Вынужденное знакомство

Татьяна Алюшина

любовь и забота ее родных, а не чужих ей людей, и только это поставит ее на ноги

И не потому, что привычно щадили нервы пожилого человека, а потому, что реально оберегали бабулю и ее больное сердце от волнений и тревог.

Ну еще бы, я ж девушка из провинции, приехавшая в Москву учиться, «лимита», как всех приезжих москвичи тогда называли, а он парень из семьи коренных в нескольких поколениях москвичей. Одна его матушка Анфиса Григорьевна чего стоила, ну чистая дворянка: спина, как доска, ровная, всегда подтянутая, холодно-отстраненная, как зыркнет на меня, я аж потом холодным покрываюсь. Боялась я ее, строгая она была, но справедливая, ничего не скажу. Никогда меня не притесняла, не унижала, а если хотела что-то выговорить или научить чему, только наедине, чтобы никто не слышал нашего разговора. Такая вот была, думала о других людях, чтобы не оскорбить и не обидеть. А была еще и бабушка, мама Павлушиного отца, та конкретно из так называемых «бывших», не скрывавшая своего происхождения, а гордившаяся им. Ты ее не застала, она умерла до твоего рождения, но тебе и бабушки Анфисы и ее воспитания более чем хватило. А отец Павлуши так и вовсе Человек с большой буквы, ученый. А я, хоть и из самого старинного города России, с его вековой историей, но мама-папа простые люди, частный дом, сад-огород. Конечно, я Павлушу наделила мысленно достоинствами сверх всякой меры.

Она замолчала, глядя застывшим взглядом куда-то поверх головы Полины, и все поглаживала дочь по волосам, погрузившись в свои воспоминания и тихо улыбаясь. Дивясь тому, как просветлело, разгладилось лицо мамы, Полина замерла, боясь чем-то спугнуть и разрушить поток ее теплых воспоминаний.

– Знаешь, – словно очнувшись, вернулась к разговору Елизавета Егоровна, – конечно, многое из того, что я себе тогда напридумывала про семейную жизнь и про Павлушу, было сущей ерундой и девичьей глупостью, но ведь и многое сбылось. И самое главное, он ни разу меня не разочаровал. Кроме одного-единственного раза.

– Чем? – зачарованным шепотом спросила Полина.

– Тем, что слишком рано умер, оставив меня одну, – посмотрев на дочь, грустно улыбнулась Елизавета Егоровна.

Они обнялись, да так и сидели какое-то время, молча обнимаясь, слушая, как подвывает за окном ветер, нагнавший к ночи грозовые тучи, и как начинает стучать в окно каплями ливень, обещавший стать сплошным потоком, как громыхнул близкий гром. И каждая думала и вспоминала свое… А потом, решительно выдохнув, словно объявляя минутку слабости и воспоминаний закрытой, Елизавета Егоровна решительно отправила дочь