Оглавление

Глава 1. Заброшенное капище

Вечернее небо полыхнуло закатным огнем, и вершина горы, издалека рубиново-золотая, утонула в седом полумраке. Скрылись за спиной пестрые высотки Уктуса[1] и громады подъемных кранов на стройках, дорогу, мокрую от вчерашнего ливня, плотным кольцом окружил лес. Бабье лето в этом году закончилось в середине сентября, но, несмотря на перемену погоды, деревья не растеряли причудливых нарядов: запрокинешь голову, и светятся на небе желтые монетки листьев, точно маленькие круглые солнышки.

Ароматы вечерней свежести стелились плотным облаком над лесной землей: пахло грибами и пряной хвоей, упавшими на влажную траву дикими яблоками и грушами, горьким медом пижмы и тысячелистника. Холодало быстро. Солнце скатилось за лиловый горизонт, и тут же стало зябко, ветер слетел с верхушек деревьев. С наступлением сумерек прохожие спустились с аллей парка, тогда лес придвинулся ближе к поздним путникам, зашуршал, заговорил на языке древних легенд.

Иришка споткнулась о корягу и упала. Заныли ушибленные колени, на миг захватило дух. Девочка поднялась, стряхнула с одежды сухую труху и осмотрелась. Поляну за крутым подъемом очертила багровая нить рябин, она будто предупреждала об опасности. Стоит ли туда идти? Динара раздраженно цыкнула, обернулась и взглянула на сестру с укором:

— Под ноги совсем не смотришь?

Иришка виновато шмыгнула и, потерев ногу, ответила:

— Просто темно уже. Возьми меня за руку, а? Страшно. За нами будто кто-то следит. Тебе так не кажется?

— Нет там никого, — буркнула Динара, покосившись в сторону кустарников. — Напомни, на черта я повелась на твою авантюру? Знал бы отец, куда мы поперлись на ночь глядя, обеим бы мало не показалось. Ладно, ладно, — смягчилась она, заметив, как поникла младшая сестра. — Давай руку, помогу подняться. Камни под ногами осыпаются, смотри, куда ступаешь.

— Лерка говорила, что видела на этой горе, кем была в прошлой жизни. Как думаешь, врет или нет? — Иришка едва поспевала за старшей сестрой, и ее голос то прерывался от быстрого шага, то становился совсем тонким.

— Дура твоя Лерка, — фыркнула Динара. — Такие бредни сочиняет, а ты в рот ей смотришь.

— Но ведь ты со мной пошла? Получается, тоже немножко веришь?

— Потому и пошла, — отрезала Динара. — Чтобы вы с Леркой не додумались притащиться одни. Запомни, будь добра, сюда приходят только со взрослыми.

Динара миновала последний каменный выступ, выбралась на поляну и откинула ногой сухие ветки с прохода.

— Все, пришли. У тебя десять минут. Давай живее.

Иришка кивнула, сбросила рюкзак на пожухлую траву, вытащила из него фонарик и замерла посредине поляны, поеживаясь от ветра. В ее глазах блестели удивление и азарт, страстное желание обнаружить тайну, зашифрованную на камнях славянского капища. Помимо этих валунов, расположенных по строгим канонам древнего святилища, ничего особенного тут не было. Никаких картин прошлой жизни, потоков теплого воздуха или темной энергии…

Плоские облака, похожие на обломки огромных сизых льдин, раскололись и образовали узкий просвет. В нем проскользнуло очертание тонкого серебряного месяца. Сколько же здесь рябин… Лысые ветки с тяжелыми гроздьями ягод клонились к земле. Зима будет суровой в этом году.

Динара повесила на высохший сук березы мотоциклетную каску и прислушалась. За дальними кустами хрустнула ветка. Девушка вытянулась, замерла и задержала дыхание. Кто это может быть? Дикий зверь? Турист? Или…

— Дин, а где жертвенник? Тот камень, что в центре? — спросила Иришка.

Динара вздрогнула и жестом попросила сестру замолчать. Глаза малышки округлились.

— Призраки? — послышался ее тревожный шепот.

— Плоский камень слева и есть алтарь, — пробасил кто-то. — А центральный — идол Перуна.

Малышка перепугалась, подбежала к сестре и схватила ее за руку. Динара развернулась и с облегчением выдохнула.

— Игорь, — сердито прошипела она. — Напугал, черт лысый. Ты что, следил за нами?

— А что мне оставалось? Убеждать тебя бессмысленно. Ты не слушаешь, поступаешь, как вздумается. Но вот это, — показал он на Иришку, — это явный перебор. Хорошо, хоть знал, куда поперлись. Идиотка. Здесь бандиты тусят по ночам! Скажешь, не знала? Почему не пойти днем, как все нормальные люди? Ещё и телефон «вне зоны». Молодец, ничего не скажу!

Игорь приблизился к ним настолько, что его лицо, почти скрывшееся за черной густой бородой, стало различимо в сумерках. Глаза у него были встревоженные и печальные. Тыльные стороны ладоней и открытый участок шеи покрывали татуировки. Одну из них, серую ящерку с полосатой спинкой и извивающимся длинным хвостом, девочка узнала. Сестра прятала ее под одеждой на правом плече.

«Наверное, тоже байкер, — решила про себя Иришка. — А уж байкеры знают толк в татуировках. Так им проще понимать друг друга. Потому-то они сразу и находят алтарь язычников. Значит, он тоже помечен символом. Вот бы узнать, каким?» Иришка вопросительно взглянула на незнакомца, но он смотрел мимо нее на темные верхушки высоких сосен.

Девочка присела на корточки перед красным камнем Перуна. Его вершина была выкрашена в белый цвет, отчего напоминала ледник. Две золотые стрелки по краям выделили меч, направленный клинком вниз.

Динара подошла к Игорю, протянула ему руку, которую он деликатно пожал, не прекращая, впрочем, хмуриться, и высмеяла его опасения:

— Да, брось. Нет тут ни сатанистов, ни злых духов. Опять ужастики глядел всю ночь? — Она развернулась к Иришке и потрясла ее за плечо. — Ну как? Убедилась?

Малышка потерла замерзший нос, потушила фонарик и отряхнула пыльные колени.

— Ты права. Лерка — врушка. — Она опустила глаза.

Девочка еще раз прошлась по поляне, смахивая ладонью с валунов желтые листья. Потом она подошла к жертвенному камню, присела перед ним и замерла.

— Ну что, пойдем? — спросила Динара. Иришка встрепенулась и оглянулась на сестру, сжав в кулаке охапку ярких листьев. Ее взгляд стал беспокойным, бегающим, он будто искал защиты. Динара выругалась про себя и села рядом, чтобы еще раз объяснить непутевому ребенку, что на горе никогда не бывали язычники, и это капище всего лишь приманка для туристов, но ничего не успела сказать. На жертвенном камне засветился и через несколько мгновений погас золотой символ, состоящий из прямой и перевернутой буквы «ш». Их соединял между собой маленький ромб. Этот знак особенно выделялся на фоне однотипных фигур, стрелок и ломаных линий, он был похож на египетский иероглиф или славянскую руну. Зубчатые волны раздвоились, зарябили перед глазами. Дыхнуло холодом. Динара потерла глаза и не спеша выпрямилась, стараясь не выдать мимолетного испуга. Иришка не сводила глаз с камня, а плечи у нее подрагивали. «Обман зрения, — успокаивала себя Динара, — или проделки сатанистов».

— Я на машине, — окликнул ее Игорь, — припарковался во дворах. Малая со мной поедет. Рано ей еще на байке.

— Давай, я сама решу? — рявкнула Динара. Нервным движением она сняла каску с дерева и надела ее на руку. — Тоже мне, командир.

— Хочешь снова поссориться?

— Нет, не хочу, — ответила Динара и внезапно погрустнела. — Все, пойдемте, пока дорогу видно, — она немного помолчала и добавила: — Иришку отвезешь на старую квартиру. Надо остатки вещей собрать. Обещали сегодня закончить.

— Добро, — сказал он и шагнул на тропинку, уходящую вниз черной змейкой. — Спускайтесь за мной, только не поскользнитесь, камни сырые. Я посвечу.

Когда они подошли к парковке, тесно заставленной рядами автомобилей, темнота отчасти рассеялась, благодаря ярким фонарям, то тут, то там всплывающими у них на пути. Этот свет успокоил и отогнал черное облако тревожных раздумий. Нет, Динара так и не поверила кочующим легендам о существовании в Уктусских горах удивительных мест силы, но признала, что там возникли странные чувства. То ли тоска, то ли приближение беды. Еще этот фокус со вспышкой на камне…

Иришка всю обратную дорогу молчала, пораженная увиденным зрелищем. Сейчас она стояла на ступеньках магазина под переливающейся вывеской и затягивала ремешок часов на запястье.

— Думаю, она получила, что хотела, — усмехнулся Игорь, заводя машину. — Все приукрасила и попалась в свою же ловушку. С детьми так часто. Помнишь, как мы играли?

— Помню, конечно. Что ты положил в бутылку, когда мы вызывали барабашку в подъезде?

— Ничего такого, — расхохотался он и, отчего-то смутившись, сделал вид, что прибирается на заднем сидении. — Пока ты читала заклинание у стены, незаметно поджег петарду. А ты была так напугана, что ничего не сообразила. Все дети сочиняют сказки друг для друга. Было забавно их придумывать для тебя.

Динара шутливо погрозила ему пальцем, спрятала лицо под забралом каски и завела мотор.

— Иришку на старую квартиру! — крикнула она Игорю, трогаясь с места. — Не перепутай!

Он поднял руку в знак того, что услышал ее и подошел к девочке, приглаживая на ходу бороду.

— Ну что, прокатимся? — Игорь показал на серебристую десятку. — Комфорт класс, конечно, не обещаю, но ветерок могу устроить.

Малышка кивнула и, не прекращая теребить ремешок от часов, двинулась к машине.

— В каком районе купили квартиру? — поинтересовался Игорь, оглянувшись на Иришку.

— Рядом с парком Маяковского, — ответила она едва слышно.

— В новостройке?

— Ага.

— Не скучаешь дома без сестры?

Иришка пожала плечами и наморщила лоб. Беседа не клеилась. Несколько минут они ехали в полной тишине.

А потом серебристый «шевроле», который ехал перед ними, неожиданно вильнул в сторону, не включив поворотники, и в лобовом стекле мелькнул знак дорожных работ. Вспыхнула оградительная сетка, взвизгнули тормоза, водитель позади едва успел перестроиться и возмущенно загудел вслед. Игорь ослабил хватку на руле и встряхнул дрожащие пальцы.

— Да уж, чуть не влипли. — Он вытер пот с виска и обернулся. Иришка вцепилась в рюкзак так, что костяшки побелели. Капюшон закрывал половину ее лица, но мера испуга и без того была ясна.

— Да все обошлось, Ириш, не бойся. — Игорь держался бодро, но фальшивые нотки в голосе выдавали страх. — Я же с юных лет на байке, у меня реакция…

— Там была яма, да? — перебила его Иришка.

— Да, яма, — подтвердил он. — Когда ехал вперед, не заметил. Не сердись, ладно?

Динара заглушила мотор и, облокотившись на сидение мотоцикла, запрокинула голову, разглядывая светящиеся окна. Старый дом, скрывшийся от городской суеты в глубине дворов, остался верен традициям тишины. От одиночества защемило в груди, и черное облако тревоги разрослось до необъятных размеров. Оно давило на виски и грудь, перекрывало кислород, шептало об опасности. Из мыслей не выходил знак с камня. Вряд ли он померещился.

Динара начала с поиска в сети, но на сайтах, посвященных иероглифам и рунам, не нашлось ничего подходящего. Зато ей предложили купить краску, светящуюся в темноте, что подтвердило ее предположение о глупом розыгрыше. «Тогда и тем более ерунда», — подумала Динара, отгоняя тревогу прочь.

На экране вспыхнула заставка звонка. Девушка забеспокоилась. Вдруг Олег узнал об их отсутствии?

— Привет, Олеж, — прощебетала она в трубку, скрывая волнение за беззаботной интонацией.

— Привет. Ну как вы там? Собрались?

— Пока что нет. Не могу сказать, когда закончим. Думали, что вещей меньше осталось.

— Динка… — Олег замялся, и не осталось сомнений, что далее последует просьба. — Я спешу на вызов, вы могли бы там переночевать? Я позвоню Вадиму Сергеевичу, он в курсе ситуации. К утру освобожусь. По рукам?

Динара притихла, не зная, что на это ответить. Ее возмущению не было предела. Ночевать в пустой пыльной квартире на единственном диване, почти развалившемся от старости… Еще чего!

— Ты же обещал, что заберешь нас! — возразила она. — Нет, я так не хочу. Мы вызовем такси.

— Знаешь ведь, что отец не одобрит.

Динара зажмурилась и подавила гневную вспышку. Можно, конечно, вспылить, наорать на непутевого мужа, но что это изменит? Ну почему, почему он все время прикрывается отцом? Сколько можно?

— Хорошо, — процедила она сквозь зубы, и, заметив машину Игоря у соседнего дома, поспешила закончить разговор. — Приезжай завтра.

— Целую, родная. До встречи.

Динара беззвучно выругалась, сбросила вызов и крепко сжала телефон во вспотевшей ладони, с трудом сдерживаясь, чтобы не разбить его об асфальт. Зачем только понадобилось брать с собой сестру? Не будь ее рядом, можно было бы плюнуть на обещание и всю ночь колесить по городу. Что ж. В какой-то степени она сама себя обрекла на душное заключение.

Игорь выскочил из машины, помог Иришке открыть дверь и подбежал к Динаре.

— Прости, на дороге не без уродов, — громким шепотом зачастил он, поглядывая на малышку. — Чуть в знак не въехали. Испугал девчонку чуток.

— С ней все в порядке? — Динара кивнула на Иришку, застывшую, подобно статуе, посреди тротуара. Девочка так и не выпустила из рук рюкзак, словно он был ее щитом, который не позволял страху окончательно выиграть схватку.

— Да вроде бы нормально все. Не ушиблась даже. Только ведет себя странно.

— Не бери в голову, все в порядке, — рассеянно пробормотала Динара, разглядывая темное окно на пятом этаже.

— Не сердишься на меня?

— Нет, с чего бы?

— Там яма была за знаком. Я перед самой сеткой затормозил… — Игорь развел руками, робея под хищным прищуром глаз Динары. Она усмехнулась. Игорь сейчас выглядел как большой ребенок, нашкодивший после уроков. В такие минуты его не спасали ни огромные мускулы, ни брутальная борода, ни байкерская куртка с шипами. Он пускал пыль в глаза всем, кроме девочки с соседнего двора. Она с пятого класса сидела с ним за одной партой, она соглашалась идти с ним, куда угодно, хоть в разведку, знала его слабости, но никогда не пользовалась своим знанием. Динара могла без опасений высказать в лицо Игорю все, что думает о нем, упрекнуть, накричать, обидеться. Он не грубил в ответ. Разозлить его было непросто.

— Хватит! — с раздражением прервала его Динара. — Спасибо, что помог. Нам пора идти.

— Хорошо. Забегу завтра к тебе на работу, — пообещал он и направился к машине.

Динара улыбнулась ему вслед, шагнула к Иришке и недовольно фыркнула, когда заметила, что на одном кроссовке развязался шнурок. Она наклонилась к ноге и обомлела: на ее глазах небольшая лужа покрылась плотным прозрачным льдом и засветилась изнутри голубым. Динара подняла взгляд на сестру, но не смогла ее разглядеть — улицу заволокло плотным туманом. Нестерпимо зачесалось плечо. За голубым стеклом лужи показалась маленькая шустрая ящерка. Она пробежала от одного края к другому и подняла любопытную мордочку кверху. Лед затрещал, раскололся и пропал — тогда Динара смогла вдохнуть и распрямиться.

— Дин, что с тобой? — встревожено спросила Иришка. Динара не ответила. Малышка сильно дернула ее за рукав и заплакала.

— Все нормально. — Динара потерла плечо, еще раз взглянула на лужу и поморгала, чтобы окончательно развеять туман в глазах. — Поясницу защемило, — объяснила она Иришке. — Старею. А ты чего Игоря напугала? Ям не видела никогда?

— Не знаю, — ответила девочка, пожав плечами. — Давай зайдем? Я замерзла.

— Пойдем, пойдем, — пробормотала Динара. Она подошла к подъезду, оглянулась и увидела, как машина Игоря сверкнула фарами на повороте. Потом скрипнули качели на детской площадке, и девушка вздрогнула. Но человек, который на них сидел, даже не взглянул на нее. Он поднялся, сунул руки в карманы спортивной куртки, бросил сигарету на землю и скрылся в подъезде соседнего дома.

 Уктус — жилой район Екатеринбурга.

Глава 2.Письма из Марицыно

Динара отперла дверь квартиры и пропустила сестру вперед. Иришка сбросила рюкзак на пол, зашарила рукой по стене в поисках выключателя и щелкнула им, но свет не появился.

— Наверное, лампочка перегорела, — деловым тоном заключила она и, задрав подбородок, оглядела пыльный плафон. — Дин, не закрывай дверь, тут заставлено все, я запнусь.

Бледный свет прокрался в прихожую через распахнутую дверь, из сумрака вынырнули смутные очертания гардеробной, ободранных стен и пустующей подставки для обуви. Ковры давно уже убрали, на полу осталось облезлое дощатое покрытие, исчерканное темными полосами. Половицы скрипели при каждом шаге, словно упрашивая прежних хозяев передумать и вернуть вещи на места. Их жалобные стоны внезапно стихли, черный проем комнаты вспыхнул, и все предметы окрасились в привычные тона, сбросив с себя призрачно-серую вуаль.

— Все, — крикнула Иришка. — Здесь работает.

Динара протиснулась между громадой упакованных вещей, остановилась в центре комнаты и прикусила губу, чтобы не выругаться, как следует. Здесь творился хаос: шкаф был доверху забит отцовскими документами и вещами, на подоконнике громоздилась кипа советских газет и журналов, растрепанных от старости настолько, что их неприятно держать в руках, полки буфета завалены статуэтками, квитанциями и посудой. Пыль, поднявшаяся после упаковки коробок, осела густым слоем на полу и мебели. А еще в доме недавно включили отопление, и душный воздух щекотал горло, вызывая сухой кашель.

Пока Динара, брезгливо морщась, оценивала фронт работ, Иришка села на вращающийся стул у маминого трюмо и, отталкиваясь руками от столешницы, сделала несколько оборотов, ожидая поручений от сестры. Ее скучающий взгляд тут же оживился, когда Динара сорвалась с места, подбежала к подоконнику, смахнула все его содержимое на пол и повернула ручку оконной рамы. Тонкая бумага зашуршала на ветру, а серая бахрома, сорвавшаяся с ее краев, разлетелась по полу. Динара чихнула и в сердцах поддала ногой пустую банку из-под краски. Она, звеня и громыхая, укатилась в противоположный угол.

— Ну и как тут ночевать? Интересно, он вообще видел, что здесь творится? — сердито усмехнулась Динара.

— А разве мы останемся? — Иришка недоуменно подняла брови. — Папа говорил, что соберем вещи и поедем.

— Папа говорил! — завелась Динара. — Соберем и поедем! Издеваешься? На, звони ему! — Она бросила телефон на диван. Малышка ошеломленно взглянула на нее, теребя в пальцах пустой флакончик от маминых духов. — Чего так смотришь? Думаешь, я шучу? Значит так. Возьмешь веник, подметешь пол. Я буду остатки вещей складывать. Потом вымоем тут. Иначе либо простынем, либо задохнемся.

Иришка нахмурилась, но спорить не стала. Динара была расстроена не меньше нее, потому и злилась. Скажи сейчас слово поперек, и разразится ураган. И если уж судить по справедливости, то помогать никто не заставлял. Динара предложила свой план, а Иришка с радостью откликнулась на него. В лес они сходили, пора выполнять вторую часть уговора. Лишь бы отец не догадался о вечерней вылазке…

Девочка вспомнила его суровый взгляд из-под мохнатых бровей, ту стальную интонацию, с которой он разговаривал, будучи чем-то недоволен, нервное постукивание пальцев по столу, и по спине пробежал холодок.

Вадим Сергеевич был полковником полиции. Подчиненные побаивались его за крутой нрав, однако он был принципиальным и честным офицером старой закалки. Он терпеть не мог взяточников, безалаберных людей и карьеристов. Если кто-то из его окружения попадал под следствие из-за собственной халатности и распущенности, то Вадим Сергеевич никогда не заступался за виновного. Сам полковник пустого времяпровождения не любил: он занимался стрельбой, ходил в тренажерный зал, читал книги, иногда ездил на рыбалку.

Вадим Сергеевич появлялся дома нечасто, но это отнюдь не означало, что он не занимался воспитанием дочерей. Расположившись в кабинете за письменным столом, отец звал их к себе и беседовал. У девочек была большая разница в возрасте: когда родилась Иришка, Динара поступала в университет. Но отец так и не замечал, что старшая дочь повзрослела — требования остались те же. В обязательном порядке он требовал зачетку, и если у Динары случались плохие отметки, то в наказание она на неделю лишалась прогулок и карманных денег. Истерики и напоминания о том, что она далеко не ребенок, не помогали — отец был непреклонен.

Каждый день расписывался по часам: ранний подъем, зарядка, школа или университет, репетиторы, кружки. После девяти вечера никто из домашних не смел покинуть дом без разрешения главы семьи. Вадим Сергеевич не признавал очевидное: служба настолько поглотила его, что оставила неизгладимый нервный след. Страх за близких людей волочился за ним повсюду. В безлюдных дворах полковнику мерещились маньяки, у кафе и ресторанов топтались наркоманы, а водители такси были непременно ворами или насильниками. Поэтому Динара не сопротивлялась, когда после недолгих ухаживаний со стороны Олега, отец настоял на свадьбе. К тому же она была влюблена в «надежного и перспективного» молодого офицера. Но больше всего она мечтала о свободе.

Олег был хорошим мужем: ничего ей не запрещал, баловал подарками и не задавал лишних вопросов. Динара расцвела: к двадцати восьми годам она совершила то, о чем мечтала долгие годы: обзавелась собственным байком, легким, маневренным «Дукати» и с рядового сотрудника поднялась до управляющего мотосалоном. Отец был крайне недоволен увлечением дочери, насмешливо называя ее продавцом даже после повышения, и в каждой беседе подчеркивал, что мечты о мотоцикле появились после дружбы Динары с «уличной шпаной».

Иришке было проще: с малышей спрос меньше. Правда, в этом году она пошла во второй класс, где ждали первые отметки. Ей казалось, что она умрет от ужаса, если получит двойку. Только что страшнее: нагоняй за двойку или за сегодняшний вечер в лесу? И не про Игоря ли говорил отец, когда ругал Динару за то, что она до сих пор водится со шпаной?

Иришке в прошлом месяце исполнилось восемь, но хранить секреты она научилась прекрасно. Она знала, о чем можно рассказывать дома, а о чем лучше промолчать. И сегодня, впервые увидев друга Динары, девочка сразу смекнула, что об этой встрече лучше не знать никому, тем более отцу. Иришка спрятала новое воспоминание в свою шкатулку с секретами и занялась уборкой, с нескрываемой завистью поглядывая на сестру, которая сортировала книги и бумаги по большим картонным коробкам.

Динара потянулась к самой верхней полке, загруженной доверху объемными папками, и тут послышался треск, полка накренилась, а вся груда документов и фотоальбомов скатилась на пол, подняв новый столб пыли. Иришка поначалу замерла в растерянности, а затем бросилась на помощь, отбросив в сторону веник.

— А ну не лезь! — прикрикнула на нее Динара, покраснев от злости. — Сейчас вообще все перепутаешь!

— Давай я с папками помогу, — робко предложила Иришка, — а ты бумаги папины соберешь.

— Ладно, — буркнула Динара, отвернувшись к шкафу. — Давай так. Извини. Бесит все. — Она рассеянно скользнула глазами по настенным часам. — Закругляться пора бы.

Ночь надвигалась быстро. Желтые глаза домов закрывались, улица погружалась в глубокий сон. Дело шло к холодам. Ветер становился морозным, из приоткрытой рамы дышало поздней осенью, влажной, с колючим первым снегом. На подоконнике и оконном стекле дрожали мелкие капли.

Динара махнула рукой на грязь и уселась на пол. Глаза заныли от тусклого света и мелких шрифтов, а эти документы надо было сложить по порядку, так, чтобы отец не заметил ее оплошности.

Иришка убрала все папки в коробку и теперь с увлечением раскладывала по альбомам рассыпавшиеся фотографии. Ее лицо светилось от счастья, несмотря на поздний час и усталость. Ноги все еще ныли от долгой ходьбы, а от обилия свежего воздуха клонило в сон, но она отгоняла дрему прочь, разглядывая снимки, где родители были совсем молодыми, где бабушки и дедушки нянчились с маленькой Динарой, где мир вокруг разительно отличался от мира нынешнего. В нем существовали удивительные телефоны с круглым колесиком, пузатые телевизоры с маленьким экраном и расписные лошадки-качалки из дерева.

Девочка оторвалась от своего занятия и обвела глазами комнату. Ворох бумаг поредел, еще чуть-чуть — и будет порядок. А что там белеет за дверью шкафа? Иришка оглянулась на Динару и подползла ближе, сгорая от любопытства. В ее руках оказалась пачка конвертов, заполненных беспорядочным, едва понятным почерком. Они отлетели чуть дальше, когда полка обрушилась, и Динара еще не успела до них добраться.

— Смотри, тут письма. — Иришка весело плюхнулась напротив сестры и протянула ей свою находку. Ее глаза сияли.

— Ага, — зевнула Динара, потирая глаза. — Брось в коробку с альбомами.

— Ух ты, — встрепенулась девочка, присмотревшись к почерку. — Знаешь, от кого они?

— От кого?

— Помнишь, нам папа рассказывал о своей сестре, которая раньше тоже работала в полиции? Это же ее письма!

— Помню, — отозвалась Динара, не отрываясь от дела. — Она вела следствие в селе под Кировградом, а потом заблудилась в лесу и ее нашли мертвой. Это ж когда было! Покажи конверты. Ну вот, точно. Им двадцать лет уже.

— Он не рассказывал. — Малышка отшатнулась от нее и побледнела. — Говорил, что просто пропала.

— Ну вот, теперь знаешь. Как же село называлось… Крутится в голове, а вспомнить не могу.

— Марицыно? — предположила Иришка.

— Да, вроде бы так. Ты-то откуда знаешь?

— На конверте написано, — ответила она и, призадумавшись, вдруг предложила:

— Письма-то старые, про них все забыли. Давай немножко почитаем? Вдруг там что-нибудь интересное?

Динара взглянула нее с осуждением и убрала конверты в коробку.

— Нельзя читать чужие письма, — сказала она. — Да и вообще… Меньше знаешь, крепче спишь. Все, почти закончили. Неси ведро и тряпки. Там средство стоит под раковиной, плесни в воду.

Иришка сердито зыркнула на нее и, надув губки, поднялась с пола.

Динара отряхнула одежду от пыли, растерла затекшие ноги, плюхнулась на диван и прикрыла веки. Пока она работала, все было хорошо, а теперь дурное предчувствие укололо ее вновь. А еще она не прекращала думать о найденных письмах. Ей, как и Иришке, было любопытно, о чем шла речь в переписке. Но не показывать же сестре дурной пример! И вообще… вдруг проболтается?

Динара не рассказывала Иришке о подслушанном однажды разговоре родителей, в котором шла речь о селе Марицыно и о каком-то запутанном расследовании. Так Динара узнала о смерти папиной сестры: оказалось, что ее нашли мертвой в лесу. Вадим Сергеевич не говорил дочерям всей правды, упоминал только, что тетя Мила пропала, ее ищут и, возможно, когда-нибудь найдут. Зачем ему было обманывать? И какую горькую тайну хранят письма, спрятанные на самой высокой полке шкафа за грудой папок?

Динара вскочила, оглянулась на дверь, вытянула из середины пачки одно письмо и, сложив его пополам, сунула в подклад шлема. Если взять одно, никто и не заметит. А там видно будет, стоит ли читать остальные. Она хитро улыбнулась и подмигнула фотографии тети Милы, которую Иришка оставила на обложке фотоальбома. Папа часто приговаривал, что характер у Динки — перец, в точности как у Людмилы. Если так, то она не сердилась бы, сама поступила бы так же. Волевые глаза женщины с капитанскими погонами смотрели на нее упрямо и жестко. Динара встала перед зеркалом и попробовала повторить ее взгляд, получится ли? Ничего не вышло. Не хватило того пронзительного спокойствия, отмеченного фотографом у тетки. Были искорки дерзости, решимости и упорства, но лихие, мимолетные, напускные. Девушка открыла альбом и положила туда снимок. Смотреть на него дольше было больно.

Иришка вернулась с прежней обидой на сестру, спрятанной в складке лба. Еще больше нахмурившись, она закатала рукава рубашки и погрузила руки в ведро с водой, чтобы намочить тряпку, но тут же, ойкнув, отдернула их.

— Что у тебя такое? Покажи, — потребовала Динара, заметив, как Иришка прикрывает ладонью правое запястье.

— Ничего, — пролепетала она. — Тут только часы и все.

— Гонишь ведь. — Динара прищурилась, вспомнив, как малышка затягивала ремешок часов, стоя у магазина на парковке. — А ну иди сюда!

Она притянула к себе Иришку за локоть и сняла с нее часы. На запястье, прямо под циферблатом, была глубокая ссадина. По ее краям сочилась липкая кровь, в стороны расползались розовые разводы от попавшей воды.

— Ну нифига себе! — возмутилась Динара. — Где ты так?

— В лесу, — Иришка часто заморгала. — Когда мы обратно возвращались, я в темноте напоролась на сучок.

— А сразу сказать никак?

— Побоялась, что ругаться станешь. И… не возьмешь никуда больше.

Иришка соврала. Сестру она не боялась, несмотря на ее грубые выходки. Динара ведь не молчит, как отец, когда злится, покричит и успокоится, возможно, потом пожалеет. Дело было в том, что девочка поранила руку не на обратном пути, а прямо на капище. Напоролась на острый край камня Перуна, сметая с него сухие листья. Она почти не почувствовала боли, только обмерла и впилась взглядом в багровый след на коже. Крови было немного, из-за своей густоты она почти не текла, собираясь вокруг ранки мелкими капельками, но эта глубокая, почти черная линия, прочерченная на запястье, приводила в ужас. А что, если теперь она умрет? Динара рассказывала как-то историю про мальчика, который умер от заражения крови.

Иришка замерла у жертвенного камня, не сводя испуганных глаз с пореза, а затем наклонилась и схватила большую охапку пестрых листьев. Несколько темных капель упали на камень и тут же исчезли, будто впитались в поверхность. Динара подошла на несколько секунд позже, как раз в то время, когда на камне засветился странный знак. Тогда у Иришки что-то оборвалось внутри, все показалось нереальным. Она не знала, как объяснить это чувство. Будто бы смотришь на себя со стороны и понимаешь, что произойдет дальше, потому что когда-то с тобой такое уже случалось. Страшно не от того, что Игорь едва успевает затормозить перед злосчастной ямой, а от того, что визг тормозов и гудки машин вызывают странные воспоминания: кофейный аромат, гладкое на ощупь кожаное кресло и музыка, еле слышимая, слов песни не разобрать.

Потом… резкий толчок, оранжевое заграждение вспыхивает в лобовом стекле, обжигая глаза, а на плечи ложатся руки, такие ледяные, что кожа немеет от их прикосновения. Шею щекочут длинные волосы, с них сыплются снежинки, которые тают и скатываются капельками по спине. Рядом с ухом раздается шепот, сравнимый с шелестом осенних листьев. Голос гипнотизирует, он прекрасен и суров одновременно, он не просит ответа и не приказывает. И женщина, владеющая им, представляется Иришке воздушной, легкой, хрупкой, как тонкий лед после ночных заморозков.

— В твоей крови искрится золотая ртуть, но мастер не исцелял тебя. Нити судьбы ведут в прошлую жизнь и кончаются здесь. Ты можешь это исправить. Укажи на мастера. Я дам тебе защиту в мире яви, остановлю беду, спасу от извергов. Боишься? Разве есть что-то страшнее смерти?

Иришка зажмурилась, что есть мочи и вцепилась в рюкзак, но столкновения не случилось. Она тяжело и часто задышала. Некому рассказать о случившемся на капище. Даже Динара не поверит и все объяснит по-своему. Поэтому Иришка предпочла промолчать, скрыв под часами оголившуюся нить судьбы.

— Надо обработать, — сказала Динара. — Пойду, пошарю в аптечке. Надеюсь, что-то осталось.

Иришка сползла на пол, прислонившись спиной к коробкам. Она взяла тряпку и ленивыми движениями повозила ей около себя, убирая пыль. А потом сильно закружилась голова, и девочка поняла — что-то опять с ней не так. В горле захрипело и стало мокро, будто туда попала вода. Она встала на корточки и переместилась вперед, чтобы протереть новый участок. Тут же по ее рукам, по полу и тряпке забарабанили темно-красные капли. Иришка догадалась не сразу, что эти капли — кровь. На ее глазах разлетелись крупные рубиновые бусины. Она слышала приглушенные гневные возгласы, ссору, но ярче всего выделялась россыпь рубинов на полу — в то мгновение коричневые доски обратились в белый мрамор. Тряпка в руке стала мягкой, шелковой на ощупь и нисколечко не мокрой.

Динара, зайдя в комнату, охнула и, всплеснув руками, начала торопливо вскрывать канцелярским ножом упакованные коробки. Наконец, она нашла свои вещи, вытащила первую попавшуюся на глаза майку, и, подбежав к Иришке, плотно прижала к ее носу ткань.

— Держи крепко и голову не запрокидывай, — скомандовала она и метнулась к тумбочке, куда уже положила лекарства. — Возьми вату с перекисью, положи в нос. Так быстрее кровь остановится.

Кровь и не думала останавливаться. Она, напротив, текла все сильнее, белая ткань майки побагровела. Динару колотила дрожь, она вертела в пальцах телефон, не решаясь набрать ни номер Олега, ни тем более отца или матери. Скорую помощь она вызвала сразу, как только поняла, что Иришке становится хуже, но машина не ехала. Минута превратилась в вечность, а беспокойство переросло в панику. Медлить было нельзя, требовалась немедленная помощь врача.

— Юрка! — воскликнула Динара, хлопнув себя по лбу. — Олег говорил, что он брал отпуск. И живет рядом.

Она пролистала телефонную книжку и набрала его номер. Кольнуло беспокойство: вдруг он не в городе? Шли протяжные гудки, а ответа все не было. Наконец, сонный голос пробурчал:

— Алло, Динара?

— Юра, привет! Прости за поздний звонок, срочно нужна помощь.

— Что такое? — Голос на том конце провода оживился, стал резким и серьезным.

— Ты… Сможешь к нам приехать? На старую квартиру, помнишь? Иришке плохо, кровь из носа так и хлещет, не знаю, что делать. Скорую вызвали, но что-то долго их нет…

— Понял, минут пять-десять и буду. Ждите!

Юра действительно пришел очень быстро и, оттеснив Динару на пороге, сразу же бросился к Иришке. Ветер добрался до его курчавых волос, взъерошенных после сна, и одна непослушная прядь упала на лоб. Он суетливо спрятал ее за ухо, но от легкого дуновения все повторилось вновь.

Динара невзначай вспомнила их первую встречу — тот злосчастный байк слет, на который она сорвалась, пропустив мимо ушей предупреждение Игоря о слабой подготовке. Она была совсем еще зеленой — крепко вцеплялась в руль, чтобы удержаться в седле и почти не чувствовала машину. Да и старенькая Хонда уступала в маневренности многим байкам. Игорь, скрипя зубами и умоляя не гнать, отпустил Динару на один заезд. Азарт взял свое — на втором круге она разогналась, случайно вильнула рулем влево, чуть не влетела в чужой байк, резко затормозила и упала на бок. Юра в то время подрабатывал фельдшером на соревнованиях, но в полиции еще не служил. Травмы оказались несерьезными — синяки, ссадины и растяжения. Он сыпал шутками, когда мазал царапины зеленкой, все зазывал ее в гости. Спустя несколько лет Динара встретила его на юбилее у отца. Она взволновалась, вдруг расскажет про слет? Но Юра лихо подмигнул ей и, как ни в чем не бывало, познакомился заново.

— Сколько уже так? — спросил Юра, измеряя у Иришки давление.

— Около получаса.

Он помрачнел.

— Так. Набирай еще раз скорую, я сам поговорю. Давление падает, необходим адреналин.

Динара поспешно набрала цифры и протянула Юре телефон.

— Добрый вечер. Мы звонили полчаса назад, — сказал он. — Да, насчет ребенка. Когда будет машина, вы можете дать внятный ответ? Я не кричу на вас, и понимаю, что мало машин. Когда приедут? Хорошо, ждем.

Юра положил телефон на диван и спросил сердито:

— Почему отцу не позвонила? Чего ждала? Чуда?

— Он в командировке, уехал вчера. Нас Олег должен был забрать, но его тоже вызвали куда-то. Сказал, чтоб мы тут ночевали. Что я должна была сделать?

— Ладно, не заводись, я понял. Машина подъезжает, надеюсь, все хорошо будет. — Он слегка потряс Иришку за плечо и спросил: — В нос ничего не засовывала? Насморк сильный был до этого?

Она отрицательно потрясла головой.

— Не дурочка же, — возмутилась Динара. — Да и я все время рядом была. Ничего она такого не делала.

— Ой, знаешь, — усмехнулся Юра, — Взрослые люди не такие фокусы вытворяют… Мужики на спор в рот лампочки пихают и шарики в нос складывают. А дети все время экспериментируют.

— Я, правда, ничего не делала, — запинаясь от слабости, простонала Иришка.

В дверь позвонили.

— Явились, — буркнул Юра, отпирая дверь.

— Давайте не будем язвить, — ответил ему невысокий пожилой фельдшер с покрасневшими белками глаз. Он открыл чемоданчик и добавил уставшим голосом. — Не от нас зависит своевременный выезд. Как я понимаю, вы врач? Что-то уже предпринимали?

— Причина кровотечения не ясна. Считаю, что ребенка нужно срочно госпитализировать.

— Да, я с вами солидарен, — сказал врач, осмотрев девочку. — С нами поедете?

— Конечно, — ответил Юра.

— Я тоже поеду, — засуетилась Динара.

— В машине одно место, — лениво отметил молодой напарник фельдшера.

— Плевать, — отрезала девушка. — На байке прокачусь. И не говори мне ничего про отца, не хочу слышать, — обратилась она к Юре.

— Дело твое. Понимаю, сестра все-таки. Напиши только сообщение Олегу, где тебя искать. Мы в областную поедем, — громко сказал он, чтобы фельдшер услышал.

Когда Динара забежала в приемное отделение, время уже шло к полуночи. Юра ждал ее, опершись локтем об подоконник. Радужки его глаз в холодном свете ламп выглядели серебристыми. Он сбросил куртку на скамейку и остался в мятой черной футболке с выцветшей надписью «Хуго» на английском. Сначала Динара не заметила его и пробежала мимо, но оглянулась, когда Юра ее окликнул.

— Все хорошо, Динка. — Он взял ее за руки. — Успокойся, спит Иришка. Ее обследовали, внутренних кровотечений нет. Врач сказал, что надо полежать пару дней, витамины прокапать. Давление подняли, поставили успокоительное.

Динара повернулась к двери и шумно вдохнула, приходя в себя. Потом уселась на скамейку и уронила голову в колени.

— Ух, досталось тебе сегодня, — сказал Юра, погладив ее по спине. — Ничего. Я звонил Олегу, он заканчивает дела и едет сюда. Вместе вернетесь. Я поеду, ладно?

Динара кивнула и с благодарностью взглянула на него.

— Спасибо, что помог. Конечно, езжай.

Олег приехал спустя час. Служба за эту неделю измотала его, лицо посерело и осунулось, под глазами пролегли синие круги. Он устало опустился на кушетку рядом с Динарой и обнял ее за плечи. От ткани его пиджака повеяло дымом и каким-то тяжелым запахом то ли соляркой, то ли дизельным топливом.

— Я позвонил Вадиму Сергеевичу, — шепнул Олег. — Он сказал, что ты молодец. Хорошо, что Юрку догадалась позвать. — Поедем? Завтра у меня выходной, будем отсыпаться.

— А мне на работу, — сквозь сон пробубнила Динара.

— Возьмешь отгул? Отец просил, чтобы мы вместе к нему пришли. Есть важный разговор.

— Не хочу. — Она закрыла лицо ладонями и отвернулась.

— Динка… Это не из-за Иришки. Надо сходить. Я не могу сейчас объяснить, ты и так слишком устала.

— Достали вы со своими секретами.

— Ты спишь почти. Давай, поднимайся. Обо всем узнаешь завтра.

Уже находясь в теплой постели с закрытыми глазами, Динара вспомнила о конверте. Она немного полежала в сладкой полудреме, вспоминая суматошный день, потом вскочила с кровати, вышла в коридор и отыскала в шлеме письмо. Тихонько, чтобы не разбудить Олега, Динара прокралась в ванную комнату, закрылась и включила свет. Она с трудом разобрала почерк:

«Дорогой Вадик! Не передать словами, как я соскучилась по тебе и своему уютному кабинету! Как-то быстро наступил октябрь. Прошло две недели, а мы так и топчемся на месте. Эти бесконечные допросы не дают зацепок. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Как всегда. Все версии, которые выдвигались — мимо…»

Динара быстро пробежалась глазами по строчкам, пропуская скучные детали расследования и непонятные термины. Она не хотела дочитывать, но зацепилась за концовку письма:

«Когда вела допрос рабочих, один из них, Александр Васильевич Сухоруков сказал, что стоит мне побеседовать с одним старожилом. Но, говорит, вызывать его бесполезно — с ума, вроде бы, сошел. Я навестила его, но протокол не заполняла. Меня будто не слышал, нес чушь про медный топорик на горе, пропавший камень из музейной коллекции и деревянного идола на болоте. Клялся, что его видели все пропавшие. Хотел еще, чтобы я записала историю про местных мастеров. Я пообещала прийти, но, сам понимаешь, вряд ли это относится к делу. Ничего путного он не скажет. Как ты считаешь?»

Динара хмыкнула и убрала письмо в конверт. «Неспроста, выходит, отец прятал письма, — подумала она. — Надо бы поглядеть другие, пока он не вывез вещи».

Глава 3. Картины из прошлой жизни

Иришка проснулась поздно, ближе к полудню. Она подняла голову и с трудом разлепила веки, по которым разлилась свинцовая тяжесть. Тихонько позвала:

— Мама… Мам? Ты здесь?

Язык едва шевелился и был очень сухим, шершавым. Каждый вдох обжигал пересохшее горло. В затылке и висках гудело. Этот гул перемещался на нос и щеки и вызывал противный писк в ушах, какой бывает в старых телевизорах, когда не работает канал. Такие яркие полосы на выпуклом экране. Какой телевизор? Откуда она это помнит?

Девочка перевернулась на бок и осмотрелась. Она находилась в одноместной палате с новенькой мебелью, блекло-зелеными стенами и жалюзи песочного цвета на окнах — из-за них было слишком сумрачно. На тумбочке, рядом с изголовьем кровати, возвышалась плетеная корзинка с крупными желто-красными яблоками. Табуретка в самом центре палаты пустовала. От густого запаха лекарств мутило, становилось страшно. Что с ней будут делать?

Иришка пробежалась глазами по столу и подоконнику, но графина или бутылки с водой на них не обнаружила. Девочка разочарованно вздохнула и протянула руку за яблоком. Оно было сладким с приятной горчинкой, только мякоть оказалась суховатой, а кожура чересчур плотной, как писчая бумага. Плохо прожеванный кусок чиркнул по горлу и застрял. Иришка попыталась его проглотить, но неудачно хлебнула ртом воздух, и ей стало еще хуже. Кровь прилила к лицу, пальцы вцепились в складки одеяла, волны в голове прибавили звук на максимум, перед глазами снова заплясали цветные полосы и круги. Палата шаталась и кружилась, тело гудело, будто бы выживая из себя душу: Иришка больше не ощущала себя маленькой.

Сначала ей стало холодно, но это быстро прошло. Самое страшное началось, когда палату заполнила кромешная тьма и кровать сильно качнуло вперед, а потом назад, точно на аттракционе, на который иногда водила Иришку Динара. Когда гигантские качели резко остановились, девочка почувствовала себя невесомой как облачко. Боль испарилась, но грусть и страх остались.

Глаза застелила пелена, легкая, как светло-изумрудная кисея, пахнущая морским бризом и влажным горячим песком. Сквозь нее Иришка различила смутные очертания нахмуренного мужского лица с выраженными монгольскими скулами, смуглой кожей, темными бровями и бледным контуром сжатых в нитку упрямых губ. Сильные руки нажали на грудь, рот наполнился теплой солоноватой водой.

— Какого черта лезешь купаться? — рыкнул на нее незнакомый (или все же знакомый?) голос. — О шторме для кого сообщают?

Пелена постепенно рассеялась, обнажив больничные стены. Иришка ущипнула себя за лодыжку и покашляла, проверяя, на самом ли деле может свободно дышать. Горло схватило резкой, кольцевой болью. Нет, ничего не привиделось. Кусок яблока лежал на смятой простыне, вокруг него расползалось рыжее мокрое пятно. Иришка коснулась пальцем влажного крупинчатого края, силясь вспомнить, как спаслась и сколько времени продержалась без воздуха. На ум ничего не приходило, помимо мыслей о морском береге и испуганном, сердитом взгляде из-под нахмуренных бровей. Иришка никогда не видела этого человека, но легкое облачко души будто узнало его и не беспокоилось напрасно. Так кто же он?

За дверью послышались шорох, тихие голоса, всхлипы, а потом в палату заглянула мама. На ее щеках блестели мокрые дорожки со следами черной туши. Мама переминалась с ноги на ногу и крутила головой, с беспокойством поглядывая то на дочь, то на седого старичка доктора, который держал ее сухонькую ладошку в своих руках и пытался успокоить.

— Екатерина Станиславовна, ваша дочь в полном порядке, — ловя беспокойный мамин взгляд, мягко повторил он. — Причина кровотечения — слабые сосуды и сухой воздух в помещении, в котором находилась девочка. Рекомендую в ее комнате установить увлажнитель. В рационе увеличиваем количество овощей и фруктов, дополнительно я выпишу витамины для укрепления сосудов. Вы запомнили?

— Да, да, — часто закивала мама, подтягивая табуретку ближе к кровати. — Спасибо вам за дочку. Я принесла любимые лакомства Ирочки — мармелад и пирожные. Это можно? — Она открыла пакет и показала его врачу.

— Можно. — Доктор хрипло рассмеялся. От смеха его лицо стало еще круглее и добрее, по уголкам рта и глаз, будто лучики, разлетелись мелкие морщинки. Он поправил на шее стетоскоп и добавил, шутливо грозя пальцем: — В разумных количествах, конечно. Так скажем, для улучшения настроения. Согласна? — сказал он, подмигнув Иришке.

— А водичка есть? — задыхаясь от кашля, спросила она. — Пить хочу.

— Есть сок виноградный, — сказала мама и тут же засуетилась, выкладывая на тумбочку продукты. — Сейчас, сейчас, дорогая.

Иришка вцепилась в протянутую ей кружку дрожащими руками и шумными глотками осушила ее до дна. Жжение в горле почти прошло.

— На выписку через два дня, — напомнил врач, выходя из палаты. — Не забудьте сок и пирожные убрать в холодильник. Слышите, Екатерина Станиславовна?

Она рассеянно кивнула в ответ.

Девочка незаметно смахнула на пол остатки от яблока и посмотрела на маму. Она вытирала глаза, покрасневшие от слез и бессонной ночи, краешком платка. По ее худому заостренному лицу разливалась бледность. Мама еще раз всхлипнула, крепко обняла дочку и покрыла ее макушку многочисленными поцелуями.

— Мам, не плачь, со мной все хорошо, — утешала ее Иришка, хотя сама не так давно оправилась от страха. От страха чуть не наступившей смерти, если быть точнее. О чем шептала ледяная женщина, похожая на Снежную королеву из сказки? «Что может быть страшнее смерти…» С каждым разом она подбиралась все ближе, показывая то, что девочка жаждала увидеть на капище. Картины из прошлой жизни. Теперь Иришка не хотела их видеть, хотела перемотать время назад, и не приходить на это страшное место, но… об этом надо было думать раньше.

Маму пугать не стоит. У нее сложная болезнь, при которой нельзя нервничать, иначе голова разболится так, что не будет сил подняться с постели. Надо бы рассказать обо всем Динаре, пока не произошло что-нибудь ужасное, но станет ли она слушать?

— Папа не смог прийти сегодня. Ему нужно кое-что обсудить с Динарой. Это важно. Не обижайся на него солнышко, — сказала мама, гладя Иришку по волосам. Русые пушистые локоны разлетелись по плечам девочки и сами собой завились на концах. Теперь она была похожа на маленькую ясноглазую принцессу из сказки. Не хватало шелкового розового платья, расшитого драгоценными камнями, вместо неуютной пижамы, из которой Иришка давно выросла.

Малышка напряглась при упоминании о Динаре. Неужели отец что-то узнал? Он не раз предупреждал сестру, что у него есть глаза на каждой дороге. Если патрульный их не остановил, это не значит, что они не были замечены.

— Папа позвал ее из-за меня? — спросила она, задыхаясь от волнения. Ее сердце будто увеличилось в размерах, стало тяжелым и теперь с трудом умещалось в груди. — Мам, Динара ни капельки не виновата! Это все я!

— Что ты! Вовсе нет! Не переживай, там другое, — уточнила она тише. — У папы намечается очень серьезное расследование и, как я поняла, он хочет доверить его Олегу.

Иришка с облегчением выдохнула, подползла к окну, отдернула жалюзи и провела ладонью по теплому подоконнику, нагретому от батареи. В палату прокрался бледный осенний день, подсвеченный золотыми всполохами берез и кленов. Земля не прогрелась после первых холодов, и пожухлую траву покрыла полупрозрачная, почти стеклянная сетка изморози. Иришка взглянула на аккуратную тропинку у заднего двора больницы, вдоль которой пестрели поздние лиловые астры и желтые бархатцы, припорошенные пушистым снежком. Пожилая пара — мужчина с тросточкой и женщина с синим платком на голове отдыхали на скамейке, наверное, приходили навестить внука или внучку. Шаркая подошвами по асфальту и засунув обе руки в карманы, по рябиновой аллее неспешно прогуливался невысокий молодой человек. Он поднял голову, и Иришка испуганно отпрянула от рамы. Потом отдышалась и заставила себя еще раз посмотреть на него. Случайным прохожим оказался подросток в серой толстовке и черной болоньевой безрукавке.

«Не он, — подумала девочка. — Совсем не похож. Чего я испугалась?»

— Что такое? — снова взволновалась мама. — С тобой все в порядке?

— Да, мам, — сказала Иришка и плюхнулась на подушку. — Я почти поправилась. Скоро ведь домой, правда?

— Правда, правда.

Мама окончательно успокоилась, привлекла Иришку к себе и покачала ее в объятиях. От нее пахло домашней выпечкой и чем-то сладким, медовым. Девочка прильнула щекой к маминому плечу и зарылась носом в шерстяную накидку.

— Вот неженка! — воскликнула мама. — Что там на улице? Погулять хочешь?

— Ага, — призналась Иришка. Ей, правда, хотелось на прогулку. Скорее бы надеть новенькие осенние сапожки на маленьком каблучке, чтобы похрустеть по тонкому ледку в лужах. А еще не терпится потрогать холодную изморозь на ветках, проверить, все ли белки в парке сменили шубку на серую, и пошевелить палкой кучу собранных листьев на площадке у дома. Они занятно шуршат, когда замерзают. Мама поймет. Из всей семьи только она и помнит, каково быть маленькой девочкой. Поэтому ей сразу понятны Иришкины желания.

— Потерпи, зайчонок. Через два дня будет суббота, и мы вместе сходим в парк. Я, ты и Бусинка. Идет? На аттракционы пока нельзя, зато на поезде можно.

— Хорошо, — ответила девочка и немного повеселела. — Мам, а как там без меня Буся? Не скучает?

— Как это не скучает? Грустит, скулит у порога целыми днями. Вот вернешься, радости-то у нее будет!

Иришка уткнулась взглядом в стену. Будет ли еще радостно? Немного усилий королевы Зимы, и ее засыплет снегом с ног до головы. Останется от Иришки маленькая ледяная статуя.

Вернуться бы…

Динара сидела в кабинете напротив отца, ожидая, когда он, наконец, оторвется от заметок в своем потрепанном блокноте и обратит на нее внимание. Олег, развалившись в кожаном кресле рядом с книжным шкафом, изучал документы из толстой папки. Он казался спокойным, но Динара знала, что это не так: Олег отлично скрывал чувства и держал лицо. Этакая профессиональная деформация, которая ужасно раздражает в быту. С таким человеком жить сложно — никогда не поймешь, как он поступит. Злость сворачивалась тугим змеиным клубком, того и гляди брызнет ядом. Стоило ли отпрашиваться, чтобы битый час наблюдать за их неотложными делами? Своих что ли нет?

— Значит так, друзья мои. — Отец закрыл блокнот и положил на стол очки с толстыми, как у лупы, линзами. — Я позвал вас не просто так. Дело, собственно, вот в чем. Олег на следующей неделе отправляется в командировку. Сроки неизвестны. Поэтому, — он, словно гипнотизер, впился во встревоженные глаза дочери, — ты переезжаешь к нам.

Динара на миг поддалась внушению, но потом, встрепенувшись, вспомнила себя в седле «Дукати» на самом старте. Мотор ревет, руки вибрируют на руле, ты почти ничего не слышишь. А потом байк срывается с места, воздух вокруг него взрывается, перемешиваясь с едкой дорожной пылью. Рыжие огни трассы, встречные фары, вывески магазинов сливаются в сплошную неоновую ленту. Это в первый раз страшно, когда вливаешься в дорожный поток, пытаясь почувствовать байк, понять его характер, стать с ним одним целым, но когда, наконец, находишь для себя нужный ритм, приходит чувство восторга и свободы.

Ее губы дрогнули в усмешке, пока еще неуверенной, боязливой.

— Нет, — наконец, выдавила она.

— Что, значит, нет? — Отец побагровел. — Разве я тебя спрашивал?

Динара оглянулась на Олега в поиске поддержки. Он внимательно слушал, но не вмешивался, его лицо оставалось неизменным, как и поза.

— Я никуда переезжать не стану, — стараясь говорить спокойно, отчеканила Динара. — Достали уже твои указания и приказы. Сколько можно, папа? Всю жизнь что ли плясать под твою дудку?

— Ты слышал, как она заговорила, майор? — крикнул отец, сурово взглянув на Олега. В его голосе зазвучали жесткие, командные нотки. — Не много ли ей позволяешь?

— Динка, ну чего ты? — Олег подошел к ней и погладил по плечу. — Мне будет спокойнее, если переедешь.

Его пальцы обожгли холодом, хотя в комнате было тепло.

— А мне нет! — огрызнулась Динара, сбросила его руку и вскочила со стула. — Я устала, папа. Решайте вопросы по вашей командировке без меня. Я отпросилась с работы на два часа и ужасно опаздываю. А если вместо того, чтобы заниматься работой, будете искать способы, как заставить меня переехать, то я перееду. — Она подошла к двери, распахнула ее, затем развернулась и крикнула. — В другой город, ясно?

Дверь с грохотом захлопнулась, портреты ученых, литераторов и политиков на стене закачались. Рамка с семейной фотографией, которую Динара по привычке отодвинула от себя, упала на стол стеклом вниз. Олег зажмурился, боясь представить, что последует за этой дикой выходкой. Но, к его удивлению, полковник спокойно вернулся за стол, отодвинул ручку с блокнотом в сторону и надолго замолчал. Несколько секунд он крутил указательным пальцем настольный глобус из стекла, вспоминая о чем-то. Его глаза утратили стальной блеск и смотрели с грустью и беспокойством.

— Вот так она и ушла двадцать лет назад, — вздохнул Вадим Сергеевич. — И тоже село Марицыно, да будь трижды оно проклято! Людмила была у начальства на хорошем счету, все мужики ее уважали. Генерал Дмитриев сказал, как отрезал, капитан Ларина поедет, лучше нее никто не справится. Я несколько дней уговаривал его передумать. А потом сама явилась ко мне в кабинет… Из глаз молнии, упреками так и сыпала. А я чувствовал — беда будет, не хотел отпускать. Знаешь, майор, как сердце болело, когда сестра уезжала? — Он несколько раз ударил кулаком в грудь, перевел дух и, запрокинув голову, чтобы скрыть блеснувшие слезы, откинулся на спинку кресла. — Ладно. Забыли. — Вадим Сергеевич звучно хлопнул ладонью по столу и нахмурился. — Пусть остается дома, но накажи, что к тебе ездить не нужно! Нечего ей делать в Марицыно, ясно?

Олег, изумленный рассказом полковника, подсел к нему ближе. Вопрос крутился на языке, но он не решался его задать.

— Есть еще задача, Олег Романович. Приказывать не буду, на тебе и без того большая ответственность. — Вадим Сергеевич поморщился, развязывая одну из папок. — Решил к тебе обратиться, поскольку обнаружил в протоколах твою фамилию. Взгляни-ка.

Олег бросил взгляд на фотографии и документы. Одно из имен вызвало гул в груди. Горло сдавило так, что пришлось расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. В ту минуту он забыл о присутствии полковника, его взгляд потускнел, спокойное лицо скомкалось, исказилось гримасой боли. Пол под ногами закачался. Прошло восемь лет, но ничего не забылось окончательно. Ее облик исчезал из памяти, скрывался в страшных снах за черным туманом, а сейчас в одну минуту воскрес.

Фотография оживала, глубокие глаза Оленьки Северовой глядели на него с печалью и укором, пухлые губы растягивались в хитрой улыбке. Олег негодовал в душе, мечтая захлопнуть ненавистную папку, но знал, что не сможет отказаться от задания, каким бы оно ни было. Не сможет, потому что больше всего на свете хочет оставить ее снимок себе на память.

— Вспомнил, гляжу, — сказал полковник, прищурившись.

— Вспомнил. А что? — Олег отодвинул от себя папку.

Вадим Сергеевич убрал в стопку фотографии, оставив одну из них.

— Знаком ли тебе Рыков Марк Ильич? Хотя, о чем я говорю? Ты же его и допрашивал. Он проходил как свидетель по делу о гибели Ольги Северовой, а брат Марка обвинялся в массовом убийстве.[1] Я полистал материалы, любопытную историю ты расследовал на заре своей службы. Но у меня вопросы. Неужели ты поверил в несчастный случай на льду?

— Не поверил. — Олег отвел взгляд и сжал зубы. — Но что бы я сделал? Все свидетели говорили об одном и том же.

Полковник забарабанил пальцами по столу, вчитываясь в бланки допросов. Повисла тишина, разбавленная шуршанием бумаг и жалобным поскрипыванием стула. Закончив чтение, Вадим Сергеевич строго взглянул на Олега поверх стекол очков:

— Нет в твоих выводах логики, майор. Выходит, что Северову похитили, а потом, она, как ни в чем не бывало, приехала в село к подруге. Вместо того чтобы мирно пить чай и оплакивать убитых друзей, девчонки потащились на озеро. Отличное место для прогулок, не находишь?

— Все понимаю. А что бы я сделал? Все концы в воду. Я предлагал нашему начальству не закрывать дело, провести дополнительные допросы, экспертизы. Мне сказали, что работы и без того полно. Настоящего убийцу с дачного поселка тоже не нашли. Многолетний висяк.

— Ладно, — сказал полковник. — Плохо, конечно, что преступник до сих пор на свободе, но разговор сейчас не о нем. У Марка шесть лет назад исчезла невеста вместе с ребенком. Найти ее сам он не смог. А тут связи у него появились. — Вадим Сергеевич поднял глаза к потолку, показывая, какого вида связи нашлись у Марка. — В Москве, в главном управлении. Теперь этот вопрос у них на контроле, а решать его нам. Выяснилось, что девушка уехала в наш регион.

— Ну ясен пень, — пробурчал Олег, пригладив волосы. — Он редкостная скотина с короной на голове. Называет себя магом, деньги с людей дерет немалые. Знаю я таких шарлатанов. Так, а что надо сделать?

— Да, собственно, и делать почти ничего не надо. Почему тебе передал материалы? Решил перестраховаться, совета спросить. Тебе виднее, что за человек этот Марк Ильич. По нашим сведениям, Нелли Михайловна в селе Марицыно, куда ты направляешься. Работает в составе археологической группы. Она сменила фамилию на Аверьянову сразу после исчезновения. Почему бы тебе не поговорить с ней? Надо понимать, почему она ушла. Войдешь к ней в доверие, как старый знакомый, и все выспросишь. Если причина их разлада не в рукоприкладстве или чего похлеще, позвонишь Марку и скажешь, где его семья. Нелли не имеет права лишать ребенка общения с отцом, пускай разбираются сами. А если у нее есть причины прятаться… Позвонишь мне, решим.

— Ненавижу лезть в чужие отношения, — сказал майор. — Может, есть другие варианты решения? Жалко девушку. Не просто же так ушла.

— А если жалко, сделай, как говорю. Гиблое место село Марицыно. Пускай увозит их оттуда. И сам, слышишь меня? Всегда будь начеку. Всех внимательно слушай, любые мелочи записывай. Каждый вечер жду отчет. Ну? Что мнешься? Вижу, спросить хочешь.

— Ваша сестра, которая вела расследование в Марицыно… Что с ней? — решился Олег.

Губы у полковника задрожали и побледнели. Он ссутулился, карандаш выпал из ослабевших пальцев.

— С Людмилой случилось то же самое, что и с другими девушками. Но… в отличие от них, она пропала, а потом ее тело со следами удушения нашли в лесу. Остальных тоже искали, лес прочесали вдоль и поперек, результат нулевой.

— У нее были какие-то версии?

— В начале расследования Людмила отстаивала версию про маньяка. После бесед со старожилами она зацепилась за руну на болоте и предположила, что в поселке орудует языческая секта. Тогда никто не рассматривал эту версию всерьез, а стоило бы. В старых материалах есть фотографии, нужно сравнить знак на камне, неспроста он там находится. И в тот раз, и в этот люди начали пропадать за три-четыре дня до осеннего равноденствия. В настоящий момент отмечено два случая. Исчезают, заметь, только девушки до тридцати лет. Самой молодой было тринадцать, а самой старшей — двадцать шесть.

— Что за знак?

— Я отправил запрос экспертам. Ответили, что это славянская символика, одна из рун богини Мары. Логично, если учесть, что у болота находили обломки деревянных идолов и орудия труда тысячелетней давности. Вот тебе и тема беседы с Нелли. Глядишь, подскажет чего. Их группа там до ноября, успевай консультироваться.

— Преступника искали двадцать лет и не нашли… Странное дело. Такая же путаница, как в Медном камне, только сложнее. Почему вы передали это дело мне?

— Больше некому. И в твоем отделе самый высокий процент раскрываемости. Справишься, майор. Сегодня отдыхай, а завтра пойдешь в архив, я дал распоряжение Зосимову, он уже подготовил материалы. Опергруппа выехала на место вчера, сегодня будут предварительные результаты.

— Хорошо. — Олег поднялся и убрал в сумку документы. — Будет сделано, товарищ полковник.

— И еще… Не говори Динаре про то, как ее тетка погибла. Не дай бог за тобой сорвется.

— Не скажу. Она ничего не узнает, обещаю.

 События, которые здесь описаны, происходили в первой части трилогии «Медный обряд. Легенды Черного озера»

Глава 4. Тайны старых фотографий

Динара вернулась домой и сразу же прошла в кухню, дыша на руки и ежась от забравшегося под куртку промозглого ветра. Окно было распахнуто — Олег, когда работал дома, не выносил духоты. О карниз разбивался ледяной дождь. Колючие брызги долетели до лица Динары, обожгли кожу. Прощайте солнечные дни… Когда с неба сыплет и сыплет, а день, вечер и утро сплетаются между собой в сумрачный узор, все происходящее в жизни принимаешь как должное, с равнодушием.

Динара не ждала от осени радостных событий. Она много работала и возвращалась домой поздними вечерами, чтобы не беспокоить Олега, который сейчас часто работал дома. В последнее время он стал слишком вспыльчивым: несколько безобидных замечаний переросли в шумные ссоры. Олег цеплялся по любому пустяку, казалось, что одно ее присутствие в доме раздражает мужа. Динара считала, что это пройдет, всякое бывает. Людям свойственно уставать, выгорать, злиться по пустякам. Конечно же он не остыл, конечно, до сих пор любит, разве может быть по-другому? Они ведь так долго вместе. Динара размышляла над странным поведением Олега, искала ему оправдания, но слишком боялась признать, что любовь стала похожа на осень. А еще тоскливее становилось от того, что мысли о переезде к отцу пугали все меньше.

Негромко зашипел чайник. Динара опустилась в кресло, с наслаждением протянула к батарее замерзшие ноги и взглянула на зеркало в гардеробной. В нем отражался холодный свет настольной лампы. Олег работал, на этот раз он даже не отвлекся, чтобы бросить ленивое «привет». Гадкое чувство, то ли вины, то ли грусти заполнило желудок. Аппетит пропал. Динара дотянулась до выключателя, щелкнула им и загляделась на фонари у соседнего дома. Мокрые листья переливались янтарно-серебристым покрывалом, а небо мерцало фиолетовым.

Воспоминания перенесли ее в другую ос