я долго не могла подступиться к работам Набокова – они, как мозаика с множеством мелких деталей никак не давали моему взгляду охватить их целиком, ловили на крючок узоров, орнаментов, сложных ассоциаций. я всматривалась в каждый кусочек майолики, не понимая что он – часть монументального замысла автора.
к изучению Набокова я подошла с рациональностью ученого: я люблю мемуары, я узнаю больше об авторе и привыкну к его языку. и, кажется, мой эксперимент удался.
речь Набокова напомнила мне витраж из множества цветных акварельных стеклышек, сияющий на свету, хрупкий и прекрасный.
буквально заново обучаясь чтению, я с удовольствием находила в главе 3 отсылки к образу, который появился в главе 1. и возникало чувство, что этот маленький секрет разгадала только я.
художественный язык Набокова настолько визуален, но в то же время невероятно оригинален. и среди перманентного восхищения гениальностью метафор, живописностью взгляда, были и редкие минуты тихой радости, когда я находила среди строк и свои мысли и думала: «а ведь я тоже вижу так».
под предлогом собственной биографии Набоков документирует время, его форму, движение, скорость. и, пробравшись через ассоциативную вязь, невыносимо грустно обнаружить замшелый колосс времени, для которого любая биография – даже самая удивительная – лишь мимолетное дуновение ветра.
кроме прочего, жизнь Набокова – это удивительный срез эпох, когда мир стал совершенно другим. удивительно наблюдать, как человек, родившийся «усадебной России» перевозит в эмигрантскую комнатушку багаж ценностей, идеалов и планов, что он оставляет позади, а что умещает в дорожный чемодан.
проблеском узнавания поразила та работа, которую автор назвал «реставрацией прошлого». не питая надежды достичь того же уровня мастерства в этом нелегком труде, я все же смутно разглядела среди строк и себя в ночи перед тетрадным листом.
и, конечно, феноменальная память Набокова, этот дар, который позволил соединить все линии его жизни в один невероятный узор, собрать все, до последнего, цветные стеклышки в этот витраж, когда мне не удается собрать даже пары осколков своих воспоминаний.
Прозрачно льющийся рефлексивный поток бережно сохраненных мнемозиной воспоминаний, словно краски в старом чемоданчике художника, хранимом на запыленном чердаке и вновь пущенные в дело умелой рукой мастера, создают прекрасную картину жизни. И не покидает ощущение, пронесенное через все повествование, собственного мира, бережно хранимого ото всех и сохраняющего от безумств коллективного психоза тех времен, чтобы затем быть подаренным большому миру Словом, соединяющим авторское осмысляющее начало и красочные потоки бытия.
Пока я читал книгу, меня постоянно преследовал вопрос: "Неужели он помнит себя так чётко с трёх лет?" Неужели, у кого-то такая мощная память? Ранние впечатления, частично пересекающиеся с впечатлениями, пожалуй, любого ребёнка, воспринимаются более близкими. А вот используемые выражения-ассоциации, типа, "родной, как собственное кровообращение" вообще не впечатлили: что обычный человек знает о кровообращении? Как его воспринимает? Что роднее, кровообращение, глаз, или кишечник? Или вот другой пример, "Рубиновые стигматы" - образно, но всё же текст не очень здоровым мною воспринимается, очень много обращений к телесной тематике. А когда говорится про виденье звуков, не упоминается таламус. Возможно, не был открыт еще, конечно, как и действие ЛСД. А вот воспоминание про грибы очень яркое, меня впечатлило. Эта корзинка, запачканная черникой, так и появляется перед глазами.
Еще вопрос, за что Набоков так не любит Фрейда. Не раз упоминается, с добавлением нелестных эпитетов типа "клюнет ли тут с гнилым мозгом фрейдист". Посетил психолога и обиделся?
Хвалебные оды в отзывах поются языку. Я же с трудом продирался через набор устаревших слов, огромное количество которых требовало отдельного осмысления. И ладно еще "чеховское пенсне" - тут можно себе что-то представить, хотя я абсолютно не понимаю, чем оно отличается от обычного пенсне. Но дальше ведь идёт "бабочка-полигония" - и я абсолютно не представляю, о чём это. Аталия? Расин? Я понимаю, что я не очень силён в классике, но я даже не слышал ничего похожего! Эта книга для меня потихоньку становится противоположностью лёгкого и положительного "Вина из одуванчиков" от Бредбери. Зато язык "классически" - Нора Гааль была бы в восторге! Но сколько тут иностранных слов...
Ну а мне приходится постоянно обращаться к словарю, как при чтении Гарри Поттера на английском. Ну и, конечно, невольно замечаешь, сколько слов мы потеряли... Но нужны или они? Игра Халма - то, что мы называли просто уголками. Даже не слышал этого слова, теперь, возможно, запомню. Конечно, видно, что словарный запас у Набокова фееричный и что фразы конструирует он интересно, возможно, из-за привычки говорить на английском. Но от книги веет академичностью а не живостью. Передо мною не возникает картинки. Читать скучновато, слежу за словами, а общего представления о произведении нет... Это как прийти смотреть на картину, и любоваться мазком, а не произведением.
Ближе к концу стало интереснее. Особенно исторические моменты. "Крым показался мне совершенно чужой страной: все было не русское, запахи, звуки, потемкинская флора в парках побережья, сладковатый дымок, разлитый в воздухе татарских деревень, рев осла, крик муэдзина, его бирюзовая башенка на фоне персикового неба; все это решительно напоминало Багдад, — и я немедленно окунулся в пушкинские ориенталии." Какие только неожиданные вещи не вываливаются из книг при прочтении. А ведь Крым с 1774 года принадлежал России. События же, описываемые в книге - примерно 1917 год. В 17-18 годах в рамках крассного террора "обрусили", получается.
В книге как-то очень странно прыгают даты. Вот только что был 17 год, а теперь рассказ про Англию, про которую будет написано в книге в 16 году. Не удобно.
Только закончив читать книгу я понял, что мне не нравилось. Концовка книги читалась гораздо проще и интереснее. Я думаю, что причина в том, что про ребёнка и его впечатления написано взрослым языком, поэтому меня вообще не зацепило. Утрируя, получается так: "Выйдя на улицу, я увидел как испаряется вода, чтобы дальше вернуться к нам живительным дождем", и это слова трёхлетнего ребенка? Конец же книги проще, про взрослого и подростка читать таким языком - нормально. Но основная часть книги по-взрослому о детях.
Бывает такое, что ловишь не то настроение, когда все набоковские кружева раздражают и хочется сказать ему «ну говори быстрее». С этой книгой — нежной, трогательной, какой-то даже невинной — такого не произошло. Ритм и стиль погружают в такое состояние, будто кто-то большой и сильный успокаивает тебя на руках.
И да, самый любимый момент — про навесной выступ как воздушный шар.
Теперь знаю о Набокове чуточку больше. Писатель с волшебным изобильным детством и с не самой простой дальнейшей судьбой.
Погружение в светлые воспоминания автора (уж лучше него никто не сумеет собрать мельчайшие подробности прошлого, словно элементы мозаики в одну большую картину), в нежные чувства первых влюбленностей было прекрасным.
Невозможно не обратить внимание на то, с каким трепетом безграничной любви пишет Набоков о своих родителях. Неудивительно, что он вырос и стал тем, кем стал — принятие, любовь и дружба с ними подпитывали автора даже когда их не стало. А еще тема любви и утраты отца ярко выражена в романе «Дар». Кстати, много отдельных деталей автобиографии узнавались в том числе из романа «Машенька».
Слог как всегда безукоризненно хорош, тернист. Для меня Набоков - витиеватое, многообразное, доставляющее чрезвычайное удовольствие чтение. Советую однозначно
Я чего-то другого ожидала, более детских воспоминаний. Самомнение автора, его взгляд свысока вызывали раздражение. Неавтобиографичные произведения зашли больше.
Все время, пока читала, обращалась к своим детским воспоминаниям. Напрягала память изо всех сил, пытаясь припомнить свои впечатления и размышления в совсем детском возрасте и отроческом. Все настолько расплывчато и, вероятнее всего, уже дорисовано взрослым разумом. А здесь читаешь и все как на духу, как будто вот только вчера было ему три…
Наслаждение, которое хочется продлить. Читаю летом. И теперь особенно присматриваюсь к каждой пролетающей бабочке. Слог автора особенный. Так приятно читать и проговаривать про себя так удивительно сложно, но слаженно построенные фразы. Удивительный человек и потрясающая книга.
Неисповедимы пути Мнемозины. Идет одной ей ведомым маршрутом. Где-то - ускорила шаг, где-то - остановилась. Поиграла с камешками на речном берегу, залюбовалась игрой теней между деревьев.. Миг - и перескочила дальше. И снова замерла. Вернулась назад, к закату, оставленному у старой дороги пару лет назад. Снова метнулась вперед. За ней бежит, пытается поспеть автор. Как прилежный секретарь, подробно записывает за взбалмошным хозяином. Удивляется - с ним ли это было, или капризная беглянка вздумала играть с ним в новую игру.. И вяжет, вяжет автор ткань рассказа. Цепляет слово за слово, сплетает, выстраивает липкую паутину, украшает ее росинками, любуется игрой света. Но вот Мнемозина сотворила чей-то серый призрак, придала ему антропоморфные черты, и автор бросается на него по старой памяти, пытается пнуть его, ткнуть зонтом. И тут же Мнемозина меняет один мираж на другой, место серого призрака занимает пасторальный пейзаж..
Набоков трижды описывал свою жизнь. "Другие берега" - единственное описание на русском языке. Оно охватывает 40 лет, но не является биографией в чистом виде. Скорее - ностальгия об утраченном. Утраченном детстве, положении, стране, воспоминаниях. Да, не все эти воспоминания имеют реальную основу. Часть из них - соткана лишь из былых мечтаний и желаний. Что ж - пусть будет так.
Прекрасный, филигранный набоковский язык. Описания воспоминаний об ощущениях, чувствах, людях. Правдивая версия того, как могло выглядеть прошлое...
