Керри и Дженни смотрели на них с тротуара, и каждой досталось по поджаренной маршмеллоу, липкой, но очень вкусной пастилке. Пустой участок принадлежал Браунам, но все большие мальчишки играли там, а когда выстроили что-то вроде шалаша, то девочек к себе пускать перестали. Дженни и Керри не разрешалось ходить на свободный участок, ведь они были совсем маленькие, но гулять по тротуару вдоль домов им позволяли при условии, что ни одна из них ни шагу не сделает на улицу. Когда шел дождь, и вода, бурля, бежала по сточным канавам, а большие мальчишки строили запруды и пускали кораблики из деревяшек и листьев, Дженни и Керри все равно запрещалось сходить с тротуара на проезжую часть. И это было совершенно справедливо. Вот вырастут Дженни и Керри, тогда и станут играть в бегущей по канаве воде, ходить на целый день в школу и строить снежные крепости на пустующем участке. А пока Дженни и Керри маленькие, им совершенно законно разрешается обходить весь квартал по тротуару и гулять с кукольными колясками, а вот на улицу – ни ногой.

Однажды мальчик по имени Харрис прокатил сначала Керри, а за ней и Дженни на самокате по пешеходной дорожке вдоль пустого участка, а порой, по вечерам, сразу после ужина, когда небо еще отсвечивало зеленым, а голоса звучали странно далеко, родители разрешали Керри и Дженни прогуляться за угол и посмотреть, как большие мальчики пинают консервную банку на улице, или играют у светофора в прятки или в бары. Одна из взрослых девочек, игравшая в бары, приходила посидеть с Дженни или Керри, когда их родители уходили вечером развлечься. Она читала вслух рассказы и вырезала из бумаги куколок.

За следующим углом открывался отрезок пути, который не очень нравился Керри и Дженни, но за ним и жила Макки. Сквозь деревья за домами девочки видели свои дома, только сзади, и это было забавно – смотреть на дом сзади, когда он не мог их видеть. Отчасти не самое приятное впечатление придавал улице сад миссис Брэнсон – сумрачный, с большими плакучими деревьями, под которыми совсем не хотелось играть, даже когда миссис Брэнсон не выходила и не грозила вызвать полицию, если дети не прекратят бегать по ее лужайке.

– Интересно, выглядывает ли Макки на дорогу? – сказала Дженни, снова пускаясь вприпрыжку. Они всегда проходили-проскакивали дом миссис Брэнсон вприпрыжку, чтобы как можно скорее оставить его позади. – Спорим, она ждет не дождется, когда мы снова придем?

– Спорим, она спрашивала у мамы, нельзя ли позвонить нам по телефону? – откликнулась Керри.

Дом Макки стоял на углу. Обогнув квартал с другой стороны, можно было дойти до него быстрее, но Керри и Дженни всегда шли к дому Макки мимо пустого участка, ведь они никогда никуда не спешили. По другой дороге они возвращались. После дома Макки идти оставалось только домой. К тому же, проходя по улице с этой стороны, они видели ее окно.

– Интересно, она сегодня дома? – поинтересовалась Керри, останавливаясь на тротуаре и глядя на окно второго этажа. – Я вижу ее кукольный домик.

Девочки напряженно всматривались в дом. Иногда из-за слепящих бликов им ничего не удавалось различить внутри, однако временами, как сегодня, окно заливали послеполуденные лучи солнца.

– Я вижу ее мягкого медвежонка и жирафа, – сказала Дженни.

– Ее полка с игрушками наверняка прямо под подоконником, – повторила Керри фразу, которую произносила не раз прежде. – Так ее друзья видны всем, а она, входя в комнату, тут же видит, как они ее ждут – и медвежонок, и кукольный домик.

– Ноев ковчег пропал, – заметила Дженни. – Скорее всего, сегодня она играет с Ноевым ковчегом.

– И куклы в синем платье тоже нет, – добавила Дженни. – Наверняка она собрала кукол, чтобы поиграть с ними, а после возьмет и Ноев ковчег.

– Вот было бы здорово, если бы она нам помахала, – сказала Дженни.

– Вот было бы здорово, если бы она подошла к окну, увидела нас и помахала, – повторила Керри.

– Вот если бы она вышла из дома и поиграла снаружи, – продолжила Дженни.

– Может быть, она плохо себя вела, и мама велела ей весь день сидеть в комнате, – предположила Керри, как говорила уже много раз прежде.

– Может быть, она заболела, и мама велела ей лежать в постели, пока температура не спадет, – сказала Дженни, как говорила много раз прежде.

– А может быть, у нее есть подруга, которая приходит к ней поиграть каждый день после обеда.

– Или у нее есть котенок, и она не может его бросить.

– Хоть бы она нам помахала, – вздохнула Керри.

– И все же ей наверняка нравится, что мы приходим ее навестить.

Керри грустно отвернулась.

– Похоже, сегодня она не хочет с нами играть.

Они постояли еще минуту, глядя на окно на втором этаже.

– До свидания, Макки, – тихо сказала Дженни.

– До свидания, Макки, – сказала и Керри.

И они поскакали по тротуару, свернули за угол и дальше отправились тоже вприпрыжку, не останавливаясь, ведь на улице не было совсем ничего интересного, если не считать малыша Андоверов. Если его вывозили гулять, то Дженни и Керри разрешалось заглянуть в коляску и с недоверчивыми улыбками посмотреть на крошечные ручки и розовое личико. Сегодня малыша Андоверов на улице не оказалось, и девочки проскакали всю дорогу до первого угла, а потом и до дома Дженни, где на ступеньках «цветочные дамы» по-прежнему медлительно и изящно пили чай, а Розабелла и Амелия спали.

– Я спрошу маму, почему Макки не может выйти и поиграть с нами, – вдруг произнесла Дженни.

– Тогда твоя мама позвонит ее маме по телефону и пригласит Макки в гости, – предположила Керри. – А я попрошу мою маму пригласить Макки на мой день рождения.

– А я попрошу маму пригласить Макки в гости завтра.

– А я попрошу маму пригласить Макки пожить у нас.

Весело смеясь, девочки побежали по садовой дорожке к ступенькам. Задняя дверь дома Керри открылась, и мама Керри крикнула:

– Керри! Керри! Пора домой.

Сидя на кухне, на высоком табурете у длинной столешницы, Дженни смотрела, как мама чистит картошку, и тихо напевала что-то себе под нос. Снаружи темнело. Листья меняли цвет. Скоро лето кончится, и старшие дети отправятся в школу. Еще через год Дженни и Керри тоже пойдут в школу. Будут каждое утро ходить туда вместе с большими мальчишками и девчонками, станут носить с собой книгу, пенал и обед в бумажном пакете.

– Мама, а Макки когда-нибудь пойдет в школу? – задумчиво проговорила Дженни.

– Наверное. А кто такая Макки?

– Маленькая девочка.

– Маленькие девочки обязательно вырастут и пойдут в школу. Где она живет?

– За углом. Мы часто ходим ее навестить, Керри и я.

Мать Дженни нахмурилась и, помедлив, спросила:

– За углом живет маленькая девочка? – и встревоженно добавила: – Солнышко, вы с Керри переходили улицу?

– Нет, нет, никогда, – хихикнула Дженни. – Макки живет на нашей стороне, в нашем квартале. За углом. За старым темным садом миссис Брэнсон.

– В каком же доме она живет?

– На углу, сразу после сада миссис Брэнсон. Мы всегда идем от нашего дома до угла, мимо пустого участка, еще раз сворачиваем за угол, проходим дом миссис Брэнсон, и на следующем углу и есть дом Макки.

Миссис Доусон положила на стол картофелину, которую чистила, и склонилась через столешницу к Дженни. Она нежно тронула дочь пальцем за кончик носа, и они обе рассмеялись.

– Ах ты, моя зайка, – улыбнулась миссис Доусон. – Это дом Арчеров.

– Там живет Макки. Мы смотрим на ее окно, видим, как она играет, но Макки никогда не выходит к нам. Мы просто хотим посмотреть, как она играет.

Миссис Доусон перестала смеяться, сняла Дженни с высокого табурета и посадила ее себе на колени. Дженни уютно устроилась в маминых объятиях и довольно вздохнула.

– Золотко, – сказала миссис Доусон и вдруг замолчала. Сделав глубокий вдох, она медленно спросила: – Солнышко, ты когда-нибудь слышала о том, что люди умирают?

– Конечно, – с удивлением ответила Дженни. – Прабабушка умерла и золотая рыбка у Керри тоже.

– У миссис Арчер была маленькая дочка, и она умерла, – осторожно подбирая слова, объяснила миссис Доусон. – Ты наверняка слышала, как об этом говорили. Все произошло совсем недавно.

– Макки всегда сидит в своей комнате. Она ставит на подоконник разные игрушки. У нее есть Ноев ковчег и кукла в синем платье, и еще желтый жираф.

– Дженни. – миссис Доусон слегка встряхнула дочку. – В доме Арчеров нет маленьких девочек. Там вообще нет детей. – Она крепко обняла Дженни. – И совсем нет игрушек. Я точно знаю. – Поколебавшись, миссис Доусон добавила: – Я сама собрала там все игрушки. Арчеры отдали их другим детям.

– А почему ты собирала вещи маленькой дочки миссис Арчер? Почему миссис Арчер сама все не сделала?

– Миссис Арчер плохо себя чувствовала. Мы ходили к ней с мамой Керри и миссис Браун, чтобы помочь.

– Вы очень добрые, – устраиваясь поудобнее, проговорила Дженни. – Помогли миссис Арчер, когда ей было нехорошо.

– Пожалуйста, пообещай мне кое-что, солнышко. Пообещай, что ты никогда-никогда не скажешь миссис Арчер, как видела – как будто видела – в окне ее дома маленькую девочку…

Дженни возмущенно выпрямилась.

– И вовсе не как будто, я не притворяюсь, – возразила она. – Мы часто ходим туда и смотрим на Макки. Это наша третья самая любимая игра.

Миссис Доусон начала было что-то говорить, но осеклась. Приложив щеку к затылку Дженни, она поинтересовалась:

– Почему вы зовете ее Макки?

Дженни тихо засмеялась.

– Один раз нам показалось, что мы увидели ее голову, только макушку, вот и назвали ее Макки. Мы сами придумали ей имя – Керри и я.

– Понятно, – кивнула миссис Доусон и весело продолжила: – Знаешь, милая моя девочка, если я не почищу картошку, и быстро, придет твой папочка и грозно скажет: «ГДЕ МОЙ УЖИН?», а если ужина не будет, то что он сделает, как ты думаешь?

– Отшлепает нас, – заливаясь смехом, предположила Дженни. – Отшлепает нас обеих.

Съехав с коленей матери, она приземлилась на пол и спросила:

– Мамочка, а тебе было бы плохо, если бы я умерла, как Макки?

Миссис Доусон ласково коснулась кончика носа дочери.

– Да, Дженни. Мне было бы очень плохо.

– Кажется, меня зовет Керри, – сообщила Дженни, вскакивая на ноги. – С чего бы она пришла опять перед самым ужином?

Дженни торопливо пробежала через гостиную и открыла дверь.

– Привет, Керри.

– Я забыла у тебя Розабеллу Джемайму, – сказала Керри. – Вот и пришла забрать ее, чтобы она не простудилась, ведь уже поздно.

– Ты попросила маму пригласить Макки в гости?

– Да, но она сказала, что не сможет этого сделать. А ты свою маму попросила?

– Да, но она сказала, что не сможет. Попроси свою маму пригласить меня завтра к вам на обед.

– Ладно. А ты попроси пригласить меня завтра к вам домой на обед. Позвоним друг другу по телефону и все расскажем.

– Хорошо. Приноси с собой Розабеллу Джемайму, если она не простудится.

– Хорошо. До свидания, Керри.

– До свидания, Дженни.

Керри развернула кукольную коляску и покатила ее по дорожке.

– Послушай, – крикнула ей вслед Дженни. – Спроси свою маму!

– Спрошу. А ты спроси свою.

– Не забудь!

– И ты не забудь.

– До свидания, Керри.

– До свидания, Дженни.

– До завтра.

– До завтра.

– До свидания, Розабелла Джемайма.

– До свидания, Амелия Мариан.

– До свидания.

– До свидания.

Индейцы живут в вигвамах

Элм-стрит, 36

Вторник

«Дорогая мисс Грисволд!

Пишу вам, чтобы сказать, как я ценю вашу доброту. Ведь только благодаря вашей щедрости я и поселился в этой квартире. Каждый раз, возвращаясь домой и оглядывая мою маленькую комнату-с-половинкой, я думаю о вас и о том, что меня ждало, не поговори я с Тимми Ричардсом, и если бы Тимми Ричардс не был знаком с Евой Мартин, а Ева Мартин не связалась бы с Биллом Айрлендом, а Билл Айрленд не знал бы вас, то я бы до сих пор жил на Статен-Айленде с моей сестрой и ее детьми – и сразу же вспоминаю, как я вам благодарен. Жаль, что вы не видите квартиру сейчас. Конечно, все ваши вещи выглядели очень неплохо, и, наверное, мне бы никогда не украсить этот уголок так, как вы, но я взял на себя смелость убрать ваши оборочки, рюшечки, занавески и прочие штучки, расставил модели кораблей и развесил фотографии, сделанные в колледже, и теперь здесь просто шикарно. С вашими вещами, конечно же, ничего не случилось. Все в целости и сохранности, ждет вас.

Да, и спасибо еще раз, я очень надеюсь, что вам нравится ваше новое жилье. Вам здорово с ним повезло, и как только пожелаете прислать за вашей мебелью, я тут же отправлю ее к вам и заберу мои вещи у Билла Айрленда, а он сможет перевезти свои от Тимми Ричардса, а Тимми возьмет свои у матери.

Так что большое спасибо.

Всегда ваш,

Алан Берлингейм».

Истерн-сквер, 101

Четверг

«Дорогой мистер Берлингейм!

Я очень рада, что вам нравится моя квартира, и, конечно же, просто счастлива, что мне удалось передать ее именно вам. Сама я еще не начинала как следует устраиваться на новом месте и потому не имею пока ни малейшей возможности послать за мебелью. Тем не менее, как только я окончательно оформлю договор субаренды, все устроится. У меня возникли некоторые разногласия с хозяином дома, поскольку мы не хотели сообщать ему, что я намереваюсь отдать квартиру в субаренду, кажется, он рассчитывал поселить в ней свою тетушку, если не ошибаюсь, так что пока я нахожусь здесь не совсем легально. А потому буду вам безмерно признательна, если вы не станете адресовать переписку мне лично, как в прошлый раз. Направляйте корреспонденцию Таттлам – это фамилия жильцов, у которых я арендую квартиру. А лучше – звоните по телефону, если возникнут какие-нибудь проблемы. Номер значится в телефонной книге под фамилией Дж. Т. Малоуни, так зовут тех, у кого сняли квартиру Таттлы. Конечно же, никому не хотелось перерегистрировать телефон на другое имя – хозяин вовсе не был бы рад узнать, что Таттлы сняли квартиру у Малоуни.

Собственно говоря, сейчас здесь только телефон и я. Мне удалось пронести под плащом два одеяла, в которые я и закутываюсь ночью, а зубную щетку я спрятала в дамской сумочке. Еще у меня есть полотенце и кусочек мыла – и больше ничего. Таттлы постепенно вынесли мебель и увезли все в багажнике автомобиля, прикрыв ковриками. Вчера забрали кровать, и дворник едва не застукал нас, когда мы вытаскивали пружинный матрас по черной лестнице.

Если вдруг придумаете, как доставить ко мне хотя бы складной стул, буду очень признательна.

Искренне ваша,

Мариан Грисволд».

Элм-стрит, 36

Понедельник

«Дорогая мисс Грисволд!

Мне очень жаль, что вам приходится терпеть такие неудобства. Я был бы счастлив отправить вам всю вашу мебель хоть сию минуту, поскольку друзья считают, что спать на постели с розовым балдахином и класть часы и мелкие монеты на тумбочку с кисейными крылышками, или как там это называется, по меньшей мере странно. Я наконец-то обнаружил телефонный аппарат под куклой, куда вы его спрятали, и непременно позвонил бы, вот только телефонная книга удерживает в равновесии ванну вместо одной из ножек, и я просто не рискую ее перемещать. А еще я был бы счастлив, если бы вы забрали из шкафа вашу одежду: во-первых, мне нужно куда-то вешать свою, и, во-вторых, моя тетушка, которая принесла вчера шоколадный торт и решила повесить в шкаф пальто, очень удивилась, и я был вынужден в подробностях ей объяснять, что у нас происходит. Не могли бы вы разрешить эту ситуацию?

С уважением,

Алан Берлингейм».

Истерн-сквер, 101

Среда

«Дорогой мистер Берлингейм!

Мне достаточно трудно выходить из квартиры и возвращаться обратно и без тумбочки с кисейной накидкой. Если вам так не нравится тумбочка, отодвиньте ее. Мне приходится подниматься по лестнице очень осторожно, прячась в тени на каждой площадке. Я не хочу, чтобы меня заметили и выдали хозяину дома. Я вручила дворнику пять долларов и сказала, что приехала к Таттлам в гости, а они не выходят, потому что все сразу заболели гриппом. Полагаю, дворник знает, кто здесь живет – ведь он видел в лифте стулья от гостиного гарнитура и меня, когда я тащила складную кровать. Правда, я объяснила, что кровать мне нужна, поскольку у Таттлов нет лишней, и дала ему пять долларов.

В любом случае у меня есть крыша над головой, а завтра или послезавтра я заведу себе и кофейник. Как только я сообщу хозяину квартиры, что Таттлы съехали, и теперь здесь живу я – сразу же пришлю за мебелью.

Искренне ваша,

Мариан Грисволд».

Агентство недвижимости

«Шах, Асмодей, Баал и Ко»

«Уважаемая миссис Таттл!

В отношении квартиры за номером 3C, расположенной по адресу Истерн-сквер, 101 и находящейся в вашем распоряжении согласно договору субаренды, оформленному мистером Дж. Т. Малоуни, мы, как ни жаль, вынуждены сообщить, что ваш договор субаренды в отношении квартиры 3С по Истерн-сквер, 101 более не действителен, и мы просим вас освободить названную жилплощадь к 1 октября текущего года, поскольку именно в этот день истекает срок вашего договора субаренды. С сожалением сообщаем, что в случае, если упомянутая квартира не будет освобождена к указанной дате, мы направим вам первое предупреждение в рамках уведомления о выселении.

Всегда сердечно ваш,

Б. Х. Шах, исполнительный вице-президент».

Истерн-сквер, 101

Понедельник

«Дорогая Хелен!

Я получила вот это письмо. Что мне делать?

Я в отчаянии.

Мариан».

Мартин-лейн, 95

Среда

«Дорогая Мариан!

Держись, сколько сможешь. У нас достаточно собственных хлопот. Похоже, хозяин нашей новой квартиры ненавидит детей, а какой-то старый хрыч нажаловался на трехколесный велосипед Бутча, который мы оставили в коридоре, но вообще-то они сами виноваты – в коридорах так темно! Хозяин жутко разозлился. В общем, поступай как знаешь, но квартиру не отдавай, может, мы еще вернемся.

Всего хорошего,

Хелен».

Элм-стрит, 36

Четверг

«Дорогая мисс Грисволд!

Мне очень жаль вас беспокоить по такому поводу, однако дама в квартире этажом ниже уверяет, что вы должны ей 1 доллар и 65 центов за бандероль с оплатой по факту доставки, которую она получила в ваше отсутствие, а вы так и не вернули ей долг. Я пытался дать ей ваш новый адрес, но она потребовала наличные, и я дал ей доллар и шестьдесят пять центов, в результате чего оказался в весьма стесненных обстоятельствах, поскольку у сестры за квартиру я платил значительно меньше, чем здесь. Буду весьма благодарен, если вы вышлете мне потраченную сумму как можно скорее. Кроме того, нижняя полка вашего книжного шкафа отвалилась, и я попытался поставить ее обратно, но особенно не преуспел. И еще, к сожалению, я прожег дыру в кофейном столике.

Как у вас дела на новом месте? Я знаю, где арендовать машину, чтобы перевезти ваши вещи, и буду рад доставить их к вам в любое время.

С уважением,

Алан Берлингейм».

Четверг

«Дорогая мисс, приходил хозяин и заставил меня впустить его в квартиру 3С. Он хотел убедиться, что квартиранты съехали, а потому вот ваши пять долларов. – я не смог отказать хозяину.

Чарльз Э. Мерфи (сторож)».

Агентство недвижимости

«Шах, Асмодей, Баал и Ко»

«Уважаемая миссис Таттл!

Благодарю вас за столь стремительный отъезд, последовавший сразу же по получении моего письма. Нам остается лишь побеспокоить вас в связи с оплатой аренды за последний месяц на сумму 65 долларов и 75 центов.

С самыми сердечными пожеланиями,

Б. Х. Шах».

Истерн-сквер, 101

Пятница

«Уважаемый мистер Шах!

Вас ввели в заблуждение. Семья Таттл переехала, и я заняла эту квартиру с их разрешения. Прилагаю к письму мой чек на оплату аренды за текущий месяц. Каждый разумный человек имеет право на крышу над головой. Индейцы живут в вигвамах, эскимосы – в иглу, собаки – в будках, а я – здесь.

С уважением,

Мариан Грисволд».

Агентство недвижимости

«Шах, Асмодей, Баал и Ко»

«Уважаемая мисс Грисволд!

Прилагаю к данному письму ваш чек на оплату аренды за квартиру 3С по адресу Истерн-сквер, 101, поскольку мы его возвращаем. Если вас интересуют возможности аренды собачьей будки или иглу, я предлагаю вам обратиться в агентство недвижимости, которое занимается такими помещениями. Наша компания работает только с квартирами, а поскольку вы не являетесь лицом, легально проживающим в квартире по Истерн-сквер, 101, то и арендную плату вносить не имеете права. Так как вы полагаете себя лицом, легально проживающим в данной квартире, можете считать это письмо первым предупреждением о выселении.

С самыми сердечными пожеланиями,

Б. Х. Шах».

Истерн-сквер, 101

Среда

«Дорогой мистер Берлингейм!

Прошу вас как можно скорее перевезти мне мою мебель и прочие вещи. Я намереваюсь оставаться в этой квартире до тех пор, пока джентльмен по имени Б. Х. Шах не явится сюда лично и не вынесет меня на руках на улицу, а осуществить это будет потруднее, чем ему кажется, – я не из тех, кого легко снести вниз на три лестничных пролета.

С уважением,

Мариан Грисволд».

Элм-стрит, 36

Четверг

«Дорогой Билл!

Пожалуйста, привези мои вещи. Я наконец-то вскоре отделаюсь от барахла этой дамочки, которое занимает все место.

Благодарение небесам.

Ал.».

Оливер, 10

Пятница

«Дорогой Тимми!

Прости, боюсь, мне очень скоро понадобится моя мебель и прочие пожитки. Ал хочет, чтобы я перевез его вещи к нему, поскольку у него там освобождается место от мебели, которую оставила в квартире та девушка.

Билл».

Джонс-стрит, 1249

Суббота

«Дорогая мама, не могла бы ты как можно скорее выслать мою кровать, стулья и прочие вещи, которые ты когда-то собиралась мне передать? Дело в том, что парень – владелец мебели в квартире, где я живу, все забирает. Если не затруднит, пришли и маленький радиоприемник. Скоро напишу еще.

С любовью,

Тимми».

Истерн-сквер, 101

Понедельник

«Дорогой мистер Шах!

Снова прилагаю к письму чек за проживание в этой квартире в прошлом месяце. Я переговорила с миссис Таттл, и она полагает, что ее договор субаренды дает ей право оформить собственную субаренду, хоть и не позволяет открыть овощную лавку на тротуаре, держать пересмешников или рекламировать услуги прорицателей в окнах, выходящих на улицу. Считайте, что я живу здесь по договору субаренды, и оставьте себе чек.

С уважением,

Мариан Грисволд».

Агентство недвижимости

«Шах, Асмодей, Баал и Ко»

«Уважаемая мисс Грисволд!

Прилагаю к письму ваш чек на сумму 65 долларов и 75 центов – арендную плату за прошлый месяц за квартиру 3С по адресу Истерн-сквер, 101. Поскольку вы не являетесь лицом, легально проживающим в данной квартире, с нашей стороны будет неправильно с юридической точки зрения принять ваш чек. Миссис Таттл ошибается. Заключенный ею договор субаренды позволяет ей держать птиц-пересмешников, но не дает права сдавать квартиру в субаренду другому лицу.

С самыми сердечными пожеланиями,

Б. Х. Шах

P. S. Прошу считать это письмо вторым предупреждением о выселении».

Истерн-сквер, 101

Пятница

«Дорогой мистер Шах!

Поскольку я не являюсь лицом, легально проживающим на данной площади, вы никак не можете меня выселить. Вы также не в силах выселить миссис Таттл, которая является лицом, легально проживающим в этой квартире, поскольку она здесь более не живет. Если вы не примете мой чек за аренду, то не получите денег ни от кого, поскольку не сможете сдать жилье, пока здесь я, а выселить меня, чтобы сюда въехал кто-то еще, не сумеете. Миссис Таттл не станет платить за эту квартиру, поскольку она здесь не живет.

С уважением,

Мариан Грисволд».

Мартин-лейн, 95

Пятница

«Мариан, дорогая моя!

Мне несказанно жаль, но похоже, мы возвращаемся в старую квартиру. Нас с Бутчем совершенно не желают здесь видеть, к тому же наша собака, как выяснилось, тоже всех раздражает. Мы решили, что спорить со всеми из-за старой квартиры, которая нам не очень-то и нравится, бессмысленно, и теперь возвращаемся. Мне, правда, весьма жаль, ведь тебе придется переехать, но ты же все понимаешь, да?

С любовью,

Хелен».

Агентство недвижимости

«Шах, Асмодей, Баал и Ко»

«Дорогая мисс Грисволд!

Я не жестокосердный человек, и несмотря на то, что работа в сфере недвижимости требует порой безжалостного отношения к конкурентам, я прошу вас понять: это происходит лишь потому, что такова наша работа, и мы часто производим впечатление неприятных и жестокосердных. Случись мне выгнать на улицу, в лапы голода, юную девушку, я потерял бы сон. Я вовсе не жестокосердный человек, и вы можете и дальше жить в квартире, которую заняли. Будьте любезны отправить мне чек в уплату аренды за предыдущий месяц проживания в квартире 3С по адресу Истерн-сквер, 101, и еще один чек в уплату аренды за следующий месяц, а также подписанное заявление, в котором пообещаете не сдавать эту квартиру в суб-суб-субаренду, не заводить собак и детей, не вешать на стенах картины, не шуметь понапрасну, не разбрасывать мусор в коридоре, не перекрывать лестницу, не занимать слишком надолго лифт, а также не царапать полы, не сдавать комнаты за плату и не открывать в данной квартире предприятие с целью получения выгоды. Как я уже упоминал, я вовсе не жестокосердный человек и просто не смог бы спать спокойно, если бы мне пришлось выселить вас на улицу силой.

С сердечнейшими пожеланиями,

Б. Х. Шах».

Истерн-сквер, 101

Вторник

«Дорогой мистер Берлингейм!

Мне очень неприятно сообщать вам об этом, но я скоро возвращаюсь в свою старую квартиру, хотя здесь все только-только наладилось. Знакомые, у которых я сняла это жилище, возвращаются, поскольку не могут оставаться на новом месте с ребенком. Так что не привозите мне мебель. Скорее всего, я вернусь на следующей неделе.

С уважением,

Мариан Грисволд».

Элм-стрит, 36

Среда

«Дорогой Билл!

Ничего не привози. Мадам возвращается.

Ал.».

Оливер, 10

Четверг

«Дорогой Тимми!

Мебель мне еще какое-то время не понадобится. Дамочка возвращается, и Ал съезжает.

Билл».

Джонс-стрит, 1249

Пятница

«Дорогая мама!

Оставь мебель у себя. Надеюсь, ты ее еще не отправила, мне она пока не нужна. Скоро напишу снова.

С любовью,

Тимми».

Элм-стрит, 36

«Дорогая Фелиция!

Уверен, ты простишь, что я задаю тебе этот вопрос таким образом, ведь ты обязательно меня поймешь и вспомнишь, как я теряюсь рядом с тобой и не нахожу в себе храбрости заговорить. Мои чувства давно для тебя не тайна, я знаю, и если по счастливой случайности ты относишься ко мне так же, как я к тебе, это было бы просто великолепно.

Не будешь ли ты так добра стать моей женой? Некоторое время, пока не подыщем квартиру, нам придется пожить с твоими родными, но, как ты знаешь, у меня хорошая должность с отличными перспективами, и я посвящу свою жизнь тому, чтобы ты ни в чем не нуждалась и жила в покое и уюте, ну и, конечно же, мы некоторое время сэкономим на оплате аренды.

Прошу, ответь как можно скорее. Ты сделаешь меня счастливейшим из смертных.

Всегда твой,

Алан».

Мартин-лейн, 95

Понедельник

«Дорогая Мариан!

Случилось невероятное, и я сейчас все тебе расскажу. Ты знаешь, нас буквально вышвырнули из квартиры, и, честно говоря, я была в отчаянии, но в прошлое воскресенье мы поехали в Коннектикут, навестить Еву Кроули и ее нового мужа, ты же помнишь Еву, правда? Ну ту, с потрясающими локонами, да? И что же ты думаешь? По совершенно невероятному стечению обстоятельств мы обнаружили восхитительный коттедж на продажу. Не буду утомлять тебя подробностями, мы собрали все наличные, какие только нашлись у нас с собой, внесли их в счет первого взноса за этот дом и переезжаем на следующей неделе. Как тебе новость? В коттедже четыре комнаты, и, конечно, надо будет кое-что отремонтировать, почистить сантехнику и всякое такое, починить угол крыши – с этим Билл справится по вечерам, после работы. Ведь ему на службу теперь придется ездить гораздо дальше, зато вокруг дома почти целый акр земли и прелестнейшие старые деревья, и я буду возить Билла каждое утро на станцию и встречать его по вечерам, а днем смогу красить стены и клеить обои. Коттедж стоил нам всего шестнадцать тысяч, а первый взнос просто смехотворный. Остальной кредит, как нам сказали милейшие люди в банке, мы сможем выплачивать хоть до скончания века, если на то пошло. Ну как, уже завидуешь нашей жизни в провинции? Приезжай в гости, когда захочешь, и мы здорово повеселимся, заодно и домик приведем в порядок. Убегаю – сегодня мы подписываем все документы на покупку коттеджа.

С любовью,

Хелен».

Истерн-сквер, 101

Вторник

«Дорогой мистер Берлингейм!

Если вам все еще нужна моя квартира, можете в ней жить. Мне только что улыбнулась фортуна.

С уважением,

Мариан Грисволд».

Элм-стрит, 36

Среда

«Дорогой Билл…»

Оливер, 10

Четверг

«Дорогой Тимми…»

Джонс, 1249

Пятница

«Дорогая мама…»

Арден-корт, 16

Суббота

«Дорогой Алан!

Не могу высказать, как я польщена и счастлива получить твое письмо, и, наверное, ты всегда знал, каков будет мой ответ, когда ты наконец соберешься с силами задать свой вопрос. Конечно, я выйду за тебя замуж, мне кажется, это просто замечательно!

Мама и папа тоже очень рады, а папа сказал, что раз уж теперь все дети женились и вышли замуж, то пора им с мамой возвращаться в Калифорнию, как они всегда и хотели. Они оставляют нам квартиру и почти всю мебель – их свадебный подарок. Хотя двенадцати комнат, наверное, и многовато, зато будет где устраивать шикарные вечеринки. Мама приглашает тебя завтра на ужин. Приходи, и мы все обсудим.

С любовью,

Твоя Фелиция».

Жаркое солнце на Бермудах

Это было первое обманчивое лето в завершение учебного года в колледже, то самое время, когда все зеленеет, небо наконец-то становится по-настоящему синим, яблоневые деревья обсыпает бледно-розовыми цветами, университетские здания под высоким небом кажутся старыми, пыльными и красно-коричневыми. Через неделю, быть может, снова пойдет снег. Погода в это время предательски непредсказуема: все начинается с вечеринок с танцами и помолвок перед торжественным вручением дипломов, а заканчивается в жаркой волне сонного летнего зноя, когда сдают выпускные экзамены и вымучивают заключительные слова курсовых работ.

Была суббота. Кейти Коллинз все утро провела на солнце, старательно подставляя лучам длинные ноги и гладкую спину. К осени ее кожа приобретет сногсшибательно бронзовый оттенок, и белые вечерние платья будут смотреться на ней великолепно. Пересекая университетский городок, Кейти разглядывала свои ноги, все еще слегка загорелые с прошлого года и чуть покрасневшие под утренним солнцем. «Надо бы завести черный купальник, – думала Кейти, – без бретелек, раздельный, и пусть мужчины свистят мне вслед, когда я буду гулять по пляжу». Вообразив свистящих мужчин, она улыбнулась. Горячее солнце, горячий песок. Всего через месяц она будет плавать, играть в теннис, танцевать, ходить под парусом. От этих мыслей солнце будто засияло ярче. «Или зеленый, – подумала она, – можно выбрать зеленый-презеленый купальник, зеленый мне идет».

На Кейти были желтые шорты, в тон солнцу, и она чувствовала себя очень уместно среди лужаек и деревьев. Шагая по университетскому городку, Кейти вдруг подумала, что следующей весной, в отличие от этой весны, и от прошлой весны, и от позапрошлой весны, она будет где-нибудь совсем в другом месте. Возможно, замужем. «Мне же нужно выйти замуж, когда я получу диплом, девушкам вроде меня опасно оставаться в одиночестве». Она снова улыбнулась, оглядывая тихий кампус. Вокруг все учились, или принимали солнечные ванны, или лежали на траве, попивая колу, – по дорожке шла только Кейти.

«Может быть, я и не поеду домой, – думала она, – отправлюсь на медовый месяц куда-нибудь на Бермуды». Кейти рассмеялась, представив себя под жарким солнцем на Бермудах, пока ее друзья доучиваются в колледже.

Высокая, длинноногая, она в одиночестве шагала мимо зданий и деревьев туда, где заканчивалась зелень лужаек и начинался спуск к ручью. Кейти шла вдоль течения, пока не увидела небольшое одноэтажное строение на самом берегу, поодаль от деревьев. Тогда она замедлила шаг, постояла, глядя на воду, положила руки в карманы и неторопливо пошла вперед, пока что-то вдали не привлекло ее внимания. Оказавшись у самого здания, она сказала: «Привет!» Подождав минуту, подошла ближе и настойчиво забарабанила в окно рядом с дверью.

– Привет! – снова произнесла она.

Спустя еще минуту в замке повернулся ключ, и дверь открылась.

– Ну как, заждался? – весело спросила Кейти. Она подошла к порогу и остановилась, с улыбкой глядя на кого-то. – Скучал?

– Входи скорее, пожалуйста, – ответил мужчина.

– Здесь никого нет, – сказала Кейти, но все же вошла и закрыла дверь.

Сквозь большие окна студию заливал свет, и в этот солнечный день на всем лежал особый бледный отблеск, отчего оттенки на развешанных по стенам картинах менялись, а холст на мольберте – натюрморт с яблоком, книгой и медным подсвечником – сиял по-новому. Кейти подошла к скамье у стены и села, вытянув ноги.

– Я так устала, – вздохнула она. – Бежала почти всю дорогу.

– А по-моему, прогуливаясь по тропинке, ты вовсе не торопилась.

Кейти рассмеялась, довольно разглядывая свои длинные ноги.

– Я пошутила.

– Ты даже не взглянула на картину, – заметил он.

Кейти лениво встала и подошла к натюрморту на мольберте.

– Хорошеет с каждым днем, как и ты. – Обернувшись, девушка смерила мужчину критическим взглядом. – Только ты очень грустный.

Она по-детски потянула мужчину за рукав вельветовой куртки, и он, мельком взглянув на Кейти, снова перевел взгляд на картину.

– Разве у меня есть причины веселиться? – Он кивнул на холст на мольберте. – Я весь день работал.

– Выглядит потрясающе, – сказала Кейти. – Нет, правда, отличная картина.

Мужчина устало потер высокий лоб. Когда он улыбнулся, его лицо приняло еще более беспомощное выражение, как будто он намеренно хотел выглядеть мрачным и беспомощным. Взяв ее за руку, он произнес:

– Мне очень нужно было тебя увидеть.

– И вот я здесь, – ответила Кейти. – И картина в порядке. – Положив руки в карманы, она медленно обошла комнату. – А ты здесь кое-что поменял. – И когда ответа не последовало, резко добавила: – Питер, очнись! Я сказала: «Ты здесь кое-что поменял».

– Я подумал, что «Настроение» будет лучше смотреться в центре. Привлечет внимание.

Он так и стоял с беспомощным видом возле мольберта, глядя, как Кейти остановилась перед картиной, которую он назвал «Настроение». На картине была изображена девушка, сидящая у окна. Очень красивая девушка с длинными темными волосами, струящимися по спине. На ней было белое платье, и она любовалась луной.

– Потрясающе здесь смотрится, – подтвердила Кейти. – Просто шикарно. – Не оборачиваясь, она рассмеялась. – Ты вчера опоздал на ужин?

– Не очень.

– Она обиделась?

– Кейти, – отчаянно произнес он, – ради бога, перестань ходить кругами и поговори со мной. – Его голос замер. – Я не знаю, что делать.

– Бедняга Питер, – сказала Кейти, затем подошла к нему и повела за руку к скамье. – Бедняга Питер, – повторила Кейти. – Она тебя измучила.

Опустив голову на руки, он проговорил дрожащим голосом:

– Иногда мне кажется, я больше не могу этого вынести. Как же быть?

– Не переживай так. – Она снова нетерпеливо встала и полезла в карман шорт за сигаретой. Закурив, подошла к мольберту и произнесла, глядя на картину: – Не обращай на нее внимания.

– Если она не оставит меня в покое…

Подавшись вперед, Кейти нахмурилась.

– Почему вот здесь все синее? На уроке ты объяснял…

Он поднял голову.

– Я хотел посмотреть, как получится. Это вроде отклонения от основной цветовой гаммы для более сильного эффекта. – Он вздохнул. – Похоже, вышло ужасно.

– Сойдет, – возразила Кейти.

Не в силах устоять на месте, она отошла от мольберта и двинулась вдоль стены, бросая безразличные взгляды на знакомые картины: натюрморты из книг, ваз, скрипок, фарфоровых кошек, портреты его детей, редкие работы в стиле абстракционизма в красных и желтых тонах, пейзаж с покосившимся амбаром, красивую темноволосую девушку по колено в воде, залитой лунным светом, и снова красивую темноволосую девушку, собирающую цветы при луне.

– Я встретила ее сегодня утром на кампусе, и она не сказала мне ни слова.

Он хмуро, не отрываясь, смотрел на картину.

– Хотелось добавить оттенков. Показалось, вдруг синий подойдет.

– Я чуть было не дала ей пощечину, – заявила Кейти. – Этой старой потрепанной ведьме.

– Не говори так, – попросил он.

– Прошу прощения, – церемонно извинилась Кейти. – Совсем забыла, что она твоя жена. Хорошо сохранившаяся старая ведьма. – Девушка рассмеялась, и мужчина неохотно улыбнулся. – Не кисни. Не позволяй ей себя мучить. – Вернувшись к мольберту, она заявила: – Замечательная картина, просто блеск, честное слово.

– Я очень старался, для тебя, – ответил он. – Увы, я всего лишь третьеразрядный художник. – Помолчав, он добавил: – Если бы я мог, то обязательно сделал бы лучше.

Кейти бросила сигарету на пол и придавила туфелькой.

– Не хочу ее злить. Она может выкинуть меня из колледжа, если как следует разозлится.

– Она ждет, когда ты получишь диплом. – Он устало направился к мольберту, глядя на картину и нащупывая кисти и палитру. – Говорит, всего две-три недели, и я больше никогда тебя не увижу.

– Надеюсь, она не закатит скандал, – проговорила Кейти.

Он принялся осторожными мазками наносить на картину штрихи.

– Я позволил ей думать, что больше тебя не увижу.

– Как бы мне хотелось встретиться с тобой на пляже, – сказала Кейти.

– Не знаю. – Он с сомнением скривил губы. – Возможно, она уедет куда-нибудь с детьми.

– Да, конечно, но у меня тоже есть семья и друзья. Может, увидимся в Нью-Йорке или где-то еще.

– В Нью-Йорк мне выбраться нетрудно. Я же говорил, что в Нью-Йорк приехать смогу.

– Посмотрим, как все сложится, – кивнула Кейти. Направляясь к окну возле двери, она обронила: – Жара сводит меня с ума. Давай прогуляемся, пройдем вдоль ручья.

– Сегодня слишком людно, – ответил он. – Вдруг она насторожится.

– Ох, господи, – вздохнула Кейти. – Ты бывал на Бермудах? – Она раздраженно постучала кончиками пальцев по оконному стеклу. – Мне бы хотелось отправиться на Бермуды.

– Отойди от окна, – попросил он. – Тебя не должны здесь видеть.

Кейти, нарочито топая, вернулась к скамье и села, поджав ноги и обняв колени руками.

– Долго тебе дописывать картину?

– Пару дней.

– Полно времени. Она не понадобится мне до пятнадцатого мая.

– Я еще поработаю. Пока не совсем доволен.

– А мне нравится, – сказала Кейти. – Какая разница – лишь бы получить диплом. Никто не ожидает от меня гениальных работ. – Зевнув, она встала. – Пойду.

Он с удивлением оторвался от мольберта.

– Я думал, ты побудешь со мной.

– Я побыла, – ответила Кейти. – От меня все равно никакой пользы. – Взявшись за ручку двери, она послала ему одним пальцем воздушный поцелуй. – Работай как следует. Увидимся в понедельник, на занятии.

– Кейти, послушай, – отчаянно заговорил он, когда она открыла дверь. – Что мне ей сказать? – Он стоял неподвижно, безвольно опустив плечи, и встревоженно смотрел на девушку. – Придумай что-нибудь.

– Скажи ей… – Кейти прикусила губу. – Знаешь, – наконец решилась она, – скажи, что я никогда не причиню ей зла. – Она улыбнулась и помахала ему рукой. – Пока.

Выскользнув наружу, Кейти мягко прикрыла за собой дверь. Не успела она отойти на несколько шагов, как в замке щелкнул, поворачиваясь, ключ.

«Можно подумать, кому-то есть до этого дело, – размышляла она, шагая вдоль ручья. – Кто знает, вдруг следующей весной я буду в Париже. – Снова пересекая университетский городок, она подумала: «А если выбрать красный купальник, красный, как мак?» – И громко рассмеялась. – «Господи, – подумала она, – да меня будет видно за целую милю».

Ночной кошмар

Это было весеннее утро. Шел март. Небо между зданиями ярко синело; миллионы моторов и дыханий подогревали городской воздух, в нем витали ощущение свежести и то особое волнение, которое может принести только легкий ветерок откуда-то издалека, проникая в город ночью, когда все спят, чтобы освежить утро. Мисс Тони Морган, направляясь от станции метро к конторе, натянула на лицо ласковую улыбку и позволила ей там и остаться, пока бодро постукивала каблучками по тротуару. На мисс Морган красовались ярко-синяя шляпка с озорным пером, синий деловой костюм и пальто из твида в красно-серую клетку. Туфли тоже были синие с тонкой красной полоской у самой подошвы, с заостренными носами, и ступала она в них не очень ловко. В руках мисс Морган держала дамскую сумочку с позолоченными инициалами, а перчатки на ней были темно-синие с красными пуговицами. Когда она вошла в двери высокого административного здания, полы твидового пальто закрутились вокруг ее ног. Поднявшись в контору на шестом этаже, она любовно сняла пальто и аккуратно повесила его в шкаф, положив шляпку и перчатки на полку сверху. Мисс Морган вообще все делала очень аккуратно и за рабочий стол опустилась ровно в девять часов, прочла страницу в блокноте с планом на день, оторвала лист календаря, расправила плечи и выверенно улыбнулась. Когда в половине десятого пришел ее начальник, она уже деловито печатала и, подняв на мгновение голову, с улыбкой произнесла: «Доброе утро, мистер Ланг», и еще раз улыбнулась.

Без двадцати десять позвонила мисс Фишман, молодая женщина, работавшая в той же конторе и занимавшая стол на противоположной стороне комнаты, и сообщила, что заболела и не сможет прийти на работу. В половине первого мисс Морган пошла пообедать в одиночестве, поскольку мисс Фишман не было. Она купила в кафе чашку чая и сэндвич с беконом, помидором и листиком салата и вернулась в контору, чтобы закончить письмо. Во время обеденного перерыва она не заметила ничего странного – обычная рутина, как и все шесть лет, что она работала у мистера Ланга.

В двадцать минут третьего, согласно часам в конторе, мистер Ланг вернулся, пообедав, и с порога осведомился:

– Кто-нибудь звонил, мисс Морган?

Мисс Морган улыбнулась и ответила:

– Никто не звонил, мистер Ланг.

Мистер Ланг удалился в свой кабинет, и до пяти минут четвертого не было никаких звонков. И тогда мистер Ланг вышел с большой коробкой, упакованной в коричневую бумагу и перевязанной самой обычной крепкой веревкой.

– Мисс Фишман здесь? – спросил он.

– Она больна, – с улыбкой ответила мисс Морган, – и сегодня не придет.

– Черт, – выругался мистер Ланг. Он с надеждой оглянулся. Стол мисс Фишман пустовал, все предметы застыли в полном порядке, и мисс Морган молча ему улыбалась. – Нужно доставить эту посылку, – сказал он. – Непременно. – Мистер Ланг смотрел на мисс Морган так, будто никогда прежде ее не видел. – Не слишком ли обременительная просьба?

Мисс Морган вежливо выслушала его, стараясь понять вопрос, и через минуту ответила, очень четко выговаривая слоги:

– Ничуть не обременительная.

– Вот и хорошо, – искренне обрадовался мистер Ланг. – Адрес на бирке. Это довольно далеко. В центре. Вы доберетесь без проблем. Скорее всего… – он взглянул на часы, – примерно за час успеете туда и обратно. Отдайте посылку лично мистеру Шаху. Не секретарям. Если его не будет на месте, подождите. Если не будет в конторе, отправляйтесь к нему домой. Позвоните мне, если задержитесь дольше часа. Черт бы побрал мисс Фишман! – высказался он напоследок и ушел в кабинет.

В конторских помещениях на шестом этаже трудились подчиненные мистера Ланга, все они были всегда готовы и счастливы выполнить его поручения. Мисс Морган и мисс Фишман работали в приемной, обеспечивали первую линию защиты в крепости мистера Ланга. Мисс Морган бросила настороженный взгляд на закрытую дверь кабинета мистера Ланга и пошла к шкафу. Мистер Ланг оставался без защиты, зато у нее было красное пальто, наступила весна, а мисс Фишман, прикинувшись больной, наверняка сбежала за город к зеленым полям и цветущим лютикам. Мисс Морган надела шляпку перед зеркалом на внутренней стороне двери шкафа, застегнула красное пальто, взяла сумочку и перчатки и подняла коробку за прочную бечевку. Посылка оказалась неожиданно легкой. Направляясь к лифту, мисс Морган обнаружила, что без труда сможет нести коробку и сумочку одной рукой, а вот в автобусе с такой внушительной ношей будет не очень удобно. «Мистеру Рэю Шаху», – прочла она на бирке над названием улицы, о которой прежде не слыхала.

В поисках неизвестного адреса она решила обратиться к газетчикам. Газетчики всегда все знают. Тот, который ей ответил, оказался особенно любезен, наверное, так на него подействовала весна. Выудив откуда-то красную книжку – путеводитель по Нью-Йорку, – он просматривал столбцы названий, пока не нашел улицу, о которой его спросили.

– Сядьте на автобус за углом, – сказал он. – Доедете вот сюда. Пересядете на автобус в центр, и вас довезут почти до цели. А там, скорее всего, придется пройтись пешком. Вроде, это склад.

– Вероятнее всего, – рассеянно согласилась мисс Морган.

Она разглядывала плакат за спиной газетчика на внутренней стене киоска.

«Найдите мисс Х», – кричали с плаката красные буквы. «Найдите мисс Х. Найдите мисс Х. Найдите мисс Х». Слова повторялись снова и снова, каждая следующая строка набрана более мелким шрифтом, чем предыдущая, и другим цветом. Самую нижнюю строку прочесть было едва возможно.

– Кто такая мисс Х? – спросила мисс Морган газетчика.

Он бросил взгляд на плакат за спиной и, пожав плечами, ответил:

– Лотерея.

Мисс Морган направилась к остановке автобуса. Возможно, из-за плаката, который она случайно заметила, ее внимание привлек голос, доносившийся из фургона с громкоговорителем.

«Найдите мисс Х! Выиграйте норковое манто стоимостью двенадцать тысяч долларов и поездку на Таити. Найдите мисс Х!»

«Таити, – подумала мисс Морган, – неужели Таити?» Она быстро пошла по тротуару, а машина с громкоговорителем ехала по улице, призывая:

«Мисс Х, найдите мисс Х. Она ходит по городу совсем одна, найдите мисс Х. Подойдите к ней, узнайте ее и скажите: “Вы мисс Х”, и получите полный ремонт дома, выиграйте замечательные призы».

Автобуса видно не было, и мисс Морган подождала на углу, размышляя: можно бы и прогуляться, ведь погода прекрасная, а время есть. Она направилась вдоль по улице к следующей остановке, а полы ее пальто покачивались колоколом.

Фургон с громкоговорителем свернул за угол у нее за спиной, он ехал очень медленно, и мисс Морган обогнала его на целую минуту. Издалека доносился голос, обещавший «…косметические средства на год».

Теперь плакаты с мисс Х бросались ей в глаза повсюду, на каждом столбе. Все объявления были одинаковые, такие, как первое, которое она увидела в газетном киоске, со словами, набранными разным шрифтом и разными цветами. Мисс Морган шла по людной улице, заглядывая в витрины, рассматривая украшения и изящные туфли. Она увидела шляпку, похожую на свою, в витрине магазина настолько дорогого, что на подставке, на шелковом оранжевом шарфе, красовалась лишь одна шляпка. «Моя почти такая же, – подумала мисс Морган, отворачиваясь, – и стоит всего четыре девяносто восемь». Она шла не торопясь, и фургон с громкоговорителем вскоре ее нагнал. Она услышала его издали – музыка, иногда военные марши, пробивалась через гудки такси и грузовиков. И опять зазвучали слова:

«Найдите мисс Х, найдите мисс Х. Выиграйте пятьдесят тысяч наличными. Мисс Х сегодня на улицах города, совсем одна. На ней синяя шляпка с красным пером, красно-серое твидовое пальто и синие туфли. У нее в руках синяя дамская сумочка и большая коробка. Слушайте внимательно. Мисс Х несет большую коробку. Найдите мисс Х, найдите мисс Х. Подойдите к ней и скажите: “Вы мисс Х”, и выиграйте новый дом в любом городе мира вместе с машиной и личным шофером, выиграйте все наши поразительные призы».

«В любом городе мира, – подумала мисс Морган, – я бы выбрала Нью-Йорк. Подарите мне дом в Нью-Йорке, а я продам его и куплю все ваши остальные призы».

Вспомнив о коробке, она вдруг подумала: ведь это я несу коробку. Мисс Морган попыталась взять посылку в руки, но та оказалась слишком громоздкой. Тогда она взялась за веревку и попыталась нести коробку как можно ближе к себе. «Наверное, в Нью-Йорке многие идут куда-нибудь с большими коробки, – подумала мисс Морган, – никто не обратит на меня внимания». Она посмотрела вперед, на следующую остановку на углу, раздумывая, стоит ли идти еще один квартал.

«Скажите: “Вы мисс Х”, – завопил рядом громкоговоритель, – и выиграйте великолепный приз. Личную яхту, полностью готовую к спуску на воду. Жемчужное ожерелье, достойное королевы. Мисс Х сегодня на улицах города, совсем одна. На ней синяя шляпка с красным пером, синие перчатки и темно-синие туфли».

«Господи боже мой, – подумала мисс Морган». Она остановилась и посмотрела на свои туфли – действительно, сегодня она надела синие туфли. Обернувшись, мисс Морган сердито уставилась на громкоговоритель. Фургон был выкрашен белой краской, а на боку алели слова: «Найдите мисс Х».

«Найдите мисс Х», – донеслось из громкоговорителя.

Мисс Морган пошла быстрее. На углу она смешалась с толпой пытавшихся сесть в автобус, но места всем не хватило, и двери захлопнулись прямо перед ней. Другого автобуса поблизости не было. Мисс Морган торопливо пошла дальше, к следующему углу. «Наверное, можно взять такси, – подумала она. – Этот клоун в фургоне потеряет работу». Свободной рукой она коснулась шляпки, убеждаясь, что та сидит как положено, под правильным углом, а волосы не растрепались. «Надеюсь, он действительно потеряет работу», – подумала она. Вот нашел занятие! Не удержавшись, мисс Морган взглянула через плечо, пытаясь узнать, куда пропал громкоговоритель, и с ужасом увидела, как он безмолвно тащится за ней следом. Стоило ей обернуться, как из фургона донеслось:

«Найдите мисс Х, найдите мисс Х».

«Ну, хватит», – сама себе сказала мисс Морган. Она застыла на тротуаре и огляделась, но люди проходили мимо, не обращая на нее внимания. Мужчина, который едва не врезался в нее, когда она внезапно остановилась, и то сказал лишь «извините» и, не оглядываясь, зашагал дальше. Фургон с громкоговорителем застрял в пробке, у самого тротуара. Мисс Морган подошла к нему и постучала по окну кабины.

Мужчина за рулем повернулся на стук.

– Я хочу с вами поговорить, – зловеще произнесла мисс Морган.

Водитель открыл дверь и устало посмотрел на нее.

– Вы что-то хотели? – спросил он.

– Я хочу знать, почему этот фургон меня преследует, – сказала мисс Морган.

Водитель ей не знаком, и она никогда его не увидит – эти мысли придали мисс Морган храбрости.

– Почему вы за мной следите? – добавив голосу резкости, поинтересовалась она.

– Я? – удивился водитель. – Послушайте, дамочка, я ни за кем не слежу. У меня есть маршрут. Видите? – Он показал ей грязный обрывок бумаги, и мисс Морган различила очерченные простым карандашом полосы с номерами, как у названий улиц, хотя издали цифр было не разглядеть. – Еду, куда сказано, – настойчиво повторил мужчина. – Ясно?

– Наверное, так и есть, – теряя уверенность в своей правоте, кивнула мисс Морган. – А почему вы описываете мою одежду? Синюю шляпку и так далее?

– Это не ко мне, – отмахнулся водитель. – Фургон наняли, и я еду, а что там в кузове – не мое дело.

Он показал на кузов, отделенный от кабины глухой стеной. Машины впереди тронулись с места, и мужчина поспешно добавил:

– Спрашивайте тех, кто в кузове. Мне не слышно, что там говорят.

Водитель захлопнул дверь, и фургон медленно поехал вперед. Мисс Морган стояла на краю тротуара, глядя ему вслед, а из громкоговорителя неслось:

«Мисс Х сегодня в городе совсем одна».

«Вот наглец, – подумала мисс Морган, вспоминая прошлые привычки, подавленные шестью годами работы у мистера Ланга, – вот чертов наглец». Она дерзко пошла следом за фургоном, держась чуть поодаль. «Так им и надо, – думала она, – если меня спросят: “Вы мисс Как-ее-там?” Я отвечу: “Конечно, это я, и вот ваш миллион долларов, идите, куда шли…”»

«В красном пальто, – надрывался громкоговоритель, – синих туфлях, синей шляпке».

Перекресток, к которому приближалась мисс Морган, был запружен машинами и пешеходами. Множество автомобилей ждали зеленого сигнала светофоров, и толпы людей ожидали своей очереди, чтобы перейти дорогу. «Постою-ка я на углу, – подумала мисс Морган, – а фургон пусть едет дальше». Она встала рядом со знаком «Остановка автобуса» и придала лицу бессмысленное выражение пассажира. Фургон проехал мимо. Когда он свернул за угол, из громкоговорителя прокричали:

«Найдите мисс Х, найдите мисс Х, возможно, она рядом с вами».

Мисс Морган беспокойно огляделась и обнаружила, что стоит рядом с плакатом, который начинался словами «Найдите мисс Х, найдите мисс Х», а дальше шли совсем другие строки: «Мисс Х СЕГОДНЯ на улицах Нью-Йорка. В синем: синяя шляпка, синие туфли, синие перчатки. Пальто из твида в красно-серую клетку. В РУКАХ У МИСС Х БОЛЬШАЯ КОРОБКА. Найдите Мисс Х и получите приз».

«О Господи всемогущий, – подумал