Оглавление

Неправдоподобная история, приключившаяся с молодым столичным чиновником его высокоблагородием коллежским асессором Николаем Александровичем Добряковым, откомандированным в горы Алтая вначале двадцатого века по особо важному делу, пересказанная грустным экскурсоводом по пути на пляж Карагай.

Глава первая

— Пригласите ко мне молодого специалиста, — крикнул секретарю в меру упитанный руководитель отдела землеустроительства дальних приделов. Филимон Филимонович давно занимал эту должность и знал как вести себя, если начальство спускает задание. Сегодня ему принесли приказ от председателя палаты по управлению окраинами. Документ был солидный с печатями и всеми необходимыми подписями. Это первое, на что надо обратить внимание, потому что, если не хватает хотя бы одной подписи, например, стряпчего финансового департамента, то можно отправить бумаги наверх и умыть руки.

Филимон Филимонович аккуратно провел пальцами по выпуклостям на гербовой печати, подумал о государственной важности задуманного наверху предприятия и вытер со лба пот большим кружевным платком, который ему сунула в карман горничная Люба, когда целовала на прощание.

За окном здания департамента, на четвертом этаже которого находился отдел землеустроительства дальних приделов, была ранняя весна. Весна в столице это гнусное время: по углам тает навоз, текут ржавые ручьи, дворники не успевают прибирать центральный проспект и к ним в здание надо идти с Казанской через Свечной переулок.

— Говна-то, говна, — подумал столоначальник и достал папиросу.

Он открыл фрамугу, сквозняк хлопнул дверью в секретарскую, где, сгорбившись за столом, сидел старый друг Филимоновича, его бессменный секретарь Беккер, из пленных прусаков.

Через минуту в дверь стукнули.

— Заявился, — оглянулся Филимон Филимонович и позвал, — входи.

Дверь открылась в меру приличия. Не широко и не быстро. Было в этом понимание учтивости и соблюдение субординации. Сначала в проеме появилась голова, а потом левая нога.

Начальник отдела всегда внимательно следил, как чиновники входят в кабинет. Сам он был большим умельцем еще на подходе к начальству выказать уважение.

— Смелее, молодой человек, время служебное, не терпит, — сказал он входящему мужчине непримечательной наружности. Любил Филимон Филимонович сотрудников, которые ничем не выделялись. Этот был совсем обыкновенный молодой человек, среднего росту, неширокий в плечах, стриженный на модный манер студента управленческого ВУЗа, коим и был совсем недавно. Он сделал два шага в кабинет и остановился посередине.

«Уважает», — отметил начальник и сказал:

— Значит так, есть сверхважное задание от высшего руководства. Крупное дело. Мне поручено отобрать специалиста, я выбрал вас.

Когда Филимон Филимонович получил бумагу, он долго думал, кого можно отправить в эту командировку. Понятно, что своих заместителей он не пошлет, люди они семейные — у одного двое детей, а у другого жена и любовница. Можно было послать кого-нибудь из линейного персонала, но они все узкие специалисты, кто будет тут работать? А работы с каждым годом прибавлялась. Экспедиции корпуса прирастания земли расходились во все уголки державы и надо обрабатывать их отчеты. Конечно, правильно было бы из их корпуса выбрать человечка, но начальству виднее. Младшие клерки были совсем тупые и не по статусу их отправлять в такие предприятия. А этот был совсем новым сотрудником, его пристроили по особому поручению и кажется, что для него в их отделе даже придумали должность «порученец департамента». А попал он к ним сразу при распределении после института управления. Поговаривали, что это новая реформа, но пока было все как «при бабушке». Отправить этого порученца было самым правильным делом, никто не подкопается. К тому же председатель прямо дал понять, кого направить. Главное написать на него характеристику и правильно подать начальству, чтобы утвердили без промедления.

Филимон Филимонович обошел молодого сотрудника вокруг, посмотрел ему в затылок и сказал:

— Я вас вызвал вот по какому делу, — зло улыбнулся Петер Филимонович, — есть распоряжение, его надо выполнять. Дело надо делать, молодой человек. Я прекрасно понимаю, что вы — человек новый в нашей системе, не во всем еще разобрались, но, если Родина прикажет, надо живот свой положить, а выполнить. Понимаете?

Этот метод задавать вопрос подчиненному Филимон Филимонович подцепил от своего первого начальника. Было это тридцать лет назад, когда он молодым переписчиком пришел в бюро статистики. Если подчиненный ответит, то значит выскочка, а если промолчит — значит уважает. Этот промолчал и руководитель отдела землеустроительства продолжил:

— Да уж, человек вы новый и я сомневаюсь, сможете ли вы выполнить столь высокое поручение… Вдруг Филимон Филимонович увидел птичку за окном и подумал, зачем он разводит перед этим юнцом такой хоровод. Написал бы ему циркуляр и спустил через секретаря, а уж прусак бы его отчихвостил и поехал бы порученец как миленький. Но это был другой случай.

— Не буду тянуть, отправляетесь вы в деловую поездку в удаленный район в пограничные земли. Ехать вам далеко, Сибирь — она большая. Вы не падайте в обморок, многие с этого начинали. Я в Туркестан был отослан для пересчета ослов. Да, было время, не то что нынешнее племя. Вы дружок стихи пишите?

Молодой человек замотал головой.

— Вот и славно. По делу так. Заполните анкету, думаю, дня через три получите подорожную, потом неделя вам на подготовку. Изучите все по картам, запомните имена губернаторов и управляющих а также высших полицейских чинов. Командировочное обеспечение выдается вам по первому разряду. Департамент наш небедный и на хорошем счету. Там на месте получите в распоряжение человека. Припишут к вам денщика из местных, чтобы ориентировался. И будете по графику отправлять отчеты. Шифровальные книги выдадут в особом отделе. Вопросы есть, Николай Николаевич?

Он специально назвал молодого человека по имени-отчеству, чтобы дать понять: начальник про всех все знает.

— Вы из каких мест будете, Николай Николаевич? — и он еще раз назвал его по отчеству.

Порученец моргнул, глотнул и произнес:

— Простите, Филимон Филимонович, меня зовут Николай Александрович, я из Рязани.

— Николай Александрович? Почему это так? А кто мне доложил, что вы Николаев Николай Николаевич? Я еще удивился, как необычно и смело родители вас назвали. Из Рязани так из Рязани. Значит, Николаев Николай Александрович, вы осознаете ответственность?

— Простите, Филимон Филимонович, моя фамилия Добряков.

— Что за фокус? Кто доложил? Накажу Беккера, лишу прибавки пасхальной. Давайте уж тогда поближе познакомимся. Значит, Добряков, из каких вы будете?

— Извольте, Филимон Филимонович. Матушка моя из Гедиминовичей, по паспорту — крещеная польская еврейка, а отец — полковник интендантской службы Его Величества конногвардейского корпуса, кавалер в отставке Александр Сергеевич Добряков-Рыльский. Пожалован именным титулом при взятии Рыльска в Западной компании.

— Достойно, — выпучил глаза Филимон Филимонович и, кажется, только сейчас подумал: «Что же я, старый болван, раньше-то не спросил? Полгода уже как у меня служит оболтус, а я и не в курсе. Рыльский, это же тот Рыльский, который с Императором устраивают скачки на верблюдах по Дворцовой площади».

— Достойно, — повторил Филимон Филимонович, — ступайте теперь, все документы получите у Беккера. Счастливого пути, ждите распоряжения. С батюшкой вашим не имею честь быть знакомым, но много слышал. Благородный человек. Спаситель Отечества.

— Благодарю за доверие. Будет исполнено, — почти шепотом произнес Добряков.

Руководитель отдела землеустроительства смущенно улыбнулся, перекрестил ему лоб и ласково произнес:

— Да пребудет с вами Бог, во благо Императора и Отечества. Вы свободны.

Молодой человек незамедлительно повернулся и вышел из кабинета, притворив за собой дверь.

— Хороший парень, — подумал Филимон Филимонович, — и не женат, наверное. Хорошо быть молодым из уважаемой семьи. Эх, лишь бы не на смерть посылаю, а то могу и сам в ссылку поехать. Пусть едет. Я вот ослов в Туркестане считал, а там и холера, и басмачи, и вообще что попало. Выжил и вон как поднялся по карьерной лестнице. Служу Отечеству.

Глава вторая

Сидя в столовой гостиницы «Венеция» на правом берегу Екатерининского канала, заказав котлету и компот из фиников, служащий одного столичного второстепенного департамента при министерстве внутренней политики думал, что же он сообщит родителям. Сегодняшний разговор с начальником был очень странным. Молодому человеку казалось, что в департаменте все знают его положение и поэтому никто его не беспокоит. Занимался он поручениями для отвода глаз, на самом деле вырабатывал стаж, чтобы получить чин надворного советника, а там перейти в другое министерство и выслужиться сразу в коллежские советники. В его возрасте было не стыдно ходить в титулярных советниках, обычно из их престижного института выпускали девятым классом, как раз в титулярных советниках. А он за прилежное поведение вышел классом старше — коллежским асессором. И все равно затягивать не стоило. Все понимали, чей он сын. Николай не тяготился родственными отношениями и принимал их как должное. Но маменька будет расстроена, она не поймет, зачем его выпроваживают в Сибирь. Кажется, начальник сам не понимал, с кем имеет дело. Николай Добряков задумался, официант принес ему котлету, выглядела она аппетитно.

— А компот? — окликнул Николай официанта.

— Сию минуту, господин, — с поклоном ответил молоденький официант, зарумянился и припустил на кухню.

«Может, поехать? Лето, приключения, по первому классу подорожная — чем не развлечение? Не сидеть же летом в городе. Будет что рассказать в салоне», — продолжал размышлять Николай Александрович, отрезая кусочек от сочной котлеты. Большую голландскую кружку компота официант поставил на край стола и сложил руки на индийский лад.

— Благодарю, голубчик, — кивнул головой Добряков и отрезал от котлеты следующий кусочек.

Котлета была грандиозная, финиковый компот — вкусным. Такой компот делали только в этом заведении. Поговаривали, что сначала арабские женщины пережевывали финики, потом сплевывали их в кувшин, кувшин плотно закрывали на сорок дней и хранили в полной темноте. После чего сливали, процеживали, кипятили и остужали в ледяных камерах. От чего компот получался выдающимся.

— Пожалуй, маме напишу из Сибири. А отцу не скажу вовсе, а то вдруг разнесет департамент вдребезги. Кто его знает, под какую руку ему попадет эта новость.

После обеда Николай решил не возвращаться на службу, а прогуляться по набережной в сторону дома. На ходу он собирался обдумать, что ему будет необходимо в пути. Проходя мимо библиотеки, он зашел в читальный зал и попросил книгу Семенова. Но ее не оказалось, и тогда Добряков собрался наведаться к нему на остров, тем более, он знал этого почтенного господина с детства. Отец через его рекомендации покупал в средней Азии верблюдов.

Пролетка катила по набережной в сторону моста, потом по Большому проспекту на двенадцатую линию, весенний ветерок норовил сдуть шляпу, но Николай Александрович вовремя ее ловил.

Жизнь его была размеренной: все, что ему надо было решать, — это соглашаться или нет на обед. Учился он в обыкновенной гимназии, усидчивостью не отличался, не ходил в любимчиках у педагогов, но и не был затюканным сыночком. Летом выезжали в отцовское имение под Рязань, зимой иногда катался со сверстниками на коньках по Неве. Других подвижных игр не любил, к скачкам относился равнодушно. Бывало, отец звал его прокатиться по холмам, приходилось соглашаться, чтобы не расстраивать папаню. Добряков старший страшно не любит, когда его называли «папаня». И Николай ни разу не проговорился. Отец был невероятно успешным человеком при кабинете Императора и добрым к сыну. По выпуску из гимназии младшего Добрякова определили в институт управления. Это было закрытое заведение, учрежденное по личному распоряжению премьер-министра для создания кадрового резерва. Обучение там не тяготило, лекции были интересными, но бесполезными. Все, что рассказывали профессоры, можно было узнать из газет и внутренних циркуляров министерства административного управления. Выпускники мечтали как раз попасть в департаменты этого министерства или в его управления и комитеты, но там была большая конкуренция. Пораздумав над ситуацией, Николай попросил отца похлопотать за него и найти ему тихое место. Так он попал в отдел землеустроительства дальних приделов департамента землепользования угодьями при министерстве хозяйствования собственностью ЕИВ.

Место было придумано сослуживцем отца, его партнером по висту, замминистра Витусом Зиминым. Мадам Добрякова была в восторге и не забывала благодарить Витуса Марковича, когда тот бывал на обеде в их доме. Дом у Добряковых был скромным. Отец не любил гостей, потому содержали всего один этаж на старой стороне Невского проспекта недалеко от лавры, зато у отца была большая конюшня, где он держал не только коней, но и нескольких породистых верблюдов. С этими животными было много анекдотов, которые гуляли по столице.

После поступления на службу молодой господин снял себе комнаты в самом центре, чтобы по дороге в присутствие прогуливаться, любоваться видами и дышать свежим воздухом. С раннего детства он любил смотреть на воду и дышать воздухом. Бывало, сядут они с мамой на берегу Оки и смотрят, как она катит воды вниз к могучей Волге, иногда ездили и на Волгу. Была у них в татарских землях небольшая деревенька для разведения верблюдов.

Став самостоятельным, Николай выезжал на берег залива, но холодные серые воды «Маркисовой лужи» не впечатляли его воображение. А вот теплое море в Крыму, куда он ездил с отцом, когда тот брал его в свиту, так понравились Николя, что он даже задумал, когда выйдет в отставку, переедет в маленький провинциальный городок на берегу моря и будет там высаживать вишню.

Доехав до квартиры Семенова, Николай не стал отпускать экипаж, поднялся к ученому, но в прихожей сказали, что Его Высокопревосходительство господина действительного тайного советника нет, он в экспедиции. Человек успел пожаловаться:

— Старый я стал. Петр Петрович перестали брат меня в путешествие, а ведь столько вместе прошли, до самого Тян-Шаня ходили, аэролит видели.

Николай сказал, по какому делу пожаловал, человек оказался способным и быстро нашел нужную книгу. Пообещав отдать по прочтении, Добряков быстро воротился в экипаж и приказал ехать на Итальянскую.

Дома он зачитался путевыми заметками профессора Семенова и уснул на кушетке, уронив книгу на грудь. Ему снились горы и дальняя дорога между высоких сосен. Облака клубились, превращаясь в быка, в кита, в верблюда с двумя горбами, а то и в медведя. Проснувшись глубокой ночью, Николай кликнул консьержа, попросил прислать ананасового сока и отварной говядины, быстро перекусил, после чего умылся и удалился в спальню, досматривать сны.

После того как он долго ворочался, сон все же накрыл его так плотно, что легкие и почти волшебные образы из первой части сновидения вернулись в виде кошмаров. Сначала он долго скакал верхом на быке, потом бык плыл по морю, потом верблюд хотел укусить его за плечо, но не смог и плюнул в лицо. Николай запомнил кислый запах его слюны.

Наверно, зря он поел на ночь.

Всю ночь он бродил по пустынным дорогам, поднимался на сопки, с которых хотел рассмотреть куда идти и не мог найти путь.

Проснувшись в плохом настроении, молодой господин Николай Александрович Добряков выпил кофе, позавтракал, пролистал «Фонтанные ведомости», модный журнал «Собакин» и отправился на службу ближе к полудню. Новостей он не ожидал.

Глава третья

Паровоз мчался в ночи, на поворотах дым скользил вдоль вагонов и копоть залетала в открытые окна. Проводник предупреждал господ пассажиров первого класса, чтобы не отворяли окон, но кто его послушает, когда поезд мчит по степи и так нежно пахнет полынью.

На Московский вокзал поезд подали по расписанию, господин Добряков прибыл к вокзалу вовремя, багаж у него был небольшой, умещался в два чемодана средних размеров. Носильщик, явно приезжий с юга, разговорчивый мужичок, посетовал:

— Барин едут, видать, недалече, коль сума невелика.

За болтливость свою он не получил приличных чаевых, Николай отделался от него за полкопейки.