«Суть поэзии Тимура Кибирова в том, что он всегда распознавал в окружающей действительности „вечные образцы“ и умел сделать их присутствие явным и неоспоримым. Гражданские смуты и домашний уют, трепетная любовь и яростная ненависть, шальной загул и тягомотная похмельная тоска, дождь, гром, снег, листопад и дольней лозы прозябанье, модные шибко умственные доктрины и дебиловатая казарма, „общие места“ и безымянная далекая – одна из мириад, но единственная – звезда, старая добрая Англия и хвастливо вольтерьянствующая Франция, солнечное детство и простуженная юность, насущные денежные проблемы и взыскание абсолюта, природа, история, Россия, мир Божий говорят с Кибировым (а через него – с нами) только на одном языке – гибком и привольном, гневном и нежном, бранном и сюсюкающем, певучем и витийственном, темном и светлом, блаженно бессмысленном и предельно точном языке великой русской поэзии. Всегда новом и всегда помнящем о Ломоносове, Державине, Баратынском, Тютчеве, Лермонтове, Фете, Некрасове, Козьме Пруткове, Блоке, Ходасевиче, Мандельштаме, Маяковском, Пастернаке и Корнее Ивановиче Чуковском. Не говоря уж о Пушкине». Андрей Немзер
ЗАЯВКА НА ИССЛЕДОВАНИЕ Когда б Петрарке юная Лаура взяла б да неожиданно дала — что потеряла б, что приобрела история твоей литературы? Иль Беатриче, покорясь натуре, на плечи Данту ноги б вознесла — какой бы этим вклад она внесла в сокровищницу мировой культуры? Или, в последний миг за край хитона ее схватив на роковой скале, Фаон бы Сафо распластал во мгле — могли бы мы благодарить Фаона? Ведь интересно? Так давай вдвоем мы опытным путем ответ найдем!
Богу молиться об этом грешно. Книжки об этом печатать смешно. Что с этим все-таки делать? Жил же без этого – и ничего, без дорогого лица твоего и уж тем паче без тела. Что посоветуешь, милый дружок? Милый дружок, как обычно, – молчок. Правильно, что уж тут скажешь. Сам заварил и расхлебывай сам, кто ж поднесет к твоим детским губам эту прогорклую кашу! Жил, не тужил же, и вот тебе раз! — по уши в этом блаженстве увяз, мухою в липком варенье. Сладко, и тяжко, и выхода нет. Что-то уж слишком мне мил белый свет из-за тебя, без сомненья! Сердце скрепя и зубами скрипя, что же я все же хочу от тебя, от европеянки нежной? К сердцу прижать или к черту послать? Юбку задрать, завалить на кровать? Это неплохо, конечно. Но я ведь знаю, что даже тогда мне от тоски по тебе никуда не убежать, дорогая! Тут ведь вопрос не вполне половой — метафизический! – Боже ты мой, что я такое болтаю?!. Просто я очень скучаю.