АЛЕКСАНДР ЧУМИКОВ

Записки PRофессионала

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 659.4

ББК 60.84

Ч-90

Изображения на обложке с ресурса Shutterstock.com

Автор:

Чумиков А. Н.

В книге описаны 33 года современной истории (с 1991 по 2024) и более 800 персонажей, показанных через призму русского PR. Одновременно объективный и пристрастный, художественный и документальный взгляд на происходящие в стране и в мире процессы. Автор – журналист и писатель, академический исследователь и университетский профессор, доктор политических наук и ведущий отечественный специалист в области PR. Очевидец, участник и организатор многих значимых событий.

Для ученых и практиков, студентов и преподавателей – всех, кто интересуется технологиями производства актуальных смыслов XXI века.

УДК 659.4

ББК 60.84

© Чумиков А. Н., 2024

© ООО «Проспект», 2024

РАИСЕ, ГАЛИНЕ И СВЕТЛАНЕ ЧУМИКОВЫМ —
МОИМ ЛЮБИМЫМ ЖЕНЩИНАМ —
ПОСВЯЩАЮ

PRо что «Записки»

Я Александр Чумиков. Друзья, товарищи, приятели — по работе, восхождениям; по бане, наконец, — зовут меня «профессор». Я и вправду профессор, со всеми положенными атрибутами, но это не главное. А главное в том, что я — пиарщик. Профессор и пиарщик — разные вещи? Ну почему же! Оба понятия можно объединить красивой аббревиатурой «PR». А потом имплантировать ее в оба слова: PRофессор, PRщик. Второе — что-то не очень. Лучше — PRофессионал.

Помню рассказ Ивана Бунина «Бернар». Там старый моряк говорит, умирая: «Кажется, я был хороший моряк». И сам Бунин признается, что хотел бы сказать о себе то же самое. Так и я хочу! Разве это плохо звучит: «Кажется, я был PRофессионалом». И в таком качестве делал жизнь свою и других, а не просто плыл по ее течению.

Вот об этом и будет книга. Про русский PR. Как только его ни называют: «черный и белый», «великий и ужасный», «бессмысленный и беспощадный»! Вы окунетесь в своеобразную PR-хронику, привязанную к конкретным годам, начиная с 1991-го, когда началась новая Россия и когда я стал изъявлять себя в указанном выше качестве. Каждому году сопутствовали значимые события, организации и, конечно же, люди. Как к этому всему подходить? Многие авторы сразу заявляют: все события и персонажи вымышленные, все совпадения случайные — дабы обезопасить себя от неприятностей. Но я выбираю другой путь. Все описанные в книге события действительно имели место. Что же касается организаций и людей, то подавляющее большинство из них назову по именам и фамилиям — ровно тем, что организациям и моим героям принадлежали. В немногих случаях сделаю исключения — когда информация о лицах и компаниях может считаться конфиденциальной либо существуют иные юридические или этические ограничения. Но вымышленных фамилий и названий употреблять все равно не буду.

Части первая и вторая «Записок» отличаются друг от друга. Первая написана много лет назад и охватывает события с 1991-го по 2008-й; вторая — о последующих годах, родилась в 2024-м. Есть ли принципиальная разница между этими периодами? А как же. Отсюда и тексты мои во многом разные: и по форме, и по глубине, и по стилю изложения. Это два непохожих 17-летия! Девяностые, как вы помните, назывались «лихими», 2000-е — «тучными», 2010-е — «кризисными». Каждая «десятка» представляет собой не менее, чем новую эпоху! А 2020-е, когда пришла пандемия коронавируса, а потом вой­на? Они в разгаре и тянут на сверхэпоху, название для которой история выдаст позже. «Апокалипсис», «прорыв», «новый мир»? Посмотрим. Да и сам PR в том значении, что мы восприняли в 1991-м, закончился. Что пришло на смену? Поговорим.

Но я бы определил различия и по-другому: раньше было время фиксации фактов и действий, но постепенно, по нарастающей, наступал черед для приоритета смыслов. Как они увязываются со значимыми для всех нас событиями и вкладываются в наши головы, чтобы мы верили: все знаем, понимаем и поступаем правильно — вот об этом, в конечном счете, и пойдет речь. В 1754 году в книге «Рассуждение о начале и основании неравенства между людьми» Жан-Жак Руссо писал: «Заблуждаются не потому, что не знают. А потому, что думают, что знают». Вот то-то и оно!

Это не автобиография! И не полная хронология событий! И далеко не про всех родственников, а тем более знакомых и партнеров здесь сказано. Старался писать о том, что вам, читателям — как связанным с PR, так и нет — может показаться интересным...

Ну, вперед, что ли...

ЧАСТЬ 1
1991–2008

1991

Горы и путч

Шестнадцатого августа 1991 года на Северном Кавказе, в Кабардино-Бал­ка­рии, мы рубились на «пятерочную» вершину (в альпинизме все вершины подразделяются на шесть категорий трудности) Тютю-Баши. Тремя двой­ными связками лезли по скалам, ползли по острому гребню, на который иногда буквально приходилось садиться верхом, вертели ледобуры в белую стену и, наконец, достигли вершины. Пробыв на ней минут тридцать и перекусив, рванули вниз. Заблудились, наступила темнота, переночевали в мокрой палатке на леднике, плутали еще полдня, а потом вышли на знакомые ориентиры.

Семнадцатого августа сделали еще одну ночевку в базовом лагере, а 18-го вечером добрались до маленького городка Тырныауз в Баксанском ущелье. Добыли трехлитровую баночку вина и, в ожидании попутного транспорта, который должен был доставить нас поближе к альплагерю «Эльбрус», ее прикончили. В лагерь пришли к полуночи и завалились спать.

Девятнадцатого августа мы с врачом и моим давним другом Анатолием Рябовым планировали вновь добраться до Тыр­ныауза и там заночевать, чтобы не опоздать на улетавший утром 20-го из Нальчика в Москву самолет. Пошли на склад сдавать снаряжение, а там чудноватый с виду завскладом Коля сказал:

— В Москву? Давай-давай: как раз вас танки-то и встретят!

— Что за бред? Какие танки?!

Подробности о том, как смотрел в Тырныаузской гостинице по телевизору «знаменитые» трясущиеся руки ГКЧеписта Геннадия Янаева, как добирались до Москвы, как не взлетал самолет, не работали эскалаторы в метро; что творилось на улицах, опускаю — все это многократно описано, а нам надо двигаться в сторону пиара.

Александр Чумиков (слева) с другом-альпинистом Анатолием Рябовым на фоне Эльбруса

Но все-таки еще немножко прелюдии. Поскольку я не был ни апологетом падающего режима, ни диссидентом, ни поклонником назревающего и неизвестного нового, то мне не нравилось все происходящее. И уже 21 августа вечером я уехал в далекую деревню Казеевка Пензенской области, где отдыхали жена Галя и 10-летний сын Тимофей. Жег на огороде костер, жарил шашлык, пил водку — не с горя и не с радости, просто с удовольствием от сочетания с простой неполитической природой. А когда вернулся в Москву дней через пять, PR сразу и начался.

Префект Брячихин и «Точка зрения»

В 1989-м я поступил в аспирантуру элитного заведения под названием Академия общественных наук ЦК КПСС. Очно учился первый раз в жизни, что воспринималось непривычно по обилию свободного времени. Поэтому с удовольствием принял предложение создать и стать главным редактором московской общественно-политической газеты «Точка зрения». На партийные, заметьте, средства. И газета, и немножко денег на ее счету (которые никто не собирался ни отбирать, ни замораживать) продолжали существовать и в конце августа, после несостоявшегося путча.

Не успел я появиться в Москве, как мне позвонили от Алексея Михеича Брячихина, сказали, что есть какие-то виды на газету, и пригласили на встречу. Кто такой Брячихин? Сейчас его, конечно, подзабыли, а тогда был очень популярен. Первый секретарь Севастопольского райкома КПСС Москвы и председатель Севастопольского райсовета, член Политбюро Российской компартии, он позиционировался вроде как представитель ее демократического крыла, один из активистов популярного клуба «Коммунисты за перестройку». И незадолго перед путчем был назначен префектом Западного округа — нового административного образования, детища тогдашнего мэра Москвы Гавриила Попова. Округа, административный передел были призваны бескровно угробить неудобный Моссовет, крикливые райсоветы и развязать руки новой власти. Но префектура округа к осени 1991-го представляла собой явление почти эфемерное — без средств, полномочий, а порой даже и помещений, и, разумеется, нуждалась в информационной поддержке.

— Вы могли бы объединить усилия нескольких районных газет и создать единую, окружную? — спро­сил-предложил Брячихин.

— Да, конечно, — ответил я. — А ресурсы Вы вложить намерены?

— На первом этапе попробуйте обойтись своими.

— Но хоть учредителем префектура выступит, поддержку окажет?

— Обязательно!

Буквально за неделю мы за свои деньги сделали газету и назвали ее, естественно, «Западный округ» — вполне оригинально по тем временам. Во всю первую полосу — карта района с фотографией здания бывшего Кунцевского РК КПСС на улице Ивана Франко, где разместилась префектура, и крупной надписью: «Новая власть — здесь».

Внутри — интервью с префектом, фотографии и краткие рассказы о членах его команды, схема нового властного устройства в Москве, информация о полномочиях супрефектов (по-нынешнему — глав управ районов).

Часть тиража отвезли в префектуру, другую пустили в розничную продажу. Газету продавали «дистрибьютеры» — дети, студенты, бабушки и дедушки; а также другие лица, верившие, что таким образом можно улучшить материальное положение и даже начать собственный бизнес. Тираж буквально «улетел», поскольку узнать про новую власть тогда было почти неоткуда.

А я подбил несколько друзей-предпринимателей в учредители и вновь пошел к Брячихину.

— Вот хорошо-то! Давайте все соберемся, потолкуем.

Собрались, потолковали.

— Ну, так выступит префектура учредителем?

— Да я же сказал! — и Брячихин первым поставил под учредительным договором свою подпись и печать.

На следующий день мне позвонил помощник Брячихина и сообщил, что окружное издание будет создаваться... на базе другой газеты. Что ж, префект своему слову — хозяин: хочет — даст, хочет — назад заберет.

Из моих «крестников» Алексей Михеич создал совет предпринимателей.

А что с «Точкой зрения»? Да все нормально! Зарегистрировал ее на себя и других физических лиц. В следующие три-четыре года газета выходила исключительно тогда, когда был спецзаказ на все содержание и весь тираж: под фестиваль «Красная площадь приглашает», под «Московский Сити» (о них я еще расскажу), под новую политическую партию. В то время желающих и способных зарабатывать деньги на газетных спецпроектах было еще не слишком много.

В середине 1990-х годов «Точка зрения» перестала быть востребованной и спокойно, без надрыва переместилась в небытие.

Надо сказать, что я начал мечтать о журналистике в 9-м классе, когда попал в гуманитарный класс 67-й московской школы (сегодня — гимназия 1567). В 10-м ходил в школу юного журналиста на журфаке МГУ и печатался в «Московском комсомольце». Поступал на журфак и недобрал баллов, загремел в армию, потом — опять поступал и успешно, закончил и... работал совсем не в журналистике, а в комсомоле и партии. Но по журналистике скучал. Впрочем, скучай — не скучай, а проявиться тогда в качестве журналиста было трудновато. Я публиковал, конечно, что-то — одну-две-три статьи в год, но удовлетворения не испытывал.

И вот осенью 1991-го меня просят подготовить какой-то материал для новой газеты «Вечерний клуб», а затем приглашают туда на работу — всего-навсего спецкором, а позже обозревателем. Согласился и бросился в пучину абсолютно свободной журналистики. Писать тогда можно было все и обо всем, что я и делал, не желая никакой другой жизни. Вряд ли это можно назвать пиаром — я занимался самой настоящей журналистикой, хотя материалы, конечно же, работали на имидж конкретных людей, организаций, проектов.

Что еще было в 1991-м? В декабре защитил диссертацию по теме «Социально-политический конфликт: особенности диагностики и управления». Заведение наше переименовалось в Российскую академию управления (сейчас — Российская академия государственной службы при Президенте РФ) и отчаянно боролось за выживание. Данная задача решалась с трудностями, поскольку процентов 80 аспирантского контингента работало над партийной тематикой. Поэтому меня и вынесли на защиту буквально на руках — смотрите, мол, у нас и реальная наука есть. К тому же с модным названием «конфликтология». Ее в качестве научного направления, способного приносить прикладные результаты, а заодно и денежный доход, я пиарил на протяжении последующих пяти–семи лет.

1992

Илья Резник, «Вечерний клуб» и сыновья

Я пришел в гости к поэту Илье Резнику.

Он пел частушки:

Нам пример дает Европа,
Как живут ее сыны,
А мы ходим с голой жопой,
Лишь бы не было вой­ны!..

Или вот:

Полюбила я парторга,
У него партийный орган,
С ним все беды нипочем,
Хрен обмотан кумачом...

Потом в «Вечернем клубе» появился мой материал под названием «Мужчина, который пишет для женщины, которая поет» с анонсом и фотографией на первой полосе. По поводу же частушек Илья рассказывал такую историю:

— Я прошлым летом в Пицунде написал за два дня, на спор, сто четыре частушки...

А еще я ходил в нашу Крылатскую церковь и брал интервью у ее настоятеля — отца Николая.

Когда мой приятель стал одним из первых людей, перешагнувших миллионный рубеж накоплений, я попросил его рассказать об этом на страницах «Вечернего клуба» — и появилась «Исповедь миллионера».

Раскопал подробности личной жизни супрефекта Владимира Смышникова, которого поймали на взятке и посадили. Публикацию признали лучшей за какой-то период, а мне дали премию.

Писал о московских банях, о проблемах таможни, об особенностях книготорговли; встречался с новоявленным «Христом» Виссарионом, разведчиком Олегом Тумановым, вдовой Николая Рыбникова Аллой Ларионовой; рассказывал про Бориса Гребенщикова и ходил в гости к Валерии Новодворской — мне было интересно все, и я «оттягивался» по полной программе. Тем более что рабочий график был свободным, и отсиживать за столом положенное время не требовалось.

«Вечерний клуб» и сыновья (слева направо): Игорь Панков, Александр Чумиков, Фёдор Мозговой

Запоздалое творческое развитие шло запредельными темпами, и вскоре, с благословения главного редактора «ВК» Валерия Евсеева, мы втроем — я, Игорь Панков и Федя Мозговой стали выпускать стебно-крутую газету в газете — «ВК и сыновья». Благословляя нас, Валерий Петрович сказал: «Что хотите, то и делайте — лишь бы народ читал». Ну, мы так и поступили. В первом выпуске «ВК и сыновья» я сделал целую полосу под рубрикой «Очень крутые маршруты», а там — «Вой­на и мир генерала Аушева» (про героя-афганца, а впоследствии президента Ингушетии Руслана Аушева), «Я зол, похабен и груб» (про артиста Петра Мамонова), «Снежные барсы штурмуют Аннапурну» (про моего товарища-альпиниста, мастера спорта международного класса Владимира Башкирова).

Руководству понравилось: «Давайте мы вас наградим. Может, съездить хотите куда-нибудь?»

И мы поехали в Питер. Квасить начали в поезде, потом гудели еще дня три-четыре в городе на Неве и далее по дороге обратно. После этого... появился очередной выпуск «ВК и сыновья» под заголовком «Сыновья с приветом из Северной Пальмиры». А в нем трогательный рассказ о посещении Митьков в их штаб-квартире, анекдоты от Юрия Никулина, рассказанные в питерской гостинице «Октябрьская»; мой огромный материал «Баллада о черном рыцаре. Миллион секунд из жизни Александра Невзорова» (я достал Александра Глебовича прямо в знаменитой тогда студии «НТК-600») с довеском от Игоря Панкова «С точки зрения мамы» (а он параллельно доставал маму героя).

А вот переговоры с народным артистом СССР Кириллом Лавровым и лидером группы «Наутилус Помпилиус» Вячеславом Бутусовым результативными встречами не увенчались. Но все равно успели много. А как же это сочеталось с балдежом? А так: молодость, задор, здоровье.

И такой отрыв продолжался аж целых полгода.

Омари Сохадзе, Майя Плисецкая и «Красная площадь»

Летом 1992-го я сидел в одной уютной квартире... ну, в общем, не один. Было хорошо, но денег оставалось катастрофически мало. Такие ситуации случались в моей жизни нередко, но подходил я к ним примерно с одинаковыми выводами: «Деньги — навоз, сегодня нету — завтра воз. Поэтому последнюю оставшуюся купюру надо оперативно пропить». Я побежал в магазин и купил две бутылки сухого молдавского вина. Думать о том, на что я буду покупать вино завтра, не хотелось. А хотелось вспомнить фильм «Семнадцать мгновений весны» со знаменитой и чрезвычайно загадочной фразой «Они еще не знали...».

То есть и я не знал, что уже на следующей неделе мне придется плотно совместить журналистику с пиаром и освоить заветный рубеж объемом в миллион руб­лей. С нашими инфляциями-дефолтами-деноминациями вспомнить о том, что можно было купить на миллион в 1992 году, трудновато. Но с учетом того, что редакционные зарплаты колебались в пределах 5–10 тысяч, сумма считалась неплохой. Что происходило в рамках этого миллиона, я теперь и расскажу.

Итак, две бутылки вина. И — телефонный звонок. Звонила знакомая. Она излагала не очень соответствующую моему желанию слушать историю о том, как готовится оперно-балетный фестиваль «Красная площадь приглашает», как для фестиваля на базе популярных тогда «Московских новостей» предполагалось выпускать специальную газету, как что-то там не склеивается. И предлагала взяться за это дело, используя упоминавшуюся уже «Точку зрения».

Следующим утром я сидел в хорошем двух­этажном номере безжалостно сметенной впоследствии с лица земли гостиницы «Интурист» на Тверской улице и беседовал с человеком по имени Омари Сохадзе, из визитки которого следовало, что он является генеральным директором фирмы «Интертеатр» — она-то и организовывала фестиваль.

Что это за фирма? Как говорил сам Омари, «это агентская компания с филиалом в Лондоне, которая занимается международными контактами в области искусства». А сам он вроде бы закончил Тбилисскую академию художеств, преподавал в Московском архитектурном институте, занимался дизайном, писал пьесы и даже романы... А потом решил замахнуться на нечто более масштабное.

— Что Вам нужно, чтобы быстрее начать работу? — спросил Сохадзе.

— Бюджет в... миллион руб­лей.

— Договорились. Что еще?

— Офис.

— Занимай соседний номер!

— Автомобиль.

— Э-э-э, дорогой, остальное сам решай.

Через неделю у меня работало 25–30 человек. Номер в «Интуристе» жужжал как улей. Стучали пишущие машинки (да-да, еще стучали, хотя сам я в Академии общественных наук уже привык и пристрастился к компьютеру и даже подумывал о покупке такового), люди бегали туда-сюда, в типографии «Московская правда» верстался макет. А я в одиночку определял содержание номера. Как в сказке про Курочку-рябу — не простого номера, а золотого; такого, чтобы не просто интересно читать, а чтобы показывать все величие фестиваля «Красная площадь» и его организаторов.

Получалось? Во многом да. В первом номере, который удалось отпечатать вечером 3 июля, накануне открытия фестиваля, уже стояло интервью с одним из главных героев фестиваля — знаменитым испанским тенором Хосе Каррерасом, а рядом — с Игорем Моисеевым, Валентином Юдашкиным.

Во втором номере, который вышел через три дня, в разгар фестиваля, мы рассказывали о том, как фестиваль триумфально начался, как пели Евгений Нестеренко и Зураб Соткилава, танцевали Владимир Васильев и Екатерина Максимова, как гремели фейерверки и выражали свое удовлетворение именитые зрители.

Омари опять был доволен, заметив, однако, что номера надо активно продавать. Под продажи я никогда не подписывался, не стал заниматься ими и на этот раз.

В третьем... Про третий Омари сказал, что его выпускать не надо. А я все равно оплатил все расходы и под занавес фестиваля выпустил. Хотя, может, и зря.

Еще надо сказать, что наряду со спецвыпусками «Точки зрения» я продвигал информацию о фестивале и в другие издания. А уж родной «Вечерний клуб» стал, разумеется, бессменным информационным партнером. PR мирно соседствовал с журналистикой, а иногда уступал ей пальму первенства.

Я и вовсе позабыл о пиаре, когда мне предложили (всего-навсего вдвоем с коллегой) поехать в аэропорт и встретить саму Майю Плисецкую. Она долгое время провела за рубежом, в конце 1980-х — начале 1990-х годов работала художественным руководителем балетной труппы «Театро лирико насиональ» в Мадриде. В Россию прилетела специально на фестиваль.

— Прибыл самолет из Мадрида, — буднично произнес голос из динамика. А в VIP-зале все спокойно: кроме нас с партнером всего два человека — пожилая женщина да мужчина лет тридцати с небольшим. Родственники, знакомые?

Плисецкая входит быстро, энергично. Очень маленькая, худая. В черных брюках, красной блузке со змеющейся золотой кистью. Рыжие волосы. Слегка напряжена: что за люди вокруг, как себя вести, на что настраиваться? Вручаю букет из пятнадцати больших роз и начинаю спрашивать.

— ...По поводу того, насколько много для меня значит отъезд в Испанию. Ничего не значит! Просто я работала в Испании, а теперь уже не работаю. В Испании больше нет классического балета, только модерн. Только без туфель, босиком — совершенно другой стиль. Им так нравится, но... это не мой профиль. Я люблю модерн, но не сильна в нем и тренером здесь не могла бы быть. Так что Испания — это уже прошедшее.

— Майя Михайловна, в одном из интервью Владимиру Васильеву задали вопрос: до каких же пор вы будете танцевать? А он ответил: видно, на том свете отдохнем. А ему уже шестой десяток...

— А мне седьмой. Так что ж, бросить? И чем прикажете заниматься?

— «Не знаю, кому на Руси жить хорошо, — говорили вы когда-то. — По-моему, никому». Изменилось ли что-то теперь?

— Я должна сначала все увидеть. Боюсь, что лучше не стало. Я слышу кругом только плохое. Но может быть... Я хотела бы, я очень хотела, я мечтала бы об этом... Если у вас есть такие букеты, не все потеряно.

— Вы сказали «у вас»?..

— Да у нас, конечно, у нас. У меня только эта культура, только этот язык. Родно мне только то, что тут. Поэтому и больно...

Звезды мирового балета Майя Плисецкая и Владимир Деревянко в аэропорту «Шереметьево-2»

На следующий день она танцевала «Лебедя» на Красной площади. А в редакции «ВК» трепетно распечатывали сделанную наскоро в аэропорту черно-белую фотографию. На ней я был вдвоем с Плисецкой и... оказался слепым! Ничего, сказал ретушер (была и такая должность — никаких компьютерных технологий), мы тебе глазки откроем. И открыли — вышел сумасшедше-хитрый прищур. Зато Майя Михайловна получилась хорошо! И опять на первую полосу. Я на глазах становился знаменитым журналистом и... все больше углублялся в PR...

История с «Красной площадью» закончилась одновременно помпезно и прозаично. Мы отметили успех в банкетном зале Кремлевского дворца съездов. В честь главного гостя — Хосе Каррераса — из Испании самолетом подогнали шампанское Codornio. Среди гостей был даже старик Иван Козловский — бодрый и веселый в свои 90 с лишним лет. От власти присутствовал вице-мэр столицы Сергей Станкевич.

А потом Омари Сохадзе... объявил себя банкротом. Из заветного миллиона я получил семьсот тысяч, чего хватило, чтобы расплатиться с нанятыми людьми и самому не думать во всяком случае о том, на сколько бутылок еще хватит. И начал собирать рюкзак.

Среди стрелков из «Эдельвейс»

С конца 1970-х годов я занимался горным туризмом, который плавно перерос в альпинизм. А настоящим крестным отцом для меня здесь стал человек-легенда, мастер спорта международного класса Владимир Кавуненко — о нем я также неоднократно и с удовольствием писал и в «ВК», и в других изданиях.

Владимир Дмитриевич был горазд придумывать альпинистские проекты, и очередной из них вызрел как раз к лету 1992 года: почему бы к 50-летию военных событий на Кавказе не встретиться ветеранам обеих сторон на Эльбрусе и не пожать друг другу руки?! Пусть с ними приедут дети и внуки, чтобы было кому продолжать традицию. И пусть эта акция — ее назвали «Эльбрусиадой примирения» — станет примером поколениям сегодняшним и будущим.

Сомнительно? Это на первый взгляд. А если разобраться...

Я разобрался. А после этого в течение нескольких месяцев, лет, да и по сей день пиарю (всегда бесплатно, заметьте!) эту самую «Эльбрусиаду», а вместе с ней малоизвестные или неизвестные вовсе события Кавказской вой­ны образца 1942 года. Для чего? Чтобы знали и не забывали, поскольку забывчивость в данном случае оборачивается потерей человеческих жизней!

Итак, заработал организационный механизм. Пользуясь давними связями между Краснопресненским районом Москвы и Баварией, провели переговоры с немцами — те приняли идею на «ура». Презентация в Москве, в Доме Дружбы Народов, под специально выученные бардами Олегом Митяевым и Костей Тарасовым альпинистские песни (Олег с Константином и на «Эльбрусиаду» с нами поехали); потом в Мюнхене, и вот уже готова программа, пик которой приходится на 18 августа 1992 года. В этот день по 50 человек с каждой стороны должны взойти на Эльбрус и установить на его вершине флаги России и Германии.

Надо ли полагать, что немцы забыли о событиях полувековой давности, а мы их вроде как разбудили? Нет, разговоры в ветеранских организациях Баварии шли давно. Не о помпезном восхождении и, конечно, не о флагах на вершине — о том, что России трудно сейчас, что в Приэльбрусье до сих пор есть объекты, не восстановленные после вой­ны, а значит, надо помочь. Собирали деньги. И тут как нельзя кстати пришлась идея «Эльбрусиады примирения».

Так вот, о мало- и неизвестном. Семнадцатого августа 1942 года группа немецких альпинистов, руководимая хауптманом 1-й горнострелковой дивизии «Эдельвейс» Хайнцем Гротом (старик был жив и в 1992-м)...

Впрочем, не будем спешить. Давно известно, что двуглавый Эльбрус является высочайшей вершиной Европы (5621 и 5642 м). Данное обстоятельство привлекало к нему внимание восходителей с начала XIX века. А в тридцатые годы века XX счет восходителям пошел на тысячи — в рамках армейских и гражданских (включая колхозно-совхозные) альпиниад на Эльбрус восходили по нескольку сотен участников одновременно. В 1940 году на территории СССР действовало сорок альплагерей, где ежегодно проходили подготовку до 30 тысяч альпинистов.

— В 1935 году мне исполнилось 17 лет. Я перешла в 10-й класс, но уже была инструктором альпинизма, — рассказывала мне Любовь Кропф, мастер спорта по альпинизму, проводник-медсестра в период боев на Кавказе, жена одного из основоположников советской альпинистской школы Фердинанда Кропфа. — В августе мы проводили альпиниаду Кабардино-Балкарии. Вблизи Чегета разбили лагерь, куда каждый колхоз, совхоз доставлял свою команду, обеспечивая ее транспортом (ишаками), палатками, продуктами. Имелись у нас спасотряды, впервые на Эльбрусе использовались радиостанции. Четырьмя колоннами мы подняли на Эльбрус 638 человек...

Бывали здесь в ту пору и зарубежные «друзья» типа офицеров германского рейха. Все правильно у Высоцкого: «А до вой­ны вот этот склон немецкий парень брал с тобою». Потом немецкий парень пришел сюда опять, но встретился уже не «с тобою», так как с началом мобилизации отечественных альпинистов стали призывать в армию на общих основаниях, они оказались рассеянными по разным фронтам и широтам. В Приэльбрусье же вошли 1-я горнострелковая дивизия «Эдельвейс» генерал-лейтенанта Ланца и 4-я горнострелковая генерал-майора Эгельзеера. Они комплектовались исключительно из альпинистов, горнолыжников, горных стрелков, имевших опыт ведения боевых действий в горах, оснащались специальным снаряжением и числились в ряду лучших соединений немецкой армии.

Кто им противостоял? Наши по названию горнострелковые, а на деле неприспособленные для вой­ны в горах части. Отличие их от обычных частей заключалось лишь в том, что автомобильный транспорт частично заменялся на вьючный, а артиллерийское вооружение было несколько облегченным. Необходимая горная подготовка, снаряжение в этих соединениях отсутствовали. Полбеды, если необученные парни погибали в немногочисленных боях, но нередко дело не доходило и до боя: замерзали, проваливались в трещины, задыхались в лавинах.

В 1942-м, в разгар горной вой­ны наступило «прозрение»: Верховный Главнокомандующий Иосиф Сталин отдал приказ собирать альпинистов по всем частям и отправлять на Кавказ. В полках появилось по 1–2 инструктора альпинизма на всех. Но время было упущено — немцы прочно встали на ключевых перевалах.

И, стало быть, 17 августа 1942-го Хайнц Грот вышел на перевал Хотютау. В бинокль увидели Приют Одиннадцати (небольшая гостиница: построена в 1939 году на высоте 4200 метров, сгорела в 1999 году) и людей в военной форме на нем (на Приюте находилось отделение солдат во главе с лейтенантом и трое зимовщиков). А дальше Грот предпринял совершенно необычный ход: в одиночку и без оружия, с белым полотенцем, он, пересекая ледники, взобрался на Приют и начал жестами и рисунками разъяснять присутствующим неблагоприятную для них обстановку. В заключение предложил убираться на все четыре стороны, что и было сделано после бурных обсуждений без единого выстрела... Вскоре на вершине взвились штандарты со свастикой.

Но не это осталось в советской истории. Остался февраль 1943-го, когда Приют вновь опустел. И тоже без выстрелов и кровопролитий поднялись сюда три особых отряда Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Подпорченные ветром и снегом, на вершине еще трепыхались лохмотья былого величия: сняли, отправили в штаб Закавказского фронта, поставили взамен красные флаги.

Вот что говорится по этому поводу в одной из оте­чественных книг:

— Зимой 1942/43 гг. альпинисты — участники обороны Кавказа помогли нашим вой­скам сбить упорно оборонявшегося врага с Приюта Одиннадцати... Фашисты отбили две атаки советских вой­ск. Третьего удара... гитлеровцы не выдержали и начали поспешный отход от Главного хребта...

А вот как трактовал события участник «Эльбрусиады примирения» ветеран дивизии «Эдельвейс», бывший офицер 1-го горного дивизиона Георг Швильм:

— Успешные операции Красной Армии под Сталинградом в ноябре-декабре 1942 года вынудили немецкие части отступать. А нам ничего не оставалось, как догонять их, дабы не оказаться отрезанными. Первого января 43-го, в соответствии с приказом, мы начали отход из Приэльбрусья. Разумеется, если бы обстановка на основном фронте благоприятствовала германской армии, мы бы остались на месте. Запасов хватало на всю зиму, а весной мы планировали спуститься в Грузию...

Вслед за рассказом Швильма я слушал рассказ Алексея Немчинова, бывшего инструктора альпинизма 903-го полка о том, как снимали с вершин фашистские флаги:

— Шли в валенках, прикручивали к ним кошки. Ледоруб у кого был, у кого — нет. На Восточную вершину пошли 17 февраля в 12 ночи, а забрались около 12 дня, потому что очень ослабли — кончилось продовольствие. На Приюте, откуда начиналось восхождение, оставалась, правда, картошка, которую немцы полили керосином, мы отмачивали ее и ели. А еще обнаружили взорванные консервы, они тоже сгодились. Накануне, 10 февраля, был мой день рождения, по такому случаю сумели убить двух галок...

А. Чумиков и фотокорреспондент «Вечернего клуба» Владимир Суворов на Эльбрусе, возле Приюта Одиннадцати

Зачем я вспоминаю мемуарные рассказы ветеранов давно прошедшей вой­ны? Затем, что почти умершие в 1990-х годах альплагеря сейчас понемножку возрождаются, но даже уровня 1940 года (равно как и альпинистская подготовка в целом) не достигли. Затем, что есть альпинизм громких российских рекордов, но нет альпинизма как серьезной части общевой­сковой подготовки. Затем, что есть у нас интересы и на Кавказе, и в Средней Азии, где пять человек на значимом перевале могут отражать атаки роты и батальона. Отсюда мемуары мои — и не мемуары вовсе, а самый настоящий PR. Вполне патриотичный притом.

А в 1992-м все кончилось хорошо. Руководство Кабардино-Балкарии вызвало инициаторов «Эльбрусиады» в Нальчик и... запретило восхождение. А чтобы чего не вышло, послало к нам отряд милиции специального назначения. Спецназовцы поднялись по канатной дороге до высоты 3500 метров и остановили кресельную дорогу, по которой можно было подняться еще на 300 метров. Но одеты они были (история повторяется!) в легкую летнюю форму, и, когда стало холодно, спустились вниз. А мы — пешком, с минимумом продовольствия — на Приют Одиннадцати, а оттуда, ночью, на восхождение.

Из 47 пришедших на Приют немцев Эльбрус покорили 35. Невероятно, но среди них был 78-летний Альфред Альтман, воевавший в составе «Эдельвейса» на Кавказе. И 65-летний Мишель Швейднер, получивший прозвище «гном-весельчак» за маленький рост и жизнерадостность. Юнцом он, покрываясь от ужаса холодным потом, жег американские танки во Франции, потом сидел в тюрьме. В 1992-м Мишель — архитектор и заядлый альпинист. Пробовали еще несколько ветеранов, но сил не хватило.

Что касается наших участников вой­ны, то претендовал и зашел (в кислородной маске) лишь один — известный мастер спорта по альпинизму 65-летний Евгений Гиппенрейтер. Однако следующие поколения не подвели и забрались на вершину — среди них и Владимир Кавуненко, и автор этих строк.

Через пару дней мы праздновали победу на берегу Баксана. Горел костер, дымились шашлыки, чокались со звоном бутылки мюнхенского пива и русской водки, пели песни Олег Митяев и Костя Тарасов:

Мне не забыть той долины,
Холмик из серых камней...
И ледоруб в середину
Воткнут руками друзей.

Ветер тихонько колышет,
Гнет барбарисовый куст...
Парень уснул и не слышит
Песен сердечную грусть...

По «Эльбрусиаде» я сам написал и напечатал в московских и центральных газетах материалов двадцать.

Ситников и «Сити»

Сколько всего уже вместил в себя 1992-й! А на дворе всего-то сентябрь. А я дежурю выпускающим редактором «Вечернего клуба» и сижу в типографии «Московская правда» на улице 1905 года.

Входит Алексей Ситников, хорошо известный в PR-сообществе человек, многолетний руководитель компании «Имидж-контакт». Мы слышали друг о друге, даже учились в одной аспирантуре в Академии общественных наук, но ранее никогда не встречались. И, наконец, по телефону договорились о встрече — у Алексея было ко мне какое-то предложение.

Леша человек очень интересный — увлекающийся, увлекающий и способный даже самое рядовое событие представить в жанре интригующей всех сказки. Сказкой казалось и то, о чем он рассказывал в том самом сентябре. Что, мол, в Москве будет какой-то «Сити». Что на Красной Пресне вырастет новый город небоскребов, который увенчает 100-этажная башня. И новое метро. И монорельсовая дорога в аэропорт Шереметьево.

Но в 1992-м, если кто помнит, все не строилось, а разрушалось. Люди торговали кто чем может и тем зарабатывали себе на жизнь. Отсюда у меня возникла не то чтобы доля недоверия, а полная уверенность в том, что речь идет об очередной «панаме».

Но я не стал обижать Алексея и только спросил:

— Все это здорово, но я-то тут при чем?

— А при том, что я иду в «Сити» советником президента, а тебе предлагаю место руководителя пресс-службы.

После того, как была названа зарплата, раз в пять превышающая ту, что я получал в «ВК», я ощутил реальность происходящего.

«Если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно», — писал когда-то Владимир Маяковский. Если вкладывают деньги — тоже.

— А вообще-то мы пиаром будем заниматься, — продолжал Алексей.

— Чем-чем?

— Да вот этим. — И Ситников протянул мне оранжевую книжечку англичанина Сэма Блэка с заголовком «Паблик рилейшнз. Что это такое?».

Именно так и именно тогда вошел в мою жизнь этот термин, хотя технологиями, его составлявшими, я занимался с середины 1970-х годов.

С главным редактором «ВК» Валерием Евсеевым мы поговорили по-хорошему. Именно поговорили, но никак не расстались, поскольку я продолжал писать для «ВК» столько, сколько газета была жива. Но уже через неделю перешел в «Сити» — акционерное общество, только что созданное для реализации столь грандиозного проекта, что в его реальность полностью не верил тогда, вероятно, никто.

В одном из Красногвардейских проездов, недалеко от «Экспоцентра», рядом с заводом железобетонных изделий стояло типовое кирпичное пяти­этажное здание. Это была гостиница квартирного типа под названием «Союз-2». Здесь и расположился мой офис, представлявший собой трехкомнатную квартиру с кухней, ванной и прочими удобствами. Вскоре я вырос в должности и занял пост, официально зафиксированный в трудовой книжке как «руководитель службы паблик рилейшнз».

Вместе с Алексеем (он проработал в «Сити» около года) мы набрали людей и стали двигать проект вперед.

Слева направо: главный редактор газеты «Вечерний клуб» Валерий Евсеев, его заместитель Владимир Зубарев и Александр Чумиков

Осенью 1992-го я придумал одну из первых глобальных систем управления информацией, которая блестяще сработала тогда и продолжает работать по сей день.

С чего начинается деятельность такой системы? С того, что экономический, политический или иной субъект, имеющий целью занять, сохранить, усилить определенную позицию в обществе, должен организовать собственный информационный поток, не зависящий от общедоступного, традиционного, официального и т. п. На первом, «валовом» этапе потребителю дается максимально большой объем информации. Являетесь ли вы представителем правительства, политической партии, банка или строительной фирмы — в любом случае необходимо попытаться захватить монополию на информацию о себе. Это достигается тем, что поставка сведений для СМИ (факс, электронная почта, прямая рассылка, раздача журналистам в ходе мероприятий) осуществляется регулярно, масштабно, оперативно, по любому поводу, включая незначительные и малоинтересные события.

Для чего? Пока только для того, чтобы вас узнали и к вам привыкли. Разумеется, одни бросят ваше очередное сообщение в урну («Какое отношение к нам имеет эта информация?»), зато никто не упрекнет в сокрытии сведений.

Другие станут угадывать, а что вы, собственно говоря, хотите «протолкнуть». Но вы еще не преследуете такого рода целей, отсюда все догадки будут невпопад и вам не помешают.

Третьи выступят с какой-нибудь критикой, но она минимально опасна, поскольку базируется на ваших собственных источниках, а значит, вы всегда сможете ей противодействовать путем корректировки поставляемой информации.

Четвертые начнут предлагать варианты рекламных расценок за размещение ваших материалов — откажитесь от всех подобных вариантов и поясните, что вы всего лишь цивилизованно работаете с информацией, а публиковать ее или нет — дело самих СМИ.

Пятые запросят дополнительную информацию — выдайте ее незамедлительно без всяких условий. Во-первых, это первый тонкий мостик к перспективному информационному партнерству; во-вторых, не стоит провоцировать СМИ на то, чтобы они добывали информацию «с черного хода».

И еще об одном: продемонстрируйте политику открытых дверей своей организации, это создает предпосылки благожелательного настроя.

Так все происходило и на самом деле! Сначала мы выпускали пресс-релизы с базовой информацией, которая охотно и бесплатно публиковалась: общий замысел, создание акционерного общества, его учредители, совместная деятельность АО и правительства Москвы по реализации проекта.

Но о чем информировать дальше, если «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается»?! А в 1992-м ничего такого, что можно было посмотреть и потрогать, вокруг «Сити» не происходило...

Ну и что? Можно рассказать о том, как подобные проекты реализовывались в Великобрита­нии или Франции. Или... в России. Например, как в 1888 году организовалось акционерное общество «Торговые ряды» — прообраз будущего ГУМа на Красной площади, которое (а это важно!) выпускало облигации для граждан: в 1889 году на 2 миллиона руб­лей, в 1891-м — еще на 2 миллиона, в 1892-м (а на дворе 1992-й — как раз 100 лет назад!) — на миллион.

Иной раз фантазия иссякала. Мы листали проектные материалы и находили в них изыски типа витиевато нарисованных висячих садов. Может, сделаем пресс-релиз про висячие сады в будущем «Сити»? Отличная идея! Очередной пресс-релиз рассылался по изданиям, которые — представьте себе — такого рода информацию использовали.

Но зачем нужны фантазии и изыски? Какие задачи тем самым решались?

Вполне конкретные. Благоприятный информа­ционный фон способствовал тому, что 12 ноября 1992 года АО «Сити» и правительство Москвы подписали договор, в соответствии с которым «Сити» получило в долгосрочную аренду участок земли в 13 гектаров; 25 декабря того же года — еще один договор, на управление проектом со стороны АО «Сити».

А 30 декабря Минфин зарегистрировал проспект эмиссии АО «Сити» на сумму полтора миллиарда руб­лей — деньги и по тем временам немалые. Теперь речь шла уже не о «фоне»: каждая публикация в печати, передача на телевидении оборачивалась конкретными деньгами, которые москвичи — и физические, и юридические лица — потенциально могли выложить за выпущенные акции.

Теперь необходимость в «висячих садах» отпадала — требовалась информация, способная сделать акции престижными.

И тут я расскажу о втором этапе заявленной информационной системы. Его смысл — в переходе от валового информационного потока к сегментированному, в подаче четко акцентированной информации, в формировании ограниченно-целевых информационных потоков, работающих не вообще, а на совершенно конкретную цель.

Оговорюсь, что в рамках такого рода деятельности существуют приемы, запрещенные действующим законодательством, — главным образом законами Российской Федерации «О рекламе» и «О средствах массовой информации».

В частности, не допускаются прямой обман потребителей информации (использование заведомо ложных цифр и фактов); воздействие на подсознательные инстинкты (скрытые вставки в теле-, видео-, кинопрограммах, компьютерных файлах); оскорбление лиц или организаций, дискредитация товаров или услуг.

Но за пределами этих и некоторых других ограничений сегментирование информационного потока представляет собой цивилизованную игру-конкуренцию по существующим в обществе правилам, в процессе которой используются допустимые приемы работы с информацией.

Среди них умолчание («выгодная» информация остается в материале, а «невыгодная» изымается); перестановка (малозначимые, но необходимые информационному субъекту позиции выносятся в начало материала, а действительно значимые отправляются в конец); подгонка опросов и рейтингов (подбирается и опрашивается совокупность таких людей, мнение которых работает на выполнение задачи, решаемой информационным субъектом); подбор цитат (предоставляются некомментированные цитаты, в комплексе работающие на требуемый результат); эмоциональная подпитка (использование эмоциональных материалов и оборотов в условиях нехватки конкретных фактов и цифр) и др.

Используя эти и другие приемы, субъект, владеющий технологиями данной игры, вместо информационного «вала» начинает выдавать всего лишь фрагменты, работающие на выполнение главных задач PR-кампании — повышение политической, экономической и иной привлекательности товаров, услуг, личностей и проектов. Причем переход от «вала» к фрагментам при тщательном следовании предложенной логике, скорее всего, останется незамеченным для большинства СМИ и ваших целевых групп...

Джохар и Звиад

Но оставим ненадолго «Сити». 1992-й — этот удивительный по масштабам впечатлений год — вместил в себя еще одно PR-событие, никак не связанное ни с «Красной площадью», ни со «стройкой века».

В октябре вместе с целым самолетом журналистов мы вылетели в Чечню. Кто был заказчиком этой акции? Думаю, что тогдашний президент Чечни Джохар Дудаев и люди из его окружения. Как формулировался заказ? Напишите (покажите) правду о Чечне. И пусть Россия не нападает на Чечню. Большей конкретики не было. Около недели мы жили в бывшем партийном санатории под Грозным и просто говорили, с кем бы хотели встретиться. Нам обеспечивали любые встречи. Например, когда мы захотели увидеть депутатов Чеченского парламента, весь парламент во главе с председателем Хусейном Ахмадовым был немедленно собран.

А я стремился решить сразу три задачи. Первую, собственно пиаровскую — узнать и описать не совсем понятную правду. Вторую, научную (ведь меньше года назад я защитил конфликтологическую диссертацию) — понять суть конфликта вокруг Чечни и разработать рекомендации по его урегулированию. Третью, журналистскую — увидеть что-нибудь остренькое, интересненькое да и выдать в прессу широким веером.

Начну с задачи последней. Было известно, что в Грозном в то время жил бывший, свергнутый президент Грузии Звиад Гамсахурдиа. Вот к нему-то мы и поехали с двумя ребятами-телевизионщиками.

Дом из красного кирпича за высоким забором. Позвонили. Открылась калитка, появился лузгающий семечки джигит в тапочках и с автоматом.

— Нельзя ли сфотографировать резиденцию?

— Нет, нельзя.

— А встретиться с господином Гамсахурдиа?

— Давай документ, пойду спрошу.

Вскоре мы пересекаем большой двор, где гуляют парнокопытные (лани, косули?) и стоит «Чайка» с выбитыми фарами.

В вестибюле второй охранник обыскивает нас и просит подождать. Через несколько минут поднимаемся по лестнице в приемную.

Средних размеров кабинет с обычной рабочей мебелью. Видеодвой­ка, ксерокс. На столе — газеты, рукописи и толстая биография Джорджа Буша-старшего на английском языке.

— Я согласен на интервью, но сначала напишите мне заявление, что не будете искажать сказанное, — Гамсахурдиа кладет передо мной ручку и лист бумаги.

Дивясь необычному ультиматуму, принимаю условие.

— И еще одно. Обязуетесь ли Вы называть меня в печати «господин президент»?

— Я обязуюсь называть Вас Звиадом Константиновичем, вряд ли это будет неправильно. К тому же в Грузии прошли выборы...

— Никаких выборов не было! Это очередная дез­ин­формация, которую распространяет ваша пресса. Во-первых, выборы незаконны и неконституционны. Когда баллотируется один человек и получает 95 процентов голосов — какие же это выборы?!

В Тбилиси на несколько показательных участков согнали людей угрозами. А в большинстве районов, если кто-то не приходил, то приводили людей насильно и устраивали фактически открытое голосование: под автоматами заставляли обвести карандашом фамилию Шеварднадзе (в советские времена — первый секретарь Компартии Грузии, затем министр иностранных дел СССР, затем президент Грузии после З. Гамсахурдиа. — Авт.). У меня есть сотни и тысячи доказательств того, что никаких выборов в Грузии не было.

Таким образом легитимным президентом Грузии до сего дня остаюсь я. В изгнании действуют и другие законные органы — правительство, парламент.

— Звиад Константинович, я вот почитал издающуюся в Грозном на русском языке газету «Под небом Грузии» и увидел стихотворение «Тиран кровавый», посвященное Шеварднадзе:

Кто породил тебя? Чекист!
О, змей ползучий, зудный глист!
Звиад — законный Президент,
А ты с рожденья — хитрый мент!..

Вы считаете такие методы политической борьбы приемлемыми?

— Стихотворение похабное и глупое, я за это порицал редакцию. Но не могу же я контролировать каждый материал!

— Здесь, в Грозном, вы живете в одиночестве?

— Нет, со мной супруга, двое детей.

— А кто финансирует президента в изгнании?

— Наш народ нас не отверг. Наш народ нам помогает и нас содержит...

Я интересовался мнением Гамсахурдиа по поводу Чечни, расспрашивал о событиях в Абхазии, Южной Осетии...

Кстати, о возможных обидах и обязательствах «не искажать». Никто и никогда не обижался на меня за написанное. Потому ли, что я был лоялен к интервьюируемому? Отнюдь! Оценку, описание проблемной ситуации можно давать не только через собственные мнения, а через столкновение разных позиций самого собеседника. Например, спрашиваю о Чечне, а он отвечает: каждая нация имеет право на самоопределение. Я продолжаю: и Южная Осетия? Он: они захотели независимой республики на нашей территории, а это гораздо больше того, что им полагалось...

Дальше читатель сам сделает выводы. А автору высказываний на что обижаться? На себя!

Теперь о чеченской правде. Октябрьской ночью к зданию санаторской столовой подкатил стального цвета легковой автомобиль. Из машины вышел подтянутый человек в модном двубортном костюме и белой в полоску рубашке с галстуком. Снял с головы и положил на сиденье шляпу, вынул из кармана черные четки.

У него генеральское звание, ордена Красного Знамени и Красной Звезды, русская жена Алла, трое детей, девять братьев и сестер.

— Вы хотите поговорить? Что ж, я готов, до четырех утра у меня свободное время.

Это был Джохар Дудаев.

— Джохар Мусаевич, с некоторых пор Вы перестали заявлять о газавате — священной вой­не. Означает ли это, что сегодня приоритеты Вашей политики смещаются с военных на экономические?

— Да, это так, хотя нас постоянно толкают на другой путь. Каждый день провокации, терроризм, вооруженные вторжения. Сплошной кошмар.

Нас провоцировали через Ингушетию, Грузию, Осетию, Дагестан, Абхазию. А все вышло наоборот: везде пожары, а нам удалось не только приостановить братскую кровь внутри республики, но и для других стать гарантом правового перехода к нормальным человеческим отношениям.

Мы ставим задачу нового экономического союза.

— С кем и на какой основе?

— Речь идет о создании собственного ОПЕКа, в котором нефтеносные районы, государства объединились бы не по религиозному, а по экономическому признаку.

— И все же вы строите исламское государство?

— Ислам — это Конституция плюс Коран, а закон — Шариат. В них заложены гуманные, человеколюбивые нравственные принципы. Мы к этому сегодня не готовы. Я бы и рад объявить исламское государство: духовное, моральное. Но чтобы это государство имело реальную основу, нужно пройти многовековой путь. А мы имеем 75 лет бездуховной жизни. По конституции у нас светское государство...

— А как чувствует себя русское население внутри Чеченской республики?

— Хуже чеченского. У чеченцев традиционные связи с деревней, другими городами и странами. У русских же, как правило, только городская квартира и фиксированный заработок.

Сейчас наши банковские счета Россией закрыты. Не поступает ни руб­ля денег, нужных для выплаты пенсий старикам, ветеранам вой­ны.

— Одна из газет опубликовала недавно пророчество Глобы (Павел Глоба — популярный в те годы астролог. — Авт.) о том, что прискачет всадник с севера и свергнет Дудаева. Как вы к этому относитесь?

— Это пророчество — пропаганда будущего провокационного акта и прямой призыв к нему. Прискачет с севера... Кто? Естественно, брат-славянин со своим оружием. И долой Дудаева и дудаевщину! Это подготовка общественного мнения против нас...

Так где же правда, в чем она заключается? В 1992–1995 годах я написал десятки экспертных записок, адресованных и чеченской стороне, и, разумеется, российским властям; статей в газетах и журналах. Все это позже было синтезировано в отдельном параграфе моей докторской диссертации, который назывался «Применение политико-конфликтологических экс­пертных методик в ходе деятельности по урегулированию российско-чеченского конфликта».

Стоит ли пересказывать? Здесь — вряд ли. Резюмирую очень кратко: условия для урегулирования были. Введение вой­ск в 2005 году, вызвавшее многолетнюю вой­ну — непростительная ошибка, после чего экспертизы и статьи потеряли смысл. Теперь осталось долго и тупо вкладывать деньги в Чечню, чтобы строить разрушенное жилье, восстанавливать предприятия и учебные заведения, создавать рабочие места. И придумывать схемы, чтобы их не разворовывали еще в «полете». Вот и вся правда.

1993

Народные акции. «Российская газета» против. А Никсон — за

Вернемся, однако, в «Сити». Проспект эмиссии акций зарегистрирован. Время пошло. Открыты пункты продаж, и каждая публикация или передача (каждая!) отражается на их уровне.

Концепция продаж такая: АО «Сити» должно стать народным акционерным обществом. Это значит, что каждый рядовой гражданин может вложить свои деньги и приобщиться к городу будущего. И мы продавали даже по одной акции за вполне подъемные и для бабушки-пенсионерки деньги. С точки зрения экономической такой подход в нашей ситуации был совершенно неправильным (бабушки потом кричат громче всех), с точки зрения социальной (пиаровской!) — абсолютно верным.

А конкуренты кто? «МММ» («МММ — нет проблем» — люди постарше не забудут), «Хопер-инвест» («Вот мы и в Хопре») и прочие АО, подходящие под телевизионный слоган того времени «Мы обуем всю страну!». И «Сити» обует? Зачем же... Мы хотели показать, что можно делать бизнес в «белых перчатках». Это кредо я пронес через всю свою PR-деятельность. «Сити» не обещало никаких гарантированных процентов — только светлое будущее. Наступило ли оно? Конечно! Если бы нет, я и писать не стал бы. Но до светлого будущего дойдем в обозначенном хронологическом порядке. Теперь же продолжим про информационную схему-систему.

Когда вы почувствуете, что ваша информация пользуется доверием со стороны СМИ, нужно идти дальше. Ведь важно не только то, чтобы к вам проявляли доверие, нужно также, чтобы этим доверием дорожили. Поэтому выбираются «особо почетные» (влиятельные или в наибольшей степени работающие с вашими целевыми аудиториями) СМИ, с которыми заключается партнерское соглашение: мы вам — эксклюзивную («только вам» либо «вам первым») информацию, вы нам — бесплатную информационную поддержку. Когда такое соглашение хотя бы на принципиальном уровне достигнуто, начинается информационный обмен, постепенно перерастающий в информационное сотрудничество, а затем и в более глобальные формы взаимодействия в рамках решения важных для обеих сторон проблем.

Скептикам, отрицающим возможность подобного рода сотрудничества, уместно привести следующие тезисы:

• средства массовой информации в рыночных обществах всегда нуждаются в большой по объему и разносторонней информации;

• 100 и даже 50 процентов печатной или эфирной площади в СМИ, не относящихся к категории специальных рекламных изданий, (в соответствии с юридическими или маркетинговыми ограничениями) не может быть заполнено платными материалами;

• следовательно, возникает объективная и регулярная возможность выдать такую информацию и так ее представить, что она будет интересна конкретному СМИ.

Ну так мы и выдавали. В то время на переговоры в «Сити» чуть ли не ежедневно приезжали весьма солидные люди из многих уголков мира. И обещание газете «Коммерсантъ» обеспечивать ей контакты с такими людьми (действительно эксклюзивные) многого стоило. Когда мы видели, что продажи акций идут туго, то просили газету проинтервьюировать кого-то из руководителей АО. Не обманывать читателей — боже упаси! Просто дать информацию о прогнозах. Такая информация следовала, и... прогнозы сбывались.

А вот «Российской газете» эксклюзива не предлагалось. И она «наезжала» на нас, но проигрывала, поскольку оперировала лишь приемом «эмоциональной подпитки» («нас дурят», «нас хотят обмануть», «чего стоят так называемые пресс-релизы, рассылаемые господином Чумиковым» и пр.) — более слабым, чем эксклюзив.

Последний был ой как нужен! Мы сидели с тогдашним президентом «Сити» Александром Хажакяном и говорили буквально о следующем:

— Вы понимаете, что наши информационные поводы иссякают?

— Но где я их Вам возьму?

— Но у Вас же связи...

— Какие связи — все вышли. Ну, вот есть один школьный друг, он теперь в Администрации Президента рулит международными вопросами, могу позвонить.

— Звоните!

Школьный друг ответил, что помочь не может ничем — разве что приезжает на днях экс-президент США Ричард Никсон. С ним можно встретиться, да что это даст.

Что даст? Мой вопрос.

И мы едем на Воробьевы горы (эксклюзив, однако, — я, Хажакян и фотограф), в один из особняков, издавна предназначенных для важных зарубежных гостей, и... встречаемся с Никсоном.

Приведу некоторые цитаты газет, в которые рассылался «так называемый» пресс-релиз об этой встрече, а потом расскажу, как было.

«Как выяснилось, экс-президент США Р. Никсон прибыл в нашу страну не только для обмена любезностями с российским и московским руководством. Цель визита известного в прошлом и настоящем государственного деятеля (ныне Р. Никсон — председатель Фонда за демократию и развитие) определялась не вполне конкретно: познакомиться с проектами, представляющими интерес для американского капитала.

Президент Ельцин сказал мне, что наиболее масштабным и перспективным является проект Московского международного делового центра (ММДЦ), которым занимается российское акционерное общество „Сити“. И я решил встретиться со смелыми людьми, думающими о новом качестве вашей экономики...

В приватной беседе с президентом АО „Сити“ Александром Хажакяном, состоявшейся в особняке на Воробьевых горах, Р. Никсон проанализировал ход создания ММДЦ, позитивно оценил тот факт, что акции „Сити“ доступны сегодня не только крупным бизнесменам, но и рядовым гражданам России, обещал всяческую поддержку уникальному начинанию...» («Век», 17.02.1993.)

«Экс-президент США Р. Никсон назвал проект „Московский Сити“ — крупнейший в России в сфере real estate development — „проявлением нового качества экономики в России“ и пообещал всемерно его поддерживать... Внимание представителей высокой политики, считают наблюдатели, положительно повлияет на инвестиционный климат вокруг „Сити“, что весьма существенно — на реализацию проекта потребуется около $8 млрд...» («Коммерсантъ», 17.02.1993.)

«На днях имело место заслуживающее внимания событие из серии тех, что обыкновенно остаются за рамками официальной хроники. Как выяснилось, экс-президент США Ричард Никсон прибыл в нашу страну не только для...

Достигнута договоренность о продолжении контактов, которые с американской стороны будет осуществлять заместитель Р. Никсона по Фонду, председатель Центра российских и евразийских исследований Дмитрий К. Саймс...» («Московская правда», 18.02.1993.)

Далее обычно пишут: и т. д. и т. п. Вот именно!

В общем, приехали мы к Р. Никсону. Показали ему наскоро напечатанный буклет с картинками о будущем АО «Сити». Экс-президент очень вежливо посмотрел и сказал привычные для него слова. Встреча продолжалась не более 30 минут. Ни в какие подробности Р. Никсон не вникал. Мы попили кофе и попрощались.

Мне вспомнилась песня Ю. Визбора:

Она ему говорит — поженимся,
А он отвечает — созвонимся...

Часть последняя (не по значимости, а исключительно по упоминанию) системы работы со СМИ касается непрерывной оптимизации формы и стиля подачи материалов.

Приемлемое содержание необходимо облечь в столь же приемлемую форму. Ведь если одно издание мы назовем солидным или официальным, а другое — «желтой прессой», не увеличится количество людей, читающих первое, и не уменьшится число поклонников второго. Поэтому для получения требуемого эффекта придется либо заводить собственное «желтое» СМИ, либо проталкивать информацию в уже существующий аналог, окрашивая ее в примитивно-популистские тона.

Ошибка многих субъектов рынка на пути сближения со СМИ заключается в неспособности вписаться в заданные темы, формы и объемы информации. Требования журналиста к ньюсмейкерам и его подходы к составлению текстов в данном случае вполне справедливы, потому что он больше всего хочет, чтобы материалы читали и смотрели, в противном случае они не представляют публицистической ценности.

Чтобы серьезный экономический или политический анализ донести до массовой аудитории с пониженными интеллектуальными запросами, его нужно препарировать в такой форме, чтобы материал стал данным целевым группам понятен. Ведь СМИ вынуждены жить в ситуации борьбы за своих читателей, зрителей, слушателей, от симпатий которых зависит их экономическое выживание. Поэтому если издание, программа, канал работает с не слишком продвинутыми потребителями информации, это не значит, что для них неприемлемы глубокие аналитические материалы — просто нужно их соответствующим образом обработать.

Как тут не вспомнить про почти родной со школьных времен «Московский комсомолец»:

— А вы что, правда за ваучеры (Молодежь! Посмотрите в словарике, что это была за уникальная ценная бумажка. — Авт.) акции «Сити» даете? — спрашивает как-то корреспондент «МК» Андрей Семёнов (впоследствии Прончик).

Напомню, что ваучеры в то время можно было действительно либо вложить в акции каких-нибудь предприятий, либо просто продать.

Мы не принимали акции под ваучеры. Мы просто предлагали посредническую услугу продажи ваучеров по рыночной стоимости, а далее, при желании покупателя, выдавали ему акции АО «Сити» как денежный эквивалент, то есть фактически продавали акции за «живые» деньги. Разумеется, все это мы постоянно разъясняли — и Андрею тоже.

— Да нет, чего-то это не круто... — ответил он.

Вскоре в «МК» (на первой полосе!) появилось фото макета «Сити» и крупный заголовок: «Землю — народу. В центре Москвы. За ваучеры». Текст материала гласил, что «простые граждане могут приобрести акции АО „Сити“ как за наличные, так и за ваучеры. В то время как на Российской товарно-сырьевой бирже ваучер неудержимо скатывается вниз, за него дают до 4 акций АО „Сити“, стоимость которых со временем несоизмеримо возрастет, так как, по оценкам наших экспертов, акции АО „Сити“ — одни из немногих подкреплены недвижимостью, то есть землей и будущими постройками на ней».

«Пониженно интеллектуальный» «МК» поддержали «повышенно интеллектуальные» «Известия» своей статьей «Международный центр „Москва-Сити“ акционируется за ваучеры».

Полуторамиллиардная эмиссия акций была сделана!!!

Крайзис-менеджмент. В теории и на практике

Неужели так все гладко и развивалось? Да если бы... И нас подстерегали кризисы, с которыми боролись. Здесь я придумал и реализовал еще одну любопытную схему.

В основе схемы лежала трактовка кризиса как конфликта интересов. Такой трактовке сопутствует теория и технология, называемая conflict management (управление конфликтом), conflict resolution (разрешение конфликта) и, наконец, issues management (проблемное управление).

Исследователи давно пришли к выводу о том, что наша жизнь перманентно наполнена конфликтами, и число конфликтных проявлений — открытых и скрытых — отнюдь не уменьшается. Так, в политике демократических государств любые выборы органов власти уже давно осознаются как явление перманентно конфликтное.

Аналогичное восприятие стало характерным и для экономических проектов: с ростом рыночной конкуренции конфликт в коммерческом секторе постепенно превращается если не в норму, то в явление частое и привычное.

Весьма любопытные процессы происходят и в сфере, называемой третьим сектором. Ряды активистов общественных организаций, выступающих против чуть ли не каждого новшества, предложенного нашей действительностью, растут количественно и качественно.

Во всех случаях одним из критериев жизнеспособности, рыночной устойчивости экономической, политической и иной структуры становится ее умение таким конфликтам противостоять.

Обозначу структурные блоки, каждый из которых играет особую роль в работе с кризисами-конфликтами.

Первый блок представляет собой универсальный цикл действий по управлению конфликтом. Их целесообразно начинать с институционализации конфликта, то есть с установления норм и правил его разрешения. Следующий этап — легитимация — выяснение уровня готовности участников конфликта добровольно соблюдать предложенные нормы и правила, а затем — приведение институциональной процедуры в соответствие с уровнем легитимности. Необходимо также структурирование конфликтующих групп, что предполагает создание условий для проявления и организационного закрепления индивидуальных и коллективных субъектов — носителей имеющихся в обществе интересов. Когда указанные действия произведены, может ставиться следующая управленческая задача — редукция конфликта, или его постепенное ослабление за счет перевода на другой уровень.

Меры, вытекающие из данного цикла действий, как раз и предлагались в различных записках по урегулированию ситуации в Чечне. В случае же с «Сити» был задействован проектный цикл действий в конфликтной ситуации. В его основе лежат следующие позиции.

Сначала — внимательное изучение специфических условий, окружающих проект — политических, экономических, культурных и пр.

Затем — проблемное прогнозирование (исследование, формирование баз данных по проблемам, вокруг которых в перспективе возможен конфликт).

После этого — тестирование проблемы (проверка конфликтных гипотез с определением уровня их реальной опасности).

Завершает цикл нейтрализация конфликтного потенциала (разработка коммуникационной стратегии, создание и распределение оптимальных информационных потоков).

Итак, мы проводили мозговые штурмы, прогнозировали вероятные «болевые точки» и формулировали их в виде априорных утверждений, потенциально ведущих к эскалации конфликта, например:

• этот проект предназначен только для бизнесменов, но вовсе не для обычных граждан;

• этот проект разрушит имеющиеся в центре столицы памятники истории и культуры,

• в результате реализации проекта будет загрязнена окружающая среда,

• проект являет собой насаждение в столице чуждой отечественным традициям архитектуры и т. д.

Затем служба PR выясняла, какую связь с действительностью имеют названные утверждения. Так, оказалось, что проект беспроигрышен в социальном отношении, поскольку даст до 100 тысяч дополнительных рабочих мест, позволит телефонизировать десятки тысяч столичных квартир, улучшит транспортную систему. Таким образом, задача управления конфликтом сводилась здесь исключительно к пропаганде преимуществ нового комплекса.

Вместе с тем обнаружилось, что архитекторы обсуждали вопрос о включении в территорию строительства ботанического сада лекарственных растений; выяснилось также, что к участку Делового центра примыкает имеющий историческую и природную ценность городской парк «Студенец». На основании проведенной экспертизы служба PR предложила исключить ботанический сад из зоны строительства, и предложение было принято. Распространялась соответствующая информация и о парке «Студенец», рассказывающая, в частности, о том, что парк не только сохранится, но и значительно расширится за счет создания в Деловом центре парка «Сити» озелененной платформы с каскадами, фонтанами и водоемами.

Сходные действия проводились и по другим потенциально конфликтным направлениям. В комплексе они привели к тому, что развитие проекта шло в спокойной атмосфере.

Однако о последний, совсем безобидный, на первый взгляд, «архитектурный» тезис мы все-таки спот­кнулись!

Вначале немногочисленные (в письмах) обвинения в «монстрообразности» проекта, в ненужности 100-этажных небоскребов в Москве мы отбивали очередным пресс-релизом. Он рассказывал, как Москва неизменно стремилась вверх: кремлевские башни и колокольня Ивана Великого, семь «сталинских» высотных зданий, Останкинская башня, наконец... Однако эта информация не сработала, а, напротив, сыграла роль катализатора: стало нарастать число антипроектных публикаций в прессе, увеличился поток писем от общественности, включающей творческую интеллигенцию — писателей, историков, скульпторов. О содержательной части протестных настроений дает представление статья «Откровенная бесовщина» в популярной тогда газете «Русский Вестник»:

«...Начиная с 1915 года, — гласила статья, — когда появился „Черный квадрат“ Малевича (символ начала наступления на Россию дьявольских сил) и другие опусы так называемого авангарда, наши соотечественники стали постепенно утрачивать четкие представления о красоте, а также способность противостоять злу. Взамен традиционной русской архитектуры в наших городах появились жалкие геометризованные бараки в стиле Баухауза (немецкой школы 1910-х — 1930-х годов). Они... как будто бы имитировали алтари Древнего Востока, упраздненные и сброшенные христианством в пучину прошлого...

Новое наступление, массированное и ожесточенное, началось во времена „хрущевской оттепели“. Прельстившись возможностью получения дешевого и „удобного“ жилья, мы дали разрушить все наши деревянные московские дома, а заодно и пригороды...

По предписанию Посохина (бывшего долгое время главным архитектором Москвы) построили новые капища или еще что-нибудь помудреней, как в Москве, например, на Калининском проспекте, где и СЭВ, и остальные посохинские дома своим чуждым русскому человеку видом что-нибудь да обозначают?..

После Посохина особым расположением и доверием пользуется Борис Тхор и его творческая мастерская. Именно отсюда берет начало очередной „проект века“ — комплекс „московского сити“...

Стопятидесятиэтажные монстры будут маячить в любой точке Москвы, особенно в ясные солнечные дни...

Лукавые мастера от архитектуры вновь находят обоснование силуэту монстров, ссылаясь на аналогии с башнями Кремля. На самом деле только совсем несведущему человеку может быть непонятно, что они повторяют очертания вавилонской башни. Их прообразом и недавним предшественником является неосуществленный проект башни третьего интернационала, предложенный в послеоктябрьское время Татлиным...»

Что делать, как опровергать? Мы откровенно застряли. Разгадку подсказали работавшие в проекте американские эксперты:

— А вы скажите, что строить небоскребы не будете.

— Как это, ведь проект существует.

— Ну и что? Это при советской власти достаточно было постановления Политбюро ЦК КПСС, чтобы начать строить Останкинскую башню. А сейчас нужны средства. Сначала — в инфраструктуру: вывод старых объектов, очистка территории, подъездные пути, центральное ядро... Только потом можно будет продавать здания. А такие здания продаются еще до их постройки — иначе финансовый крах проекта. Так что скажите, что строить не будете. Пока...

Эксперты оказались правы: первые здания в «Сити» появились почти через 10 лет.

На следующий день мы вещали примерно в таком духе: народный проект открыт для пожеланий общественности; тревога справедлива, и критические замечания будут обязательно учтены; мы должны сохранить исторический облик Москвы.

Особо рьяным персональным критикам, обвинявшим организаторов проекта в жидомасонстве, я сам писал успокаивающие письма, а подписывался так: «Александр Чумиков, руководитель Центра общест­венных связей АО „Сити“, кандидат философских наук, русский, православный, родители — из крестьянских семей...»

Общественное мнение мы исследовали не только по письмам и газетам, но и в процессе формализованных представительных опросов, привлекая для этого различные социологические центры. В качестве одного из них выступили сотрудники Института молодежи. В ходе рабочих контактов я узнал, что там, чуть ли не первой в стране, только что открылась кафедра конфликтологии. В ответ рассказал о своей диссертации и сразу получил пакет предложений: написать для Института книжку, прочесть курс лекций и... вообще-то пора садиться за докторскую диссертацию.

К концу лета книжка была написана — «Соци­ально-политический конфликт: особенности диагностики и управления». 200 страниц в мягкой обложке и скромном исполнении. А потом сел за диссертацию. Работал большей частью в офисе, оставался в нем вечерами и приезжал в выходные.

Третьего октября 1993 года я доехал на метро до станции «Краснопресненская», но выход на улицу был закрыт. Я вернулся на «Киевскую», проехал до «Филей», а там вышел, сел в пригородную электричку и проехал всего одну остановку до станции «Тестовская». От нее до нашей гостиницы «Союз-2» было рукой подать. В конторе — только охранники, сотрудников нет. Я включил в компьютер и полез в тексты.

За окном что-то гулко ухало. Через некоторое время пришел охранник и спросил, не смотрю ли я телевизор. Я включил... да что телевизор, и простым глазом с Красногвардейского проезда было видно, как горит Белый дом, как выстрелы достигают его стен.

На Калининском мосту стояли танки и били по Белому дому. Раздавались автоматные очереди. Наука-конфликтология поскользнулась и упала.

* * *

В «Сити» я работал до середины 1995-го. И вокруг проекта происходило, разумеется, еще много чего интересного, заслуживающего, возможно, отдельной книги. Но российский PR не одним «Сити» славен, отсюда черту под свои участием в «Сити» я подведу уже здесь.

Светлое будущее наступило в 2005-м. Надо сказать, что свой пакет (около 50 акций) я пару раз пытался продать тому же «Сити», когда было трудновато с деньгами. Акции в принципе покупались, но после обозначения цены желание продавать пропадало, в силу бессмысленности чрезвычайно дешевой сделки.

Однажды весной в офис вбежал мой сподвижник по «Сити» и другим проектам Александр Тамиров:

— Ты знаешь, что акции «Сити» покупаются за 100 долларов?!

Мое желание сразу побежать и сдать акции остановило только отсутствие выписки из электронного реестра акционеров.

На следующий день сделка опять сорвалась — я забыл дома паспорт.

— Ты знаешь, что акции стоят уже 200–250 долларов?! — продолжал подзуживать Тамиров.

На третий день я добежал до офиса какой-то компании, который покупал акции, и продал их по 300 с чем-то баксов за каждую. Пятнадцать тысяч долларов свалились как с неба и были совсем не лишними.

Еще через неделю цена резко упала. В сообщении «Росбизнесконсалтинга» прочитал:

— «Норникель» консолидировал контрольный пакет московского АО «Сити».

Дружественные ГМК «Норильский никель» структуры консолидировали более 50 процентов акций ОАО «Сити» (управляющая компания строительством Московского международного делового центра / ММДЦ / «Москва-Сити»). Как сообщили РБК в компаниях, нанятых «Норникелем» для скупки акций «Сити», ценные бумаги управляющей компании приобретались по цене 7–11 тыс. руб­лей за штуку, а крупные пакеты (более 50 акций) — по 13 тыс. руб­лей. В центре покупки акций, расположенном в центральном офисе «Норильского никеля» на Тверском бульваре в Москве, РБК заявили, что «контрольный пакет акций ОАО „Сити“ уже скуплен», поэтому в дальнейшем акции управляющей компании будут покупаться по цене, не превышающей 3 тыс. руб­лей...

«Упавшие с неба» деньги исчезают быстро. А мост «Багратион» остается. И «Башня 2000» в середине Кутузовского проспекта. И станция метро «Международная». И захватывающий дух комплекс «Федерация». И ресторан «Клуб-59» на 59-м этаже комплекса. И динамическая картинка «Города Столиц». Почти с любой точки старой Москвы мы видим Москву новую, образца XXI века.

PR в белых перчатках сработал!

Политпиар: пролог

Без всякой связи с «Сити» вдруг возник политический вопрос. Мне вновь позвонили (в PR-сфере большинство заказов берется по рекомендациям) и поинтересовались, не смогу ли я выпустить свою газету («Точка зрения» еще жила!) для одного из кандидатов в депутаты. Куда? В Московскую городскую Думу. Хорошо! В итоге получился не только выпуск газеты, но и целая кампания. Выборами я периодически занимался, начиная с 1989 года, так что это был далеко не первый опыт. И далеко не самый интересный, поскольку выборы мы проиграли. Но интересное-то ждало впереди. Мой кандидат (Вячеслав Гречнев) и еще двое (Феликс Емелин и Геннадий Окунь) — тоже проигравшие — собрались после выборов в декабре 1993-го вместе и... решили создать политическую партию.

1994

Есть такая партия

К партиям тогда отношение было особое. Люди (а значит, и средства массовой информации) интересовались партиями, всерьез обсуждали их программы, анализировали место в политическом спектре, возлагали надежды. То есть поле для PR-усилий имелось в наличии значительно большее, чем 10–15 лет спустя. И вот на рубеже 1993-го и 1994-го мы взялись за создание партии.

Главный инициатор создания, конечно, Слава Гречнев. Расскажу о нем поподробнее. Родился в 1953 году в Ленинграде. Мать, Галина Карелина, — народная артистка России, актриса Ленинградского (впоследствии Санкт-Петербургского) театра драмы им. А. С. Пушкина; отец, Вячеслав Гречнев, — профессор Санкт-Петербургского института культуры.

«Мой» Вячеслав закончил филологический факультет Ленинградского госуниверситета по специальности «филолог-ро­ма­нист». Работал в «Интуристе», занимался внешне­эко­номи­ческой деятельностью. В начале 90-х — начальник международного отдела РИА «Новости», затем основал свой бизнес — туристическую компанию «Орбис-тур», которая позднее перепрофилировалась в торговую.

Знал несколько языков, публиковался в толстых литературных журналах, выпустил несколько сборников приличных рассказов.

А еще активно занимался экзотическим спортом — карате и кикбоксингом, выступая при этом и бойцом, и организатором... полуподпольных бойцовских школ и коммерческих боев без правил.

Гречнев выступил главным инициатором создания партии. Мы собрались в офисе Славы в гостинице «Варшава» и на первой же встрече придумали амбициозное название — Партия Большинства.

Какие цели ставили создатели? Вполне обычные: реализовать свою активную позицию, занять достойное место в обществе, защитить собственный бизнес. Формально в принятой на съезде Декларации ПБ это звучало так: «Партия создана для выражения и защиты интересов формирующегося в России среднего класса, являющегося опорой российского государства».

Учредительный съезд Партии Большинства (ПБ), где Вячеслава Гречнева избрали председателем, состоялся 18 февраля 1994-го. Вот что массмедиа транслировали накануне:

«Это партия компрадорской буржуазии» (Е. Гайдар, из выступления по Первому каналу ТВ 14 февраля 1994 года);

«Главным союзником новой партии будет партия Егора Гайдара» («Коммерсантъ-DAILY», 16 февраля 1994 года);

«Речь идет о необольшевизме» (НТВ, 15 февраля 1994 года);

«Остается неясным, является ли партия Большинства той самой „лужковской партией“, о вероятном создании которой ходили слухи в последнее время» («Сегодня», 16 февраля 1994 года)...

На съезде зачитывалось приветствие от мэра Москвы Юрия Лужкова, а Егора Гайдара называли «Винни-Пухом». Охрану съезда осуществляла партнерская структура в лице бойцов ассоциации «Ашихара-карате»...

В марте 1995-го Минюст Партию зарегистрировал. Уже к этому времени ПБ «гремела», а к лету достигла просто запредельных высот. Я же из руководителя партийной пресс-службы превратился в... члена Политсовета. Правда, даже заявления о приеме в эту партию (равно как и в любую другую после 1991 года) не подавал. Но на одном из заседаний, где я всегда присутствовал, Гречнев высказал такое предложение, и оно было принято. С учетом того факта, что в Политсовете состояли такие уважаемые люди, как, например, ректор Московской юридической академии, член-корреспондент РАН Олег Кутафин, летчик-космонавт Павел Попович, я отказываться не стал.

В достижении «запредельных высот» ведущую роль, безусловно, сыграл хороший интеллектуальный PR; причем почти на все свои предложения я получал карт-бланш. Да и сам Слава просто извергал инициативы — порой противоречивые и эпатажные, но всегда заметные.

Вновь обратимся к выдержкам из газетной хроники 1994 года:

«Состоялась пресс-конференция руководства Партии большинства (ПБ), на которой была обнародована новая инициатива ПБ, названная накануне „крупномасштабной акцией“. Речь идет об открытии специального счета, средства с которого пойдут на помощь семьям погибших в октябрьских столкновениях 1993 года (тот самый расстрел Белого дома. — Авт.) независимо от того, чью сторону они принимали. Средства, перечисленные в этот фонд ПБ, позволят семье каждого погибшего получить не менее 5 миллионов руб­лей. ПБ призвала сделать свой взнос в фонд и другие политические организации, а также отдельных граждан...»

Что происходило дальше? Мы составили списки семей погибших и помогли реальными деньгами нескольким десяткам людей.

«На пресс-конференции было заявлено, что ПБ намерена проявить инициативу по сбору средств „в поддержку пострадавших вкладчиков“. Правда, как пояснил Чумиков, денег у самой ПБ на это не хватит, поэтому она намерена обратиться за поддержкой к коммерческим структурам. Гречнев также отметил, что на инициативу ПБ о сборе средств в фонд помощи жертвам октябрьских событий ни одна партия не откликнулась...»

«Нынешней весной в театральной жизни российской столицы произошло событие весьма любопытное... В Центральном доме актера лидеры Партии Большинства прямо объявили творческому бомонду о выделении 200 миллионов на финансирование новой постановки Театра Сатиры...»

Обманутым вкладчикам не помогали. А Театру Сатиры деньги действительно выделили, хотя и не все обещанные. На той встрече было много известных артистов: Вера Васильева, Вячеслав Тихонов, Олег Янковский, Ирина Муравьёва.

А чьи деньги-то? Того же Гречнева, еще больше — сопредседателя ПБ Феликса Емелина, владельца фирмы «Ремсервис», их партнеров.

Спонсированию и информационным акциям вокруг этого всегда и обязательно сопутствовали фуршеты-банкеты. В РИА «Новости», пресс-центре МИДа, ресторанах, ночных клубах и даже на «Седьмом небе» в Останкинской башне.

Помню, на одном круглом столе в Российской академии государственной службы при Президенте РФ с обсуждением проблем многопартийности Гречнев вместо подготовленной (мной, разумеется: все серьезные тексты ему и Партии писал я сам) речи сказал следующее: «Мы — партия дела. Поэтому не буду попусту болтать, а сразу приглашаю всех к столу отметить получение Партией Большинства свидетельства Минюста о регистрации». Далее уместна цитата из повести «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева: «И немедленно выпил».

Ну а денег скоро стало не хватать. Позднее они и вовсе кончились. Но это позже, а пока...

Мы строили коалиции:

«Представители избирательного объединения „Гражданский союз во имя стабильности, справедливости и прогресса“ (А. Вольский), Всероссийского союза „Обновление“ (В. Мироненко) и созданной в конце 1993 г. Партии Большинства (В. Гречнев) объявили о создании блока „Российский гражданский союз (Третья сила)“, который должен был сыграть роль своего рода преемника „старого“ ГС. В декларации оргкомитета РГС говорилось, что „новый блок создается как демократическая, центристская политическая организация в противовес политическому радикализму и экстремизму“ и „призван способствовать объединению всех конструктивных политических сил консервативной ориентации...“».

Мы громко подавали свой политический голос:

«На своей пресс-конференции руководство ПБ заявило о поддержке Соглашения о достижении гражданского согласия в России. Вместе с тем председатель партии Гречнев назвал ряд серьезных недостатков этого документа, мешающих поставить под ним свою подпись. Тем не менее, — заявил Гречнев, — мы готовы работать над усовершенствованием текста и имеем возможность предоставить для этого высококвалифицированных юристов, которыми располагает Партия».

Распространялось Заявление Политсовета ПБ (и опять я ненароком подсовываю читателю образчик своего авторского текста) по поводу проекта Соглашения о достижении гражданского согласия в России, в котором, в частности, говорится:

«Партия Большинства полностью разделяет стремление к достижению гражданского мира и согласия в России... Вместе с тем опубликованный в печати текст Соглашения имеет ряд серьезных недостатков, которые не дают нам возможности поставить свою подпись под этой редакцией документа. В документе о согласии прослеживается неприкрытое стремление ввести дополнительные политические ограничения в виде обязательств „не инициировать политических кампаний с целью проведения досрочных выборов федеральных органов власти“, „не проводить и не участвовать в организации забастовок“ и других. Невыполнение этих обязательств должно повлечь за собой „меры политической ответственности“. Во многих положениях данное Соглашение представляет собой набор очевидных истин и банальных констатаций. Подписаться под таким документом — все равно, что поставить свою подпись под Библией.

Высказывая критические замечания, Политсовет Партии Большинства в то же время заявляет, что готов включиться в работу по подготовке более серьезного Меморандума о согласии...»

Голос был услышан, и Партия Большинства вошла в состав Общественной Палаты при Президенте РФ образца 1994 года. Мы свободно посещали высокие кремлевские кабинеты и обсуждали вопросы партнерского взаимодействия. Взаимодействие получалось. Так, СМИ сообщали, что ПБ выступила в поддержку инициативы председателя Совета Федерации Владимира Шумейко о продлении срока полномочий Президента и депутатов Федерального собрания. Инициативная группа по сбору подписей была зарегистрирована и приступила к работе.

Ограничиваться функцией «выступления в поддержку» ПБ не собиралась. Вскоре Гречнев попросил меня собрать очередную пресс-конференцию с фуршетом, а на ней предложил... учредить в России монархию. Отвечая на вопросы, сказал: «Мы против того, чтобы коронован был сам Ельцин, даже если бы он и согласился на это. Мы склоняемся к тому, что российским царем должен стать Георгий Романов».

Дальше — больше: Партия выступила с инициативой проведения всероссийского референдума с целью установления в России конституционной монархии. Мы всерьез собирали подписи и тысячами вываливали их перед журналистами.

Мы буквально пекли события, дававшие постоянный и колоссальный информационный резонанс. Однажды сидели со Славой в ресторане и слушали речь Владимира Жириновского, который рассказывал о своих недюжинных физических возможностях:

— Вот тебе информационный повод, — всколыхнулся Гречнев, — я вызову Жириновского на поединок!

— А если он откажется?

— Так сделаем все по благородному! И даже предложим льготные условия: напишу ему, например, что буду биться только одной рукой. Или одной ногой! Или одной головой!!! А в перерывах между раундами будем обращаться к народу с речами...

Закрутилась информационно-организационная машина: подготовка и передача вызова, распространение пресс-релиза, подбор участников для показательных выступлений. В назначенный день в одном из залов спорткомплекса ЦСКА стояли два стула с табличками «В. Гречнев» и «В. Жириновский». Последний, естественно, не пришел, а председатель ПБ вышел на татами и демонстративно победил огромного роста «коллегу». Результат? Скандальчик, а вместе с ним красивое шоу состоялись и получили отражение в СМИ.

Другое событие придумал я сам. В число наших друзей входило Конструктивно-экологическое движение России («Кедр») во главе с Анатолием Панфиловым; ПБ и «Кедр» заявляли о том, что намечен ряд заметных акций в деле охраны здоровья и окружающей среды. Так почему бы такой акцией не стать экспедиции «Эльбрус-экология-94»? С восхождением на высочайшую вершину Европы и занесением на нее партийных флагов.

Вам кажется, что вы что-то по этому поводу слышали? Вернее, читали об экспедиции на Эльбрус в другой главе этой книги? Ну и что?! Подобные акции беспроигрышны: вы «сочетаетесь» (ко-брендируетесь) с широко известными величинами (брендами-генериками) и за их счет приобретаете собственную известность.

Команду собрали серьезную. Спортивную часть возглавлял Владимир Кавуненко, о котором я уже рассказывал. Научно-экологическую — председатель Комитета Торгово-промышленной палаты России по устойчивому развитию доктор экономических наук, профессор Юрий Пискулов (по совместительству — мастер спорта по альпинизму и герой известной песни Юрия Визбора «Спартак на Памире»: «Аркаша, Алёша, Юраша, Климаша и самый задумчивый я...»). Движение «Кедр» — член тамошнего Политсовета, мастер спорта международного класса по альпинизму Валентин Гракович.

Ну и ваш покорный слуга от Партии Большинства с первой женой Галей, 12-летним сыном Тимофеем, другом — давнишним партнером по альпинистской связке Толей Рябовым и группой журналистов.

От лагеря Узун-Кол (опять Визбор — может, слышали: «Непогода в горах, непогода, в эту смену с погодой прокол, будто плачет о чем-то природа в нашем лагере Узун-Кол...») поднялись вверх по ущелью Уллу-Кам, где начинается река Кубань, пересекли перевал Хотю-Тау, а дальше — по длинным Эльбрусским ледникам достигли приюта Гора-Баши (3700 метров) и поселились в «бочках» — круглых вахтовых домиках.

И тут случилась «природная» и вроде бы не требующая углубления история, выводящая в результате на очень серьезный разговор о журналисткой и пиаровской этике.

Пришли мы в «бочки» ближе к вечеру 24 июля 1994 года, после длинного перехода с тяжелыми рюкзаками устали. А ночью — выходить на Эльбрус. Может, в следующую ночь? Мнения разделились:

— Если силы есть, надо идти в эту ночь, потом может не быть погоды, а у нас в резерве только один день, — говорит Кавуненко.

— Нет, надо отдохнуть, — говорит Гракович.

Я обращаюсь к журналистам — фотокорреспонденту газеты «Россия» Володе Ештокину и корреспонденту «Комсомольской правды» Андрею Павлову:

— Ребята, пойдемте со мной в эту ночь. Ты, Андрей, надуешь свой диван (Павлов нес с собой надувной диван с надписью «Диванная партия» — так «Комсомолка» собиралась обозначить собственную партийную принадлежность), а ты, Володя, партийные флаги сфотографируешь.

— Я устал, — говорит Володя.

— Не надо нам руки выкручивать, — говорит Андрей, детина ростом не ниже 1 м 90 см.

— Ну, ладно...

Ночью с Толей Рябовым, еще одним участником экспедиции Колей Сошиным и случайным попутчиком альпинистом из Уфы Валерой Лобанковым (больше желающих не нашлось, все решили перенести восхождение на другой день) мы выходим на обледенелый склон.

Усталость сказывается, с другой стороны — до этого уже были тренировочные восхождения, то есть и акклиматизация присутствует. В общем, думаем, дойдем. И тут погода начинает резко портиться. В районе перемычки между двумя вершинами Эльбруса на нас падает снежный шквал. Мы теряем где-то Колю (он залег возле остатков деревянного домика, потерял рукавицу, обмотал руку бинтом и дождался нас на обратном пути) и продолжаем карабкаться вверх.

Ближе к вершине ветер становится невыносимым, идти невозможно. Мы становимся на четвереньки и ползем. Чудом находим железный штырь, установленный на вершине. Я расстилаю вдоль тела флаг Партии Большинства, а ребята фотографируют. Задача выполнена!

В ходе всех этих хождений-ползаний я совсем забыл про солнцезащитные очки. На высоте 5600 и в снегу воздействие ультрафиолетовых лучей колоссальное, и я процентов на 90 теряю зрение: могу отличить только камень от снега, остальное — какие-то смутные силуэты. Но ребята помогают ориентироваться, чтобы не уйти в трещины, и мы возвращаемся на «бочки».

Выпиваем за победу, ложимся спать, а остальные готовятся к восхождению. Но погода ни ночью, ни днем не улучшается. «Уставшие» вышли ночью, попробовали — и назад, утром еще раз — без толку. А уже график поджимает — надо домой собираться.

После экспедиции я опубликовал кучу материалов о ней: большая часть каждого — об альпинизме вообще и об экологии Приэльбрусья, меньшая — о нашем восхождении, совсем чуть-чуть — про Партию Большинства и «Кедр». Плюс фото и логотип.

Что же касается Андрея Павлова, то на обратном пути он надул на леднике свой диван и сфотографировался на нем. Да за ради Бога! Но потом появилась его статья в «Комсомолке». В ней говорилось о том, что альпинисты — это вид придурков. Что занятие это — бессмысленное. И он пошел в экспедицию, чтобы эту бессмыслицу попробовать. И... попробовал. Поднялся на вершину Эльбруса (!), надул диван (а вот и фото!!). Следом взошли Чумиков и прочие...

Может, ему и здесь кто-то руки выкручивал? Во всяком случае я, когда мы случайно встретились в Москве, «выкручивать» не стал, а просто не подал руки. А для друзей-журналистов имя «восходителя» стало нарицательным: «Вот придет какой-нибудь андрюша павлов и такое напишет...»

И еще о Партии Большинства. Мы открыли офис в центре Москвы на Новинском бульваре, мы ездили по регионам и создавали партийные отделения в Брянске, Новосибирске, Челябинске, Перми, Самаре, на Ставрополье и Кубани... К середине года мы объявили численность Партии в 300 тысяч человек, к концу обещали миллион, и никто не опровергал такую информацию.

Слава Гречнев организовывал, креативил, пил, завязывал, развязывал; выпустил еще одну книгу рассказов, к которой я написал предисловие; искал союзников и деньги. На исходе 1994-го последних не хватало не только на громкие акции, но и на гонорары команде. Я отошел от партийных дел. Весной 1995-го Слава позвонил, предложил встретиться и обсудить новые перспективы. Я, конечно, согласился, ведь мы оставались товарищами. Встреча случайно не состоялась. Летом Гречнев перенес инфаркт. Партия Большинства на выборах в Государственную Думу 1995 года не стала выступать ни самостоятельно, ни в блоках — заявила о том, что поддержит своих одномандатников в регионах. В феврале 1996-го Слава умер. Председателем Партии избрали Феликса Емелина. На очередных президентских выборах ПБ поддерживала Бориса Ельцина.

Непал: первое путешествие

Но 1994-й еще не закончился. Осталось еще немного времени, чтобы опять попиарить альпинизм — теперь уже в чистом виде, без партийных примесей.

Еще в начале 1990-х с подачи того же Владимира Кавуненко я познакомился с Володей Башкировым — величайшим российским альпинистом. Мастер спорта международного класса, снежный барс (покоритель четырех семитысячных вершин, расположенных на территории бывшего СССР), он в 1991 году начал штурмовать Гималаи и сделал свой первый восьмитысячник — Аннапурну, в 1993-м — взошел на Эверест. Обо всем этом я много и с энтузиазмом писал.

И вот осенью 1994-го Башкиров с женой Наташей, мамой двух очаровательных близнецов Сережи и Андрюши, пришли к нам с Галей в гости. Мы хорошо посидели, а потом Володя и говорит:

— А поехали в Гималаи, у меня есть план — сделать первое зимнее гималайское восхождение россиян. И первопрохождение маршрута на Южную Аннапурну (7219 м).

Я задумался. Дело в том, что, несмотря на значительный опыт в альпинизме, ходить на семи и восьмитысячники я не планировал: это не просто интересное путешествие и даже не просто сложная техника, а многодневная и изнурительная борьба с холодом и нехваткой кислорода. В итоге мы решили, что я дойду до одного из штурмовых лагерей и вернусь назад.

Во второй половине ноября вылетели в Катманду: ветераны Николай Чёрный — заслуженный мастер спорта и заслуженный тренер СССР по альпинизму и Владимир Шатаев — бывший главный тренер сборной СССР по альпинизму (обоим тогда было по 56 лет) и мы, сорокалетняя «молодежь» — Башкиров с Наташей, уфимцы Валера Лобанков (опять он — мир тесен) и Алик Минибаев, ну и я с ними.

Эти фантастические дни я описывал многократно в огромных газетных материалах с экзотическими названиями вроде «Русские клаймеры в непальском королевстве», «По толстому льду» и прочее.

О том, как жили и собирались в дорогу в экзотическом Катманду, шли под маршрут с длинным караваном носильщиков, искали (уже без носильщиков) проходы в джунглях, как джунгли сменились камнями и льдом, а лето — зимой, как ставили базовые лагеря, как волки разграбили палатку с продовольствием, как пережидали непогоду, сутками лежа в палатках (вот где хорошо думалось о вечном и высоком), и опять пробивались вперед...

Когда мы поставили третий базовый лагерь — на высоте около пяти тысяч метров — я тепло попрощался с ребятами и один двинулся назад. Вечером накануне расставания попросил Валеру Лобанкова — он хорошо пел:

— Ну, спой мне на прощание.

— Ладно. — И запел песню Юрия Визбора, альпинисты его любят:

Не путай конец и кончину,
Рассветы, как прежде, трубят,
Кручина твоя не причина,
А только ступень для тебя...

Я вернулся. Они рубились вверх еще больше двух недель и завоевали вершину.

Опять вопрос: а PR-то где? Если задаете его, значит, считаете, что PR — это когда выборы делать или акции продавать? А я не считаю. Здесь PR нужен для того, чтобы знали: есть такой благородный и мужественный спорт, он же образ жизни. Раньше все понимали: когда в альплагере человек доходит хотя бы до второго разряда, с ним действительно в разведку не страшно идти — не подведет. А международные и заслуженные мастера всегда считались богами, которыми любовались, брали пример, подражали.

Башкиров был из лучших. В следующем, 1995 году он покорил свой третий (а всего в мире 14 восьмитысячных горных массивов) восьмитысячник — Дхаулагири. В 1996–1997 годах (фантастика!) — еще пять: Макалу, Чо-Ойю, Шиши-Пангма, вновь Эверест и Лходзе.

С Эверестом история была супер! Для восхождения на эту самую высокую в мире вершину (8848 м) Башкиров год тренировал сборную Индонезии — страны, в которой никогда не видели снега. Во время решающего восхождения индонезийцы по мере продвижения вверх выдыхались один за другим. А один все-таки сумел зайти с помощью, разумеется, Владимира. Так Башкиров стал национальным героем Индонезии.

Двадцать седьмого мая 1997 года при спуске с вершины Лходзе, куда Володя поднялся без кислорода, его «мотор» отказал. Похоронили Башкирова там же, в любимых им Гималаях.

Все остальные участники нашей экспедиции 1994 года до сих пор ходят по горам.

1995

Конфликтология продолжается.
И прочая фасилитация, медиация и диссертация

Надо сказать, что многие описываемые здесь вещи проходили не последовательно, а одновременно. Так, я одновременно работал в «Сити», занимался Партией Большинства и двигал вперед науку конфликтологию.

Последний вид деятельности был мне, во-первых, просто интересен, а во-вторых, я плавно двигался от кандидатской диссертации в сторону докторской, написание которой завершалось.

В то время слово «конфликтология» было малоизвестным и от этого модным. Даже в Российской академии наук создали на общественных началах Центр конфликтологических исследований, который курировал вице-президент РАН академик Владимир Николаевич Кудрявцев. «Штатный» центр конфликтологии работал в Институте социологии РАН, куда я и влился в качестве старшего научного сотрудника. Реально же проблемами конфликтологии занимались всего несколько человек, среди них прежде всего хочется назвать моего старшего товарища, тогдашнего главного редактора журнала «Социологические исследования» члена-корреспондента РАН Анатолия Васильевича Дмитриева.

Я сыпал конфликтологическими инициативами, Дмитриев их одобрял, ставил свою подпись и позволял использовать шапку РАН. А уж Институт социологии я приплюсовывал и сам. Мы проводили круглые столы, семинары, формировали и расширяли пул конфликтологов (например, создали и возглавили вместе с Евгением Степановым секцию конфликтологии в Российской ассоциации политической науки), а венцом деятельности стали несколько книг (В. Кудрявцева, А. Дмитриева и моя вторая — «Управление конфликтами») и придуманный мной проект «Российский социум: конфликтологическая экспертиза». Я собирал экспертные оценки, синтезировал и шлифовал их, а далее рождал связный текст, который с удовольствием — по 1–2 больших полосы — публиковали газеты: «Деловой мир», «Вечерняя Москва» и другие. Обычно в составлявшейся каждые полгода экспертизе фигурировали три раздела: «Конфликты в социально-поли­тической сфере», «Политико-экономические конфликты, связанные со становлением рыночных отношений», «Этнополитические конфликты».

Естественно, хотелось, чтобы все это из области об­щест­венно-экспертной и образовательной деятельности (я тогда читал курс «Конфликтология» на социологическом факультете Московского государственного педагогического университета) перешло в коммерческий разрез. И кое-какие заказы на локальные экспертизы стали поступать. Но в целом конфликтология как аналитическая деятельность приживалась трудно, я ломал голову, что с ней делать дальше, и вот тут-то и произошла очередная встреча с далеко идущими последствиями.

Меня как уже известного специалиста в области конфликтологии пригласили на один из семинаров-тренингов, который организовал Международный фонд политико-правовых исследований «Интерлигал». Тренинг посвящался методам разрешения конфликтов, причем не теоретико-аналитическим, а процедурным, до которых я сам пока не добрался. На тренинге познакомился с президентом «Интерлигала» Ниной Беляевой, она предложила сотрудничество, и таковое состоялось.

Сначала — в виде собственной подготовки по американским программам «Ведение переговоров», «Фасилитация» и «Медиация», а потом — в качестве профессионального тренера. В рамках действовавшего тогда гранта организации «Partners for democratic change» («Партнеры за демократические перемены») мы с Ниной и Наташей Миримановой обучали владению данными методиками преподавателей, представителей общественных объединений в Москве, Санкт-Петербурге, Архангельске и Краснодаре, постоянно совершенствовались и накопили серьезный авторский опыт.

Что это за методики?

Фасилитация представляет собой процесс, где специалист, приемлемый для всех членов некоторой группы (он и есть фасилитатор), нейтральный и не имеющий права принимать решение, помогает группе улучшить способы идентификации проблем и принятия решений за счет организации конструктивной совместной деятельности.

В принципе, фасилитация — это не что иное, как эффективная технология решения проблем, связанных с групповой работой; структурированный способ сбора различных компетенций и выстраивания их в требуемый интеллектуальный продукт.

Фасилитация постепенно вытесняет такие широко практикуемые, но недостаточно продуктивные способы решения проблем, как спор, дискуссия, простой обмен мнениями, административное решение, волевой приказ.

Медиация — нечто похожее, но с существенным добавлением: фасилитация проводится в «обычных» условиях. А медиация — в условиях конфликта. Медиация — это процедура прогрессивного вмешательства в конфликт, в ходе которой участники конфликта с помощью нейтрального посредника (медиатора) планомерно выявляют проблемы и пути их решения, ищут альтернативы и пытаются достичь приемлемого соглашения, которое соответствовало бы их интересам.

Я считал и считаю, что при PR-обеспечении любого крупного социально-экономического проекта необходима целевая (фасилитаторская и медиаторская) работа с группами, от которых в той или иной степени этот проект зависит и которые могут между собой конфликтовать. Такого рода проектный подход начал продвигать уже в 1995-м, и он оказался более востребованным коммерчески, чем «простая» конфликтология.

Например, тогда и в последующие пару лет велась активная работа вокруг проекта создания высокоскоростной магистрали (ВСМ) между Москвой и Санкт-Петербургом. Одной из приоритетных целевых групп, формирующих общественное мнение вокруг проекта, являлись журналисты. Было не всегда понятно, из чего журналисты исходят в своей работе, в какой информации нуждаются и что нужно сделать, чтобы данная информация работала не «против» проекта, а «за» него.

Ответ на эти вопросы была призвана дать групповая фасилитация, проводившаяся с редакторами городских и районных газет Тверской области по заказу компании РАО «ВСМ».

Примером практического применения медиаторских технологий в российских условиях может служить их использование в ходе проводившегося эксперимента по реорганизации системы управления государственными организациями г. Москвы.

Предыстория эксперимента такова. Постановление Правительства Москвы «О мерах по дальнейшему совершенствованию системы городского управления» предусматривало перераспределение управленческих функций между Правительством города, руководителями административных округов и муниципальных районов в сторону наделения последних большими правами. В целях отработки схемы перераспределения полномочий, прав и ответственности было решено провести в Западном административном округе (ЗАО) эксперимент по совершенствованию управления социальным комплексом, в частности, сферой культуры.

В рамках эксперимента в целях выработки оптимального плана реорганизации управления сферой культуры осуществлялась медиация на сессиях с руководителями учреждений культуры и муниципалитетов, то есть потенциально или реально конфликтующими друг с другом в рамках обозначенной проблемы группами.

И в том, и в другом случае на выходе мы получали вполне осязаемые и (это главное!) приемлемые для всех включенных участников концепции, рекомендации и планы работы.

Еще более «живой» продукт мы создали, выполняя заказ известного женского журнала «Крестьянка» на создание мужского журнала-приложения «Обыватель». Собрали коллектив «Крестьянки», «отжали» в ходе фасилитаторских сессий идеи и предложения, воплотили их в структурированную концепцию журнала. Пропустили через людей еще раз, отшлифовали и получили понятный для всех проект нового издания.

А бывает по-другому? Да в большинстве случаев! Умный теоретик производит что-то запредельно продвинутое. А «глупый» исполнитель этого не понимает, не принимает, не любит, но в любом случае не хочет исполнять. Процедурные конфликтологические (они же PR) технологии такие проблемы в принципе снимают.

«Обывателем» же мы с моим коллегой по «Сити» Александром Тамировым увлеклись настолько, что перешли туда работать: он — ответственным секретарем, я — редактором отдела политики. Однако продлился этот эксперимент (как обычно — параллельно с кучей остальных) менее года: в журналистике было уже тесно. Мы сказали «спасибо и до свидания» журналу и двинулись дальше.

Да, чуть не забыл! В сентябре 1995-го в Академии труда и социальных отношений я защитил диссертацию на соискание ученой степени доктора политических наук. Тема, конечно же, конфликтологическая: «Конфликт в системе социально-политических процессов переходного периода». Отзывы на диссертацию написали и академик Кудрявцев, и член-корреспондент РАН Шахназаров, с которым мы активно сотрудничали и о ком я еще вспомню. Завершил Георгий Хосроевич отзыв своеобразно: диссертация, мол, отличная, автор молодец, а вот степень доктора политических наук учреждена как таковая совсем напрасно, и ее нужно отменить.

Было в диссертации и про многопартийность, и про «Сити», и про Чечню.

Красные фонари

К «Интерлигалу» прикипел плотно и даже оформился туда на должность директора исследовательских программ. Мы продолжали сотрудничать с «Партнерами» и мотаться с тренингами по России. Но аналогичные программы в рамках своего гранта «Партнеры» продвигали и в другие страны бывшего социалистического лагеря. И в планах организации значилась встреча специалистов этих стран для обмена опытом и знакомства с опытом стран «капиталистических».

Так я — один от России — поехал осенью 1995-го в составе группы бывших «социалистических» сначала в Словакию, а затем в Голландию и Данию. Если в Братиславе словаки действительно демонстрировали нам навыки (привязанные, что меня насторожило, не столько к потребностям своей страны и ее субъектов, сколько к формальным методикам грантодателя), то в Амстердаме, Копенгагене, Гааге мои коллеги интересовались исключительно тем и проводили мозговые штурмы исключительно из-за того, чтобы написать заявку еще на какой-нибудь грант, который можно успешно «распилить». К тому же пили и ели они ровно в то время и ровно столько, сколько было положено в рамках оплаченной программы...

НКО (некоммерческие организации), третий сектор... Вид бизнеса под фонарем «Мы же делаем благие дела

...