Читаю по принципу - что для меня интересно и актуально в данный момент. Учусь быть читателем в процессе. О прочитанном люблю поразмышлять. Ничего не советую.
Замок на болотах. Дженни Далфин и Скрытые земли. Книга вторая
·
Девочка и химера. Дженни Далфин и Скрытые земли. Книга первая
·
Повесть о "маленьких людях" - каждый со своей трагедией или тайной. Они связаны между собой мимолётной сетью случайных событий, близким соседством, похожим диагнозом. Это такие эскизы на улице, только не красками, а словами - с живых людей. Живыми они и получаются в тексте, где важен не сам сюжет взаимосвязи, сколько как раз эти маленькие истории. По-своему мило и приятно читать, но такими историями "маленьких людей" уже полна отечественная литература, и прекрасная повесть Букши - не такое уж необходимое дополнение.
Открывается внутрь
·
Открывается внутрь
673
Тяжело было читать эту серьёзную и искреннюю прозу. Чистая достоевщина, исход предсказуемый. Этот роман - самое современное высказывание о девяностых-двухтысячных годах. Через жизнь одной семьи показан распад современного мира, бесполезную погоню за успехом, разрушение старых представлений и несформированность новых. Очень непривлекательные персонажи, особенно мать, Инид, но каждый член семьи показан здесь со всеми гранями характера, так что в их поступках не сомневаешься. Таких людей знаешь, видишь, слышишь каждый раз. Очень "русская" американская проза.
Поправки
·
22.6K
Дневник 15-летней Морвенны Фелпс, которая людям предпочитает книги, научную фантастику. А ещё она умеет колдовать. Недавно в противостоянии с матерью-ведьмой она потеряла здоровье и сестру-близнеца, и не по-волшебному повзрослела. Теперь Мор живёт на попечении отца и его трёх сестёр, сплавивших её в девчачий пансион. Несмотря на несчастья, Мор самостоятельна, и настроена на борьбу за своё будущее. НФ (иногда дневник становится читательским с перечислением любимых авторов) для неё спасение от боли, но Мор умеет отличать выдумку от реальности, и понимает, что ей предстоит налаживать с людьми контакт. Жить среди других. И она этому учится.
Магия здесь – сеть взаимосвязей, искажающихся, если на них влиять. Можно почти дотронуться до чувства сладкого одиночества в окружении любимых вещей и книг. Но лучше, когда есть с кем разделить это чувство.
Магия здесь – сеть взаимосвязей, искажающихся, если на них влиять. Можно почти дотронуться до чувства сладкого одиночества в окружении любимых вещей и книг. Но лучше, когда есть с кем разделить это чувство.
Среди других
·
Среди других
291
"Мы гибли, каждый одинок". У Вирджинии Вулф всегда интересно ловить этот переход по ассоциациям с мыслей одного персонажа на мысли другого, внутренний взор с одного предмета на другой, и как меняются вещи под этим взором. Волнительное чтение - в том смысле, что плывешь по нему, как по волнам.
На маяк
·
16.6K
Ожидания «нового языка», на котором можно говорить о современности, не оправдались, потому что я уже читала у Немзер «Плен». Дебютный роман тоже был построен на таких вот недоговорённых разговорах, на раскрытии замолчанных тайн и разговорах, оказавшихся «вовсе не о том», и понятых правильно только по прошествии времени. Думаю, этот оттого, что автор работает с памятью, и хорошо понимает, как именно преображается со временем произошедшее. То, что казалось в памяти незыблемым, вдруг приобретает совсем иные очертания. Вот почему ей постоянно необходимо обращаться к прошлому – оно не устоялось, оно всегда в процессе.
Теперь уже бесполезно гадать – были бы впечатления теми же, если бы «Раунд» я прочла раньше «Плена». С самого начала чувствуется неизменность интонации и стиля. Повторяются даже приёмы предыдущего романа, например, описание значимого поступка героя дублируется в другом случае с другими людьми, иногда точно теми же словами, доказательством, что других слов просто не может быть. Или, когда из «показаний» разных людей в конце складывается многогранная картина одного и того же события.
Есть книги, которые, несмотря на не-близость мне по сюжету, я читаю «за язык». Случай «Раунда» именно такой. Я не очень люблю диалогичную прозу, но дерзость и жёсткость языка Немзер ведут за собой, оторваться довольно сложно.
Главная идея романа, по-моему, кроме очевидной «смены оптики», это ещё и то, что проблемы современности так или иначе постоянно возвращаются в прошлое, прокручиваются через него, неизжитые и не проговорённые, как и проблемы отцов и детей. Поколения повторяют ошибки друг друга или одинаково пытаются геройствовать – в этом и состоит сущность исторической памяти. «Давай сделаем это сами, давай сделаем это красиво»…
При этом я всё-таки чувствую во всём этом романе такой надрыв, такую сильную эмоцию, которую сама ношу в себе, в этом смысле «Раунд» – это про сейчас и про меня. Потому что не задеты в этой книге вопросы, о которых я бы не проворачивала в себе, словно штопором ковыряя душу. От холодных размышлений над пачкой феназепама, заканчивающихся тем, что родителей всё-таки жалко, до полного рассредоточения внимания и души над фэйсбучными новостями: вот кого-то пытают в тюрьме, кто-то там голодает, тут убивают бездомных животных, а здесь у нас танцы в парках и бесплатное кино по вечерам. И ты сидишь с когнитивным диссонансом, сжатым в ладони в качестве смартфона, и просто не понимаешь, зачем, зачем, вот что тебе с этой информацией делать? Какое применение ей найти?
Анна Немзер вот, книгу написала.
Теперь уже бесполезно гадать – были бы впечатления теми же, если бы «Раунд» я прочла раньше «Плена». С самого начала чувствуется неизменность интонации и стиля. Повторяются даже приёмы предыдущего романа, например, описание значимого поступка героя дублируется в другом случае с другими людьми, иногда точно теми же словами, доказательством, что других слов просто не может быть. Или, когда из «показаний» разных людей в конце складывается многогранная картина одного и того же события.
Есть книги, которые, несмотря на не-близость мне по сюжету, я читаю «за язык». Случай «Раунда» именно такой. Я не очень люблю диалогичную прозу, но дерзость и жёсткость языка Немзер ведут за собой, оторваться довольно сложно.
Главная идея романа, по-моему, кроме очевидной «смены оптики», это ещё и то, что проблемы современности так или иначе постоянно возвращаются в прошлое, прокручиваются через него, неизжитые и не проговорённые, как и проблемы отцов и детей. Поколения повторяют ошибки друг друга или одинаково пытаются геройствовать – в этом и состоит сущность исторической памяти. «Давай сделаем это сами, давай сделаем это красиво»…
При этом я всё-таки чувствую во всём этом романе такой надрыв, такую сильную эмоцию, которую сама ношу в себе, в этом смысле «Раунд» – это про сейчас и про меня. Потому что не задеты в этой книге вопросы, о которых я бы не проворачивала в себе, словно штопором ковыряя душу. От холодных размышлений над пачкой феназепама, заканчивающихся тем, что родителей всё-таки жалко, до полного рассредоточения внимания и души над фэйсбучными новостями: вот кого-то пытают в тюрьме, кто-то там голодает, тут убивают бездомных животных, а здесь у нас танцы в парках и бесплатное кино по вечерам. И ты сидишь с когнитивным диссонансом, сжатым в ладони в качестве смартфона, и просто не понимаешь, зачем, зачем, вот что тебе с этой информацией делать? Какое применение ей найти?
Анна Немзер вот, книгу написала.
Раунд. Оптический роман
·
Раунд. Оптический роман
266
Не хочется сыпать клише про "проработку травмы двадцатого века". "Плен" разный бывает, добровольный в том числе. В этой повести герои в плену не на войне - Великой ли отечественной или Афганской. Каждый из них от чего-то не может освободиться, но не в этом суть произведения. Я читаю каждый её отрывок как индивидуальную историю - о том, как человек повёл себя в нечеловеческих обстоятельствах. Повествование обрастает подробностями то одного, то другого голоса, поэтому, несмотря на свой небольшой размер, повесть с каждой страницей больше, крупнее, подробнее.
Слог у Немзер журналистский, прыткий, и язык - человеческий, поэтому в повести нет картонных персонажей и недостоверных ситуаций. Вроде бы написано фрагментарно и разбросано по тексту осколками, но собери всё вместе - получается несколько жизней, связанных воедино. Эту повесть не читаешь, а словно подглядываешь в замочную скважину, по обрывкам фраз и лиц собираешь полную картину, и в конце уже любишь всех персонажей, как своих родных, даже если позабываешь и поперепутаешь имена.
Слог у Немзер журналистский, прыткий, и язык - человеческий, поэтому в повести нет картонных персонажей и недостоверных ситуаций. Вроде бы написано фрагментарно и разбросано по тексту осколками, но собери всё вместе - получается несколько жизней, связанных воедино. Эту повесть не читаешь, а словно подглядываешь в замочную скважину, по обрывкам фраз и лиц собираешь полную картину, и в конце уже любишь всех персонажей, как своих родных, даже если позабываешь и поперепутаешь имена.
Плен
·
Плен
1
Бывают такие книги, миры которых захватывают тебя полностью, и ты с сожалением возвращаешься к реальности. В случае с книгой Шона Байтелла это чувство двоякое: с одной стороны, лишаться этого остроумного, немного циничного, но всё же доброго текста, очень не хочется, с другой стороны, душу греет осознание того, что дневник - не выдумка, а реальные записки реального хозяина реально существующего магазина. Значит, у прочитавшего эту книгу, есть возможность рано или поздно оказаться в этом мире по-настоящему. Настоящие любители живой книги - те, что поддерживают местные независимые магазины, участвуют и волонтёрят на фестивалях (а не те, кто ходит в футболках с лозунгами "Книга - друг человека" и торгуются с букинистом за скидку или вообще не покупают ничего) полюбят эту книгу всей душой и захотят остаться в ней жить. Что до хозяев независимых книжных, особенно в России, те будут одновременно и рады и огорчены тому, что их собственные проблемы переводимы на один язык по всему миру. Но если нас много, вместе мы выживем.
Дневник книготорговца
·
Дневник книготорговца
39.7K