Немира. Колесо судьбы
Қосымшада ыңғайлырақҚосымшаны жүктеуге арналған QRRuStore · Samsung Galaxy Store
Huawei AppGallery · Xiaomi GetApps

автордың кітабын онлайн тегін оқу  Немира. Колесо судьбы

Катя Зазовка
Немира. Колесо судьбы

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

© К. Зазовка, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Пролог

Много месяцев Призрачная шайка грабила окрестные селения и города, много месяцев держала в страхе всю округу от Черных болот до самого стольного града Смедина. Справно были сложены ее ребятки, быстры да хитростью не обделены. Бугай, к примеру, одной рукой бегущего мерина укладывал. Ветряк с тройным наваром умудрялся сбыть награбленное. Репенья любой птицей пел, любым зверем кричал, а уж человечий голос подделать – для этого и горла не напрягал.

Бывало, дождется шайка, когда богатый хозяин двор свой покинет, Репенья тут как тут. Сторожевых псов тихим лаем успокоит, а дальше: открывай, женушка, вернулся я. Дура баба сама и впустит подменного мужа. Когда же глаза от вида разбойников в сыромятных кожах на лоб полезут, а рот для крика распахнется, так поздно уже: кляп и веревка справно свое дело сделали. А если все-таки попытается утаить о скарбе нажитом, тогда за дело любитель женских ласк Поята берется. Но то лишь с дозволения главаря – самого Лисицы, князя грабителей да воров. Против него даже у десятка вышколенных воинов шансов было немного.

Откуда пришел этот ухарь с медной кожей, по-восточному раскосыми глазами да ранней сединой на висках, где почерпнул столько страшных бойцовских умений да ухищрений, не знал никто. Да только селяне между собой шепотом поговаривали: здешний он, от насилия зачатый, да матерью в услужение заезжему купцу проданный. Оттого и злобу с обидой на всех людей имел.

Долго мучились люди от нападок прожорливых налетчиков, не раз в Смедин за помощью посылали. Да все ж изловить шайку никак не удавалось. Грабители-кочевники, выпотрошив хату иль обоз, вмиг снимались с места и в одночасье на крепких конях пропадали из виду, да так ладно, будто растворялись в воздухе или к самой Паляндре[1] под землю спускались. Не зря ж их Призрачной шайкой звали. Но, конечно, прятались они не в царстве страшной богини, а в диких лесах, что за Черными болотами расстилались, куда обычный человек и носа не показывал, ведь всем известно, чем такие места полнятся…

Но однажды настал момент, когда Лисица совсем одурел от жадности и безнаказанности. Сдобренный хмелем, он поддался уговорам Новичка и повел своих не менее одурманенных брагой молодцев к ленивой полноводной Горыни. Там напали они на судно, что князю Смединскому дань везло. Но и моргнуть не успели, как навстречу им выскочил десяток бывалых латников, да в один миг повязал разъярившихся больше, чем следовало для боя, грабителей, потерявших от крепкого напитка меткость и проворство. Только Новичок и удрал.

* * *

Сыро. Холодно. В углу пищат крысы, пожирающие роскошный завтрак – полную миску золотистых драников с грибами. Что-что, а кормили в Смедине знатно… приговоренных к казни. Лисица к пище так и не притронулся. Нет, не брезговал, да и крыс с детства не боялся. Просто не желал – желудок еще с вечера прилепился к спине. Тут и маковой росинки не проглотить, не то что с обильной снедью справиться.

Лисица знал, что однажды настанет час расплаты за все те непотребства, кои творила Призрачная шайка. Вот только… Старая Юга искусной ведьмой была и попусту болтать не стала бы. А она предсказала, что главарь погибнет в бою от меча. Никак не на дубовой плахе в окружении дюжины висельниц на Казинке, которая располагалась в нижней части Смедина и была намеренно сконструирована так, чтобы все смрадные стоки города стекали сюда по затейливой системе рвов. Именно тут, как ее еще называли, на Смердящей площади, нечистоты замедляли свой бег, раскрашивая и без того несвежий воздух зловонием отходов людской жизни.

Казнь должна была состояться в полдень, дабы солнце, набравшее полную силу, могло осветить всю справедливость княжеской власти. И хотя с неба еще не сползли розово-лиловые рассветные сполохи, горожане уже подтягивались в предвкушении посмаковать славное действо в первых рядах. Самые разумные заняли места еще с ночи. Целыми семьями дежурили. Еще бы! Такое представление!

Какой скоморох?! Какой балаган?! Когда чинно выйдет статный палач и занесет блестящий топор над склоненной головой… Стольный град, поди, и забыл уже, когда лишали жизни сразу тринадцать человек. Вернее, грабителей, насильников и убийц.

Для купцов дружины уже установили лестницу с пятью широкими ступенями. Укрыли пестроткаными коврами, чтоб никто не простудился. Осень все ж. Лисица ненавистно сплюнул и снова поднял голову. Крохотное оконце выходило прямо на место казни. Ни толстая проржавелая решетка, ни сгущающаяся толпа не мешали разглядеть плаху, в которой уже торчал топор, поблескивавший в лучах восходящего солнца, да пеньковые петли, покачивавшиеся в зловещем ритме – знал старый князь, как заставить заключенного хоть отчасти испытать то, что чувствовали его жертвы.

В Смедине тюремных ям не жаловали. Ибо в тех от сырости да собственных испражнений люд слишком быстро в калек превращался. Старый князь много толковых указов составил. Среди них был и такой, согласно которому всем осужденным за мелкие пакости надлежало не в ямах гнить, а приносить пользу по своим умениям (которые почему-то всегда обнаруживались в изобилии) в сухих тюремных комнатах с тюфяком да отхожим местом. И только на первых этажах был холодный земляной пол да крысы, дабы лишний раз напомнить, чего заслуживал за свои деяния осужденный на казнь.

Лисица несколько раз сжал-разжал озябшие пальцы, присел-встал в безуспешной попытке разогнать по телу тепло, но от оконца так и не отошел. И вроде можно было не глядеть, да ноги словно вросли в пол, а взгляд, как назло, не сосредотачивался ни на чем, кроме дюжины висельниц да топора, торчавшего в плахе, будто нож в масле. Крепко Паляндру ждут, коли такую казнь задумали. Это лелеяло черную душу ухаря. И страшило.

Рука опять потянулась к жбану, еще одной милости князя, но вовремя была отдернута. Хмель до казни выветриться успеет, а ощущение яви только четче станет. Не дело. Лучше перед самым выходом все залпом выхлебать. Вот тогда навеселе и Паляндрушку, точно излюбленную блудницу, привечать можно.

Дневное светило перекатилось на середину лазурного неба слишком споро. Как ни старался Лисица, так и не сумел припомнить ни одного дня, что так стремительно несся к ночи. Топор блестел все ярче, петли качались сильнее. Алые, словно обагренные кровью знамена с изображением орла, несущего в когтях солнце, неистово трепетали. Вот уже и знать стала подходить. А как явится князь, так и начнется…

И он явился. Никогда не опаздывал. Седой, в простоватом кафтане на лисьем меху, скрюченный (никак подагра совсем замучила), проковылял в центр лестницы, не глядя на протянутые руки служек, и тяжко опустился на золотой ковер. Ему давным-давно прочили смерть, да только Паляндра до сих пор не решалась подступиться – то ли любовь народа усмиряла кровожадность богини, то ли главный чародей Нежила Зимович отыскал источник бессмертия. Год от года князь не менялся, разве что голова становилась седее, а спина сильнее пригибалась к земле.

Лучники, как водится, дежурили на каждом выступе. Стражников было не счесть. Знатно несли они службу. Зоркие глаза реагировали на каждое движение, обращенное в сторону князя. Тут даже муха не пролетела бы без разрешения. Хотя особой нужды в такой защите не было. Старого князя без памяти любил и что простой люд, что богатеи. Ну, а если бы в город ворвался враг, что вряд ли – с таким-то укреплением, – то подле князя всегда был верный охранитель, который владел хитрым видом боя да стрелу на лету дланью отбивал. Да еще меньшой брат, закаленный боями да каждодневными тренировками. Вон и сейчас, когда вся знать о предстоящей казни болтает, Гольш Всеволодович, младший княжич, хранит молчание да внимательным взором площадь обводит.

Лисица крутанул ступней, потом другой, разгоняя набежавших от онемелости мурашек, и замер, готовый поклясться, что глаза молодого княжича задержались на нем. А заметив заигравшую на бледном лице улыбку, снова сплюнул от ненависти и бессилия.

Глашатай объявил о начале казни. По спине главаря Призрачной шайки снова побежали мурашки, только теперь не от холода и даже не от долгой недвижи́мости.

Первым на площадь вывели Пояту. Толпа загудела, заулюлюкала. Отовсюду в необычайно красивого молодца полетели плевки. Бабы завопили. Но вместо злости или страха на лице осужденного заиграла плутоватая усмешка. А дальше Поята рассыпался в воздушных поцелуях и неприличных телодвижениях. Прервал этот балаган точный удар в челюсть, а затем другой – по причинному месту, чтоб неповадно было выставлять. Очухался молодец уже в петле, но не успел расплыться в кровавой улыбке, как палач выбил из-под ног опору. Следом повесили Ветряка, Сивого и Белку. С Бугаем пришлось повозиться. Хоть и тяжел тот был от роста да мускулов, а слишком долго дергался в пеньковом обруче – невиданно могучая шея сыграла с хозяином злую шутку. Когда кто-то в толпе не выдержал и заверещал, а следом этот писк подхватили десятки взволнованных голосов, князь смилостивился и едва заметно кивнул – крепкий палач навалился Бугаю на плечи – и тот наконец-то издох.

Репенья устроил целое представление – мол, помирать, так с музыкой. Заливался иволгой, дроздом, ухал филином, кричал петухом, а когда разразился соловьиной трелью, так бабы уже плакали навзрыд и молили князя о пощаде. На предсмертном вздрагивании подельника Лисица обнаружил себя вцепившимся в металлическую решетку. Пальцы побелели, тело покрыла испарина. В этот миг он ненавидел всех и мечтал исчезнуть. А еще страшно желал остаться в живых.

Настал черед Вирша. Лисица похолодел еще больше: странное время настало – теперь жизнь исчислялась не в веснах, не в седмицах и даже не в часах, а в подельниках, ожидавших казни. Всего шестеро. Главарь что было сил рванул толстые прутья, но решетка даже не скрипнула, не шевельнулась, будто намертво срослись металл и камень. На лице молодого княжича снова мелькнула довольная улыбка.

Пот ледяными струями катился за шиворот. Воздух с трудом поступал в грудь – не раздышаться. Пятеро. Четверо. Топор блестел до рези в глазах и словно становился больше. Мокрая насквозь рубаха липла к телу…

– Что, не хочется помирать?

Главарь резко обернулся и едва удержался, чтобы не протереть глаза. На пороге стоял Новичок. Тот самый, что науськал податься к Горыни. Только сыромятные кожи сменили дорогие изумрудные одежды, без вычурности, но такие не каждый корабельщик себе позволит.

Кулаки сжались сами собой. А в следующий миг Лисица уже стрелой летел на предателя. Только костяшки пальцев не задели и шелковой ткани – из-за спины гостя выскользнул невысокий человек и одним движением ноги отправил нападавшего обратно к оконцу. Затылок встретился со стеной – боль такая, что на стенах острога зацвели маки. Но ярость оттого только разрослась. Впрочем, Лисица сумел с ней совладать. Почти.

– Псовье отродье! – Главарь встал.

– Ну-ну, – снисходительно улыбнулся Новичок, лениво потерев родинку в виде звездочки над губой. – Я по делу.

Лисица фыркнул и отвернулся к оконцу, поджав тонкие губы. Затылка даже не коснулся.

К висельнице меж тем подвели Заячью Губу. Осталось всего трое.

– Так вот, – дружелюбно продолжил предатель. – Умирать совсем необязательно.

Лисица перестал дышать, но поворачиваться не спешил, взглядом провожая еще одного подельника.

– Есть человек, заинтересованный сохранить твою жизнь.

– Однажды я уже тебе поверил, – едва не рычал от ненависти главарь, но все ж уши навострил – с малолетства не привык отказывать Случаю.

– Оно-то верно, – довольно усмехнулся Новичок. – Но то не твоя беда, я и мертвого убедить сумею.

Лисица смерил предателя настороженным взглядом и снова отворотился к оконцу. Пусть говорит, хуже все равно уже некуда – разве что пытки, но того в Смедине отродясь не бывало. Итак, к чужеродной казни прибегли – специально для него топор заточили.

– Вижу, жить хочешь.

– Даже червь с отдавленным задом в землю спешит зарыться.

– Стало быть, идешь на сделку?

– Что взамен? – Взгляд метнулся к Гольшу и снова уперся в висельницу. Вид дергающегося в пеньковой гривне десятого подельника вынуждал поторопиться с решением.

– Незыблемая печать.

– На что? – угрюмо осведомился Лисица и скривился, увидев, как Ясень то плачет, то хохочет – никак умом тронулся. Предатель тоже подошел к оконцу, протянул расшитый платок. Главарь мазнул по платку взглядом, презрительно хмыкнул, с трудом сдерживаясь, чтобы не воспользоваться опасной близостью и снова не пустить в ход кулаки.

– Не все ли равно? Все лучше, чем с башкой на плахе расстаться.

С этим трудно было поспорить.

– Решай, у тебя осталось совсем мало времени. – Предатель спрятал платок.

«Всего один», – пронеслось в голове главаря.

– Добро.

– Вот и ладно, – Новичок подал кому-то снаружи знак рукой.

Когда последний подельник отправился в распростертые объятия Паляндры, сердце Лисицы забилось, как дикая птаха в клети. Воздуха вдруг стало не хватать. Гость хмыкнул и, напоследок бросив: «Скоро за тобой пожалуют», вместе со слугой покинул острог. Главарь, запоздало осознав двоякость услышанной фразы, уставился на дверь. Но ведь согласие на печать дано…

Время текло, крепкая деревянная охранительница не шевелилась.

Вдруг Казинка взревела. Лисица вдавил лицо в решетку и ощутил, как расширяются от увиденного глаза. К плахе вывели человека, статью да волосами здорово напоминающего его самого. А вот лицо… Похож или не похож – углядеть это в кровавой маске было невозможно (и это в Смедине, где дальше розог никогда не заходили!). Толпа неистовствовала. Бабы зашлись в непрерывном вое, мужики трясли кулаками, подначивая палача отвести черную душу в Навь. Подменный главарь крутил головой и пытался что-то сказать. Толпа стихла – приговоренный промычал что-то нечленораздельное.

– Язык усекли! – вслух догадался Лисица и расхохотался так, что стены задрожали. – Язык усекли!

Когда топор в один удар отделил голову от тела, Смердящая площадь разразилась дикой радостью. Жбан, не выдержавший атаки проворных лапок, завалился на бок – янтарное содержимое тонкой струйкой потекло на пол. Но главаря не удручил даже вид крыс, лакающих мед. Его голова осталась на плечах! И чувствовать ее там куда приятнее на трезвый рассудок, особенно теперь, когда в руке палача болталась замена. Лисица коснулся затылка, с удовольствием растер в пальцах алые капли.

Вот только кому мог так понадобиться Лисица? И зачем? Хотя какая разница?! Он жив, леший подери! Жив!

Паляндра – богиня смерти (Здесь и далее примеч. автора).

Глава 1
Солнце в когтях орла

 
Тянись, тянись, покутная нить.
Крутись, крутись, колесо судьбы.
Молю, Макошь, не надо спешить
Нить жизни рвать твоей верной рабы…
 

Солнце еще нежилось на мягкой перине в Нави, когда Немира облачилась в припрятанную с вечера одежду, скоренько заплела волосы в тугую косу и на цыпочках устремилась в сени. Она хорошо знала, куда следует ступать, чтобы половицы не выдали скрипом. К тому ж мамка бойко ивовым прутом орудует – тут едва ли не полетишь.

Немира выскочила за дверь, порадовавшись, что не зря накануне петли маслицем смазала. Шикнула на проснувшуюся Бульку да выкупила у нее тишину мозговой косточкой. Юркнула за хлев, подхватила узелок и поспешила в лес к назначенному месту. Тут рукой подать – на окраине соснового бора их с мамкой изба примостилась.

– Яринка! – негромко позвала Немира, остановившись у самой высокой сосны в кольце пышного малинника.

– Тут я, – раздался знакомый голос.

– Зачем в чащобу-то забралась?

– Чтоб ни с кем не встретиться.

– Ночь-полночь, хоть глаз выколи, – никто тебя не заметит!

– Да я сама никого замечать не хочу – боязно.

– Вот те раз, – топнула Немира. – Ну и товарка. А на реке тоже струсишь?

– Вот еще! – вылезла из кустов Яринка.

– Ладно, пошли, – смилостивилась Немира. Все ж как бы ни был силен интерес, а одной идти не хотелось. Вот только признаваться в том совсем необязательно.

Яринка ступала след в след, но дергалась от каждого шороха и подпрыгивала от любого скрипа: то ей чудилось, как чьи-то когти рвут гарсет[2], то мерещились в кустах желтые глаза оборотня, а когда из-под ног выскочил заяц – и вовсе на подружке повисла.

– Ну и трусиха же ты! – подытожила Немира, едва удерживаясь на ногах – не мелкой кости была Яринка.

– Просто он неожиданно выпрыгнул.

– Ну да…

– Надо было с собой Олелько брать.

– Не надо, – отозвалась Немира и невольно вытерла рукавом губы. – А то снова пришлось бы поцелуями расплачиваться.

– Зато втроем веселее.

– А может, тебе просто нравится с ним целоваться? – догадалась Немира, пожалев, что в скудном свете луны не рассмотреть лица подружки.

– Вот еще! Нужны мне его поцелуи, как же! Пусть эту ощипанную курицу Макрину слюнявит. Просто… просто тогда бы мы наверняка живыми возвратились. Он ведь самый сильный на деревне.

Немира не поверила – не по годам рослой была подруженька-ровесница и на старшую сестрицу, что прошлым летом поневу повязала, с завистью глядела, – но вслух сказала:

– И самый наглый. Мы и без него возвратимся. Нож имеется, да и заговор известен.

Яринка только вздохнула. Какое-то время девицы хранили молчание, что время от времени нарушало совиное уханье да отдаленный волчий вой. Когда же воздух посвежел и запахло рекой, Немира велела пригнуться и идти как можно тише. Все ж к встрече следовало подготовиться, а заводь-то вон за теми кустами.

– А ты уверена, что они там будут? Последний покос давным-давно прошел, – едва слышно шептала Яринка. Громко хрустнул хворост под ее ногами.

– Тсс!

Немира резко припала к холодной земле и подружку следом утянула. Девичьи сердца заколотились в такт. Осенний воздух наполнился дивным пением, будто то не голос был, а серебряные колокольчики звенели:

 
Как ночь сегодня хороша:
Луна в златом сиянии,
Река средь трав и камыша
В блестящем одеянии.
Колышет легкий ветерок
Мои густые волосы.
Я вдалеке от глаз, дорог,
Без платья да без пояса.
Скорей иди сюда, мой друг,
Согрей меня дыханием,
Теплом объятий, лаской рук.
В лесном благоухании,
Среди прохлады и тоски
Даруй мне пылкость сладкую:
Чтобы объятья, как тиски,
Чтоб поцелуи жаркие…
 

Яринка не то от ужаса, не то от услышанного распахнула свои и без того немалые глаза так, что Немире даже страшновато стало: вдруг выскочат. Поди потом отыщи в траве да среди жухлых листьев.

– А что, если они нас заметят?

– Тсс.

Немира решила подползти к заводи ближе и потащила за собой подружку. Однако та вдруг уперлась и отчаянно замотала головой.

– Да не трусь ты!

Но Яринка развернулась с явным намерением убежать как можно дальше от нечистого места. Однако и Немира не собиралась сдаваться. Договаривались не уходить, пока не увидят русалок, значит, не уйдут! Вот только справиться с немалым задом подружки оказалось делом не из легких. Пришлось идти на отчаянную меру: хитрая подсечка – и вот Яринка распласталась на сырой земле, пытаясь сообразить, что произошло. Немира же тем временем выхватила нож и принялась очерчивать большой, до самых камышей, круг, приговаривая обережный заговор, а закончив, предупредила:

– Теперь, если переступишь эту черту, тебя водяницы под воду уволокут. И в глаза им не смотри, а то ни круг, ни заговор не помогут.

Подружка села, подтянула ноги к груди и обиженно прошептала:

– Лучше бы на гаевок смотреть пошли. Они хоть добрые – зверей, птиц лечат.

– Ага, зато против их деда заговором да кольцом защитным не отделаешься! Уж он-то знает, сколько ты поганок от нечего делать посбивала!

– Гаевки хорошие, они бы не дозволили деду меня обидеть, – надула губы Яринка.

– Ну, хочешь, завтра пойдем? – предложила Немира. – Я с удовольствием посчитаю, сколько раз тебе гаюн дубиной по голове настучит.

– Тебе, можно подумать, не настучит!

Немира пожала плечами. Если бы она гаевого деда повстречала, то уж ее-то он первую поколотил бы. Имела Немира дурную привычку поганки да мухоморы пинать. И уж куда чаще подружки это делала. Но на то были причины. Однажды, когда мамка захворала, Хромая Гнеда сделала отвар из свежесобранных мухоморов. Поила им больную и обещала исцеление через пару дней. Только Доминике вдруг так худо стало, что еле-еле откачали, благо староста редкого лекарского порошка отжалел, хоть и пришлось потом пахотой аж три седмицы расплачиваться. После того Немира ни мухоморов, ни старую знахарку не жаловала. А один раз и вовсе ей дверь Булькиным дерьмом измазала, чтоб неповадно было людей травить.

– И все ж не время за гаевками наблюдать. Они как раз сейчас, должно, шерстью обрастают.

– Шерстью? – почесала голову подружка. – Да, пожалуй, красы в таких девах будет мало.

– Давай на русалок поглядим, – предложила Немира. – Зря, что ль, пришли?

Яринка вздрогнула, но затем все же кивнула. Девицы тихонько подползли к краю берега. Однако очеретовые колтуны не позволяли толком ничего разглядеть.

– Поторопилась ты кольцо очертить, – заметила подружка.

Но Немира не растерялась: подтянула палку и, не покидая спасительного круга, осторожно развела ею давно вызревшие камыши. От увиденного у обеих подружек враз перехватило дыхание. На бревнах да валунах у самого берега сидели нагие девы и расчесывали длинные волосы. Бледная кожа будто светилась в ночи. Водяницы то пели, то замирали, будто в камни претворялись.

– А ты уверена, что это русалки? – спустя пару мгновений жадного созерцания спросила Яринка.

– А кто ж еще?

– Ну, не знаю, – поморщилась подружка, – мало ли какие девки решили искупаться.

– Осенью? Я вон в гарсете на меху мерзну, а они голые…

– Мало ли, дурные какие. Неманос тоже вон однажды напился до одури и голый в прорубь полез. Говорят, с того часу не мужик больше. Сестра теперь его за глаза Немаяйц кличет.

Немира вовремя задушила ладошкой рвущийся наружу смех. Яринка хихикнула, а еще через некоторое время молчаливого наблюдения сделала вывод:

– Знаешь, не такие они и пригожие, русалки эти. Мои волосы куда сильнее блестят. – Она с гордостью потрепала свою русую драгоценность и снисходительно добавила: – Да и твоя коса куда гуще их жиденьких паклей будет.

Немира скривила смешную рожицу, изображая водяницу, Яринка прыснула со смеху и тут же зажала рот. Вздрогнула. Попятилась:

– Мамочки!

Всего в аршине от круга стояла нагая русалка.

Немира мертвой хваткой вцепилась в подол подружки – не дайте боги, еще сдуру через обережную защиту перелезет.

– Стой, Яринка!

Вот уж теперь водяницу точно нельзя было назвать красавицей. Перекошенное от злости лицо, торчащие во все стороны волосы и остекленевший взгляд, уколовшись о который, Немира тут же отвела свой:

– Только в глаза ей не гляди!

Возобновилась дивная песня. Нежный голос успокаивал, слова проникали в самое сердце, и то вместе с кровью разгоняло по телу покой…

Подружки малость расслабились.

Но водяница вдруг как бросится! Девицы взвизгнули и теснее прижались друг к дружке.

И снова песня. Обволакивающая, ласкающая…

– Ой! – взвизгнула Яринка и зажмурилась.

Водяница опять с глухим ударом отскочила от невидимой стены.

И снова дивный голос заполнил воздух.

Девицы старались не глядеть. Русалка не отступала – стучала, скреблась, ходила по кругу.

– Как же нам теперь домой-то добраться? – прохныкала Яринка.

– К утру она вернется в воду. Осень нынче, днем водяницам по берегу шастать не дозволяется, – заверила Немира, не сводя взгляда с невероятно бледных стоп, будто светящихся в ночной мгле.

– Ты уверена?

– Зуб даю!

Так говорили люди, точнее дядька Неманос. Правда, он плут и пьянчуга, где врет, где правду говорит – никогда не разберешь. Но Немира в истерику не впадала – рассвет покажет, а он, хвала богам, уже скоро. Когда же стало ясно, что к разъяренной водянице не присоединятся товарки, она и вовсе осмелела.

Скоро русалка угомонилась и вернулась восвояси. Подружки даже не сразу поверили своему счастью, но переползать обережную границу не спешили.

– Может, поедим?

– Как ты можешь сейчас о еде думать? – шепотом спросила Яринка.

– Голод не тетка, – пожала плечами Немира и принялась развязывать узелок под громкое урчание в животе.

– Неужели ты ничего не боишься? – восхитилась подружка, жуя сало с хлебом.

– Еще как боится! Ласк да поцелуев! – ответил за Немиру хриплый голос.

– Олелько! – обрадовалась Яринка, спешно приглаживая волосы и расправляя юбку.

– Тебе чего тут надобно? – хмуро поинтересовалась Немира.

– На русалок пришел поглядеть.

– Что ж, гляди, – зашипели из-за прибрежных зарослей.

– Не гляди! – так истошно завопила Яринка, что даже в заводи затихли.

– Скорее в круг! – позвала Немира. – Тут не достанут!

Но Олелько и не требовалось особого приглашения. Завидев разгневанную нежить, он в один прыжок долетел до самого центра обережной защиты, нечаянно толкнув Яринку и распластавшись на Немире.

– Слезь с меня!

– Только за поцелуй, – хохотнул Олелько и потянулся к девичьим устам.

– Еще чего! – фыркнула та и попыталась скинуть с себя тяжеленную тушу.

Ладную бы пару молодец с Яринкой составили. И сложением схожи, и к поцелуям да подобным глупостям оба безудержный интерес имеют.

– Смотрите! Смотрите! – позвала подружка – и, к счастью для Немиры, спасенный «груз» сполз-таки с ее тела. – Это случайно не Данутка?

Олелько остолбенел. У Немиры сжалось горло, отказываясь пропускать воздух. У берега, по колено в лунной дорожке, стояла светловолосая девочка весен пяти. Она тянула тоненькие бледные ручки. Сомнений не осталось – это была сестра Олелько, та самая, что утопла в реке две зимы назад.

– Олелько, братец милый! – певуче заговорила кроха. – Неужто не признал? Иль не рад мне?

– Данутка, – прошептал тот и сделал шаг навстречу.

– Родненький, холодно мне без тебя, плохо на дне речном. Иди сюда, согрей теплом своим.

– Стой! – крикнула Немира и обхватила Олелько за талию. – Это русалка! Не смотри ей в глаза – зачарует!

Но тот словно не замечал потуг девицы, тянувшей его назад.

– Помнишь, как ты мне свой тулупчик давал? – меж тем заговаривала водяничка.

Даже когда на помощь подоспела Яринка, подружки все равно не могли справиться с дюжим молодцем. Его немигающий взгляд не отрывался от утопленницы.

– Немира, еще один шаг, и он…

– Закрой ему глаза!

Яринка прижала ладошки к лицу зачарованного, но тут же была отброшена в сторону. Хорошо хоть, за черту не выбросил.

– А как от бешеной собаки спас, помнишь? И теперь спаси!

Немира изо всех сил пыталась удержать Олелько в одиночку – тщетно, он переступил черту. Она огляделась, но прочих русалок и след простыл.

– И теперь спасу!

– Ой, мамочки! – затравленно пропищала Яринка.

– Иди сюда, Данутка… – позвал завороженный, раскрывая объятия.

– Братец мой милый, – пропела девочка.

Немира в ужасе наблюдала за Олелько, ожидая, что русалки вот-вот вынырнут. Данутка ощерилась, обнажив острые, невероятно длинные клыки. Но братец точно и не заметил того, бормоча, словно теряя остатки разума:

– Иди… спасу… сестричка…

– Нет, Олелько! Вернись! – едва не лопалась от крика Немира.

– Милый мой братик! – Данутка улыбнулась неестественно широко – показалось, ее голова вот-вот распадется надвое.

– Ой-ой-ой, пропадет… – стенала Яринка, скрутившаяся в клубочек.

Немира сглотнула, покосилась на реку – подозрительно спокойно, – подхватила палку, которой недавно разводила камыш, но быстро поняла – до Данутки не достать. Зато…

– Да очнись ты, балбес!

Палка опустилась прямо на курчавую макушку. Но в себя молодец так и не пришел.

Данутка двинулась ему навстречу.

– Братец мой! Мой!

От жуткого шепота у Немиры волосы встали дыбом. От былой певучести не осталось и следа…

– Сестричка… Данутка… Спасу…

– Иди ко мне, скорее!

Жуткие клыки зловеще поблескивали. Еще чуть-чуть – и они вонзятся в теплую плоть… живого братца.

– Дудки!

Немира выскочила из круга, обвила крепкую шею и впилась в губы зачарованного поцелуем. Мелькнула запоздалая мысль, что сейчас он и ее отшвырнет. Но Олелько вдруг стал целовать в ответ. Немира чуть толкнула – и пара, не размыкая уст, шагнула в круг под размножившееся шипение. Невидимая стена задрожала от яростной атаки невесть откуда взявшихся утопленниц, только Олелько это, видать, ничуть не взволновало – жадная ладонь сползла пониже девичьей талии. Немира взвизгнула и, частично высвободившись, залепила нахалюге звонкую пощечину. Надо же, она тут жизнью рискует, а он вон что задумал!

– Ай! – схватился тот за щеку. – Сама целоваться лезет, а потом дерется!

– Надо было тебя еще раз палкой огреть, да посильнее, авось бы помогло, – буркнула Немира, отпрыгнув на безопасное расстояние.

– И так чуть мозги не вышибла, – пожаловался Олелько и потер макушку.

– Да что там выбивать! Там сроду ничего не было! – фыркнула она.

Русалки еще долго шипели, кидались на невидимую стену, но затем несолоно хлебавши все ж отступили к реке. Странно, но Данутки среди них высмотреть не удалось. Будто сквозь землю провалилась.

– Куда она подевалась? – спросил Олелько.

– Кто ж ведает? – Немире и самой было интересно.

– Может, привиделось? – робко предположила наконец пришедшая в себя от пережитого Яринка.

– Троим сразу? – мотнул головой молодец, провожая взглядом исчезающих в камышах водяниц.

– А Данутка ли это вообще была?

– Думаешь, видение? – переспросил Олелько.

Немира пожала плечами.

– Что-то холодно, – пожаловалась Яринка, сиротливо устроившись на сырой земле подальше от заводи.

– А я тебя согрею, – присел рядом Олелько.

Немира тихонько хмыкнула. Не зря про него в деревне говорят: наш пострел везде поспел.

– Вот еще! Ты бы прежде извинился.

– За что?

– А то не знаешь!

– Ну-ка поведай.

Немира скривилась и снова вытерла губы. Ну да ладно, зато можно спокойно поесть да домой собираться. Вон на востоке небо малость посветлело.

Скоро узелок со снедью опустел. Олелько и Яринка, вдоволь нацеловавшись, но так и не разомкнув объятий, восхищались дивным рассветом, что развернулся над рекой пестрым рушником с затейливыми узорами.

– Нам пора, – объявила Немира, дожевывая кусок.

– А русалки? – боязливо спросила Яринка. Олелько потянулся к узелку.

– Они уже давно под водой скрылись. Если бы вы не были так заняты, то заметили бы, что их даже камни, которые я в воду кидала, не побеспокоили.

– Ну не завидуй. Хочешь, я и тебя поцелую?

– Нет уж! – Немира вскочила на ноги и отошла подальше от ненасытного молодца. Тот хмыкнул и вывернул узелок:

– Надо же, все съела!

– А что, надо было тебя пождать? – спросила Немира, готовая в любой момент кинуться наутек. – Поцелуями не насытился?

– Не совсем, – хитро сощурился Олелько, а уже в следующий миг несся за Немирой, сиганувшей под защиту леса.

– Эй, меня подождите! – побежала следом Яринка.

Немира подобрала палку:

– Еще хочешь?

– Уже и пошутить нельзя, – нашел оправдание своей трусости Олелько и снова перевел внимание на Яринку.

– И думать забудь! Не то братцу пожалуюсь, – пригрозила та.

– Домой? – уточнил вдруг поникший молодец.

– Мне еще надобно красницы собрать, – сказала Немира. – Ступайте вдвоем.

Олелько оглядел округлости Яринки и опять расцвел, но та помотала головой и обиженно заявила:

– Нет, я лучше тоже по красницу.

– А если на вас нападет кто?

– Да тут, кроме тебя, нападать некому, – покрутила дубиной Немира. – Разбойников днем с огнем не сыщешь. Обоз торговый – и тот раз-два за лето заглянет…

– Ладно, понял я, – вздохнул Олелько и, понурив плечи, направился в сторону деревни, но через пару шагов обернулся и бросил: – Только вы это, осторожнее.

Когда широкая спина, обтянутая потрепанным кожушком, скрылась из виду, Немира поторопила спутницу:

– Давай скорее.

– Мы что ж, и правда за красницей пойдем?

– Я ж сказала.

– Но я подумала, что ты просто от Олелько избавиться решила. Зачем тебе ягоды? – заныла Яринка, уразумев, что домой еще не скоро вернется.

– А вдруг повезло – и мамка только утром обнаружила, что меня нет. Тогда могу сказаться, что за красницей ходила. А ты мне собирать поможешь.

– Ладно, – сдалась спутница. – Хоть перекушу.

Немира вспыхнула, вспомнив, что расправилась со всеми припасами в одиночку, но споро прогнала стыд – Яринка сама виновата, променяв снедь на поцелуи.

До Малых трясин девицы добрались быстро. Опасались зря – красницы необъятным ковром стелились по желтоватой траве, укрывали болотную воду.

– Эх, жаль, гребень не догадалась прихватить, – посетовала на запоздалость дельной мысли Немира.

Не тратя час на болтовню, подружки принялись за сбор. Правда, Яринка поначалу ягоды только в рот себе клала, но потом все ж примкнула к Немире. Узелок наполнился, когда огненный диск еще только-только выкатился на бирюзовое небо. Обманчиво тихое утро обещало погожий день. Но лезущие в лицо мошки да тучка кричащих галок, едва не коснувшихся крылом головы, говорили яснее ясного: скоро дождь заглянет в гости.

– Пойдем домой уже, – заканючила Яринка. Но Немира и сама уже была не против возвращения. Ночных приключений ей седмицы на две хватит. А самое главное, русалок повидала. Жаль только, что сильно о том не расскажешь: стоит весточке до мамки долететь, так сидеть без боли не придется.

– Давай. Только малость передохнем.

Подружки высмотрели сухую полянку и уселись перевести дух. Солнце поднялось чуть выше, лаская лучами. Немира разомлела и развязала тесьму гарсета.

– Ой, а что это у тебя такое?

– Ничего, – девица спешно отвела руки Яринки и спрятала некстати выскочившую на обозрение подвеску.

– Как это ничего? А еще подружка называется!

– Ладно, гляди, – сдалась Немира. – Только о том – никому ни полслова. Мамка строго-настрого наказывала беречь от чужих глаз.

– Ой, красота-то какая! – восхитилась Яринка, разглядывая небольшой диск, в центре которого орел нес в когтях солнце. – Неужто из злата?! С ума сойти!

– Подумаешь, – пожала плечами Немира, – златой, не златой. Все равно никому показывать не дозволяется.

– Зачем тогда носишь?

– Мамка велела. Оберег это.

– Стало быть, примерить не дашь?

Немира покачала головой и спрятала талисман под одеждой, да еще для надежности косой прикрыла.

– А у меня вот, кроме медного колечка, серебряного перстенька с яхонтом, позолоченной гривны, трех пар сережек, бус из скатня[3], бус из червеца[4], янтарной подвески и дюжины шелковых лент, ничего и нет, – захлопала огромными глазами подружка.

Немира невольно потерла свою сережку-капельку:

– Ну, пошли, что ль?

– Ага, – взгляд Яринки все еще испепелял темную косу да гарсет, за которыми покоился оберег. – А знаешь, к нему льняная нитка совсем не подходит. Сюда бы цепь, да не обычную, а с завитками, ну, как у старостихи… – задумчиво протянула она. – Интересно, где твоя мамка такой раздобыла? Такое богатство, поди, пол-избы стоит, откуда у простой женщины столько де…

– Ты на что намекаешь? – Серые очи Немиры сузились.

– Ни на что, – испуганно залепетала Яринка, косо поглядывая на кулачки подружки. – Просто я столько злата только у кревинских купцов и видала.

– А может, я и есть купчиха! – вздернула подбородок Немира.

– Скажешь тоже… купчиха.

– Тогда княжна!

– Ой, не говори глупостей! И все ж интересно, откуда он…

– Не знаю, но когда-то моя мамка у самого князя в услужении была.

– Врешь!

– А вот и не вру! Может, именно князь за службу и даровал ей талисман!

– Все ты выдумала!

– А вот и нет!

– А вот и да! Иначе в деревне бы ведали о той службе!

– Мамка не любит о том вспоминать и мне никому говорить не велела. А я вот сдуру тебе рассказала и теперича жалею! – нахмурилась Немира.

– Отчего это? – сбавила напор Яринка.

– Оттого, что ты уж наверняка всем разболтаешь.

– Неправда!

– Правда!

– Немирушка, – промурлыкала подружка, – никому не расскажу. Честно-пречестно!

– Точно?

– Обещаю, – заверила Яринка, шире распахнув свои огромные светлые глазюки. – Ты мне только про князя побольше расскажи, ладно?

– Ладно, – смилостивилась Немира. – Хотя я ведь и сама особо ничего не ведаю. Коли мамка упрется, из нее и полслова не вытянешь.

– Про убранство хоромов рассказывала?

– Говорила, что ни на стене, ни на потолке в княжеских палатах нет ни одного кусочка, что без росписи да резьбы бы остался. И все золото, серебро да самоцветы…

– Ух ты! Вот бы хоть одним глазком…

Немира желаний подружки не разделяла. Она привыкла с детства довольствоваться тем, что имела. Разве что до сказок охоча была.

– Пойдем, Яринка, пора уж.

Товарка неохотно поднялась.

Когда минуло полчаса, а деревня так и не показалась, подружки заподозрили неладное.

– Что-то не пойму я, – призналась Яринка, – кажись, не заблудились. Вон клен-рогатина, на котором мы с братом зарубки ставили… Сдается, что мы уже его в третий раз обходим.

– Как и вон ту кривую сосну, у которой летом лисицы собираем. В чем же дело?

– Может, к большаку пойдем? Оно-то длиннее, зато наверняка.

Подружки малость сменили направление и уже отчетливо слышали, как в десятке саженей взбивают пыль копыта, но к тракту выйти не сумели. Точно удерживала их в лесу неведомая сила да, забавляясь, по кругу водила.

– Неужто умудрились снова крюк сделать? – нахмурилась Немира.

– Нет! – пропищала Яринка. – Не в том дело!

– А в чем?

– Это нас русалки наказали.

– Скорей уж гаюн куражится.

– Гаюн? – шепотом переспросила Яринка. В светлых глазах отразился ужас. – Но тогда он нас точно не выпустит. Я этим летом столько поганок потоптала.

– Будет тебе. Если бы лесные духи мстили за каждый разбитый гриб, в нашем селе навряд ли кто живой остался. Давай-ка тут попробуем пройти.

Немира развела в стороны пышные еловые лапы. Напарница кивнула и юркнула первой, словно гаевый дед уже дубиной к пяткам прицеливался.

Выйти к деревне опять не удалось. Как ни меняли подружки направление, как ни крутились, ничего не получалось. Вновь и вновь они возвращались к поляне у Малых трясин. Круге на десятом Яринка залилась слезами и плюхнулась на пушистый мох. Немира всячески старалась подавить растущую внутри себя истерику, но тоже была готова вот-вот пасть духом.

– Что ж делать-то? – задалась она вопросом и уселась подле напарницы, которая только сильнее расплакалась.

– Лучше б я с Олелько пошла! Зачем только тебе эта красница понадобилась? Подумаешь, получила бы от мамки. Красный зад куда лучше погибели.

– Ладно тебе.

– Пропадем мы, ох пропадем!

– На вот, пожуй, – Немира протянула горсть алых горошин. Ягоды прогнали печаль, но только на миг. Когда на ладошке осталась пара жухлых листиков, по румяным щечкам подружки снова покатились блестящие бусины.

– А хочешь, я тебе сказку расскажу? – не зная, как еще успокоить Яринку, предложила Немира.

– Сказку? – всхлипнула та. – Давай.

– Давным-давно, до сотворения нашего мира, от края до края раскинулась мертвая вода, посреди которой торчал валун. Как-то Перун так разгулялся, что стал стрелять из верного лука-громовержца в единственный камень. Волшебные стрелы выбили три искорки: белую, желтую и алую. И лишь коснулись искорки мертвой воды, как та зашипела, закипела, взбаламутилась! Поднялся страшный ураган! А когда все успокоилось, мир поделился на части: плодородную землю, чистое небо, высокие горы, реки, поля… Мир наполнился жизнью… Один человек случайно нашел искорки-прародительницы и отдал мудрейшим из правителей. Они должны были хранить их как зеницу ока, чтобы больше никто не смог переделать прекрасный мир, созданный Перуном, чтобы никто, кроме богов, был не в силах изменить течение нашего мира…

– Эту сказку я с пеленок знаю. Расскажи другую.

– Другую?.. Погодь… – принюхалась Немира. – Тебе не кажется, что гарью пахнет?

Яринка шумно втянула воздух, потом еще раз:

– Верно. Ой, мамочки, неужто лес горит?

– Вряд ли, тогда бы животные и птицы прочь от огнища бежали.

Девицы огляделись. Лес и болото, словно сговорившись, хранили молчание.

– А что, если они уже сбежали?

Немира подняла голову и ахнула. В той стороне, где, по ее разумению, располагалась деревня, лазурное небо подпирали черные столбы дыма.

– Что это? – испуганно прошептала Яринка. Даже слезы вмиг высохли.

– Кажись, пожар в селе! Бежим туда!

– Не надобно вам туда ходить, – раздался хриплый голос.

Девицы так и подскочили.

– Кто это? – взвизгнула Яринка и сиганула за тонкую спину подружки.

– Не бойтесь меня, – улыбнулся в пышную серебристую бороду крохотный старичок. Он возник неслышно. Точно образовался прямо из воздуха и теперь стоял перед ними, опираясь на ладную кривулину. – Я вам дурного не сделаю.

– Откуда он взялся? – шептала Яринка. – Только что его здесь не было.

– Э-э-э, здравствуй, дедушка, – пролепетала Немира, подозрительно косясь на крючковатый посох да лохмотья, – а почему это нам не надобно в деревню?

– Пришлые всадники туда вторглись. Подворья грабят, людей убивают. Обождите тут, под защитной сенью деревьев.

– Всадники?.. Людей?! Мамка! – ужаснулась Немира и кинулась к дому. Хруст позади оповестил, что Яринка не отстает.

– Погодьте, девоньки!

Но оклик старика потонул в волне вопросов. Всадники? Кто такие? Откуда? Вот, видать, чьих коней они слышали у большака!

Немира утирала бегущие по лицу слезы, но глаз с черных лент дыма, уползающих в небо, не сводила. Видать, потому и сумела выбраться к краю леса, за которым предстала деревня… объятая пламенем, полнящаяся криками, стонами, а еще страшным гоготом чужих голосов.

Девицы спрятались за малинником. При свете дня его голые ветви казались слишком редкими, но более надежного укрытия поблизости не сыскалось. Сердца колотились, отзываясь в висках. Острый непонятный запах впивался в ноздри, оставлял на языке привкус железа, забивал гортань.

Немира осторожно приподнялась, не обращая внимания на причитания Яринки, которая в ужасе свернулась калачиком на мху. Родная хата выглядела нетронутой, разве что была слишком тихой, точнее ужасающе тихой.

А может, мамке удалось затаиться или сбежать?

В ответ на предположение распаленный мозг нарисовал страшную картину: распростершуюся на полу молодую женщину с белым-пребелым лицом, какое бывает только у мертвецов.

Только не это!

Рубаха в один миг пропиталась потом.

– Яринка, оставайся тут, я сейчас.

Но «калачик» внезапно ожил и, больно вцепившись в плечи Немиры, истово замотал головой. Никогда прежде светлые глаза подружки не казались столь огромными.

Внезапно раздался стук копыт. Кто-то приближался. Немира упала подле товарки и замерла. Однако, как ни травил изнутри страх, опустить голову не смогла.

– Ищите лучше! – рявкнул всадник с медной кожей и раскосыми глазами, видать главарь. – Выверните деревню наизнанку, но найдите ее!

– Не беспокойся, ей некуда деться. Ближайшее поселение отсюда в пятидесяти верстах. Глухомань редкостная, – ответил один из верзил-близнецов.

Второй зевнул и натянул тетиву. Повернулся влево, вправо и неожиданно пустил стрелу. Немира только и успела, что расслышать, как стрела просвистела где-то совсем рядом. Яринка всхлипнула.

– Тебе делать нечего? – взвился главарь. – У нас и так стрел почти не осталось.

– Все равно всех уже перебили.

– Найди стрелу, я сказал! – меднокожий обнажил меч и направил острие в горло подельника.

– Ладно-ладно, не горячись, – встрял брат-близнец.

Главарь спрятал меч и поскакал прочь. Верзилы спешились.

– Совсем очумел, – пробормотал тот, что едва не лишился рыжевласой башки.

– Посмотрел бы я на тебя, связанного незыблемой печатью.

– Яринка, надо уходить, – прошептала Немира, поняв, что верзилы направляются к малиннику. – Давай за мной.

Но когда она малость отползла от кустов, то поняла, что подружка даже не шелохнулась. Пришлось вернуться:

– Скорее!

Немира потянула напарницу и от внезапно увиденного закусила губу до крови – в груди подружки торчала стрела. Алое липкое пятно пропитало даже гарсет.

– Яринка! Яринка, очнись! – изо всех сил затрясла она подружку. Сомкнутые веки не вздрогнули.

Громилы приближались. Их голоса становились все громче.

– О боги, боги… Яринка, миленькая, – Немира глотала слезы и изо всех сил тащила подружку. Им бы всего-то вон до того дуба добраться.

– Стрела где-то здесь должна быть. Я ее низко послал.

Немиру точно кипятком обдало. Стрела! Девица осмотрела грудь Яринки. Ой, мамочки-мамочки! Древко глубоко вошло в плоть. Но придется выдернуть и отбросить. Иначе не спастись.

– Болван ты, Рьят! Из-за твоей дурости мы когда-нибудь головы сложим.

– На себя посмотри!

– Бездарь! Мордофиля! Пустозвон!

– Пасть закрой!

Череда оплеух и тычков сменилась рукопашной. Немира воспользовалась заминкой: сдерживая тошноту, схватилась за древко обеими руками, зажмурилась и рванула вверх – тело Яринки приподнялось и легло обратно, но стрелу не выпустило.

Никак меж ребер застряла. Но самое страшное, подружка даже не шелохнулась. Точно мертвая…

Мертвая?!

Яркий румянец бесследно растворился в бледной, слишком бледной коже…

Не дыша, Немира приникла ухом к груди недвижимой подружки, но так и не дождалась ни одного удара. О боги…

– Все, Киряк, – простонал из-под брата разбойник, – сдаюсь.

Близнец слез с поверженного, но, видать, решил, что недостаточно научил уму-разуму болвана, и напоследок пнул под дых. Пока Рьят корчился на четвереньках, пытаясь глотнуть воздуха, Киряк возобновил поиски стрелы. А Немира, на грани обморока, ползла к дубу. Ей не хотелось оставлять Яринку даже мертвую, но пробудившийся инстинкт самосохранения вдруг заработал на зависть любому зверю. Когда Немира обрела приют в огромном дупле, Киряк крикнул:

– Эй, иди свою стрелу забирай.

– А сам не можешь? – отозвался Рьят.

– Не могу.

– Ух ты. Жива?

– Нет.

– Жаль. Красивая девка, я б ее… Эй! Ты чего? – захрипел Рьят.

– Тебе же было сказано – хватит глупостей. Доставай стрелу и пошли. Иначе Лисица обоих голов лишит.

Даже когда кони унесли седоков прочь, Немира не сразу выбралась из древесного чрева – дрожащие ноги не желали слушаться. Внутри все прочней укоренялось желание бежать куда глаза глядят, в самую чащобу, в глубь топей, лишь бы подальше отсюда. Останавливал только страх за мамку. Он же удерживал от истерики.

Сделав с десяток глубоких вздохов-выдохов, Немира все ж решилась на бросок к хате. Непривычно затихшую кособокую избу отделяла только тропа, когда девица зацепилась за что-то мягкое и упала. Послышался стон.

– Мамка? Мамка! – под ворохом жухлых листьев да сосновых игл едва можно было разглядеть человека. Немира принялась спешно разбрасывать прикрытие.

– Немира… Хва-ала богам, – едва слышно прошелестели губы, запечатанные бордовой коркой. Но куда страшнее выглядела зеленая рубаха, казавшаяся от крови черной.

– Мамочка, мамочка, что с тобой? – Немира сквозь слезы оглядывала мать и не знала, за что хвататься, чем помочь.

– Послушай…

– Давай, я тебя…

– Пого-оди… – всхлипнула женщина и зажмурилась от боли. Дочь взяла ее руку, такую холодную. – Тебе нужно ухо-одить.

– Я не уйду без тебя, – уперлась Немира, смахнув очередной поток слез.

– Я п-почти мертва, Морена уже обнимает за плечи.

– Нет, мамка, нет, не говори так! Я тебя спасу! Хромая Гнеда поможет!

– О-она мертва, они все мертвы. Послушай, – женщина вдруг стиснула ладонь дочки, предупреждая расспросы. – Оберег… – всхлипнула, зажмурилась, – с тобой?

– Да, вот он, – Немира вытащила золотой диск из-под одежды.

– Хорошо. Всадники ищут е-его… это ключ-ч от… – мамка задышала мелко и часто, – от… – на последнем судорожном вздохе серые очи закатились.

– Нет! – вскрикнула Немира, затрясла женщину, но, так же как и с Яринкой, это не помогло. – Мамка, не помирай! Умоляю, открой очи, – завыла она и тут же до крови закусила губу. В страхе оглянулась. Послышался стук копыт, звонкий свист да улюлюканье. Всадники возвращались…

Немира дрожащими губами прикоснулась ко лбу уже бездыханной родительницы и кинулась в глубь леса. Казалось, раскосые глаза уже выискали ее среди деревьев, а близнецы-верзилы уже навели на тонкую, как камышинка, спину стрелы. Но Немира не останавливалась.

Она бежала и плакала.

Бежала, не ощущая, как ветви рвут косу, хватают за подол. Бежала, не чувствуя, как горит пересохшая гортань. Бежала, запамятовав об узелке, полном красницы, что болтался на поясе.

Вперед, подальше от страшных всадников! Вперед, подальше от страшной утраты.

Туда, где можно забыться. Туда, где боль не достанет…

Когда ноги больше не смогли сделать и шагу, слезы иссякли, а мир заволокла бесконечная тоска, Немира рухнула на землю и сомкнула веки. Единственным желанием было уснуть вечным сном, в котором опять можно будет увидеть пригожее моложавое лицо мамки да румяные щечки Яринки, Хромую Гнеду да красноликого Неманоса, а еще Олелько, вечно лезущего с поцелуями…

Червец – старинное название граната.

Скатень – старинное название речного жемчуга.

Гарсет – безрукавка.

Глава 2
Великие трясины

 
Погоня. Погоня. Хрипят в пене кони.
Их скорость мне легкие рвет,
И спину сгибает, как будто в поклоне,
И горло до крови дерет…
 

Вороной конь громко храпел и неистово бил копытом – передавалась ярость седока. Жар пылающей деревни отогнал всадников подальше. И те молча наблюдали, как ненасытное пламя до черных костей обгладывает добротные избы. Повезло еще, что Стрибог молчал да его помощники силой не мерялись. К тому ж вон как свинцовые тучи раздуло.

Пятеро подельников хорошо поживились на чужом горе – пузатые мешки сдавливали бока лошадей, а кое-кто еще и на себя награбленное нацепил. Вот только отчего-то никто не радовался, а в страхе ожидал, что скажет главарь.

– Какой урод подпалил хранилище? – стальным тоном осведомился Лисица. Именно с огромного сооружения в центре деревни и расползся огонь. Да, связываться с тупоголовыми наемниками – себе дороже. Так и не дождавшись ответа, главарь развернулся и впился взглядом в рыжевласого верзилу, что теребил златую цепь с завитками. – Ты.

Тот приобрел цвет спелой малины и опустил голову:

– Это вышло случайно. Но ты ж сам велел свидетелей не оставлять…

– Идиот! – От злости главаря кони дернулись, подельники переглянулись. И бояться было чего: из Смедина их выехала дюжина, сейчас осталось всего восемь. Скор на расправу был главарь.

– Я велел всех перебить только после того, как девку сыщем!

Кони снова забеспокоились.

– Погибла она, видать. В таком огнище никто не уцелеет, – осторожно проговорил Серпутий, старший из подельников.

– Нет, – отчеканил Лисица и втянул трепещущими ноздрями воздух, – она жива. Я чую. Ведьму сюда!

* * *

– А вон еще один! – радостно объявила Яринка, присела и срезала белый гриб. – Смотри, какой огромный!

– И я нашла! – обрадовалась Немира, узрев во мху затейливые рыжеватые шляпки.

– Лисицы… Подумаешь, тоже мне грибы, – фыркнула подружка.

– А вот и неправда! Лисица – замечательный гриб, особливо с репой! – настаивала на своем Немира, хотя на самом деле так не думала. Но не признаваться же в том. Ей почему-то, как назло, сегодня попадались одни треклятые лисицы, а вот подружка уже целое лукошко белых собрала.

– Яринка! – раздался звонкий голос Доминики. – Нам пора, не отставай!

Подружка побежала на зов. Немира только диву далась – с чего бы это мамка Яринку кличет, а ее нет.

– Не забывай меня! – крикнула Яринка, обернувшись.

– Почему я должна тебя забыть? – не поняла Немира.

– Просто не забывай. А лисицы не ешь, плохие это грибы.

Немира резко проснулась, обнаружив себя на мшистой кочке совершенно продрогшей. Села, тряхнула словно разбухшей головой, сгоняя остатки наваждения. И тут из памяти выплыла череда страшных воспоминаний. Они набросились голодными хищниками, грызли, рвали, причиняя яркую, словно всполохи молнии, боль. Следом явился страх – что, если те всадники где-то поблизости? Немира боязливо огляделась – никого, прислушалась, но, хвала богам, ни одного постороннего звука так и не разобрала. Только страх исчезать не спешил. Ведь теперь надо было решить, где укрыться от преследователей.

Появилась только одна мысль… Верно. Если не он, то никто не поможет.

Немира попыталась понять, где находится, и наткнулась взглядом на тройную осинку, у которой летом с мамкой отдыхали после сбора ягод и вялеными колбасками да отварными яйцами снедали. Да морсом запивали. И так было вкусно, так сладко, так хорошо… Сердце снова облилось кровью. Немира длинно выдохнула, собираясь с силами. Путь предстоял нелегкий, да и небо обещало вот-вот разродиться дождем – не час размякать. Она встала, кинула в рот горсть красницы и направилась к Великим трясинам. Вкуса ягод так и не почувствовала…

Поначалу Немира шарахалась от каждого хруста, пряталась от каждого птичьего крика. Но со временем усталость притупила горе и страх.

К зловонным болотам она вышла далеко за полдень с опустевшим узелком и опустошенной душой. Без сил, голодная. Капли дождя становились все больше и падали чаще. Позапрошлой весной они с Яринкой и ее братцем прибегали к Великим трясинам багника[5] караулить да на огоньки смотреть, но ближе чем на четыре сажени подобраться не решились. Сюда по доброй воле и зверь носа не совал, птица клюва не показывала. Даже большак гигантским крюком огибал эти топи – лучше день пути потерять, зато жизнь сберечь. Ведь что может обитать в толще этого липкого месива кроме нечистиков да нежити? Разве что болотные племена…

Немира отогнала жутковатые образы, разулась и спрятала поршни в узелок. Авось повезет – еще пригодятся. Подобрала длинную палку и, убедившись в ее прочности, сделала первый шаг. Через болота ей не впервой приходилось идти, но только то были Малые трясины. Впрочем, все лучше, чем еще раз встретиться со всадниками, особливо с тем, с раскосыми глазами. Ледяная жижа обняла ногу и, насквозь пропитав портки, обожгла кожу. Дождь усилился. Сивер дохнул в лицо. И уже через пару десятков шагов Немира осознала, как нелегок будет путь.

А когда день стал клониться к закату, озябшая и вымокшая, она выбралась на небольшой островок с пучками желтой травы и решила передохнуть. Жаль красницы совсем не осталось – в животе безудержно урчало. Немира огляделась, но особо и не надеялась отыскать что-нибудь съестное в неприглядном трясинном княжестве. Тут и травы почти не было, а в черных осклизлых корягах едва можно было угадать деревья.

К резким зловонным выдохам багника она уже попривыкла, но по-прежнему с ужасом вспоминала о всадниках, вздрагивала не то от навалившихся воспоминаний, не то от холода.

Когда тени удлинились втрое, Немира подхватила посох и продолжила путь.

Дождь закончился. А вот сгущающийся туман расползался, захватывая все новые и новые участки топи. Этак можно и с пути сбиться. Хвала богам, что уже недалече. Холодная жижа смрадно булькала и нехотя, с причмоком выпускала девичьи ступни. Зубы стучали словно трещотка, но Немира, стараясь не обращать внимания на усталость, не останавливалась. Слишком коварны здешние места.

Когда тонкорунный туман заволок болото полностью, Немира занервничала. По ее подсчетам, хата должна была вот-вот показаться, но, кроме чудно изогнутых кокор, видно ничего не было. Неужто взяла правее, чем надобно? Из-за густой серой пелены теперь и подавно не понять, куда двигаться дальше. Да еще и огоньки, два, пять, десяток…

Шаг, еще шаг. Пробираться становилось все тяжелее. А вокруг, как назло, ни одного островка, чтоб хоть дух перевести. Ни филин не ухнет, ни ворона не каркнет. Глухие места, мертвые. Страшно. А еще страшнее, что где-то там, позади, по следу идет лютый двуногий зверь, убивший мамку, Яринку и всех селян.

Снова шаг. Еще. Вдруг стопа поехала влево – Немира в мгновение ока увязла по пояс. Попыталась выбраться, опираясь на посох, но тот выскользнул из рук и скрылся из виду. Она лихорадочно огляделась в поисках хоть какой коряги. Но зловредное вакорье будто отступило в насмешку над бестолковой путницей. Болото глотнуло – и тело погрузилось в зловонную жижу по грудь. Немира отчаянно заработала ногами. Где-то на задворках памяти зажглось понимание, что от этого станет только хуже. Но рвущаяся истерика в корне его затушила.

«Нет, только не здесь! Только не так!» – дикой птахой билась мысль в голове.

– Помогите! – завопила Немира. Авось услышит?! А вдруг придет?! – Помогите!

Но трясина хранила молчание.

– Помогите!!! – истошно орала она, глубже проваливаясь в холодную черную массу. – Помогите!!!

Вдруг послышалось кряхтение. А следом, всего в двух локтях от Немиры, показался холм. Он рос, рос и претворился в местами подгнившую голову с самой омерзительной рожей, какую только доводилось встречать Немире за все свои тринадцать весен.

– Багник! – облачилась в слова страшная догадка.

Одноглазое чудовище с налипшими корками тины распахнуло черную пасть.

* * *

Подельники, удерживая коней под уздцы, настороженно наблюдали за старухой. Новехонький черный плащ развевался от дикого кружения, обнажая невообразимые лохмотья. Седые космы топорщились, вставали дыбом и опускались на покатые плечи. Немытое лицо, покрытое морщинами и бородавками, заалело. Руки очерчивали странные фигуры, колотили амулетами, среди которых Рьят приметил десяток желтоватых резцов, подозрительно похожих на человеческие, а еще мутно-белые пластинки. Он пригляделся и с отвращением отпрянул – ногти! А когда ведьма вдруг замерла и, закатив очи, выпучила бельма, сглотнул и поскорее отступил к товарищам.

– Ну? – нетерпеливо потребовал Лисица.

– Ты прав, мой господин, жива девка, – проскрипела старуха.

– Где она?

Ведьма шумно втянула воздух, потом еще и еще.

– Принюхивается точно собака. Карга старая, – тихонько оповестил остальных Киряк. Подельники часто закивали.

– Она покинула деревню, – выдохнула старуха, не сводя бельм с рыжевласых близнецов. Те неуютно переступили с ноги на ногу и, опустив глаза, сплюнули – кто ведает эту ведьму, заколдует еще.

– Куда? Куда она пошла? – жадно спросил главарь.

Старуха мерзко захохотала. Кони заржали. По спинам лиходеев пробежал холодок.

– Отвечай! – приказал Лисица, похоже, единственный из всех не страшившийся старухи и ее ворожбы.

– Сейчас, мой господин, сейчас узнаем. – Вместо бельм в глазницах снова блестели зрачки. Старуха выудила из сумки полотняный мешочек, высыпала его содержимое на ладонь и, накрыв сверху другой, принялась трясти. Затем подкинула в воздух и отошла. Костяные руны рассыпались по земле, сложив затейливый узор. Какое-то время Юга внимательно вглядывалась в него, а затем узловатым пальцем указала на лес.

– За мной! – бросил Лисица и направил коня в чащобу.

Подельники мигом возвратились в седла. Замешкался только Рьят. К нему-то с проворностью молодухи и подскочила Юга. По негласному правилу, везти ведьму следовало последнему. Верзила вздрогнул, когда старушечьи руки обхватили его грудь. А приметив довольную рожу Прокши, чей конь наконец избавился от лишнего седока, дал себе зарок в следующий раз не оплошать и ни за что не остаться в хвосте. Дурацкое хихиканье и прижимания вонючей карги только упрочили мысль.

* * *

– Сама ты багник! – пробулькало чудище. Показалось, или оно обиделось?

Немире чудом удалось ухватиться за какую-то ветку, подтянуться и высвободиться до пояса, прежде чем подгнившая «ниточка» оборвалась.

– Кикимора? – догадалась Немира, сама себе дивясь: уродливый болотный лик почему-то больше не вызывал страха. Ну, или тот просто не ощущался рядом с ужасом утопнуть в Великих трясинах.

– От кикиморы слышу!

Гляньте, точно обижается! Немира умудрилась плашмя улечься на жижу и теперь пыталась отдышаться. Еще от мамки она слыхала, что если болотную нечисть заговорить, то хитростью можно даже заставить помочь.

– Русалка я! – гордо заявило пугало.

– Русалка? – В голове пронеслись дивные бескровные образы водяниц, что давеча они с Яринкой да Олелько наблюдали. Но разве можно сравнить тех девиц, даже пышущих злобой, с этим чучелом?

– Русалка, – подтвердила мерзость и подгнившей рукой откинула со лба тину, видать, то были волосы. – Болотная русалка.

– Убить меня хочешь?

– Вот еще, – фыркнула нечисть, мигнув единственным глазом. – Сроду никого жизни не лишала!

– Тогда, может, подсобишь? – понадеялась Немира.

– Не-а, – зевнула «красотулька».

– Почему?

Но вместо ответа русалка спряталась и вынырнула уже с другого бока, локтях в четырех. Внезапно что-то громыхнуло. Жижа дрогнула. Великие трясины накрыла тошнотворная волна смрада, даже малость туман разогнав.

– Что это? – испугалась Немира.

Русалка с удовольствием втянула вонь:

– Как дивно пахнет, правда?

– Ага, – согласилась Немира, едва сдерживая рвотный позыв. – Что это был за шум… пригожуня?

– Это багник, – ответила наконец несговорчивая нечисть – никак лесть свое дело сделала. – Ну, поплыву я, что ль.

Немира на миг представила, каков из себя хозяин здешней топи, если в его княжестве такие русалки водятся, и попыталась остановить чудище:

– Куда же ты, раскрасавица? Дозволь еще хоть малость полюбоваться на твое личико румяное, локоны дивные, да голосом твоим слух усладить, – задыхалась Немира, с трудом удерживая себя поверх черного месива. Хотела было про око что-то сказать, да вовремя спохватилась – авось и не ведает нечисть, что одно оно у нее.

– Да я бы с радостью, только вообще-то с багником дружбы не вожу. Но подивишься на меня обязательно. Очень скоро, – мерзкий рот растянулся в недоброй улыбке. – Он ведь в живых никого не оставляет. Уж больно ненасытен. Дух человечий ему всего милее. Но и мне хорошо: наконец подружка будет.

– Подружка?! – в ужасе переспросила Немира, а нечисть уже стала опускаться в жижу. – Русалка, миленькая, вернись! Я о тебе каждому встречному рассказывать стану! Далеко молва людская о твой красе понесется!

Ужасающий грохот повторился. Смрад снова забился в ноздри. К горлу подкатила тошнота.

Русалка задумчиво вдыхала «дивный аромат», но нырять не спешила. А Немира тем временем заливалась соловьем, растекалась медом:

– А если погибну, так и знай: никто о тебе в целом свете никогда не узнает! Никто не захочет прийти сюда и подивиться на облик твой расчудесный, на лик твой, коего краше не бывает, на локоны твои…

– Ладно, – снисходительно булькнула русалка. – Так и быть, отвлеку его, пока ты выбираться станешь.

Подгнившая голова скрылась в черноте.

– Хоть бы палку какую подала, – вздохнула Немира и, к своему изумлению, почувствовала, как в ладонь что-то ткнулось. Посох! Она обхватила спасителя и кое-как снова выбралась на тропу. Третий грохот испугал еще сильнее. Но на этот раз Немира не поддалась всколыхнувшейся истерике и, крепче сжав палку, лишь тверже ступала.

Она почти выбралась из трясины, почти очутилась в безопасности, когда багник снова громыхнул. На этот раз он, похоже, вложил в страшный звук всю свою силу – Немира не удержалась и снова упала в трясину. Всего в трех шагах от берега. Видать, не привык болотный князек так просто жертву отпускать. В этот раз жижа принялась заглатывать куда проворнее, куда спешнее. И посох не спас.

– Русалочка, милая, вернись, помоги!

Но как ни звала Немира, как ни надрывалась, болотная красунья так и не вылезла. Вот уже холодное месиво обхватило грудь…

– Помогите!

…добралось до плеч…

– Помогите! Кто-нибудь!

…склизким ледяным обручем обнял шею…

– Помогите!!!

Тело увязло еще глубже. Зловонная жижа полилась в рот, забивая горло, легкие, не дозволяя позвать на помощь. Немира изо всех сил тянулась подбородком вверх, жадно ловила ноздрями воздух и пищала. Но разве услышит кто этот мышиный зов?

Поняв, что на этот раз пропадает и спасителя ждать неоткуда, она зажмурилась и постаралась представить мамку – все легче помирать. «Хоть бы только в такую русалку не превратиться», – напоследок подумала Немира, захлебываясь смрадными водами.

– Девонька, хватайся!

Какой странный голос у мамки. Ведь это она? Кличет у входа в Навье?

– Скорей, милая!

Немира открыла глаза. На берегу стоял тот самый старик, что просил их с Яринкой не ходить в деревню. Спасена! Вот только за что хвататься-то? Ни палки, ни веревки он не бросил. И тут случилось нечто странное. Протянутая дедом рука вдруг с громким скрипом принялась расти-удлиняться, пока не оказалась точно подле ладони Немиры. Девица ухватилась за кисть, отметив, что будто не за плоть человечью, а за деревяшку взялась.

– Вот и добре, – улыбнулся старик в серебристую бороду, пока спасенная отплевывалась болотной жижей.

– Спа-аси-ибо, де-еду-ушка-а, – прокашляла благодарная Немира.

– А что ж на ночь глядя да в такие дебри забралась? Я за три версты услыхал, как багник рассвирепел. Давно он человечьим духом не баловался. Диво, что ты вообще сумела в одиночку через эти трясины перебраться.

– А я б сама и не сдюжила. Мне болотная русалка помогла.

– Вот как? – подивился старик. – Сроду о подобном не слыхивал. Это что ж ты ей наговорила?

– Чего только на пороге Навья не придумаешь! – улыбнулась Немира, ощущая неудержимую радость, что сумела-таки спастись.

– Верно. А как тут-то оказалась? – Два черных с красными зрачками глаза, будто пылающие угольки, внимательно всматривались в Немиру.

– Прав ты был, дедушка, – горько вздохнула она, – пожгли нашу деревню пришлые всадники. Всех селян погубили. Мамку, Яринку…

– Яринку? Это та девица, с которой я вас по лесу водил?

– Так то ты не дозволял нам в деревню воротиться? – догадалась Немира.

– Так. Я, – мигнул уголек.

– Кто ж ты такой, дедушка?

– Лесун я, девонька. Леший, лесовик… Как там еще у вас меня кличут? Но ты не страшись. Ничего дурного я тебе не сделаю.

Немира уважительно кивнула. Кабы хотел, то еще утром извел бы их вместе с Яринкой. Всем ведь ведомо, что леший может водить людей по лесу, пока те от голода да от холода не погибнут. Но не извел. Наоборот, помочь пытался.

– Куда путь держишь?

– К ведьмарю-батюшке. За подмогой к нему иду. Авось не откажет… – Вдруг серые очи так и засияли. – Дедушка, а может, ты дозволишь у тебя в хате от всадников схорониться?

А ведьмарь… Немира невольно вздрогнула. Она всего дважды в своей жизни видела этого странного человека, да и человека ли? Один раз, когда его позвали оспу из села выгнать, и в другой, когда вурдалаки объявились. Хмурый, нелюдимый… Он пугал и манил одновременно. А старик хоть и лесун, но добрый и приветливый.

Ведьмарь же… Что, если прочь погонит иль вообще слушать не станет? Вон старшие девицы рассказывали, как однажды встретили его у реки на Купалье да просили, чтоб поворожил им. Так он не только ворожить не стал, на пять дней речи лишил. А в следующий раз грозился носы в пятаки обратить.

– Нет, девонька, не выйдет ничего. Нет у меня хаты. Негде тебя от дождя да холода укрыть.

– А где ж ты живешь?

– В дупле старого клена. Вместе с другом-бельчонком. Он меня все орехами да грибами сушеными потчует…

Вдруг болото снова громыхнуло. Туман рассеялся, обнажив россыпь зеленых огоньков.

– Пойдем-ка отсюда, девонька. Багник редко, а все ж на берег своей тряси

...