Классик русской литературы Александр Куприн начал заниматься литературным творчеством еще во время учебы в кадетском корпусе. Причем, первые его пробы пера были в стихотворном жанре. А рассвет таланта писателя пришелся на начало ХХ века. Свет увидели рассказ «Белый пудель», ставший позднее классикой детской литературы, воспоминания о путешествии в Одессу «Гамбринус», пожалуй, самые популярные его произведения — повести «Поединок», «Яма», «Гранатовый браслет».Произведения 1889–1896Корней Чуковский. КупринПоследний дебютВпотьмахЛунной ночьюДознаниеСлавянская душаАль-ИссаКуст сирениНегласная ревизияК славеВоробейВ зверинцеИгрушкаСтолетникПросительницаКартинаСтрашная минутаМясоБез заглавияНочлегМиллионерЛоллиПираткаСвятая любовьЖизньЛоконСтранный случайБонзаУжасПолубогНаталья ДавыдовнаСобачье счастьеНа рекеБлаженныйСказкаКлячаЧужой хлебДрузьяМарианнаПроизведения 1896–1900МолохЧарыПервенецНарциссПрапорщик армейскийБарбос и ЖулькаДетский садAllez!БрегетПервый встречныйПутаницаЧудесный докторОдиночествоЛесная глушьОлесяНочная сменаОсенние цветыВ недрах землиСчастливая картаПалачПогибшая силаНа переломе (Кадеты)ТаперПроизведения 1901–1905Сентиментальный романСеребряный волкПо заказуПоходВ циркеНа покоеБолотоТрусКонокрадыВ казармеБелый пудельМирное житиеКорьЖидовкаБрильянтыПустые дачиС улицыЧерный туманХорошее обществоЖрецСныПроизведения 1905–1907ПоединокШтабс-капитан РыбниковТостСчастьеУбийцаРека жизниОбидаНа глухарейЛегендаИскусствоДемир-КаяКак я был актеромГамбринусСлонБредСказочкиМеханическое правосудиеИсполиныИзумрудМелюзгаПроизведения 1908–1913СуламифьМорская болезньУченикСвадьбаМой паспортПоследнее словоЛаврыО пуделеВ Крыму (Меджид)Бедный принцВ трамваеПо-семейномуЛеночкаИскушениеВ клетке зверяПопрыгунья-стрекозаГранатовый браслетКоролевский паркТелеграфистБелая акацияНачальница тягиЧужой петухПутешественникиТравкаЧерная молнияМедведиАнафемаСлоновья прогулкаЖидкое солнцеСветлый конецПроизведения 1914–1916ЯмаКапитанВинная бочкаВ медвежьем углуСвятая ложьБриккиСны (Из альбома А. И-во)«Люция»Запечатанные младенцыФиалкиГадГоголь-могольПапашаГога ВеселовИнтервьюГруняМысли Сапсана о людях, животных, предметах и событияхКанталупыПроизведения 1917–1929СкворцыХрабрые беглецыКозлиная жизньЗвезда СоломонаСашка и ЯшкаПегие лошадиГусеницаПоследние рыцариЦарский писарьВолшебный ковёрЛимонная коркаСказкаПёсик-Чёрный НосикОднорукий комендантСудьбаЗолотой петухДочь великого БарнумаЮ-юПуделиный языкСиняя звездаЗвериный урокИннаТень НаполеонаРассказы в капляхЗавирайкаСкрипка ПаганиниГеро, Леандр и пастухОльга СурЧетверо нищихДомикДурной каламбурСоловейБальтТипографская краскаРахильПроизведения 1930–1934ЮнкераФердинандПотерянное сердцеНочь в лесуСистемаГеммаУдодБреденьВальдшнепыБлондельЖанетаНочная фиалкаЦарев гость из НаровчатаРальфОчерки, воспоминания, статьиОчеркиВоспоминанияСтатьи и фельетоны
В ней не было ничего похожего на местных «дивчат», лица которых под уродливыми повязками, прикрывающими сверху лоб, а снизу рот и подбородок, носят такое однообразное, испуганное выражение. Моя незнакомка, высокая брюнетка лет около двадцати — двадцати пяти, держалась легко и стройно. Просторная белая рубаха свободно и красиво обвивала ее молодую, здоровую грудь. Оригинальную красоту ее лица, раз его увидев, нельзя было позабыть, но трудно было, даже привыкнув к нему, его описать. Прелесть его заключалась в этих больших, блестящих, темных глазах, которым тонкие, надломленные посредине брови придавали неуловимый оттенок лукавства, властности и наивности; в смугло-розовом тоне кожи, в своевольном изгибе губ, из которых нижняя, несколько более полная, выдавалась вперед с решительным и капризным видом
Бо́льшую часть избы занимала огромная облупившаяся печка. Образов в переднем углу не было. По стенам, вместо обычных охотников с зелеными усами и фиолетовыми собаками и портретов никому не ведомых генералов, висели пучки засушенных трав, связки сморщенных корешков и кухонная посуда. Ни совы, ни черного кота я не заметил, но зато с печки два рябых солидных скворца глядели на меня с удивленным и недоверчивым видом
— Значит, и «Чабану» теперь конец? — спросил боцман участливо.
— «Чабану»? — переспросил Сашка, и глаза его заиграли. — Эй, ты! — приказал он с обычной уверенностью аккомпаниатору. — «Чабана»! Эйн, цвей, дрей!
Пианист зачастил веселую пляску, недоверчиво оглядываясь назад. Но Сашка здоровой рукой вынул из кармана какой-то небольшой, в ладонь величиной, продолговатый черный инструмент с отростком, вставил этот отросток в рот и, весь изогнувшись налево, насколько ему это позволяла изуродованная, неподвижная рука, вдруг засвистел на окарине оглушительно веселого «Чабана».