Наперстянка

Аделин Грейс

Часть первая
Пролог
Рок судьбы потратил целое тысячелетие на то, чтобы выучить песни нитей, и еще больше времени на то, чтобы научиться их плести.

Он сидел на полу подвала в свете угасающей свечи, склонившись над гобеленом на коленях. В ловких пальцах сверкала игла, оттенок нити постоянно менялся по мере того, как Судьба создавал еще одну жизнь.

Первый цвет всегда был одинаковым – гимн белому, символизирующему новую жизнь. Рок быстро добавил к нему успокаивающий гул голубого, подпитывая музыкой, которая отдавалась в его венах. Затем последовали страстные переливы красного и дерзкого желтого, краски вспыхнули на гобелене подобно солнечным лучам, когда Рок судьбы позволил себе погрузиться в жизнь богатой аристократки, которая станет настолько потрясающе красивой, что вдохновит на создание самых удивительных произведений искусства. Картины и скульптуры, музыка и поэзия – ничто в полной мере не могло передать ее красоту. Ее жизнь наполняла череда бурных романов, сотканных из тончайших нитей, столь же хрупких, сколь и изысканных. С каждым новым любовником и очередным поворотом событий, которые он предсказывал, Рок судьбы становился все более неистовым, врываясь в ее жизнь с громкой мелодией, доступной лишь ему.

Любой, кто видел его за работой, решил бы, что Рок был скорее музыкант, чем художник, – игла – смычок, а гобелен – скрипка, когда он наигрывал на холсте музыку самой жизни. Каждым движением иглы он спешил запечатлеть целую жизнь, которая промелькнула перед ним за считаные секунды, превращая песни в краски. Он ткал так поспешно, что даже не задумывался. Не дышал. Был настолько поглощен новой историей, что, когда прозвучал минорный аккорд и нить почернела, обозначив конец гобелена, Рок судьбы забыл, кто он такой, не говоря уже о том, что он творил.

В конце концов он пришел в себя, оглядев пустую комнату с голыми серыми стенами, и вспомнил, что эти яркие краски принадлежат не ему, а тем, чьи истории он предсказывал. Ибо, хотя гобелен Рока судьбы когда-то сиял ярким и чистым золотом, последняя нить на протяжении веков была окрашена новым спокойным цветом безупречного серебра, на который он не мог заставить себя смотреть, поскольку он символизировал все его потери. Все, что отнял Ангел смерти.

Когда Рок судьбы задул свечу, стены вокруг превратились в ряды гобеленов, свисающих с веревок, которые тянулись в бесконечную даль. Заметив свободное место, Рок повесил на него свое последнее творение. Он провел пальцем по завиткам насыщенного малинового цвета – самого любимого из всех цветов, потому что любовь и страсть, такие сильные, всегда пропитывали самые захватывающие истории. Когда Рок убрал руку, гобелен продолжал двигаться вперед, и так продолжалось до тех пор, пока все нити не расплелись и холст не вернулся на веревку, чистый и готовый к созданию новой судьбы.

Золотистые глаза уже смотрели на следующее полотно, когда его внимание привлек звук за спиной. Он был совершенно незнакомым, тихим, как песня арфы, и в то же время завораживающим, как минорный аккорд Смерти. Мелодия заглушала все остальные звуки, и хотя Рок судьбы взял за правило никогда не возвращаться к гобеленам, которые уже повесил – зачем переделывать шедевр? – он не мог противиться зову.

Рок двигался между рядами, пригибаясь и обходя их, проходя мимо. При его приближении веревка замерла, и он понял, что песня звучит не из одного гобелена, а двух.

Первый был, пожалуй, самым уродливым из всех, что он когда-либо соткал. Серыми и багровыми цветами он был похож на синяк. И все же с ним ему пришлось повозиться, с точностью прошивая каждую ниточку, пока он создавал этот жестокий подарок для своего брата: женщину, которую Ангел смерти полюбит, но которой никогда не сможет обладать. Только сейчас, глядя на гобелен, Рок судьбы нахмурился, потому что его творение каким-то образом изменилось. Серые полосы стали черными, сливаясь с красными и золотыми. Желтый. Синий. А потом еще больше черного – не просто одна линия, а тысячи нитей, которые продолжали сплетаться, даже когда он взял испорченное творение в руки.

Второй гобелен был ничуть не лучше. Завитки бледно-розового и ледяные голубые тона были перечеркнуты толстыми черно-белыми линиями, снова и снова, как клавиши пианино. Он наклонился, чтобы вслушаться в песню – тихий и самый мрачный гимн, в котором каждая нота звучала как удар, – и с резким вздохом отдернул руку. Красота мелодии была неоспорима и все же звучала неправильно.

Достав иглу из-за уха, Рок судьбы проткнул ею второй гобелен, чтобы посмотреть, что случится, когда он попытается вплести последнюю черную нить смерти. К его удивлению, полотно вернуло иглу обратно в его ладонь. Он сжал инструмент в кулаке.

Кем бы ни были эти чудовища, он их не создавал. От их вида у него скрутило живот, и он сорвал оба гобелена с петель. Даже когда Рок судьбы забросил холсты на плечо, они продолжали плестись, черные и белые стежки стекали у него по спине, касаясь ступеней лестницы, по которой он поднимался, стараясь не споткнуться. Он поспешил к потрескивающему каменному очагу, который отбрасывал янтарный свет на еще одну пустую комнату с одним-единственным кожаным креслом, повернутым к ревущему пламени.

Рок судьбы швырнул полосатый гобелен в огонь и уселся в кресло, ожидая, что тот сгорит. Однако пламя с шипением погасло, и комнату вновь наполнил слишком знакомый холод. Ему показалось, что мороз пробирает его до костей, сковывая тело и посылая дрожь по спине.

Рок резко встал и выдернул гобелен, нахмурившись, когда очаг разгорелся вновь. Охваченный гневом, он снова схватил смятое полотно и бросил его в камин, который в ответ швырнул в Рока угли. Рок судьбы отшатнулся, прикрывая лицо рукой, а когда осмелился взглянуть на огонь, тот не был ни красным и ни оранжевым. Пламя приобрело цвет, который он уже и не надеялся увидеть.

Рок побледнел и, вцепившись дрожащими пальцами в гобелен, не заботясь о том, что жар обжигает ладони, вытащил его из камина. Он отодвинул кресло и расстелил гобелен перед собой на полу. А потом упал на колени, вглядываясь, разыскивая – и вот они, серебряные нити, сверкающие, как звезды. Идеальные серебряные нити, которые не должны существовать. Затем он моргнул, и видение исчезло.

Его дыхание стало прерывистым. Вероятно, ему почудилось. Бред, вызванный чрезмерной работой и одиночеством. Ведь после стольких лет поисков… мог ли он наконец найти ее?

Нежно, как любовник, Рок судьбы погладил нити, чтобы увидеть, кому именно принадлежал гобелен, – девушке, которую он создал, чтобы отомстить, чтобы искусить Ангела смерти и погубить, когда окажется, что они больше не могут быть вместе. И все же ее судьба каким-то образом продолжала развиваться вне зависимости от него.

Второй гобелен был похож на первый, он принадлежал девушке, которая бросала ему вызов не один, не два, а целых три раза. Ангел смерти часто предупреждал Рока, что он слишком бесцеремонно обращается с судьбами, что не существует такого понятия, как совершенное творение, и что однажды кто-то изменит то будущее, которое Судьба им уготовила, и обыграет Рока в его собственной игре. Но до сих пор он не верил, что такое возможно.

Ему нужно было знать наверняка. Нужно было увидеть девушку с серебряными нитями судьбы, эту Сигну Фэрроу, своими глазами. И вот Рок схватил шляпу и перчатки, готовый ворваться на вечеринку.

Если Сигна и усвоила что-то о правилах высшего света, так это то, что не нужно прятаться, когда на тебя нападает стервятник, потому что падальщик продолжит кружить, чтобы клевать и изматывать свою добычу, пока та не созреет для пиршества.

Сигна видела воспоминания Жизни, но каждый раз, когда они ее настигали, Блайт была рядом. Осознав это, она почувствовала такое облегчение, что не находила слов для ответа