Оглавление

«<…> И действительно,

а вдруг из-за наших чрезмерно участившихся промахов

всё это возьмёт, да и схлынет прочь

и на поверку останется одна пещера нижнего палеолита,

в которую и ступит то самое,

одетое в метель и мрак,

что в продолжение ста тысяч лет человеческого существования

пристально и враждебно следит

за каждым нашим движением из недр космоса <…>».

Леонид Леонов.

1963 год.

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

Испепеляющий зной

= 1 =

Испугавшись высокого писка на выходе из торгового зала, Феликс так резко обернулся, что чуть не сшиб локтем одну из стоек охранной рамки. Его взгляд, наполненный недоумением, и игривая ухмылка словно вопрошали: «Да какого чёрта?».

К нарушителю торгового спокойствия тут же рванул охранник в строгом чёрном костюме, аккуратно, но уверено подхватил Феликса под руку. Хватка была профессиональной: в меру жёсткой и в меру деликатной. Как и положено в книжном супермаркете.

— Витя, проверь, что там у молодого человека, — несколько сонно отозвалась пожилая продавщица из-за стойки с кассовым аппаратом.

— Конечно, сейчас проверим, — охранник развернул нарушителя к себе лицом, — что там у тебя?

Удивление Феликса увеличилось.

— Где — там? — возмутился он.

Здоровяк показал зубы.

— Тебе лучше знать, где. — И ткнул пальцем в сторону матерчатой сумки на плече покупателя, а потом на тонкую летнюю курточку. — Открывай и то, и другое. Будем досматривать.

Из-за ближайшей книжной полки появился мужчина в потёртых джинсах, кожаной куртке и с окладистой бородой. Он шагнул к кассе и положил на стойку перед продавщицей какую-то тоненькую книжку. Женщина в ту же секунду переключила своё внимание.

— Будете брать? — безучастно спросила она.

— Да, пожалуйста, — неожиданно вежливо ответил низким голосом обладатель суровой байкерской внешности.

Тем временем Феликс, опустив матерчатую сумку на пол, расстегнул куртку, распахнул полы в разные стороны, словно расправил крылья летучей мыши.

— Ага, понятно, — буркнул охранник, — ну, а в сумке?

— Там книжка, — наклоняясь, ответил парень. — Её я оплатил. Чек в ней.

— Погоди-ка! — На какое-то мгновение охранник опередил его движение, подхватив сумку с пола. — Я сам посмотрю.

— Да, пожалуйста, — нисколько не смущаясь, с некоторым пренебрежением, вырвалось у Феликса.

Охранник Витя уверенно откинул не застёгнутый клапан сумки и засунул руку внутрь. Через секунду под лучами светодиодных ламп магазина показались две книги. Первая — это та, за которую Феликс платил на кассе несколько минут назад, и ещё одна, которую он видел впервые.

— Надеюсь, чек ещё не успел выбросить? — подмигнув, спросил Витя.

Феликс опешил.

— А вторая не моя, — мотнув головой, сказал он.

— Конечно, не твоя, — тут же добавил охранник. — Чека на неё, как я понимаю, нет?

Но парень просто так решил не сдаваться.

— Да скорее всего, мне её кто-то в сумку подбросил.

— Кто? — зло ухмыльнулся охранник. — Скажешь ещё, что я?

— А я откуда знаю? — ответил вопросом на вопрос Феликс.

— О-о-о, — молодой человек, — наигранно сказала кассирша, — вы ещё хамить будете?

— Вот именно, — кивнул Витя и цепко схватил Феликса за ворот курточки.

И неожиданно вступился байкер. Он заинтересованно, чуть прищурив глаза, спросил:

— А что там у вас за книга?

Охранник явно не ожидал, что к нему обратятся с подобным вопросом.

— Что?

— Я спрашиваю, какая книга у вас в руке? Мне отсюда плохо видно.

Витя озадаченно отпустил куртку задержанного, перевернул книгу к себе названием на лицевой стороне обложки и монотонно озвучил:

— Судзоки Малакаши, «Молчание современного Токио».

В ту же секунду байкер возле кассы расплылся в широкой улыбке.

— Ну, вы можете себе такое представить? Я всё обшарил, а её так и не нашёл. — Он сделал три уверенных шага вперёд к охраннику и выхватил книгу из его руки. Вернувшись к кассе, положил книгу на стойку. — И вот эту, пожалуйста. Везёт мне сегодня.

Витя тем временем медленно заливался пунцовой краской. Феликс на секунду представил, что если охранника прямо сейчас раздеть до трусов, то все увидят, как он стал красным с головы до пят.

— А вы кто такой? — сдавленным голосом поинтересовался охранник.

Байкер несколько удивлённо пожал плечами и ответил:

— Покупатель. — И повернувшись снова к кассиру, повторил: — Отбивайте, мне ещё на важную встречу успеть бы.

— Так ведь… — хотела было возразить женщина, указывая рукой на застывшую пару возле выхода.

Но байкер резко перебил её и со стальными нотками в голосе повторил:

— Отбивайте. Я тороплюсь.

Продавщица моргнула, хотела ещё что-то добавить, но уловив во взгляде покупателя искорку злости, решила не испытывать судьбу. Виновато взглянув на Витю, она отсканировала штрих-коды на книгах, терминал послушно пискнул под банковской карточкой байкера. Дело было сделано.

Феликс с полуоткрытым ртом наблюдал со стороны на всё действо, понимая, что вмешиваться не стоит, волшебное провидение свершится без его участия.

Но провидение ли? — вертелась мысль в голове молодого человека. — Откуда взялась эта злосчастная книга неизвестного ему японского автора, и почему так рьяно вступился за него этот бородач со стальным серым взглядом?

Держа одной рукой обе книги, байкер подошёл к Феликсу, хлопнул по плечу и сказал:

— Пойдём, молодой человек. Свои покупки мы оплатили и теперь свободны. Витя не против? — обратился он к охраннику.

— Нет, — буркнул тот и отступил в сторону.

В ту же секунду дверь магазина широко открылась и вошёл сержант полиции в форменной летней рубашке, с жетоном на груди и резиновой дубинкой, прицепленной на ремне сбоку. Хитро улыбаясь, он тут же поинтересовался у Вити:

— Ну, что тут у вас? Какие нарушения порядка?

— Никаких нарушений, товарищ сержант, — ответил за охранника байкер, — порядок в полном порядке, беспокоится не о чем.

Сержант недоверчиво посмотрел на охранника, затем на покупателей и, наконец, спросил у кассира:

— Точно всё в порядке? Никаких нарушений?

Продавщица молча развела в стороны руки и глубоко вздохнула.

— Всё нормально, — нехотя откликнулся Витя. — Без происшествий…

— Хм, — в свою очередь буркнул полицейский. И просто продолжил стоять на месте, не зная, что делать дальше. Словно заданная программа не была рассчитана на подобное развитие событий.

Байкер подхватил с пола сумку Феликса и, аккуратно подталкивая молодого человека перед собой, вышел из магазина на улицу.

Напротив входа стоял полицейский УАЗик. Рядом, докуривая сигарету, топтался ещё один полицейский, скорее всего, напарник того, который сейчас находился в магазине. Этот был намного моложе, и судя по тому, с каким настроением вертел дубинку в руке, явно ожидал клиента для поездки в казённой сине-белой карете.

Увидев вышедших покупателей без сопровождения сотрудника полиции, он заметно растерялся. Кинув на асфальт дымящийся окурок, сделал резкий шаг в сторону Феликса, но сообразив, что его действия будут лишены какого-либо смысла, так же резко остановился.

— Тебе, парень, в какую сторону? — спросил бородач.

Они уже прошли мимо растерянного полицейского, и Феликсу даже показалось, что байкер со злой ухмылкой подмигнул стражу порядка.

— Вообще-то, в противоположенную, — ответил Феликс. — Я в театре работаю. Это там, — он махнул рукой.

— В театре? — почему-то удивился байкер. — Ну, не страшно. Прогуляйся пока со мной, а потом вернёшься. — Он протянул Феликсу ладонь. — Меня Семёном зовут. А тебя?

— Меня Феликсом.

Сказал и уже приготовился к шутке по поводу своего имени. Каких только не слышал подколов и язвительных усмешек за свою жизнь. Но, похоже, Семён был не из категории шутников. Он просто кивнул головой:

— Ясно.

Молча дошли до перекрёстка и повернули направо.

— Спасибо вам, — наконец решился поблагодарить Феликс. Сердце билось ровнее и уже не хотелось резко обернуться и посмотреть, не идёт ли кто-нибудь следом. — Вообще-то, у меня скоро утренняя репетиция начнётся, мне бы поторопиться.

— Тебе, парень, просто повезло, что я рядом оказался, — спокойно ответил Семён. — Шёл мимо, увидел УАЗик возле входа, понял, что вот-вот сейчас кто-то вляпается. Решил помочь.

— Я и говорю — спасибо! — уже с улыбкой повторил Феликс. — Я ведь и правда не крал той книги. На кой чёрт она мне.

— Книжку тебе незаметно охранник подбросил. — Семён остановился. — Так, значит, ты вообще не догадываешься, что произошло в книжном?

— Цирк какой-то, — тоже останавливаясь, ухмыльнулся Феликс.

— Ну, может, оно и к лучшему.

— Что — к лучшему?

Но Семён будто бы не расслышал вопроса и просто протянул руку:

— Бывай, парень! И будь внимательнее, особенно в людных местах. Понял?

— Понял, — пожимая руку, ответил Феликс.

Семён развернулся и зашагал дальше по улице.

Ещё какое-то время Феликс стоял и смотрел вслед своему неожиданному спасителю. И то, что он увидел спустя несколько секунд, удивило с новой силой. Перед тем, как зайти в дверь какого-то заведения, Семён достал из-за пазухи купленные книги, в том числе и современного японского автора, и положил на скамью рядом с урной. Расчёт на то, что кто-нибудь, да заберёт.

— Нормально, — шёпотом оценил увиденное Феликс и, развернувшись, двинулся обратно к перекрёстку. Очень не хотелось снова идти мимо книжного магазина.

Перейдя улицу на зелёный и слившись с группой каких-то туристов, он бодро зашагал на работу. Когда оказался напротив книжного магазина, повернул голову и посмотрел через дорогу.

Возле полицейской машины стояла уже знакомая троица. Сержант, с которым он познакомился в магазине, нещадно распекал охранника. Тот безуспешно пытался оправдываться, вставляя в обвинительную речь короткие фразы. Молодой полицейский стоял спокойно, уже не вертя дубинкой, глядя себе под ноги. Если бы не форма и бейдж на лацкане пиджака, то можно было бы подумать, что лидер бандитской группировки распекает братков за неумело проведённый рэкетирский налёт.

Из какого переплёта смог выпутаться Феликс несколько минут назад, он так и не понял. Догадывался лишь об одном: его хотели подставить, подловить на якобы краже. Что за этим последовало бы — вопрос. Повезло, конечно, повезло. И дай бог здоровья байкеру Семёну. Странный тип, однозначно, но встречаются люди намного страннее…

С такой вот путаницей и обрывками мыслей Феликс дошёл до здания театра. Впереди его ждала сценическая репетиция, в которой он отвечал за установку и перемещение декораций.

Всего бригада работников сцены насчитывала пять человек, и он среди них был самым молодым.

= 2 =

В кабинете директора театра, не смотря на одиннадцатый час и безоблачную погоду за окном, царил пещерный полумрак.

Директор сидел за рабочим столом, облокотившись о край и держа между ладонями свою русую, лысеющую голову. На круглом лице смешалось три чувства: неуверенность, печаль и крайняя раздражённость. Казалось, что в следующий момент он резко или заплачет, или разразится хохотом.

Недалеко от директорского стола в одном из тёмно-бардовых бархатных кресел восседала черноволосая женщина. От затылка, обвивая шею, прямо на грудь ниспадала крупная коса, выглядевшей объёмной скорее всего из-за непослушности и жёсткости волос. На посетительнице была чёрная обтягивающая блузка под расстёгнутым джинсовым жакетом, длинная плиссированная ярко-красная юбка и легкомысленно-голубые кроссовки всемирно известной фирмы.

Глаза женщины холодно и при этом очень заинтересовано рассматривали психически нестабильного мужчину. Но она молча ждала, судя по всему, каких-то слов от собеседника.

— Что же теперь будет дальше? — спросил директор.

— Ваша девочка будет жить, — с ноткой недоумения ответила женщина. — Всё, что я пообещала вам, Николай Николаевич, будет выполнено. Для нашей методики практически не существует неизлечимых болезней.

— Но вы ведь даёте гарантии? — плаксиво спросил директор.

— Наша лучшая гарантия — это все те люди, которым мы помогли почти за триста лет.

Николай Николаевич чуть сдвинул брови, наклонил голову вбок и глухо переспросил:

— Триста лет?

— А что вас смущает? Не я лично, естественно, спасала всех больных все эти столетия. Методу лечения, я вас уверяю, гораздо больше. А вот последнее десятилетие методика стала нами применяться в более широком масштабе. Подключили современные технологии.

— А это не связано с чёрной или с какой-то другой магией?

Посетительница так строго взглянула на Николая Николаевича, что тот залился краской.

— Простите меня, — забурчал он, — какие-то глупые мысли в голову лезут. Но вы поймите мои опасения…

— Никакой магии, — жёстко перебила директора женщина. — Научный подход и высокотехнологичная терапия, не имеющая аналогов на планете Земля.

— Серьёзно?

— Абсолютно. Не нужно быть таким недоверчивым. И кстати, — посетительница поднялась из кресла, — вы можете лично присутствовать при операции. Это не возбраняется для родственников, даже наоборот.

Николай Николаевич метнулся из-за стола к гостье.

— Это было бы просто замечательно. Я очень волнуюсь за свою девочку. — Он взял женщину как можно аккуратнее за руку. — У меня ведь опять вылетело из головы ваше имя, простите уж старика.

Женщина улыбнулась белоснежной улыбкой. Ярко-пунцовые губы выглядели обрамлением двух рядов жемчужин.

— Какие ваши годы, Николай Николаевич. Я ещё и вас, если нужно, полечу, — гостья издала лёгкий смешок. — И в официальных кругах, и те, кому я спасла жизнь и вернула здоровье, зовут меня Муруганой. Есть ещё короткое имя, но оно используется при личных встречах и в определённой атмосфере. — Директор закивал головой, показывая, что понял о чём идёт речь. — Маги-шарлатаны и служители культа по имени меня предпочитают не называть, а используют уничижительные и, как им самим кажется, обидные прозвища. Как раз это меня мало волнует. Но мы-то с вами останемся друзьями, не так ли?

Директор приложил руку Муруганы к своей груди и, раскрыв широко глаза, сказал:

— Невозможно. Просто невозможно предположить обратное. Если вы спасёте Юленьку, я уговорю городское руководство поставить вам памятник и высечь золотыми буквами ваше имя на центральной площади.

Муругана звонко захохотала.

— Какой же вы смешной, милый Николай Николаевич. Мне достаточно в качестве благодарности то, о чём мы с вами договорились. Вы ещё не забыли о нашем уговоре?

Лицо директора скривилось в болезненной гримасе, словно его пытались несправедливо уличить в предательстве священного служения искусству, которому он успел посвятить большую часть жизни.

— Ну, что вы, я держу слово.

— Тем более, что на кон поставлена такая серьёзная карта, — в глазах Муруганы блеснули хитрые искорки.

Николай Николаевич в ту же секунду обмяк и будто слегка уменьшился в размерах.

— Да. Конечно. Выбора у меня нет.

Женщина перестала улыбаться и почти с каменным выражением лица сказала:

— Каждый понедельник, начиная с завтрашнего числа, по вечерам мы занимаем основную сцену для проведения психологических и лечебных сеансов, которые буду проводить лично я.

— Да, всё верно, — кивнул директор.

— На ближайшие полгода.

— На полгода, — повторил он.

— Без какой-либо платы, на спонсорских условиях.

Николай Николаевич кивнул.

— Замечательно. — И Муругана вновь расплылась в очаровательной улыбке, сверкая чёрными, бездонными зрачками.

— Признаюсь честно, я переживаю, что вышестоящее руководство, узнав о моём согласии предоставить вам помещение для благотворительных мероприятий, начнёт возмущаться. Я ведь, практически, действую без их одобрения. Можно сказать, за спиной…

— Полная ерунда, — перебила Муругана директора. — Сразу же, без колебаний направляйте ваше руководство ко мне. Номер телефона вы знаете. Пусть звонят, и я с ними поговорю.

Николай Николаевич смутился ещё больше.

— Вы и министра сможете уговорить?

— Поймите вы, милый мой человек, — Муругана осторожно прикоснулась ладонью к щеке директора, — на этой планете нет абсолютно здоровых людей. Как говорят ваши медики? — Есть только недообследованные. А у тех есть недообследованные родственники и так далее. И поверьте, — женщина игриво прищурила глаз, — мне есть, что предложить этим людям.

— То же, что и моей Юленьке? — уточнил Николай Николаевич.

— Верно, — согласилась Муругана. — Я в состоянии помочь, и я это делаю.

И она круто развернулась и зашагала к двери.

— Вас проводить? — засуетился директор.

— Ни к чему, — на ходу бросила и исчезла за дверью Муругана.

Вернувшись за стол, Николай Николаевич отодвинул нижний ящик и достал круглую жестяную коробку из-под печенья. Сняв крышку, на которой улыбчивый Дед Мороз кормит щедрой рукой крошками, видимо, этого самого печенья, сидящих на снегу снегирей, директор вытащил и положил на стол пистолет Макарова. Чёрный, матовый металл. Затем медленно убрал от него руку, откинулся на спинку кресла, перевёл взгляд на стоящую рядом с лампой фотографию в прозрачной рамке.

На него смотрела женщина средних лет со светлыми волосами и чуть прищуренными, смеющимися глазами. Волосы слегка растрепал ветерок, а вокруг царит яркое, знойное лето.

Он сделал эту фотографию десять лет назад, когда отдыхали на Средиземноморье. Юле тогда исполнилось девять. Она всё время смеялась, пела песни и танцевала, изображая Белоснежку. А Танюша смотрела на дочь вот таким взглядом, полным счастья и мудрости. Матерью Татьяна была спокойной и нежной. У неё на всех хватало и внимания, и любви.

Любовь, — такое далёкое, такое обжигающее слово. Безвозвратно утерянное, далёкое и жестокое. Так, по крайней мере, Николаю Николаевичу казалось вот уже два года. Именно столько прошло с тех пор, как не стало Татьяны.

Ушла тихо, всё с той же улыбкой в глазах. И последним наставлением для него прозвучало: «Люби Юленьку. В ней частичка моей любви к тебе».

Так он теперь и жил, осознавая, что всё, что осталось у него — это Юля, его дочь. Их дочь. И он обязан сохранить её жизнь во имя любви к Татьяне.

Спрятав пистолет обратно в коробку, а затем в нижний ящик стола, Николай Николаевич взял трубку стационарного телефона, набрал трёхзначный номер вахты театра и после небольшой паузы спросил:

— Марина Харитоновна, а что там, Наитин ещё не появлялся?

— Нет, Николай Николаевич, — ответил в трубке низкий женский голос. — Ещё не появлялся.

Переведя взгляд на зашторенное окно, добавил:

— Как только зайдёт в театр, сразу же направьте ко мне.

— Хорошо, Николай Николаевич, — так же невозмутимо согласился голос.

Вернув трубку на рычаги, директор тихим голосом сказал:

— Надо бы шторы раздвинуть. Меня-то солнечный свет не раздражает.

= 3 =

Возле служебного входа в театр Феликс стал свидетелем необычной картины. Из двери вышла женщина странного, мягко сказать, внешнего вида. Широкополая синяя шляпа, огромные зеркальные очки «авиаторы», разноцветный длинный шарф поверх джинсовой жакетки, красная юбка, голубые кроссовки. Мало того, на руках белые матерчатые перчатки. И это всё в тёплую, даже жаркую, непривычную для утренних часов, погоду.

Несмотря на то, что женщина явно торопилась, рядом с ней шагал крепкого телосложения мужчина в чёрном костюме, белой рубашке без галстука и чёрных очках, услужливо неся над ней необычно здоровенный зонт. Сверху он был белого, а изнутри чёрного цвета. Феликс успел это заметить. Впрочем, как и то, что буквально на секунду женщина приостановила торопливый бег до открытой дверцы чёрного автомобиля представительского класса и с любопытством бросила взгляд в сторону Феликса.

Или ему это просто показалось. До конца он не был уверен.

После того, как женщина юркнула на заднее сиденье, и сопровождающий захлопнул дверцу, издавшую глухой звук упавшего на морское дно валуна, здоровяк умело сложил массивный зонт и спрятал в багажник. Затем дошёл до передней пассажирской дверцы и скрылся в темноте салона.

Через секунду автомобиль с незнакомкой плавно тронулся с места. За ним уверенно последовал чёрный микроавтобус. Стёкла и первого и второго транспортного средства были затонированы до такой степени, что невозможно было определить, кто ими управляет, — водители или сила магического заклинания. А под капотом, возможно, вместо двигателя, сидел небольших размеров дракон с функцией внутреннего сгорания. Именно так, а то есть нереально, выглядели машины, пересекающие черту поднятого шлагбаума.

И всё-таки удивительно, — что могли делать подобные персонажи утром в театре? Ведь не цирк же у них, в самом-то деле.

Заходя в здание театра, Феликс собирался первым делом поинтересоваться у вахтёра, каких-таких птиц и каким ветром занесло к ним в этот утренний час. Оказавшись возле небольшого окошечка в окне вахты, за которым сегодня восседала царицеподобная Марина Харитоновна в высоком пожелтевшем парике, пушистой шерстяной кофте с накрахмаленным узорчатым воротничком, Феликс собрался задать вопрос. За всю работу в театре ни разу не видел, чтобы Марина Харитоновна изобразила хоть что-то похожее на улыбку. Вот и сейчас её тёмно-бардовые пухлые губы ровно и бесстрастно произнесли, не дав Феликсу даже раскрыть рта:

— Наитин, нужно срочно явиться к директору. Николай Николаевич только что звонил, сказал, чтобы ты сразу, как только появишься, поднялся к нему в кабинет.

Феликс, будто нарочно игнорируя слова вахтёрши, широко улыбнулся и сказал:

— Доброе утро, уважаемая Марина Харитоновна.

— Ты меня слышал? — почти перебивая Феликса, заговорила в ответ невозмутимая привратница служебного хода в храм искусства. — Не до любезностей.

Каким-то шестым чувством Феликс уловил в словах Марии Харитоновны, обычно звучавших сухо и прямолинейно, искреннюю взволнованность, переживание за что-то, произошедшее совсем недавно. И это что-то явно не из категории приятных сюрпризов.

— Что-то случилось? — посерьёзнев, спросил Феликс.

Марина Харитоновна лишь махнула рукой и добавила:

— Иди уже. Сам Николай Николаевич и расскажет.

Сердце в груди бешено заколотилось. Не хватило ему одного утреннего приключения. Он чувствовал, как огромный ком неприятностей медленно и неумолимо движется на него.

Придерживая рукой сумку за спиной, Феликс взлетел по лестнице на второй этаж. Он почти бежал, не замечая проходивших мимо двух одевальщиц, старого актёра с вафельным полотенцем, перекинутым через согнутую в локте руку, уборщицу, старательно пылесосившую длинную зелёную дорожку, протянувшуюся вдоль гримёрных комнат. Никто не здоровался со спешащим в директорский кабинет Феликсом. Видимо, что-то такое знали, но не спешили выдавать молодому человеку.

Ветеран сцены лишь печально перекинул полотенце на другую руку и из-под его выцветших усов вылетело:

— Эх-эх-эх…

В приёмной никого не было. Секретарь приходила поздно, к обеду. В свои тридцать два она ещё не вышла замуж, по вечерам порхала по ночным клубам, что, конечно же, накладывало на её утреннюю работоспособность отпечаток, а точнее — крест.

Постучав в дверь и не дождавшись приглашения, Феликс вошёл в кабинет.

Директор сидел почему-то в полумраке, за рабочим столом. Лицо выражало растерянность и грусть. Он держал в руке стоящую на столе рамку с фотографией. Феликс прекрасно помнил, кто был на ней запечатлён. В кабинете бывал не раз, и даже как-то довелось беседовать с директором по душам. Ведь Николай Николаевич был отцом его девушки, а значит, к Феликсу периодически возникали разные «специфические» вопросы по поводу их дружбы с Юлей. Но отец имел на это полное право, Феликс это прекрасно понимал.

— Здравствуй, дорогой, — директор поднял на своего сотрудника извиняющийся взгляд. — Раздвинь-ка шторы, хороший мой. На улице такое солнце, а у меня тут как в склепе.

Таким отца Юли, директора театра, Феликс ещё не видел.

— Доброе утро, — поздоровался он и послушно подошёл к окну.

Свет хлынул в кабинет и Николай Николаевич, вздрогнув, прикрыл лицо ладонью.

— Садись, пожалуйста, — мягко сказал он.

— Что-то случилось? — усаживаясь на стул у стола для совещаний, спросил Феликс.

Николай Николаевич расплылся в широкой улыбке, и одновременно с этим из его глаз медленно поползли две крохотные слезинки.

— Я бы не стал тебе врать, что не думал об этом. Я ведь не дурак и всё прекрасно понимаю. Но ведь я ещё и любящий отец, понимаешь?

— Понимаю, конечно, понимаю, — закивал Феликс. — Что с Юлей?

— Я старался сделать всё возможное, чтобы поддержать здоровье дочери. Никогда не жалел денег ни на врачей, ни на обследования, ни на лекарства. Ты же знаешь.

— Знаю, — снова согласился парень.

А Николай Николаевич будто не слышал его и продолжал говорить.

— Но беда всё же пришла. Сколько бы я не оттягивал, это время наступило. — Николай Николаевич поднял взгляд к потолку. — Если и она уйдёт, я этого не переживу, слышишь, не останется уже никакого смысла.

Теперь Феликс понял, что обращаются не к нему, а к более высокой инстанции. И это ещё больше насторожило.

— Николай Николаевич, — громко сказал Феликс, — скажите уже, пожалуйста, что случилось с Юлей? Где она сейчас? И зачем вы меня вызвали к себе?

Медленно директор опустил взгляд на Феликса. Сдвинул брови, будто бы увидел его только что.

— Наитин, — сказал он, — Феликс. Ты давно здесь? — Оглянулся вокруг. — Что со мной?

— О-о-о, — обречённо протянул Феликс. — Не та ли странная разноцветная баба, что выходила из театра, была у вас только что?

— Муругана, — почти благоговейно произнёс директор. — И она пообещала помочь Юленьке. Ты ведь не знаешь, — спохватился он, — а её увезли на скорой. А меня не взяли. Ни в какую, как я не упрашивал. Сказали, что чуть позже позвонят и сообщат, в какую больницу определили. Странно, конечно, это. Но меня и слушать не хотели. Не убивать же их за это. А теперь, вот, одна надежда — на Муругану.

Феликс почти физически почувствовал, как огромный груз опустился на плечи. Он тоже знал, что это может случится, но всегда настойчиво гнал из головы невесёлые мысли.

— И насколько всё плохо? — слегка сдавлено спросил Феликс.

Николай Николаевич поставил локоть на стол и упёрся лбом в подставленный кулак.

— А насколько может быть при стенозе митрального клапана? — вопросом на вопрос ответил он. — Я видел, как она побелела, как посинели губы, а в руках и ногах мелкая дрожь. Я просто понимал, что всё это очень плохо, что Юленька на грани, её нужно срочно спасать.

— И вы не знаете, где она сейчас?

— Теперь, слава богу, знаю.

Мгновенно перебрав в уме несколько вариантов, Феликс уточнил:

— В областной многопрофильной?

Директор поднял брови.

— Что, в областной многопрофильной?

— Скорая Юлю увезла в областную многопрофильную?

Николай Николаевич замотал головой.

— Нет-нет-нет, она сейчас в частной клинике, — сбивчиво заговорил он, — то есть, конечно, сначала приехала скорая, оказала первую помощь, а потом как-то сразу появилась Муругана и предложила услуги своей клиники. Юля сейчас там. Вообще-то, я хотел предложить тебе вместе со мной съездить, поддержать Юлю. Тем более, что у неё операция. А ты не хуже меня знаешь, что это очень рискованно. Но я принял решение… Мы с Муруганой решили, что оттягивать больше нельзя. Нужно помочь моей девочке. И она будет здорова.

Николай Николаевич замолчал.

Всё услышанное произвело на Феликса эффект разорвавшейся над головой пехотной гранаты.

Ведь Юля для него не просто дочь начальника. Она близкий, очень дорогой человек. Это Феликс понял ещё год назад, когда они познакомились в театральном институте на курсе драматургии. Юля рассказала ему о своей любви к театру. Но в то же время и о своей невозможности посвятить ему свою судьбу в качестве актрисы. И виной тому её врождённое заболевание — стеноз митрального клапана сердца. Это значит — минимум физических нагрузок, постоянное наблюдение у врача-кардиолога, минимум эмоциональных переживаний и строгий распорядок дня, — своевременный сон, приём пищи, прогулки на свежем воздухе, диета.

А вот писать пьесы для театра — пожалуйста, сколько угодно. Чему и решила посвятить свою жизнь Юлия — драматургии. И в тайне от отца мечтала рано или поздно стать самым настоящим режиссёром.

Феликс тогда не стал спорить и напоминать, что режиссёрская работа в театре зачастую не менее нервозна чем работа актёра. Режиссёру иногда приходится работать с такими «фруктами», у которых характер равен раздутой харизме, плывущей над их головами в виде огромного, сверкающего дирижабля. Порой, стóящий режиссёр — это обладатель стальных нервов, подобных тросам вантового моста.

Он просто сказал:

— Хитрó ты придумала, сама и пьесу напишешь, сама и в театре поставишь. Двойной оклад.

Оба тогда посмеялись над шуткой.

А теперь хрупкой двадцатилетней девушке грозило попросту не дожить до следующего дня рождения.

— Ну, так что ты молчишь? — вывел Феликса из раздумий Николай Николаевич.

— Конечно, поеду. — Голос звучал уверенно. — Вы же знаете, Юля мне не безразлична. Даже более того.

— Рад это слышать. — Директор вышел из-за стола, подошёл к Феликсу и вцепился в его руку, при этом не давая встать со стула. — Это здорово, что ты остаёшься рядом. Ей твоя поддержка будет очень нужна. Я знаю. Спасибо тебе.

Николай Николаевич тряс руку Феликса, а тот и не пытался остановить хлынувшие эмоции отцовской благодарности.

— Когда операция? — раскачивающимся голосом от продолжающегося рукопожатия спросил Феликс.

— Сегодня вечером, в 21 ноль-ноль.

— Почему вечером? Обычно, насколько я знаю, операции по утрам делают, до обеда.

— Не всегда, — устало улыбнулся Николай Николаевич. — Тем более, что у Муруганы своя лечебная практика, своя методика, древние традиции и так далее. Нам приходится ей верить.

— А какие гарантии, что операция поможет Юлии?

— Муругана даёт стопроцентную гарантию.

У Феликса округлились глаза.

— Такое возможно?

— Муругана уверила, что способна на многое, и эта операция всего лишь одна из череды многих других. — Увидев во взгляде молодого человека недоверие, положил руки ему на плечи и добавил: — Я не могу потерять ещё и её.

Обречённо вздохнув, не в состоянии спорить с отцом девушки, Феликс кивнул.

— Где находится эта клиника? Как мы туда доберёмся?

Возвращаясь за стол, Николай Николаевич ответил:

— За нами приедет машина в восемь вечера, к служебному входу, и отвезёт в клинику.

— И сколько мы там пробудем? Операция, наверняка, долгая и сложная.

— Муругана обещала всё сделать в нашем присутствии в течение часа.

— Что? — Феликс подумал, что ослышался.

— А забрать домой Юлю можно будет через час после операции, либо, по желанию родственников, утром, чтобы пациент смог отдохнуть и набраться сил за ночь. Так мне сказала Муругана.

Феликс всё больше и больше начинал подозревать, что абсолютно ничего не смыслит в современной медицине.

— Но она ведь не хирург и даже не медик, верно?

— В том-то всё и дело, что клиника зарекомендовала себя в этом плане, как новатор в лечении хронических заболеваний и различных патологий. Опять же, её слова. У них там какой-то опробованный веками уникальный метод лечения.

«Значит, всё же не современная медицина», — пронеслось в голове Феликса.

— Нужно просто поехать и увидеть всё своими глазами. По-другому всё равно не получится понять, как будут лечить Юлю. Кстати, — Николай Николаевич двинул указательным пальцем по поверхности стола в сторону Феликса лист с каким-то списком, — вот все те, кто уже воспользовался услугой клиники Муруганы. Звучные фамилии, я должен заметить.

Феликс подался немного вперёд, дотянулся до листка и придвинул к себе. Пробежался глазами по строчкам. От первой до последней — местные, если можно так выразиться, знаменитости и авторитеты. Политики, бизнесмены, телеведущий, директор банка, два спортсмена. Но политиков больше всего, это бросалось в глаза сразу же.

— Внушительно, — согласился Феликс и отодвинул листок обратно на директорский стол. — Этот список, если он не фикция, внушает доверие. Возможно, эта ваша Муругана не обычная шарлатанка, а действительно маг и чародей медицины.

— Почему ты думаешь, что шарлатанка? — удивился директор.

— Я же её видел у служебного входа, когда она в машину садилась.

Николай Николаевич в ответ махнул рукой.

— Сейчас время такое. Все пытаются друг другу пыль в глаза пустить. Уже и не разобраться толком, кто пустышка, а кто чего-то стоит. Время ярких обёрток и разноцветных вывесок.

— А денег сколько? Операция наверняка не из дешёвых, — прищурился Феликс.

Взгляд Николая Николаевича снова притянуло фото на столе. И всё тем же уставшим голосом он ответил:

— Ты, сынок, не переживай. Обо всём вроде бы договорились. Муругана возьмёт бартером. На ближайшие полгода по понедельникам театр отдаёт для проведения мероприятий большую сцену.

— Каких таких мероприятий? — скептически спросил Феликс.

— Так ведь я и сам не знаю. Завтра посмотрим. А сегодня у нас ещё репетиция нового спектакля, — словно спохватился директор, переводя взгляд на сотрудника. — Давай-ка, ты иди уже. Я помню, сегодня прогон с декорациями, значит, работа для тебя есть.

— А завтра на это загадочное мероприятие что-то на сцену потребуется?

— Не знаю. Вообще ничего не знаю.

Феликс пожал плечами и сказал:

— Тогда я пока пойду. Лопатыч меня уже, наверное, заждался.

— Скажешь, что ко мне заходил. И про завтра, кстати, можешь сказать. Приказ на понедельник секретарь после обеда состряпает, на доску вывесим. А тебя жду к восьми.

Феликс вышел из кабинета.

Николай Николаевич, тем временем, встал, подошёл к книжному шкафу, достал из-за «Афоризмов Фаины Раневской» бутылочку дешёвого коньяка и плеснул в белую чашку с цветочками «лекарство от нервов». Так он называл эту процедуру.

= 4 =

Оказавшись на заднем сиденье глухо затонированного автомобиля и дождавшись, когда помощник сядет на переднее пассажирское и захлопнет дверцу, экстравагантная женщина сняла шляпу и положила на колени. Очки легли на поля, обняв дужками тулью.

— Какое сегодня знойное утро, — недовольно сказала Муругана. — Приходится быть крайне осторожной. Поехали.

Машина тронулась с места.

Сидящий рядом на заднем сиденье мужчина в чёрной форменной одежде без знаков различия, непонятно каких родов войск и неизвестно какой армии, повернул лицо и почти безразлично поинтересовался:

— Ну как, смогла договориться?

Муругана хмыкнула:

— У тебя были сомнения?

— Ну что ты, никаких сомнений. — Мужчина пригладил рукой аккуратно зачёсанные назад тёмно-русые волосы и, слегка прищурив небесно-ледяные глаза, добавил: — Всё, что делает Муругана — приближает нас к общей цели. Великий тайфун начинается с ночного выдоха младенца.

После этих слов Муругана широко улыбнулась.

— Ты сам это придумал?

— Почти, — монотонно ответил мужчина.

— Я, конечно, не младенец, но мой выдох способен изменить этот мир. Не сразу, но ты прав — мы приближаемся к цели всё ближе. Ночь будет править на этой планете, а мы править ночью.

— О, да, принцесса ночи, — с еле уловимым сарказмом сказал спутник.

— Ну-ну, — цыкнула Муругана. — Не советую шутить в мой адрес. Моя миссия крайне серьёзна. И если я почувствую, что что-то выходит из-под моего контроля…

Муругана замолчала, давая возможность собеседнику самому мысленно закончить фразу.

Мужчина как ни в чём не бывало отвернулся к окошку и спросил:

— А кто этот паренёк?

— Какой ещё паренёк? — наигранно сморщила нос Муругана.

— Тот, на которого ты обратила внимание, когда выходила из театра. Мне показалось, что ты даже захотела с ним пообщаться.

— Какой же ты, Аскольд, наблюдательный. Профессиональный цепкий глаз. Браво!

Мимо автомобиля, справа, пронёсся книжный супермаркет. А вот и тот самый перекрёсток, через который всего несколько десятков минут назад переходил Феликс.

Аскольд холодно смотрел на куда-то торопящихся пешеходов. Его забавляло это суетливое копошение в огромном человейнике. И он чувствовал, как остро не хватает элементарного порядка в этом биологическом хаосе.

— Пятнадцать лет безупречной службы не прошли даром, — негромко, но чётко ответил Аскольд.

— Да-да, это я прекрасно помню. За это и ценю. Профессионалы — огромная редкость в наше время.

— Извините, что перебиваю, — донеслось с переднего пассажирского сиденья. Не поворачивая белобрысой головы, мужчина активировал лёгким касанием медиасистему по центру передней панели, на экране которой появилась карта города. — Необходимо уточнить. График и маршрут на сегодня те же?

Муругана плавно повернула голову и, не меняя выражения лица, ответила:

— Маршрут тот же, Ваня, график без изменений.

Водитель еле заметно кивнул, а Ваня, поводив пальцем по экрану и отметив нужные точки, ответил за обоих:

— Принято. Без изменений.

— Так вот, кстати, о профессионалах, — снова повернувшись к Аскольду, несколько рассеянно продолжила Муругана. — Этот парнишка может нам быть полезен. Он работает в этом театре, в хороших отношениях с директором, потому что дружит с его дочерью. Познакомились они в институте, где вместе учатся на драматургов. Юля мечтает стать ещё и режиссёром, и это их общая тайна, о которой отец не знает. Но это так, лирика. — Лёгкий взмах кисти. — Когда я выходила из служебного входа и увидела парнишку, как раз в этот момент мне пришла информация, — Муругана пару раз прикоснулась к виску подушечкой указательного пальца, — что он сорвался с крючка нашей полицейской спецкоманды. А помог ему человек в чёрной кожаной куртке, высокого роста, с бородой.

— Семён, — кивнул Аскольд.

— Непонятно, как он оказался рядом, — будто бы не замечая уточнения, говорила дальше Муругана. — Случайно или специально зашёл в книжный супермаркет. Тогда, как он узнал? И зачем Семёну помогать какому-то парню?

— Действительно, странно.

— Этот Феликс, его так зовут, как непонятный для меня узел, к которому тянутся несколько нитей. И я очень им заинтересовалась.

— Хочешь с ним поговорить?

— Да.

— Можем спланировать, если, конечно, снова Семён не вмешается, — хмыкнул Аскольд. Это имя ему было явно неприятно.

— Думаю, ничего планировать не придётся. Феликс приедет в клинику на операцию с Юлиным отцом. Я не сомневаюсь. Вот тогда я и предложу ему сотрудничество с нами.

— В качестве Проводника? Мне казалось, в «факелах» у нас нет недостатка.

— Как же смешно, Аскольд, ты их называешь, наших одноразовых Проводников, — хитро улыбнулась Муругана, — но мне нравится.

— Они сгорают, — пожал плечами Аскольд, — чего же в этом смешного.

— Может быть, потом, но сначала его можно выжать как литератора.

— Да? — искренне удивился Аскольд. — Даже так? А не слишком ли молод этот «гений пера»?

— Экспертная группа проанализировала его творчество. Написал он немного, но потенциал очевиден. Феликс может выдать стоящий материал, который мы используем в информационной стратегии лояльности.

— Я так понимаю, его литературу вы в интернете нашли. И как много он успел за свою непродолжительную творческую жизнь?

— Двенадцать пьес, чуть меньше ста рассказов, два романа и ворох разнокалиберных стихотворений. Даже несколько статей в пару интернет-журналов. Творит со школы.

Аскольд хмыкнул.

— Жаль парнишку, не успеет примерить лавровый венок…

— Ну, это ты зря, — перебила Муругана. — Всё зависит от него. Как он себя покажет. Насколько будет лоялен и полезен для реализации нашего плана.

— В доброту вашего сообщества я не верю. Значит, парню нужно будет уповать на твою милость — понравится он тебе лично или нет.

И вновь хитрая улыбка растеклась по губам Муруганы.

— Как хорошо ты успел войти в курс дела. И признаюсь честно, ты мне тоже успел понравиться.

— Благодарю тебя, госпожа, — с наигранным почтением сказал Аскольд, слегка склонив голову.

— Не благодари. Это лишнее.

Тем временем автомобиль затормозил и плавно встроился между другими припаркованными служебными машинами. Перед взорами находящихся в салоне предстала рабочая резиденция губернатора области.

— Смотри-ка, — Аскольд кивнул в сторону, — машина мэра уже здесь.

— Значит, мы вовремя. Главные персоны на месте. Выходим, Ваня, — обратилась Муругана к пассажиру спереди.

— Понял, — энергично отозвался тот и выскочил из салона.

— Я помню и уважаю твои чувства, Аскольд. Я не больше твоего люблю этот сброд, называющий себя властью этого народа. Но я по-прежнему прошу тебя хотя бы пару раз в течение нашего разговора в резиденции улыбнуться и смягчить чувство ненависти на лице. Попробуешь?

И когда Муругана уже надела широкополую шляпу, закрыла глаза зеркальными очками, дверца услужливо открылась и появился зонт, придвинутый к крыше автомобиля, Аскольд нехотя ответил:

— Сделаю усилие.

— Прекрасно, — широко улыбнулась Муругана.

Оба покинули салон. В компании Вани, державшего зонт, Аскольд и Муругана двинулись в сторону резиденции губернатора.

Слабый ветерок еле-еле шевелил листочки деревьев. Воробьи вяло чирикали, выискивая прохладу в ускользающих тенях. Солнце медленно, но настойчиво ползло к зениту.

= 5 =

Выйдя из кабинета директора и шагая по длинной зелёной дорожке мимо дверей в гримёрные комнаты, Феликс первым делом достал из сумки смартфон. Решил прошерстить чаты и мессенджеры, в которых Юля могла засветиться, и определить примерное время, когда произошёл приступ.

Последний раз она появлялась в девять ноль пять в чате одногруппников. Обсуждение того, кто и где отдыхал этим летом, постепенно переросло в горячий спор, где отдых лучше. Именно в это время Юля оставила сообщение, что нет ничего лучше отдыха на Средиземноморье. А детские воспоминания о нём живы и по сей день. На это ответил их однокурсник Неверов, спросив, в какую именно страну предпочла бы отправиться Юля в очередной раз. Ведь побережьем Средиземного моря являются целых два континента с абсолютно разными, во всех отношениях, странами. Юля не ответила на вопрос и дальше не участвовала в обсуждении.

Феликс сделал вывод, что именно в это время всё и произошло — приступ и последовавший вызов скорой.

Сейчас смартфон показывал десять двадцать девять, до начала репетиции полчаса. Уже прошло больше часа.

Но и ещё одна мысль вертелась в голове. Кто так лихо всё успел провернуть с вызовом скорой и Муруганы? Кто-то же поставил её в известность и вызвал в театр.

Постепенно формировался плотный узел вопросов, на которые хотелось получить ответы.

У Юли пока ни о чём не спросишь. Её отец, похоже, не в себе, и человека можно понять. Всему, о чём он говорил, Феликс поверил лишь отчасти. Во время репетиции или после неё нужно будет разыскать очевидца событий и подробно обо всём расспросить.

Перед тем, как переодеться в рабочее, Феликс решил заглянуть на сцену. Если бригада Лопатыча уже приступила к монтажу декораций, то хотя бы предупредит, что он уже в театре и сейчас присоединиться к работе.

Выйдя к так называемому заднику, дальнему занавесу, закрывающему стену, Феликс увидел, что работа и не думала начинаться. Бригадир стоял возле края сцены и негромко о чём-то беседовал с двумя рабочими, Серёгой и Саней, появившимися в театре ещё до прихода Феликса. А вот Юрик на сцене отсутствовал. То ли приболел, то ли опаздывал.

— Леонид Палыч, — шагая к бригаде рабочих сцены и вытянув над собой руку, крикнул Феликс, — я уже здесь. Быстро переоденусь и к вам.

Все трое отвлеклись от беседы, повернув лица к Феликсу. Всегда добродушный и улыбчивый Лопатыч, сейчас был серьёзен, а Серёга и Саня глядели виновато, будто в чём-то провинились, и бригадир их распекает за допущенную оплошность. Но никаких декораций ещё на сцене не присутствовало, а значит, и о каких-либо ошибках с их стороны говорить рановато.

— Ждём, — махнул рукой в ответ бригадир и продолжил разговор с двумя подчинёнными.

Феликс тут же развернулся и пошёл в сторону лестницы, ведущей под сцену.

Спустившись в бытовку, которая располагалась здесь же, за перегородкой от пульта управления кругом сцены и подъёмными платформами, Феликс, оглядевшись вокруг, удостоверился, что всё, как и прежде. Лопатыч следил за порядком. Чистая посуда для чаепитий, составленная башенками, стояла на полотенце, расстеленном на столе поверх блестящей, чуть растрескавшейся клеёнки. Три стула рядком выставлены вдоль стены и два придвинуты к столу. Всё, как всегда, без нарушения законов личного фэншуя Лопатыча.

Значит, причина озабоченности бригадира в другом, — думал Феликс, заканчивая переодеваться в синюю спецовку. Засунул матерчатые перчатки по привычке в задний карман брюк и отправился обратно на сцену.

— Готов к труду и обороне, — попытался разрядить обстановку Феликс, подходя к бригаде.

— Вот и отлично, что готов, — тут же ответил бригадир, — а то вот Юрий сегодня не вышел. Может, заболел, а может, ещё что. Значит, нам и за него работу делать. Да, парни? — обратился он теперь уже к унылым Серёге и Сане.

— Ага. Да, — буркнули по очереди.

— Так из-за этого, что ли, собрание? — решил уточнить Феликс.

— Ты у директора был? — задал встречный вопрос Лопатыч. И продолжил: — Значит, знаешь, что на завтрашний вечер ещё дополнительное мероприятие назначено. А наши коллеги, — он кивнул на ребят, — не очень-то горят желанием помочь родному театру.

Каким-то образом Лопатыч уже узнал о мероприятии. Феликс подумал, что это несколько странно, но промолчал.

— Вообще не горим, — согласился Серёга.

— У меня планы, — подхватил Саня.

— Не хотят они понять, — развёл руки в стороны Лопатыч, — что это ради Юли, дочери нашего директора. Неужели вам всё равно?

Саня после этих слов покраснел, а Серёга лишь криво ухмыльнулся.

— Леонид Палыч, а может, мы с вами и вдвоём справимся? А ребята пусть гуляют, если у них планы, — предложил Феликс.

Бригадир строго посмотрел в его сторону, явно не одобряя того, что он пытается выгородить из общего дела двух лоботрясов. Феликс прекрасно знал, что никакие они не лоботрясы, да и Лопатыч знал тоже. Но в этот раз он был непреклонен. Пусть и без Юрика, но завтра должна быть вся команда.

— Ну, что там нужно будет, — Феликс решил предпринять последнюю попытку, — столы поставить, да стулья подвигать?