Глава 1. Яблоки и мандарины
— Ленка, смотри, опять твой мент пришел… — басит Фёдоровна, протирая пухлой белесой ладонью окошечко на заиндевевшем стекле.
— Где?.. — сердце горячим комком проваливается в желудок, но Лена нарочито медленно поворачивается на кровати, неохотно отвлекается от книги. Агата Кристи, три романа под одной обложкой — роскошный подарок на Новый Год. Жаль только, праздник приходится встречать в травматологическом отделении…
— Да вон, вон, в сугробе стоит. С авоськой. На окна смотрит. Грууууустный…
— Ну пусть смотрит, — в голосе — холод, такой же как на улице, безразличие. Девушка должна быть гордой. Лена снова подносит к глазам книгу, но строчки вдруг сливаются в адскую абракадабру.
— Че, не встанешь? Не покажешься ему? — Фёдоровна смотрит на нее с любопытством и уважением. — Давай я помогу, а? А то стоит, мерзнет… жалко ж…
— Жалко у пчелки в попке. — сердце возвращается на место, в грудь, но теперь его болезненно сжимает от жалости и нежности: соседка по палате накаркала.
«Петечка… Пришел…»
Лена сурово сдвигает брови и цедит сквозь зубы:
— В часы посещений надо приходить, тогда и мерзнуть не придется… а я его видеть не хочу. Это я из-за него ногу сломала. И три ребра.
— Нуууу смотриии… — Фёдоровна украдкой машет в окно, разочарованно отходит, садится на свою кровать, звенит стаканом: время пить чай. — Смотрииии… будешь мужиками хорошими раскидываться — так и просидишь вековухой! Тебе лет-то уж сколько? Двадцать?
— Девятнадцать.
— А ему?
— Двадцать два… ой… то есть… понятия не имею. — Лена прячет за книжкой вспыхнувшее лицо, но уже поздно: соседка смеется, довольная, что подловила, все ее многочисленные складки, ямочки, подбородки трясутся от смеха:
— Ну да, ну да! Все мне с вами ясно! Вы давайте-то, с ЗАГСом не тяните… как снимут с тебя гипс, так и расписывайтесь. Неча друг друга мучить, ишшо успеете настрадаться, а пока молодые — тока и любиться, в полную сласть…
— Нам рано пока. — Лена решает, что притворяться нет смысла — у Федоровны глаз алмаз; к тому же разговор отвлекает от мыслей о Петьке, что мерзнет у нее под окном в своей милицейской шинельке на рыбьем меху:
— Я учусь, мне еще два с половиной года, плюс аспирантура. А Петя только старшего лейтенанта получил…
— Эвона! А ты че ж, дождаться хочешь, пока его в маршалы произведут? Молодежь… все думаете, что времени у вас навалом, что бессмертные… я вот тоже так думала, и че? Моему Никите так навсегда и осталось тридцать пять. Столько планов было — ничего не успели.
Лена отводит от глаз книгу, близоруко щурится, сердито смотрит на соседку по палате. Тетка она хорошая, душевная, спору нет, но какая же бестактная!.. И вечно эти рассказы про героического мужа-летчика, сгинувшего во цвете лет, где-то над морем, прямо как Сент-Экзюпери… вот радость-то — слушать… и в сотый раз объяснять, почему сама козой не скачешь в ЗАГС с первым же симпатичным парнем, который позвал.
Да, Петя Драбкин, выпускник Высшей школы милиции, симпатичный, этого не отнять. Особенно в парадной форме… хотя в штатском, в джинсах, свитере и кожанке, тоже ничего… А она? Лена украдкой тянется за зеркальцем. Боже мой, ну на кого похожа: и так не красавица, волосы мышиного цвета, лицо не пойми какое, а сейчас еще и бледная как смерть, под глазами — синие круги, на губе лихорадка. Фууу… вот как Петьке показаться в такой разрухе?..
Фёдоровна толкает ее под руку:
— Лен, а Лен… возьми пудреницу…
— Что?
