Татьяна Василевская

Здесь и сейчас

И сто жизней спустя

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Иллюстратор Юрий Иванович Пацан

© Татьяна Василевская, 2019

© Юрий Иванович Пацан, иллюстрации, 2019

Когда кажется, что жизнь не удалась, нужно посмотреть вокруг. Не ждать призрачного счастья, которое наступит когда-нибудь. Счастье в каждом мгновении. Здесь и сейчас. Нужно только уметь почувствовать его.

Трое мальчишек живут в совершенно разных условиях, имеют различные интересы и стремления. Случайная встреча в одном из московских дворов, когда все трое уже стали студентами, явилась началом крепкой дружбы. Судьбы всех троих неразрывно переплетаются раз и навсегда.

18+

ISBN 978-5-4496-0762-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Здесь и сейчас
2. Часть 1. Самый счастливый человек на свете
   1. Глава 1
      1. 1980г. с. Загорное, Гуляйпольский район, Украина
      2. 1982г. Москва
      3. 1983г. Москва
   2. Глава 2
      1. 2011г. Москва
      2. 1992г. Москва
   3. Глава 3
      1. 1995г. Москва
   4. Глава 4
      1. 1998г. Москва
      2. 2001г. Москва
   5. Глава 5
   6. Глава 6
      1. Сентябрь 2006г. Москва
   7. Глава 7
   8. Глава 8
      1. Ноябрь 2006г. Москва
   9. Глава 9
   10. Глава 10
       1. Декабрь 2006г. Москва
       2. октябрь 1991г. Москва
       3. 1996г. Москва
       4. 1999г. Москва
       5. 2003г. Москва
   11. Глава 11
       1. 2006г. Москва
   12. Глава 12
   13. Глава 13
   14. Глава 14
       1. январь 2007г. Москва
3. Часть 2. Здравствуй!
   1. Глава 1
      1. 2007г. Москва
   2. Глава 2
      1. Москва 1998г
      2. Москва 2007г
   3. Глава 3
   4. Глава 4
   5. Глава 5
   6. Глава 6
      1. 2009г. Москва
4. Часть 3. Огонь и лед
   1. Глава 1
      1. 2011г. Москва
   2. Глава 2
   3. Глава 3
   4. Глава 4
   5. Глава 5
   6. Глава 6
   7. Глава 7
   8. Глава 8
      1. 2011г. с. Загорное, Гуляйпольский район, Украина
   9. Перевод Д. Литвинцев

Я однажды проснусь, а вокруг мир другой,

Светел, чист, бесконечно прекрасен.

А на троне высоком — Царица любовь,

А на меньшее я не согласен.

Под хрустальным мостом реки чистой воды,

И никто над цветами не властен,

И не дерево счастья, А счастья сады.

А на меньшее я не согласен.

«На меньшее я не согласен», Н. Носков

Часть 1. Самый счастливый человек на свете

Глава 1

1980г. с. Загорное, Гуляйпольский район, Украина

Деду Игнату снилось, что он снова молодой казак. Он идет через двор, к привязанному у плетня жеребцу. Тот косит темным блестящим глазом, нетерпеливо перебирая тонкими ногами, фыркая. А по ту сторону плетня, соседская дочь, красавица Наталка, улыбается Игнату, белозубо, и румянец играет на нежной девичьей щеке. Глаза смотрят лукаво…

Старик отмахнулся от привязавшегося, зудящего возле самого лица комара и, улыбаясь беззубым ртом, продолжил смотреть приятный сон.

…Он закидывает ногу в стремя и уже готов вскочить в седло…

«Мууу!» — совсем некстати раздалось над самым ухом жалобное мычание.

— Циц, бисово пориддя!* (Цыц, чертово отродье). Холера тебе забери! — шикнул старик. Не открывая глаз, боясь спугнуть чудный сон, он повернулся, поудобнее, пристраиваясь к стволу березы, возле которой, его сморило жаркое летнее солнышко.

Еще одна корова замычала, за ней еще и еще.

— Я вам… — проворчал пастух. Нашли время. Трава, гуще не бывает, ходи да жуй целый день, а им все неймется. Решив, что если сейчас еще кто из скотины начнет мешаться, то он встанет и огреет нарушительницу спокойствия хворостиной, чтоб неповадно было, старик снова погрузился в дрему.

…Наталка продолжает улыбаться. Солнце играет, горит золотом в толстой русой косе. Губы нежные, розовые, такие мягкие, волнующие полуоткрыты, как будто специально манят его, в ожидании поцелуя…

Внезапно, прямо рядом с ухом Игната, что-то страшно грохнуло. Спросонья старик, только что побывавший в своих видениях во временах далекой молодости, не мог понять, то ли и впрямь он каким-то чудом перенесся в прошлое, и прямо сейчас, снова идет война. То ли и вовсе наступил конец света. Пока мысли беспорядочно метались в одурманенном сном сознании началось, что-то и вовсе невообразимое — со всех сторон послышался топот ног разбегающихся коров, сопровождаемый сумасшедшим трезвоном железных колокольчиков, жалобным мычанием, и каким-то грохотом. Игнат ошарашенно огляделся по сторонам. Животные, обезумев от страха, метались по лугу, звеня боталами. К длинным коровьим хвостам были привязаны жестяные банки. Они били животных по ногам, громыхая насыпанными в них камушками, пугая коров еще сильнее и не давая им успокоиться. Краем глаза пастух заметил, уже довольно далеко от луга, бегущих в сторону села мальчишек. Босые пятки высоко взлетали над густой травой с удивительным проворством и быстротой. У одного из паршивцев в руках было, что-то темное и длинное. Игнат, ставший, на старости лет слаб глазами, не мог разглядеть предмет отчетливо, но был уверен, что это ружье. Видно, кто-то из поганцев стянул из дома отцовское ружье и, дождавшись в кустах пока он уснет, маленькие мерзавцы пальнули у него над ухом, напугав скотину и его самого до полусмерти.

— Бисовы дити! — заорал старик, грозя вслед мальчишкам кулаком. — Ужо я вам влаштую, подлюки! Шмаркачи! Батьки шкуру спустять, почекайте!* (Уж я вам устрою, подлюки! Сопляки! Отцы шкуру спустят, подождите!).

Среди светлых и русых вихрастых голов бегущих ребятишек, четко выделялась одна чернявая. Игнат сплюнул в траву, ну подождите, шутники!

— —

— Ах ты ж, поганий дитина! Бисово пориддя! — орала бабка, охаживая Нестора хворостиной по голому заду. Он морщился, но стойко сносил наказание. У бабки устала рука и она замерла, с занесенным прутом, чтобы передохнуть и отдышаться. — Нестор! Що ти робишь? Що ти за дитина такий? Окаянний ти поганець! — тонкий прут снова заходил в воздухе. — Худобу налякали. Дид Гнат мало сам не помер. Ледве зибрав корив, по всьому лузи розбиглися. Трохи в лис не пишли з-за ваших витивок мерзопакостных. Я знаю, що це твоя затия, окаянний. Сладу з тобою немае!* (Скотину напугали, поганцы. Дед Игнат чуть сам не помер. Еле собрал коров, по всему лугу разбежались. Чуть в лес не ушли из-за ваших проделок мерзопакостных. Я знаю, что это твоя затея, окаянный. Сладу с тобой нет).

Бабка совсем уморилась, бросила хворостину и всхлипнула.

— Батько був би живий, так шкуру б з тебе спустив з паразита.

Она подковыляла к крыльцу и тяжело опустилась на ступеньку.

— Нелюд ти, нехристь. Жодного дня не проходить, що б мени хто-небудь не наскаржився на тебе. Нестор! У могилу мене хочеш звести? Я помру, що ти будеш робити? Кому ти ще потрибен?* (Изверг ты! Нехристь! Ни оного дня не проходит, чтобы мне кто-то не нажаловался на тебя. Нестор! В могилу меня хочешь свести? Я помру, что ты будешь делать? Кому ты еще нужен?)

Внук, глядя исподлобья темными глазами, то ли обиженно, то ли виновато, у него разве ж поймешь, шмыгнул носом.

— Ох, горе-то, горе, — вздохнула бабка. И дите жалко — сирота, и растет чистый разбойник, нет с ним сладу.

Нестор утер нос рукавом рубахи, и незаметно стащив, из стоявшей рядом с ним корзины яблоко, быстро перемахнул через забор и понесся по улице.

— Нестор! Повернись назад, нехристь! — закричала бабка. Махнув рукой, она сплюнула и, охая, пошла в дом. Послал Господь испытание на старости лет.

1982г. Москва

— Геннадий Борисович, прошу, салат по рецепту от повара из «Праги».

— Благодарю… Так вот, эти механизмы скажут, я вас уверяю, новое слово в нашей автомобилестроительной промышленности…

— Да, что Вы говорите? — ослепительно улыбаясь, выражая полнейшую заинтересованность, сказала хозяйка дома, Ольга Андреевна Соболева.

— Да, да, — гость помахал вилкой и, к радости остальных присутствующих, прервался в своем рассказе на салат от повара знаменитого ресторана.

— Дима, — склонившись к сыну, одними губами, сердито прошептала Ольга Андреевна, — не бери еду руками. Что подумают наши гости?

Диме было наплевать на то, что подумают гости. Ему вообще страшно надоело это глупое застолье — знакомство с родителями жениха его сестры Нади. Сплошная скука. Дурацкие разговоры. Все сидят с чопорным видом, как будто за столом собрались одни графы и князья. Если бы не затея, которую придумал Димка, он бы давно уже улизнул из этого царства занудства и показной доброжелательности. Дима покосился на отца, тот, судя по лицу, тоже не испытывал особого удовольствия от мероприятия. Но ему-то, хочешь, не хочешь, придется весь вечер провести с гостями. Хозяин дома и отец невесты не может встать и уйти, потому что ему надоело. Все-таки быть взрослым утомительно, хотя свои плюсы, конечно, тоже есть. Старательно орудуя ножом и вилкой, в попытке разрезать отбивную, Димка мысленно взвешивал плюсы и минусы того, когда человек уже взрослый. Он задумался, и отбивная, съехав с тарелки, шлепнулась на белоснежную скатерть. Мать страдальчески закатила глаза, а сестра метнула в сторону младшего брата убийственный взгляд. Димка едва не высунул язык в ответ, но вовремя вспомнил, что «должен вести себя прилично, как хорошо воспитанный мальчик из интеллигентной семьи», как все утро наставляла его мать.

— Извините, — убирая мясо со скатерти, немного сконфуженно пробормотала мать, впустую потратившая время и силы на утреннюю попытку привить хорошие манеры сыну. Она одарила Димку взглядом, в котором явственно читалось неодобрение, страдание и раздражение. Хотя, гостям-то, как показалось Димке, было до лампочки, что его манеры «не на высоте», как опять же любит выражаться мать. Отец жениха, покончив с салатом, серьезно подналег на коньяк, продолжая вещать про свои обожаемые механизмы, которые из всех присутствующих интересовали исключительно только его самого. Мать жениха, с завидным аппетитом, уплетала осетрину горячего копчения и наравне с мужем, ценителем коньяка, налегала на сладкую наливку. А жених, заметив случившийся казус, ухмыльнулся, причем не дружелюбно и весело, а как-то гаденько и злорадно. «Козел!» — глядя избраннику сестры в глаза, подумал Димка, искренне жалея, что не владеет искусством телепатии.

— —

— Я тебя убью! — прошипела Надя, поймав Димку в коридоре, когда он вышел из туалета, вернее из уборной, как опять же заставляла называть это самое место мать. Во как сестрицу-то разобрало! Даже из-за стола выскочила, что бы подкараулить его, там, где никто их не услышит.

— Отвяжись! — сказал Димка и хотел пройти дальше. Сестра ухватила его цепкой тонкой лапкой за ворот рубашки и впилась в лицо ледяным взглядом. Димка дернулся. — Пусти, дура!

— Если ты сейчас же не отвалишь из-за стола, маленький засранец и посмеешь испортить… — она застыла с открытым ртом, пытаясь сформулировать, что именно может испортить Димка.

— Да больно ты мне нужна! Отстань! Скорей бы уже вы с козлом поженились, и ты отправилась к нему. Будете вместе распевать — беее, беее! — закатился Димка и, ловко вывернувшись из рук возмущенной сестры и по совместительству невесты «козла», направился в комнату, где был накрыт стол. Особого желания возвращаться туда у него не было, но теперь это было дело принципа. Надька хочет войны — она ее получит. Сама напросилась!

— Только попробуй, что-нибудь…

Димка закрыл дверь перед ее носом, и остаток угрозы, произнесенной сестрой, так и остался ему не известным.

— Димочка! — мать жениха, видимо, наконец-то, насытившись осетриной и в достаточной мере «подзарядившись» наливкой, расплылась в преувеличенно-радостной улыбке. — Твоя мама говорит, что ты пишешь чудные стихи. Прочтешь нам? Просим, просим, Димочка! Не стесняйся! Все свои.

Дима не менее радостно улыбнулся тетке, имени которой он не запомнил, за ненадобностью — замуж-то Надька выходит, чего ему память зря ерундой забивать? Мать жениха смотрела на него с умилением. Как будто ему не девять лет, а года три. Ну, что ж, продолжая улыбаться во весь рот, подумал Димка. «Вы песен хотите? Их есть у мня». Кто, что хочет, тот то и получит. Вечер исполнения желаний! А волшебник он, Димка!

Взяв один из стульев, Димка поставил его на середину комнаты. Мать с подозрением посмотрела на него, но ничего не сказала. В этот момент дверь открылась и в комнату вошла Надя. Дима влез на стул, и чуть не закатился от смеха, заметив, как Надька застыла на месте, и одновременно, и совершенно одинаково, вытянулись, лица у матери, и у нее. Не обращая внимания на ближайших родственниц, усиленно делающих ему страшные глаза, Дима принял горделивую позу и, слегка поклонившись, громко и четко сказал:

— Из моего. Из раннего. — Он снова поклонился и, выставив, как заправский поэт, перед собой руку, начал читать громко и четко. Именно так, как учила читать мать, когда нужно было выучить стих для школы:

— Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа,

Вознесся выше он главою непокорной

Александрийского столпа.

Явно не оценив мастерства исполнения, которого сама же добивалась, мать застыла с каменным лицом. Надя издала странный тонкий звук, похожий на писк и на стон одновременно и выбежала за дверь. Жених, вновь расплылся в гаденькой ухмылке. Мать жениха, округлив, ярко подведенные черным карандашом, голубые глаза, ошарашенно смотрела на юное дарование, быстро-быстро хлопая ресницами и приоткрыв рот. Ее муж застыл с очередной рюмкой коньяка, почти с восторгом взирая на будущего родственника. А отец всхлипнул от смеха и прикрыл лицо салфеткой, скрываясь от грозного взгляда, который метнула на него жена.

— Дима, — безжизненным голосом проскрипела мать, сдергивая сына со стула и таща его за собой. Уже в дверях она оглянулась к гостям. — Извините…

— —

— Дима! Что ты вытворяешь?! — пристально глядя на младшего отпрыска возмущенно сказала мать. — Ты понимаешь, что для Нади это важное событие? Она расстроилась…

Мать покосилась на стену, за которой находилась комната дочери. Из-за стены явственно доносились рыдания, сопровождаемые звуками, напоминавшими вздохи кита под водой.

— Я же не виноват, что Пушкин, просто опередил меня, — пожал плечами Димка. — Может, мы с ним мыслим одинаково, родственные души. А если Надьке Пушкин не нравится, то в этом я тоже не виноват…

— Дима! Ты должен извиниться… — мать неуверенно посмотрела на сына, обдумывая, не слишком ли рискованно просить его извиняться — как бы еще хуже не получилось.

— Перед Пушкиным?

Мать закатила глаза.

— Я сама извинюсь перед гостями и успокою Надю. А ты, пожалуйста, воздержись от подобных выходок.

Дима пожал плечами. О чем разговор? Естественно, стихи читать он больше не будет. Чего повторяться-то?

— —

Над чашками с крепким, свежезаваренным чаем, поднимался ароматный пар. Мать вошла в комнату с большим блюдом, на котором красовался торт — по виду настоящее произведение кондитерского искусства.

— Какая красота! — восхитилась мать жениха. Ее муж, изрядно приложившийся к коньяку, полусонно и довольно равнодушно взглянул на шедевральный десерт.

— Надя, поухаживай за гостями, — ставя торт на стол, улыбнулась мать дочери.

Надя, уже успевшая отойти от своих переживаний, то и дело, бросая нежные, томные взгляды на жениха, принялась резать десерт и раскладывать по тарелкам. Димка, незаметно достал из кармана костюмных брюк, спичечный коробок и, осторожно приоткрыв его, вытряхнул содержимое на стол, прикрыв его салфеткой.

— Альбина Михайловна, — ослепительно улыбаясь, сказала Надя, протягивая тарелку с куском торта будущей свекрови. Внезапно улыбка начала сползать с ее лица, глаза выпучились, а щеки пошли красными пятнами. «Прямо, как жаба!» — радостно отметил про себя Димка.

Почуяв неладное, мать проследила за взглядом дочери и лицо ее, как всегда в моменты сильного волнения, застыло непроницаемой маской, а глаза сверкнули, как две искрящиеся льдинки.

По белоснежной скатерти, среди чашек тончайшего японского фарфора, вазочек с вареньем и конфетами, тарелок с тортом, деловито шевеля длинными усами и шустро перебирая лапками, бегали ярко-рыжие представители животного мира: тип — членистоногие, класс — насекомые, отряд — таракановые. А попросту говоря — тараканы рыжие или прусаки.

— Мама! — в ужасе пискнула Надя, едва не выронив тарелку, с отвращением глядя на мерзких тварей, нахально расхаживающих по столу, норовя забраться, в какую-нибудь из емкостей с едой.

— Надя, — ледяным тоном одернула Ольга Андреевна дочь, готовую то ли впасть в истерику, то ли грохнуться в обморок.

— Дима! — грозным голосом рыкнул отец. — Сколько штук этой дряни было, ты знаешь?

Димка, с любопытством, следя взглядом за шустрыми насекомыми, шмыгнул носом и сказал:

— Двенадцать. Дюжина, то есть, — уточнил он, очевидно, для графов и князей.

Отец поднялся, и, не обращая внимания на умоляющие взгляды жены, ловко истребил всех ползающих тварей, прямо на праздничном столе, на глазах у гостей, вполголоса ведя отсчет количества поверженных интервентов.

— В свою комнату, — скомандовал отец, покончив с насекомыми, трупики которых дрожащими руками быстро убирала со стола мать. Лицо ее с горящими алыми пятнами на мертвенно бледных щеках, было искажено отвращением, чувством стыда и нечеловеческого страдания. Дима молча вышел из-за стола. Жених одарил его очередной ухмылкой, самой гадкой изо всех, что были перед этим, и Димка еле сдержался, чтобы не крикнуть: «Надька, дура, он же гад конченый! Зачем тебе за него замуж? Открой глаза! Он же и правда козел, самый настоящий!» Но зная, что с отцом шутки плохи, и раз уж он разозлился, лучше побыстрее уйти и не выступать, Дима вышел в коридор и поплелся к себе. Конечно, даже если бы он попытался вразумить сестру, ничего из этого не вышло. Она же от любви или от чего там еще совсем с ума спятила. Она бы и слушать ничего не стала. Особенно то, что говорит он — ее ненавистный младший брат, по ее словам постоянно отравляющий ей существование своими выходками тупого идиота.

— —

Гости уехали. Сестра была более-менее успокоена — мать накапала ей каких-то капель и, что-то долго втолковывала, пока Надька заходилась в припадках рыданий и квакающих звуков, перемежаемых воплями: «Ненавижу! Ну, что за чудовище?! Идиот малолетний! Мааа-ма!» Гад жених, пока, по крайней мере, жениться, вроде, не передумал. Так, что чего так уж разошлась Надька, вообще непонятно.

Мать ходила мимо сына с каменным лицом, не говоря ни слова, игнорировала его, давая понять, что сегодня он перешел черту.

— Дима. Пойдем, разговор есть, — взяв сына за плечи, отец отвел его в свою комнату.

— Дима, я все понимаю. Возраст, характер у тебя, прямо скажем, шустрый, непоседливый. Любишь ты пошалить, разыграть кого-нибудь. Но пора уже понимать, что все хорошо в меру. И, что всему свое время и место, и границы обязательно должны быть. Для твоей сестры сегодняшний вечер был важен. Ну, со стихом, не знаю, по мне так смешно вышло, а Надя и мама расстроились. Мама даже, кажется, рассердилась. Но тараканы! Дим, ты понимаешь, что мало того, что это некрасиво и глупо, так еще эта гадость могла по всему дому расползтись. И, что? Мы бы потом дезинсекторов вызывали? Из-за того, что ты решил глупо пошутить? — Отец прошелся по комнате, очевидно, собираясь с мыслями, обдумывая, как донести до девятилетнего сына разницу между шуткой и розыгрышем веселыми, смешными и добрыми и плохой шуткой, злой, обидной, некрасивой и неприятной.

— Дима, давай договоримся, что впредь, ты будешь сначала хорошо думать, прежде чем, что-то сделать. Можно, это сделать или нет. И, самое главное, прежде чем устроить очередной розыгрыш, хорошенько обдумывай, как воспримут его те, кого ты хочешь разыграть. Шутка хороша, когда всем смешно и весело, а не одному только шутнику. Понимаешь?

Димка кивнул.

— Хорошо, пап, я понял.

Отец улыбнулся.

— Где ты тараканов-то взял?

— У Витьки Сомова из нашего класса выменял.

Брови отца изумленно приподнялись.

— Да, что ты говоришь, выменял, тараканов? И, что же, если не секрет, Витька Сомов получил в обмен на такое сокровище? — отец иронично улыбнулся.

— Я ему кляссер с марками отдал, — вздохнул Димка.

Отец покачал головой и хмыкнул.

— Надо же… Не знаю сынок, кем ты станешь, когда вырастешь, может, артистом или ученым, или пожарным, или даже в космос полетишь. Но экономика, финансы и торговля — это точно не твое, — отец засмеялся. — А, вот твой Витька Сомов вполне может именно в этих областях добиться больших успехов, у него явные способности. — Посмеиваясь, отец вышел из комнаты.

1983г. Москва

Судья поднял белый флаг. Попытка была удачной, нарушений не было, результат засчитан.

— Молодец, Миша! — тренер радостно потрепал подопечного по светлой макушке. — Думаю, что в прыжках сегодня будешь первым! Вон, какой у тебя результат! Навряд-ли кто-то возьмет большую высоту. Молодчина!

Мишка улыбнулся. Он старался не думать о боли в ноге. Во время приземления, он неудачно опустился на правую ступню. Боль была резкая и сильная. Он думал, что все пройдет, но пока нога болела. Впереди еще забег на пятьсот метров. Дистанция небольшая, Мишка решил, что сможет потерпеть. Правда он не был уверен, что сможет прийти первым, как рассчитывал. Будет обидно проиграть. Сегодня борьба шла за выход на межреспубликанские соревнования. И Мишка, и тренер долго и упорно готовились. Тренировались даже по выходным. Мечтали. Мишка покрутил ступней. Боль раскаленной иглой пронзила ногу от щиколотки до самого колена, но ничего терпимо.

— С ногой что? — обеспокоенно спросил тренер.

— Ничего. Все нормально, — улыбнулся Мишка.

— —

Он пришел вторым. Тренер вроде бы и не сильно расстроился. Второе место тоже неплохо. На межреспубликанские Мишка попадал.

— Миша, ты, когда бежал, казалось, что ты припадаешь на правую ногу. И движения от этого были чуть более медленные и тяжелые. — Тренер в упор посмотрел на него.

— Кажется, я ногу потянул, во время прыжка, приземлился неудачно, — признался Мишка.

Тренер ощупал лодыжку.

— Тут больно? А тут?

Мишка морщился. Нога в области щиколотки покраснела и немного распухла, прикосновения рук тренера отзывались резкой болью.

— Миш, ну как можно быть таким безответственным и легкомысленным? — тренер покачал головой. — Почему сразу не сказал? Я же спрашивал.

— Не хотел Вас подводить, — Мишка опустил глаза.

Тренер в сердцах махнул на него рукой.

— Ты не меня, ты себя подвел. Одевайся. В травмпункт поедем.

— —

Осмотрев ногу и взглянув на снимок, врач сообщил, что произошел разрыв связки. Тренер выслушал врача с видом человека, которому только что огласили смертный приговор. Перспективный воспитанник, имевший все шансы подняться высоко, брать призовые места, возможно стать звездой легкой атлетики, сегодня закончил свою серьезную спортивную карьеру. Теперь Миша Озерский может, когда пройдет курс лечения, отстаивать честь школы, может даже в межрайонных соревнованиях поучаствовать. Но, ни о каких межреспубликанских и даже республиканских больше и речи быть не может.

— Миша, Миша… — сказал тренер грустно. Мишка сглотнул, и усиленно начал смотреть вдаль, прогоняя подступавшие к глазам слезы. Все мечты рушились, да, что там, уже рухнули. Для большого спорта он умер. Безвозвратно, раз и навсегда.

— —

Возвратившись домой, Мишка собрал все награды и грамоты, завоеванные за четыре года, которые он участвовал в более-менее серьезных соревнованиях по легкой атлетике. Сложил все в коробку, из-под материных сапог, и вынес в коридор, к входной двери.

— Миша, что делают твои кубки и грамоты в обувной коробке возле двери? Ты, что проиграл сегодня в соревнованиях? — обеспокоенно спросила мать, заглядывая в комнату сына.

— Нет. — Миша улыбнулся. — Прыжки первое место. Пятисотметровка — второе. Просто, они мне больше не нужны, выброшу завтра, по дороге в школу. Я со спортом завязал. Надоело.

Мать изумленно посмотрела на сына. Ему так нравилось. На тренировках пропадал все время, она даже ругалась. Так стремился к успеху. Радовался каждой победе. И вдруг раз и надоело. Не похоже на него.

— Миша, у тебя все в порядке? Ничего не случилось?

Мишка уловил в голосе матери не просто легкое беспокойство, а самую настоящую тревогу. Он твердо посмотрел ей в глаза такими же, как и у нее, яркими голубыми глазами, и улыбнулся совершенно искренне своей необыкновенно обаятельной улыбкой, против которой не могла устоять ни одна, даже самая строгая учительница в школе.

— Все нормально, мам. Просто разонравилось. Ты же говорила, что мне больше заниматься нужно, — он пожал плечами, — вот, теперь налягу на учебу, буду заниматься.

Глава 2

2011г. Москва

— Я все! — крикнул следователь человеку, раскладывающему инструменты на блестящей металлической поверхности стола в дальнем конце прозекторской.

— Зейнурат! В журнале не забудь расписаться, — крикнул в ответ сотрудник морга.

Поставив подпись в журнале «посещений», следователь вышел в коридор и направился к выходу. Ясно, что произошедшее не несчастный случай. Все было спланировано и тщательно продумано. Способ убийства выбран весьма умно, если вообще можно так сказать про убийство — никаких следов, ничего, что могло бы указать на того, кто мог совершить преступление. Свидетелей, естественно, тоже нет. Место и время выбрано очень удачно. Все рассчитано до мелочей. Следователь вздохнул. Беда с этими людьми с деньгами. Готовы жрать друг друга, как пауки в банке ради выгоды. Следователь сплюнул. Деньги, почти всегда замешаны деньги. Все меряется ими, в том числе и человеческие жизни.

Выйдя на крыльцо, он с удовольствием закурил. Новое дело. Очередная история, загадка, которую требуется разгадать. Как все истории, с которыми он сталкивается в своей работе, эта тоже начинается для него с финала — специфика профессии. И чтобы докопаться до истины и ответить на вопросы: кто, как и почему, предстоит шаг за шагом пройти путь в обратном направлении от конца событий к началу. Узнать, с чего начиналось то, что, в конечном итоге, привело к столь печальному завершению — мертвое тело на столе судмедэксперта. Человеческая жизнь, оборвавшаяся в результате вмешательства другой человеческой жизни. Следователь Гаттаулин глубоко затянулся и посмотрел на бегущие по небу облака. Почему он выбрал именно эту профессию? Когда-то давно, в юности, ему казалось, что это очень интересно и захватывающе — разоблачать и ловить злодеев. Романтика, приключения. Порой казалось, что сделанный им в жизни выбор ошибочен. Никакой романтики. Тяжелая, изматывающая работа. Забирающая, не столько силы физические, сколько моральные. Постоянное давление на психику. Душа обрастает толстой, непробиваемой коркой. Иначе никак. Сломаешься, не сможешь вынести этой тяжести. Временами мысль о том, что снова нужно копаться в чужих судьбах, чужих поступках и проблемах, ворошить грязь, вытаскивать на свет неприглядные, а порой отвратительные секреты, казалась невыносимой. Но это все ерунда, конечно. Просто иногда находит. Нервы… Специфика профессии…

1992г. Москва

Нестор вертел головой во все стороны. Вот это город! Народу! Машин! Дома здоровенные! В метро, прямо под землей поезда ездят. Лестница сама людей везет — не нужно ни вверх, ни вниз идти. Нестор даже струхнул немного сначала, когда увидел ползущие друг за другом ступени, выезжающие прямо из пола. Взяв себя в руки, чтобы со стороны не было заметно, что он испугался, он с опаской шагнул на очередную выехавшую ступеньку. Доехав до центра города, как ему указали пассажиры в вагоне, когда он спросил, где находится самая середина Москвы, Нестор поднялся по очередной самодвижущейся лестнице и вышел на улицу.

— А как мне до физтеха добраться? — спросил он у первого попавшегося прохожего. Дядька интеллигентного вида удивленно посмотрел на чудного парня.

— Вам, молодой человек, в справочное бюро нужно обратиться. А может, Вы адрес знаете?

— Точно! — обрадовался Нестор. — У меня ж на бумажке записан!

Он полез в карман штанов и извлек небольшой клочок бумаги с неразборчивыми каракулями.

— Вот, улица… — Нестор удивленно посмотрел по сторонам. Дядька испарился. Чудной город! Как можно посреди разговора с человеком уйти? Может дело, конечно, важное. А может, случилось у него, что? Нестор еще раз огляделся по сторонам в поисках пропавшего интеллигента, вдруг ему помощь требуется. Мужика нигде не было. Ну, нет, так нет. Придется кого-нибудь другого спросить.

К моменту, когда Нестор добрался до нужного ему места, он уже сделал некоторые выводы о Москве и ее обитателях. Во-первых, как это ни странно, тут, вроде как, всем друг на друга наплевать. Никто особо помочь не стремится. Во-вторых, оказалось, что Москва — это город приезжих. Такое впечатление, что самих москвичей вообще нет. Народу тьма, но к кому ни обратись, слышишь один ответ: «Не знаю. Я не местный, не местная. Сам ищу. Только приехал, не знаю ничего». И, в-третьих, и это тоже очень и очень чудно, даже те немногие, кто вроде не говорил, что не местные, город свой как будто не знали, и где улица, которая нужна была Нестору, никто ему сказать не мог. Пришлось ему, в конце концов, к милиционеру обращаться. Тот, тоже сначала отмахнуться хотел, но потом, то ли пожалел паренька, явно приехавшего из глубинки, то ли решил, что такому настырному проще ответить. Но он с кем-то там связался по хрипящей рации, попросил по каким-то базам «пробить» адрес и, получив ответ, подробно рассказал Нестору, как добраться до нужного места, которое, как оказалось, было совсем не близко от центра города. Ехать до него было, еще ого-го сколько!

В общем, Москва и удивила и озадачила, приехавшего из малюсенького украинского села, Нестора Павленко. Но слишком уж долго удивляться времени не было. Нужно было заниматься подачей документов для поступления в институт, ради чего он собственно и в Москву-то приехал, а еще и с общежитием возникли проблемы. Нестору твердо дали понять, что пока он не является абитуриентом, ни на какое место в общежитии он может не рассчитывать. Жильем он должен обеспечивать себя сам. Но и в случае поступления особо рассчитывать на проживание за казенный счет, опять же не стоит — мест в общежитии нет. Все занято. Нестор попробовал поинтересоваться, как же так не рассчитали, сколько мест нужно не проживающим в Москве студентам, но ему очень-очень настойчиво намекнули, что таких умников тут не сильно жалуют и можно не только с общежитием пролететь, но и с самой учебой. Нестор хотел возмутиться и даже собрался обратиться к институтскому начальству, но вспомнил, с каким трудом наскреб денег на билет до Москвы, и не факт, что если он и впрямь пролетит с поступлением, то на будущий год, что-то изменится. Да и терять год, даже ради торжества справедливости, очень не хотелось. Махнув рукой, на какую-то явную аферу с местами в студенческом общежитии, он отправился на поиски хоть какого-нибудь места проживания.

Хоть Москва и странный город, где трудно, что-то найти, и еще труднее получить то, что нужно, но и здесь, тот, кто ищет, рано или поздно, все же находит, а если прикладывает усилия то и желаемое получает. Потратив чуть не целый день на попытки узнать, где можно найти жилье, которое не будет стоить целое состояние, Нестор, в конце концов, получил, через десятые руки, адрес одной старушки, которая сдает «угол» недорого. Нестору угол годился, ничего другого он себе и не мог позволить. Найдя место обитания бабульки с «углом», он довольно быстро поладил с ней, сойдясь на вполне сносной цене. Правда, сначала бабка отнеслась подозрительно к приезжему парню с диковатыми глазами, как ей показалось, как у настоящего разбойника, но побеседовав немного, она решила, что потенциальный жилец просто выглядит «по-бандитски», а так парень вполне ничего. Видно, что честный, и к тому же вежливый и уважительный, да и без запросов, как нынешняя-то молодежь.

Следующим шагом, так как жилье оказалось платным, а жизнь в Москве, даже самая скромная, весьма дорогой, Нестор приступил к поиску работы. Найти работу, как и все прочее в столице России, тоже оказалось задачей не из простых. Нужна была регистрация. В местах получше — диплом. А во многих местах, а вернее в большинстве — и опыт работы. Нестор пытался объяснить, что он приехал учиться, а до этого служил в армии, а до этого… Дальше его уже не слушали. Не подходите, нет вакансий, извините, сейчас ничем помочь не можем и т. д.

В конце концов, Нестор пристроился грузчиком. Разгружать стройматериалы, на базе торгующей мелким оптом товарами для ремонта и строительства. Работа была тяжелая. Платили мало, но Нестор не унывал. Главное он в Москве. Поступит в институт, а там все дороги для него открыты.

— Чудной, — посмеивалась бабка, сдавшая угол. — Дак, в институт-то еще поступить нужно. Это сейчас, говорят, тоже не просто. Ты ж на платное-то не пойдешь. А на бесплатное — сложно, все кругом своих пристраивают. По блату.

— Я поступлю, — твердо сказал жилец, сверкнув темными глазами.

— Ну, господь тебе в помощь, сынок, — покивала бабка. — Парень ты дельный. Сразу видно. И, видать, упорный. Только, милый, сейчас-то везде знакомства, говорят нужны. Блат. Это, значит, чтоб пробиться-то в люди нужно, что бы кто-то помогал, у кого у самого должность есть, положение.

— Я так пробьюсь, сам, — снова сверкнув глазами, уверенно повторил жилец.

Бабка внимательно посмотрела на него. А ведь и правда. Такой пробьется. Всего добьется сам. Без блатов, без знакомств. Она перекрестила его и про себя прочла молитву. Дай-то бог, что б все у него сложилось.

Глава 3

1995г. Москва

— Ах! — Рита откинулась на подушку, тяжело дыша. Вот это она понимает! Не то, что… Она достала из пачки, лежавшей на ночном столике рядом с кроватью, сигарету. Затянувшись, и выпустив тонкую струйку дыма, она снова легла. Блаженная улыбка тронула пухленькие, хорошенькие губки. Хорошо!

— Ну, что, может, повторим? — улыбаясь, сказал Дима. Волосы и кожа у него были влажными. Вот они оторвались! Девчонка просто огонь.

Рита игриво посмотрела на него. До чего же хорошенький!

— Я смотрю, ты прямо неутомимый! — она рассмеялась.

— Я как пионер, всегда готов! — самодовольно заявил Димка и тоже потянулся через нее за сигаретой, слегка задев рукой мягкую, шелковистую кожу пышной груди. Рита призывно улыбнулась. На самом деле, конечно, можно бы и передохнуть. Это он так, хорохорится. Но, если что, то пожалуй можно и повторить, уж как-нибудь он выдержит. Димка покосился на лежавшую рядом девушку и улыбнулся. Аппетитная пухляшка, ничего не скажешь. Грудь, попка — все при ней. Кожа гладкая. Румянец во всю щеку. Глаза озорные. Димка вновь почувствовал возбуждение. Нужно и впрямь повторить. Чего упускать такую возможность? Сейчас покурят, отдышатся и можно по новой. Он обвел глазами комнату. Обстановка безвкусно-аляповатая. Но видно, что девчонка вполне «упакована». Стенка импортная, видак, музыкальный центр. На стенах какие-то картины в золоченых рамах. Мазня, но видно, что настоящие картины, а не репродукции. Ковры. Мебель мягкая, куча дребедени: фарфор, хрусталь, статуэточки, вазочки, шкатулочки. Одним словом, полный комплект. На туалетном столике куча косметики. Духов, чуть не десяток флаконов, французских, дорогих, а не дерьма какого-нибудь турецкого.

— Ты здесь одна живешь? — поинтересовался Димка. Вообще-то ему было наплевать. Продолжать отношения он не собирался. Но нужно же о чем-то говорить, пока они «отдыхают».

— Нет, с парнем моим, — беспечно ответила Рита, очевидно не считавшая верность неотъемлемой частью девичьей добродетели.

Димка весело посмотрел на нее. Ему стало даже интересно. Девушка так легко пригласила его к себе, после того, как он сегодня в кафе угостил ее кофе. Он бы и не подумал, что у нее серьезные отношения с кем-то. Жить вместе, это же все-таки серьезные отношения. Наверное.

— А чего ж ты парню-то своему, уж извините, рога-то наставляешь? — хохотнул Димка, живо представив размер этих самых рогов. Небось, сгибается до земли под их тяжестью, бедолага, судя по легкомысленному отношению Ритки к данному вопросу.

Рита засмеялась.

— А того. У него маленький очень. Не удовлетворяет он меня. — Она вздохнула. Димка постарался сдержать смех — ничего себе признание! Он, конечно и с замужними, и с какими только не спал. Но впервые в его «практике» причина, по которой женщина изменяет — размер мужского достоинства. А еще говорят, размер не главное!

— Это он тебе так все тут обставил? Или сама хорошо зарабатываешь? — вновь поинтересовался Димка, решив проявить мужскую солидарность и оставить тему физического изъяна Риткиного кавалера.

— Не, я не работаю. Это Толик. Он, только между нами, — она пристально посмотрела на Димку и доверительным тоном сообщила, — ну, вроде как из блатных. Только смотри! Никому.

Димка развернулся к девушке и внимательно посмотрел ей в лицо, вроде серьезно говорит. Чего-то ему расхотелось повторения. Блатной, не блатной, а кто его знает. Судя по обстановке-то, похоже, что Риткин хахаль и впрямь с законом не в ладах. Ни стиля, ни вкуса, а вещи все дорогие. Очень может быть, что все тут ворованное. На это Димке было, конечно, плевать. Но вот встретиться с Риткиным сожителем у него никакого желания не было. Ну ее. Пусть со своим, баньдюганом развлекается, в силу его скромных возможностей. Значит судьба ее такая.

— А сейчас-то твой блатной Толик где? — осторожно поинтересовался Димка. Выглядеть трусом ему, конечно, не хотелось, но и перспектива встречи с Толиком, казалась очень малопривлекательной.

— Да расслабься, — беззаботно махнула рукой Ритка. Они на какие-то разборки поехали. Пока съездят, решат все дела. Потом — в кабак. Они всегда так. До завтра не вернется он. Я ж его знаю.

Судя по интонации, к Толику она особых чувств не питала. Дима почувствовал, как ее рука нежно провела по его животу, спускаясь все ниже. Если Толик до завтра не вернется, можно конечно и…

Послышался звук отпираемого замка. Рита тихонько вскрикнула и метнулась с кровати за своим халатом, валявшимся на полу, как и вся остальная одежда. Глаза у нее были испуганные и совершенно круглые. Румянец во всю щеку, бесследно исчез. На смену ему пришла неестественная бледность.

— Он нас убьет! — тихонько пискнула девушка.

Димка схватил штаны и начал быстро их натягивать. Рубашку он застегнуть не успел. На пороге комнаты возник Толик. Судя по всему, Ритка сказала правду — внешне Толик был самый настоящий бандит. Бритоголовый крепыш, сверкающий злобными глазами, и сжимающий здоровенные кулаки.

— Сука! — проревел Толик.

— Толя!!! — пропищала Ритка и получила мощный хук в челюсть.

— Тварь! Потаскуха! — Толик сплюнул в сторону скорчившейся в углу девушки.

— Толя! — протягивая к нему руки, жалобно завыла Ритка. Губа у нее была разбита и щека покраснела как спелый помидор. «Синяк будет», — машинально отметил Димка, понимая, что у него-то будет не только синяк.

— Убью, падла! — прорычал Толик вращая налитыми кровью глазами. Собрав все свое мужество, а чего уж ему терять, все приплыли, Димка гордо распрямился и возмущенно взглянул на Толика.

— Нельзя бить женщину! — понимая, что в данном случае это верх идиотизма, сообщил Димка прописную истину некультурному рогоносцу.

— Че?! Ах ты, гондон! Трахаешь мою бабу и еще… — остаток фразы Дима не дослушал, так как на него обрушился удар страшного кулака Толика, и он потерял связь с реальностью.

— —

Димка приоткрыл глаза. Все плыло, в ушах шумело, звуки доносились откуда-то издалека, как будто он находился под водой. Напротив него была грязная стена с облупившейся краской. Это уже не квартира, догадался он. Все тело болело. Спине и тому, что ниже, то есть заднице, было мокро. Димка чувствовал, что лежит на чем-то жестком и неровном.

— А, очухался, урод! — прорычал знакомый голос. В следующую секунду любитель позажигать с девушками уголовных элементов ощутил сильный и невероятно болезненный удар тяжелого армейского ботинка по ребрам и еще один в живот.

— Будешь знать, тварь, как к чужим бабам в трусы залезать!

Последовал еще удар.

— Я тебя сейчас здесь кончу, понял, мудило?

Толик наклонился к самому лицу Димки. «Может сказать ему, что я знаю его маленький секрет про его маленький? Все равно ведь убьет», — со злорадством и решимостью обреченного, подумал Димка. Но все же решил, что лучше воздержаться. Удар в челюсть и пару фингалов похотливая Ритка переживет, а вот свои разглагольствования о размерах и способностях Толика в постели, может и не пережить. Зачем еще и девчонку губить? Пусть живет, радуется и радует других, желательно без неприятных последствий. Может, поумнеет, впредь осторожнее будет. Научится не полагаться на авось и не приводить кавалеров на «воровскую хазу», а развлекаться на нейтральной территории.

— Сам ты мудило, — еле ворочая языком, сказал Димка в перекошенное злобой лицо бандита, и насмешливо ухмыльнулся разбитыми губами.

— Ах, ты сука!!! — Толик вновь нанес удар ногой, и еще один. Сквозь звон в ушах Димка, расслышал и другие голоса. Толик, оказывается, был не один.

— Нужно его оттащить отсюда, Толян. Хочешь, что б нас замели?

«Сейчас они меня в какой-нибудь подвал затащат, и привет. Останутся от козлика рожки да ножки… Как глупо…», — Димке стало жаль себя. Жаль родителей. И какого черта он потащился к этой Ритке?

— Эй, мужики! Вы чего делаете? Четверо на одного — не по-мужски получается. — Голос был сильный, даже властный.

— Это че за придурок?! — даже несколько удивленно проворчал Толик.

— Пацан, че тебе надо? Топай своей дорогой, если не хочешь рядом с ним лежать. Щас быстро организуем, — посоветовал неприятный, сиплый и в тоже время несколько высоковатый для мужика голос.

— Чего, сильно борзый? Или просто головой двинутый? — прокаркал грубый и хрипловатый.

— Иди, иди, пацан. Беги к мамке. Мы маленьких не обижаем, — заржал еще один, показавшийся Димке изо всех предыдущих наиболее симпатичным, потому, что был веселым, почти дружелюбным.

— Че встал?! Вали, тебе говорят! Че, не понял, правда, тупой?! Сейчас объясню, сразу дойдет! — прорычал не отличающийся хорошими манерами и воспитанием рогоносец Толик.

— Отпустите его, сказал! — еще громче и решительнее потребовал неожиданный защитник, которого Димка, к своему большому сожалению, никак не мог разглядеть. У него все кружилось и расплывалось перед глазами. Судя по всему, тот, кто за него вступился, был один. «Если это не Брюс Ли, или хотя бы не Ван Дамм, нам обоим хана», — почти равнодушно подумал Димка. Ему стало даже жалко наивного паренька, решившего проявить благородство. Уж, правда, шел бы себе по своим делам, целее был бы, чего в герои-то зря рваться, он один, а их, судя по всему, четверо. Завалят парня, ни за что, ни про что.

— Не, ты че, правда тупой, уе… к?! — крикнул Толик и тяжело затопал, очевидно, навстречу Димкиному заступнику.

О том, как разворачивались дальнейшие события, временно утративший способность видеть, Димка мог догадываться только по звукам. Послышался топот ног, возня. Звук удара. Вопль, завывания. Ругань. Еще удары. Крики. Снова вопли, брань, топот ног, пыхтение, стоны, сопение. Димка, сделав усилие, немного приподнялся. Постаравшись сфокусироваться, он смог, наконец, разглядеть четверых отморозков наскакивающих на невысокого, довольно невзрачного на вид, парня. Но тот, хоть и был ростом невелик, дрался с такой яростью, что то один, то другой, из нападавших, хватался за место, по которому пришелся удар парня, с исказившимся от боли лицом, стонами и матерной бранью. Непрерывно слышались угрозы, шумное сопение, громкие вскрики. Димка улыбнулся. Маленький, чудаковатый паренек, в одиночку бросившийся в драку против четверых здоровых бугаев, в данный момент, был его героем. Тем, на кого хочется быть похожим, кто вызывает восхищение своей безрассудной отвагой. Даже на душе стало легче. Есть еще настоящие люди, не все в этом мире потеряно, кому-то не наплевать на других. Конечно, одному против четверых парню, в любом случае, не выстоять. Димка, превозмогая боль, головокружение и противную дрожь во всех четырех своих конечностях, начал вставать. Парнишку там сейчас убьют, как пить дать, из-за него, а он тут разлегся. Потом своими болячками будет заниматься, когда они выберутся из этой передряги. Если выберутся…

Димка долго не продержался. Получив очередной удар от одного из дружков Толика, он рухнул как подкошенный. У парня, вступившегося за него, уже тоже лицо было разбито, правая бровь сильно рассечена. Веко под ней, на глазах наливалось фиолетово-бордовым, распухая до невероятных размеров. Парнишка пошатывался, но продолжал наносить удары. Димка, стараясь не провалиться в небытие, следил мутным взглядом за дракой. Скоро, через минуту или через пять, не важно, они повалят паренька и тогда конец. Им обоим. «Беги! Не будь дураком!» — хотелось крикнуть Димке. Но, во-первых, он не мог произнести ни звука, у него изо рта вылетал только свистящий хрип, а, во-вторых, он был уверен, парнишка не послушается и никуда не побежит. Такие, как он, или выходят победителями, или стоят до последнего, до тех пор, пока бьется сердце.

— Эй!

— Да, е… вашу мать! Сегодня че, день е…х героев что ли? — взревел Толик, доведенный абсурдностью происходящего до настоящего бешенства.

— —

Когда Михаил Озерский, возвращавшийся из суда, где у группы студентов юрфака сегодня было практическое занятие, заметил в подворотне драку, он хотел обойти «место сражения» стороной и пройти к своему подъезду, обогнув соседний дом. Разборки местных уголовников чреваты неприятными последствиями для любого, кто окажется в непосредственной близости в неудачный момент и подвернется под руку. Лучше от них держаться подальше. В пылу драки запросто, ткнут ножом или просто по голове дадут. Им, когда разойдутся, все равно кого бить, они и не смотрят кто там. Бросив взгляд на дерущуюся компанию, устроившую нешуточную разборку, Михаил заметил среди дерущихся парня, живущего в соседнем подъезде, его теснили и пытались повалить четверо явных отморозков. Парень, жил в одном доме с Михаилом уже года два или три, и явно не был из числа местных бандитов. Ходил всегда трезвый, аккуратно одетый. Никого не задирал. С местными не якшался. На земле, у ног дерущихся, лежал еще один парень, сильно побитый и судя по одежде тоже не из блатных, а наоборот — «мальчик из хорошей семьи». Михаил вздохнул. Конечно, драться ему не особо хотелось, а вернее совсем не хотелось — охота была, ни за что, ни про что, получить по морде, а то и колото-резаное, от озверевших бандюков. Но и уйти он уже не мог. Сейчас эти четверо повалят соседа и запинают ногами, и хорошо, если не до смерти. Он хоть и дерется с какой-то невообразимой яростью, но видно, что уже на пределе, на ногах с трудом держится. Мишка шагнул вперед.

— Эй! Прекратите!

— —

— Спасибо вам мужики! Думал все, конец мне, — улыбаясь разбитыми губами и кривясь от боли, немного пришепетывая, сказал Димка. — Вы оба, ну просто мои герои!

— За что хоть били-то? — утирая кровь, поинтересовался маленький герой, бесстрашно бросившийся, на защиту первым.

— С девушкой одного из них развлекся, а в это время он пришел, как в анекдоте, — засмеялся Димка и тут же пожалел об этом. И губы, и побитые ребра отозвались нестерпимой болью.

— Так может, зря мы вступились? Может, тебя за дело? — ухмыльнулся маленький и подмигнул здоровым глазом высокому блондину. Тот, прижимая к разбитой скуле платок, сердито покосился на спасенного героя-любовника. Они все в синяках, в крови, в разодранной одежде, а он, оказывается, с чужой девчонкой развлекался. Да еще нашел с чьей.

— Да я об его существовании узнал, когда у нас с ней уже все случилось. До того ни сном ни духом, — попытался оправдаться Димка.

— Да, ладно, — махнул рукой маленький. — В любом случае, четверо на одного — не дело. — Он криво улыбнулся, так как губа у него была разбита, и протянул руку. — Нестор!

Несмотря на небольшой рост, рукопожатие у него было крепкое, как будто рука выкована из железа. Такой съездит по физиономии, мало не покажется. Понятно, почему эти четверо долго не могли его одолеть.

— Дмитрий.

— Михаил.

— Чего, может за знакомство по пивку? — предложил Димка. — Можно и чего покрепче. Я угощаю. Вы ж мои спасители! Да и домой, честно говоря, не охота. Полночи нотации выслушивать. Мать, наверное, вообще в обморок упадет, — усмехнулся он, представив лицо матери, когда он такой весь красивый, явится перед ней.

— Да уж, — вздохнул Михаил, тоже живо представив реакцию своих.

— —

Вид у троицы, распивающей портвейн, в небольшой беседочке перед домом, был примечательный. Куда там местным алкашам. Лица у всех троих в сплошных ссадинах и кровоподтеках. Одежда грязная, разорванная. Костяшки пальцев сбиты в кровь. То и дело слышался жизнерадостный гогот, вслед за которым тут же раздавалось оханье и стоны. Каждый приступ веселья вызывал весьма болезненные ощущения в поврежденных частях тела, что не мешало, полминуты спустя, снова начинать хохотать, а затем вновь охать и кривиться от боли, продолжая хихикать, над собой и друг над другом.

— За нас! — сказал Нестор своим сильным голосом прирожденного вожака. Все трое чокнулись пластиковыми стаканчиками.

— Правда, спасибо ребята! Я клянусь, за каждого из вас хоть в огонь, хоть в воду, — сказал Димка и залпом выпил содержимое стаканчика.

— Ты, главное, сам больше на чужих баб не напрыгивай, — засмеялся Нестор. Михаил подмигнул Димке и тоже расхохотался. — А то тебя спасать, так и инвалидом недолго сделаться.

— —

Поздно вечером «жилец», стараясь не шуметь, тихонько вошел в квартиру. Уже разволновавшаяся его непривычно долгим отсутствием бабка, выглянула в коридор и ахнула.

— Господи, сынок, что ж с тобой случилось-то, кто ж тебя так? — запричитала она. Вот ведь, дожили! По улице нельзя пройти. На нормальных-то людей нападают. Да и могут ведь не то что побить, а и вовсе жизни лишить ни за что, ни про что. — Ой! Что ж делается-то! Ой!

— Да нормально все. Хватит причитать, бабуль, живой я, — попытался успокоить квартирную хозяйку Нестор. — Другу помочь пришлось, заступиться.

Бабка покачала головой. Времена-то какие! Ужас, ужас!

— Пойдем, милый. Я щей наварила. Покормлю тебя, горемычный ты мой. А бровь-то! Бровь, как разбили, изверги! Ведь в больницу нужно!

— Да, нормально, заживет. Не впервой. Давай лучше щей. Проголодался ужас!

Глава 4

1998г. Москва

— Вот, Димон.

Нестор щелкнул выключателем. Вспыхнула тусклая, свисающая на проводе с потолка лампочка. Помещение, равномерно покрытое толстым слоем пыли, и также равномерно заваленное какими-то ящиками, коробками, мусором, без единого окна, с обшарпанными стенами, представляло собой весьма унылое зрелище.

— Что вот? Место, где тянет наложить на себя руки? Согласен. Мне уже охота, — скептически глядя вокруг себя, изрек Димка. Лицо у него страдальчески скривилось.

— Да нормальное место! Покрасить стены, весь хлам выбросить, и совсем все по-другому будет выглядеть, — уверенно сказал Нестор.

— Ну, не знаю. У нас и так денег нет, а тут еще ремонт оплачивать…

— Никакой ремонт мы оплачивать не будем. Сами все сделаем. Уж на банку краски мы наскребем как-нибудь.

— Сами?! — ужаснулся Димка. — Да ремонт, это же сплошная морока, грязь, пыль, вонь. Я — не умею. Я инженер, а не маляр, — с гордым, даже немного надменным видом заявил он.

— Научишься, — уверенно пообещал Нестор. Димка обреченно вздохнул.

— —

Спустя месяц Нестор и Димка въехали в первый офис своей фирмы, зарегистрированной на имя предпринимателя Нестора Ивановича Павленко. Дмитрий Александрович Соболев, значился в ней замдиректора по основным вопросам. По каким именно друзья еще не придумали. Но как будет точно называться должность в бухгалтерской ведомости, было не столь важно. Главное, что они достигли поставленной цели. Осуществили мечту — открыли собственную фирму и теперь, все зависит только от них. Вернее сказать, мечта была Нестора. Димка ее поддержал, за компанию, и был рад играть роль «второй скрипки», быть на подхвате. Зам — это не директор. И спрос меньше, и вообще. Димка был слишком ленив и бесшабашен, чтобы рваться в руководители. Его вполне устраивала роль ведомого. Быть лидером — это не его. Он любит получать от жизни удовольствия, наслаждаться, в полной мере, всеми ее прелестями. А уж, какое тут удовольствие, когда день и ночь голова занята рабочими проблемами и сердце болит за дело рук своих. Нет уж! Пусть Нестор займет место вожака. Это его, однозначно. А ему, Димке и так распрекрасно!

— Ты молоток, Нестор, — хлопнув друга по плечу, сказал радостный зам, Димка. Больше всего его радовало, что закончился весь этот напряг с подготовкой. — Ты своей настойчивостью, целеустремленностью и фанатизмом, чуть не вогнавшими меня в гроб, во время всей этой подготовительной деятельности, обязательно добьешься поставленной цели. Ну и я, следом за тобой, разумеется, если ты меня раньше, все же не уморишь, — хохотнул он.

— Мы ж все вместе делали. Ты даже пару раз валиком по стене провел — герой! Так, что заслуга общая, — улыбнулся Нестор.

— Да я так, из-за твоего плеча выглядываю, по проторенной дорожке иду, — с ложной скромностью сказал Димка, расплываясь задорной улыбкой. — А про валик молчи, не напоминай даже. — Димка передернул плечами и брезгливо поморщился. Никогда в жизни он ничего больше не будет красить и ремонтировать. Ужас! Он еле отмылся, потом, и отплевался от краски и пыли.

— Вы ребята молодцы. Горжусь вами, други мои! — поднимая бокал, улыбнулся Михаил.

— Вот, мы сейчас расширимся, и тогда нам юрист понадобится. Пойдешь к нам, Мишань?

— Нет уж друзья мои дорогие, увольте. Извините, но я решил быть волком одиночкой в плане работы. Потому и не стал ни в какую фирму устраиваться. Хочу быть сам по себе — птица свободного полета. Хочу, работаю, хочу, в потолок плюю. Никакого начальства!

— Ой, да и пожалуйста, — скорчил рожу Димка. — Обойдемся как-нибудь. Вашего брата, нынче как собак, знаешь ли. Куда ни плюнь, обязательно в юриста попадешь. Да Нестор? Вот мы, инженеры! Так даже звучит гордо! Мы, практически, представители человечества, занесенные в Красную книгу. Штучный товар. Бесценные самородки. Мозги плюс талант…

— Балабол! — ухмыльнулся Нестор

Михаил многозначительно посмотрел на друзей. Глаза у него сияли.

— У меня новость, мужики! Я женюсь!

Димка закатил глаза и, смеясь, обнял друга, похлопывая его по спине.

— Вот идиот, и еще и радуется! Одно слово — юрист.

— Поздравляю. Хотя, соглашусь в данном вопросе с Димоном, — обнимая счастливого жениха, усмехнулся Нестор. — Большинство бед в этом мире от баб.

— Какие же вы идиоты! — смеясь, сказал Мишка и заорал во все горло: — Я самый счастливый человек на свете!

— Тише ты! Спятил? У нас тут перекрытия слабые, сейчас как накроет! — заржал Димка. — Нестор прав. Точно, все беды от женщин — лучшие люди и те ума лишаются и начинают вести себя, как слабоумные. Женщины они, конечно, нужны, не спорю. Я их сам люблю. И они могут подарить райское блаженство. Но, после того как они его подарили, нужно быстренько бежать без оглядки, а то райское блаженство может превратиться в пожизненную кабалу.

— Когда свадьба-то? — поинтересовался Нестор, после того как друзья исчерпали все шутки и насмешки в адрес будущего женатика и подкаблучника.

— Через месяц. Она необыкновенная! Я самый счастливый человек в мире! А вы — два идиота!

Димка покрутил пальцем у виска, делая Нестору знаки глазами, смотри мол, точно — не в себе человек.

— Я все вижу, — смеясь, сказал счастливый жених.

— —

— Лида…

— Да, — длинные ресницы затрепетали. Прекрасные, немного печальные глаза, посмотрели на сраженного любовью молодого мужчину так, что он почувствовал, что сердце сейчас выпрыгнет из груди.

— Выходи за меня замуж. — Порывисто выдохнул Михаил и протянул избраннице маленькую бархатную коробочку.

— О! — тихонько воскликнула Лида. Щелкнул замочек. — О!

Затаив дыхание, Михаил сидел в ожидании ответа. Ведь девушка вроде бы должна ответить на предложение?

— Лида?! — испуганно спросил он, заметив, что мечта его жизни, не отрываясь, смотрит на кольцо и молчит. А в ее прекрасных глазах отнюдь не восторг, не радость и умиление, а слезы! — Лида!

— О! — в третий раз выдохнула она. Вновь ресницы затрепетали и одна слезинка, выкатилась-таки из самых прекрасных в мире глаз. — Прости!

Она быстро смахнула слезинку маленькой, изящной рукой и натянуто улыбнулась. Михаил в ужасе смотрел на свою любимую.

— Почему ты плачешь?! — не зная, что и подумать спросил он. Неужели она скажет — нет?! — Милая моя! Лида! Что с тобой? Я тебя расстроил? Умоляю, не молчи!

— Все хорошо, — голос у нее едва заметно дрогнул. — Прости, это так глупо… Просто, даже не знаю, как сказать. Нет, нет, я не о твоем предложении. — Она немного смутилась. Щечки порозовели, губы дрогнули в вымученной улыбке. — Просто, когда я представляла этот момент, наверное, как и все девочки, обязательно представляют его… Я всегда… — она засмеялась и прижала изящные маленькие ручки к щекам. — Это и вправду глупо…

— Нет. Ничего глупого. Скажи. Ты можешь сказать мне все, что угодно и это не покажется мне глупым, честное слово, — заверил безумно влюбленный молодой человек.

— О! Ты такой замечательный! Просто… мне почему-то всегда казалось, что кольцо… будет с бриллиантом. Я же говорю — глупость… — Она вновь стыдливо опустила ресницы. Михаил выдохнул с облегчением. Какое счастье! Она не говорит — нет. Все дело в камне. Ведь для девушки эти пустяки и впрямь важны. Это он — идиот! Купил кольцо с изумрудом, думал под цвет глаз. Болван!

— Боже, да я завтра же поменяю кольцо. Ты согласна стать моей женой?

Она улыбнулась, на этот раз радостно. Глаза у нее светились чудесным светом и были сейчас точь в точь такого же цвета, как отвергнутый ею злополучный изумруд. «Как я ее люблю!» — подумал Михаил.

— Да, — прошептала она. — Согласна.

— —

Кольцо с бриллиантом, с таким, какой не стыдно преподнести, самой замечательной девушке в мире, оказалось несколько дороже. Но ничего не поделаешь. Влюбленный должен быть готов бросить к ногам любимой все. Целый мир, если потребуется.

Часть денег пришлось занять у родителей. У них же пришлось занимать еще не раз и не два — свадьба, как оказалось, была мероприятием весьма дорогостоящим, особенно, такая свадьба, которую «всегда представляла себе» лучшая в мире девушка. Платье, не какое-нибудь пошлое из гипюра, в котором невеста похожа на гигантское безе. А такое, как у принцессы из сказок, какое виделось невесте, любившей в девичестве помечтать, удивительно детально, представляя все до мелочей. В ателье, где Лида решила заказать платье свадебное платье принцессы, Михаилу вручили счет. Взглянув на сумму, Михаил испытал легкий шок. Он даже не предполагал, что платье может стоить почти как половина машины. Но, Лида была принцессой, богиней, по крайней мере, в глазах Михаила, и он был готов воплотить для нее в реальность любые мечты. После платья шел еще длинный список того, что обязательно должно «сопровождать» столь важное событие и соответствовать высоким требованиям и стандартам мира грез невесты. Список был внушительный. Родители, всей душой радовавшиеся за сына, и искренне желавшие помочь устроить достойное торжество, с трудом, но изыскали возможность, снабдить молодых достаточными средствами. Преисполненный благодарности жених, естественно, намеревался все вернуть. Родители всю жизнь копили, а он, получается, оставил их без гроша. Но подобное событие ведь бывает раз в жизни. Влюбленный и счастливый Михаил махнул на все рукой и, решив, что разбираться с долгами будет уже потом, с нетерпением ждал приближения важнейшего и лучшего дня своей жизни.

За две недели до грандиозного торжества, выяснилось, что требуется оплатить еще свадебное путешествие, естественно, путешествие мечты, такое, какое невеста всегда-всегда представляла — Италия, Франция, Бельгия. Михаил немного погрустнел. Ему не жалко было денег — их просто неоткуда было взять. И у него, и у родителей денег больше не было. Выручил Димка. Он обратился за финансовой поддержкой великого события к своим родителям.

По возвращении из путешествия, Михаил подсчитал общую сумму долгов и слегка ужаснулся. Сумма была кругленькая, ого-го какая кругленькая. Пришлось новоиспеченному молодожену поднажать на работу. В течение трех с лишним месяцев, он брался и за оформление фирм «под ключ», то есть сам делал все от начала до конца — готовил документы и потом носился по разным инстанциям, оформляя их, получая бесчисленные подписи и разрешения. Брался за переводы — художественные, технические, маразматические. Вообще за любую работу, хоть как-то соответствующую его знаниям и умениям, за которую более-менее сносно платили. На месяц он еще, дополнительно, оформился помощником нотариуса. Знакомый нотариус попросил выручить, и просьба пришлась, как нельзя кстати, платили там неплохо, но работы был завал. Свою приходилось делать по ночам. Через три с половиной месяца долги были возвращены. Михаил за это время несколько похудел, побледнел, испытывал постоянное недосыпание, так как, что бы все успеть, по ночам приходилось работать довольно часто, можно сказать регулярно. Но впереди была долгая, наполненная счастьем семейная жизнь, и что, по сравнению с ней, с целой жизнью, значили временные трудности и небольшие жертвы? А молодость, и крепкое здоровье, позволили перенести эти самые трудности более-менее легко. Рассчитавшись с последним «кредитором», радостный супруг повел любимую жену в ресторан, отметить. Лида нежно улыбалась мужу и смотрела зелеными глазами в его, полные любви и счастья.

Неделю спустя, сидя за завтраком, напротив посвежевшего и пришедшего в себя за это время Михаила, Лида тяжело вздохнула.

— Что случилось? — встревожился он.

— О! Даже не знаю, как сказать, — глаза у нее были ужасно печальные. У Михаила даже дыхание перехватило — что-то страшное случилось! Внутри все сжалось и похолодело.

— Лида! Мы же договорились говорить друг другу все, — нежно глядя на жену сказал он, пытаясь скрыть охватившую его тревогу.

— Миша, скоро зима, — она вздохнула еще раз, еще более тяжело и печально. Посмотрев в окно, за которым сентябрь ласково освещал землю полупрозрачными не жгучими, а по-осеннему, чуть теплыми лучами солнца и золотил листья на деревьях, она тихо сказала дрожащим от сдерживаемых слез голосом: — Понимаешь… У меня никогда… никогда не было шубы. Я очень хочу шубу… — последние слова она прошептала чуть слышно, очевидно, совершенно смутившись собственным признанием.

Лида посмотрела на мужа огромными по-детски наивными, несчастными глазами полными слез. Михаил ощутил прилив нежности, любви и грусти, от того, что его любимая женщина, всю жизнь была вынуждена обходиться без шубы. Ужас! С его-то точки зрения это, конечно, ерунда. Он-то без шубы обходится и не страдает. Но он мужчина. А она — ангел, нежный цветок, утонченное создание. Ей обязательно нужна, просто необходима шуба! А раз нужна — значит, будет. Слава богу, что ничего страшного! Просто она глупышка. Такая милая и трогательная!

— В субботу едем в магазин. Купим тебе шубу, — улыбаясь, сказал он, чувствуя, как его переполняет гордость, от того, что он может подарить своей любимой хоть немного счастья, исполнить ее мечту и вернуть радость в ее прекрасные глаза.

— О, боже! Ты самый, самый, самый замечательный! — Лида запрыгнула мужу на колени и ласково обняла.

«Какой я счастливый! Как мне повезло!» Михаил хотел даже опоздать на работу, и предаться занятию куда более приятному, чем составление юридических документов, но Лида со смехом сказала, что у нее куча планов на утро и каждая минута буквально расписана. Пришлось ехать на работу — вовремя, но не вполне удовлетворенным, как физически, так и морально, при этом ругая себя за эгоизм — у нее ведь и впрямь свои планы, а он дуется, как маленький.

— —

Лида покрутилась перед зеркалом.

— Ну как? — несколько неуверенно спросила она. Михаил залюбовался женой в очаровательной шубке из лисицы. Она выглядела в ней невероятно озорной и соблазнительной.

— Очень хорошо! Ваш цвет, — одобрила продавщица. — И прямо по фигуре. Видите, как отлично сидит!

Лида одарила продавщицу неприязненным взглядом. Заметив этот взгляд, Михаил дипломатично попросил:

— Мы сейчас посоветуемся и позовем Вас, когда решим.

— Конечно, — поняв намек, кивнула девушка и отошла.

Михаил обнял жену за плечи. Пальцы утонули в мягком, пушистом меху.

— Ты такая красивая! Продавщица права, твой цвет. И сидит прекрасно.

— О!

Услышав это «О!», Михаил несколько напрягся — он только-только расплатился с долгами, на «О!» у него денег сейчас не было. Он и на лису-то еле-еле мог наскрести. Даже снова пришлось немного одолжить у отца с матерью. Лида горестно вздохнула. И еще раз. Сердце не камень. Любящий супруг не выдержал.

— Ну, что случилось, родная?

— Я… Я тебе говорила, что у меня никогда, никогда не было шубы, — на этот раз вздох больше походил на всхлип или даже на стон. Михаил и сам уже был готов зарыдать от жалости к несчастной, обделенной судьбой, любимой женщине. — Я мечтала… Хотела…

— Лида, — он нежно поцеловал маленькую мягкую ладошку. Он будет хоть год делать переводы и бегать по разным учреждениям, но жене купит такую шубу, какую она хочет. Она мечтала, а он стоял и думал о деньгах. Что он за человек — он ее не достоин. Она ангел. По-детски чистый и наивный. А он… Михаилу стало стыдно за самого себя. Чудовище! Сухарь! Болван бесчувственный! — Скажи, какую шубу ты хочешь, и мы ее купим.

Он сказал это твердо и решительно, и она благодарно посмотрела на своего героя, прижалась к нему доверчиво и нежно. А герой почувствовал, как бьется в груди сердце переполненное любовью и нежностью. «Какой же я счастливый! Спасибо, Господи!»

— Из песца, — чуть слышно прошептала Лида.

Песец оказался писец каким дорогим, но Михаил запретил себе даже думать об этом.

Вечером он намекнул, что не возражал бы, если жена немного пособлазняет его одетая, исключительно в дорогостоящего пушного зверька. Лида нежно погладила игривого супруга по щеке и печально сказала, что у нее раскалывается голова. «Наверное, переволновалась. Ты же знаешь, как я всегда глупо реагирую… Извини…» Заверив жену, что все в порядке, Михаил отправился спать на диван в гостиную, чтобы не беспокоить занемогшую от переживаний супругу, так как подозревал, что размечтавшись о соблазнительном обнаженном теле жены исключительно в одних только мехах, и обломавшись в своих мечтаниях, он так просто не уснет — будет ворочаться, и мешать ей. Пристроившись, на не слишком удобном и явно коротковатом для его почти двухметрового роста диванчике, Михаил долго лежал, глядя в потолок. Отчаянно пытаясь изгнать из головы не столько эротические образы, сколько всякие, непонятно откуда берущиеся, глупые и не слишком приятные мысли. А они все продолжали и продолжали лезть в голову, мешая заснуть, раздражая и выводя из себя. И еще в голове, почему-то то и дело крутилось одно и то же слово — писец.

2001г. Москва

— Я думаю, может мне пойти работать?

Михаил оторвался от чтения бумаг, которые он просматривал во время завтрака, и взглянул на жену.

— Тебе скучно дома? Тогда конечно, найди себе, что-нибудь по душе. Всегда нужно разнообразие.

Лида тяжело вздохнула. Михаил отложил бумаги в сторону.

— Лидуша! Ну, ты знаешь, что я терпеть не могу эти вздохи и твое напряженное молчание. Я каждый раз до смерти пугаюсь. Скажи сразу, что случилось. Не заставляй меня нервничать и переживать.

Еще один вздох.

— О!… Миша… Я тут подумала… Если бы у меня была машина… я могла бы куда-то ездить. Ты все время на работе. Я одна. Ты не представляешь, каково это постоянно быть одной! — с упреком сказала она.

Михаил вздохнул. Возможно, он и впрямь не представляет каково все время быть одной, но если бы постоянно не требовалось покупать, что-то сверх дорогостоящее, то и ей бы одной сидеть не пришлось и он, мог бы проводить дома выходные и вечера. А то он уж и забыл, что такое нормальный отдых и безделье. После достопамятного песца, была новая кухня — Лида всегда мечтала готовить именно на такой. Новая спальня — Лида мечтала спать на такой кровати. И даже, казалось-бы, такая, совсем не романтичная деталь, как шкаф. Он тоже представлялся ей именно таким. Вероятно, будучи девочкой, а затем юной девушкой, Лида основную часть времени проводила, предаваясь мечтам о том, как бы ей хотелось, чтобы все было в ее жизни, когда-нибудь, в далеком прекрасном будущем и что именно ей необходимо для настоящего счастья. В мельчайших подробностях и деталях. Успела нафантазировать целый идеальный мир.

После спальни настал черед гостиной. Как же — все везде поменяли, а гостиная, что же, останется все такой же, обставленной старой безвкусной мебелью, к которой и подходить-то не хочется, не то, что пользоваться. Диван, все шкафы, заодно уж и телевизор — получше и побольше, новый ковер, судя по цене, изготовленный из шерсти достопамятного песца. Под конец, окинув строгим, придирчивым взглядом комнату, Лида остановила свой взор на люстре — все новое, а люстра старая. Непорядок. Михаил с облегчением подумал, что уж это-то пустяк. Уж люстру-то он осилит легко, чего там. Но, как оказалось, люстра, которая подходила подо все остальное, стоила как половина всей вместе взятой мебели плюс телевизор. Но, подходила, по словам Лиды, только она и ни какая другая. Вероятно, ни какая другая изо всех люстр на всем белом свете. Михаил поднажал. Люстру купили.

Подождав с месяц, пока муж очухается и расплатится с очередными долгами, Лида объявила, что теперь, когда квартира начала походить на человеческое жилье, а не на пещеру первобытного человека или убогую лачугу, нужно довершить начатое. Следующим шагом приближения к «идеальному миру Лидиных фантазий» была ванная. Нет-нет, конечно, Лида не мечтала о банальной прямоугольной ванной, на чугунных ножках. Тут история мечтаний была поистине удивительной. Каким-то непостижимым образом, родившаяся и выросшая в Советском Союзе девочка, как оказалось, всю жизнь мечтала о джакузи. Пузырьки! Струйки воды! Михаил чувствовал, что у него начинается нервный тик, чесоточный зуд по всему телу и, если так пойдет и дальше, он, в скором времени, наверное, начнет лысеть, толстеть, не от обжорства, а на нервной почве, заикаться и подергиваться всем телом. А ведь, полежав среди пузырьков и разнонаправленных струек воды, жена, разнежившись и расслабившись, вполне может прийти к мысли, что и сама квартира, того — не соответствует высоким стандартам ее грез и мечтаний. При этой мысли Михаила и впрямь пробрала нервная дрожь, и он даже застонал. Он уже практически видел себя лысым, дергающимся заикой, то и дело капающим трясущейся рукой валокордин в стакан, сидя на новом диване, в новой шикарной квартире.

— —

Выслушав тонкий намек на необходимость купить жене машину именно сейчас, то есть сей же момент, срочно и безотлагательно, Михаил вдохнул побольше воздуха, в очередной раз, представив себя лысым, толстым и подергивающимся, и решительно сказал:

— Лида, конечно, я не против того, что бы у тебя была машина, поверь. Но подожди пару месяцев. Сейчас я просто не могу себе позволить, только-только расплатился с долгом, денег пока нет…

— Не можешь позволить?!… Пару месяцев… — глаза жены наполнились слезами. Она судорожно всхлипнула и, зажав рот рукой, выбежала из кухни. Через минуту из-за неплотно прикрытой двери спальни донеслись явственные рыдания — горькие и, по всей видимости, совершенно безутешные. «Боже!» — Михаил схватился за голову.

— —

Лида сидела за рулем новенькой мазды. Выражение лица у нее было, как будто ей только, что сообщили, что вся ее родня внезапно скончалась.

— Ну, что покупаем? — стараясь не смотреть на жену, спросил Михаил.

— О!…

Супруг сделал вид, что ничего не слышал.

— О! — повторила Лида громче.

— Тебе не нравится?

— О!…

— Лида!

— Я хотела… BMW.

Михаил холодно посмотрел на нее.

— Как у вас дела? Вы решились? — тоном лучшей подруги обратилась к Лиде, ослепительно улыбающаяся работница салона.

—