автордың кітабын онлайн тегін оқу Наперстянка
Аделин Грейс
Наперстянка
Adalyn Grace
Foxglove
© 2023 by Adalyn Grace, Inc.
© Минченкова В., перевод на русский язык, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
* * *
Одну мою подругу спросили во время интервью: «Что заставляет вас вставать по утрам?»
Она ответила: «Будильник».
Я посвящаю эту книгу ей.
Она мой неизменно первый читатель и лучшая компания в путешествиях.
Всегда открыта новому и невольно заставляет меня смеяться.
Часть первая
Пролог
Рок судьбы потратил целое тысячелетие на то, чтобы выучить песни нитей, и еще больше времени на то, чтобы научиться их плести.
Он сидел на полу подвала в свете угасающей свечи, склонившись над гобеленом на коленях. В ловких пальцах сверкала игла, оттенок нити постоянно менялся по мере того, как Судьба создавал еще одну жизнь.
Первый цвет всегда был одинаковым – гимн белому, символизирующему новую жизнь. Рок быстро добавил к нему успокаивающий гул голубого, подпитывая музыкой, которая отдавалась в его венах. Затем последовали страстные переливы красного и дерзкого желтого, краски вспыхнули на гобелене подобно солнечным лучам, когда Рок судьбы позволил себе погрузиться в жизнь богатой аристократки, которая станет настолько потрясающе красивой, что вдохновит на создание самых удивительных произведений искусства. Картины и скульптуры, музыка и поэзия – ничто в полной мере не могло передать ее красоту. Ее жизнь наполняла череда бурных романов, сотканных из тончайших нитей, столь же хрупких, сколь и изысканных. С каждым новым любовником и очередным поворотом событий, которые он предсказывал, Рок судьбы становился все более неистовым, врываясь в ее жизнь с громкой мелодией, доступной лишь ему.
Любой, кто видел его за работой, решил бы, что Рок был скорее музыкант, чем художник, – игла – смычок, а гобелен – скрипка, когда он наигрывал на холсте музыку самой жизни. Каждым движением иглы он спешил запечатлеть целую жизнь, которая промелькнула перед ним за считаные секунды, превращая песни в краски. Он ткал так поспешно, что даже не задумывался. Не дышал. Был настолько поглощен новой историей, что, когда прозвучал минорный аккорд и нить почернела, обозначив конец гобелена, Рок судьбы забыл, кто он такой, не говоря уже о том, что он творил.
В конце концов он пришел в себя, оглядев пустую комнату с голыми серыми стенами, и вспомнил, что эти яркие краски принадлежат не ему, а тем, чьи истории он предсказывал. Ибо, хотя гобелен Рока судьбы когда-то сиял ярким и чистым золотом, последняя нить на протяжении веков была окрашена новым спокойным цветом безупречного серебра, на который он не мог заставить себя смотреть, поскольку он символизировал все его потери. Все, что отнял Ангел смерти.
Когда Рок судьбы задул свечу, стены вокруг превратились в ряды гобеленов, свисающих с веревок, которые тянулись в бесконечную даль. Заметив свободное место, Рок повесил на него свое последнее творение. Он провел пальцем по завиткам насыщенного малинового цвета – самого любимого из всех цветов, потому что любовь и страсть, такие сильные, всегда пропитывали самые захватывающие истории. Когда Рок убрал руку, гобелен продолжал двигаться вперед, и так продолжалось до тех пор, пока все нити не расплелись и холст не вернулся на веревку, чистый и готовый к созданию новой судьбы.
Золотистые глаза уже смотрели на следующее полотно, когда его внимание привлек звук за спиной. Он был совершенно незнакомым, тихим, как песня арфы, и в то же время завораживающим, как минорный аккорд Смерти. Мелодия заглушала все остальные звуки, и хотя Рок судьбы взял за правило никогда не возвращаться к гобеленам, которые уже повесил – зачем переделывать шедевр? – он не мог противиться зову.
Рок двигался между рядами, пригибаясь и обходя их, проходя мимо. При его приближении веревка замерла, и он понял, что песня звучит не из одного гобелена, а двух.
Первый был, пожалуй, самым уродливым из всех, что он когда-либо соткал. Серыми и багровыми цветами он был похож на синяк. И все же с ним ему пришлось повозиться, с точностью прошивая каждую ниточку, пока он создавал этот жестокий подарок для своего брата: женщину, которую Ангел смерти полюбит, но которой никогда не сможет обладать. Только сейчас, глядя на гобелен, Рок судьбы нахмурился, потому что его творение каким-то образом изменилось. Серые полосы стали черными, сливаясь с красными и золотыми. Желтый. Синий. А потом еще больше черного – не просто одна линия, а тысячи нитей, которые продолжали сплетаться, даже когда он взял испорченное творение в руки.
Второй гобелен был ничуть не лучше. Завитки бледно-розового и ледяные голубые тона были перечеркнуты толстыми черно-белыми линиями, снова и снова, как клавиши пианино. Он наклонился, чтобы вслушаться в песню – тихий и самый мрачный гимн, в котором каждая нота звучала как удар, – и с резким вздохом отдернул руку. Красота мелодии была неоспорима и все же звучала неправильно.
Достав иглу из-за уха, Рок судьбы проткнул ею второй гобелен, чтобы посмотреть, что случится, когда он попытается вплести последнюю черную нить смерти. К его удивлению, полотно вернуло иглу обратно в его ладонь. Он сжал инструмент в кулаке.
Кем бы ни были эти чудовища, он их не создавал. От их вида у него скрутило живот, и он сорвал оба гобелена с петель. Даже когда Рок судьбы забросил холсты на плечо, они продолжали плестись, черные и белые стежки стекали у него по спине, касаясь ступеней лестницы, по которой он поднимался, стараясь не споткнуться. Он поспешил к потрескивающему каменному очагу, который отбрасывал янтарный свет на еще одну пустую комнату с одним-единственным кожаным креслом, повернутым к ревущему пламени.
Рок судьбы швырнул полосатый гобелен в огонь и уселся в кресло, ожидая, что тот сгорит. Однако пламя с шипением погасло, и комнату вновь наполнил слишком знакомый холод. Ему показалось, что мороз пробирает его до костей, сковывая тело и посылая дрожь по спине.
Рок резко встал и выдернул гобелен, нахмурившись, когда очаг разгорелся вновь. Охваченный гневом, он снова схватил смятое полотно и бросил его в камин, который в ответ швырнул в Рока угли. Рок судьбы отшатнулся, прикрывая лицо рукой, а когда осмелился взглянуть на огонь, тот не был ни красным и ни оранжевым. Пламя приобрело цвет, который он уже и не надеялся увидеть.
Рок побледнел и, вцепившись дрожащими пальцами в гобелен, не заботясь о том, что жар обжигает ладони, вытащил его из камина. Он отодвинул кресло и расстелил гобелен перед собой на полу. А потом упал на колени, вглядываясь, разыскивая – и вот они, серебряные нити, сверкающие, как звезды. Идеальные серебряные нити, которые не должны существовать. Затем он моргнул, и видение исчезло.
Его дыхание стало прерывистым. Вероятно, ему почудилось. Бред, вызванный чрезмерной работой и одиночеством. Ведь после стольких лет поисков… мог ли он наконец найти ее?
Нежно, как любовник, Рок судьбы погладил нити, чтобы увидеть, кому именно принадлежал гобелен, – девушке, которую он создал, чтобы отомстить, чтобы искусить Ангела смерти и погубить, когда окажется, что они больше не могут быть вместе. И все же ее судьба каким-то образом продолжала развиваться вне зависимости от него.
Второй гобелен был похож на первый, он принадлежал девушке, которая бросала ему вызов не один, не два, а целых три раза. Ангел смерти часто предупреждал Рока, что он слишком бесцеремонно обращается с судьбами, что не существует такого понятия, как совершенное творение, и что однажды кто-то изменит то будущее, которое Судьба им уготовила, и обыграет Рока в его собственной игре. Но до сих пор он не верил, что такое возможно.
Ему нужно было знать наверняка. Нужно было увидеть девушку с серебряными нитями судьбы, эту Сигну Фэрроу, своими глазами. И вот Рок схватил шляпу и перчатки, готовый ворваться на вечеринку.
Глава 1
Говорят, что наперстянка наиболее опасна непосредственно перед созреванием семян.
Сигна Фэрроу не могла не думать об этом соблазнительно ядовитом цветке и о поместье своей семьи, которое носило то же название, пока смотрела на труп бывшего герцога Бернесского. Лорда Джулиуса Уэйкфилда.
Всю свою жизнь она слушала истории о том, как родители умерли в этом поместье, отравившись ядом. Будучи ребенком, она нашла на бабушкином чердаке скомканные газетные вырезки с подробным описанием этого происшествия, и в ее воображении тот вечер предстал драматическим и прекрасным. Перед мысленным взором Сигны возникали танцующие пары в маслянистой дымке огней, развевающиеся по бальному залу атласные платья, и девочка думала о том, как, должно быть, были чарующи эти последние мгновения перед приходом смерти. Было утешением знать, что ее мать умерла в бальном платье, занимаясь самым любимым делом на свете.
Сигна запретила себе представлять трагичную смерть и не задумывалась о бьющихся бокалах и душераздирающих криках, подобных тем, что раздались в бальном зале Торн-Гров. Пока ее кузина Блайт не споткнулась, когда кто-то протиснулся мимо нее, Сигна не задумывалась о том, что спешащие мимо мертвого тела к выходу люди могут оттоптать руки и ноги.
Такая смерть не была красивой и безболезненной, в отличие от кончины родителей Сигны в ее фантазиях.
Эта смерть была безжалостной.
Эверетт Уэйкфилд опустился на колени рядом с отцом. Он склонился над телом, не обращая внимания на нарастающий хаос, даже когда его кузина Элиза Уэйкфилд схватила его за плечо. Ее лицо было зеленым, как мох. Бросив долгий взгляд на своего мертвого дядю, она схватилась за живот, чтобы выплеснуть ужин на мраморный пол. Эверетт даже не вздрогнул, когда рвотные массы испачкали его ботинки.
За несколько мгновений до этого герцог Бернесский расплывался в улыбке, готовясь стать партнером Хоторнов в их почетном бизнесе – клубе джентльменов «Грей». Соглашение, ставшее самой громкой городской сплетней за последние недели, о котором Элайджа Хоторн, бывший опекун Сигны, давно мечтал. И все же, стоя позади трупа своего почти партнера с бокалом воды в дрожащих руках, Элайджа Хоторн больше не гордился собой. Он так побледнел, что кожа стала похожа на мрамор, а под глазами проступили синие прожилки.
– Кто это сделал? – Дух лорда Уэйкфилда витал над телом, его полупрозрачные ступни почти не касались земли, когда он повернулся, чтобы встретиться лицом к лицу с Ангелом смерти и Сигной – единственными, кто мог его видеть.
Сигна задавалась тем же вопросом, хотя из-за беспокойной толпы вокруг не могла ответить лорду Уэйкфилду вслух. Она ждала, не упадет ли еще кто-нибудь, все время думая, было ли так же в ночь гибели ее родителей. Казалось ли все слишком ярким и сверкающим для витающего в воздухе запаха рвоты, а пропитанное потом платье и спутанные волосы матери были такими же тяжелыми, как у нее сейчас.
Сигна была так напугана и погружена в свои мысли, что вздрогнула, когда Ангел смерти прошептал на ухо, положив руку ей на плечо:
– Не нервничай, Пташка. Сегодня ночью больше никто не умрет.
Если он пытался ее успокоить, то ему стоило постараться лучше.
Эверетт держал обмякшую руку отца, когда его дух опустился перед ним на колени.
– Есть ли способ вернуться? – Лорд Уэйкфилд бросил на Сигну суровый и полный надежды взгляд, так что ее плечи поникли. Боже, что бы она только не отдала, чтобы ответить ему утвердительно.
Но пришлось притвориться, что она не слышит призрака, и сосредоточить все внимание на мужчине по другую сторону трупа, наблюдавшем за каждым ее движением. Одно его присутствие вызывало желание убежать, каждый волосок на теле вставал дыбом.
Она никогда не видела этого человека, но поняла, кто он, в тот момент, когда его обжигающий взгляд впился в нее. Под его пристальным взором дымка огней потускнела, а панические крики завсегдатаев вечеринок стихли, пока не превратились в отдаленный гул. Хватка Ангела смерти усилилась, и Сигна обнаружила, что не может повернуться и посмотреть на него. Мужчина, называвший себя Роком судьбы, завладел ею и, судя по легкой улыбке на его губах, он это понял.
– Очень приятно, мисс Фэрроу. – Его голос был густым, как мед, хотя в нем не было сладости. – Я очень долго искал вас.
В своем человеческом обличье Рок был выше Ангела смерти, но при этом стройным и мускулистым. У Смерти была светлая кожа, заостренный подбородок и впалые скулы, в то время как Рок щеголял обманчиво очаровательными ямочками на бронзовой коже. Ангел смерти был мрачным и загадочным, а Рок судьбы горел ярким маяком.
– Зачем ты здесь? – ледяным тоном произнес Ангел смерти, потому что Сигна не могла пошевелить онемевшими губами.
Рок наклонил голову, глядя на руку Ангела смерти на плече Сигны, их разделяла лишь тонкая ткань.
– Я хотел познакомиться с женщиной, которая похитила сердце моего брата.
Сигна отвлеклась. Брат. Ангел смерти о нем не упоминал, и, судя по повисшему в воздухе напряжению, она не знала, стоит ли в это верить. Никогда еще Ангел смерти не был настолько грозным, тени сгущались под ним. Ей захотелось отстраниться и найти утешение в их защите, но, как бы сильно она ни умоляла свое тело пошевелиться, ноги словно приросли к полу. Сигна чувствовала себя букашкой под взглядом Рока судьбы и не удивилась, если бы он раздавил ее ботинком. Но вместо этого он сделал два шага вперед и коснулся ее лица поразительно нежной рукой – как у аристократа, подумала она и вздрогнула. Он наклонился к ней, и его прикосновение обожгло кожу.
– Отпусти ее. – Тени устремились вперед, остановившись у затылка Рока судьбы, когда мужчина провел большим пальцем по горлу Сигны.
– Мы этого не потерпим. – Рок даже не поднял глаз, чтобы признать угрозу. – Ты можешь властвовать над мертвыми и умирающими, но давай не будем забывать, что именно моя рука вершит судьбы живых. Пока она дышит, она моя.
В комнате повеяло холодом, и Ангел смерти замер. Сигна боролась с хваткой Рока судьбы, но тот держал крепко. Он наклонился еще ближе, почти соприкоснувшись носами, изучая ее. И хотя он не сказал ни слова, в его древних глазах застыл вопрос. Что-то настолько темное и лихорадочное, что она прикусила язык, не осмеливаясь выступить против того, кто смог усмирить даже Смерть.
– Мисс Фэрроу, у вас есть предположения, кто я такой? – прошептал Рок.
Смотреть на него было все равно что смотреть на солнце. Чем дольше Сигна это делала, тем туманнее становился мир, вспыхивая перед глазами полосами солнечного света. Его голос стал прерывистым, слова сливались и превращались в нежную мелодию.
В висках запульсировала нарастающая боль.
– Понятия не имею, – выдавила девушка, почти задыхаясь. Прикосновения и голос – в нем все было обжигающим.
Рок еще крепче сжал ее лицо, не давая сосредоточиться.
– Подумайте хорошенько.
– Тут не о чем думать, сэр. – Если она не отойдет от него как можно быстрее, ее голова расколется на части. – Я ни разу в жизни вас не видела.
– Разве? – Рок судьбы убрал руку. Его лицо оставалось суровым, но казалось знакомым. Что-то в нем напомнило Сигне о беспомощном птенце, которого она держала на руках несколько месяцев назад, или о раненых животных, с которыми сталкивалась в лесу. Когда Рок судьбы расправил плечи и отряхнул пыль с галстука, Ангел смерти вырвался вперед, и тени окутали Сигну. Он прижал ее к своей груди, обхватив рукой за талию.
– Что он тебе сказал? – Мерцающие и сердитые тени были холоднее обычного. Сигна пыталась что-нибудь ответить, успокоить его, но каждый раз, когда она открывала рот, чтобы что-то сказать, он закрывался. Она трижды пыталась, прежде чем поняла, что говорить ей мешает не шок или пульсирующая головная боль, и бросила взгляд на Рока судьбы.
Ангел смерти молча проскользнул мимо нее. Тьма сочилась из него с каждым шагом, вымывая краски из позолоченных стен и рассыпаясь осколками по мраморным колоннам. Сигна вздохнула с облегчением, ей больше не приходилось щуриться, когда Ангел встал лицом к лицу с братом в его человеческом обличье. Его голос был голосом жнеца, которого можно увидеть только в самых страшных кошмарах.
– Еще раз тронешь ее хоть пальцем, и это будет последнее, что ты сделаешь в своей жизни.
Рок судьбы использовал сарказм как оружие, искусно изготовленное и отточенное до совершенства.
– Посмотри-ка, ты стал совсем взрослым. И таким яростным защитником. – Он щелкнул пальцами, и мир снова пришел в движение. Приглушенные крики зазвучали пронзительнее. Давление несущихся тел усилилось. Запах горького миндаля, исходивший от мертвого тела, с каждой секундой становился все более отчетливым. – Ты не единственный умеешь угрожать, брат. Может, мне последовать твоему примеру?
Невозможно было сказать, сколько времени прошло и прошло ли оно вообще, но вскоре Элайджа уже вел констебля в бальный зал, чтобы тот осмотрел тело. Рок судьбы больше не стоял перед ними, теперь они оказались в окружении небольшой толпы. Сигна не могла слышать слов, которые Рок шептал на ухо женщине, ее больше волновал ужас, отразившийся на лице дамы. Та с жаром повторила услышанное стоявшему рядом с ней мужчине, который, в свою очередь, передал сказанное своей жене. Вскоре весь бальный зал гудел, люди бросали косые взгляды на Элайджу и его брата Байрона, который стоял рядом с ним, его трость из розового дерева дрожала в руке. Гости также держались подальше от Блайт, как будто Хоторны были заразой, которая могла перейти на каждого, кто осмелится подойти слишком близко.
Хотя Элайджа встретил внезапную напряженность толпы с высоко поднятой головой, гулкий шепот заставил Блайт погрузиться в себя. Она прищурилась и холодным взглядом обвела комнату, внезапно оказавшуюся слишком большой и светлой, отмечая лица, которые не осмеливались выдержать ее пристальный взгляд.
Знакомая с этим чувством и с тем, как глубоко оно может ранить, Сигна обратилась к тем, кто наблюдал за происходящим.
– Как вам не стыдно? Человек только что умер, а вы ведете себя так, словно это театральная пьеса. Уходите, не мешайте констеблю делать его работу. – Некоторые гости недовольно поморщились, но никто не спешил расходиться, особенно когда Рок судьбы пробрался сквозь толпу и приблизился к блюстителю порядка. Сигна направилась к нему, чтобы помешать его планам, но Ангел смерти схватил девушку за локоть и оттащил назад.
– Не сейчас, – предупредил он, слова зазвенели у нее в голове. – Ничего не предпринимай, пока мы не узнаем, чего он хочет. – Сигна сжала кулаки и приложила все усилия, чтобы не поддаться искушению.
Держась с непринужденностью актера, Рок судьбы указал тонким пальцем в сторону братьев Хоторн.
– Это был он, – объявил Рок, перекрывая изумленные возгласы. Сигна не успела отреагировать на тот факт, что, в отличие от Ангела смерти, Рока судьбы видели окружающие. – Это Элайджа Хоторн подал лорду Уэйкфилду напиток. Я видел это собственными глазами! – Раздался одобрительный рокот. Люди шепотом убеждали себя, что видели то же самое.
Лицо констебля окаменело, когда он наклонился к телу и поднял осколок разбитого бокала. Он понюхал его и поморщился.
– Цианид, – ровным голосом произнес он, и Сигне пришлось напомнить себе, что она должна выглядеть удивленной. Констебль не разделял настроение толпы, и Сигна подумала, не связано ли его хладнокровие с тем, что она читала в газетах за последние несколько месяцев.
Яд, в частности цианид, становился все более популярным. Практически незаметный, он стал хитроумным способом убийства. Некоторые зашли так далеко, что называли его «женским оружием», поскольку оно не требовало особых усилий и грубой физической силы, но Сигна с этим утверждением была не согласна.
Ее взгляд упал на Эверетта и Элизу Уэйкфилд. Элиза по-прежнему стояла спиной к телу, держась за живот, в то время как Эверетта сотрясала мелкая дрожь.
Рок судьбы сделал маленький шаг вперед и положил руку на плечо Эверетта. А затем наклонился к нему и спросил:
– Ты ведь видел, как Элайджа Хоторн передал бокал твоему отцу?
Эверетт вскинул голову. Его глаза ввалились и погасли.
– Они оба, – сказал он, поднимаясь на ноги, в его голосе слышалась ярость. – Байрон тоже был рядом. Я хочу, чтобы братьев Хоторн заключили под стражу!
Сигна вспыхнула, когда увидела слабое мерцание золота на кончиках пальцев Рока судьбы. Он шевелил ими так медленно, что Сигна могла бы поклясться, что видит отблески нити, тонкой, как паутина.
– Послушай, мальчик, – начал Байрон, но остановился, когда Элайджа прервал его, схватив брата за руку.
– Мы будем рады рассказать все, что знаем. Уверяю, мы хотим докопаться до истины так же сильно, как и ты.
Сигна как никогда была благодарна Элайдже за здравый смысл. Она не представляла, как он мог бы отреагировать всего несколько месяцев назад, когда его рассудок помутился от горя из-за смерти жены и болезни дочери. Скорее всего, увидел бы во всей этой ситуации забавную иронию. Однако теперь девушка с облегчением отметила, что губы Элайджи сжались в суровую линию.
Никто не знал, какую игру затеял Рок судьбы, но, несомненно, проблемы Элайджи и Байрона были его рук делом. Констебль провел братьев Хоторн через бальный зал, позволив им лишь на мгновение остановиться рядом с Блайт и Сигной.
Элайджа обхватил лицо Блайт обеими руками и поцеловал ее в лоб.
– Ни о чем не беспокойся, ладно? К утру мы все уладим.
Элайджа обнял Сигну, и ее окутало тепло, когда он поцеловал ее в лоб точно так же, как свою дочь. Возможно, именно поэтому они с Блайт, взявшись за руки, едва сдерживали слезы. В свою очередь, Элайджа выглядел совершенно спокойным, как человек, который идет в гости на чай, а не тот, кого публично обвинили в убийстве.
– Не беспокойтесь, девочки. – Он мимоходом коснулся обеих. – Скоро увидимся.
Элайджа и Байрон вышли из Торн-Гров с видом джентльменов, которыми они и являлись. Сигна смотрела в конец коридора даже после того, как они скрылись, прогоняя слезы, чтобы Рок судьбы не увидел, как она плачет.
С Элайджей все будет в порядке. Он ответит на несколько вопросов, и причастность братьев Хоторн к этой смерти опровергнут еще до того, как прибудет коронер, чтобы забрать тело.
Сигна сжала руку Блайт, чтобы успокоить кузину, хотя та не смотрела ни на нее, ни вслед отцу. Весь ее гнев был направлен на Рока судьбы. Прежде чем Сигна или Ангел смерти успели ее остановить, Блайт вырвала у девушки свою руку и промаршировала через бальный зал, так крепко сжимая юбки, что, казалось, ткань вот-вот порвется.
– Вы ничего такого не видели! – Даже на каблуках Блайт была намного ниже Судьбы, но это не помешало ей подойти насколько возможно близко и ткнуть ему в живот пальцем, как ножом. – Не знаю, что вам нужно от моей семьи, но будь я проклята, если позволю получить хоть что-то. – Блайт протиснулась мимо него, не заботясь о том, что за ней наблюдают, и направилась к дворецкому поместья, Чарльзу Уорику. Рок судьбы усмехнулся, но не удостоил ее и взглядом, снова повернувшись к Ангелу смерти и Сигне.
– Теперь твой ход, брат, – сказал он. – Пусть он будет удачным.
Рок исчез так же быстро, как и появился, оставив после себя лишь хаос.
Глава 2
Час спустя в залах Торн-Гров воцарилась жуткая тишина.
Сигна держалась в тени, вцепившись пальцами в шероховатую древесину перил, и не спеша, осторожными шагами спускалась по лестнице. Когда за последним из сплетников закрылись железные засовы и Уорик удалился к себе, Сигна стала особенно чутко улавливать каждый стон и скрип дерева, эхом разносившийся по дому.
В носу щекотало от дыма после того, как поспешно задули слишком много свечей, погрузив поместье в такую темноту, что девушка не видела собственных рук. Но с таким же успехом Сигна могла находиться на летней поляне, потому что сияние духа просачивалось под порог бального зала и прекрасно освещало путь к двойным дверям. Сигна ожидала, что Ангел смерти все еще поджидает покойного герцога, и попыталась незаметно заглянуть внутрь, когда волосы на затылке встали дыбом и за спиной послышался голос:
– Он попросил еще несколько минут наедине с сыном.
Сигна отшатнулась, едва не выпрыгнув из кожи, прежде чем поняла, что низкий, звучный голос принадлежит Ангелу смерти. Она оглянулась и убедилась, что на лестнице никого нет, прежде чем махнуть ему рукой в сторону коридора. Меньше всего ей хотелось, чтобы Хоторны застали ее одну в темноте, разговаривающую сама с собой вскоре после убийства.
Ангел смерти принял облик тени и заскользил по стене за спиной Сигны, которая старалась не дрожать от его близости. Ее терзали миллионы вопросов, но первый, который вырвался наружу, когда она закрыла двери гостиной, был…
– Когда ты собирался рассказать, что у тебя есть брат?
Вздох Смерти разнесся как легкое дуновение ветра, отбросив пряди волос с лица Сигны, когда он взял ее руки. Будь она без перчаток, его прикосновения было бы достаточно, чтобы остановить ее сердце и пробудить дремлющие силы жнеца. Но благодаря этому нехитрому предмету гардероба Сигна оставалась человеком, когда переплетала свои пальцы с его.
– Я не общался с ним несколько сотен лет, – ответил Ангел смерти, и его тени нежно заправили прядь волос ей за ухо, стараясь не касаться кожи. – И не будь мы бессмертны, я бы даже не был уверен, что у меня все еще есть брат.
Сигна вспомнила, каким напряженным он был в присутствии Рока судьбы и как крепко держал ее. Даже сейчас, в одиночестве прислонившись к книжному шкафу в углу, Ангел смерти говорил тихо. Она старалась не злиться, но ей было неприятно видеть его настолько встревоженным. Ангел смерти не должен прятаться. Не должен бояться. Кем был Рок судьбы, что вызывал у своего брата такую реакцию?
– Он с нами играет, – сказала Сигна. Кожа зудела, и она нервничала сильнее, чем хотела признать. Но девушка тут же успокоилась, когда Ангел смерти притянул ее к себе, сердце затрепетало, когда он нежно погладил по ее перчатке большим пальцем.
– Разумеется. Судьба управляет жизнями своих созданий – что они видят, что говорят, как двигаются… Его рука предопределяет их пути и поступки. Мой брат опасен, и какова бы ни была причина его появления, не стоит надеяться на его дружеские намерения.
Сигну не очень волновало, что ее причислили к «созданиям» Судьбы. После всего, что она пережила, ее успехи казались незаслуженными, раз каждый ее выбор был заранее предначертан судьбой. Как будто он каким-то образом приложил руку ко всем ее самым трудным решениям и самым большим победам.
– В нем определенно нет братской любви. – Сигна нежно сжала руки Смерти, желая, чтобы он стянул с нее перчатки и она смогла ощутить его близость.
– Долгое время мы были только вдвоем, – начал рассказ Ангел смерти. – Мы привыкли считать себя братьями, хотя сейчас это мало что значит. Рок судьбы ненавидит меня сильнее всех в этом мире. – Сигна не успела выведать больше, поскольку он взял ее за подбородок и повернул к себе. Как бы ни было в гостиной темно, Сигна могла различить очертания его челюсти среди подвижных теней. Напряжение ослабло, когда он впервые за эту ночь прикоснулся к ее обнаженной коже. По телу разлилась прохлада, и она прижалась к нему, наслаждаясь прикосновением.
– Скажи мне правду. – Губы Ангела смерти коснулись ее уха, и у девушки подогнулись колени. – Он причинил тебе боль, Пташка?
Сигна проклинала свое предательское сердце. Ей хотелось узнать больше, потому что сейчас она начала понимать, как много ей еще предстоит выяснить о том, кого, как ей казалось, она знала лучше всех. Но чем дольше Ангел смерти обнимал ее, тем сильнее Сигна чувствовала, что тает от его прикосновений, и, удар за ударом, ее сердце замирало.
Сколько времени прошло с тех пор, как он последний раз вот так обнимал ее? Дней? Недель? Чтобы они могли видеть друг друга, кто-то поблизости должен был смертельно болеть или умирать, и с тех пор, как Блайт оправилась от отравления белладонной, такие мгновения выпадали редко. Сигна, конечно, приветствовала стабильность и отсутствие умирающей родни. И все же она провела слишком много ночей, вспоминая жар его губ на своих губах и нежные прикосновения его теней к коже. И хотя мысленно они все же могли общаться, рядом с ним она теряла контроль. Возможно, ее разум хотел ответов, но тело жаждало только его.
– Ты пытаешься меня отвлечь? – спросила девушка, снимая перчатки и бросая их на пол.
Глубокий раскатистый смех Ангела смерти вызвал жар внизу живота. Кровь закипела от желания, когда он спросил:
– А это работает?
– Даже очень. – Сигна провела ладонью по его руке, наблюдая, как тени тают под ее пальцами и обнажают кожу. Волосы, белые, как кость, и фигуру, высокую, как ива, и широкую, как дуб. Глаза, темные, как галактики, которые сияли, когда смотрели на нее с тем же голодом, который пульсировал глубоко в ее теле. – Но не настолько, чтобы удержать меня от вопроса. Какой была твоя жизнь до нашей встречи. Я хочу знать все, Ангел смерти. Хорошее и плохое.
Повисшее между ними молчание казалось бесконечным, только ветка резко и пронзительно скребла по стеклу на осеннем ветру.
– Что бы ты подумала, обнаружив, что плохое перевешивает хорошее? – прошептал Ангел смерти.
Сигна попыталась запечатлеть в памяти нежность его прикосновений на коже, наслаждаясь ими, пока могла.
– Я бы решила, что все это сделало тебя тем мужчиной, который стоит передо мной сегодня. И он мне очень нравится.
Ангел смерти обхватил ее за талию, пальцы зарылись в складки ее платья.
– Как так получается, что ты всегда находишь правильные слова?
Растворяясь в нем, она рассмеялась.
– Кажется, я припоминаю, что несколько месяцев назад ты обвинял меня в обратном. Или ты уже забыл?
– Я не смог бы забыть твой острый язычок, даже если бы захотел, Пташка. И я расскажу тебе все, что ты хочешь узнать. Но сначала давай кое-что наверстаем.
Ангел смерти положил руки на бедра Сигны, а его тень пронеслась у нее за спиной, разбросав шашки по полу, когда он уложил ее на стол, на котором они с Элайджей играли несколько месяцев назад. У Сигны мелькнула забавная мысль о том, как сильно она тогда ненавидела Смерть. И вот пару месяцев спустя она обхватывает его ногами и страстно целует. Девушка ощущала вкус его губ и хотела, чтобы они ее поглотили. Сигна продолжала крепко прижиматься к нему, и когда они насытились друг другом на столе, то перешли в кресло, где он навис над ней, поставив колено между ее ног.
Губы Ангела смерти ласкали ее шею, ключицы, нежную плоть чуть выше корсета.
– Я думал о тебе каждый день. – Его голос был стремительным потоком, затягивающим в глубины течения, поглощая ее целиком. – Представлял это, и другие способы, которыми мог бы искупить перед тобой свое отсутствие.
Не существовало слов, чтобы описать, какие чувства вызывали его прикосновения. Однажды, когда она состарится и ее человеческая жизнь подойдет к концу, холод позовет ее и больше не отпустит. Сигна не стремилась к этому, но и не боялась. Она научилась ценить холод, сковавший ее вены, упиваться его силой, потому что это было частью ее жизни. Частью той, кем ей суждено было стать. И тогда она притянула Ангела смерти ближе, положив его руки на шнуровку корсета.
Но вместо того, чтобы отпустить его руки, Сигна замерла, осознав, что кушетка, на которой они лежали, та самая, с которой Блайт и Перси наблюдали за первыми уроками этикета Сигны. Ее взгляд метнулся к толстому персидскому ковру, о который она споткнулась, когда Перси учил ее танцевать. И Сигна отпрянула, схватившись за грудь, когда на нее нахлынули воспоминания последней встречи с кузеном – в горящем саду, когда тот стал пищей голодного адского пса.
– Сигна? – Погруженная в воспоминания, Сигна едва расслышала зов жнеца. Она не жалела о своем решении; если бы девушка поступила иначе, Блайт была бы мертва. И все же она не могла забыть смех Перси. Не могла стереть из памяти его улыбку и его нос, который краснел всякий раз, когда они отправлялись гулять в снегопад.
– Здесь я училась танцевать. – Сигна вцепилась в подушку, ногти царапали ткань. – Перси мне помогал.
Этого было достаточно, чтобы Ангел все понял и обнял ее за плечи. Сигна устроилась между его бедер, прижавшись к приятной прохладе груди.
– Ты не виновата в том, что случилось с твоим братом.
Она была благодарна за эти слова, но это была неправда.
– У меня был выбор, – прошептала девушка, – и я его сделала.
Когда он положил подбородок ей на голову, Сигна почувствовала тихое гудение Ангела смерти раньше, чем услышала его.
– Хочешь сказать, что будь у тебя второй шанс, ты выбрала бы дугой путь?
Она бы этого не сделала, и это пугало ее больше всего на свете. Она не спала по ночам не из-за того, что обменяла жизнь Перси на жизнь Блайт, а из-за того, что могла бы сделать это снова. Она по-настоящему полюбила Перси, но слишком легко позволила ему умереть. Возможно, в ней уже было больше от жнеца, чем она признавала.
– Я не буду лгать и говорить, что это легко. – Прикосновение Ангела смерти было нежным, одна рука обвилась вокруг ее талии, когда она положила голову ему на плечо. – Вероятно, я поступил неправильно, поставив тебя перед выбором, но иного пути просто не было. Я не хотел, чтобы ты потеряла обоих.
– Ты не можешь защитить меня от себя самой. – Когда девушка произнесла это, то осознала смысл сказанных слов. Сигна смирилась с темной силой внутри себя и уже не сможет избавиться от этого шепота, того, с которым она выросла, который заставил ее поверить, что с ней что-то не так.
Когда кто-то вежливо кашлянул в дверях, Сигна вырвалась из объятий Ангела смерти и обернулась, чтобы посмотреть, кто так бесшумно открыл дверь и вошел в комнату. К счастью, та осталась закрытой; с порога на них смотрел дух лорда Уэйкфилда.
– Неудивительно, что ты не интересовалась моим сыном. – Он сложил руки за спиной, не потрудившись скрыть осуждение в голосе и оценивающий взгляд прищуренных глаз, а затем обратился к Смерти. – Как бы я ни старался не думать о грядущем, кажется, меня все равно тянет к тебе.
Ангел смерти протянул герцогу руку.
– Это хорошо. Значит, ты готов присоединиться ко мне и оставить позади это место.
Герцог не двинулся, спросив вместо этого:
– Уходить больно?
Дружелюбная улыбка Смерти была ослепительным зрелищем.
– Вовсе нет.
Сердце Сигны растаяло от такой нежности в его голосе, и она была рада, что минувшие столетия не ожесточили его. Герцог разжал кулаки, и потянулся к Ангелу смерти только для того, чтобы остановиться за мгновение до того, как их руки соприкоснулись.
– Моему сыну придется взять на себя мои обязанности, – сказал лорд Уэйкфилд, слова вырвались у него сами собой. – Я не уверен, что подготовил его.
Ангел смерти снова протянул руку.
– Ты исполнил свое предназначение. С твоим сыном все будет хорошо.
– Но у герцога много сложных задач, – возразил он. – Возможно, мне следует остаться и присмотреть за ним. Он не успокоится, пока не найдет моего убийцу.
– Я знаю, – вмешалась Сигна. Учитывая, что последний дух, с которым она была рядом, вселился в нее, девушка боролась с отчаянным порывом сбежать, когда внимание лорда Уэйкфилда переключилось на нее. Хотя Сигна не очень хорошо знала Эверетта, она видела его лицо, когда тот обнимал своего отца. – Я уверена, вы правы насчет Эверетта, и я твердо намерена помочь ему в поисках убийцы, милорд. – Хотела Сигна или нет, но Рок судьбы распорядился так, что это стало ее задачей.
Герцогу потребовалось время, чтобы прекратить возражать и склонить голову. Его взгляд упал на руку Ангела смерти, и на этот раз он принял ее.
– Позаботься о нем. – Голос лорда Уэйкфилда дрогнул, когда тени сомкнулись вокруг него. Но прежде, чем они ушли, Ангел смерти бросил на Сигну последний взгляд.
– Я не знаю, когда и как, – сказал он, и слова прозвучали у нее в голове почти шепотом, – но скоро я найду способ вернуться к тебе.
Сигна заставила себя улыбнуться, жалея, что не может легко поверить в эти слова. Сомнения и одиночество должны были остаться в прошлом, но когда тени поглотили Ангела смерти и герцога, она поняла, что, возможно, это только начало.
Когда легкие снова наполнились кислородом, Сигна поправила юбки и натянула перчатки. Но в тот момент, когда она двинулась к дверям, ее сердцебиение участилось. Она споткнулась и схватилась за край чайного столика, чтобы удержаться на ногах.
Это был далеко не первый раз, когда Сигна искушала смерть, но сейчас… Что-то изменилось. На этот раз Сигна поперхнулась, когда к ней вернулось дыхание, и прикрыла рот рукой в приступе кашля. Она впилась ногтями в дерево; ей казалось, что она проглотила осколки стекла, и теперь они раздирают ей горло. Прошло несколько минут, прежде чем девушка смогла отдышаться. И когда она, задыхаясь и дрожа, отняла руки ото рта, то обнаружила, что белые перчатки стали алыми от крови.
Глава 3
Блайт
В преддверии рассвета небо побледнело, а Блайт все еще не слышала ни слова об отце и дяде. Она мерила шагами свою гостиную, ступая по толстому персидскому ковру и топая с особой силой, поскольку его красота казалась неуместной в такую суровую ночь.
Блайт еще не успела сменить бальное платье, и ткань поблескивала, волочась вслед за девушкой. Как же она была счастлива, когда надела его, ведь наконец-то представился случай нарядиться во что-то роскошное. Теперь же Блайт хмурилась, когда ткань путалась в ногах при каждом повороте.
Она все ждала, что повернется дверная ручка. Уорик, Сигна или еще кто-нибудь придет с известием, что ее отец вернулся и что все это было недоразумением. Возможно, это был вовсе не цианид, а обычный сердечный приступ, случившийся феноменально не вовремя. Блайт оставалось только надеяться и молиться. Почему, ради всего святого, из всех мест, где человек мог упасть замертво, это случилось именно в Торн-Гров? И почему именно герцог? Блайт только начала чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы вернуться в общество, но уже была измучена пристальными взглядами и сплетнями, что окружали ее дом и семью.
Голова заболела при воспоминании о потрясенных лицах, которые наблюдали за падением лорда Уэйкфилда – людях, обвинивших в случившемся ее отца.
Ладони Блайт сжались в кулаки. Ничто не доставило бы ей большего удовольствия, чем запихивать чулки в рот каждому зеваке, чтобы пресечь подобные сплетни. Да, за последнее время в ее семье произошло немало трагедий. И да, она полагала, что Торн-Гров был немного странным из-за своего необычного убранства и общей унылости, но ничего сверхъестественного здесь не было.
По крайней мере… она очень на это надеялась. Однако Блайт вынуждена была признать, что мало-помалу в глубинах ее сознания зарождались жуткие, невозможные идеи. Возникала мысль, что в этой ситуации крылось нечто большее, чем она представляла. Теперь она слишком часто просыпалась в колдовской час, вспоминая о том, как стучалась в дверь смерти.
Она мало что помнила о тех лихорадочных днях несколько месяцев назад, когда ей казалось, что на реальность наброшена завеса, отделяющая ее от жизни. Но во снах не было той дымки, которая окутывала эти воспоминания. В них отец придерживал ее волосы, когда она теряла то немногое, что еще оставалось в ее желудке. В памяти отложилось, как он обвинял гувернантку Марджори и как Сигна с кем-то разговаривала – с безликой, бесформенной фигурой, которую, казалось, никто, кроме обеих девушек, не мог видеть.
Блайт вспомнила странное ощущение, легкость и тепло, пульсирующее внутри всякий раз, когда она должна была умереть. Она чувствовала его за несколько дней до приезда Сигны и в ту ночь, когда Перси исчез из Торн-Гров. Даже сейчас в груди образовался тугой горячий узел, который сжимался все сильнее и сильнее, пока ей не стало казаться, что она задыхается. Иногда это было приятно, теплое напоминание о том, что Блайт преодолела. В других случаях, как, например, сейчас, оно лишало покоя.
Мысли о человеке, который обвинил ее отца, только усугубляли ситуацию. Никогда в жизни Блайт не видела мужчину с золотисто-каштановыми волосами и ослепительными, как солнце, глазами и кожей. Хотя едва ли это что-то значило, учитывая, что она болела почти целый год и не имела представления о нынешнем обществе.
У него были внешность и уверенность аристократа, но кем бы он ни был – принцем, герцогом или самим Богом, сошедшим с небес, чтобы покарать их всех, – этот мужчина оказался глупцом, раз посмел прийти в ее дом и обвинить ее отца. Девушка предполагала, что именно он мог быть убийцей, и намеревалась довести это до сведения всех, кто был готов слушать.
Только когда солнце взошло, Блайт заставила себя успокоиться и не шагать от стола к кровати и вернулась в гостиную, чтобы найти удобное кресло. Накануне она отказалась от помощи горничной, и ей пришлось хвататься за все части корсета, до которых могла дотянуться, чтобы вернуть возможность нормально дышать. В конце концов она упала на кушетку и закинула ноги на стол перед собой. Казалось, прошли часы, пока она бездумно смотрела в потолок, поэтому Блайт практически вскочила на ноги, когда в дверь постучали. Ее волосы, несомненно, растрепались, а легкие румяна на губах и щеках стерлись. Но она не потрудилась привести себя в порядок, потому что сейчас было важно только одно.
– Отец? – Девушка попыталась скрыть разочарование, когда на пороге появилась Элейн Бартли, ее камеристка.
– О нем пока ничего не слышно, мисс. – Элейн прошла в гостиную и мрачно нахмурилась, оценив состояние Блайт.
И хотя Блайт предпочла бы выслушать новости, она не смогла равнодушно смотреть на поднос с чаем и выпечкой, который Элейн поставила на стол.
– Я подумала, что вы, возможно, еще не спите. Как и мисс Фэрроу. И мистер Уорик. Завтрак будет готов через два часа, и я решила, что вы могли проголодаться, так как не сомкнули глаз.
Блайт была голодна. Очень. Но прежде, чем она успела налить себе чашку чая, Элейн добавила:
– Не желаете переодеться во что-нибудь более удобное? Не думаю, что бальное платье подходит для сна или завтрака.
Хотя между шторами уже проникал солнечный свет, Элейн подготовила ночную рубашку и помогла Блайт переодеться. Только оказавшись так близко, Блайт заметила, какие у женщины покрасневшие и прищуренные глаза. Элейн прижала руку ко лбу, нетвердо держась на ногах.
– Ты плохо себя чувствуешь? – спросила Блайт, на всякий случай немного задержав дыхание. Едва встав на ноги, она меньше всего хотела подхватить очередную болезнь.
Щеки Элейн вспыхнули.
– Время от времени, мисс, хотя думаю, все дело в амброзии. Каждый год меня одолевает пыльца. – Элейн отошла в сторону, чтобы Блайт могла расправить ночную рубашку. Сорочка была намного удобнее платья и легкой как перышко. Девушка посмотрела в отдельно стоящее зеркало, чтобы оценить свой помятый внешний вид, но ее внимание привлекло отражение Элейн.
Холодный ужас охватил Блайт, когда в зеркале отразилась усыхающая фигура камеристки и ее фиолетовые мешки под глазами. Отражение Элейн казалось ожившим скелетом, и в груди Блайт зародился крик, который она с трудом сдержала. Девушку бил озноб, и она не смогла отвести взгляд, когда к ней повернулось изможденное лицо, в котором каждая лицевая кость и контур каждого зуба проступали сквозь тонкую, как бумага, кожу. Элейн спросила:
– Вы не простудились?
Ее голос был похож на скрежет веток по оконному стеклу, такой резкий, что Блайт отшатнулась, почувствовав знакомый приступ тошноты. Возможно, она заснула, и все это было не наяву – ибо как еще можно объяснить сгустки теней, которые просочились под кожу Элейн и распространялись, как зараза?
Блайт отвела взгляд, дыша так тяжело, что горничная взяла ее за руки, чтобы поддержать. Блайт вся похолодела.
– Мисс? – прошептала Элейн. – Мисс Хоторн, с вами все в порядке?
На этот раз Блайт действительно закричала, сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда она увернулась от прикосновения женщины, похожей на скелет. Вот только… в ней уже ничего не было от мертвеца. Стоявшая перед ней Элейн снова стала той, которую Блайт всегда знала. Даже когда девушка перевела взгляд на отражение, горничная в зеркале была полна сил – не считая припухших красных глаз – и выглядела совершенно здоровой.
Блайт сглотнула. Если она не спала, то, возможно, бредила от недосыпа? Она демонстративно отвела взгляд от Элейн, пытаясь прогнать тошноту, чтобы не дать камеристке повода задержаться в ее покоях хотя бы на секунду.
– Отдых пошел бы тебе на пользу. – Голос Блайт дрожал с каждым вымученным словом, пока она пыталась не думать об увиденном. – Возьми выходной.
В последний раз, когда Блайт привиделось… Нет. Она не могла снова отравиться. Девушка отказывалась даже думать об этом.
– Очень любезно с вашей стороны, но я не могу, – сказала Элейн. – Что бы я была за человек, если бы оставила вас и вашу кузину сейчас? – Когда Блайт села, Элейн наклонилась, чтобы помочь ей снять длинные белые перчатки. Блайт потребовалось все мужество, чтобы не вздрогнуть, когда пальцы Элейн коснулись ее обнаженной кожи.
Холодные. Ее пальцы были такими холодными.
К счастью, Элейн быстро справилась со своей задачей и распрямилась.
– В любом случае, я не большой поклонник праздного времяпрепровождения. Особенно сейчас. – Она произнесла последние слова так зловеще, что Блайт сразу поняла, что горничная имеет в виду последние события в Торн-Гров. Слухи о духах, привидениях или как там их еще называют, и череда странных убийств.
Только… после увиденного в зеркале Блайт уже не решалась назвать это слухами. Она прищурилась, еще раз окинула взглядом Элейн, но не увидела ни болезненной бледности, ни признаков какого-либо недуга. Голос камеристки тоже казался нормальным. Блайт начинала думать, что ей все привиделось.
– Спасибо за помощь, – резко сказала Блайт и отвернулась, постукивая пальцами по бедру, просто чтобы сосредоточиться на чем-то другом. Несомненно, ее разум сыграл с ней злую шутку. На вечеринке она выпила шампанского, и день выдался долгим и утомительным. Видимо, в этом все дело. – Увидимся за завтраком.
Элейн присела в реверансе, прежде чем уйти, и в тот момент, когда дверь за горничной закрылась, Блайт почувствовала смертельную усталость.
Возможно, вечеринка состоялась слишком скоро после ее болезни. Девушка не смогла добраться до кровати, и вместо этого потянулась за чаем и клюквенной булочкой, которая показалась ей слишком сладкой. Тщательно пережевывая плюшку, Блайт надеялась, что к завтраку ее отец благополучно вернется в Торн-Гров, все будет хорошо и этот злополучный день навсегда останется в прошлом.
Глава 4
Сигна понятия не имела, сколько в Торн-Гров оставалось людей. Элайджа отослал большинство сотрудников из-за болезни Блайт, оставив лишь тех, кому полностью доверял, и тех, за кого девочки поручились лично, например за Элейн. Конечно, они наняли несколько новых слуг, чтобы те помогали ухаживать за лошадьми и убирать обширное поместье. Но когда Сигна все еще серым утром прогуливалась по мрачным коридорам, проходя мимо портретов давно умерших Хоторнов, она не могла отделаться от мысли, что поместье до жути походило на кладбище, где могильные плиты прежних обитателей запечатлены на стенах, а вокруг ни одной живой души. Сигна не удивилась бы, если бы после смерти лорда Уэйкфилда слуги собрали вещи и отправились на поиски новой работы подальше отсюда.
Был лишь один повод для радости – чем бы она ни заболела накануне, недуг, похоже, быстро прошел. Она закопала окровавленные перчатки в саду и выкинула произошедшее из головы. В конце концов, она не могла умереть. И слишком много нервничала в последнее время. Возможно, это была мимолетная болезнь. Или яд. Или что-то такое, о чем стоило бы подумать, но она просто не хотела.
Когда Сигна спустилась вниз, чтобы позавтракать, то обрадовалась накрытому для нее столу. Значит, в поместье все же кто-то остался. Вероятно, услышав скрежет стула об пол, из кухни появился Уорик в очках, низко надвинутых на переносицу, за которыми скрывались уставшие красные глаза. Сигна была уверена, что ее собственные глаза не были такими же только потому, что последние события не казались для нее чем-то новым или необычным. Хотя она и не ожидала такого поворота, но следовало бы помнить, что ее жизнь никогда не бывает легкой. Возможно, стоит изменить образ мышления и всегда ожидать худшего, а потом приятно удивляться, что ничего ужасного не случилось.
– Доброе утро, мисс Фэрроу. – Приветствие прозвучало хрипло, и Уорик прочистил горло. – Принести вам завтрак?
Сигна оглядела пустые стулья, встревоженная пугающей тишиной.
– Почему бы тебе не поесть со мной, Уорик? – предложила она, хотя не сомневалась в существовании более сотни глупых общественных правил, запрещающих подобное. – Есть какие-нибудь новости о Байроне или Элайдже?
Густые черные усы Уорика приподнялись, и Сигна предположила, что он поджал губы. Дворецкий не принял ее приглашение, просто оставшись стоять.
– Боюсь, пока нет.
Девушка положила руку на живот, жутко нервничая. Такой долгий визит к констеблю не сулил ничего хорошего.
– Что же мисс Хоторн? Как у нее дела?
Он уже открыл было рот, когда сзади раздался женский голос.
– Очевидно, она знавала лучшие времена. – Блайт с трудом добралась до столовой, она выглядела хуже, чем любой из них. Ее светлые отливающие серебром волосы выбились из-под заколок, тонкими прядями рассыпавшись по голове, завитки падали на костлявые плечи. На лице были заметны остатки пудры, румяна размазались по губам. Как и ее отец, Блайт была одета только в зеленые бархатные тапочки и халат поверх свободной ночной рубашки цвета слоновой кости. Хотя Уорик был поражен ее появлением, Сигна, не колеблясь, обняла кузину. Она даже не подозревала, как ей было важно узнать, что с Блайт все в порядке. Та тоже обняла девушку в ответ, прежде чем занять свое место рядом с Сигной и взять газету.
Открыв ее, она быстро пролистала страницы, а затем, облегченно вздохнув, сказала:
– Похоже, здесь нет никаких упоминаний о смерти лорда Уэйкфилда.
– Возможно, Эверетт откупается от них, – предположила Сигна, не зная, радоваться ей или волноваться. – Думаю, что в противном случае такие новости точно украсили бы заголовки.
– Теперь Эверетта объявят герцогом? – продолжая читать, спросила Блайт.
– Полагаю, что так.
Сложив газету и отбросив ее в сторону, Блайт повернулась к Уорику.
– Предложение позавтракать распространяется и на меня?
Дворецкий поправил очки и выпрямился. Сигна подумала, что он привык к странностям, учитывая, что работал непосредственно с Элайджей. Однако, похоже, он впервые увидел, как Блайт похожа на своего отца. Возможно, это было не самым лучшим качеством для молодой женщины, но Сигна все равно восхищалась полным безразличием Блайт к общественным ожиданиям – и завидовала, потому что сама встала пораньше, чтобы одеться к завтраку. Учитывая последние события, подобное казалось нелепым.
Уорик исчез, вернувшись через несколько минут, чтобы разложить овсянку на тарелки перед девушками, нарезанную ветчину, булочки, копченую рыбу, яйца и тосты. Розовощекая Элейн хлопотала рядом и что-то напевала, разливая по чашкам чай.
Блайт взяла свой несладкий напиток, пронзая взглядом горничную, которая, присев в легком реверансе, выпорхнула из комнаты.
– Тебе не кажется, что Элейн больна? – заговорщицки прошептала Блайт, наклонившись к кузине. – У нее, кажется, жар? Она слегка вялая?
Каким бы странным ни был вопрос, Сигна ответила.
– Не думаю, хотя не помню, чтобы она когда-нибудь пела.
– Именно это я и имела в виду! – Блайт поднесла к губам дымящуюся чашку. – Именно сегодня.
Учитывая ее собственные отношения с покойниками, Сигна не могла осуждать чей-то способ скорбеть и справляться с трудными временами. Несмотря на то что Элейн всегда нарушала приличия, такое поведение все же казалось необычным. – Все это очень странно. Как ты думаешь, почему констебль медлит?
– Я вообще ничего не понимаю. – Блайт подтянула ноги и села, скрестив их на стуле и полностью повернувшись к Сигне. – Что заставило их поверить, будто мой отец хотел убить герцога? Больше всего на свете он хотел уйти из «Грея».
Это было правдой. И все же Сигна, не испытывая желания еще больше расстраивать кузину, сочла своим долгом сказать ей:
– Именно он предложил лорду Уэйкфилду выпить, – извиняющимся тоном произнесла девушка, а затем, прежде чем Блайт успела оторвать ей голову, схватила кузину за руку и поспешила добавить: – Знаю, это не делает его убийцей, но дает констеблю повод для подозрений.
– А что насчет того мужчины, которого мы видели прошлой ночью? – Блайт вгрызлась в свой тост. – Ну, тот, кто выдвинул обвинение. Ты когда-нибудь видела его раньше?
И снова этот вопрос. Тот самый, который Рок судьбы задал ей накануне вечером.
– Нет. – Сигна намазала толстый слой масла на лимонную булочку и попыталась не обращать внимания на горечь в душе. Она вроде бы не солгала, но не могла отделаться от неприятного ощущения. Сигна относилась к Блайт как к родной сестре, и с каждым днем все сильнее хотела рассказать ей правду о себе и своих способностях. Но как объяснить далекому от мистики человеку, что Ангел смерти – разумный мужчина, который помог Сигне выследить убийцу Блайт, по счастливой случайности оказавшегося ее братом, по ее мнению, до сих пор живым. А обвинил ее отца не кто иной, как брат Ангела смерти, сам Рок судьбы?
Если и этого было недостаточно, то можно было упомянуть о близости с Ангелом смерти и о ее способностях жнеца. Конечно, это было бы слишком для любого, и Сигна не была уверена, что этот разговор вообще стоит затевать.
Вместо того чтобы сказать что-нибудь еще, девушка положила на тарелку яичницу с ветчиной и намазала маслом еще одну лимонную булочку. Когда все летело к чертям, она, по крайней мере, могла рассчитывать на вкусные пышки.
– Кем бы он ни был, у него определенно есть выдержка, – настаивала Блайт, лихорадочно отхлебывая чай. – Или, возможно, есть скрытый мотив. Я намерена найти его и выяснить, какой именно.
Сама мысль об этом настолько потрясла Сигну, что она обожгла язык, забыв подуть на чай.
– Не забывай, что ты Хоторн, – осторожно произнесла она, добавив третью ложку сахара. – У вашей семьи наверняка есть враги и завистники. Возможно, твой отец отказал кому-то в посещении клуба и тем самым очень обидел. А может, дело вообще не в Элайдже, а в лорде Уэйкфилде. Если кто-то захочет заполучить его титул, Эверетт может стать следующей жертвой. Нужно все хорошенько обдумать, прежде чем броситься в омут.
Блайт откинулась на спинку стула, вонзая вилку в кусок ветчины.
– Тогда что же нам делать? Не жди, что я буду сидеть сложа руки.
Сигне не понравилось, как от вопроса по коже побежали мурашки, пробуждая что-то глубоко в душе. Сигна раскрыла убийцу Блайт и не хотела пережить подобное снова, но ради Хоторнов не раздумывая пошла бы на это. И все же ее нервировало то, как быстро мозг ухватился за идею новой головоломки. Она уже поймала себя на том, что пытается разложить разрозненные детали по полочкам.
– Думаю, пока лучше подождать новостей от Элайджи.
Блайт не оценила совет, хотя, вероятно, в душе понимала, что это правильный ход.
– Должна предупредить тебя, кузина, что мое терпение не вечно, – сказала Блайт.
– И я должна предупредить, что если бы ты прямо сейчас вышла в свет в таком виде и вела себя столь же вызывающе, то только лишний раз подтвердила бы, что в семье Хоторнов происходит что-то странное. – Сигна улыбнулась, когда Блайт бросила на нее взгляд, но не успела ответить на шутку, так как за дверями столовой раздался тяжелый стук. Звук был таким знакомым, что Сигна и Блайт переглянулись, прежде чем вскочить на ноги, когда двойные двери открылись и внутрь вошел Байрон Хоторн.
Его плечи были опущены, а на впалых щеках и шее виднелась темная щетина. Сигна посмотрела ему за спину, туда, где одиноко стоял Уорик, и схватилась за спинку стула, чтобы не упасть.
Блайт заметила дворецкого в тот же момент, и улыбка исчезла с ее лица.
– Где мой отец?
– Я сделал все, что мог. – Байрон крепче сжал трость и посмотрел племяннице в глаза. – Мне очень жаль, Блайт, но, боюсь, Элайджу задержали за убийство лорда Уэйкфилда.
Глава 5
Сигна, хорошо знакомая со смертью, в своей жизни встречала очень мало убийц. Конечно, был Перси. И она сама, хотя Сигна и старалась не думать об этом. Тем не менее не нужно было становиться экспертом, чтобы понять – Элайджа Хоторн никого не убивал.
– Какой, по их мнению, у него был мотив? – спросила Сигна, когда кусочки головоломки начали складываться у нее в голове. – Он хотел покончить с клубом!
– Лорд Уэйкфилд сделал значительный взнос, чтобы обеспечить свое будущее в этом деле. – Байрон выглядел так, словно за одну ночь постарел лет на двадцать, когда снял перчатки и бросил их на стол. – Они полагают, что «Грей» был на грани финансового краха из-за пренебрежительного отношения Элайджи и что он нуждался в деньгах, но не хотел лишаться собственности.
На лбу Байрона выступил пот, и Уорик поспешил принести стакан воды и табурет, чтобы мужчина сел и подпер больное колено.
– Это нелепо! – Несмотря на светлую кожу, лицо и шея Блайт покраснели от ярости. Байрон кивнул, но тут же насторожился, обратив внимание на внешний вид племянницы.
– Что, во имя всего святого, ты надела… Ох, неважно. Пусть это действительно нелепо, но именно Элайджа подал лорду Уэйкфилду бокал. Этот дурак сам в этом признался.
Возмущенного возгласа Блайт было достаточно, чтобы понять, что она считает отца безумцем из-за того, что он это озвучил. Сигна была согласна, особенно учитывая обстоятельства. Она знала, насколько ужасно, когда люди винят тебя в чьей-то смерти. Но заставить людей поверить, что ты убил герцога? Это попадет во все газеты страны и уничтожит репутацию Хоторнов, а потом и «Грея».
– Если он пытался спасти клуб, – начала Сигна, – тогда зачем ему убивать герцога и порочить свою репутацию? Это нелогично.
Глаза Байрона сузились, и Сигна постаралась не показать, насколько ее задело его удивление. Байрон, безусловно, был самым старомодным из Хоторнов; за месяцы, проведенные в Торн-Гров, она узнала, что, когда Элайджа возглавил семейный бизнес, Байрона переполняла такая зависть, что вместо того, чтобы работать бок о бок с братом, он пошел на службу, лишь бы убраться отсюда подальше. По словам Элайджи, Байрон дослужился до хорошего звания, прежде чем был вынужден вернуться домой после травмы колена. У него не осталось выбора, кроме как заняться семейным делом, хотя военная подготовка еще больше ожесточила его характер.
Байрон был убежден, что во всем существует должный порядок: что у женщин есть свое место, а у мужчин – свое. Сигна удивилась, что он вообще завел этот разговор. Возможно, события последних месяцев все же положительно на него повлияли.
– Ты права. – Байрон отставил стакан с водой. – Это совсем нелогично. К сожалению, благодаря событиям прошлого года никто и не ожидает, что Элайджа будет мыслить рационально.
– Он больше не потакает своим желаниям, – возразила Блайт. – Ни в малейшей степени.
Тонкая кожа вокруг глаз Байрона сморщилась, и он произнес с искренним извинением в голосе:
– Стоит заработать себе репутацию, и уже трудно изменить то, как тебя воспринимают другие. Боюсь, твоему отцу предстоит долгий и трудный подъем в гору.
– Но ты ему веришь, – настаивала Блайт, – ведь так? – Внутри Сигны все сжалось, когда Байрон отвернулся. Девушка радовалась, что Блайт не увидела мрачное выражение его лица.
– Это не мне решать, – сказал он.
Сигна подумала обо всех тех, кто пришел на прием прошлой ночью. О фальшивых улыбках и льстивых словах, которые они произносили, поздравляя Элайджу только для того, чтобы в следующий момент осудить. Как быстро люди от него отвернулись. Толпа была готова напасть на любого. Сигна ненавидела себя за то, что боролась за место в обществе и за то, как упорно пыталась сделать себя хуже любого яда, который когда-либо пробовала.
– Наверняка отец принял напиток из рук настоящего убийцы, – предположила Блайт.
Кресло негромко скрипнуло, когда Байрон откинулся
