Несколько пожилых дам и хорошо сохранившийся (как паук в спиртовом растворе) бригадный генерал глядели на нас с отвращением, словно завороженные.
Деревенские, которые вопреки прогнозам Ларри превосходили нас числом раз в пять, продолжали молча глядеть на нас, бесстрастные, как ящерицы.
В конце тридцать девятого года, когда война казалась неизбежной, моя семья покинула Корфу и вернулась в Англию. Мы временно поселились в лондонской квартире, и мать раз за разом совершала набеги в глубинку в поисках дома.
Кафешка, как и паб в любой английской деревне, служила источником не только еды и вина, но также местных сплетен и поклепов.
Мне казалось, идея заключалась в том, чтобы отдохнуть от людей.
— Но это же не просто люди, — возразил ей Ларри, — это друзья. Не чувствуешь разницу?
Возьмем напрокат benzina [1] и будем останавливаться, где понравится, — беззаботно сказал Ларри. — Наберем еды на два-три дня, и вперед! Отдыхаем, развлекаемся
Это был один из тех безветренных ясных лазурных дней, какой может подарить только Греция. В кронах зудели цикады, а море было густо-синим колыхающимся отражением неба. Только что закончился обильный и неспешный обед под перекрученными дырчатыми оливами, подступавшими почти к воде на одном из самых красивых пляжей острова Корфу.
Тут он был абсолютно прав.
Они означают «До разрезания хлебов».
Мой дорогой друг, с Сантой и Иисусом мы точно не пропадем,
