Оглавление

1. Запомните нас такими
2. Смерть разрешения не спрашивает
   1. НЕСЧАСТЬЕ ЗНАЕТ
   2. Веди себя правильно
      1. ГЛАВА ПЕРВАЯ
      2. ГЛАВА ВТОРАЯ
      3. ГЛАВА ТРЕТЬЯ
      4. ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
      5. ГЛАВА ПЯТАЯ
      6. ГЛАВА ШЕСТАЯ
      7. ГЛАВА СЕДЬМАЯ
      8. ГЛАВА ВОСЬМАЯ
      9. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
      10. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
      11. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
   3. Портачи
   4. Мы так не договаривались
   5. Слушай себя, раз
   6. Не просчитанные обстоятельства
      1. ГЛАВА ПЕРВАЯ
      2. ГЛАВА ВТОРАЯ
      3. ГЛАВА ТРЕТЬЯ
      4. ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
      5. ГЛАВА ПЯТАЯ
      6. ГЛАВА ШЕСТАЯ
   7. Я пришёл к тебе, Господи!
3. Белый танец с криминальным оттенком
   1. ГЛАВА ПЕРВАЯ
   2. ГЛАВА ВТОРАЯ
   3. ГЛАВА ТРЕТЬЯ
   4. ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
   5. ГЛАВА ПЯТАЯ
   6. ГЛАВА ШЕСТАЯ
   7. ГЛАВА СЕДЬМАЯ
   8. ГЛАВА ВОСЬМАЯ
   9. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
   10. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
   11. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
   12. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
   13. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
   14. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
   15. ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
   16. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Смерть разрешения не спрашивает

НЕСЧАСТЬЕ ЗНАЕТ

Всё вышло гораздо хуже, чем он думал: вечером к нему приехал Фрэд. Кожаное пальто, кожаное кепи, лицо строгое, бесстрастное, щёки до синевы выбриты, в левой руке дипломат, в правой — зонтик, то ли от волос, то ли от одежды стойкий запах парфюма. Бутылка коньяку, которую Коробов тщетно пытался прикончить после обеда, одинокая, как памятник в степи, всё ещё стояла посреди стола. Работа для совладельца строительной компании, а по совместительству и её главы, надо сказать, не самая первоочерёдная.

Закрыв за собой входную дверь, Фрэд шумно втянул воздух и брезгливо поморщился:

— Кажется, я начинаю понимать, почему у тебя почти не бывает дам. Ты бы хоть иногда проветривал, — он упёрся концом зонтика в пол, и назидательно добавил: — Женщины могут смириться со многим, но только не с вонью.

— Даже если она исходит от денег? — сипло поинтересовался Коробов.

— Брось ты, — сказал Фрэд, — когда ими от тебя пахло?

Тут он был прав: денег, которыми можно было бы швыряться, у Коробова уже давно не водилось. Горячо любимая жена плюс обожаемый тесть опустошали его карманы так же быстро, как два промышленных пылесоса — пыль из недорогого паласа. Вчера такое открытие могло бы послужить Коробову только хорошим поводом для спурта — сегодня лишь напомнило о пороке.

Сунув в рот сигарету, Коробов достал из холодильника два запечённых с овощами куска свинины и поставил в микроволновую печь. С пивом и «огненной водой» от пищи неверных мог отказаться разве что аллах. Впрочем, никаких особенных причин волноваться по этому поводу у того не было: ни сегодня, ни завтра никто приглашать его в этот дом не собирался.

С минуту освещённый двумя матовыми бра Фрэд молча наблюдал за хлопотами компаньона, затем разделся и, подойдя к зеркалу, тщательно расчесал короткую, ни одного седого волоска, шевелюру. В новом сером костюме, голубой рубашке и красном галстуке он выглядел лет на десять моложе своих пятидесяти. Закончив прихорашиваться, он отошёл от зеркала и, пряча в карман расчёску, поинтересовался:

— Ну, и чем завершились генеральные переговоры?

Коробов устроился на стуле и жёлчно усмехнулся:

— Когда одна половина команды пытается залатать пробоину, а другая рассаживается по спасательным шлюпкам, то обычно всё заканчивается кораблекрушением.

Фрэд облокотился на стойку и, щёлкнув зажигалкой, прикурил коричневую с золотым ободком сигарету. Над его головой, словно опознавательный знак грядущих перемен, свисал жёлтый надувной шарик с кроваво-красным «Ай лав ю!».

— Предлагаешь сгинуть нам вместе? — спросил он.

— В одиночку компании не вытащить.

— Кажется, на этот раз мальчики окончательно загнали тебя в угол, — беззлобно прокомментировал Фрэд.

Коробов принуждённо улыбнулся:

— Скорее, выгнали.

— И поэтому ты решил надраться?

— Хотел убедиться, насколько всё действительно серьёзно.

— Ну и как, убедился?

Коробов подошёл к бару и, выбрав две коньячные рюмки, а из спиртного свой стратегический запас — бутылку настоящего «Наполеона», сел за стол:

— Эти сукины дети пытаются поиметь с нас ещё четыре лимона.

Взгляд Фрэда скользнул по паркету, потом по стене и снова остановился на Коробове:

— И тебя это всё ещё удивляет?

Коробов поморщился:

— Теперь уже нет. Я решил сократить их «бюджет» вдвое.

Губы Фрэда презрительно скривились:

— Гениально.

— Я хочу, чтобы ты съездил к Михайлову, — продолжил Коробов. — Если он упрётся, они ничего не смогут с нами сделать.

— Смешно, — с горечью произнёс Фрэд. — Подобным образом ты мог бы поступить год назад, два года. Единственное, что ты можешь сделать сейчас, — продолжать исправно выплачивать им их грёбаные проценты. При одном, конечно, условии: если они согласятся их принимать.

Коробов откинулся на спинку стула:

— В таком случае они вообще рискуют потерять эту фирму.

— Ну да, — сказал Фрэд, — а заодно и всё к тебе расположение! И, как я понимаю, теперь уже окончательно!

Губы Коробова растянулись в злой усмешке.

— Пусть они им подавятся!

Фрэд переступил с ноги на ногу и раздражённо дёрнул подбородком.

— Думаю, что они сделают это не без удовольствия, — заметил он. — Во всяком случае, если их слёзы и прольются, то совсем по другому поводу.

Коробов фыркнул:

— Слышать ничего больше о них не желаю!

Когда мужчина начинает реагировать на опасность подобным образом, он либо уже перестал им быть, либо вот-вот перестанет.

Разглядывая на руке ногти, Фрэд медленно произнёс:

— Вчера звонила Виктория. С сегодняшнего дня твой тесть в отставке.

В обороне Коробова тесть являлся главным звеном. После того как полгода назад он лишился его поддержки, дела пошли наперекосяк: возражать начали даже те, кто раньше и рта боялись раскрыть. Коробов зябко поёжился. Почувствовать себя в одночасье человеком с улицы — ощущение не из приятных.

— В понедельник мне пообещали в банке кредит, — хмуро сообщил он Фреду. — Сто десять лимонов, на шесть месяцев, под семнадцать годовых. Я подсчитал: таких денег нам вполне хватит, чтобы выкрутиться.

— А что ты отдашь им в качестве гарантий, — глухо поинтересовался Фрэд, — загородный дом горячо любимого тестя?

— Нашу с тобой недвижимость.

Фрэд вскинул потемневшие глаза:

— Меня такой кредит не устраивает.

— До сих пор тебя устраивали любые деньги.

— До сих пор остаться без штанов мне ещё никто не предлагал.

Коробов с усилием улыбнулся:

— Через полгода мы с тобой снова будем на коне.

Фрэд мрачно вздохнул:

— Без тестя мы с тобой через полгода будем на паперти, — он поморщился. — Да что тут говорить, я даже обсуждать эту тему не хочу!

За семнадцать лет он в первый раз отказался ему помочь.

— Значит, пока наши дела шли хорошо, — с трудом подбирая слова, произнёс Коробов, — мы были вместе. А стоило лошадке споткнуться — и ты её тут же меняешь?

Фрэд осуждающе помотал головой:

— Не надо так. Во-первых, у меня тоже есть голос, а во-вторых, речь идёт о деле. Мы ведь с тобой не в крестики нолики играем.

— А как же дружба?

Фрэд поставил на стойку пустую рюмку:

— Когда дружба вмешивается в бизнес, то, как правило, кончается и то и другое.

— Похоже, что в нашем случае дружба кончилась первой, — сказал Коробов. — Рассчитываешь, что они по-прежнему дадут тебе заниматься строительством?

Фрэд утвердительно кивнул:

— Если ты уйдёшь.

Коробов напрягся:

— Ты это о чём?

— Со следующего месяца компания должна полностью поменять собственника.

На какое-то время Коробов замер. Верить в то, что он услышал, ему не хотелось. Наконец, он спросил:

— Ты что, согласился работать на их условиях? — Фрэд отвёл взгляд в сторону. Коробов хлопнул себя ладонью по лбу и хрипло рассмеялся: — Значит, они всё-таки тебя уболтали!

Фрэд нервно потёр виски:

— Ты сам виноват. В своё время у тебя имелась хорошая возможность поставить их на место. Или запамятовал? Честная конкуренция! Честной она бывает только тогда, когда всех штампуют на одном станке! А теперь у нас с тобой лишь две возможности: либо потерять всё, но обоим, либо сохранить половину, но одному!

— И ты решил, что лучше всего на роль хранителя подходишь ты?

— Деньги должны оставаться у того, кто знает, как их приумножить.

Коробов угрожающе сдвинул брови:

— А если я всё своё движимое и недвижимое передам жене и тестю?

— И на тестя, и на тебя им теперь наплевать.

Коробов схватил со стола бутылку и, зажмурившись, хлебанул из горлышка. Легче не стало:

— Я никому ничего не отдам!

Фрэд скептически поджал губы:

— Думаю, у нас тебе вряд ли удастся осуществить такое. Они всё равно своего добьются.

— Они, говоришь?! — Коробов мученически скривился. — Да без твоего участия на такую авантюру никто из них никогда бы не решился!

Не отвечая на обвинение, Фрэд аккуратно затушил сигарету:

— Мне им передать, что ты отказываешься?

Глядя приятелю в глаза, Коробов процедил:

— Передай, что я подумаю.

— К тебе заехать, или сам перезвонишь?

Коробов усмехнулся:

— Сам.

Дальше говорить было не о чём. Коробов проводил взглядом плотную фигуру Фрэда и приложился к бутылке. Пожалуй, впервые за последнее время он не чувствовал к себе ни любви, ни жалости — ничего. Фрэд был прав: к тому, к чему он пришёл, он дотопал сам. Он услышал, как хлопнула за бывшим другом входная дверь, и зябко поёжился. Оказывается, вся жизненная мудрость заключается не в том, чтобы с собой не разминуться, а в том, чтобы этого не замечать. Всю жизнь он целовал себя в разные точки, и каждый раз этой точкой оказывалась задница. С задницы начал — и задницей закончил. Как показала практика, ни одна человеческая часть не сгубила столько душ, сколько эта.

С минуту он сидел не шевелясь, потом взял со стола бутылку и нетвёрдой походкой направился к ванной. Поставив бутылку на раковину, нашёл в шкафчике опасную бритву, включил воду и стал медленно раздеваться.

Веди себя правильно

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Телефон зазвонил в три часа ночи. Подняв трубку, я с трудом подавил зевок:

— Слушаю, Екимов.

— Это я, Витюша.

Придерживая рукой подушку, я оперся затылком на спинку кровати.

— Рад тебя слышать, — сказал я. — Что-то случилось?

— Они его убили, — всхлипнула Элла.

Я нащупал выключатель и зажёг бра.

— Ты это про кого? — осторожно осведомился я. Из телефонной трубки не доносилось ни звука. — Ты меня слышишь?!

— Толю.

— Когда?!

— Вчера. Вечером.

— В офисе?

— Дома, после работы.

— Милиция в курсе?

— Да. Я их сама вызвала.

— Кого-нибудь задержали?

— Пока нет.

— И что говорят?

— Предполагают, ограбление.

— А на самом деле?

— Сейф вскрыт, поэтому не исключено, что так оно и было.

Не отнимая от уха трубки, я сел на кровати:

— Круг подозреваемых уже озвучили?

— Предполагают, что кто-то из местных.

Откинув одеяло, я встал и подошёл к окну. Город по-прежнему заливало дождём.

— Слушай внимательно, — сказал я, — больше мне не звони. Встретимся у Леонида. Соберись. Выясни об этом деле всё, что сможешь. Дочку постарайся отправить к родителям. О том, что приеду, пока никому ни слова. Одна не оставайся. О похоронах я позабочусь. Ты меня хорошо поняла? Когда пойдёшь к Лёне, будь повнимательнее. У меня всё. До встречи.

Я положил трубку. Вот оно как, значит. Ну-ну. Я застелил кровать, принял душ и побрился. Голова была ясная. Ничего не скажешь, хорошие ребятки. С каждым глотком кофе они набирали у меня очки. Сознание автоматически прикидывало варианты. Я допил кофе и минут пять посидел за столом. Собственно, думать особенно было не о чем. Одни предположения. Главное было пока не суетиться.

Я уложил в дорожную сумку всё, что могло понадобиться для жизни в автономном режиме, а паспорт, кредитки и восемьдесят тысяч наличными рассовал по карманам. Достал из сейфа пистолет, две запасных обоймы и, прежде чем сунуть в кобуру, протёр бумажными салфетками.

С сумкой на плече я постоял в прихожей. Я не знал, когда удастся вернуться. Стоило бы черкнуть записку Марии, но я так и не смог заставить себя взяться за ручку. Последнее время мы редко с ней виделись. По-видимому, всё кончилось, так и не успев начаться. В тридцать девять лет на подобные отношения можно смотреть уже философски.

Я выключил свет, закрыл квартиру и спустился в вестибюль. В почтовом ящике белела корреспонденция. Два стандартных конверта. На одном адрес отсутствовал. Я засунул конверты поглубже в карман куртки и вышел под дождь. Судя по небесам, ненастье обещало продлиться не день и не два. Я поднял капюшон и, огибая лужи, двинулся к ярко освещённым гаражам. У боксов не было ни души. Заедавший раньше замок открылся на удивление легко. Я бросил сумку на заднее сиденье и, запустив двигатель, вскрыл конверт с обратным адресом. Никитин сообщал, что филиалу фирмы колхоз выделил отличный земельный участок. Условия самые выгодные. Запросы председателя, не считая коттеджа, просто смехотворны. Договор на строительство посёлка подписан. Все затраты и обеспечение материалами берёт на себя металлургический завод. Наша задача — организовать строительство коттеджей в сжатые сроки. При тех возможностях, которыми мы теперь располагали, такой вопрос большой трудности не представлял. После того что нам пришлось пережить с восемьдесят восьмого года, подобный заказ уже не являлся чем-то удивительным. Назвать удачным его можно было в восемьдесят девятом. Теперь же, когда у нас имелся и опыт, и деньги, мы могли действовать независимо от того, что говорил закон. С самого начала мы действовали незаконно. Мы покупали работу — и это было незаконным. «Законным» считалось нам её не давать. «Законно» могли действовать только представители государства. Они и делали что хотели. Достаточно было только иметь бумажку с нужной печатью, а часто даже и её не требовалось. Когда годами живёшь вне закона, жизнь начинает зависеть только от тебя. Ты что-то себе разрешаешь, а что-то — нет. Ты живёшь по нормам для дерзких и упёртых. И те, кто в своё время не сумел или не захотел через это пройти, потом всю оставшуюся жизнь занимаются только одним: умирают от страха — утром, днём и вечером — пока однажды действительно не оказываются на погосте.

Глядя в ветровое стекло, я открыл минералку и промочил горло. Читать послание от Марии не хотелось. Я сунул письма в бардачок и, протерев очки для ночного вождения, выехал из бокса.

Отлакированный дождём проспект был пуст, словно витрины прифронтового города. Удерживая стрелку спидометра у отметки девяносто, я через пять минут упёрся в объездную дорогу. Справа, залитая светом газовых фонарей, проплыла бензозаправочная станция, а впереди возникли и стали быстро приближаться огни встречных машин. Я переключил работу стеклоочистителей на средний режим и прибавил звук магнитолы. Немного погодя в облаке брызг, мимо, качнув воздушной волной, с яростным свистом пронеслись фуры.

Все мои инструкции оказались напрасными. Когда подбираешь людей, главным образом смотришь на их деловые качества. Управляющий филиалом вовсе не обязан быть спецназовцем, и если, не дай бог, ему не повезло, то ты обязан найти виновных, чего бы это ни стоило. Потому что люди — это часть дела, а дело надо либо доводить до конца, либо не браться за него вовсе. А это возможно только при одном условии: если всё, что ему мешает, ты устраняешь самым безжалостным образом. И неважно, кто оказался на пути: ты сам, твои родственники, или тот, кого ты и в глаза не видел.

«Опель» легко одолел подъём и выскочил на участок, за которым границы города заканчивались. Прямо по курсу ярко светились огни ГАИ. Я сбавил скорость и, нащупав на пассажирском кресле пистолет, переложил в бардачок. Под дождём белый «скворечник» гаишников с застывшим на стоянке милицейским уазиком и мотоциклом с коляской казался необитаемым. Мысленно пожелав служивым приятных сновидений, я вернул оружие на сиденье и прибавил хода.

Завалить управляющего филиалом из-за разовых бабок могли лишь «гастролёры» или местные малолетние дуралеи. Для тех, кто его не знал, Толик вполне мог показаться сговорчивым: очки, мальчишеская фигура, тихий голос — типичные черты интеллигента в последнем колене, пока дело не доходило до принципов. А вот за них-то он держался с настойчивостью средневекового фанатика, и взнуздать его становилось практически невозможно.

На полпути я остановился, чтобы оправиться. Луна по-прежнему пряталась в облаках. Нигде не было ни огонька. Чтобы укрыться от ветра, я встал за багажником. Со стороны леса доносился приглушённый шум поезда. Мне вдруг почудилось, что когда-то, давным-давно, всё это уже было: и ненастная ночь, и колёсный перестук, и пропитанный поздней осенью воздух. Может, будущее просто ненавязчиво пыталось меня о чём-то предупредить?

Вернувшись в машину, я попробовал набросать список из тех, кто мог бы мне в этом деле помочь. Набралось человек десять. Немного — но и немало. Если «герои» местные, то чтобы их вычислить, потребуется дня два-три. Ещё пять-шесть, чтобы грамотно их слить. А учитывая мой «богатый» сыскной опыт, будет не грех умножить всё на два. Итого: полторы, а может, и две недели.

Я не заметил, как дождь перешёл в ливень, и на повороте «Опель» занесло. По счётчику суточного пробега до Новоалександровска оставалось километров двадцать. Дождь не утихал. Я съехал на обочину и достал бутылку минеральной. Вода оказалась тёплой. Пока я пил, мимо в сопровождении ВАИ, проследовала колонна армейских грузовиков, со спец подсветкой. Достав бумажник, я на всякий случай вложил в права тысячу и, спрятав в бардачок, двинулся в сторону охваченного электрическим заревом неба.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Оформив в гостинице проживание, я занёс сумку в номер, принял душ и, позавтракав в ресторане, позвонил сначала Элле, а затем бухгалтеру ООО «Стройсервис» Леониду Галкину. Договорившись с коллегами о встрече, залил полный бак, купил по дороге пирожных и, проехав четыре квартала, припарковался у похоронной конторы Саакяна. Тяжёлый двухэтажный дом с окнами-бойницами в скором времени обещал стать таким же популярным, как и кафе «Розовое фламинго» — любимое местечко здешней молодёжи. Просмотрев перечень услуг, я обговорил с владельцем трёхдневной щетины детали похорон и, оплатив расходы, помчался на встречу с Эллой.

Посёлок, где «Стройсервис» возвёл для руководства филиала несколько коттеджей, располагался сразу за чертой города. Задолго до «Стройсервиса» дома в этом райском уголке успело построить для себя почти всё городское руководство.

Остановившись у особняка Галкина, я посигналил. Зелёные ворота вздрогнули и бесшумно раздвинулись. На крыльцо вышел Леонид и, близоруко щурясь, приветственно помахал рукой. В синем тренировочном костюме он напомнил мне о наших студенческих годах. Я поздоровался с ним светом ближним фар и, хотя дождик кончился, загнал машину под навес. Леонид забрал у меня пакет с пирожными, а затем, не дав выбросить из пепельницы окурки, провёл в дом.

В полутёмной, похожей на небольшой сад гостиной едва слышно звучала музыка. Элла сидела в кресле, кутаясь в плед. Мы обнялись. В чёрном комбинезоне, с плотно сжатыми губами и стянутыми в узел волосами она походила на обиженного ребёнка. Казалось, что ещё чуть-чуть — и она разревётся. Я взял женщину за плечи и усадил на диван.

— Может, нам с тобой перенести разговор на завтра? — предложил я.

— Нет-нет, что ты, — быстро произнесла она.

Где-то за спиной, монотонно отсчитывая секунды, шуршали напольные часы. Леонид поставил на столик бутылку вина, рюмки, и мы молча выпили. Элла махнула свою порцию так, словно в рюмке была вода. Может, это было и неплохо. Иногда спиртное помогает взглянуть на проблему совсем с другой стороны.

— Я хочу знать о произошедшем всё, — сказал я. — Всё, что вы видели, слышали и даже то, о чём успели подумать.

Элла сидела, опустив глаза.

— Пока нам известно о произошедшем не больше того, что знают в милиции, — произнёс Леонид.

— Милиции на нас начихать, — сказал я. — А мне бы хотелось знать об этом деле немного больше.

Леонид осторожно прочистил горло:

— Анатолий хранил в домашнем сейфе не только свои деньги, но и средства фирмы.

Я бросил на него удивлённый взгляд.

— Плата за левые материалы, — пояснил Леонид.

— Много?

— Десять миллионов.

— Милиция в курсе?

— Только о том, что они исчезли.

Я с облегчением вздохнул: милиции вовсе не обязательно было знать, для чего предназначались эти деньги.

С того момента как я сел рядом с Эллой, её пальцы никак не могли успокоиться.

— А что скажешь ты? — спросил я у неё.

— Не считая моих украшений, в сейфе находилось пятнадцать миллионов, — медленно произнесла она, — из них пять в ценных бумагах.

— Кроме вас кто-нибудь мог знать, об этом?

Скептически поджав губы, Элла покачала головой:

— Разве только случайно.

— Могли предполагать, — сказал Леонид.

Я плеснул себе ещё рюмку:

— А что думает обо всём этом милиция?

— Ищет, — сказал Леонид. — Ищет тех, кто сначала его убил, а потом и ограбил.

— Милиция предполагает, что убийц было несколько?

— Двое.

— Следы, свидетели?

— Свидетелей нет. А со следами только начали разбираться.

У меня возникло ощущение, очень похожее на то, что я испытал сегодня ночью на дороге. Я встал и прошёлся по толстому зелёному ковру. Посаженную мной под окном вишню было не узнать. Из чахлого саженца она успела превратиться в раскидистое деревце. Следующей весной в саду уже будет на что посмотреть. Повернувшись, я взглянул на Эллу:

— Если я правильно понял, то первой, кто обнаружила Анатолия, была ты?

— Да, он лежал в кабинете у сейфа, — она в отчаянии замотала головой. — Ты даже не представляешь себе, что это такое.

Я представлял, и даже очень:

— Медики назвали причину смерти?

— Огнестрельные ранения сердца и головы.

— Стреляли сзади?

— Спереди.

— Сколько раз?

— Этого я не знаю.

— Два, — сказал Леонид, — и оба раза без промаха.

Ранения таких органов, как сердце и мозг, редко кому оставляют шансы для подробных свидетельских показаний. Я остановился у дивана и посмотрел на Эллу:

— Ссадины, синяки?

На её глазах навернулись слёзы:

— Когда я его окликнула, а он не отозвался, мне было уже не до этого, Витюша.

— То есть никаких признаков борьбы ты не заметила?

— Нет.

Мысль, что Толя мог отдать деньги без сопротивления, в моей голове пока не укладывалась. Если, конечно, его не обманули или не застали врасплох. Варианты не такие уж и немыслимые.

— А что с дверными замками? — поинтересовался я.

— Никаких проблем. Я даже подумала, что если дверь не на защёлке, то значит, Толя на работе.

— А он часто задерживался в конторе?

— Почти каждый день.

— А ты?

— Ну, я другое дело.

— А в этот раз?

— А в этот раз со мной захотела посоветоваться подруга.

— Ну и как, посоветовалась?

— Да. А ты думаешь, останься я дома, с Толей ничего подобного бы не случилось?

Я сел на диван и положил на спинку руку:

— А кроме вас кто-нибудь мог знать о предстоящей встрече?

Элла зябко повела плечами:

— Только если нас прослушивали.

— Сейф тоже открыли ключами, — спросил я, — или ребяткам пришлось с ним всё-таки повозиться?

Покосившись на Леонида, Элла прикрыла колени сумочкой:

— Ключами. А вот как они там оказались, не знаю. Толя хранил их в банке с морской солью, но об этом знали лишь мы. Да и мне-то он сказал на тот случай, если с ним что-то стрясётся.

— А он предполагал, что с ним может что-нибудь стрястись?

— Я думаю, что Толя имел в виду совсем другой случай: вроде того, что все мы ходим под богом.

Я посмотрел на Леонида. Откинувшись на спинку кресла, тот изучал на рюмке узоры.

— Может, ты пока приготовишь нам кофе? — предложил ему я.

— С молоком, со сливками?

— Чёрный.

Леонид взял со стола поднос и вышел. Было слышно, как на кухне зашумела вода. Я перевёл взгляд на Эллу.

— Думаю, что Толя всё-таки сам открыл сейф, — сказал я. — А убийцы появились позже и просто этим воспользовались.

Элла судорожно вздохнула:

— Всё так нелепо.

— Смерть всегда нелепа, — согласился я, — всегда кажется, что её можно было избежать, — я достал конверт и положил на сумочку. — За похороны я уже заплатил, а это на тот случай, если у тебя вдруг возникнут непредвиденные расходы.

— Спасибо.

— Мне надо будет поговорить с твоей подружкой, — сказал я. — С той, что у тебя консультировалась.

— Мы можем проехать к ней хоть сейчас.

— Я хочу поговорить с ней с глазу на глаз, — сказал я.

Элла написала на салфетке фамилию, адрес и протянула мне. Судя по координатам, девушка жила в центральном районе.

— Ты только не обижайся, — сказал я, — но может так статься, что похороны Толика мне придётся пропустить.

— Ты что, не сможешь задержаться у нас на пару дней?

— Могу, конечно, но лучше, если об этом будет известно лишь нам. Я хочу разобраться в этом деле негласно.

— Частное расследование?

— Называй как хочешь.

— Не влипнуть бы тебе в историю, Витюша.

— Я уже в неё влип.

Щёки Эллы залила краска. В этот момент в гостиной появился Леонид.

— Кофе, господа.

Белый кофейный сервиз на фоне чёрного с красными цветами подноса смотрелся удручающе празднично. За кофе и пирожными Элла немного пришла в себя. Меня же не отпускало ощущение нереальности. Я никак не мог поверить, что Толика больше нет. Немного погодя я попрощался с Леонидом и, проводив Эллу до ворот, вернулся в город.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Стоянка у городской прокуратуры была запрещена. Я оставил машину у универсама и по влажному тротуару вернулся к прокуратуре. Сидевший за стеклянной перегородкой охранник полистал мои документы, позвонил по телефону и назвал номер кабинета, где я мог получить необходимую информацию.

Кабинет следователя располагался в конце длинного коридора с вишнёвыми полами и салатного цвета панелями. Я постучал в оклеенную коричневым шпоном дверь и, не дожидаясь ответа, вошёл.

В небольшой комнатке за низким столом сидел крупноголовый мужчина в штатском и что-то писал. Моё появление заинтересовало его не больше, чем ползавшая по столу муха. Интересно, с собственной смертью он тоже планировал проделать подобный фокус?

Пока он вдохновенно трудился, я успел осмотреться. Кроме стоявших у стены сейфа, стола и четырёх мягких стульев, порадовать глаз было нечем. Чтобы долго пребывать в подобной обстановке без ущерба для здоровья от сотрудников прокуратуры, вероятно, требовались особые качества. Когда мужчина закончил писать, на столе зазвонил телефон, и он минуты четыре потратил на то, чтобы один раз сказать «да» и три раза — «нет». Потом положил трубку, убрал со стола бумаги и, взглянув на меня небольшими карими глазами, сухо представился:

— Коротков Пётр Николаевич.

Пока я излагал причины, из-за которых, как я полагал, оказался в его кабинете, он молча вращал в руке дешёвую шариковую ручку. Дождавшись, когда я закончу, положил ручку на стол и, откинувшись на спинку стула, устало произнёс:

— По поводу убийства гражданина Смирнова: я знаю пока не больше вашего. Что же касается самого расследования, то работа идёт по двум направлениям, и как только следствие вырулит на финишную прямую, я познакомлю вас со всеми его деталями.

Он умолк и вопросительно посмотрел на меня.

— А по каким направлениям, если не секрет? — спросил я.

— Мы проверяем на причастность к убийству как местный контингент, так и залётных.

— То есть конкретных подозреваемых пока нет?

— Есть круг подозреваемых.

— А из какого оружия было совершено убийство, вы мне можете сказать?

Следователь вздохнул и, наклонив голову, большим и указательным пальцем потёр мочку похожего на пельмень уха.

— Из пистолета Макарова.

— Легального?

— К сожалению, нет.

— Время убийства?

— Между восемью и десятью часами вечера.

— Отпечатки?

— Есть, но смазанные.

— Подозреваемый один?

— Предположительно, двое.

— Профессионалы?

— Трудно сказать. Но когда все пули ложатся в цель, прийти к другому заключению сложно.

Сам он посвящать меня в детали не спешил.

— И это всё, что вы можете мне сказать? — спросил я.

— Пока да.

Кажется, ему действительно нечего было больше добавить.

— Негусто, — констатировал я.

— А вы ожидали, что я сразу назову вам имя убийцы?

— Ожидать можно трамвая, — сказал я, — да и то на остановке. А мне что-то надо сообщить жене убитого.

— Скажите, что расследованием занимаются не новички, а люди, для которых чужая боль так же реальна, как своя собственная.

— А встретиться с этими айболитами можно?

— С какой целью?

— Хочу предложить им вознаграждение.

Он тяжело вздохнул:

— Слава богу, у нас такие отношения пока не практикуются.

— Жаль, — сказал я, — ребятам работалось бы веселее.

— Думаю, что государство о них позаботится.

— Дай то бог, — сказал я. — Только когда заботишься о себе сам, дела почему-то начинают решаться гораздо эффективнее.

— Вот вы и позаботьтесь, — внезапно взорвался он, — сделайте для сотрудников толковые инструкции! Вбейте им в головы, что чем дальше они от денег, тем больше шансов дожить до старости!

— Инструкции вроде бы были неплохие, — сказал я.

— Значит, контро