автордың кітабын онлайн тегін оқу Прямая видимость. Осужденная… курсант
Андрей Караичев
Прямая видимость
Осужденная… курсант
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Андрей Караичев, 2023
Судимость, заработанная в юности, когда за действия отвечает не разум, а гормоны, способна перечеркнуть всю жизнь, невзирая на то, что человек с годами часто меняется.
Правительство решает провести эксперимент: дать шанс оступившимся! В спецучилище с военным уклоном набираются девушки, отбывавшие ранее наказание в колониях для несовершеннолетних; им обещается полная реабилитация при успешном завершении обучения.
Эксперимент обещает получиться если и не слишком удачным, то интересным — точно!
ISBN 978-5-0059-8450-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
Глава 1. Спецучилище
Смог от природных пожаров спал, Москва остывает от изнурительной жары, до рассвета осталось не больше часа: пробки рассеялись, честные трудяги отдыхают, поезда и те, кажется, стараются меньше стучать железными колёсами по рельсовым стыкам. Но в высоком правительственном кабинете, недавно созданного «Министерства воспитания и патриотизма» (МВП) работа кипит, беспрерывная деятельность чиновников пошла на вторые сутки! В помещении не стихающий ропот, шелест бумаги, точнее — документов, то и дело передаваемых из рук в руки; звенят ложки в стеклянной таре с подстаканниками, часто падают дорогие авторучки на недешёвый ковёр. Под монотонную ауру, самого взрослого человека всё-таки сморило — засопел; его никто не тревожит, он действительно много сделал и устал, без шуток.
Наконец, раздался звонок «красного телефона».
Относительно молодой министр МВП — Корольков Виталий Павлович, бегло оглядев соратников из ГУФСИН, МВД, Минобороны и Минобрнауки, поднялся с кресла и, дрожащей от волнения рукой, снял трубку.
— Что решили, даём шанс оступившимся? — Поинтересовался с той стороны провода, знакомый целому земному шару голос.
— Так точно! Мы всё определили, пришли к согласию с коллегами… осталось уточнить детали, в частности, в каком регионе открывать училище? В кандидатах оставили три города из разных областей.
— Берите Ростовскую.
Хоть человек «из телефона» и произнёс это тоном, не терпящим препирательств, министр «МВП», вероятно, плохо соображая от перегрузки, уточнил:
— Почему именно там?
— Видите ли, — дружелюбно отозвался начальник начальников, — ввиду известных событий, эту область ныне знает весь мир. И помните — это ваша личная идея, в случае успеха — ждите награды! Достойной награды. В случае неудачи… одной отставкой не отделаетесь.
— У нас всё получится, я уверен!
— Это хорошо, что вы решительно настроены. Жду документы. — Выдержав паузу, верховный попрощался, — до свидания. — Короткие гудки.
Положив трубку, Виталий Павлович обратился к коллеге из Минобороны:
— Что ж, готовьте свою, заброшенную часть из Водопьяновска к приёму первых курсантов.
— Сделаем!
Той ночью… скорее, тем утром, в казённом кабинете решалось, на чью сторону пойдёт перевес в давно начавшейся, мировой, медийной войне.
Несколько ранее энергичный и полный энтузиазма начальник «Министерства воспитания и патриотизма» внёс неординарное предложение лично президенту, — «На фоне того, что Россия, во многом незаслуженно, имеет в мире статус „каторжной“ страны, её до сих пор попинают прошлым с пресловутыми ИТЛ, Сталиным, Иваном Грозным и т. д. забывая при этом упоминать про свои „ФБТ“[1] и „Алькатрас“, предлагаю создать у нас в стране экспериментальную колонию для преступниц. Для тех гражданок, кто совершили ошибку молодости, попали в пенитенциарные учреждения для несовершеннолетних. Только мы должны создать колонию, где слово „исправительная“ — водрузится не пустым, а самым прямым и важным термином, её сутью! Иными словами, после обучения в нашем экспериментальном училище, девушки, а в случае успеха мы включим в программу и мужчин, пройдя определённые воспитательные меры, смогут жить полноценной жизнью, вплоть до поступления на службу в МВД или армию, невзирая на прошлые судимости. Станем переводить узниц, достигших совершеннолетия, не в колонию для взрослых (естественно, если срок осуждения не истекал ранее совершеннолетия), а к нам! Приоденем их в армейскую форму, примемся обучать по спецпрограмме, по воинскому уставу, вести активную воспитательно-трудовую и образовательную работы. Прикрепим к ним как сотрудников и сотрудниц из ГУФСИН, так и воспитателей из категории военнослужащих. Конечно, деталей и нюансов выпадет много… если вы одобрите моё решение, я берусь их тщательно проработать в максимально сжатые сроки!»
Глава государства подумал несколько дней, посоветовался с близким окружением и дал добро.
Разумеется, брать в новое учреждение собирались далеко не всех, решили начать именно с девушек, тех, что совершили преступления в несовершеннолетнем возрасте (после подняли планку поступления до 20 лет). Оправдывалось это так: человек, идя на глупость, утрировано говоря, — в шестнадцать, к двадцати трём годам может в корне измениться, стать новой личностью! Но оплошность, сделанная в юности, когда за поступки отвечает не разум, а бурные гормоны, в нашем случае — это заработанная статья, оно закрывает многие двери перед вчерашней арестанткой. Жизнь, на многие годы, особенно после «ИК», часто даёт крен, и изменить будущее — нельзя, причём — это без срока давности. Вот и решил министр МВП дать «опальным» девочкам шанс, создать некую «колонию-гибрид», совместив «исправление и наказание» с военным училищем. Неординарная задумка сопряжена со множеством трудностей, однако обо всех тонкостях выяснится по ходу повествования.
За славным городом Водопьяновском, известным дивной историей, как казачьей, военной, милицейской, так и, к сожалению, криминальной, находится брошенная с развалом СССР армейская часть. В «лихие» годы она подверглась знатному мародёрству, сперва от самих расформированных и брошенных на произвол судьбы служивых, вытащивших всё, до последнего противогаза, затем от местных алкоголиков и тунеядцев, сдавших на металлолом даже арматуру из бетонных заборов. Некогда стратегические строения разбирались «на кирпичи» юркими «бизнесменами» малого пошиба. Добили в прошлом образцовую часть бездомные, жившие там кучками, да наркоманы с малолетками и сектантами. Что поделать? Такое время стояло на дворе: «90 — е».
Планы взять «на хозяйство» пустующую территорию имел много кто: и бизнесмены, и политики, и преступный лидер Водопьяновска — Велес. Чего только не хотели предприниматели создать на месте бывшего «секретного объекта»: завод, ферму, кадетский корпус, заповедник и т. д. Но! словно прокляли ту воинскую землю. Кстати, подобные слухи по городу ходили достаточно долго, мол, командир части, которого после расформирования попросили исполнить «яблочко вприсядку на выход», перед тем как застрелиться, навёл посмертное проклятие на утраченные владения. Слухи муссировались вплоть до последнего времени, пока, наконец-то, из развалин, буквально за год, не возвели новенький, до поры тайный объект. Впрочем, тогда домыслы и сплетни сменились на иные, — якобы там задумали проводить либо испытания секретного оружия, либо разбитые инопланетные тарелки изучать.
Прошло-то двенадцать месяцев, как идею министра «МВП» одобрил глава государства, но уже практически всё подготовили для приёма «курсанток-арестанток», осталось решить кадровые вопросы, отобрать тех девушек, что составят контингент, доделать косметический ремонт и прочие, бытовые мелочи.
К сентябрю две тысячи двадцать четвёртого года спецучилище обязалось принять первую партию девушек из колоний для малолетних (частично набрали и из взрослых, до 20 лет включительно), достигших совершеннолетнего возраста, как из нашей страны, так и из дружеских республик.
К началу августа 2024 — го штат сотрудников практически укомплектовали, начальником «исправительно-воспитательного спецучилища с военным уклоном №1» назначили генерал-майора БерЕзина (без «ё» в фамилии), который с прошлого года пребывал в запасе. Но-о… о нём вспомнили верные друзья с большими погонами, они помогли вернуться, пусть на своеобразную, да службу, всерьёз считая, что недавний пенсионер справится с поставленной задачей лучше остальных кандидатур. Плюс — с учреждением на должность, Николай Потапович получил звание генерал-лейтенант.
Березину, хоть большинство кадровых вопросов решилось без него, захотелось иметь в штате своего, проверенного человека. Таковых, как и друзей — много не бывает. К счастью, есть один мужчина, тоже военный, тоже с недавних пор «в запасе», настоящий, боевой офицер: он ещё срочником поучаствовал в войне 2008 — го года (Цхинвал), затем подписал контракт и понеслись многочисленные командировки по «жарким местам». Не считая огромного доверия к капитану Старохватову, генерал ценил в нём и другое качество: Богдан мог спокойно на камеру журналистам высказаться от души, рубануть правду-матку! В то же время никого из командиров и не подставить! Учитывая, что в новом училище представители СМИ из разных концов мира ожидаются частыми гостями, согласитесь — это качество — бесценно! И потом, последним подразделением, которым Старохватов командовал в очень горячих странах, был как раз отдельный взвод девушек-снайперов! Так что опыт работы с женщинами, у капитана запаса имеется. Исходя из вышеуказанного, генерал-лейтенант вызвал своего человека в училище из Ростова-на-Дону. Не без препирательств (всё-таки в запасе), Богдан Николаевич явился в Водопьяновск для собеседования с начальником «спецобъекта».
Старохватов сам родом из здешних мест! Он давно не посещал любимый Водопьяновск, потому не спешил с автовокзала к недавно отстроенной воинской части (бывшей), в прежних развалинах которой, подростком, Богдан нередко проводил время с друзьями: жёг костры, пробовал впервые пиво, помаду с губ сверстниц и далее по списку. Да, город изменился за десять лет! И как ни странно, в лучшую сторону: новостройки, парки, озеленение, чистые аллеи, нет ни одной сломанной лавочки или урны рядом с ними; никаких пакетов, парящих на уровне ног, что ветром сдувало раньше с открытых и переполненных мусорных контейнеров; алкашей в кустах или загаженных углов и прочего безобразия. Одним словом — красота! Душа капитана радовалась, пела от вида того, как его родной город, некогда пришедший в упадок, славно преобразился.
Наконец, Богдан добрался за город к «Исправительно-воспитательному спецучилищу с военным уклоном №1», причём — пешком, это заняло более двух часов. На «КПП» офицера запаса (пока) заждались дежурные, однако впускать бравого вояку не торопились: тщательно проверили документы, сверили фото с лицом, обыскали при помощи металлоискателей и личного досмотра «по старинке». Это скорее обрадовало Старохватова, нежели огорчило, да, «шмон» малоприятная процедура, всё же восхищало — порядок и дисциплина в учреждении на уровне. Записав данные посетителя и, попросив сдать того на время «опасные» предметы вроде складного ножа и связки ключей (хорошо ремень со шнурками оставили), его проводили до кабинета начальника училища.
Путь предстоял относительно долгий: штаб расположили в центре, дорога к нему от восточного ККП (главного) в западном направлении составляет около пятнадцати минут. — «Хоть трамвай пускай!» — отметил про себя Старохватов.
Сопровождающий офицер, пока шли, организовал лёгкую экскурсию Богдану, то ли от скуки, то ли начальник приказал. Территория училища достаточно большая, красивая, ухоженная: никаких развалин, гор мусора; много тропинок, лавочки с урнами, фонтанчики, словно здесь санаторий, а не исправительное учреждение! Плац блистательно ровный, «снаряды» на полосе препятствий ярко выкрашенные, равно как бордюры, деревья и всё остальное. Перед административными зданиями обосновали небольшую чайную, за ними (к западу) большая котельная с передовым оборудованием, библиотека, клуб, актовый зал и тому подобное.
Березин с искренней радостью встретил своего человека в кабинете, приобнял того по-отцовски, потряс за плечи, рассмотрел гостя с головы до ног: капитан выглядит бодро, весело, словно вернулся из заграничного курорта, ничто не говорит о недавнем, месячном запое Старохватова. Да, Богдан лихо приложился к бутылке! Он запил после возвращения из последней командировки (горячей точки), когда узнал: жена подала на развод, вышла замуж за лучшего друга, с восьмилетней дочкой общаться хоть и не запретила наотрез, всё же старалась свести их контакты к минимуму.
Генерал, заказав по селектору у секретарши горячий чай и лёгкий перекус на двоих, пригласил младшего товарища за стол.
Богдан бегло осмотрел кабинет Николая Потаповича: просторный, потолки высокие, обстановка весьма дорогая и солидная, в то же время — «неуставная», слишком уютно здесь, если бы не суровый генерал в кожаном кресле, в изголовье которого висит портрет президента, да не стол для переговоров с заставленными в него стульями, можно было бы подумать — это люксовый номер в элитном отеле. Березин — среднего роста офицер: волосы седые, подстриженные под «тройку»; лицо его, руки плечи и ноги — худые, только появилось небольшое пузо, «трудовая мозоль», оно несколько портит картину, хотя нисколько не влияет на прекрасную военную выправку воинского начальника. Говорит генерал одновременно и ласково, и строго, главное — с участием! От солдата до полковника, любой, с кем бы ни общался Николай Потапович, ощущали себя «важно» от его манеры речи, могли смело сказать, что говорили со старшим товарищем, а не придирчивым самодуром, за это его больше уважали и любили подчинённые (вполне заслуженно). Недавно генералу стукнуло шестьдесят лет, настолько он и выглядит внешне, редко кто путал истинный возраст Березина.
Николай Потапович, проводив взглядом секретаршу (чуть пониже спины), что расставила с подноса стаканы и тарелки, улыбнулся капитану и спросил:
— Догадываешься, что это за место?
— Разное болтают, — безразлично пожал Богдан плечами и отпил чай, — мне больше нравится версия, якобы здесь отгрохали «секретный объект» по типу Кап-Яра, собираются сбитые тарелки пришельцев изучать.
Генерал рассмеялся.
— Да, народ наш любит басни сочинять, того не отнять. Полно! Слушай, что здесь на самом деле и зачем я тебя, собственно, выдернул из дома.
Начальник «спецобъекта» долго и детально расписывал Старохватову историю открытия училища, задумку властей, перспективы данного места и так далее.
— Обучение будет проходить три года, — заканчивал историю Николай Потапович, — первый год — «пробный», типа карантина, два оставшихся — «с наукой», все выпускницы получат среднее специальное образование, или иное, этот вопрос ещё на обсуждении.
— А если у кого уже есть такое? — уточнил капитан, — средне специальное?
— Ну, будет два! Высших же бывает два?! Ой, откуда у них оно? Когда присели по малолетке? Хотя кто их знает? Может, в колонии и получили образование какое. Не суть, не нашего оно ума дело. Так или иначе, кто выдержит, после нашего «спецобъекта» сможет поступить с привилегией в военное училище или даже милицейское, и получать там высшее образование, снова жить на казарменном положении. Отклонились мы от темы! Короче, мне нужен такой человек, как ты! Кому я могу доверять, как себе. Что скажешь?
Капитан наделано прокашлялся:
— То есть вы хотите взять бандиток, которые уже прошли первичную, уголовную подготовку в МЛС, переодеть их в форму, обучить навыкам стрельбы и рукопашного боя и иным хитростям военно-диверсионной работы, обнулить их судимости и выпустить в мир? Отличная идея! Хочешь, угадаю, какой именно министр это придумал?
— Не паясничай! — хлопнул Березин по столу, — каждый имеет право на второй шанс! И потом, не собираются же к нам присылать всех подряд, лишь тех, кто заслуживает шанса, кто исправляется.
— Горбатого могила исправит! — отмахнулся Богдан, — с детства на таких насмотрелся, да и на срочной службе: когда в Цхинвал попали, было у нас пару бойцов с судимостями, мародёрить побежали первым делом… в дисбат отправили их потом.
Генерал пропустил возмущения офицера мимо ушей:
— Не нашего оно ума дело… по существу имеешь вопросы?
— Если училище и правда хорошее получится? Я вон к вам шёл, думал, в санаторий приехал! Дело в другом, вот, станут ваши воспитанницы довольно известными, я ж так понимаю, снимать их нередко станут журналисты?
— И чего? Тебе завидно? Так, я тебя для этого и позвал! Ну, в том числе и для того, чтобы с прессой общаться, так как ты никто больше не могёт! Вроде и рубанул правду-матку, в то же время никого не подставил.
— Я не про то! — сломал Старохватов в кулаке сушку и бросил кусочек себе в рот, — станут они популярными, «курсантки-арестантки» ваши, не боитесь, что тогда найдётся куча дурочек по стране, кто захочет в ваше училище попасть? Проще говоря, специально совершать преступления, дабы загреметь на «малолетку», потом оттуда и сюда?
Березин закашлялся от услышанного, сам о подобном размышлял не раз.
— Не нашего оно ума дело, повторяю! Полно! ближе к сути, чего, как гражданский себя ведёшь? Согласен к нам ротным воспитателем пойти? Обещаю, к тебе зачислят только тех девчонок, кто на «малолетке» был, не успел на «взрослую зону» попасть, а две будут из «вольных».
— Не понял, это как?
— Уже зачислены некоторые особы, — прохрипел и, поправив галстук, пояснил Николай Потапович, — думаю, две из них к тебе определить, выберешь там: кого из них «замком»[2] сделать, кого каптёром или чего там придумаешь. Они уже своё отсидели по «малолетке» и вышли на свободу, поскольку биография подпорчена, девочки решили её исправить путём поступления в наше учреждение! Министр МВП подумал и решил — это знатная идея! Но сидеть… тьфу ты! учиться у нас они будут на общем положении, правда, с той разницей, что при отчислении они вернутся не в МЛС, а домой, с ещё более угробленной биографией. «Вольные» и станут твоей опорой! Ох, — перешёл начальник на шёпот, — ну, интересный же эксперимент, согласись. Сам бы ротным воспитателем пошёл.
— Кто-то запрещает?
— Не паясничай! — Усмехнулся генерал, — серьёзная тема, ты со своими остротами. Я же по глазам твоим вижу: тянет обратно в погоны! Не нашёл ты себе места на гражданке!
— Можно и обратно, в горячую точку…
— Не надоело? — с искренней заботой поинтересовался Березин, — как с восемнадцати лет попал под раздачу в Осетии, так с тех пор командировка на командировке… сколько можно воевать? А у нас перспективы! Дадим тебе майора, квартиру в новостройке…
— Которую не достроят? — перебил Старохватов.
— Полно! Давай серьёзнее! По-товарищески прошу.
— Извини. На самом деле, женщинами командовать у меня большого желания нет, лучше батальоном пьяных дембелей! Тем хоть «в душу прописать» можно… а этим чего? Пастой зубной ночью измазать?
— Ты же в последний раз был командиром взвода снайперш? Я слышал, ты справился отлично, они тебя любили, исключительно батей называли…
— Какой там взвод, так, отделение… да и тех хватило по горло, — подвёл Богдан руку к кадыку, — это тихий ужас. Так там война! Никаких глупостей про харассмент и в помине не вставало, а здесь, как? Они — девочки, я — мужик, им женщину-командира надо. Как я зайду в спальное помещение к ним с утра или посреди ночи в случае аврала?!
— Им батя нужен! — Снова хлопнул Березин по столу и поднялся с кресла, — в том и дело! Многие сироты, без отца или хоть брата старшего росли, я чувствую — это твоё место! Вообще-то, в мире равноправие нынче у нас.
Капитан разразился смехом:
— Ни фига себе равноправие! Девчонок вместо взрослой зоны сюда, в ваш заповедник, а мужики пусть дальше чалятся по лагерям.
— Я уже отвык от твоей придирчивости, — устроился Николай Потапович обратно в кресло, — это ж экспериментальное училище! Если всё прогорит, в будущем, пока необозримом, начнём и парней принимать. Что касается — ты мужик… не бери в голову. Во-первых — помощницы у тебя будут и женщины, ты всё-таки ротный. Роты настоящей, правда, мы не наберём, эксперимент же, максимум взвод, да и то вряд ли, несколько девочек тебе отберём, для начала хватит. Во-вторых — у тебя опыт работы с женщинами-военнослужащими имеется, отзывы добрые о тебе, имеешь высокие награды, огромный боевой опыт! Говорю же: им батя нужен, край как! И потом, ты, когда в армии был, пипкой не махал перед женщинами-врачами? То-то. Министр МВП дал добро на тебя. Он, кстати, хоть и молод, но мужик — огонь! Хочет сделать всё правильно, без показух, без лишних телодвижений и тому прочего, ты же сам так любишь. Мы хотим такое училище сделать, чтобы мир ахнул! Чтобы все к нам приезжали опыта набираться, мы с тобой можем внести непосильный вклад в это дело. Обещаю, твои предложения, замечания, дойдут до министра, станешь частью истории, ёлки-палки.
Старохватов, тяжело вздохнув, поднялся со стула и подошёл к окну: за ним расстилался хороший вид, действительно — санаторий!
— Тот лесок, — указал Богдан на заросли в южно-западной части училища, — он большой?
— Километра два-три в квадрате, там в середине и озерцо есть.
— Хорошо… его бы сохранить, вылазки туда делать, учения и тому подобное.
— Во! — Обрадованно подскочил генерал и тоже подошёл к окну, — ты голова! Уже начинаешь вносить дельные предложения… согласен! Только по краям у «запретной зоны» деревья вырежем и землю перепашем, но в целом всё оставим как есть.
— Зачем вырезать?
— Как контрольно-следовая полоса! Линия огня… по периметру кучу вышек натыкали, там тоже женщины будут стоять… с автоматами… да и мужики.
— А в случае побега?
— Огонь на поражение, — тоскливо прошептал начальник училища, — шутки играть никто здесь не намерен. — Сделав недолгую паузу, Березин снова спросил, — согласен? Полно выделываться, ты мне нужен.
— Жить-то, где мне? — почти сдался капитан, — мать не хочу теснить.
— Ой, прости, забыл и спросить за неё! Как она там?
— Хорошо, рада, что навестил её, живёт с мужчиной второй год, там же, в нашей старой квартире, в Водопьяновске.
— Жена, дочь?
— Не дави на больное, генерал. Настроение появится — расскажу. Так-то хорошо они, я умом Таню понимаю, отчего же ушла к другому… понимаю и не осуждаю, правильно она меня бросила, вечно по боевым краям мотался, дома не бывал, когда бывал — бухал! Еле из последнего запоя выплыл, столько лил, что проклятый! Но чувствами, знаешь, словно предали меня, раздражает, что я воевал, о ней думал, на соблазны подчинённых снайперш не поддавался, а их хватало, поверь! а жена… с другим в это время постель делила, причём с моим другом детства, м-да…
— Мне дом предлагают, новый, — резко сменил Николай Потапович грустную тему, — его сейчас достраивают в молодом посёлке, пешком полчаса от училища, та-а-ам, как ты любишь: пруд рядом, гараж есть, погреб, банька, в доме камин имеется! Вокруг участка твоя земля — никаких назойливых соседей. Через месяц-другой достроят — заселишься. До того временно в училище поживёшь, как раз не надо дежурных офицеров искать, кадры не до конца отсеяны, своих людей не хватает. Так… о чём я? Ах, ну, а через месяц-два, максимум — три, уже заселишься в мой дом, а вытянешь первый выпуск (три года) — она твоя!
— Вроде устав у них в МЛС какой-никакой тоже есть, — задумчиво произнёс Старохватов, — дисциплина должна иметься, всё не с нуля начинать. Ай, давай попробуем.
— Отлично! — ударил в ладоши генерал, — это дело и обмыть можно…
— Я перемыл своё…
— Ой, прости! Тогда снова по чайку? Устраиваться тебе следует быстро, я помогу, ведь 28-го августа девочки из тюрем уже окажутся здесь, те, что «вольные», наверное, раньше на день, а первого числа — торжественное, но «закрытое» мероприятие, с небольшим количеством прессы и политиков! Родителей курсанток пригласим уже на присягу. Смотри ж, формально тебе и оружие получить необходимо табельное, оно в оружейке храниться будет, на поясе таскать не придётся, плюс психиатра пройти, иные комиссии, повторюсь: я помогу на своём уровне, но-о, побегать придётся.
— Я готов.
На столе Березина запищал селектор, — «Товарищ генерал-лейтенант, к вам Керимов».
— Пусть зайдёт! — ответил начальник, — сейчас Богдаш, познакомлю тебя с нашим зампотылом.
В дверь постучали, получив разрешение пройти, в кабинете оказался человек ростом около 172 сантиметров, в синем камуфляже, на его рукаве красуется шеврон ФСИН.
— Знакомьтесь, — привстал Николай Потапович, — это старший лейтенант Керимов Ренат Аласкерович, переведён к нам по особой рекомендации, ранее служил в нашей же области, в Каменске, ИК-12. Человек он невероятно работоспособный, неделю у нас, а я уж удивляюсь и радуюсь ему! Такое чувство, что зампотылу, вообще, никогда не спит: пашет и днём, и ночью.
— Ренат! — Протянул Керимов руку Старохватову.
— Богдан.
— Очень приятно.
— Взаимно!
Капитан осмотрел нового знакомого: энергичный, физиономия спортивная, борцовская, правда, уши или нос не поломаны, лицо чистое и, вероятно, для женского пола весьма привлекательное (не разбирается Старохватов в мужской красоте, и не желает), в плечах могуч, рукопожатие крепкое, Богдану почему-то показалось — Ренат азербайджанец, хотя мог и ошибаться, уточнять, само собой, не стал. Волосы чёрные, глаза карие, нос прямой — «орлиный», узкие губы, часто улыбается, сохраняя при этом серьёзное выражение лица. «Заместитель по тылу» произвёл на капитана положительное впечатление, оно взаимно.
Отрапортовав командиру о выполнении поставленных утром задач, старший лейтенант Керимов уточнил:
— Есть ли иные поручения?
— Сейчас можете быть свободны! — улыбнулся генерал, — пообедайте, познакомьтесь поближе, заодно, Ренат, покажите нашему новому сотруднику территорию, всё объясните и так далее. А у меня, простите, скоро важный звонок. После обеда, товарищ капитан, зайдите ко мне, получите направления и дальнейшие указания.
— Есть!
Выйдя из административных корпусов, Ренат и Богдан, словно по команде, сделали насколько разминающих упражнений, посмотрели на солнышко, затем на территорию училища, на дворников, оба улыбнулись непонятно чему.
— Тебя провести по территории? — нарушил молчание Керимов, — или сразу в чайную?
— На твоё усмотрение, — безразлично пожал плечами Старохватов, — кое-что я здесь видел, пока с дежурным шёл от КПП до штаба.
Старшему лейтенанту ФСИН послышались нотки грусти в голосе нового приятеля.
— Настроения нет? — уточнил Ренат, — не нравится у нас?
— Нравится, прям заповедник! Смотрю по сторонам и не верится, что — это та самая воинская часть, где я подростком… ай, неважно.
— Да! Место хорошее, непохожее на колонию. Хвала Всевышнему, что перевели меня сюда! Я заявку, когда на перевод подавал, в мыслях не держал, что утвердят! Командир наш очень хороший человек, очень! Коллеги тоже, работать со всеми в кайф, не то что на «зоне». Чувствую, тут моя работа важна, она ценится.
Керимов, если долго говорил, начинал «гундосить», оно из-за перенесённого гайморита, Ренат почему-то этого всегда стыдился, он поспешил оправдаться перед Старохватовым:
— Капли назальные кончились, забыл вечером купить, нос забивается быстро, но к службе, хвала Всевышнему, я годен. Ладно, вкратце тебе объясню, что и где у нас, а экскурсию тщательную потом проведём, согласен?
— Хорошо.
— Плац ты видишь, прямо от нас, дальше проходная, мы называем её «восточные ворота», сзади, на другом конце — «западные», там планируется делать выезд на полигон, или ещё куда, ну и батальон охраны ими пользуется. Слева от КПП метров через 150 склады, далее на углу восточной и южной стены (бетонного забора) — автопарк, на его территории пожарная часть; правее по западному забору — хоздвор. Справа от «восточных ворот» у северной стены — дом свиданий, чуть выше — дом молитвы, пока батюшку не прислали, мне-то он не особо нужен, я мусульманин, ин ша Аллах, как ты догадался…
— Да мне тоже он не особо нужен! — улыбнулся Богдан.
— Атеист?! — настороженно спросил Ренат.
— Нет, скорее верю по-своему.
— Это хорошо! Не люблю атеистов. Между «домом молитвы» и плацем — столовая, справа от неё, у северного забора — санчасть; чуть выше, да вон, слева от нас, — указал Керимов на двухэтажные здания, что облицованы красным кирпичом, — это как раз корпуса, где будут содержаться арестантки, чи курсанты… выше корпусов стадион, там же полоса препятствий, за ними, на углу западной и северной стены — бараки охраны, их штаб и так далее. Прямо от них хиленький лесок, я туда не ходил, говорят, там озеро есть, как-нибудь сходим, глянем, самому интересно. Короче, походу дела разберёшься.
— Конечно! В целом, хорошо у вас тут.
— У кого, у вас? Ты типа к нам отношения не имеешь? — шутливым тоном поинтересовался Керимов.
— Официально же не трудоустроен, завтра в Ростов поеду, вещи свои заберу, документы, а дальше уже поступать на службу стану, тогда и назовусь — вашим.
— У меня как раз выходной завтра, могу отвезти в Ростов, если надо.
— Нет, спасибо, я сам, без обид. Я не скромный, если понадобится помощь — обращусь непременно! и ты тоже, обращайся всегда.
— Договорились! — улыбнулся «зампотылу» и протянул руку Богдану, — всё-таки, почему ты такой грустный? Если не секрет.
— Понимаешь, — выдохнул капитан, — смотрю я на всё это: красиво, богато, столько денег и труда вбухано… а ради чего? Не верю я в исправление бандитов, хоть и девушек. Конечно, люди меняются… вон, на войне, например, но всё равно… насмотрелся я на криминалитет! Пока они за забором, так все «душки», все верующие, маму очень любят! А выйдут, начинают по новой куролесить.
— Верно говоришь! — с уважением подметил Керимов, — на сволочей я тоже насмотрелся, такие попадались, что в карты проигрывались и родителей умоляли им на свиданку наркоту пронести, типа долг искупить, прекрасно зная, что родителей при обыске, скорее всего, обличат и тоже посадят… уродов полно моральных, но и людей хватает! Так что, уверяю, среди контингента твоего, попадутся и те, на кого ты сможешь положиться.
— Надеюсь! Ладно, поговорим ещё на эту тему, пойдём перекусим.
— Хорошо, ты иди в чайную, я через десять минут подбегу, помолиться надо.
— Намаз?
— Да. Стараюсь не пропускать молитвы, знаешь, если не получается долго помолиться, ощущаю себя скверно, словно в душ месяц не ходил!
— Добро. Жду тебя.
Федеральное бюро тюрем (в США).
Заместитель командира взвода (замок).
Федеральное бюро тюрем (в США).
Заместитель командира взвода (замок).
Глава 2. Добро пожаловать!
Старохватов прошёл медкомиссию и прочие, бюрократические процедуры для поступления на службу в рекордные сроки. Уже 25 — го августа он находился на рабочем месте, снова примерил военную форму, уже нового образца (смешанные пиксель и флора), на которой из привычного для Богдана остались погоны капитана (он не сразу получил обещанного «майора»).
Жить в Водопьяновске у мамы с её супругом Старохватов отказался, «отчим» хоть мужик мировой, и отношения у него с мамой чисто плутонические (немолодые уже), мешать их счастью офицер не захотел — поселился в училище, в своём новом кабинете. В чём, кстати, имелись огромные плюсы! Нашлось время до прибытия курсанток досконально изучить учебный корпус, особенно волновал капитана второй этаж, его левое крыло, где планируют разместить девушек, правое же крыло ограждалось стальной решёткой и запиралось на ключ, туда в будущем собираются определять пополнение.
Ротный облазил вверенное ему помещение буквально по миллиметру, заранее прикидывал места, где могут спрятаться его подчинённые, делать разного рода тайники с запрещёнными предметами и тому подобное. Также Богдан предложил внести некоторые изменения относительно обстановки спально-строевого помещения и разных мелочей, навроде, как поставить на дверь его кабинета дополнительно к стандартному замку — электронный, в целях безопасности. Капитан не имел дела с ранее осуждёнными в малолетнем возрасте девушками, потому по умолчанию относился к будущим подопечным, как к взрослым, матёрым уголовникам, умеющим всё и вся — вдруг «медвежатник», серди них попадётся? Тем более, канцелярия — единственное помещение в корпусе, где на окнах отсутствуют решётки, — «На случай пожара?», — думал ротный воспитатель, хотя причина может крыться и в ином. Позднее «трюк» с электронными замками внедрили по всему училищу, в том числе и на воротах корпусов — это снимало ряд проблем, таких, как перемещение офицеров снабжения (или иного персонала), того же Керимова, по разным подразделениям. В дневное время сотрудник «спецобъекта» мог открыть ворота электронным ключом и не беспокоить дежурных, в ночной период же все двери запираются на стандартный, железный замок.
Кабинет командира роты (предполагается, что в его подчинение на первый год войдёт не больше десяти человек) оказался вполне уютным, просторным, не таким, конечно, как у генерала, тем не менее жить здесь можно смело! Что Старохватов, проведя перестановку по своему вкусу (при помощи Рената) и сделал.
За пару дней Богдан успел познакомиться почти со всем коллективом, за исключением батальона охраны. В первую очередь с непосредственной помощницей — старшиной (звание) ФСИН Белко́вой Инной Геннадьевной, формально та числится заместителем командира взвода, до получения ей первого сентября специального звания «Младший лейтенант», тогда она станет полноправным взводным. Белкова — женщина тридцати лет, крупного телосложения, достаточно высокая (175 см), стрижка под мальчика, голос имеет басистый, вполне командирский; сама она бойкая, можно сказать — данная профессия Инне к лицу! Служила ранее во «взрослой» (женской) колонии контролёром. С коллегами достаточно мягкая, улыбчивая, неплохо умеет шутить, но Богдан догадывается — с контингентом старшина — зверь! Наверное, оно к лучшему. Иная деталь беспокоит, которую Старохватов отметил намётанным глазом — это пристрастие помощницы к спиртному. Нет, обыватель подобного в Белковой не заметит: качающейся походки или заплетающегося языка у старшины нет, поведение не меняется резко в течение дня; лицо Инны не опухшее, белки серых глаз не покрасневшие, характерного запаха изо рта нет, жвачку постоянно не жуёт, просто — «Рыбак рыбака видит издалека»! В подобном капитан никогда не ошибался, потому и волнует, — «Возникнут ли из-за хобби „замка“ у меня проблемы? С виду не скажешь… вроде надёжная… время покажет!» — Инна в разводе: муж ушёл, забрав близнецов — дочку и сына (причина в «тихом» алкоголизме жены), суд принял сторону мужчины и обязал мать платить алименты… и такое случается в жизни.
Второй знакомой, с которой поначалу довелось часто сталкиваться капитану — это фельдшер, Слуцкая Ирина Егоровна. Часто они виделись из-за того, что представитель медицины расположилась в медпункте на первом этаже ротного помещения. Медсанбат хоть и находится на территории училища, метрах в двухстах от жилого корпуса в сторону «восточных ворот», всё же начальники решили первое время курсанток не выпускать лишний раз из расположения — «карантин», потому фельдшер обосновалась заранее по соседству со Старохватовым (впоследствии она там и осталась). Подобные меры непонятны Богдану: всё равно в столовую девочек водить придётся, на полосу препятствий, на плац и т. д. к чему излишние запреты? С другой стороны, — медик на первом этаже не помешает, всё проще спуститься по лестнице, чем, в случае чего, бежать в другое здание.
Сержант Слуцкая оказалась достаточно приятной подругой, пусть и назойливой в плане гигиены, например, если они с Богданом собирались попить чайку, то она обязательно отправляла мыть его руки! Оно-то правильно, но несколько раздражало боевого офицера. Внешне Ирина… не сказать — красивая, обычная женщина 27-ти лет, ниже среднего роста, русые волосы по плечо, худая, хотя и имеет «аппетитные» женские формы; голос приятный, руки нежные, замужем, воспитывает сына.
Третьей, «близкой» знакомой Старохватова стала старшина[1] роты, она же прапорщик (от армии) — Азарова Жанна Ибрагимовна, уроженка Казахской ССР, всю сознательную жизнь провела в Ростовской области. Жанна «условно-верующая» (ислам), только в отличие от того же Рената, намаз не совершает, посты не соблюдает, даже Рамадан, за что порой получала упрёки от очень религиозного Керимова, впрочем, отвечала Азарова «зампотылу» достаточно жёстко, потому друг Богдана быстро от неё отстал с этим вопросом. Прапорщику недавно исполнилось сорок лет: невысокая женщина, стрижётся под каре, волосы всегда подкрашены в ярко-красный цвет, много смеётся, весьма отзывчивая и добрая женщина, опять же — с коллегами! панибратства с подчинёнными она не терпела с первых дней службы в армии.
Перечислять, с кем познакомился Старохватов за время проживания на территории училища, очень и очень долго! Больше всех общаться Богдан продолжал с Ренатом — сдружились они, словно с детства знакомы.
27-го августа около пяти вечера Старохватова отвлёк из тяжёлых раздумий (вспоминал войну) телефонный звонок. На проводе начальник училища:
— Ты там как, сынок, обосновался? — поинтересовался генерал-лейтенант, — ты прости, зайти не получается, последние дни — дела, дела, да дела… завтра, ить, первая партия пребывает.
— Здравия желаю! — выдохнул Богдан, — я хорошо, прапорщика и старшину отпустил домой уже, пускай готовятся к завтрашнему дню, сам бы в гости уехал сегодня к Ренату, да вот жду, когда «вольные» прибудут.
— Какие вольные? — не сразу сообразил Николай Потапович из-за загруженности мозга работой.
— Вы сами говорили: ко мне в роту за день до остальных приведут двух курсанток, которые не отбывают наказание, ну, уже освободились, я и жду их.
— А-а-а! — виновато протянул Березин, — прости, дурака старого, я забыл! Они уже в училище, ты можешь не ждать. Они, ить, с воли к нам, поэтому их отправили в санбат на проверку, а завтра, когда этапируют контингент из МЛС, твои «вольные» с ними и заявятся, так что… поезжай к Керимову, поезжай, дело хорошее. Только немного позже…
Генерал замолчал, капитан его поторопил:
— Почему?
— Прости, секретарша отвлекла. Сейчас тебе анкеты курсанток принесут, личные дела на руки дать до поры не могу… в копиях всё необходимое найдёшь. Обещание выполнил: у тебя две «вольные» и восемь девчонок с «малолетки», никаких особ, успевших побывать во взрослых колониях, их в другие подразделения определим.
— Спасибо, меня это не сильно бодрит.
— Полно! Справишься. Ладно, если что — звони. И прошу тебя, помягче с моим заместителем «по воспитанию и патриотизму», чего ты его невзлюбил? Вон, как с Ренатом сдружился, а над Валеевым измываешься…
— Я постараюсь.
После телефонного разговора с начальником училища в дверь Старохватова тихо постучали.
— Войдите! — отозвался капитан.
На пороге появился заместитель по воспитательной работе и патриотизму — подполковник (от армии) Валеев Семён Сергеевич.
— Здравия желаю! — Поднялся Богдан.
— Вам просили передать. — Положил штабист на тумбочку возле аквариума папки с бумагами, — ознакомьтесь! Все документы, напоминаю, положено хранить в сейфе, если вы покидаете кабинет… и эти, — он постучал поросшим волосами пальцем по бумагам, — не являются исключением.
— Так точно. — Странным тоном отозвался Старохватов, таким, что вроде и издевается, в то же время и устав не нарушает, чем всегда невообразимо раздражает Валеева.
Семён Сергеевич — невысокий, щуплый, 48-ти летний мужичок, на голове залысины, волосы седые; особенно в глаза бросались его крохотные, вечно потные ручки с коротенькими, волосатыми пальцами, он имеет привычку постоянно ими перебирать… много кто из коллег избегает здороваться с Валеевым по-мужски. Характер у подполковника не подарок: ехидный, дотошный, считает себя умнее всех, истинно верит, — «Вокруг одни болваны!», за исключением старших по званию — с теми он всячески заискивает! Мягко говоря, всегда умел строить карьеру целованием известного места. С подчинёнными общается небрежно, любит задавать наводящие вопросы, так, чтобы, отвечая на них, человек чувствовал себя дураком, Семён от этого получает немыслимое удовольствие! Говорит противным, писклявым и ехидным голосом, в общем — мерзкий тип. Со Старохватовым у него выдались особые отношения, ведь знает «замполит»: Богдан — человек Березина, потому обижать его невыгодно, а «подружиться» не выходит, ибо для капитана, прошедшего не одну горячую точку, Валеев — штабная крыса, в самом плохом смысле.
— Генерал просил по возможности не вмешиваться в процесс вашей работы, — не спешит подполковник покидать кабинет ротного воспитателя, — всё же, позвольте задать один вопросик?
— С радостью отвечу. — Показательно взялся за бумаги Старохватов, не поднимая глаз на собеседника.
— Как именно вы стараетесь изучать анкеты, а после и «личные дела»? Напоминаю, знать своих воспитанниц — это наша святая обязанность!
— Думаю, начать завтра, когда личный состав окажется перед глазами. Характеристики — это хорошо, но я люблю, чтоб в руках у тебя листок, а на стуле сам человек, так его куда лучше и проще познать.
— Хм… что ж, верно, верно! Я поражаюсь, насколько вы грамотны.
— Спасибо, но мне есть чему у вас поучиться, — ехидно оскалился Богдан, — я поработаю, если вы не возражаете?
— Да, да! — Развернулся Валеев к выходу, — напоминаю, — добавил он, задержавшись в дверях, — форма одежды завтра — парадная! Желательно с наградами, коих у вас немало.
— Спасибо, я помню. — Ответил капитан, добавив мысленно: «Тоже мне праздник! зечки прибыли в училище. Никакой парадки и, тем более, наград!»
Из «вольных» с гражданки за день до основного контингента прибыли шесть девушек, их сразу определили в медсанбат, скорее символически, нежели из страха перед инфекциями. Медики провели будущим курсанткам необходимые анализы, проверили на вшивость (в прямом смысле), на кожные и венерологические заболевания и т. д. Недавно прибывшие ранее понимали — едут они не в санаторий, хотя обстановка на территории училища очень на него походит, всё же девочки не ожидали, что по прибытии к ним отнесутся, как к заключённым! Отберут телефоны, личные вещи, возьмут под конвой, палата и та, запирается на ключ. Несколько отвыкли барышни от подобного обращения, но… их насильно в спецучреждение никто не тянул, нечего теперь плакать. С другой стороны, — персонал отличный, заботливые и чуткие женщины, они не запрещали смотреть телевизор или громко разговаривать между собой, смеяться. К сожалению, ни врач, ни тем более медсестры, не смогли утолить любопытства «арестанток»: они попросту не знали — что ждёт вчерашних узниц? Куда и кого из них определили? Хорошие ли командиры? и прочее. Три девушки из шести знакомы между собой — отбывали наказание в одной колонии для несовершеннолетних, четвёртая и пятая — в других зонах, шестая, вообще, в соседней республике. Однако сдружились они быстро, болтали почти до рассвета: «каторжное» прошлое старались не вспоминать, больше трещали о будущем, как они выйдут через три года из стен училища и заживут полноценной жизнью! Кто-то уже строил планы на то, чтобы самой в перспективе стать сотрудником милиции или военной.
Большинство же курсанток собрали из разных колоний (и республик, в том числе не входящих в состав России) на специальном пункте в Ростове-на-Дону. Оттуда двадцать четыре девушки двинулись в сторону Водопьяновска, причём на обычном автобусе, не на «воронке»: без решёток, закрашенных окон, кандалов и прочих «прелестей». Правда, конвоирши попались очень уж суровые: запрещали переговариваться или жестикулировать, на просьбы сходить в туалет, отвечали отказом, под предлогом, — «Ехать три часа, потерпите! Вас предупреждали перед посадкой на спецрейс, чтобы справили естественные надобности, теперь не скулите. Вы уже совершеннолетние, поэтому разговор с вами иной!» — в подтверждение твёрдости своих слов, конвоир стукнула резиновой дубинкой по вертикальному поручню.
Впрочем, девушкам говорить не особо и хотелось: давно не видели «воли»! Те, кому посчастливилось сидеть возле окон, буквально прилипли к ним. Затаив дыхание, «зечки» наблюдали за проносящейся мимо, свободной жизнью! Те, кто сидел чуть дальше окон, с опаской тянулись к стёклам (конвой мог разозлиться), и тоже, с замиранием сердца, следили за улицей.
У каждой осуждённой душа радовалась и пела, ощущалось тревожное покалывание с головы до пят, в то же время к разуму примешивалась и лёгкая меланхолия, оттого что пейзаж за окном им не принадлежит, и истинно они познают его нескоро, в лучшем случае через три года! Каждая думала: «Боже! Как же хорошо и красиво за окном! Конец лета, солнце греет, веточки деревьев приветствуют на каждом шагу, собачки машут хвостиками и желают прохожим удачи. Кто-то из людей доволен, пары влюблённых идут под ручку, иные ссорятся, кто суетится от каждодневного разнообразия (в сравнении с тюрьмой, обычный день любого человека просто богат переменами), кто-то тоскует. Чего вы печалитесь, друзья и подруги?! Вы же на свободе, на свободе! Почему мы не ценим того, что имеем? Эх, горевали бы мы сейчас, дай нам выйти на улицу без конвоя! Попить кваса, пройтись по зелёной аллее, познакомиться с мальчиками и много-много чего другого, что доступно свободному гражданину каждый день. Цените любой миг, люди, цените, потому что не дай бог, потеряв свободу, очень горько заплачете! Эх, дайте мне в руки холст и кисть, я картину напишу, про всё, что вижу на воле! Вручите листок и карандаш — стихи сложу! Одолжите камеру — сниму лучшую короткометражку в мире о простых россиянах!»
К «арестантской» эйфории временами подтекал страх, именно тот природный страх человека перед неизвестностью. Никто же толком не знал: куда едут? что там ждёт? какие начальники? Понятно, всё лучше, чем на взрослой зоне, но мало ли? Может, там станут бить или издеваться иным способом, то и по совокупности? Слухи разные ходили относительно нового училища, а пролить свет на скорое будущее — некому.
После обеда автобус с «зечками» прибыл на территорию спецучилища и остановился возле плаца. Девушек вывели из салона по одной, в десятый раз проверили, затем построили, снова проверили. Задали несущественные вопросы, казалось, конвоиры тянут время — так оно и есть! Вскоре появился незнакомый генерал-лейтенант в сопровождении невысокого, щуплого мужичка и пяти бойцов из роты охраны, последние несли личные дела прибывшего контингента. Поприветствовав всех, начальник училища произнёс вступительную речь. Далее невысокий подполковник, получая от сержанта «личное дело», выкрикивал фамилию и называл роту, — «Абдулова Наталья Кирилловна! Добро пожаловать! Два шага вперёд. Вы направляетесь во вторую роту, встаньте к своему непосредственному начальнику, лейтенанту Астраханской, вон она, справа от вас. Елагина Дарья Анатольевна! Добро пожаловать! Два шага вперёд! Вы направляетесь в первую роту, встаньте к своему командиру, старшине Белковой… слева от вас», — и так далее.
Из прибывших, в подразделение Старохватова зачислили восемь человек, плюс две «вольные» из санбата. Когда распределение на плацу закончилось, Инна Геннадьевна отвела подчинённых сперва в столовую, затем в расположение.
На втором этаже жилого корпуса, к восьми девушкам в арестантской «робе» присоединились курсантки облачённые в военное обмундирование, как и у персонала — наполовину «пиксель», наполовину «флора», хотя различия имеются: несколько другой оттенок, рисунок и полоски чуть иные, и отражатели на рукавах — это дабы не спутать судимую с кем-то из сотрудников. Хотя форма была им выдана в строгом соответствии с размерами, всё же она сидела на теле мешковато. Необходимо подшить китель и штаны, разгладить, тогда — другое дело! Тем не менее облачённые в робу девочки долго рассматривали прикид «коллег», щупали материал, задавали вопросы.
— Рота! — закричала, словно случился пожар, старшина Белкова, — построиться на «взлётке» возле кроватей. И по ранжиру, не абы как!
Курсантки стоят в спально-строевом помещении, что представляет из себя смесь кубрика и казармы (все койки рядом, одноярусные), посредине которой находится так называемая «взлётка» — широкий, протянутый коридор, специально созданный для вечных построений личного состава, кстати, Старохватов почему-то называет её не «взлётка», а «пролётка», вскоре все привыкнут к такому термину.
Вообще, в корпусе сперва планировали сделать антураж исключительно армейский, причём «старого образца», позже отказались от такой идеи — надо идти в ногу со временем, плюс пресса заграничная станет заглядывать, нельзя опозориться на мир.
В расположение зашла прапорщик Азарова. Одна из девочек, видать, пересмотрев фильмов, крикнула, — «Смирно!»
— Отставить! — жёстко бросила Жанна Ибрагимова, — команда не совсем верная, когда командир появится ваш, кричите тогда! — и, сменив жестокое выражение лица на добродушное, добавила, — ему понравится. Инна… ой, товарищ старшина… вы правильно построили их, по ранжиру, но, думаю, пока форму всем я не выдала, пусть «зелёные» с края правого стоят. — «арестантки» сразу обратили внимание: прапорщик нестандартно выстраивает предложения, как-то «не так» чередует слова, непривычно для слуха.
— Тоже так думаю. — Согласилась Белкова, — где наш командир?
— У начальника штаба, придёт скоро. Поели они?
— Да.
— Ладно, вольно! — отдала команду прапорщик, — не расходитесь, мы с товарищем старшиной по делам ненадолго отлучимся, нас ждите молча или командира роты. Пошли в каптёрку старшина ко мне, кое-что прояснить надо. Да не сбегут никуда они, всё заперто.
— Если кто нарушит устав или поднимете шум, пеняйте на себя! — Снова закричала Белкова.
Когда командирши вышли, курсантки расслабились, зароптали:
— Девчонки, давайте хоть познакомимся! — предложила одна из недавно прибывших, — мы-то многие вместе чалились, а вас впервые видим.
— Я Анюту знаю! — выкрикнул кто-то, указав на «вольную», ту, что пониже.
— И я!
— Привет, каторжанки, — расплылась Анна в улыбке, — кто бы мог подумать, где мы встретимся!
— А ты, кто? — обратились с вопросом ко второй «вольной», что повыше ростом.
— Полина! Я никого не знаю, отбывала наказание в Беларуси.
— Да сдружимся! Ты тоже с воли сюда?
— Конечно. — Пожала плечами Полина.
— Вот вы дурочки, девки-и-и! С воли на каторгу. Нас бы кто выпустил, искали бы потом здесь! Просто на «взрослую» заезжать не хочется, решили сюда, вы же чего?! Воля-я-я же вокруг вас была.
— Это так кажется, — отозвалась Аня, — когда ты за колючкой, думается тебе, что там, за забором, всё просто, а выйдешь и-и-и… депресняк на свободе тоже, короче.
— Ладно, расскажите хоть, что за место? Кто главный?
— Сами не знаем толком, — с важным видом сказала Полина, — говорят, вроде он из солдат, не кумовой, говорят, воевал! Мы его ещё не видели.
— Его?! — дуэтом подхватило несколько женских голосов, — у нас ротный воспитатель — мужик?!
И посыпались с разных сторон вопросы: «Не сильно старый? Красивый? Накачанный или пузан? Злой или терпимо? А женатый?»
— Не знаем! — запищала Анна, — сказали же! Мы с Полей немногим больше вашего в курсе.
— Хоть бы не тот мелкий мужик с плаца, что по ротам нас определял?
— Иди ты!
И спально-строевое помещение наполнилось хохотом.
— Если не сильно старый, давайте его охмурим? — последовало «гениальное» решение.
Полина отрицательно покачала головой:
— Уверена, если нам назначили ротным мужика, а судя по слухам, повезло так только нам: у остальных ротные воспитатели — бабы, то мужик такой, что соблазнить или надурить его не получится.
— Ой, — отмахнулась самая дерзкая девушка, как раз та, которую первой зачисли на плацу в роту Старохватова: Елагина Даша, — если он не из кумовых, а вояка, то обдурим, ещё как! С бабами нашими, командиршами, куда сложнее выйдет.
— Смирно! — раздался мужской голос в помещении, напугав всех девушек, без исключения, однако команду они выполнили быстро.
Вошедший капитан дождался, пока курсантки построятся, затем поочерёдно провёл по ним взглядом, без какой-либо мимики или прочего выражения эмоций, помолчал пять секунд, и, развернувшись, ушёл прочь.
Это такой психологический ход Богдана: подогревал интерес у подопечных к своей персоне. Офицер пробыл на виду у «арестанток» меньше минуты, но его намётанному глазу хватило времени, чтобы сделать необходимые выводы. В глазах курсанток он уловил необходимое ему любопытство, а две особы из десяти, смотрели на него чересчур заинтриговано — этот огонёк в девичьих глазах он не спутает ни с каким другим! Оно, вероятно, на руку, главное здесь — не заиграться. В целом, у Старохватова остались ровные впечатления о подчинённых: он себе их так и представлял (плюс-минус), хоть Богдан не верит в исправление «оступившихся», хоть и ждал прибытия хитрых и «прожжённых» девиц, всё же подсознательно понимал — перед ним окажутся не матёрые зэки в наколках, что вечно крутят чётки и играют желваками, а простые на внешность люди, которые виделись ему совсем школьницами. Знал капитан по своим снайпершам и другое — за миловидностью, застенчивостью и робкой улыбкой, лучше всего маскировать самые злостные намерения, а под внешностью ангела зачастую скрывается жестокость хладнокровного ликвидатора, что не остановится ни перед кем или чем. — «В тихом омуте, черти водятся!» — сотый раз повторял ротный в мыслях.
Курсантки тоже сделали выводы относительно командира, они поняли — это их ротный воспитатель. Высокий капитан (185 см), широкоплечий, спортивного вида, с решительной походкой и офицерской выправкой, темноволосый, с карими глазами, слегка вытянутым лицом и чуть «вмятым» (от перелома) носом, оставил положительное впечатление. — «Вроде нестарый! Слегка за тридцать! — думали женщины, — всё лучше, чем тот крохотный мужик с плаца. Интересно, какой у него характер? Постоял, помолчал и ушёл. Наверное, суровый человек!» — в общем, нужного психологического эффекта Старохватов достиг.
Богдан шёл по коридору и смотрел по сторонам, когда старшина Белкова, бодро выскочив из каптёрки, едва не ударила его дверью. Командир именно её и искал, мол, — «Куда запропастилась? Курсанток одних оставила. Уж не пьёт ли часом?!» — Дверь каптёрки находилась по правой (северной) стороне корпуса, это первый кабинет от спально-строевого помещения, дальше, через три метра, канцелярия ротного, между ним и каптёркой находится тумбочка дневального: суточный наряд для подчинённых, подобно армии, в училище не предусматривался, тем не менее планировалось периодически ставить девочек «на тумбочку» или «дежурными по роте», тому две причины. Первая, — в качестве наказания, да-да, пресловутый — «наряд вне очереди! (или два-три)»; вторая, — для обучения, чтобы знали, какого оно — стоять дневальным или дежурным (ой) по роте, учреждение всё-таки с военным уклоном.
— Прости, Богдан… ой, виновата! Товарищ капитан. — Извинилась Инна.
— Ну-ка, дыхни! — подозрительно наклонился к старшине Старохватов.
Набрав побольше воздуха, Белкова дохнула в лицо командира:
— Хы! Да не пила я, мы по делам совещались.
— Это похвально! Ладно, иди к курсанткам, не распускай их, я позвоню сейчас генералу и приду, надо же и мне подчинённым сказать — «Добро пожаловать!»
— Слушаюсь!
Имеется в виду должность — «Старшина роты», не следует путать с воинским званием, которое носит Белкова.
Имеется в виду должность — «Старшина роты», не следует путать с воинским званием, которое носит Белкова.
Глава 3. Осужденная… курсант
Грозный вид капитана и его странное поведение, впечатлили курсанток: они продолжили стоять по стойке «смирно», правда, держались в строю неумело (до поры). Особенно вытягивалась «вольная» Полина, подобно призывнику при измерении роста, чтобы казаться выше.
Сейчас, девочки не то что говорить между собой опасаются — переглядываться! Они и любопытство отодвинули на задний план, которое разъедало их до появления Богдана: интересно же посмотреть новое «жильё», где и чья кровать, тумбочка, какой вид расстилается «в клеточку» сквозь стекло и решётки? Оценить-то пейзажный, словно в заповеднике, лик территории училища они успели, потому предпочитали, чтобы его часть просматривалась из их окон. И что за пределами спально-строевого помещения тоже волнует: туалет, душ, бытовка и так далее.
На «пролётку» вернулась Белкова. Инна удивилась, заметив, — «Курсантки стоят по стойке смирно! Прилежнее школьниц прям, тех и на секунду учителю оставить нельзя, сразу ропот. А эти — красавицы!» — старшина подумала, будто они её испугались, её командного крика, боевой внешности: не знала, что дело в ротном.
Следом к подчинённым заявился и Старохватов.
— Смирно! — отдала команду взводная.
— Вольно, вольно. Я уже заходил. — Махнул Богдан рукой и добавил, — по команде «вольно» необходимо встать свободно, ослабить в колене левую или правую ногу, но не сходить с места, не болтать и не ослаблять внимания. Особенно это касается вас! — указал капитан на Елагину Дарью, — я не давал команды готовиться упасть на пол и спать.
Она промолчала, потянулась.
— Когда к вам обращается старший по званию, что необходимо сделать? — сурово уточнил Старохватов.
— Простите…
— «Виновата» — надо говорить!
— Виновата! Осуждённая Елагина Дарья Ан…
— Сдурела?! — Усмехнулся ротный, — здесь ты либо курсант Елагина… хотя я бы вас и кадетами не назвал, язык с трудом поворачивается, но всё же, либо рядовой, поскольку по уставу нашего училища курсант — это должность, а рядовой — звание.
— Виновата! Так точно. Рядовой Елагина…
— Нет, отставить «рядовой», не звучит! Лучше — курсант. Ладно, — устало отмахнулся капитан, — научитесь скоро.
Несколько минут назад Даша воображала, как она станет непринуждённо заискивать с ротным воспитателем, шутить, то и флиртовать с ним, вставляя острые подколки, сейчас, отчего-то передумала озвучивать собственные мысли, мол, — «Голос у вас стальной, командирский, но очень приятный, вы не записываете аудиокниги? С удовольствием послушала бы перед сном». — На Старохватова, в свою очередь, Елагина обособленного впечатления из общей массы не произвела, он с этим потом разберётся, когда начнёт с каждой разговаривать лично, наедине. Думы Богдана за секунду, исходя из его опыта, будто он робот, выдали первичный отчёт касательно Дарьи: невысокая (не более 157 см), шатенка, волосы по плечо, глаза зелёные, выразительные; губы пухленькие слегка от природы, носик аккуратный, черты лица правильные, вероятно, имела успех среди мужского пола на воле. Дерзкая, оно заметно сразу, старается казаться хуже, чем есть, хотя однозначно, характер у неё нестабильный, может быть умной и вежливой, а через час — хабалкой-хулиганкой. Подобные девушки ведут себя вызывающе, изображают «доступных» девиц, но, когда доходит до «процесса», говорят сразу — «Нет!» Выглядит на свои восемнадцать лет, если захочет, при помощи косметики легко сможет манипулировать годами, стать «моложе» или, напротив, «старше». — «В сержанты бы не взял!» — сделал окончательный, служебный вывод Старохватов, а для других целей курсантки ему неинтересны.
Капитан продолжил молча стоять напротив строя и переводить острый взгляд с подчинённой на подчинённую. Лицо его напряжённое, солнце, что переходит на западную сторону корпуса, падает на козырёк кепки, бросая «устрашающую» тень на его лицо, идеально вычищенные берцы блестят. Богдан подбирает в голове нужные слова, мысли путаются, скачут, но выглядит он уверенно и лишь хорошо знающий Старохватова человек смог бы определить по выступившим на его лбу испаринам пота — офицер волнуется. Наконец, заведя по привычке руки за спину (на войне всегда прятал от подчинённых таким образом мелкую дрожь перед боевым выходом), ротный воспитатель заговорил басом:
— Я — капитан Старохватов Богдан Николаевич… 1989 — го года рождения, если это кому важно. Назначен в ваш «диверсионный» отряд командиром, для вас я… ладно, обойдёмся без пафоса. Короче, по всем мелким вопросам обращаться к товарищу старшине, — он кивнул в сторону Белковой, — по болячкам и средствам женской гигиены — к медсестре, она в медкабинете на первом этаже, скоро познакомитесь; по вопросам бытовым, вроде трусов, ниток, иголок, подшивы…
— Так, мы по идее не подшиваемся! — осмелела Елагина и прервала начальника, за что удостоилась его сурового взгляда.
— Перебивать командира запрещено! Здесь я решаю, подшиваетесь или нет! Лично вы, товарищ курсант, к вечеру должны подшить воротничок формы, ну, когда получите обмундирование, а также рукава.
— Есть! — растеряно, с лёгкой обидой ответила Дарья.
— Продолжаем! — щёлкнул каблуками Богдан и, склонив голову, взялся прохаживаться взад-вперёд перед строем, — по вопросам более важным, уже ко мне. В армии не приветствуется, когда прыгают через голову непосредственного начальника… немного позднее, одну из вас, тех, что с воли, сделают заместителем Инны Геннадьевны — это первое звено непосредственного руководства. — Понимая, что начинает беседу не с того, капитан резко сменил тему, — буду с вами откровенен: я не верю в исправление души! Да, люди часто меняются, преимущественно в худшую сторону, чтобы в лучшую, память моя таких эпизодов не воскрешает. Горбатого могила исправит. Но раз начальство так решило — исполнять свой долг по вашему обучению стану честно. Знайте также — чувства жалости у меня нет! Никто вам не виноват, поэтому пытаться разжалобить меня историями о «трудном детстве» — не стоит. Вообще, я человек своеобразный, говорю прямо, не как вы мозги пацанам пудрите, мол: «Я стерва!» — нет. Могу с плохого настроения пропесочить ни за что, могу и поблажку сделать. «Любимчики» у меня есть — это те, кто не подставляет, косячит в меру, понимаю, совсем без грехов не получится… в почёте будут те, на кого я могу положиться и так далее. Если все окажутся таковыми — добро! Нет? Не обижайтесь. Ещё из хорошего для вас — я против коллективного наказания, сам его терпеть не могу со срочки, когда из-за одного идиота… ладно, неважно. У каждого нарушения есть имя и фамилия, и отвечать за него станет виновная, а не весь табор.
— Гражданин ротный воспитатель, разрешите… — донеслось откуда-то из середины строя.
— Чего-о?! — изменился в лице Богдан, — какой я вам «гражданин»?! И какой воспитатель? Кто сказал?
— Курсант Абакумова Екатерина Викторовна! — отрапортовала тёмненькая, высокая и худощавая девица.
— Ого! — Почесал Старохватов затылок, затем поправил кепку и продолжил, — ты у нас СМЕРШ?
— Не поняла…
— Не бери в голову, контрразведка! Обращаться ко мне только товарищ капитан! Допускаю ещё — товарищ командир! Никаких «гражданинов», имени-отчества и приставки «воспитатель!» Я вам не нянька. Это всех касается. Ясно?
— Да! — невпопад прокричали девушки.
— Не да, а так точно! — Вставила словцо заскучавшая Белкова.
— Что вы хотели спросить, курсант? — Посмотрел Старохватов острым взглядом на однофамилицу легендарного комиссара госбезопасности.
Вместо ответа Екатерина недоумённо пожала плечами.
— Она молчаливая! — снова выкрикнула Елагина, — слова не вытянешь, удивляюсь, как осмелилась обратиться к вам. Мы просто чалились вместе, почти родня.
— Выйти из строя! — приказал Богдан Дарье.
Та сделала шаг вперёд, почти по-уставному.
— По команде — «выйти из строя», следует сделать… ай, ладно, потом! Вы, курсант — счастливая обладательница перового наряда вне очереди! — объявил ей ротный.
— Есть.
— Чего болтливая такая? — почти мягко спросил капитан, — самая дерзкая?
— Как бы сказать, — скривилась Даша, — я словно из песни: «Могу одновременно грызть стаканы и Шиллера читать без словаря!»
— О-о-о, Высоцкого любишь?
— Так точно! — Сильнее потянулась Елагина к потолку.
— Уважаю! — учтиво кивнул ротный, — отставить наряд вне очереди. Однако азартные игры у нас строго запрещены. Только шахматы, шашки, прочие головоломки.
