В России, мой дорогой, всё так, потому что недопустимое — допустимо! Мы с вами покинули страну, в которой нет алармистов. Всякий раз, когда нужно сказать: «Хватит!» — русский человек говорит: «Да, дальше так продолжать нельзя, но, если подумать… Одна из главных проблем России — союз «но» и запятые. Мы привыкли ставить запятые там, где давно пора поставить точку!
Господь послал сына своего, чтобы спасти нас…»
«А хули он сам не пришел?» — не выдержав, спросил тогда я.
«Что, голубчик?»
«Я говорю, хули он сына послал, а не сам пришел?»
Академик наверняка умрет здесь голодной смертью, и единственное, на что ему теперь стоит рассчитывать, — соседнюю улицу, которую много лет спустя, признав ошибки партии, зачем-то назовут в его честь.
Век только начинался, а все идеалы уже были разрушены.
Теперь я понимаю, что более всего прочего война отвратительна тем, что обязывает тебя убивать против собственной воли.
Мы привыкли ставить запятые там, где давно пора поставить точку!»
Рожденные жить, они обречены на смерть, да еще и оставляют детей, чтобы родилась новая смерть…
Иногда на такой-сякой тихой улочке Москвы родственники расстрелянных узнают вдруг на встречном прохожем редкие предметы своих пропавших близких: тут шарф, там совершенно особенные туфли, а вот на переносице кричат об исчезнувшем супруге исключительные по своей красоте французские, в роговой оправе очки (и надо же, подошли! Как символично, что и у палача, и у жертвы — близорукость)
Более того, мы допустили вековым бездействием своим, мы только и допустили, что это дерьмо сумело захватить власть. Выходит — мы были еще хуже этого дерьма…
Флоренский говорит, что человек умирает только раз в жизни и поэтому, не имея подобного опыта, всякий раз умирает неудачно
