Оглавление

Тигры и земляника

Часть I

Фиш

Анатомия игры

Я приступаю к записям сегодня, 16 марта, находясь… хотелось бы сказать «в здравом уме и твердой памяти», но не стану спешить, с этим еще предстоит разобраться. Надо осмыслить и понять: то, что происходит — закономерное течение событий или ситуация все же вышла из под контроля, и я лишь пешка в чей-то игре?

Однажды старая рыба, дожившая в родном водоеме до седых плавников, погналась за мелкой рыбешкой, увлеклась и выпрыгнула на поверхность. В этот миг она с удивлением обнаружила существование воды.

Чтобы оценить систему, нужно выйти за ее пределы.

Есть и вторая причина тому, что я сел за компьютер: если мне суждено проиграть, пусть останется документальная запись — что именно я делал и как.

Пожалуй, впервые у меня нет уверенности в победе. Необычно.

Я один в доме. Уже ночь, тихо, лишь в динамиках чуть слышно шелестит музыка. Мой стол напротив большого, во всю стену, окна. Кабинет на втором этаже, и когда смотришь наружу, в сад, кажется, будто плывешь над землей. Тонкая преграда между заснеженным пейзажем и светящимся монитором исчезает. Можно встать, раскинуть руки, шагнуть в темное небо… и упереться в пуленепробиваемое стекло.

Чтобы решить головоломку, нужно покопаться в предыстории. Рассказать об играх.

Они существуют столько, сколько и сам человек. Есть много описаний игр, аналитических разборов, психологических обоснований, социологических теорий и философских доктрин. Добавлю свое видение.

Я играл всегда — до определенного времени неосознанно, потом с возрастающим пониманием и интересом. И правила, что помогали мне выигрывать, тщательно продуманы и проверены практикой. Описывать их лучше в увязке с событиями из жизни и пояснениями — как я дошел до той или иной мысли.

Мелодия без сопровождения теряет привлекательность, становится невразумительной и необоснованной. Утверждение без контекста — неубедительно.

Чай с лимоном в хрупкой чашке, такой тонкой, что страшно брать в руки. Круг света настольной лампы. Прелюдии Баха. Полки с книгами, вся мудрость которых сейчас не в силах помочь.

Когда не знаешь что делать, есть две тактики. Первая: «Делай хоть что-нибудь». Вторая: «Жди». Обе правильны и выбор зависит только от ситуации.

Непросто.

Опять неуверенность. Надо сказать, сомнения мне не свойственны. Я всегда ставлю перед собой ясные цели и движусь к ним без рефлексий и метаний. Кстати, вот и первое правило:

ИГРОК ВСЕГДА ЗНАЕТ, ЧЕМ ЗАКОНЧИТСЯ ИГРА

У игры должна быть цель, и она формулируется четко и недвусмысленно. В процессе ты можешь импровизировать, но движение к намеченному результату не прекращается никогда.

Еще одно правило гласит:

ЦЕЛЬ ПО ХОДУ ИГРЫ НЕ МЕНЯЕТСЯ

Размышляй сколько угодно, сомневайся, передумывай, пока игра не началась. Но обозначив цель, в процессе менять ее нельзя. Иначе возникнет искушение подогнать цель под результат — тот, что получился, — по принципу «И так тоже сойдет».

История: ночь, открытое море, капитану корабля докладывают: прямо по курсу обнаружен объект. Если не принять меры, неизбежно столкновение. Капитан по рации приказывает встречному судну изменить курс. В ответ приходит сообщение: «Сами меняйте курс».

Расстояние сокращается. Надменный кэп телеграфирует: «Говорит кавалер ордена Виктории капитан первого ранга Вильямс. Сейчас же смените курс!» В ответ: «Говорит младший матрос Джонсон. Немедленно смените курс вы».

Расстояние критическое. Кэп в ярости. «Я — военное судно, оснащенное торпедами!»

В ответ раздается: «Ну и что? Я — маяк…»

Впервые я поставил себе цель — ясную и вразумительную, — в девятилетнем возрасте. Может, подобное случалось и раньше, я не помню. Но тот эпизод прочно врезался в память: я стою посреди старого казанского двора с горящей от удара щекой и глазами, полными слез. Изо всех сил стараясь, чтобы налитые озерца не переполнились и не хлынули через край.

Только сегодня мы переехали в другой город, в новый дом… хотя новый он лишь для меня — здание старое, довоенной постройки. Пока взрослые разгружали машину, я оказывал посильную помощь — таскал всякие мелочи. Но когда вещи перекочевали в квартиру, я стал не нужен — путался под ногами и всем мешал. Поэтому меня, наскоро покормив, отправили гулять во двор, где я сразу столкнулся с местными пацанами.

Описывать мальчишеские разборки занятие нудное, они похожи друг на друга, и я к тому времени участвовал в них не раз и не два. Но здесь, посреди двора, заросшего древними тенистыми липами, традиционный сценарий был грубо и нагло попран. После быстрого допроса — «Откуда ты? Кого знаешь? Чё такой борзый?.., — я получил кулаком в лицо и испытал шок.

Девятилетние мальчишки не бьют друг друга в лицо. Вернее, тогда, тридцать лет назад, не били. Схватить за шею борцовским захватом и повалить на землю — да. Заплести ногу вокруг ноги противника и толкнуть — бывало. Протаранить головой, навалиться всем телом и упасть сверху — святое дело. А если и ударить, то — в грудь, в плечо, в живот…

Девятилетние пацаны не били по лицу. Во всяком случае, в том мире, где я жил.

Я бы мог увернуться — было хорошо видно, как круглоголовый и круглоглазый мальчишка отвел руку назад, как рука летела по длинной дуге, — но до последнего мгновения не верил, что все это по-настоящему. Мазок кулака по щеке… и нахлынувшее следом чувство нереальности происходящего, бессилия и вселенского одиночества.

Я понимаю, что попал в другой мир.

Пока стою — растерянный, ошеломленный, — довольные пацаны уходят. Новичку показано, кто есть кто. Будет знать. Я отхожу к старой песочнице и сажусь на облупленный бортик.

Именно в эти минуты, подняв голову и широко раскрыв глаза — чтобы быстрее просохли так и не выкатившиеся слезы, — я принимаю решение, значительно повлиявшее на мою жизнь. Ставлю цель, которую нужно достичь. В чужом городе, в чужом мире действуют другие законы, не те, к которым я привык и приспособлен. Нужно выжить, закрепиться, пробиться… нужно отомстить. И этим доказать право на гордость и уважение, доказать прежде всего себе.

Хотя ситуация не была игрой в том смысле, который я стал вкладывать в него позже, именно тогда я поверил, что действия можно планировать, и результатов — достигать.

Ты ставишь цель и она не меняется.

Годы спустя я прочитал пародийное описание «типичной биографии боксера». Дословно не помню, но примерно так: «…В детстве он был тщедушным, болезненным ребенком. Как-то его обидел соседский хулиган, и мальчик, преисполненный праведного гнева, решил отомстить… В спортивную секцию его не приняли из-за слабого здоровья, и мальчик упорно выстаивал часы у дверей спортзала, пока не поразил тренера — седого ветерана бокса, — терпением и настойчивостью…»

Я не слабый и не болезненный, но тренер все же хмыкает над моей худобой и невысоким ростом.

— Сколько раз подтягиваешься? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, кивает на перекладину. — Вперед.

Моих сил хватает на пять раз.

— Приходи через неделю, — говорит тренер. — Доведешь до десятка — возьму.

Попасть в боксерскую секцию было трудно, желающие стояли в очереди. Не то что сейчас, когда кругом пооткрывались группы рукопашного боя, карате, тхэквандо, айкидо, джиу-джитсу… и тренеры обходят школы, заманивая ребят.

Дома я взбираюсь на табурет и заклиниваю мамину скалку поверх дверей спальни и кладовки. Скалка толстая и крутится, и, как я ни стараюсь, подбородок касается ее только три раза. Высчитываю, что через неделю мне нужно подтянуться шесть раз — тогда на перекладине смогу десять. На всякий случай ставлю в план не шесть раз, а семь.

Я выполняю «подходы» утром, сразу после пробуждения, днем, вернувшись из школы, через час после обеда… весь день. Последний — на ночь, прежде чем залезть под одеяло…

— А еще смог бы? — спрашивает тренер, когда я спрыгиваю с перекладины.

— Да.

Перекладина удобнее скалки.

— А почему не продолжил?

— Так вы же сказали — десять!

Тренер хмыкает.

— Рационалист! А если бы я велел подтянуться пятнадцать раз?

— Тогда… подтянулся бы пятнадцать.

Ты ставишь цель и достигаешь ее. Поставленная цель не меняется, что бы ни случилось.

Маяк не меняет курса.

— Ладно, в понедельник принесешь справку о состоянии здоровья и форму — кеды, майку…

— У меня все с собой.

— М-да? Ух ты какой…

Начинаются тренировки.

Я знакомлюсь с ребятами из секции, мы гуляем возле их домов. Дружу с одноклассниками из математической школы. В своем дворе я не играю.

Иногда вижу старых обидчиков — они живут на соседней улице.

— Ничего, — говорю я себе, — посмотрим…

Через год отец получил повышение, и мы переезжаем в центр, в сталинский дом с такими просторными квартирами, что по коридору можно кататься на велосипеде. Во дворе я знакомлюсь с Алексом и Мурзилкой. Мы начинаем дружить.

СОЗДАВАЙ СВОЮ АРМИЮ

Мир — изначально среда не дружественная. Не дружественная — но и не враждебная… просто никакая. Миру нет дела до тебя. Но ты сделаешь его более комфортным, если привлечешь союзников.

Пригласишь в свою игру.

В жизни мне приходилось встречаться со многими людьми. Пожалуй, больше всего знакомств пришлось на последние пять–шесть лет — такова уж специфика моей деятельности. Держать под контролем паутину из тонких нитей занятие не простое, нужно действовать крайне деликатно, чтобы не запутать и не порвать ее. Но никаких переплетений связей, кружев отношений, сетей информационных каналов не было бы, не овладей я искусством вовлечения людей.

Формируй вокруг себя поле, что притягивает окружающих, становись для них ценным и нужным. Цепляй за крючочки, заплетай интерес, вовлекай в свою жизнь.

Создавай свою армию.

Виргус

Алоха!

Ну вот я и в психушке.

Или, как сказала моя благоверная, ну, бывшая, конечно: «Вот ты и дома, Виргус!». Спасибо тебе, родная, на добром слове…

Нет, как-то я не так начал. А что, эта штука уже работает, Ботан? Хм… Давай еще разок. Ты это сотри потом, а я вступлю заново. Готов? Поехали!

Хай, подруга, а может быть — чувак, хотя лично мне чувихи нравятся больше, но это же дело вкуса, разве не так? Короче, кем бы ты ни был, шалом тебе, алоха или салам аллейкум. Выбери сам.

Ботан сказал, что мне нужно писать книгу, раз уж такая история со мной приключилась. Ботан тогда сильно обкурился, но суть не в этом, идея-то мне понравилась… Что, Ботан, не обкуренный ты был? Да ладно, это я так, для интриги. Читателям же интрига нужна. А что может быть интрижнее, чем обкумаренный Ботан?

Единственная проблема оказалось в том, что я ненавижу писать. Письма, дневники, доклады, конспекты, объяснительные, заявления об уходе, долговые расписки… Терпеть не могу. А компьютера у меня нет, да и печатать я, если честно, тоже не люблю. Но выход нашел, как всегда, Ботан. О, великий Ботан, слава тебе, слава! С тебя пузырь, кстати. За то, что я тебя в книге пиарю. Прославишься теперь на весь мир, Ботан, точно тебе говорю.

Ну так вот, Ботан притащил диктофон и взял на себя добровольное обязательство перепечатывать мой бред на компьютере. О, трудолюбивый пчёл!..

М-да… Писать я не люблю, зато читаю много. Научили в пять лет и с тех пор не могут остановить. Я в этом смысле — больной. Запойный. Читаю все подряд, что попадется, даже всякую хренотень. Бывает, под рукой нет ничего, ни книги, ни журнала, так я бумажку какую-нибудь найду — хоть пачку от сигарет, хоть фантик конфетный, — и читаю. И в голове у меня много чего, но свалено в кучу, не систематизировано, что ли. Хотя можно назвать это бардаком, а можно — творческим беспорядком.

Другое дело Ботан. Он парень пунктуальный, и в закромах его котелка знания разложены по полочкам. Дома у Ботана книг — Ленинская библиотека отдыхает! Правда, в основном старье. Например, сейчас он читает — сейчас удивишься, дружище, — «Роман-газету»! За 1981 год! Я посмотрел обложку — Чаковский, «Победа». Охренеть.

И вообще, Ботан как будто застрял в прошлом — у него прическа с бачками, ну, бакенбардами, то есть. И одежда чистая, опрятная, но уж больно старомодная. Я говорю — давай, Ботан, я тебе джинсы дам поносить! А он отвечает: «Мне свое больше нравится». Вот чудак. В ванной у Ботана эмалированная раковина. Ты, наверное, таких и не видел, дружище. Станок, которым он бреется, еще тот, с тех времен. В него вставляется лезвие и ручка завинчивается…

Отстань, старик, не отдам я тебе диктофон! Убери грабли, я же тебя рекламирую! Все, все, больше не буду…

Чуть руки мне не оторвал, зараза. А они у меня нежные, музыкальные, их беречь нужно. Тяжести не носить, грязной работы избегать. Вот, помню, на шабашку ездили… В девяносто третьем. Времена на дворе стояли трудные, за музыку платить перестали, и, чтобы прокормить семью, — а у меня на руках Ленка с маленькой Коврижкой, — приходилось крутиться. Приятель пригласил поработать со знакомыми азерами на строительстве чего-то там, уж не помню чего, ну, я и поехал сдуру…

Короче, два месяца веселой жизни удались! Мы вкалывали, как сволочи, причем, в скотских условиях, и квасили два месяца тоже, как сволочи, — с утра до вечера. Пили и работали, работали и пили… Причем, употребляли исключительно бренди — ныне забытый «Сланчев брег». Похоже, кого-то в районной администрации клево подмазали — все магазины района оказались завалены этим напитком, включая «Хозмаг» и «Детский мир». И стоил бренди дешевле водки, прикинь! Частенько можно было наблюдать картину: в канаве валяется пьяный бомж с бутылкой бренди в руках. У нас этот бренди разве что из ушей не лился.

М-да… Вот там я руки посадил капитально. Приехал — не знал, как за дудку схватиться.

А, прикол вспомнил! С кадром одним мы на шабашке познакомились, он местный, с нами тусоваться любил. Рустамом звали. Закончил музыкальное училище, по распределению его направили в глухомань, ну, парень и застрял тут. Преподавал в музыкалке баян, спивался потихоньку. Мы с Рустамом сошлись на почве любви к музыке и к бренди «Сланчев брег»…

Ну так вот. Приперся как-то Рустам в халупу, где жила наша бригада. Уже подшофе, и с порога объявляет, что директор клуба обозвал его догматиком. «Нет, вы представляете, — с радостным таким изумлением восклицает, — меня! Догматиком!»

Мы его успокаивали, конечно, как могли. Рустам успокаиваться не желал. Понемногу выяснилось, что в компании в значение слова «догматик» никто не врубается. Включая Рустама. Ну, я-то знал, конечно, но от моих осторожных попыток выяснить, в чем заключается его догматизм, этот крендель отмахивался и продолжал возмущаться: «Я — догматик, ну надо же!» Азеры смотрели на меня осуждающе — я мешал человеку упиваться горем. Восточные люди, они уважали чужую скорбь. Рустам, блин, наслаждался. Он напоминал человека, неожиданно получившего орден какой-нибудь маленькой африканской страны и не знающего, что с ним делать. Друзьям показал, перед женой похвалился, теперь положить в шкаф и забыть?..

Что говоришь, Ботан? Извини, я не расслышал — потягивался. Ну, что дальше, что дальше… Все! Весь вечер, — а мы коротали его за любимым занятием… Ну да, за распитием бренди, натурально. Весь вечер этот чудик носился со своим «догматиком» как мартышка с чурбаном, пока нас не достал. В конце концов ему вежливо предложили заткнуться и лучше слабать чего-нибудь на баяне. Рустам расстроился и сник: сыграть его просили каждый день, а красивым словом «догматик» называли не часто.

М-да… И чего я про шабашку-то вспомнил? А, там одна штука произошла, важная… Но я об этом потом расскажу, сейчас ломает что-то. Да и Ботану уже пора. Скоро его из дурки выгонять примутся, потому как уже вечер и приемное время заканчивается. Но он оставит мне свой зашибательский диктофон — о, щедрейший Ботан! — и я расскажу тебе свою жуткую историю.

Да, я же забыл представиться. Зовут меня просто — Амфибрахий Ромуальдович Головотяпкин.

Шучу, не пугайся. Зовут меня Виргус. А почему так — я попозже объясню, только Ботана провожу.

Что, старик, уходишь? Ладно, спасибо, что навестил. Ты давай там, того… держи себя в руках. Да, покажи, как эта штука работает — диктофон твой. Ага… Ага… А это что? Понятно. Разберусь, в общем. Ну ладно, будь.

Вот мы и остались вдвоем, мой дорогой слушатель… то есть, читатель. Или ты читательница? А ну признавайся как на духу, что у тебя в штанах?!

Я же обещал рассказать про свою кличку. Сейчас, только сигаретку закурю.

Кх-м… Зовут меня Виргусом давно, лет с пяти. Я тогда проболел долго и из разговора родителей уловил, что «подхватил вирус». Ну, пришел после болезни в детсад, а воспитатели спрашивают, чем болел. Я и выдал, что, мол, виргусом.

Воспитатели смеялись так, что я думал, их в медпункт унесут. Ведь что интересно — детсадовские работники постоянно слышат детский лепет, а все равно каждый раз радуются, как маленькие. Наверно, долго находясь в определенном окружении, и сам становишься… того. Вот и главврач наш Альфред Вульфович тому подтверждение.

С тех пор меня Виргусом и зовут.

Только однажды я попытался от клички избавиться — в армии. Там же никто никого не знает, вот я и сказал, что кликуха моя, погоняло, то есть — Рэмбо. Ребята покосились, но ничего не сказали. А на другой день — на тебе! Сидим мы в курилке (будка такая возле казармы стояла), ну, все молодые. Духи, то есть. Стриженные, лопоухие, как близнецы-братья… И вдруг радостный такой вопль: «Оба-на! Брателло, Виргус!» Смотрю — земеля мой. Пилотка на затылке, ремень на яйцах, дембель уже, значит. А мы на соседних улицах жили, так он точно знал, что я не Рэмбо… (Там, главное, на гражданке, месяцами не встречались, а тут, у черта на куличках — получай деревня трактор!)

Уф, устал рассказывать… Вообще-то я часами могу трындеть, но здесь такая обстановка, блин… Гнетущая. Передохнуть надо. Может, ты чего-нибудь расскажешь? Ну ты, который читает. Не хочешь?

Ладно, давай споем, что ли, для разрядки. Ты какие песни знаешь? Я вот… ну, про Катюшу знаю. «Расцветали яблони и груши…» В детстве думал, что эта песня про зенитную установку. Помнишь, в Великую Отечественную на вооружении стояли, Катюшами звались. Вот, я думал, что песня про них.

Ну что, поехали? Я запеваю: Ра-асцвета-али яблони и гру-уши, па-аплыли-и туманы над реко-ой… Давай, подпевай, чего ты… Не хочешь? Ладно, буду рассказывать дальше. Но песня с тебя, учти.

Кстати, мимо по коридору шлепают больные в застиранных халатах, оглядываются, как я сам с собой песни пою (диктофон-то маленький, не видно в руке почти). Пялятся безо всякого стыда. Тронутые, одним словом.

Эй, псих, иди-ка сюда! Иди, иди, не обижу. Это что у тебя в пакете? Понятно, что из дома, а что конкретно-то? Сигареты есть? Ну, блин… Ладно, иди, галлюцинируй себе дальше.

А вообще, армию я ненавидел. И садик, кстати, тоже. А знаешь, дружище… (я не вижу отсюда — девка ты или парень, так что буду называть тебя просто — дружище, ладно?) А знаешь, дружище…

Нет, ты точно не обижаешься, что я тебя так зову? Представь, что я хлопаю тебя по спине, — ну, если ты парень, — и восклицаю: «Дружище!». А если ты девка, то шлепаю… чуть пониже спины (да это по-дружески, не подпрыгивай ты так) и тоже восклицаю! Вот представь это прямо сейчас…

Есть? Ну и как, нормально?

Я же говорил! (Ботан, когда перепечатывать будешь, поставь здесь смайлик, ладно? Мне плевать, что в книжках смайлы не приняты, а в моей будет!)

:)

Я знал, дружище, что тебе понравится. Сознайся, у тебя не так много знакомых, что могут шлепнуть по спине (или ниже) и совершенно искренне назвать тебя дружищем. Нет, я не имею в виду случайных там каких-нибудь с непонятными намерениями. Искренне — вот что важно. По-доброму.

А ведь я именно так к тебе отношусь, обрати внимание. Мне от тебя ничего не нужно. Если ты читаешь мой бред, значит наш с Ботаном план удался и книга уже издана и тобой куплена. А значит, ты скромную лепту в мой посмертный миллион уже внес. Можешь ее (книгу то есть, не лепту) даже выкинуть прямо сейчас, мне все равно. Я тебя называю дружищем не ради корысти. Это мне вообще не свойственно, кстати, корысть. Отсюда и беды мои.

Вот моя благоверная, ну, бывшая, конечно, была бы только рада, если б жадности у меня прибавилось. «Затрахал ты уже, Виргус, своим бескорыстием! Когда мы как люди жить будем?!» — это ж вечнозеленый хит нашей совместной жизни!

М-да… «Как люди жить» — вот что меня убивает. Это в конечном счете и привело к краху нашей любовной лодки. Не быт. А «как люди».

Есть у меня семья знакомая, дружище, Кувшинниковы их фамилиё. Вот у кого все как положено! У людей квартира — и у нас будет. У соседей машина — и мы в долги влезем, но купим. Ничего, что тачка под окнами стоит — денег на бензин нет, зато как люди живем, автомобиль имеем. Работа приличная, не хуже чем у других, по праздникам гостей собираем, пляшем и нажираемся. В обоих смыслах. А еще песни поем застольные — «Ой, мороз, мороз» и «Виновата ли я». У детей компьютер, у мужа рыбалка, у жены любовник. Может, оно и не сильно хочется, но надо. У всех приличных знакомых так.

Это Ленкины друзья детства. Когда жене удается меня вытащить к Кувшинниковым в гости, я смотрю и охереваю. И думаю: «Вот в кого ты превратишься, Виргус, если что-то в жизни не изменишь».

Правда, сейчас уже поздно. Поезд прибывает на станцию назначения, состав дальше не пойдет. Потому что — тупик.

Но я отвлекся. Я же про армию рассказывал, а до этого — про детсад. Так вот, дружище, если вдуматься, разницы ведь большой нет — детсад или армия. И там и там ограничение свободы. Ходить строем, ёлы-палы, есть по расписанию, спать по расписанию…

Да, кстати, и у нас скоро отбой, а мне не хочется. Не то чтобы не хочу спать, а…

Просто они там, внутри, все равно спать не дадут.

Элис

Собравшись духом…

Теперь вы можете вести свой виртуальный дневник, общаться и знакомиться с интересными людьми.

Ваши регистрационные данные:

Имя: Элис

Пароль: gaswsxc

E-mail: alise_2010@mail.ru

Технические вопросы можно задавать со страницы контактной информации

Морозы кончились, и сегодня первый теплый и солнечный день.

Что ж, начало дневника есть =)

В моей жизни наступил период, когда что-то происходит, а что — пока непонятно. Один умный человек посоветовал завести сетевой дневник… Да не простой, а «документально-литературный», вот даже как! И наряду с текущими событиями описать самые значимые эпизоды жизни.

Описать так, чтобы не только вспомнить, но опять пережить, прочувствовать, услышать эхо… и понять: это в моей жизни было. А точнее — есть.

Не уверена, что из этой затеи выйдет… И решиться трудно. Но я все-таки попробую.

Терять нечего.

Вот такая первая запись.

Комментарии

Выхухоль

Удачи тебе в этом нелегком начинании!!!

Элис

Не успела написать, как уже кто-то заглянул на огонек… Спасибо, Выхухоль! (Какой у вас интересный ник).

Анонимный пользователь

Ну-ну… Посмотрим.

Училка

Успехов, Элис! Нужна будет помощь — обращайтесь.

Элис

Хорошо, Училка, спасибо. Помощь уже нужна =)

Вот такой вопрос: как увеличить шрифт сообщений? А то выходит мелковато, трудно читать себя и других…

Анонимный пользователь

А ты не читай. Прямо так и пиши, не читая! :)

Анонимный пользователь

Хорош прикалываться.

Училка

Там сверху у вас есть кнопочка «Настройки». Зайдете и увидите слева панель инструментов. Найдите надпись «Редактор сообщений». В редакторе два варианта — простой и расширенный. Вам нужен расширенный. Там уже все есть, увидите — и размер шрифта, и цвет, и другие опции.

Выхухоль

Да не парь ты человека, Училка (говорит возмущенно)! Элис, не слушай ее. У тебя в браузере есть такая шняга, короче, называется масштаб страницы. Выбери значение побольше и все дела. Если у тебя броуз нормальный, конечно.

Элис

Ага, разобралась. И тот и другой вариант работают. С меня причитается =)

Выхухоль

Ни в жисть не расплатишься)))

Фиш

Волчата

Я запираю входную дверь и включаю камеры наружного наблюдения. Лестница на второй этаж, вторая дверь направо, щелчок — и кабинет погружается в темноту. Мерцающий экран монитора словно портал во времени, я сажусь в кресло и утекаю в прошлое, в миг перемахивая расстояние в тридцать лет.

Алекс и Мурзилка…

Таких как Алекс называют «уличными бойцами». Родителям до него не было дела, да и ему до родителей, в общем, тоже… Дерзкий и хладнокровный, он ни во что ни ставил авторитет учителей, инспекторов милиции, вообще взрослых… Сам себе голова.

Сейчас в ходу слово «безбашенный». Раньше, конечно, мы так не говорили.

Мурзилка, наоборот, был мажором. Дома. До тех пор, пока не открывал дверь и не выходил в подъезд. Так же, как и я, собственно. Мы, дети из хороших семей, на улице превращались в зверенышей. Вся цивилизованность пропадала, и там, во дворах, все уравнивались: дети дворников и министров. Ценилось не происхождение — кому какое дело до твоих предков?! — нет, ценилось другое.

Способность постоять за себя. Ответить на оскорбление.

Сила. Жесткость. Выдержка.

Правило:

ДЕРЖИ УДАР

Будь спокоен и уверен в себе. На тебя могут давить, тебя могут пугать. Твоя психологическая устойчивость будет подвергаться серьезным проверкам. Ты должен держать удар.

Всегда будь готов к конфликтам. Будь начеку.

Этого мало. Будь готов развязать конфликт, это тоже важно. Ты опасен. Потенциально ты очень опасен.

Будь готов к войне.

С двенадцати до шестнадцати лет в моей жизни период уличных драк. Начало положено в день расплаты со старыми обидчиками. Злость к тому времени притупилась, но я об инциденте помнил.

Цель должна быть достигнута, что бы ни случилось.

Маяк не меняет курса.

Как-то зимой, сразу после новогодних каникул, я возвращался с тренировки. Проходя мимо своего бывшего дома, услышал окрик:

— Эй, ты, иди сюда!

В беседке пацаны моего возраста и чуть постарше. Человек пять-шесть. Среди них тот, круглоголовый и круглоглазый, давний обидчик. Я уже знал, что его зовут Андрейка… Дурацкое имя для двенадцатилетнего мальчишки. Хотя и меня еще Фишем не называли.

— Мелочь есть? — спрашивает Андрейка.

— Нет.

Быстро оглядываю компанию. Ага, вот второй из тех, с кем я встретился три года назад. И третий. Все в сборе.

— А если обыщу?

«Щемить» — отнимать мелочь — было в порядке вещей. Но я думаю не о деньгах. Мой мозг лихорадочно соображает… и я рискую сыграть, сыграть по своим правилам.

— Дома есть, могу принести. Только немного.

Не переборщить.

Глаза у Андрейки становятся еще круглее. Видал придурков, но таких!..

Он думает. Оглядывается на пацанов. Решает:

— Ладно, давай бегом. А сумку мы забираем, деньги принесешь — вернем.

Я скидываю с плеча спортивную сумку с формой и бегу что есть сил домой. За спиной презрительные смешки.

Расстояние в несколько кварталов преодолевается за рекордное время. Почему я так торопился? Ведь можно было спокойно подготовиться и придти когда угодно… Пожалуй, я почувствовал: время настало именно сейчас.

Лишь бы наши оказались на месте! Ура, вот они — Алекс, Мурзилка, Витек, Кузя… с десяток пацанов из соседних домов, играют в «солдатики»… Забава нашего детства, потомок отцовских «городков»: броском палки сбить пластиковую банку из-под стиральной пасты «Мальва», сгонять за палкой и вернуться на исходную позицию, ускользнув от водящего.

Через пять минут толпа валила туда, где меня ждали. С деньгами. Одного.

Создавай свою армию.

…Мы стояли в кругу, быстро и четко организованном Алексом.

— Махаться будут один на один. До первой крови. Лежачих не бить…

Алекс диктовал условия жестко, не позволяя себя перебить. Да никто и не пытался. Компания во главе с Андрейкой шуганулась, увидев влетевшую во двор толпу, но мы не хотели побоища, мы жаждали справедливости.

— Сначала с тобой, — Алекс ткнул пальцем в Андрейку. — Потом с тобой, потом… кто был третий? Ага, с тобой. Ты, рыжий, и ты… встали на шухер. Остальные в круг, прикрываем, чтобы с улицы не увидели.

Все правильно, все по-честному.

Андрейку я завалил с первого удара. Легко уйдя нырком от размашистой плюхи — «вот ведь чмо — мелькнуло в голове, — так и не научился бить. Замахивается от земли», — достал его левым сбоку в висок. Андрейка упал на утоптанный снег и завыл.

Быстро вытолкнули в середку второго. Он суетливо махал руками и подпрыгивал, имитируя боксерский «челнок». Но я видел, что он не умеет боксировать. Дождался мгновенья и хладнокровно ударил правой под дых. Всадил руку чуть ли ни по локоть. Потом левой по печени. И еще. Он скрючился и осел на снег, откуда только что отполз Андрейка.

Тогда я впервые ощутил… Не знаю, как выразить. Что-то звериное. Адреналин плеснул в голову, и я уже испытывал подобное в ринге, но… состояние было другим. Дикость. Ярость. Торжество. Злоба вперемежку с ликованием. Во мне проснулись первобытные предки, стучавшие кулаками в грудь над телом разорванного врага.

Пацаны почувствовали неладное, круг попятился. Третий из моих обидчиков — его, кажется, звали Колян… или Костян? — развернулся и рванул в подворотню. Догнать его и в повалить прыжке оказалось делом трех секунд. Мои кулаки замолотили по его лицу, я бил, бил, бил… пока меня не оттащили.

Черт, картина и сейчас перед глазами. Звереныши. Волчата.

Однако цель была достигнута.

Следующие четыре года — сплошь уличные бои. Через день, каждый день, иногда — по два раза. На дощатой веранде детсада, где под ногами хрустел натасканный малышами песок. За гаражами, среди засохших кучек и обрывков газет. За школой, в грязи футбольного поля. В поросшем ивняком овраге, что в конце пустыря.

Драки. Махачи. Мочилово.

Возраст не имел значения, физическая сила не имела значения, численное преимущество не имело значения. Соблюдались неписаные, но жесткие правила:

В чужом районе против троих стоять, от четверых можно убегать. Для пацана это не западло.

Идти с монтировкой или кастетом против невооруженного нельзя.

Сборы район на район — святое.

Ходить с пионерским галстуком или комсомольским значком — западло. И мы ходили без, стиснув зубы перенося упреки родителей и разносы завуча.

Такой своеобразный «кодекс самурая». Буси до.

Хвастаться шмотками — западло. Воровать у своих — крысятничество. Отнимать деньги у чужих — можно.

За базар отвечать.

…Как-то летним вечером кучковались на веранде детсада. Нам лет по четырнадцать-пятнадцать. Веранда — излюбленное место, как сейчас говорят, тусовок. Собирались по вечерам, когда в садике только сторож — бывший рабочий «Оргсинтеза», ныне пенсионер дядя Гриша. Он сквозь пальцы смотрит на посиделки — а также драки и позже групповые экшены с девочками, — за то, что время от времени ему чего-нибудь наливают.

Компания развалилась на изрезанных скамейках. «Спартаковские — козлы», «ДМБ-79», «Фая — сука», «Кандагар-Казань»… Мурзилка тренькает на гитаре, пытается подобрать «Отель Калифорния» с привезенного родителями из турпоездки Балкантоновского диска. Алекс с Кузей курят отнятый у мелюзги гродненский «Космос». По кругу ходит бутылка «Медвежьей крови».

Подвалил кадр — не местный, лет двадцати, в боксерках… Тогда вся Казань ходила в боксерках, эра кроссовок еще не наступила. Парень изрядно помятый, развязный и говорливый. «Только из армии дембельнулся, пацаны. Гуляю вот. Дайте глотнуть, трубы горят». Хлебнув из горла бутылки — красная струйка стекла по небритому подбородку, — парень принялся рассказывать: служил, дескать, в Германии, в ВДВ, прыжков с парашютом у него — мама дорогая!… И как десантников натаскивают ножи метать, и даже лопатки саперные, а приемы рукопашного боя — ва-аще смертельная штука…

И так он сладко пел… пока внимательный Алекс не подметил: «А что у тебя за наколка на пальце?». Чувак и ляпнул — мол, на зоне накололи, по малолетству.

Алекс приподнялся. «Да ты горбатого лепишь! Кто ж тебя в армию после кичи-то взял?»

И тут из парня поперло. «Ты чё, меня допрашивать будешь, мелкий?! — зашелся он криком. — Не твое собачье дело! Я вообще по спецпризыву в десант попал, понял, сучонок?..»

Сильно мы его избили. Жестоко.

За базар нужно отвечать.

ЗА ХОД ИГРЫ ОТВЕТСТВЕНЕН ТОЛЬКО ТЫ

Все, что с тобой происходит — твоя ответственность. Не жалуйся, не хнычь, что тебя… они… а ты не хотел… так получилось… Все, что происходит в твоей жизни, ты создаешь сам. Своими руками.

Я это понял вовремя.

Весной восемьдесят второго нас, три параллельных класса, повезли на экскурсию в Ленинград. На одной из станций — уже и не помню названия, — пацан из девятого «Б» по кличке Сало зацепил на перроне проходившего паренька. Тут же налетела местечковая братва, и мы тоже высыпали из вагона на истошный крик Сала «Казанских бьют!». Мгновенно завязалось месилово… Учителя бегали и квохтали, боясь подойти ближе, а со всех сторон на подмогу к своим бежали местные.

Нас теснили к концу перрона, когда в сторону противников полетела «бомбочка» — баллончик для сифона, набитый серой от спичек. Громко хлопнуло, кто-то заорал: «Шухер, пацаны, у них стволы!», и толпа аборигенов мгновенно рассыпалась.

Я почти не пострадал, а Мурзилке в суматохе досталось.

— Ну и зачем это было нужно? — спросил я, когда поезд тронулся.

Мурзилка давил на пипку умывальника, подставляя ладошки под жидкую струю воды. Кровь из разбитого носа капала на мутную нержавейку раковины.

— Не знаю, — ответил Мурзилка, удивленно скосив на меня заплывающий глаз.

Он действительно не знал. Не думал об этом.

— Не знаешь? — переспросил я. — Вот и я тоже…

Унитаз с педалью, что открывает днище. Облупленная амальгама зеркала. Полочка под зеркалом, в пятнах от зубной пасты.

— Ну ты че? — Мурзилка выпрямился. — Тебе больше всех надо?

Кровь капнула на синий гэдээровский блейзер.

— Ладно, держи платок. Намочи и приложи к носу.

Именно тогда, в поезде, в свои пятнадцать лет, я впервые понял, что не похож на других ребят. Они не думали, не рассуждали, жили по жестким правилам закрытого мирка. Я же остро ощутил потребность… В чем? Жить другой жизнью? Выйти за рамки? Устанавливать свои правила?

«Тебе больше всех надо?»

ИГРАЙ ПО СВОИМ ПРАВИЛАМ

Настоящий игрок всегда играет по своим правилам. И не важно — с кем и в какую игру.

Есть те, кто устанавливает правила — их подавляющее меньшинство… меньшинство, которое подавляет, — и те, кто по ним живет. Нарушать правила нельзя никому.

Разве что тем, кто их устанавливает.

В любой системе есть свои границы. И в большинстве случаев они только в головах играющих. Многие бились над Гордиевым узлом, Александр Македонский поступил по-своему — и решил задачу.

В Европе пользуется популярностью зоопарк, где хищники гуляют на свободе. Вместо заборов, ограждающих зрителей, кусты, за ними — снаружи — ров. Со стороны зверей землю за кустами не видно. Хищники не видят, куда приземляться после прыжка.

И поэтому — не прыгают.

Нарушающий закон всегда рискует. Но выигрывает только тот, кто готов нарушить, обойти, выйти за границы, сделать неожиданный ход.

Сыграть по своим правилам.

Разумеется, желательно выяснить, как действуют остальные: прежде чем нарушить каноны, надо их узнать. Плохо, когда играешь втемную — делаешь ход, не зная правил, не зная противника, не зная игрового пространства.

Тогда ты — просто пешка.

Меня это выводит из себя.