Оглавление

1 глава Есть контакт

И всё это полностью удовлетворяло Этическим уравнениям.

Мюррей Лейнстер

Облака плыли в нестерпимо ярком небе. Горело солнце. Пыль и жара были где-то совсем рядом. На пульте шел прием телефонных звонков, запись в журнал регистрации хозорганов, проверка сигнализации и прочие рабочие моменты. Время текло медленно и скучно. Без конца звонил телефон. Большая тяжелая трубка повторяла одни и те же фразы. Схема приема объектов под охрану была проста. Все сдающие под охрану продавцы или владельцы квартир, или другие люди назывались хозорганами. Они должны сдать объект под охрану и так же при снятии его с охраны назвать кодовое число.

Разговор был короток:

— Алло, говорите громче, 23—25? Кто сдал? Мальцев? Моя фамилия Ди-ми-ден-ко, не Димденко, и не Димидиенко, и не Дмиденко. Не ломайте мне руки. Сейчас проверю. До свидания.

— Алло, 03 -12, кто сдает? Петров, а Иван Иванович? Всего хорошего, Димиденко Лариса…

— Ха-ха-ха, вы как всегда шутите, красавица…

— Вы ж не видели меня…

— До свидания.

— Алло, кто снял? Назовите кодовое число, что забыли? Здрасьте. А вспомнили, 65—15? Хорошо, фамилию свою не забыли? Танечка? Вы в своем репертуаре. Ладно, Димиденко, моя фамилия Димиденко.

— Уф, ну и жара разыгралась, к дождю, наверное, духота какая, — по привычке вслух сказала я, поправила прическу, пышную копну подкрученных на ночь в бигуди тёмно-русых волос.

Успокоилась. Хотела глянуть в зеркало, но в разбитый осколок зеркала не принято смотреться. Я и так знала, что на мне давно немодная болотного цвета блузка-батик с вышитой пальмой на кармашке и юбка годе. Глаза я красила густо, подводя длинные стрелки, удлиняя круглые распахнутые глаза. Не глядя сунула руку в сумку и достала блестящую перламутровую помаду, не глядя же быстро смазала губы.

Работала по инерции, в голове прокручивая картину переживания вчерашнего дня: последние слова мужа Ивана, естественно о разводе, и мечтала, как бы отомстить своему когда-то обожаемому мужу путем измены. Для измены кандидат жил напротив.

Несколько лет безуспешных ухаживаний. Кричания под балконом. Антибанов Сашка. Я вздохнула. Всё-таки в девяностые годы при полном развале Союза мне повезло… Так думала я, и мысли окутывали меня, неустанно сверлили мозг и не давали покоя. Работа была не пыльной и спокойной. Брат Николай помог найти. А как без блата в наше время? Брат работал в отделе охраны начальником пульта и уже дослужился до старшего лейтенанта, и продвинул мою кандидатуру в освободившееся тёплое местечко.

Все кто был в Поссовете давно ушли домой, а мне предстояла ночь еще длиннее, чем день. Когда она настает, становится жутко и тихо. Здание поселкового совета стоит на окраине города в поселке Зачаганск. Это небольшой пригород за рекой Чаганом. Рядом школа №20, и между школой и Поссоветом лесок.

Недавно в этом леске солдаты чуть не изнасиловали девушку, знакомую моей операторши. Она прибежала зареванная на пульт, и Ирина Захаркина помогла ей справиться с неудачей в жизни, успокоить по-житейски.

— Не думай об этом, Манька, — говорила Ирина, — успокойся. Мы пойдем в часть и заяву накатаем. Или я скажу соседскому Вовке, он соберет ребят, и набьем их подлые солдатские хари! Что, думают, нас защитить некому?

Значит, недалеко был солдатский КПП и их служивые здания. Еще пара пятиэтажек и частный сектор. Недавно стали давать тут землю под застройку домов. Работу брат Коля нашел мне такую, где я была бы одна. Неуживчивый характер и неумение подчиняться сослужили мне плохую службу. Когда я впервые вошла в комнату, мне сразу не понравились клиенты, матерящиеся при сдаче объектов.

С улыбкой вспомнила, как бросив служебное помещение, я пошла в кинотеатр, выяснять отношения. Гневно спрашивала кассиршу кинотеатра «Дружба»:

— Девушка, с какой стати вы матерились и кричали на служащую охраны пульта? То бишь на меня, — важничала я.

Смущенная девушка лет так-эдак сорока отвечала, не ожидая наскока из-под угла:

— Вас как зовут?

— Орхидея Ивановна! Вам зачем? Я не знакомиться пришла! — требовательно и с силой нажимая на фразы, с ехидцей, присущей всем потомственным уральским казачкам, резко говорила я.

— Да вы простите, запарилась. Я на пульте всех знаю, а вы кто, новенькая? — не переставая отпускать толпившихся в кинотеатр детишек, отрывала им билеты, давая сдачу, задавала вопрос кассирша, немного оторопев.

— Ладно, — улыбнулась я, — шучу я. Меня зовут Лариса. Вы уж, пожалуйста, в трубку больше не орите. Всё-таки мы милиция.

Я развернулась на своих платформах и побежала обратно, пыля и трясясь от страха.

«Мне ж, дуре, попадет, зачем я ушла?» — переживала я и торопилась еще быстрее, глядя вдаль на открывшуюся школу, лесок и пустырь напротив Поссовета.

Летела назад, благо это было недалеко, и вдруг заметила Кудаисова Лёшу — начальника Пульта охраны (у всех казахов в советское время были в русские имена).

Лёшина фигура длинная и худая с огромной фуражкой и кокардой, выделявшаяся на фоне белой стены, не обещала ничего хорошего. Под мышкой он держал папку с документами — обязательный элемент настоящего мента. Он гневно и ошалело смотрел на новенькую.

— Димиденко, вы откуда бредете? Мать вашу… — он запнулся и покраснел от натуги, не знал, как выразить возмущение, и дальше, уже взяв себя в руки, терпеливо и монотонно стал объяснять: — Вы себе как представляете объекты без охраны? Вы что не соображаете? Вам что инструкция неизвестна? — он переложил папку в другую руку, снял фуражку и вытер платком лоб, с которого бисером стекали капельки пота.

Я, притормозив сходу, молчала от неожиданности и неприятности момента. А он раздухарившись, продолжал:

— У вас сколько объектов находится под охраной пульта? Вы, наверное, даже не знаете степень важности объектов! — заключил он. — Нельзя ни на минуту, даже в туалет, оставлять объекты без надзора. Я надеюсь, вы меня поняли, или ни бельмесын? Вы по-русски понимаете? Я вам, казакша, объясню. Молчит она…

Я кивнула головой.

В конце концов, он взял объяснительную, которую положил себе в карман на долгое время, надеясь на еще один косяк. Всё тогда, аут, увольнение, и избавление от протеже вышестоящего начальства.

— Кого набирают?! Они там что думают, сюда кого попало можно принимать? — он уходил и всё ворчал, и ворчал.

А я пошла расстроенная на пульт и ругала себя, что какая я глупая и как подвожу своего брата.

Я попила чайку на ходу и взялась читать книгу, первоначально задернув шторки. Сумерки заволокли комнату, потянулась включить свет. Задела лампу и грохот свалившейся книги гулко разнесся по длинному коридору. «Опять мыши шуршат или еще кто-нибудь», — встревожилась я. Прислушалась. Дверь длинного коридора мало того была по новой моде стеклянная да еще выходила на злополучный пустырь. На этом пустыре всегда росли одуванчики. Хотелось бегать и собирать их. Я любила колючие осенние цветы или попросту колючки и ставила их в вазы. Одуванчики гнездились всю зиму на подоконнике. Татьяна Женова — соседка и многолетняя подруга говаривала, что неживые цветы держать в комнате нельзя. Таня была моим доверенным лицом, жилеткой для слез и бесконечных жалоб, вездесущим понимающим советчиком в любых жизненных неприятных ситуациях. Как только вспомнила о ней, передо мной встала приятная маленькая аккуратная фигурка с головой как тот же одуванчик на пустыре, светящейся изнутри с нежными голубыми глазами, без памяти любившая своего мужа Валерия.

Ночью вырубился свет. В девяностом году веерные выключения электричества были сущим мучением для охраны. Пульт засвистел и рация захрипела. Я переключила рацию на автономный режим. Стала вызывать мотоциклистов двадцатого маршрута, называть им кодовые числа:

— 23—25, 24—15, 27—45, — командным голосом говорила я быстро.

— Объекты 23—25, 24—15, 27—45 приняты, — хрипела рация, и двадцатый маршрут, состоявший из мотоцикла и двух дежурных милиционеров Шкондина Антона и Сдыка Мухамедова, тут же начинал проверку объектов.

В комнате стихло наконец, и только пощелкивание, и потрескивание рации раздавалось в тишине. Как там дверь стеклянная? Пойду, гляну. Всегда боялась, что в эту дверь кто-нибудь «нечаянно» залезет.

Сквозь стеклянную дверь разлилось голубое сияние. Яркая звездочка заметалась в небе и стала приближаться очень быстро. Я рванулась к выходу, слетела со ступенек и застыла (хотя делать это было, строго говоря, запрещено). С детства не боялась неба и неожиданностей. Звезда быстро превратилась в растущую точку, а потом в шарик. Яркий и прозрачный он метался и чертил хаотичные линии. Наконец он плавно как кленовый лист начал падать, и в течение нескольких минут или секунд приземлился на пустырь.

Да, совсем вылетело из головы, к ночи на небе появились тучи, а сейчас они сгустились, и поднялся ветер, и «казахстанский дождь» закрутил пылищу. Всё мое сознание было в тумане. Вспомнить подробности, потом я не могла. Был ли ветер или шел дождь. Темь ли была, или сначала была темь, потом окатило ярким светом зарева. Уж очень нереально всё, что со мной происходило, поэтому и рассказ сумбурный.

Захлестал по улице дождь, сверкнула молния, и заревел гром, а я стояла как вкопанная, не отрывая глаз от летящего объекта. Прозрачный шар плавно вошел в землю (примерно мне по колено), взрыхлив поверхность и задымился. Только тогда я очнулась и побежала к нему. «Шар прозрачный, может там живое существо? Ясно же, что случилось что-то, — решила я. — Ну конечно, это инопланетянин. У нас таких шаров еще не изобрели. Не успею, сгорит еще». Я бежала вся мокрая, как курица. Дождь лупил по плечам и лицу, и по голове моей непутевой, не думающей о собственной безопасности.

Когда добежала, путаясь в колючей траве, шар загорелся. В кресле и вправду сидел поникший силуэт, откинувшийся назад, странный, страшный — на мой взгляд. Роста чуть выше моего, без шлема. Окна аппарата при соприкосновении с землей на скорости были разбиты. «Значит, наш кислород ему не вреден», — летали пугливые мысли.

Достать его было проблемой. Шар был всё же огромен для меня. Рассматривать его было некогда. Надо как-то проникать внутрь. На стекле была продавлена пятерня. Я вложила свою руку и пыталась крутить, и давить в разных направлениях. Видела где-то в звездных фильмах. Стеклянная дверь поддалась и открылась. Но была еще и невидимая преграда около самого «человека» — биополе. Включился и стал переливаться красно-зеленый цвет. Тревожное биополе. «Это чтоб испугать меня», — догадалась я.

Не тут-то было.

Земной человек интересное существо, его пугает малейший шорох в темноте за спиной: прикосновение маленького паучка или паутинки к лицу, мокрица, ползущая по своим делам, ужик в кустах или в воде, лягушки, квакающие в камышах у реки, или летучие мышки, летящие на свет божий. Но в каких-то по-настоящему страшных ситуациях его не остановить ничем. Ни огнем, охватывающим всё большую территорию, ни светом, переливающимся ниоткуда, ни инопланетянином, оглушенным при посадке незнакомого летательного аппарата.

«Вдруг он взорвётся?» — сердце сразу заныло. Вездесущий нос мгновенно почувствовал гарь и копоть пластмассы. Распространился едкий удушающий запах — смесь совсем незнакомых материалов. Странное существо открыло глаза, если эти студни можно назвать глазами, нажало кнопку на груди, и биополе исчезло. Он будто звал меня. Я это почувствовала шестым чувством. Стала неуклюже громоздить его на спину, стащила с кресла, и поволокла к выходу.

Огонь всё быстрее захватывал территорию. «А она и не маленькая, — убедилась я, — эта территория шара». Он открыл глаза и шевельнул пальцами, между пальцев показался прозрачный шарик, и он судорожно, стал катать его, пытаясь найти нужное положение, чтобы заговорить на земных языках. Раздалось бормотание, и как в радио обрывки английского, итальянского, немецкого:

— Hello!.. Bonjour!.. Shalom!.. Buena’s diаs… Konnichi wa! Merhaba! — трещало в его «рации».

— Давай быстрее, миленький, хороший мой, — лопотала я, пытаясь тащить его по скользкой и сразу ставшей липкой глине, по горелой земле, по выгоревшей вокруг при посадке шара, траве.

Он мотал головой и пытался вертеть шарик в руках, что меня страшно раздражало.

Наконец он вставил шарик в коробочку, прикрепленную на груди, и из коробочки на чистом русском языке стал вещать голос. Вернее, рот он раскрывал и бормотал свое, а коробочка переводила:

— Вернись, вернись быстрее! Там всё моё в «квадрате».

Он сполз с меня. А я, проклиная всё на свете, помчалась назад в шар. Тыкаясь как кошка в темноте по углам. «Дети останутся без мамки, две дочки и псина. Зато мужу наконец насолю или ему повезет, когда меня не станет? Останется ему прекрасная квартира в новом четвертом микрорайоне с балконом и отоплением, паркетными полами сияющими и лаковыми. Тьфу, черт! О чём думаю?.. Через тернии к звездам, — горестно про себя думала я. — Где же этот квадрат?» Мысли петляли и пугались.

Вдруг стало внутри головы ясно, мои мысли исчезли, как будто за меня кто-то думал. Зеркальный квадратный сундук килограмм на пятнадцать был под панелью передвижения. «Быстрее, быстрее», — я торопила себя, дым ел меня изнутри. Огонь распространялся быстро. Над панелью был экран звездного неба, там метались точки, и это на секунду отвлекло меня.

Я вернулась к телу, лежащему на земле. Он немного оклемался. Открыл панель на сундуке, поработал с кнопками управления. Вдруг огонь, шар и всё это место стали прозрачными — невидимыми глазу. Не сразу, а постепенно, сначала сквозь растворяющееся марево исчез догорающий шар, а потом стерлись все остальные следы, обгоревшие кусты, дерево, обломки. Мое любимое выражение «Портал открылся и закрылся» сработало. Только обгоревшая трава осталась и гроза, лупившая по плечам и двум головам. Он и я на траве.

Некстати вспомнился орел с поломанным крылом в нашем старом доме. Ваня принес его и кормил. А он всё равно сдох. Не жилец был, если крыло сломано. Вот с этим орлом я и осталась один на один. Да еще сундук. Не потяну два предмета. Потащила по очереди. Костей у него не было, мягкое тело, ничего не упиралось, не тыкало в спину. Пришелец легче нашего мужика, хотя их я не носила на себе. Как там са